Текст книги "Прислушайтесь к городу…"
Автор книги: Михаил Емцев
Соавторы: Анатолий Безуглов,Александр Кулешов,Сергей Устинов,Ирина Стрелкова,Игорь Скорин,Василий Голышкин,Сергей Львов,Михаил Степичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Возможно, я рассуждаю, как дилетант, но я бы такой порядок ввел.
Кстати, о быстроте реакции, о которой я упомянул. Это одно из важнейших качеств дежурного.
Пример? Пожалуйста. Недавно Рыбаков получил поощрение от командования. Расскажу за что.
К одинокой старой женщине постучали. Та, не поинтересовавшись, кто стучит, открыла дверь. Здоровый парень умеренно интеллигентного вида, выяснив, что старушка одна в квартире, запер ее в ванной и стал шарить по шкафам. В это время в квартиру позвонила приехавшая сделать укол медсестра. Преступнику удалось убежать. Позвонили дежурному по городу. Рыбаков сумел в поразительно короткое время оповестить все наряды, патрули, дежурных в районе, где было совершено преступление, и в прилегающих районах. Дать самые точные, важные, броские детали внешнего облика и одежды преступника, возможные направления его движения.
Голубчика схватили очень быстро.
Можете сказать: ну и что, за что поощрение? Разве это не обязанность дежурного?
А разве не обязанность токаря отлично выточить деталь, а бухгалтера – составить отчет, а колхозника – собрать урожай?
И все же за перевыполнение плана, за высокое качество людей поощряют.
Так и здесь. Можно ведь передать информацию за десять минут, а можно за пять. Можно так описать преступника, что его не отличишь от других, а можно так, что опытный наряд приметит его среди тысяч люден. Можно сказать, что грабитель скрылся в неизвестном направлении, а можно подсказать, что он пошел к такой-то станции метро или такому-то бульвару.
Это и есть качество работы. И уж поверьте мне, начальство в милиции скупо на похвалы и поощрения. Если уж поощрило, то не зря.
Рыбаков рассказал мне, что для дежурного очень важно суметь до предела сосредоточиться, сконцентрировать внимание в данную минуту на данной задаче.
– Знаете, – говорил он мне, – через полчаса уже ничего не получится. Все сойдет. Ведь задачи эти возникают постоянно. Рассеешься на минуту, и все.
Это как у шахматиста. Он все силы ума сосредоточивает на следующем и последующих ходах. Если в этот момент начнет думать о погоде, новом костюме или вчерашнем концерте, то ход окажется неудачным.
Вообще, это очень любопытно – наблюдать за работой дежурного по городу и его помощников.
Есть такой игральный автомат «Охотник». На экране перед играющим возникают то перепел, то заяц, то волк. Неожиданно, в разных местах, на одну секунду. И надо успеть нажать на спуск «ружья», чтобы поразить цель. Глаза мечутся в разных направлениях, и необходима быстрая реакция, чтобы порой боковым зрением увидеть вспорхнувшую из-под кустов «дичь» и мгновенно нажать на спуск.
Так и у дежурного. То и дело возникает «мишень» для твоих действий, и надо мгновенно и правильно прореагировать, так сказать фигурально, нажать спуск. И сделать это точна, как можно скорее, иначе «мишень» исчезнет.
Я вижу, как эти офицеры, расслабившиеся, казалось бы за сотни верст в своих мыслях от этих пультов, вдруг, приложив трубку к уху, преображаются мгновенно. Каменеют лица. Неподвижным становится взгляд. Речь – четкой, резкой. Слова – точными, ясными. Появилась «мишень», ее надо сбить. Надо быстро и вовремя нажать спуск. А потом опять можно расслабиться.
И так двадцать четыре часа подряд.
Да, тут нужно время, чтобы прийти в себя. И не следует думать, что сменившийся дежурный только и ездит на рыбалку или ходит на концерты. Ему надо постоянно учиться, совершенствоваться профессионально. Заниматься общественной работой (судом чести, например). Кроме того, кто-то из коллег может уйти в отпуск, заболеть. И тогда время, отпущенное на отдых, намного сокращается.
Дежурный должен учить и воспитывать своих помощников. Потому что раньше чем отвечать за весь многомиллионный город, он отвечает за четкую работу этих людей, без которых один ничего сделать не смог.
И еще есть кое-кто, за кого он пока в ответе.
Серега Рыбаков, двух с гаком лет от роду, и Рыбакова Светлана Владимировна, от роду семи лет.
Да позволит мне читатель неважнецкий каламбур – их воспитывает милиция. Отец, подполковник милиции, Рыбаков Ве Пе, и мать, капитан милиции, Рыбакова Ве Ве (Валентина Васильевна). Ее стихия – аналитический отдел в уголовном розыске. Посмотришь на эту хрупкую на вид, милую женщину и не поверишь. А вот поди ж ты…
Побывал я недавно у них в гостях. Хорошая квартира, светлая, аккуратная, добрая, где живут, и это чувствуется, добрые (при их-то профессии) люди, дружные, серьезные. Словом, настоящие люди.
Они любят друг друга, своих детей, свою работу, свой дом, свою жизнь. Они ходят на службу, в театр, в кино, занимаются спортом. Весело смеются, принимают друзей и наверняка ссорятся и ворчат на детей, хоть и обожают их.
Так вот и живут.
Только не подумайте, что легко.
Я спросил у Рыбакова, счастлив ли он в жизни. Он посмотрел на меня с недоумением. Уж не знаю, что он подумал, но смею предположить нелестную мысль о моем вопросе. Счастлив ли он? Да раз человек живет, разве это и не есть счастье?
Улыбнулся и доверительно сообщил, что, в общем-то, все доставалось ему нелегко и непросто.
Был он токарем, учился в школе рабочей молодежи. Думал идти в Сельскохозяйственную академию, потом в институт физкультуры (был разрядником по легкой и тяжелой атлетике, боксу, борьбе самбо, лыжному спорту, увлекался водно-моторным, даже сам лодки мастерил). А в конце концов пошел на юридический факультет МГУ. На вечернее отделение.
Мечтал, как он мне рассказывал, о величественном здании университета на Ленинских горах. А оказался в скромном доме на улице Герцена. Зато недалеко от министерства.
Учился на вечернем, а работал в милиции.
На Семеновской. О чем я уже рассказал.
Наверное, здесь для порядка следовало бы написать, что Рыбаковы любят музыку, имеют библиотеку и т. д. Писать не буду, хотя, что делать, если любят, имеют?.. И машину очень любят водить. Свою. Вон она видна из окна, доверху засыпанная снегом, притулилась в переулке.
Словом, современный человек Владимир Петрович Рыбаков. Любимая профессия. Любимая жена, семья. Ладно скроен, крепко сбит. К нему в полной мере относится пожелание: каждое утро с удовольствием идти на работу, каждый вечер с удовольствием возвращаться домой. А то, что ходит не каждое утро и возвращается опять-таки утром, а не вечером, как все люди, – это детали.
Да, позволю все же утверждать, что Владимир Петрович Рыбаков счастлив! Хотя вся его работа связана как раз с людскими несчастьями, человеческим горем. И наверное, самое радостное для него – избавить человека от несчастья, самое горькое – оказаться бессильным сделать это.
…Я снова в зале 02.
По-прежнему, сливаясь в тихий гул, звучит: «Милиция, Суслова!», «Милиция, Ушакова!», «Милиция, Антонова!», «Милиция, Худорожнова!», «Милиция, Кузнецова!», «Что случилось у вас? Не волнуйтесь. Говорите спокойно».
Мой блокнот заполнен сотнями записей тех горестных разговоров. Грустных.
Нет, конечно, не каждый вызов – это SOS. Очень много безответных – то ли набрал человек 02 и передумал, устыдился мелкости причины или сообразил, что не туда обращается, или, к сожалению, выпив лишнее, куражится, а услышав в трубке: «милиция», остывает. Есть пьяные, нахальные, звонят с дурацким разговором или убогой шуткой, которая кажется им верхом остроумия, бывают и хулиганские звонки – хоть так отомстить милиции за то, что в свое время попал в нее. Это все мусор, неизбежная накипь на поверхности важного и полезного дела. Я возмущаюсь, девушки усмехаются. Они привыкли, и их дурацким звонком не смутишь.
Бывают и курьезные, даже забавные звонки. Вот звонит муж. Он поспорил с женой на юридическую тему и просит разрешить сомнение: человек, купивший вещь и перепродавший втридорога, – спекулянт, а вырастивший кролика и продающий по пять рублей килограмм, разве спекулянт? Ему терпеливо отвечают.
Звонок. Человек представляется: «Я директор космоса». – «Гостиницы?» – «Нет, всего космоса!»
Больше всего звонков «бытовых». Поссорились с соседями, ночь, а кто-то шумит, муж пришел пьяный и т. д. и т. п. Я приведу несколько примеров.
Прорвало канализацию, куда звонить? Рожает жена, а в больницу не дозвонишься. Сердечный приступ, а «скорая» не едет. Кстати, многие, не дозвонившись в «скорую», звонят в 02. Выпал снег, а дворники скребут – не дают спать. Где муж, где сын, где дочь? Не вернулись домой, а уже утро. Звонящих успокаивают. Конечно, потом выясняется, что все в порядке, кто-то загулял, кто-то просил позвонить друга, а сам остался ночевать там, где нет телефона, а друг забыл, а дочка задержалась у подруги…
Замечу, что регистрируются в журнале не только вызов и принятые меры, но и обязательно результат.
Еще звонок. Женщина шепотом: «Скорей пришлите милицию! Я шла двором, краем уха слышу – двое мужчин о чем-то сговариваются, один сказал: «Мы его не подведем!» Ей говорят: «Что же здесь подозрительного?» Она вешает трубку недовольная.
Еще звонок: «Я познакомилась с мужчиной, привела к себе. Он сейчас пьяный спит. Мне он кажется подозрительным. Скорей приезжайте, забирайте».
В 02 девушки опытные. Звонящей вежливо дают от ворот поворот. Но женщина звонит снова. Наконец звонит третий раз и разочарованно сообщает: «Никакой он не преступник. Хотела вас на пушку взять. Не удалось. Придется самой выволакивать. А то утром муж вернется». Хоть честная оказалась. Позвонила, призналась!
«Убийство у ресторана «Загородный»!» – женщина рыдает. Срочно выезжает патруль. Оказывается, пьяный упал, разбил нос и заснул.
Звонит старушка – у нее на балконе снег, пусть уберут, а то вдруг балкон провалится. Возмущенный мужчина жалуется среди ночи: «Самоуправство! Инспектора ГАИ отобрали права». – «Вы не выпили случайно?» – спрашивает девушка 02. «Есть, конечно, – смущенно отвечает мужчина, – но не так-то много».
Это курьезы. К сожалению, много жалоб на пьяных мужей, непослушных детей… Звонят с делами, далекими от милиции: не оградили колодезный люк, распыляют краску на всю улицу, магазин открывают с опозданием, спрашивают адреса учреждений, один даже, вполне трезвый, интересовался прогнозом погоды.
Разумеется, увы, бывает немало звонков и по делу.
Убийство. Это редко. Двадцать лет назад, дежуря здесь, я вместе с группой выезжал несколько раз на место происшествий. Сейчас – иное дело. В многомиллионном городе чего только не бывает, но все же, как говорилось, тяжкие преступления случаются теперь значительно реже.
Между прочим, одна из причин того, что преступность сокращается не так скоро, как хотелось бы, кроется отнюдь не только в абсолютном, что ли, ее проявлении, а в повышении требовательности к милиции!
Могут подумать, что девушки из 02 лишь посредники: приняли вызов, соединили с помощниками дежурного или дежурными по отделениям, записали в журнал, и все тут.
В действительности все не так.
Эти девушки как бы «мини-дежурные». Они берут на себя немалую ответственность, просеивая, словно через сито, звонки никчемные, ложные вызовы, дурацкие розыгрыши, сигналы не по адресу. Они гасят многие тревоги, в самом разговоре успокаивая людей, утешая, давая советы. Наконец, они решают, какие меры принять по мелким вопросам, с каким отделением соединить, что передать дежурным, какую забить тревогу. В серьезных случаях соединяют с помощниками дежурного.
И эти ласковые, успокаивающие голоса становятся стальными, когда требовательно запрашивают отделения, что сделано по звонку.
Сейчас в Москве создана служба хорошего настроения. Там опытные врачи, психологи вселяют покой в мятущиеся души. Девушки из 02, конечно, не кандидаты медицинских наук, но думается, что помимо своей прямой милицейской службы они немало спасли отчаявшихся женщин, изверившихся мужчин, обманутых детей, разочарованных стариков. Обнадежили, утешили, развеяли опасения, успокоили тревоги. Одним словом, оказали первую помощь.
Они всегда добры, ровны, приветливы. А ведь они всего лишь просто женщины и порой сами нуждаются в том, чтобы их утешили и подбодрили.
Но вы, москвичи, позвонив по 02, этого не почувствуете. Только, пожалуйста, не звоните зря. Берегите этих женщин, как они день и ночь берегут вас…
Думаю, не ошибусь, если скажу, что за честное и добросовестное отношение к делу подчиненных отвечает начальник в первую очередь. За, так сказать, «атмосферу работы».
Вот за ту, которая царит в этой смене, отвечает Рыбаков, как во всей дежурной части – Поликахин и Козлов.
Анатолий Безуглов
ЭПИЗОД ИЗ ПРАКТИКИ СЛЕДОВАТЕЛЯ
10 декабря 1980 года Игорь Алексеевич Татаринов пришел вечером с работы домой, переоделся, как обычно, в спортивный шерстяной костюм. Из кухни уже доносились аппетитные запахи. Жена Игоря Алексеевича, Вера Борисовна, была домохозяйкой, и к возвращению мужа у нее всегда был накрыт стол. Если не было гостей, ели по-семейному – на кухне.
– Устал? – заботливо спросила Вера Борисовна, наливая Татаринову полную тарелку его любимого супа из индюшачьих потрохов.
Супруг буркнул в ответ что-то неопределенное и взялся за ложку. По лицу Татаринова было заметно, что его не радует ни красиво сервированный стол, ни его любимые индюшачьи потроха. И вообще в последнее время Игорь Алексеевич выглядел озабоченным. Придет с работы, поест молча и тут же усаживается за телевизор.
– Игорь, – сказала Татаринова, – ты мне не нравишься.
– Я сам себе не нравлюсь, – невесело пошутил Татаринов.
– Неприятности? – встревожилась жена.
– В общем-то нет… Наверное, действительно устал.
Игорь Алексеевич работал в мастерской по пошиву кожаных изделий. Считался хорошим мастером, ладил с начальством.
– Ирочка звонила, – сообщила Вера Борисовна, – достала сногсшибательные сапоги. Австрийские. Кто-то привез из Москвы…
О дочери Вера Борисовна заговорила намеренно: когда речь заходила об их «девочках», Игорь Алексеевич обычно оживлялся, приходил в хорошее расположение духа. Дочерей – их было двое: Ира и Стелла – Татаринов любил. Обе уже вышли замуж, отделились и жили своими семьями.
Но сегодня упоминание о младшей, Ире, не вызвало у Игоря Алексеевича никаких эмоций. Он с безразличием ел суп, от второго, фирменных котлет по-киевски с хрустящей корочкой, отказался.
Прошел в большую комнату и устроился в кресле перед включенным телевизором. Передавали местные, свердловские, новости.
Вскоре пришла жена, кончив хлопотать на кухне.
– Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь, – снова завела она разговор о настроении супруга.
Тот ничего не ответил, выключил телевизор и взялся за журнал «Здоровье». В комнате воцарилась тягостная тишина.
– Вот так живешь, живешь, а в один прекрасный день хватит тебя какой-нибудь инфаркт и свезут на кладбище, – мрачно произнес Татаринов.
– А ты поменьше читай о разных болезнях, – посоветовала Вера Борисовна. – Я, например, этот журнал не читаю принципиально… Как прочтешь о какой-нибудь болезни, так кажется, что сам ею страдаешь.
– Уж лучше знать, что тебя ожидает, – философски заметил Татаринов. – Эх-хе! – тяжело вздохнул он. – Крутишься что твоя белка в колесе, а когда покой будет?
Его что-то тяготило, и жена отлично понимала это.
– Ты все-таки скажи, что у тебя? – настаивала она.
– Как будто сама не знаешь, – раздраженно ответил Игорь Алексеевич. – По острию ножа хожу…
– Ревизия? – всполошилась Вера Борисовна.
– Пока нет. Но чувствую: что-то назревает.
– Не забивай ты себе голову дурными мыслями! Сколько раз у вас были различные проверки да ревизии – бог миловал… Обойдется.
– Неспокойно на душе… Зря мы не все деньги сняли с книжки. Может, завтра снимешь остальные?
– А зачем?
– Да все может быть… Вон у Николая описали все имущество, арестовали счет в сберкассе…
Николай, приятель Татаринова, работал где-то по снабжению. Недавно его взяли под стражу в связи с обвинением в хищении.
– Ладно, не заводи себя, не настраивай, – со вздохом сказала Татаринова. – Давай лучше подумаем, что подарить Стелле на день рождения. Надеюсь, ты не забыл? Послезавтра нас ждут.
– А знаешь, Веруша, я действительно забыл, – признался Игорь Алексеевич. – Хорошо, что напомнила…. Ничего удивительного, если голова забита другим…
– Все! – решительно заявила жена. – Я уже не могу слышать! Забудь о работе! Ты дома, рядом – любимая жена… Ведь любимая, не так ли?
– Так, Веруша, так, – немного смягчился Игорь Алексеевич.
– Вот и отлично, – обрадованно произнесла Вера Борисовна. – Да и нужно наконец решить, дадим мы Ирочке на «мерседес»? Она говорит, что ее Володя спит и видит себя за рулем «мерседеса»…
– Ну и зятья нынче пошли, – покачал головой Татаринов. – «Жигули» их уже не устраивают…
– Игорек, ну ты же знаешь, что у Иры с Владимиром не все гладко…
– И «мерседес» решит все их трудности? – съехидничал Татаринов.
У младшей дочери в самом деле были проблемы в семье. Ира ходила в любимцах у Татаринова, и он очень переживал ее неурядицы.
– Я не знаю, решит или не решит, – сказала Вера Борисовна, – но мне бы не хотелось огорчать девочку отказом…
– Но ведь это бешеные деньги! – воскликнул Игорь Алексеевич.
– Не такие уж бешеные, – возразила супруга. – Тем более Владимир продаст свой «жигуленок». Покупатель уже есть… Ну так как? Могу я сказать Ире? Понимаешь, «мерседес» может уплыть. На него и так многие зарятся.
Татаринов помолчал, подумал.
– Ладно, – наконец согласился он после мучительных колебаний.
Вера Борисовна тут же позвонила младшей дочери и сообщила ей радостную новость.
Потом супруги Татариновы обсудили, с каким подарком они отправятся на день рождения к старшей дочери, Стелле.
У Веры Борисовны отлегло от сердца: разговоры о детях, кажется, отвлекли мужа от мрачных мыслей.
И все же в эту ночь Игорь Алексеевич долго не мог успокоиться. Встал, наглотался снотворного и только тогда захрапел.
«Ничего, просто у него дурное настроение», – решила Татаринова.
Бывало и раньше: Игоря Алексеевича вдруг ни с того ни с сего начинали мучить непонятные страхи. Потом, глядишь, все как рукой снимало, и ходил ее муженек веселый, бодрый, радовался жизни.
Засыпала Вера Борисовна в радужных мечтах о том, как зять будет катать ее на роскошной иностранной машине. На зависть друзьям и соседям.
На следующий день, а это было 11 декабря, муж утром отправился на работу, все еще не в очень хорошем настроении, но и не такой грустный, как накануне.
Потом пришли обе дочери. Ира – чтобы похвастаться австрийскими сапогами, Стелла – обсудить праздничный стол по случаю дня рождения. Вера Борисовна была в семье непререкаемым кулинарным авторитетом. Она сварила своим дочерям кофе, подала к нему домашнее печенье и шоколадные конфеты. За кофе и разговорами время летело незаметно.
– Я бы на твоем месте меньше увлекалась сладким, – пожурила Вера Борисовна старшую дочь.
Стелла уже начала заметно полнеть.
– Пожалела, да? – со смехом ответила Стелла.
– Глупая, ешь сколько хочешь… Боюсь только: станешь толстой – муж разлюбит.
– Мой – никогда!
Стелла жила с супругом, как говорится, душа в душу.
Речь зашла об отце. Мать пожаловалась, что Игорь Алексеевич последнее время неважно выглядит, плохо спит.
– Ну, это можно поправить, – сказала Ира. – У Володи есть знакомый врач. Лечит акупунктурой. Прямо чудеса творит…
– Чем-чем? – не поняла Вера Борисовна.
– Акупунктурой, то есть иглоукалыванием, – пояснила дочь. – Ездил практиковаться в Монголию и Японию… Несколько сеансов – и любую болезнь как рукой снимет.
– Это не опасно? – спросила Татаринова.
– Да что ты, мамочка! Не опаснее УВЧ…
– А по-моему, – вмешалась старшая дочь, – папе лучше обратиться к экстрасенсу… Могу устроить.
– Господи, – удивилась Вера Борисовна, – а это еще что?
– Ну, мама, я просто поражаюсь! – всплеснула руками Стелла. – Не знать, что такое экстрасенс! Сейчас даже дети в школе и те…
– Просвети…
– Понимаешь, это что-то вроде гипноза…
– Вовсе нет, – возразила Ира. – Принцип другой… Гипноз – это когда действуют внушением. А экстрасенс – своими биотоками…
Обе дочери пытались разъяснить матери, но та ничего не поняла.
Беседу прервал звонок в дверь. Открывать пошла Ира.
– Мама, там тебя спрашивает какая-то странная женщина, – сообщила она, вернувшись.
– А что ей нужно? – спросила Татаринова.
– Говорит, что скажет тебе лично.
Эту женщину Вера Борисовна видела впервые. Лет сорока пяти, невысокая, худенькая. Вид у нее был взволнованный.
– Я с работы Игоря Алексеевича, – сказала она почти шепотом. – Бухгалтер… Он просил зайти к вам… Кто у вас дома?
– Мои дочки, – ответила Татаринова.
Поведение женщины беспокоило ее все больше.
– Понимаете… В общем, Игорь Алексеевич передал… – Женщина оглянулась по сторонам. – Короче, я должна вам сообщить… Давайте пройдем в квартиру, а то здесь могут… Ну, сами понимаете…
У Веры Борисовны заныло в груди. Она вспомнила настроение мужа в последнее время, а особенно – вчерашний с ним разговор.
– Да-да, проходите, – пригласила Татаринова женщину. – Поговорим в комнате.
– Нет-нет, – поспешно сказала пришедшая, увидев в комнате Иру и Стеллу. – Где-нибудь наедине…
Кухню она отвергла, спальню – тоже.
– Лучше в ванной, – предложила женщина. Вконец встревоженная Вера Борисовна покорно двинулась в ванную комнату.
Посетительница прикрыла за собой дверь и пустила из крана воду.
– Срочно соберите все ценности и деньги, – сказала она Татариновой. – Только ценности и деньги… Так просил передать вам Игорь Алексеевич… И унесите их из дома. Спрячьте так, чтобы…
– Боже мой! – вконец перепугалась Вера Борисовна. – Что случилось?
– ОБХСС! – сказала женщина. – Сейчас они шуруют в мастерской. Закрыли цех… С минуты на минуту могут нагрянуть сюда… Как мне удалось незаметно уйти с работы, сама поражаюсь…
У Татариновой помутилось в глазах. А в голове билось: «Недаром Игорь предчувствовал… А может, не все говорил?.. Господи, неужели?.. Сейчас явятся с обыском и все отберут… Нет! Только не это!»
– Куда же нести? – скорее для себя, вслух произнесла Вера Борисовна.
– У вас есть надежные люди? – в свою очередь спросила посетительница. – Знакомые или дальние родственники?
– Надо посоветоваться с Игорем Алексеевичем, – взялась за ручку двери Татаринова. – Позвоню…
– Да вы что! – выпучила глаза женщина. – Какой совет? Его не подпустят к телефону… Неужели вы не понимаете?
– Да, да, да, – сокрушенно произнесла Вера Борисовна. – Игорь предупреждал меня, чтобы я по телефону была осторожной…
– Вот видите… Ну, я пошла… А вы не теряйте ни минуты…
Татаринова проводила женщину до входной двери. А когда зашла в комнату, дочери чуть ли не в один голос спросили:
– Что случилось, мама?
На Вере Борисовне, что говорится, не было лица.
– Беда, доченьки… Выручайте…
И она коротко рассказала, какую только что узнала новость.
– Я знаю, куда нести, – заявила Стелла.
Если ее сестра Ира тоже страшно перепугалась и находилась, можно сказать, в шоке, то Стелла не растерялась.
– У мужа есть приятель, – пояснила она. – Художник. Парень не от мира сего… Не будет ничего расспрашивать… У него есть дача, ну, что-то вроде мастерской… Главное, за городом… Милиции и в голову не придет искать у него…
На том и порешили.
– И все же, – сказала Стелла, – надо связаться с папой.
Она сняла телефонную трубку.
– Ты что! – в ужасе замахала на нее руками мать.
– Я ничего не буду говорить прямо, – успокоила Веру Борисовну дочь. – Может, отец сам догадается, что и как сообщить…
Она решительно набрала номер мастерской. Ответила женщина.
– Игоря Алексеевича можно? – попросила Стелла.
– Нет его! – грубо ответили на том конце провода, и в трубке послышались короткие гудки.
Деньги и ценности складывали в сумку младшей дочери.
Вера Борисовна достала из дивана пачки с крупными купюрами – всего 23 тысячи рублей. Затем стала доставать из трельяжа драгоценности: двое золотых часов с браслетами стоимостью 1700 рублей, три мужских перстня (тоже из золота) на сумму в 2100 рублей, три золотых кольца с бриллиантами – более 5 тысяч рублей, золотые царские червонцы.
– А шубы, дубленки? – спросила Ира.
– Отец сказал: только деньги и ценности, – ответила Вера Борисовна.
У нее самой разрывалось сердце, когда она открыла шкаф. Там висели дубленки, шуба из норки, соболевый палантин, который она так ни разу и не успела надеть.
– Неужели все это заберут? – с отчаянием произнесла младшая дочь.
Будь воля Веры Борисовны, она набила бы не один чемодан хрусталем, дорогой одеждой, антиквариатом. Но приказ мужа…
– С богом, доченька, – в слезах сказала Татаринова, когда Стелла, одевшись и взяв в руки сумку, пошла к выходу.
Провожала ее Ира. Она машинально глянула на часы: двенадцать тридцать…
С того времени, когда в квартиру позвонила женщина, прошло всего полчаса.
Закрывая за Стеллой дверь, Ира увидела внизу на лестнице двух мужчин.
«Неужели к нам?» – в испуге подумала она, а матери негромко сказала:
– Знаешь, мне показалось, что там – из милиции…
Вера Борисовна не успела даже ответить – раздался дверной звонок. Татаринова открыла. В квартиру вернулась бледная Стелла. Без сумки.
– Идут к нам… Из ОБХСС, – еле выдавила из себя старшая дочь. – С обыском… Сказали, чтобы никто из квартиры не выходил…
Вера Борисовна чуть не упала в обморок. Ее отпоили валерьянкой.
Началось томительное ожидание.
По словам Стеллы, как только она вышла на лестничную площадку, тот мужчина, что повыше ростом, строго спросил:
– Вы из квартиры Татариновых? Дочь Игоря Алексеевича?
– Да, – только и могла вымолвить Стелла.
– А что у вас в сумке? – последовал вопрос.
Все произошло настолько внезапно, что молодая женщина, растерявшись, призналась:
– Деньги… Ценности…
– Сумочку прошу отдать нам, – властно приказал высокий. – А сами возвращайтесь назад в квартиру и ждите. Будем производить обыск.
Стелла без слов повиновалась.
Высокий мужчина дал указание другому, пониже, пригласить понятых…
Три женщины сидели полчаса, час, другой. Никто в квартире не появлялся. К телефону боялись даже притронуться. И вот так – в неведении и страхе – просидели они до вечера.
Игорь Алексеевич обычно возвращался с работы в четыре. Но минуло пять часов, шесть, а его все не было. Вера Борисовна ходила по квартире сама не своя.
В семь часов вечера пришел Игорь Алексеевич.
– Тебя отпустили? – бросилась к нему жена.
– Кто? – недоуменно спросил Татаринов.
– Милиция… Милиция…
– Какая милиция? – поразился Игорь Алексеевич. – Я ездил за город, вот и задержался…
Жена и дочери, перебивая друг друга, рассказали о визите с его работы бухгалтера, об изъятии сумки с ценностями…
Татаринов схватился за левую сторону груди и опустился на диван.
В мастерской никакой милиции не было, обыск не производился, цех не закрывали. Игорь Алексеевич никого домой не посылал. Стало ясно, что Татариновы оказались жертвой мошенников.
У Игоря Алексеевича случился сердечный приступ. Врачи, приехавшие на «скорой», констатировали у него обширный инфаркт.
…В сентябре 1981 года старший лейтенант милиции Олег Петрович Шляхов был назначен следователем следственного управления ГУВД Мосгорисполкома. Буквально на следующий день его включили в следственную бригаду, которую возглавлял начальник отдела подполковник Виктор Николаевич Довжук. От него Олег Петрович и узнал впервые о происшествии в Свердловске 11 декабря 1980 года.
– Наша бригада, – вводил Шляхова в курс дела подполковник, – занимается расследованием преступлений, совершенных бандой опасных преступников. Они орудовали в Москве и других городах. Занимались квартирными кражами, разбойными нападениями, мошенничеством… Эпизодов много… В частности, происшествие с семьей Татариновых в Свердловске… Так вот, Олег Петрович. У нас имеется словесный портрет того, кто отобрал сумку с деньгами и ценностями у дочери пострадавшего, Стеллы… Портрет составлен по ее описанию. Он совпадает с внешностью некоего Иванова Владимира Кирилловича…
– А что, его еще не нашли? – спросил Шляхов.
– В том-то и дело, что нашли, Иванов уже находится под стражей. Но вот какая штука: он категорически заявляет, что имеет алиби: 11 декабря, то есть в день, когда так ловко провели Татариновых, он лежал в клинике нервных заболеваний в Москве.
– Насчет «операции» в Свердловске – это действительно ловко, – заметил старший лейтенант. – Можно сказать, прямо-таки артистически… Это же надо, сами отдали двадцать три тысячи и золото!
– Ну, по нашим сведениям, не двадцать три, а около ста тысяч, – сказал Довжук. – Татариновы, видимо, из каких-то соображений занизили сумму.
– Ясно, – кивнул Шляхов. – Откуда у скромного мастера лежат дома такие деньги…
– По всему видно, доходы неправедные. Наши свердловские коллеги занимаются этим вопросом… Но вернемся к Иванову… Из больницы сообщили, что он действительно лежал там на лечении с ноября 1980 по январь 1981 года. И в частности, 11 декабря находился в больнице.
– Может, дочь Татариновых что-то напутала? – высказал предположение Шляхов. – Видела она его мельком, была испугана…
– Понимаете, Олег Петрович, похоже на почерк Иванова. Дерзок, точный психологический расчет. Да вы сами убедитесь, когда ознакомитесь с материалами дела… Одним словом, вам надо разобраться с этим эпизодом. А конкретно: действительно ли Иванов был 11 декабря в московской больнице? – Подполковник улыбнулся. – Человек вы у нас новый, хотим посмотреть, как справитесь с первым поручением.
– Экзамен, так сказать? – тоже улыбнулся Шляхов.
– Ну, это слишком громко сказано. Ведь у вас за плечами уже немалый опыт… В общем, приступайте немедленно. Возникнут вопросы, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне…
Как бы там ни было, а Олег Петрович считал поручение Довжука экзаменом. Сколько ему уже пришлось их держать почти за тридцать лет своей жизни!
Шляхов родился в семье военнослужащего, офицера войск связи. По делам отцовской службы семья переезжала из одного города в другой. Это было своеобразным испытанием. Приходилось каждый раз расставаться с привычным окружением, товарищами, школьными учителями, привыкать к новым.
Следующим экзаменом была армия. Олег Петрович попал в морской флот, на крейсер «Комсомолец», на котором проплавал три года. Армейская служба нелегка, во флоте особенно. Часто уходили в длительные походы, а значит, далеко от берега, без увольнительных.
Затем после демобилизаций Шляхов поступил работать в милицию, в небольшой городок Алексин Тульской области постовым милиционером.
Казалось бы, служба несложная: прохаживайся по вверенному тебе участку, заметил какое нарушение – прими соответствующие меры. Но очень скоро Олег Петрович понял: для того чтобы на твоем участке, а значит, и в городе, было спокойно, надо куда больше.
Прошел, к примеру, по улице человек с чемоданом, подозрительно осматриваясь. Шляхов брал это на заметку. Или же несколько праздных молодых людей уж больно внимательно приглядывались к продпалатке. Это тоже не ускользало от внимания постового. Да мало ли еще чего происходило на его глазах, для других, может быть, незаметно, но для Олега Петровича казавшееся примечательным. Он даже завел дневничок, в котором делал каждодневные записи о тех или иных случаях, чем-то привлекших его внимание. Словом, учился смотреть, сопоставлять, анализировать. Зато сведения, за которыми обращались к нему следователи или работники уголовного розыска, помогали раскрытию того или иного преступления. Шляхов не помнит случая, чтобы на его участке хоть одно осталось нераскрытым. Шляхова тянуло к следственной работе, он стал мечтать о ней.
