Текст книги "Прислушайтесь к городу…"
Автор книги: Михаил Емцев
Соавторы: Анатолий Безуглов,Александр Кулешов,Сергей Устинов,Ирина Стрелкова,Игорь Скорин,Василий Голышкин,Сергей Львов,Михаил Степичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
После допроса Шляхов зашел к Папахину.
– Значит, говоришь, защищалась, как лев? – сказал тот, выслушав Олега Петровича.
– Не пойму только, кого она защищала, – поправил Шляхов. – Что были допущены грубые нарушения – ясно. Но меня смущает еще одно обстоятельство. Выяснилось, что Жигалина лечила в клинике только Иванова. Понимаешь? Только один подопечный.
– Чем она это объясняет? – спросил Папахин.
– Говорит, лечила Иванова с первого раза его поступления в клинику. А теперь якобы ее нагрузили столькими административными делами, что на других больных нет времени.
– Что же получается, – подытожил Александр Владимирович. – У Иванова персональный врач, персональная четырехместная палата, и даже еду ему приносят отдельно…
– Прямо номер люкс в гостинице, – кивнул Шляхов.
– А почему она допустила, что некоторое время с ним лежал Алтаев?
– По ее словам, она была категорически против, но настоял врач Алтаева.
– И это несмотря на то, что Алтаев мог заразиться? – покачал головой Папахин.
– Вот я и хочу выяснить. Насчет гепатита, насчет Алтаева и другого-прочего… Правда, Алтаева выписали из клиники девятого декабря. За два дня до одиннадцатого числа. – Олег Петрович посмотрел на часы. – Я пошел. Жду Алтаева на допрос.
– Когда закончишь, дай знать, – попросил Папахин. – Проведем опознание. Может, кое-кто из соучастников Иванова навещал его в больнице…
Вадиму Алтаеву шел двадцать первый год. Невысокого роста, смуглый, с монгольским разрезом глаз, он был явно напуган вызовом в милицию.
Шляхов постарался успокоить его и спросил:
– Чем болеете?
– Рука иногда отнимается, – как-то по-детски пожаловался парень. – А я работаю маляром…
– Когда поступили в клинику нервных заболеваний? – задал вопрос следователь.
– В прошлом году, первого декабря…
– В какой палате лежали?
– В двести пятнадцатой. Очень хорошая палата, большая, два стола, цветной телевизор… И еще только один человек.
– Как звали вашего соседа?
– Владимир Кириллович, – с нескрываемым уважением произнес Алтаев. – Мастер спорта по борьбе, выступал на международных соревнованиях. И вообще – мужчина в порядке.
– В каком смысле?
– Да стоит на один только костюмчик посмотреть! «Адидас»! Красного цвета, здесь белые полоски, – показал вдоль рукава допрашиваемый. – Рублей триста стоит, не меньше.
Он постепенно успокоился и разговорился. По его словам, Иванов жил в больнице, словно у Христа за пазухой. Готовили ему отдельно – бифштексы, цыплят табака и другую снедь. Друзья приносили шампанское и коньяк.
– Он даже курил в палате, – сказал Алтаев. – «Мальборо»…
Про цветной телевизор, изысканную кухню и курение в палате Шляхову раньше никто не говорил. И все, что сообщил Алтаев, сильно насторожило следователя.
«По мановению чьей же волшебной палочки был создан такой комфорт? Можно сказать, роскошь?» – думал Олег Петрович.
Когда он коснулся вопроса, за что Алтаев был выписан из клиники, тот запальчиво произнес:
– Иванову можно, а мне нельзя, да?!
– Что именно можно? – уточнил Шляхов.
– Так он в любое время уезжал из больницы! На своих «Жигулях»! Машина все время у корпуса стояла…
– И часто он отлучался? – спросил следователь, с волнением поняв, что наконец-то приближается к тому, что безуспешно пытался выяснить столько времени.
– За восемь дней, которые я лежал в больнице, он раза четыре уезжал. На всю ночь. А мы с приятелем всего один раз – и нас тут же турнули… Конечно, Владимир Кириллович с Жигалиной вась-вась. Я его просил, чтобы он поговорил с ней. Он пообещал, но так ничего и не сделал… Я звонил ему в больницу несколько дней подряд, но его там не было… Ни утром, ни днем, ни поздно вечером…
– Постойте, постойте, – сказал Шляхов, – уточните, когда именно вы звонили ему.
– Меня выписали девятого, – стал загибать пальцы Алтаев. – Я названивал десятого, одиннадцатого, двенадцатого. И все впустую. Даже попросил медсестру записать номер моего телефона, чтобы Иванов обязательно позвонил ко мне домой…
– Вы не помните, кто именно записывал ваш телефон?
– Тамара. Я ее по голосу узнал…
Тамара Проценко – это та самая медсестра, которая находилась в отпуске…
– И Владимир Кириллович звонил вам?
– Какое там! Он, наверное, даже забыл, как меня звать… Что я для него? Мелочь… Если он с самим Александром Медведем дружил… Если наш знаменитый борец, олимпийский чемпион… Иванов рассказывал, что знаком с ним…
Уточнив кое-какие детали, Олег Петрович сказал:
– К вам будет еще одна просьба, Вадим… Вы сможете опознать по фотографиям людей, которые навещали в клинике Иванова?
– Это запросто, – с готовностью согласился парень.
Шляхов позвонил Папахину. Было проведено опознание. Алтаев указал на три фотографии. На одной был изображен сам Иванов, на другой – его приятель Черешня, на третьей – некто Соснов…
– Вот эти, – пояснил Алтаев, показывая на Черешню и Соснова, – приходили в больницу чуть ли не каждый день… Все в фирмовых шмотках…
– О чем они говорили? – задал вопрос Папахин.
– Откуда я знаю… Когда они начинали выпивать и закусывать, я выходил из палаты… Неудобно…
Подписав протокол опознания, Алтаев ушел.
– Кажется, одна серьезная зацепка есть, – сказал Шляхов.
– Имеешь в виду звонки Алтаева в больницу? – спросил Александр Владимирович.
– Ну да! Иванов ни разу не подошел к телефону. Ни десятого, ни одиннадцатого, ни двенадцатого декабря… Медсестра все время отвечала, что Иванова в палате нет.
– А может, она просто не хотела утруждать себя? К тому же вроде бы пациентам запрещено пользоваться служебным телефоном, – размышлял Папахин.
– Алтаев говорит, что был с той медсестрой в хороших отношениях… И потом, кого звали к телефону? Иванова! Насколько я знаю, все нянечки и медсестры рады были услужить ему. – Олег Петрович вздохнул. – Жаль, все еще не могу допросить Тамару…
– Проценко? – уточнил Папахин.
– Да. В отпуске она. Но скоро приедет…
Шляхову удалось выяснить, что в декабре 1980 года в палате номер 215 вместе с Ивановым лежал еще один больной – Шухмин Юрий Карпович. Следователь вызвал Шухмина повесткой.
Свидетелю было тридцать лет. Высокий, худощавый, с заметным шрамом у виска. Из его анкетных данных следовало, что Шухмин нигде не работает, так как является инвалидом второй группы. Несколько лет назад он получил черепно-мозговую травму – попал на мотоцикле в аварию. Периодически ложился в больницу.
– Когда лежали последний раз? – спросил Шухмина следователь.
– Ну, зимой… Прошлой… – после долгого размышления ответил Шухмин.
Олег Петрович уже обратил внимание на то, что у допрашиваемого как бы заторможенное мышление. Прежде чем ответить на вопрос, он некоторое время думает.
«Вероятно, это результат травмы», – решил Олег Петрович.
– Где лежали? – продолжал он допрос.
– В клинике… этой… нервных болезней…
– Какого числа госпитализировались?
Шухмин надолго уставился в пол.
– Точно сейчас не помню, – наконец ответил он и добавил: – Как получил направление…
Судя по талону направления на госпитализацию, выданному Шухмину в районной поликлинике, и записям в истории болезни, это произошло 11 декабря 1980 года.
В день, когда случилось происшествие в Свердловске!
– Жена собрала вещи… Поехал в больницу… Положили в тот же день…
– А номер палаты можете назвать? – спросил Олег Петрович.
– У входа сразу, направо…
– Двести пятнадцатая? – подсказал Шляхов.
– Да, двести пятнадцатая, – кивнул Шухмин.
– Когда вас поместили в нее, кто там еще был?
– Мужчина. Борец бывший. – Шухмин наморщил лоб. – Иванов Владимир Кириллович.
– Он куда-нибудь отлучался за время вашего пребывания в больнице? – задал вопрос следователь.
– Нет. Все время был на месте.
– А когда вас выписали?
– Через две недели…
У Шляхова, что называется, опустились руки.
Выходит, у Иванова на самом деле алиби?
Олег Петрович задал еще несколько уточняющих вопросов и, предъявил Шухмину для опознания фотографии людей, которые, как показал Алтаев, навещали Иванова в больнице, – Черешни и Соснова. Шухмин сказал, что никого из предъявленных на снимках никогда не видел, в том числе Черешню и Соснова.
Шляхов отпустил свидетеля.
«Что же делать? – размышлял Олег Петрович. – Пойти к начальству и доложить, что я зря трачу время? Что надо искать другого человека, который действительно обобрал Татариновых?»
Шляхов прикидывал так и эдак. Факты вроде говорили: Иванов тут ни при чем.
«Но все ли я проверил? – еще и еще раз спрашивал себя следователь. – И так ли уж непреложны добытые факты?»
Правда, были, показания Жигалиной и Шухмина. А что, если…
Вот это «если» и не давало покоя Шляхову.
В тот же день поздно вечером он опять отправился в клинику. Шел мокрый снег, дул сырой ветер. Холод пробирал до костей.
Шляхов постучал в дверь больничного корпуса. Открыл ночной вахтер, пожилой мужчина. Он был в валенках, теплой стеганой безрукавке.
– Кого тебе в такую позднь? – не очень приветливо спросил вахтер.
– Следователь я, – показал свое удостоверение Шляхов, стряхивая с плеч комья липкого снега.
– А-а-а! – протянул ночной страж больницы и пропустил Олега Петровича, заперев на ключ входную дверь. – Из начальства-то никого нет, – уведомил он следователя.
– Мне начальство не нужно, – ответил Шляхов. – Хочу с вами побеседовать.
Через несколько минут они сидели в теплой каморке вахтера. Тот разливал горячий чай из термоса в граненые стаканы.
Федор Терентьевич Кулаков – так звали вахтера – рассказал следователю, что служит в больнице уже три года. Он давно на пенсии, похоронил жену. Дома одному тоскливо, особенно по ночам. Вот и решил устроиться в клинику. Не так чувствуется одиночество, да и прибавка к пенсии.
Олег Петрович расспросил Кулакова, не помнит ли он Иванова? Описал его внешность.
– Такой представительный? – показал руками вахтер. – Лицо гладкое, волосы прилизаны один к одному? С золотым перстнем?.. Как же, помню… Он еще у подъезда нашей больницы машину держал.
– Да, да, – кивнул следователь, вспомнив показания Алтаева.
– Один раз я с ним стычку имел, – продолжал вахтер. – А получилось вот как… Дежурю я, значит. Стук в дверь. Это прошлой зимой было… Открываю – трое мужчин. Тот самый ваш, он еще в красном спортивном костюме был, без всяких направляется к кабинету нашего замдиректора, Жигалиной… Я останавливаю: куда, мол, идете? Он мне: спокойно, папаша, свои… А сам ключом открывает дверь… Я, значит, протестую. Мало ли что?.. Тут Жигалина появляется с улицы. В шубе. Не успел я и рта раскрыть, она мне говорит, что сама дала тому товарищу ключ…
– Как-как? – переспросил Шляхов.
– Жигалина объяснила, что это ее хороший знакомый, тоже врач. Мое дело маленькое. Начальство есть начальство… Зашла она с тем…
– Ивановым? – уточнил следователь.
– Зашла с Ивановым в свой кабинет… Пробыли там минут десять. Вышли. Он уже в костюме, рубашке, лохматой шапке… Потом все четверо – Жигалина, Иванов и те двое, что пришли с ним, – сели в машину Иванова и уехали…
Сообщение Кулакова очень насторожило следователя. По словам вахтера, Иванов несколько раз приходил по вечерам в кабинет Жигалиной в ее отсутствие. И часто не один, а с друзьями. Переоблачался в дубленку и уезжал на машине. Не возвращался до утра…
– Ну вот тебе и еще одна ниточка, – сказал Шляхову Папахин, когда они на следующий день обсуждали новости, добытые Олегом Петровичем. – Даже не ниточка, а, по-моему, целая веревочка.
– Да, – согласно кивнул Олег Петрович, – уж очень подозрительно, что Иванов в таких доверительных отношениях с Жигалиной… Я вызвал Кулакова провести опознание… Уверен, что те двое спутников Иванова – из его банды.
Пожилому вахтеру предъявили фотографии. Он безошибочно указал на Иванова. Опознал он также и Черешню с Сосновым – это они были с Ивановым в тот вечер, когда вместе с Жигалиной уехали на машине. Помимо этой троицы вахтер опознал еще одного человека – некоего Вячеслава Зыкова. Он тоже видел его как-то с Ивановым…
– Зыков арестован два дня назад, – сказал Папахин. – В прошлом году вышел на свободу, отсидев очередной срок в колонии. Но, видать, наказание не пошло ему на пользу. Снова занялся кражами, грабежами… Посмотри, Петрович, какие дела творили Соснов и Зыков. – Папахин достал документы. – Протокол допроса потерпевшего. Вчера допросили…
Шляхов взял бумаги.
– Понимаешь, – объяснял Папахин, – у Соснова были соседи. Как-то Соснов оставил у хозяина – Роберта Зефирова – туго набитый портфель. Сказал: пусть полежит один день. И взял с Зефирова слово, что тот не будет знакомиться с содержимым… Почитай, что там было дальше…
Олег Петрович погрузился в чтение.
Роберт Зефиров, в частности, показал:
«…Я не удержался и открыл портфель, оставленный мне на сохранение Сосновым. В портфеле находились завернутые в материю белого цвета деньги, примерно 5—6 пачек, перетянутые аптекарской резинкой. Пачки состояли из купюр достоинством в 50 и 100 рублей. Помимо этого в портфеле был сверток длиной около десяти сантиметров, тоже из белой материи, через которую просвечивали золотые монеты. Я увидел еще несколько золотых слитков неправильной формы, размером приблизительно со спичечный коробок. Еще в портфеле был сверток с большим количеством ювелирных изделий из золота и бриллиантов. Весил этот сверток примерно полтора килограмма. В портфеле были и еще какие-то свертки, но я их содержимое не смотрел…»
Как следовало из протокола допроса Зефирова, Соснов, забрав портфель, по каким-то своим приметам заподозрил, что сосед все же поинтересовался, что в нем лежит.
Шляхов читал дальше:
«… Между 23 и 24 часами ко мне на квартиру пришел Соснов и потребовал, чтобы я вышел с ним на улицу. Я вышел. У подъезда стояли две машины: одна Соснова – ВАЗ-2106 белого цвета, вторая – ВАЗ-2101 такого же цвета. В машине Соснова находились двое мужчин. Соснов велел мне сесть на заднее сиденье. Мужчины сели слева и справа от меня. Соснов был за рулем. Мы поехали. Следом тронулась другая машина, заполненная мужчинами…»
– Прямо как в кино, – усмехнулся Шляхов.
– Ты дальше, дальше читай, – откликнулся Папахин. – Еще почище, чем в кино…
По словам Зефирова, его привезли на какую-то дачу под Москвой по Ярославскому шоссе. Завели в дом.
«…Соснов спросил меня, зачем я лазил в его портфель, – показывал пострадавший. – Я ответил, что не лазил. Тогда Соснов зашел мне за спину, накинул на шею мокрое полотенце и стал душить. Я потерял сознание. Очнувшись, я сказал Соснову, что заглядывал в портфель, так как он хранился в моей квартире, а она не камера хранения. Соснов достал пистолет, передернул затвор и сказал, что, если я не буду отвечать на его вопросы, он меня пристрелит. Как собаку. Соснов спросил, донес ли я в милицию о том, что видел в портфеле. Я не успел ответить, как он ударил меня по зубам чем-то металлическим. Я упал. Меня били ногами. Потом Соснов вынул нож с выдвигающимся лезвием и порезал мне подбородок. После этого он сказал, что я должен ему заплатить штраф 3 тысячи рублей. За то, что я лазил в портфель и он со своими знакомыми потерял на меня время. Все это продолжалось до четырех часов утра. Перед тем как отвезти меня домой, Соснов сказал, что, если я донесу в милицию о портфеле и о том, что происходило на даче, мне будет очень плохо…»
– Соседи видели, как увозили Зефирова, – сказал Папахин, когда Шляхов кончил читать. – Видели его и утром. Дворник, в частности. Избитого, с порезанным лицом, когда Соснов привез Зефирова домой. Так вот, среди истязателей был также Зыков.
– А почему Зыкова арестовали так поздно? – поинтересовался Олег Петрович.
– Скрывался. То на даче, то у своих родственников на улице Менжинского. Сам понимаешь, без прописки.
– Где, где? – переспросил Шляхов.
– На улице Менжинского.
– Менжинского, Менжинского… – повторил несколько раз Олег Петрович: это ему что-то напоминало.
Он пошел в свой кабинет, но не дошел. Вернулся. Папахин удивился.
– Вспомнил! На улице Менжинского проживает Шухмин! – выпалил с порога Шляхов.
– Сосед Иванова по палате?
– Ну да!
Папахин схватился за телефон.
Буквально через полчаса было установлено, что Шухмин является племянником… Зыкова.
Вызванный срочно на допрос Шухмин снова повторил свои показания: лег в больницу 11 декабря 1980 года по направлению районной поликлиники. По словам свидетеля, Зыков не посвящал ни Шухмина, ни его жену в свои дела. Где Зыков бывал, с кем встречался, они не знают.
Жена Шухмина подтвердила слова мужа. Но внесла интересное добавление: ее супруг лег в больницу по настоянию дяди, то есть Зыкова.
– Понимаете, – рассказывала она, – пришел утром Вячеслав Васильевич и говорит: Юра, тебе надо срочно лечиться… Я даже в толк не взяла, почему срочно… Зыков ушел куда-то с моим мужем. Потом они вернулись уже с направлением в больницу… Я собрала Юру: дала смену белья, зубную щетку, пасту, ну, словом, все, что нужно для больницы.
– А вы точно помните, что это было одиннадцатого декабря? – еще раз спросил Олег Петрович.
– Вроде бы, – пожала плечами Шухмина. – Надо посмотреть, у нас где-то лежит справка о пребывании мужа в больнице…
Шухмину послали за справкой. В ней было указано, что Шухмин Ю. К. действительно был госпитализирован в клинику нервных заболеваний с 11 по 30 декабря 1980 года.
Справку подписала Жигалина Е. З.
– Опять Жигалина, – покачал головой Папахин. – Что же все-таки связывало ее с Ивановым?
– Попытаюсь выяснить, – заверил Олег Петрович. – Во всяком случае, сдается мне, что Иванов крутил заместителем директора клиники, как хотел…
На следующий день в конце работы Шляхов позвонил в больницу и узнал, что Тамара Проценко вышла на работу и дежурит в ночь. Олег Петрович решил не откладывать допрос на завтра и поехал в клинику.
В мужской неврологии стояла непривычная тишина. Больных не было видно ни в коридорах, ни в холле: телевизор, как сказала Проценко, испортился.
Когда следователь появился в отделении, она подрезала кончики стеблей чуть увядших астр и снова ставила в вазу на своем столе.
– Любите цветы? – спросил Шляхов, представившись.
– Очень, – просто и искренне призналась девушка. – С ними совсем другая обстановка. Настроение. Жаль, стоят недолго…
– А вы не пробовали подержать их сначала в отработанном фиксаже? – спросил Олег Петрович.
– В фиксаже? – удивилась медсестра.
– Да, в обыкновенном фиксаже после обработки фотопленки. Надо опустить концы стеблей на полчасика.
– Никогда не слышала… А почему в нем?
– Биологи считают, что все из-за серебра, которое содержится в эмульсии пленки и остается в фиксаже… Больше двадцати дней будут стоять цветы свежими, словно только что с куста…
Это Олег Петрович совсем недавно вычитал в газете.
– Надо попробовать, – улыбнулась Тамара.
Шляхов поинтересовался, давно ли она работает в клинике.
– Третий год. Пришла сюда после окончания медучилища.
– И нравится? – полюбопытствовал следователь.
– Помогает.
– В чем? – не понял Шляхов.
– Я учусь на вечернем отделении мединститута.
– Значит, быть врачом – ваше призвание?
– Так получилось, – скромно улыбнулась девушка. – Вообще-то я мечтала стать музыкантом. Очень люблю арфу. По-моему, самый лучший инструмент. – Она махнула рукой. – Да что теперь говорить…
– Почему же, – возразил Олег Петрович. – Если есть желание…
– Поздно…
– Никогда не поздно осуществить свою мечту… Знаете, Тамара, я недавно прочитал любопытный факт. Это случилось в середине прошлого века, приблизительно в это же время года. Правда, не в Москве, а в Петербурге… В госпитале при Медико-хирургической академии дежурил двадцатитрехлетний ординатор… В этот же вечер там дежурил офицер, тоже довольно-таки молодой человек… Они познакомились, вместе скоротали ночь. Подружились… Лекарю предстояло стать знаменитым химиком и известным композитором… Офицер тоже прославил русское музыкальное искусство…
Олег Петрович замолчал. А Тамара нетерпеливо спросила:
– Кто же это были?
– Лекарь – Бородин, офицер – Мусоргский.
Девушка вздохнула:
– Нет, у меня не получится… Времени нет… У меня на руках больная мама и сестренка…
«Вот почему у нее не по годам такое озабоченное лицо», – подумал Олег Петрович.
– Тамара Николаевна, – решил он перейти к делу, – я вот по какому вопросу… Вы помните, как прошлой зимой у вас в двести пятнадцатой палате лежал больной Иванов?
По лицу медсестры пробежала тень.
– У нас только и разговоров об этом, – сказала Проценко. – Все шепчутся по углам, какие-то слухи ходят… А это правда, что Иванова арестовали?
– Да, он находится под стражей, – кивнул следователь. – Меня интересует одна деталь…
И он напомнил девушке об Алтаеве, которого выписали из клиники за нарушение больничного режима.
– Звонил Алтаев сюда после выписки? – спросил Шляхов.
– Прямо телефон оборвал, – ответила Проценко. – Все просил позвать Иванова… А я как ни загляну в палату – Владимира Кирилловича нет.
– Сколько раз звонил Алтаев?
– Дня три подряд… Телефон свой просил передать Иванову. Но как я передам, если больной отсутствует?
– Выходит, – с трудом скрывая волнение, уточнил Шляхов, – Иванова не было десятого, одиннадцатого и двенадцатого декабря, так?
– Да. Это я очень хорошо помню. Палата была пустая…
– Как пустая? – удивился следователь.
– Никого не было, – пожала плечами Тамара.
– А Шухмин? – спросил Шляхов.
Для того чтобы Проценко поняла, о ком идет речь, он обрисовал племянника Зыкова.
– Так Шухмина положили к нам потом, позже. Дня через три-четыре.
Это сообщение вносило неразбериху: по документам Шухмин лег в клинику 11 декабря. Выходит, документы не соответствуют действительности?
Олег Петрович вдруг почувствовал себя словно в детской игре «холодно-горячо». На этот раз, кажется, он вплотную приблизился к цели…
Перешли к взаимоотношениям Иванова с Жигалиной. По словам Тамары Проценко, заместитель директора навещала своего пациента и по вечерам. Иногда они уединялись в палате на длительное время. Бывала Жигалина и тогда, когда к Иванову приходили приятели с коньяком. Из палаты номер 215 доносились оживленные голоса…
– Вам было известно, что у Иванова подозревался гепатит? – задал вопрос следователь.
– Впервые слышу! – удивилась Проценко. – Кто же держит инфекционного больного в нашем отделении? – в свою очередь спросила она.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что о частых и длительных отлучках Иванова знал почти весь персонал.
– Но почему никто не признался мне в этом? – покачал головой Шляхов.
Девушка пожала плечами.
– Вы пришли и ушли, – сказала она. – А им тут работать. Сболтни лишнее – Жигалина потом… Она такая! Чуть что – выговор вкачу, выгоню… Боятся ее…
– Но вы-то не боитесь.
– А что мне Жигалина? – с каким-то вызовом произнесла Проценко. – Я сама скоро буду врачом… Да и вообще терпеть не могу подхалимаж…
Это был, по существу, первый человек, кто говорил со следователем откровенно и прямо.
Медсестра дала понять, что у нее много дел – дежурство как-никак. Шляхов закончил допрос, попросив девушку прийти в свободное от работы время в следственное управление. Она согласилась.
Дальше события развивались по закону снежного кома.
Изъяв из клинического архива историю болезни Шухмина, Шляхов послал интересующие его документы в научно-технический отдел ГУВД Мосгорисполкома на экспертизу. В ходе исследования было установлено: в записях дат в талоне направления на госпитализацию Шухмина и в истории его болезни имеются подчистки и исправления.
На самом деле Шухмин был направлен и лег в клинику не 11 декабря, а 14-го.
На допросе он признался, что лечь в больницу его упросил дядя, Зыков, соучастник преступлений Иванова.
Подделала документы не кто иной, как Жигалина. Пользуясь своим положением замдиректора, она брала в архиве нужные ей бумаги.
Оставалось неясным, как появились записи в карточке Иванова в кабинете физиотерапии о сеансах УВЧ и электрофорезах 11 и 12 декабря. Однако и это вскоре прояснилось.
Шляхову удалось установить, что медсестра кабинета физиотерапии Баранчикова была на больничном листе по уходу за дочкой со 2 по 21 декабря.
– Как же так получается, – спросил у нее Олег Петрович, – вы были на бюллетене и в то же время делали процедуры Иванову? Ведь в карточке стоят ваши подписи.
Баранчикова тут же призналась, что по просьбе Жигалиной она выписала на имя Иванова липовую карточку, на самом же деле он процедур УВЧ и электрофореза ни 11, ни 12, ни 13 декабря не проходил. Более того, чтобы записи в карточке выглядели правдоподобно, Жигалина дала ей авторучки с пастой разного цвета – черной, зеленой, фиолетовой, синей.
«Разговорилась» и старшая медсестра мужского неврологического отделения Носова. Она «вспомнила», что Иванов действительно отсутствовал в больнице несколько дней, а именно: 10, 11 и 12 декабря. Жигалина чуть ли не каждый час звонила в отделение и спрашивала, не появился ли ее подопечный. При этом сильно переживала, все время повторяя: «Володя так подводит меня, так подводит…»
Когда все в клинике почувствовали, что дни пребывания Жигалиной на своем ответственном посту сочтены, неожиданно вернулась память и к другим нянечкам и медсестрам.
Удалось установить, что Жигалина оказала услугу не только самому Иванову, но и его матери. Замдиректора оформила документы, по которым та якобы находилась на лечении в клинике. По материалам, представленным Жигалиной во ВТЭК, Иванова была признана инвалидом второй группы…
Шляхов вызвал на допрос заместителя директора клиники нервных заболеваний.
– Елена Захаровна, – обратился к ней следователь, – расскажите, пожалуйста, о ваших истинных взаимоотношениях с Ивановым.
– Какие еще взаимоотношения! – возмутилась Жигалина. – Я лечила его, и только!
– А чем объяснить ваши совместные поездки в ресторан «Русь»? – спокойно спросил Олег Петрович. – Причем в то время, когда Владимир Кириллович лежал в вашей клинике и не имел права покидать больницу?.. Почему вы дали ему ключ от своего кабинета?.. С какой целью оставались у него в палате по вечерам один на один?
– Ну, знаете! – аж задохнулась от гнева Жигалина. – Вы… Вы думаете, что говорите?! У меня муж, ребенок!..
– О них вы почему-то забыли, когда обеспечивали алиби Иванову, занимаясь подлогом, – парировал следователь.
Жигалина накинулась на следователя с бранью и оскорблениями, грозила, что будет жаловаться за клевету и ложь. Олег Петрович был готов к этому и молча выслушал ее, дав выговориться. Затем он предъявил показания сослуживцев и других свидетелей, заключения экспертизы. Но Жигалина отказалась отвечать на вопросы Шляхова.
Так продолжалось несколько раз. Но все-таки факты и улики, добытые следствием, в конце концов, что называется, приперли к стенке.
Жигалина призналась, что по просьбе Иванова положила в клинику Шухмина, подделав при этом соответствующие документы. В свою очередь, показания Шухмина должны были подтвердить алиби Иванова. Подтвердила она и то, что по ее просьбе была выписана карточка в кабинете физиотерапии. Одним словом, она полностью шла на поводу Иванова, с которым состояла в любовной связи. Таким образом, алиби матерого и хитрого преступника рухнуло.
Руководству клиники было послано представление, в котором отмечались серьезные нарушения дисциплины в больнице, из-за чего в ней долгое время скрывался опасный преступник.
В отношении Жигалиной было возбуждено уголовное дело. Ей предъявили обвинение в злоупотреблении служебным положением и должностном подлоге. Следствием не было установлено, что Жигалина знала о преступной деятельности Иванова.
– Ну что ж, – сказал Шляхову подполковник Довжук, когда Олег Петрович положил ему на стол материалы по делу. – Считайте, вы экзамен выдержали на «отлично»… Зайдите, пожалуйста, к Папахину – вас ждет очередное задание…
Прошло пять лет… Сегодня Олег Петрович Шляхов – следователь Главного следственного управления МВД СССР. Новые задания… Новые экзамены…
