Текст книги "Франция. Убийственный Париж"
Автор книги: Михаил Трофименков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
ВОСЬМОЙ ОКРУГ
Глава 17Улица Фобур-Сент-Оноре, 55
Сладкая кончина президента(1899)
В президентском Елисейском дворце не убивают не потому, что это хлопотно, а потому, что неприлично. Судьба же, издеваясь над тщетой и людских, и чиновных хлопот о приличиях, посылает его обитателям смерти столь подозрительные и скандальные, что, право слово, лучше бы их убивали.
Над пятидесятивосьмилетним президентом Феликсом Фором судьба посмеялась с особым цинизмом. Лишь скоропостижная кончина 16 февраля 1899 года сохранила его имя для вечности. А проводником в вечность и виновником скандала стал священник, которого служащие дворца, едва ли не поймав за рукав сутаны на улице, поволокли соборовать умирающего. Ответ часового на вопрос, в сознании ли президент, искренне озадачил его: «Нет-нет, ее вывели через служебный вход». Во французском языке слово «connaissance» означает и «сознание», и «знакомую». Клерки, ошеломленные тем, что только что произошло на их глазах, решили, что святой отец осведомился: «Подруга президента еще с ним?»
Так французы узнали, что президент умер на рабочем месте в объятиях любовницы – хотя газетные рисовальщики изображали его испускающим последний вздох на руках своей супруги Берты, – и гадали, в чьих именно объятиях. Первые, необоснованные подозрения пали – ее имя даже пропечатали в газетах – на актрису Сесиль Сорель. Дурная слава не помешало ей в будущем выйти за графа де Сегюра. (Впрочем, и граф был так себе: посредственный актер, выступавший под псевдонимом Гийом де Сакс.)
Благообразный Фор с усами а-ля Мопассан, похожий на всех крупных буржуа эпохи сразу и интересовавшийся разве что вопросами торговли, был седьмым и самым безликим президентом Франции. Когда он умер, молва приписала будущему премьер-министру Клемансо безжалостные mots: «Вступая в небытие, он должен чувствовать себя как дома» и «Стало не на одного француза меньше, а на одну вакансию больше». Бонапартист Поль де Кассаньяк резюмировал: «Парвеню, не отдававший себе отчета ни откуда он пришел, ни где находится, ни куда попадет [после смерти]». Сам же Фор в минуту откровенности признавался друзьям: «Другого такого президента, как я, во Франции не было и не будет».
Карьера рабочего-дубильщика, а затем торговца кожей из Гавра двигалась как-то сама по себе, даже президентом он стал случайно. Когда в 1895 году нервный и бесхарактерный Жан Казимир-Перье ушел в отставку, не выдержав на посту и семи месяцев, конгресс выбрал президентом министра ВМФ Фора, достаточно невыразительного, чтобы удовлетворить и правых, и левых. Ему не стали припоминать даже позорную организацию военной экспедиции, высадившейся на Мадагаскаре в декабре 1894 года. Завоевать остров труда не стоило: французы потеряли в боях лишь двадцать пять человек, правда пять тысяч семьсот пятьдесят шесть жизней унесли тропические болезни. Зато вспомнили, как он, едва ли не единственный из депутатов, выступал против авантюры со строительством Панамского канала. Выступал, конечно, не от прозорливости, а из пугливой осторожности: как бы чего не вышло.
Президента раздражала словоохотливость матушки Мартин, соседки его родителей, потчевавшей репортеров рассказами о голодном детстве осиротевшего в семь лет бедняжки – «Он был такой худой!» – Феликса. Сын мелкого ремесленника, выгодно женившийся на безликой воспитаннице монашек-урсулинок, дочери нотариуса, заочно осужденного за мошенничество на двадцать лет, всерьез считал себя если не «королем-солнцем», то «президентом-солнцем».
Ежегодно он давал в Елисейском дворце два бала и семь званых обедов: общее число приглашенных достигало восьми тысяч. Презирая демократически избранных коллег, предпочитал общество монархов. Дважды принимал Николая II и в 1897 году посетил Петербург: его надгробие на Пер-Лашез скульптор Рене де Сен-Марсо накроет двумя флагами – французским и русским. Сетовал, что никак не заманить в гости Вильгельма И. Строил планы выдать свою дочь Антуанетту за Марселя Пруста (знал бы он о вкусах потенциального жениха). Рассчитывал войти в вечность, изумив весь мир Всемирной выставкой 1900 года, но вошел в вечность, изумив мир своей кончиной.
Историки назовут главным событием сорока девяти месяцев его правления адресованную Фору статью-манифест Эмиля Золя «Я обвиняю!», призыв оправдать осужденного за шпионаж капитана Дрейфуса, расколовший страну на два лагеря – дрейфусаров и антидрейфусаров. Что думал Фор о Дрейфусе, неизвестно: скорее всего, ничего. Для него главным событием этих четырех лет была встреча с «красоткой Мэг», еще не заслужившей тогда прозвище Кровавой Вдовы.
* * *
Двадцативосьмилетнюю Маргерит Стенель президенту представили в 1897 году на ужине в Шамониксе, у подножия Монблана. Она оказалась там в качестве жены столь же безликого и титулованного, как и Фор, живописца Адольфа Стенеля (1850–1908), о котором, как и о Форе, ныне помнят также лишь благодаря Мэг. Ее муж получил заказ на картину «Президент Феликс Фор награждает перед фронтом войск офицеров альпийской армии», столь громоздкую, что Адольфу пришлось поднять на несколько метров крышу своего ателье в парижском тупике Ронсен. Пока он делал наброски президента и генералов, Фор и Мэг без лишних слов поняли, что им нужно друг от друга.
Урожденная Маргерит Жапи, дочь богатого промышленника из городка Бокур, женившегося (что стоило ему разрыва с родственниками) на шестнадцатилетней дочери трактирщика, в восемнадцать лет закрутила роман с офицером, которого встретила на гарнизонном балу. Отец был категорически против мезальянса: Мэг услали от греха подальше в Байонну к старшей сестре. Там-то она и встретила старого холостяка Адольфа: 9 июля 1890 года они поженились. Родив дочь Марту, Мэг сочла супружеский долг исполненным и посвятила себя свету и сексу.
Она совмещала качества дамы полусвета – дорогой содержанки, если не сказать грубее, – и просвещенной светской львицы, что ничуть не шокировало общество «прекрасной эпохи», а мужа, возможно, даже и радовало. Безнадежно старомодному академисту заказывали свои портреты лишь любовники жены: это было обязательным условием, которое ставила им Мэг. Связь жены с президентом стала для Адольфа даром небесным: одну его картину государство приобрело за несоразмерные тридцать тысяч франков.
В 1898 году Мэг демонстративно, под ручку, провела Фора по вернисажу ежегодного художественного Салона: почти ежедневно они совершали конные прогулки в Булонском лесу, встречались в «Голубом салоне» Елисейского дворца. В свою очередь, Фор был частым гостем в салоне Мэг, чья популярность резко выросла. «Весь Париж» старался извлечь выгоду из знакомства с президентом, пока хозяйка играла на пианино для Золя, Массне, писателя-авантюриста Пьера Лоти, поэтов Жозе Мариа де Эредиа и Франсуа Коппе, Гюстава Эйфеля, принца Уэльского и скульптора Бартольди, автора статуи Свободы, не говоря уже о бесчисленных депутатах, чиновниках и судьях.
Эрнест Рейно, полицейский комиссар и по совместительству поэт «романской школы», оказавшись в гостях у Адольфа, сравнил Мэг с «императрицей Евгенией, окруженной придворными дамами». Но и почувствовал в этой женщине нечто странное, болезненно-опасное. Нежно сжимая руку комиссара, томно заглядывая ему в глаза и произнося слова, будто облизывая приторный леденец, она описала во всех деталях драгоценный и безмерно дорогой для нее веер, который забыла в опере в ложе «виконтессы Т.»: полиция искала его спустя рукава; может быть, милый комиссар подстегнет своих подчиненных? Уже имевшие опыт общения с Мэг подчиненные лишь усмехнулись: да не было у нее никакого веера, мадам всё выдумала (пусть все знают, что она – завсегдатай ложи самой виконтессы) да и сама поверила.
Ложь была ее второй натурой.
Слухи о том, что Фор умер у Мэг, а во дворец перевезли уже бездыханное тело, не обоснованы. 16 февраля 1899 года он вызвал Мэг к себе. Ему было явно не до государственных дел. Встречавшегося с президентом в тот день кардинала Ришара поразило его крайне возбужденное состояние: «Фор непрестанно ходил взад-вперед. Вскоре у меня создалось впечатление, что он меня не слушает». Узнав около восемнадцати часов о прибытии Мэг, Фор прервал аудиенцию не менее изумленного, чем кардинал, князя Монако, хотя тот прибыл к нему с важнейшей информацией. Император Вильгельм прислал его для организации конфиденциальной встречи с президентом: Германия хотела убедить Фора в том, что Дрейфус никогда не был ее агентом. По версии светского хроникера Габриеля Луи Пренге, состояние Фора объяснялось прозаически анекдотично. Оповещенный о визитере, он решил, что это Мэг, а не кардинал, и принял две пилюли афродизиака. Когда же Мэг прибыла – еще две.
Фор уединился с ней, но ненадолго. Прибежавшие на истерический звонок колокольчика слуги застали президента, хрипящего на диване, и Маргерит, поправляющую одежду. Официальной причиной смерти, наступившей через несколько часов, объявили кровоизлияние в мозг. Один из президентских врачей писал: «Определяющей причиной смерти <…> было переутомление от работы, пищевое или какое-либо другое излишество, которые при сердечных заболеваниях всегда оказываются последней каплей, переполняющей чашу».
Парижане поняли это в том смысле, что у президента оргазм от чересчур искусного минета незаметно перешел в агонию. Вспыхнул фейерверк непристойных каламбуров. Стенель прозвали «pompes funebres», то есть «похоронным бюро», а в буквальном переводе – «смертельным насосом». Шансонье распевали: «Он хотел быть Цезарем, а стал Помпеем». Игра слов та же: Помпей по-французски звучит как «отсосанный».
Повеселили французов и вышедшие в апреле 1912 году мемуары Маргерит. Она утверждала, что играла теневую, но решающую роль в политике Франции. Фор делился с ней государственными тайнами, поскольку не мог обходиться без ее проницательных суждений. Исключительно по ее совету в декабре 1898 года он вывел французский отряд из суданского города Фашоды, разрешив грозивший войной дипломатический конфликт с Великобританией.
* * *
При всем желании скорбеть над судьбой Фора не получается: слишком анекдотична эта трагедия. «Жил грешно и умер смешно». Но Франция не была бы Францией, если бы никто не использовал ее для очередного «штурма Бастилии». Эдуард Дрюмон, создатель Национальной антисемитской лиги, заклинал в газете «Ла либре пароль»: «Этот гроб источает запах убийства», дрейфусары подбросили Фору отравленную пилюлю. 19 февраля националисты встретили избрание президентом Эмиля Лубе криками: «Жидовский избранник!» Агрессивная толпа окружала на улицах автомобиль Лубе, а полиция, похоже, лишь имитировала заботу о безопасности главы государства. Завзятый бретер де Кассаньяк призывал парижан сделать так, чтобы «президент евреев, интернационалистов и взяточников» нос боялся высунуть из Елисейского дворца.
Апогея смута достигла на похоронах Фора 23 февраля. Автор бестселлера «Солдатские песни» Поль Дерулед, храбро дравшийся и с прусаками, и – на дуэлях – с Клемансо и Жоресом (4), заверил соратников: национальная революция на мази, народ готов под водительством генерала-патриота штурмовать Елисейский дворец. Возможно, так оно и было, но для победы восстания не хватало сущей безделицы – генерала. Вечный недочет вечного путчиста Деруледа. Еще 27 января 1889 года он не сумел убедить генерала Буланже прервать праздник в кафе в честь избрания его депутатом и отправиться брать Париж. На сей раз Дерулед буквально схватил за уздечку коня генерала Роже, возглавлявшего возвращавшуюся с кладбища Пер-Лашез скорбную процессию, и потащил его «на дворец».
Деруледа, естественно, скрутили и судили, но оправдали. Уже 3 июня Лубе отменил приговор Дрейфусу, за что 4 июня его ударил по голове тростью бешеный националист барон де Кристиани. Салон же мадам Стенель процветал, пока в 1908 году Мэг не обвинили в убийстве мужа и матери (34). Но это уже совсем другая история.
P. S. В телефильме Жана Пьера Синапи «Любовница президента» (2009) Фора сыграл Дидье Безас, Мэг – Кристиана Реали. Эпизоды жизни и смерти президента сохранили для нас короткометражные фильмы пионеров французского кино «Президент Фор стреляет фазанов» (1898) и «Похороны Феликса Фора» (1899) Жоржа Мельеса.
Глава 18Улица Фобур-Сент-Оноре, 55 (2)
Последний выстрел президентского охотничего (1994)
Рассказ о смерти Франсуа де Гросувра, по законам детектива, следовало бы начать так: «7 апреля 1994 года, около 19 часов, жандарм, стоявший на посту у западного крыла Елисейского дворца, услышал донесшийся из окна второго этажа знакомый звук: выстрел из табельного оружия. Тотчас же президентская охрана поднялась по тревоге». Но тайна этой смерти именно в том, что жандарм выстрела НЕ услышал, хотя ближайший друг и советник Франсуа Миттерана стрелял себе в горло из револьвера «Манурхин МР-73». Надежная, страшная и очень шумная штука – калибр 357 «магнум». Недаром им вооружены во Франции не только жандармы, но и бойцы «антитеррора». По словам очевидца, «кровь была даже на потолке».
Поскольку жандарм выстрела не слышал, то и тревогу не поднял. Семидесятишестилетнего Гросувра, застывавшего в кресле, нашли через час. Телохранитель, которого шеф перед самоубийством куда-то отослал, долго стучался в дверь кабинета, затем вызвал дежурного жандарма, вместе они зашли внутрь. Войти без разрешения – экстраординарное нарушение субординации, но и обстоятельства сложились экстраординарные, хотя Гросувр всего лишь не вышел вовремя к ожидавшему его автомобилю. Дело в том, что покойный был щепетильно пунктуален. В тот вечер он и его подруга Николь должны были ужинать с близким другом Жоржем Равири, одним из высших руководителей Габона. В 18 часов Гросувр отослал хозяйке дома, где намечался ужин, букет цветов с запиской: «Я счастлив, что увижу Вас сегодня около 20.30». Узнав о трагедии, Равири поспешно покинули Францию первым же рейсом.
Букет цветов… Удивительно, сколь галантны бывают люди, собравшиеся разнести себе череп. Но Гросувр и был воплощенной галантностью. Высокий, породистый, подтянутый, щеголеватый, с седой бородкой и не по возрасту живыми глазами: от их взгляда женщины таяли, а президенты, торговцы оружием и полевые командиры леденели. Блестящий наездник, кавалер, охотник, настолько страстный, что за пару часов до самоубийства заказал мастеру гравировку на ружье – фигурки уток – и встретился с другом, подарившим ему новых гончих. Гросувра, прозванного герцогом Гизом, легко представить в доспехах и бархате, на поле брани, в чертогах Версаля. Впрочем, журналистка Рафаэль Баке назвала новым Версалем «двор» Миттерана, «жестокий и архаичный».
В тот вечер Франция не дождалась выступления Миттерана – его отменили в 20.30 – в уникальном, едином для всех каналов телеэфире о борьбе со СПИДом. Те, кто не верит в самоубийство Гросувра, уделяют ему особое внимание. Во дворце, по официальной версии, почти пустынном в поздний час, говорят они, было людно: подготовка такого эфира – адская суета. Но никто опять-таки не слышал выстрела.
Зато суета в кабинете самоубийцы не осталась незамеченной. Кто-то приказал убрать тело с глаз долой: никто не должен был узнать, что Гросувр осквернил дворец. Тело переместили, уже вызвали армейскую «скорую помощь», чтобы увезти покойного к нему на квартиру, но беззаконие и безобразие пресек Шарасс, шеф президентского архива: слишком много свидетелей, слишком много крови, чтобы заметать следы. Еще до прихода следователей кабинет обыскали. Жандармы отправились на квартиру покойного, в принадлежащий администрации президента дом номер 11 по набережной Бранли, у подножия Эйфелевой башни. Через два часа Николь оттуда выдворили, а квартиру зачистила президентская служба безопасности.
Остались без объяснений синяк на лице и вывихнутое предплечье Гросувра. По мнению родных, его оглушили ударом в лицо, а руку вывернули, направляя ствол в горло. Близкие утверждают: исчезли архивы Гросувра и рукопись мемуаров – вместе с сейфом, а баллистическую экспертизу так и не провели.
* * *
В ответе на вопрос, кем, собственно говоря, был Гро-сувр, заключается и ответ на вопрос, как он погиб. Но ответить на него так же непросто. Серый кардинал – это лирика. Оставив в июле 1985 года пост уполномоченного президента по вопросам безопасности, на котором он провел четыре года, Гросувр занимал единственную должность: «начальник президентской охоты» при ненавидящем охотничьи забавы президенте.
«Президентский охотничий» – «герцогу Гизу» это к лицу. Но титул обманчив: должность имела отнюдь не церемониальный характер. Гросувр всегда жил в параллельных мирах: официальный статус отнюдь не отражал его истинные занятия и полномочия.
Отпрыск старинного, насчитывающего четыре сотни лет рода судей, офицеров и банкиров получил диплом врача-ревматолога, но не практиковал. Был близок не только к монархистам из «Французского действия», но и к участникам террористического заговора «кагуляров»: говорят, что именно Гросувр придумал для них зловещие колпаки и ритуалы, напоминающие о ку-клукс-клане (36). Никто не удивился, когда в годы оккупации он вступил в «Легионерскую службу порядка» нациста Жозефа Дарнана.
Но в одну прекрасную ночь Гросувр оказался в партизанском отряде: к нацистам его внедрила офицерская организация Сопротивления. На героическом и страшном плато Веркор, где пали тысячи антифашистов – «маки», его знали под псевдонимом Клобер, трогательным производным от имени его жены и будущей матери шестерых его детей Клодетт Берже.
Наступил мир, и Гросувр посвятил себя семейной фирме «Добрый сахар», добился эксклюзивного права на производство во Франции кока-колы. Кто бы подумал, что «сладкий» бизнесмен имеет американский офицерский чин и оперативный псевдоним Месье Ледюк – Господин Герцог – и руководит stay-behind «Радуга», частью проекта «Гладио» («Меч»), сведения о котором просочились лишь в начале 1990-х.
Stay-behind – подполье со всеми атрибутами – тайники с оружием, конспиративные квартиры, оперативники под прикрытием – созданное НАТО на случай советской оккупации. В ожидании мировой войны оно не дремало, реализуя в 1970-х кровавую террористическую «стратегию напряженности» ЦРУ в Италии. Интересно, когда Гросувр вышел из проекта и выходил ли он из него вообще.
Президентская охота – тот же «Добрый сахар». Идеальное прикрытие для негласных переговоров, сделок, заговоров. Как и на посту уполномоченного, Гросувр курировал «раскаленные досье»: Ливан, Персидский залив, Пакистан, Чад, а в 1984 году вместе с генералом Жанну «Колдуном» Лаказом, шефом военной контрразведки DGSE и куратором французских наемников в Африке, организовал помощь афганским мятежникам. Налаживал дружеские отношения с Пхеньяном, якобы тайно встречался с Каддафи. Но у новой должности было бесценное свойство: охотничего никто не контролировал, да и что контролировать в его невинном хозяйстве.
Он сохранил за собой кабинет во дворце, квартиру на Бранли, штат охраны. Принимал доклады капитана Поля Барриля, пресловутого шефа «антитеррористической ячейки» дворца, негласно прослушивавшего разговоры сотен персон – от экс-премьеров до актрисы Кароль Буке, проходившей в оперативных сводках под кодовым именем Полено. Впоследствии капитан Барриль обвинит Жиля Менажа, начальника президентской администрации, в убийстве Гросувра.
Главная же должность Гросувра именовалась «друг Миттерана» с тех самых пор, как в 1959 году они познакомились на ужине у влиятельнейшей журналистки Франсуазы Жиру. В 1965,1974,1981 годах он был ключевым финансистом его президентских кампаний, договаривался о коалиции с коммунистами. Хотя это и трудно, но придется поверить в искренние социалистические убеждения Месье Ледюка.
В то же, что он буквально влюбился в Миттерана, верится без труда. Доказательство тому – его злая, как у брошенной любовницы, ревность к своему ровеснику, миллионеру Роже-Патрису Пела, виновному в том, что его дружба с Миттераном насчитывала на двадцать лет больше – со времен немецкого шталага в 1940 году, – чем дружба Гросувра. Его бесили вульгарность, громкий смех Пела, его манера называть женщин мочалками и то, что президента искренне забавлял этот казарменный юмор. Гросувр почувствовал себя отмщенным, когда 16 февраля 1989 года Пела обвинили в коррупции, а 7 марта он скоропостижно умер от инфаркта. Вскрытие не проводилось, в американский госпиталь Пела привезли полицейские в штатском.
После смерти Гросувру присвоят еще один титул – «министра личной жизни Миттерана», бдительного и преданного хранителя главной тайны президента, а значит – и республики. Следы этой тайны проступали и при его жизни, но почти никто не связывал воедино невинные факты. В 1974 году Гросувр стал крестным Мазарин, дочери искусствоведа Анн Пенжо от неизвестного отца. Странным было лишь то, что, когда беременность стала заметна, Анн уехала в Лондон и вернулась во Францию накануне родов, причем рожала не в Париже, а в Авиньоне. Гросувр купил для нее дом, но никто не смог бы доказать, что он был подставным лицом. Наконец, он настоял, чтобы Пенжо переехали на Бранли, в квартиру, находившуюся прямо под его собственной.
Он сам вел двойную личную жизнь с 1981 года: не разводясь, проводил часть времени с семьей, но жил с Николь. Однако Пенжо была не его пассией. Летом 1961 года ее мать попросила своего друга Миттерана присмотреть за дочерью, уезжавшей с родного юга учиться в Париж. Покровительство переросло в любовь, у Миттерана появилась вторая семья и дочь Мазарин: его жена Даниэль смирилась с реальностью. Гросувр – с его-то опытом – курировал «операцию Мазарин» блестяще.
Опека над Пенжо заключалась не только в том, что даже беби-ситтерами у девочки были «бородачи» – «барбуз» (46) – отпетые наемники госбезопасности, готовые, не щадя живота своего, ликвидировать кого угодно и где угодно. Даже «антитеррористическую ячейку» создали не столько в ответ на волну терактов в Париже в 1982 году, сколько для предотвращения утечки информации о Мазарин. Ее главной головной болью был не какой-то там Абу Нидаль со своим «Черным сентябрем», а полуслепой писатель Жан Эдерн Алье, создатель газеты «Интернациональный идиот» (среди ее ведущих сотрудников был Эдуард Лимонов). Он шантажировал Елисейский дворец рукописью «Дядюшка (прозвище Миттерана. – М. Т.)и Мазарин» («Потерянная честь Франсуа Миттерана»). Но проблему Алье можно было решить, обменяв его молчание на погашение огромной налоговой задолженности. Да и сам он выкидывал такие коленца – от поджога квартир литературных антагонистов до инсценировки своего похищения, – что разоблачения было легко списать на его вздорный характер и саморекламу или на обиду, что бывший друг Миттеран не назначил его министром культуры. Алье, получив отказы от семнадцати издателей, сжег рукопись перед Елисейским дворцом, но был уверен, что Миттеран «заказал» его.
Такая степень доверия Миттерана к Гросувру делала его почти членом президентской семьи. Но семья охот-ничего не пожелала видеть президента на отпевании. Он все же пришел – и оказался в полной изоляции. Патрик, сын Гросувра, не заметил протянутой руки президента, гости негромко свистели ему в спину или демонстративно отворачивались. Через два дня Патрик попытался объясниться с президентом. Миттеран резко прервал его – «Ни нам, ни вам лишний шум не нужен», – когда тот возмутился исходящими от президента слухами об отце.
И Миттеран, и его ближний круг еще до похорон стали расписывать Гросувра как ходячую развалину: якобы он страдал от депрессии, приступов тревоги, дрожи в руках, болей в конечностях, панического страха старости, слабоумия, не раз заводил речь о самоубийстве. Подключился даже шофер Миттерана, уверявший, что за неделю до смерти Гросувра бросила двадцативосьмилетняя мадемуазель С., с которой тот встречался два года. Гросувр выглядел параноиком, решившим из-за бабы нагадить лучшему другу, застрелившись прямо во дворце. Архивов же, по словам министра иностранных дел Ролана Дюма, у него не было вовсе. Пропавшие мемуары – на самом деле считаные страницы заметок о детстве.
Если так, то зачем же Гросувр назначил на 14 апреля встречу с издателем: похоже, рукопись была завершена и повествовала вовсе не о детстве, а о современности, о Миттеране. А их отношения настолько деградировали, что президент прервал трогательную многолетнюю традицию провожать старого друга на Бранли. Гросувр не только не таил отвращения к коррумпированному двору и сыну президента, торговцу оружием Жану Кристофу по прозвищу Папа мне сказал, но и выказывал его в беседах с журналистами.
По словам Барриля, 15 января Гросувр откровенничал: «Поль, малыш, они меня пристрелят. Я все теперь знаю. Они боятся. Они – подлецы. Кое-кто ради денег готов наплевать на Францию. На что они готовы пойти?» В день гибели, обедая с сыном, указал на соглядатаев: «Теперь они не только прослушивают меня, но и следят». Сторонники версии самоубийства видят симптом психического нездоровья в том, что 7 апреля Гросувр ушел во дворец с револьвером, испугав Николь. Дети возражают: отец давно ходил с заряженным револьвером, потому что боялся.
Хорошо, но почему его убили так неряшливо, скандально – прямо во дворце? Что-то вынудило убийц импровизировать: действовать поспешно, панически? Свидетели помнят слова Гросувра в день смерти: «Какие мудаки! Неужели они это сделали?!» Скорее всего, он имел в виду катастрофу 6 апреля: ракета «земля-воздух» уничтожила самолет с президентами Руанды и Бурунди, летевшими в Танзанию, чтобы положить конец кровавой вражде хуту и тутси. Покушение с участием (или с ведома) иностранных разведок дало сигнал к геноциду восьмисот тысяч тутси, взорвало всю расстановку сил в Африке, которую Гросувр курировал. Мобуту, диктатор Заира, говорил министрам, что некий чиновник из Елисейского дворца предостерегал от полета президента Руанды, в окружении которого у Гросувра был связник – Барриль.
Впрочем, странные самоубийства носили в окружении Миттерана характер эпидемии. 1 мая 1993 года пустил пулю в висок отставленный премьер Пьер Береговуа. Повесился капитан Гезу из «антитеррористической ячейки», единственный, кто был в курсе всех прослушек. В 1997 году застрелился из охотничьего ружья Филип Брело, зять Гросувра, обвинявшийся в убийстве из ревности. «Никогда еще Миттеран не был столь опасен для тех, кто его любил или поддерживал. Пробки вылетают одна за другой», – пророчески писал Алье в июне 1993 года, еще до гибели Гросувра.
Чтоже касается великой тайны президента, то Гросувр мог бы хранить ее не столь ревностно, хотя его гибель, возможно, ускорила разоблачение. Уже 3 ноября 1994 года редактор «Пари мач» счел своим долгом предупредить президента, что журнал раскрыл тайну Мазарин и сфотографировал ее с отцом: статья выйдет в завтрашнем номере. Рассмотрев гранки, Миттеран вздохнул: «Она красивая, не правда ли? Вы хотите опубликовать это? Не думаю, что вправе вам запрещать».
P. S. Гибели Гроссувра посвящен документальный телефильм Эмманюэля Бенье «Самоубийство в Елисейском дворце» (2007). На заре президентства Миттерана Франсис Жиро поставил фильм «Хорошенькое удовольствие» (1983), в котором роль президента, скрывающего от общественности свою внебрачную дочь, сыграл Жан Луи Трентиньян. Что интересно, фильм снят по роману Франсуазы Жиру, познакомившей Гроссувра с Миттераном. Жану Эдерну Алье посвящен документальный фильм Фредерика Бомона «Жан Эдерн, безумец Алье» (2006).
