355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Петров » Гончаров и похитители » Текст книги (страница 5)
Гончаров и похитители
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:23

Текст книги "Гончаров и похитители"


Автор книги: Михаил Петров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Второй вариант этой версии почти не отличается от первого и выглядит примерно так: у Нины Андреевны действительно не было коньяка, и она в самом деле была вынуждена бежать за ним в магазин. Когда они сели за стол и выпили по рюмочке, она незаметно подсыпает своему шефу снотворное, от которого он благополучно скисает у нее под боком, ну а дальше все развивается как и в первом случае.

И наконец, вариант номер три. Он мне не особенно нравится, но право на жизнь тоже имеет. Вполне возможно, что Алексей Петрович и Нина Андреевна действовали сообща и по ранее разработанному плану. Тогда и их вранье не что иное, как коллективно выдуманная легенда. Какая из этих версий тебе больше нравится?

– Первая, – подумав, ответил Макс. – Куда едем?

– В паспортный стол. Думаю, что там мы скорее, чем в ЗАГСе, узнаем о том, был ли у твоего дядьки брак расторгнут официально. В свое время у меня там работала одна знакомая девочка, и если она до сих пор при должности, то мы можем рассчитывать на ее помощь. Остановись возле магазина, нужно сделать ей маленькую приятность.

– Ничего мы там не выясним, – угрюмо возразил Макс. – Что они нам могут сказать, если после развода они не меняли паспорта, а тем более мадам Соколова оставалась в замужестве под своей фамилией. Нет, Иваныч, в паспортном столе мы ровным счетом ничего не узнаем. Без ЗАГСа нам не обойтись, но сегодня суббота и канцелярия там не работает.

– Ты прав, – уныло согласился я. – Но ведь в частном секторе на каждый дом заведена какая-то книга, может быть, по ней мы все и узнаем.

– Эта самая книга хранилась у дядюшки, и она пропала вместе с остальными документами. Я вчера искал ее битых два часа, и все бесполезно. Как корова языком слизнула.

– Это хорошо.

– Чего же тут хорошего?

– Теперь мы наверняка знаем, что твоего дядьку похитило лицо, заинтересованное в его доме, значит, мы на верном пути, и нам остается как следует поработать с Ниной Андреевной.

– Или с ее сыном.

– Не думаю, он лицо мало заинтересованное. Сам-то в доме Романа Николаевича он прописан не был, а значит, и прав у него нет никаких.

– Яблоко от яблони недалеко катится, – глубокомысленно изрек Макс. Вполне возможно, что одним из подельников и был ее сын Виктор. Давай его пощупаем?

– Уговорил, все равно делать нам сегодня нечего.

* * *

Малосемейки нашего города особенной чистотой никогда не отличались, но то, что мы увидели в подъезде дома номер 45, где в 30-й квартире проживал Виктор, превзошло все наши ожидания. О стенах говорить не приходится, тут и так все понятно, но то, что творилось под лестничным пролетом, ведущим на второй этаж, было верхом совершенства и творческой фантазии смекалистых жильцов. Решив не утруждать себя утомительными прогулками к мусорным бакам, они организовали настоящую помойку у себя в подъезде. Наверное, аромат дерьма и тухлой рыбы, который щедро источала это клоака, был дорог их сердцу, приятен обонянию и просто радовал глаз. Находясь в состоянии покоя, эта свалка менее источала зловоние, но, к нашему несчастью, в момент нашего появления ее серьезно ревизовал совсем уж опустившийся бомж. Что он там хотел найти, известно лишь ему да Богу одному. Но ковырялся он в ней так старательно и истово, что ушел в эту груду нечистот по пояс. Подобно кроту, он уходил в нее все глубже и глубже, отбрасывая из-под себя в узкий проход все новые и новые реликты.

– Эй, мусоройщик, – кинув в торчащую задницу камушек, окликнул его Макс, – отдохни малость, а то совсем задохнешься. Дай нам пройти.

Что-то пробурча, бомж с удвоенной энергией принялся за раскопки, в результате которых Ухов схлопотал пустой консервной банкой по морде, а на моей куртке повисла какая-то подозрительная слизь.

– Ну козел! Крот вонючий! – обламывая хлесткий прут, разозлился Макс. Сейчас ты у меня получишь! Пробкой вылетишь.

– Оставь его, – удачно преодолев расстрельную полосу, попросил я Ухова. – Лучше подари ему червонец. Благое дело сделаешь. И ему, и тебе, и Всевышнему приятно. Я уже не говорю о кое-какой информации, которую можно будет попозже у него выудить.

– Хм, как скажешь, – озадаченно проворчал Макс и легонько пощекотал "крота" прутом. – Болезный, хочешь червонец?

– Хочу, – глухо послышалось из кучи, и через секунду бомж вынырнул на поверхность. – Правда, что ли? – вытирая тряпкой бороду и глаза, недоверчиво спросил он.

– Правда, – протягивая ему десятку, ответил Ухов. – Только при условии, что ты на время прекратишь свои изыскательские работы и дашь мне пройти.

– Да это уж конечно, за такие бабки я могу сегодня вообще выходной себе устроить.

За дверью 30-й квартиры, обтянутой черным дерматином, слышался громкий спор, хохот и залихватский мат изрядно выпившего люда.

– Теперь мне, кажется, ясно, почему мамаша не желает слишком часто общаться со своим сынишкой, – нажимая кнопку звонка, поделился я своими соображениями.

– Круто гуляют, – согласился Ухов и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь коленом.

Как он и ожидал, она оказалась не заперта. С некоторой нерешительностью мы переступили порог и очутились в крохотной прихожей с газовой плитой и раковиной. Из нее выходили две двери: одна, как я понял, в туалет, а другая в комнату, из которой и доносился праздничный перемат гуляющих. Именно туда мы и зашли.

В довольно большой и чистой комнате, обставленной убогой мебелью, веселилось пять пропащих душ. Две полуголые бабы с загробным, лилово-фиолетовым цветом кожи и взлохмаченными прическами обслуживали трех мужиков аналогичного образа жизни. На единственной койке, стоящей перед фанерным столом, полулежала пара, видимо совсем недавно окончившая свои интимные дела. Трое остальных членов этой компании в качестве зрителей восседали на колченогих табуретках, пили водку и смачно обсуждали только что состоявшееся зрелище. По их изможденным физиономиям было понятно, что развлекаются таким образом они уже не первый день.

Наше присутствие их не особенно встревожило, они лишь немного удивились незнакомым лицам, и только один из сидящих на табуретке, небритый парень в трусах и в майке, соизволил спросить:

– Кто такие и почему без стука?

– Мы стучались, да, видно вы, не слышали, – как можно дипломатичней ответил я.

– А на хрена вы вообще сюда пришли?

– К тебе в гости, – делая шаг вперед, скрипнул зубами Макс.

– А кто ты такой? Я тебя не знаю, проваливай, пока я тебе тыкву не отшиб.

Погорячился мужик. Напрасно он так сказал. Не прошло и минуты, как все три джентльмена тихо лежали в одном углу, их дамы покоились в другом, а два сломанных ножа улетели в форточку.

– У кого еще появится желание отшибить мне тыкву, только шепните – и я весь к вашим услугам, господа, – удовлетворенный хорошо проделанной работой, очаровательно улыбнулся Макс. – Я не заставлю вас долго ждать.

– Зачем вы так? – растирая заплывающий глаз, заныл самый агрессивный гуляка, который-то и спровоцировал драку. – Что мы вам худого сделали? Сидели себе спокойно, отдыхали, а тут вы врываетесь и, не разобравшись, начинаете нас калечить. За что? И вообще, кто вы такие?

– Скоро узнаете, – многозначительно пообещал Ухов.

– Что вам от нас надо?

– Не что, а кто. Где Виктор Гаев?

– Еще лучше, – застонал мужичок. – Он уже больше месяца здесь не живет.

– Как это не живет? Ты мне лапшу на уши не вывешивай.

– Вот тебе крест, не живет он здесь. Я с ним месяц назад квартирами поменялся. Сам переехал сюда, а он вселился в мою двухкомнатную. Все честь по чести. Документы оформлял нотариус. А доплату он мне через фирму перегнал. Все законно.

– И какой же адрес твоей бывшей квартиры? – едва сдерживая смех, спросил я.

– Так это... Бульвар Свободы, дом 24 и квартира 24. А вы сразу калечить... Не разобрались и калечить. Вот я на вас в суд подам.

– Слушай, ты, козел одноглазый, там у тебя в подъезде лежит куча отличного дерьма, так вот, еще слово – и ты окажешься под нею. Ты хорошо меня понял?

– Лучше не бывает, – буркнул хозяин и спрятался за спины своих товарищей.

– Ну вот и отлично, люблю смышленых кретинов, – покидая новоявленный притон, заржал Ухов. – Ну что, Иваныч, рвем на бульвар Свободы. А почему ты такой грустный?

– Потому что грустно, оттого и грустный. И еще я подумал вот о чем: сознательно или по незнанию Нина Андреевна дала нам старый адрес сына?

– Не ломай голову, сейчас разберемся.

* * *

Подъезд дома номер 24 несказанно отличался от того, где мы только что побывали. Широкие и пологие марши лестниц, чистые оконные стекла и облицованные кафельной плиткой стены – все это благотворно отразилось на нашем настроении. Двадцать четвертая квартира находилась на втором этаже, и ее охраняла фирменная металлическая дверь со сложной системой замков.

– Похоже, пришли мы сюда напрасно, – нажав кнопку звонка, проворчал Макс. – Не станет хозяин такой квартиры грабить старика.

– Кто вам нужен? – открыв дверь, спросила нас высокая тридцатилетняя женщина, одетая в заляпанный краской спортивный костюм. – Ну говорите же, мне некогда.

– Мы бы хотели повидать Виктора Гаева, – проникновенно глядя в ее зеленые глаза, ответил я. – Вы не волнуйтесь, мы долго его не задержим.

– А кто вы такие? – насторожилась женщина. – И что вам от него нужно?

– Мы из ФБР, – помахав красной книжечкой, представился Макс. – А вот что нам от него нужно, это должен знать только он сам. Я понятно говорю?

– Понятно, – успокоилась она. – Проходите, только аккуратненько. У нас ремонт. Недавно переехали, смотрите не запачкайтесь. – Со всякими предосторожностями она провела нас через широченный коридор, где в поте лица трудились трое рабочих, и постучалась в торцовую дверь.

– Ну что еще? – недовольно спросили оттуда.

– Виктор, к тебе пришли из милиции. Впустить, что ли?

– Пропусти, – после некоторой паузы позволил голос.

Виктор Гаев, тридцатилетний лысеющий джентльмен в очках на горбатом носу, возлежал на диване, пил пиво, смотрел телевизор и, наверное, поэтому к нашему приходу отнесся довольно прохладно. Привстав с дивана, он жестом указал нам на кресла, стоящие по обе стороны журнального столика, уставленного непочатыми пивными бутылками.

– Угощайтесь, – небрежно и лениво предложил он.

– Спасибо, но мы на службе, – строго ответил Ухов. – А вот закурить совсем бы не мешало.

– Извините, но я не курю, – безразлично поставил он точку на этом вопросе. – Что вы от меня хотите, кажется, ни в чем криминальном я не замешан?

– Мы хотели бы знать, где вы находились позавчера вечером после десяти часов?

– Батюшки-матушки, – рассмеялся он. – Никак меня в чем-то подозревают?

– Пока нет, потому и спрашиваем.

– А мне и скрывать-то нечего, все как на ладони. Позавчера был четверг, а на пятницу я объявил себе выходной, и по этому случаю, сразу же после работы, я вместе с женой ездил к ее родителям в деревню. А что случилось?

– Пока что это не должно вас интересовать.

– Странные вы люди, – удивился очкарик. – Спрашиваете, где я был, и в то же время говорите, что это не должно меня интересовать! Это смешно!

– Это не смешно, потому что спрашиваем здесь мы, а отвечаете вы, жестко отрезал Макс. – Таков порядок и ничего тут не поделаешь. Как вы туда добираетесь?

– Недавно купил себе старенькую "копейку", на ней и ездили.

– Как называется деревня, где проживают ваш тесть и теща?

– Семеновка, это километров двадцать от города. – Виктора, похоже, забавлял прокурорский тон Макса. – Могу даже точный адрес указать. Там всего одна улица, так вот, как въезжаешь в Семеновку в третьем доме справа и живут Галкины родители. Отца зовут Иван Федорович, а по фамилии он будет Стародумов.

– И часто вы у них бываете?

– По мне бы лучше там и вовсе не появляться, да вот жена заставляет. Год назад парализовало ее мать, и теперь она вынуждена мотаться туда каждую неделю. У них ведь, кроме Галки, других детей нет, поэтому приходится нам за все отдуваться. Пока Галина готовит, стирает да убирает, я во дворе порядок навожу. Хозяйство у них небольшое – десяток кур, петух, кот да барбос, но все равно за неделю работы скапливается достаточно. То забор поправь, то крышу поднови, а теперь вот ступеньки крыльца прогнили, того и гляди, старик себе шею свернет. В этот-то раз не успел починить, теперь только через неделю.

– Достаточно, – прервал я его словоизлияния. – Мы уже поняли, что вы хороший и заботливый зять. А теперь скажите нам, что вы там сделали конкретного позавчера.

– Позавчера я там ничего не делал. У нас так заведено. В вечер нашего приезда старик топит баню. Сначала моемся мы с ним, а потом со стиркой туда идет Галка, а мы с дедом тем временем пьем его самогон или водку, которую я привожу с собой. Где-то через пару часов к нам присоединяется жена, мы как следует ужинаем и ложимся спать. Вся пахота начинается наутро. Раньше, когда мы жили на старой квартире, мы проводили у них двое суток и уезжали только в воскресенье вечером, а сейчас у нас у самих ремонт идет. Времени в обрез. Вот и приходится свое пребывание в деревне ограничивать и сокращать.

– Если я правильно вас понял, то из деревни вы вернулись вчера вечером. То есть в пятницу.

– Совершенно верно. Мы приехали довольно поздно, часов в десять.

– А где вы работаете, позвольте поинтересоваться?

– Десять лет назад я закончил автомобильный техникум и с тех пор работаю только по специальности. На Севере почти пять лет отпахал мотористом. Когда год тому назад приехал сюда, то решил открыть свою небольшую мастерскую по ремонту автомобилей. Пока у меня работают только пять человек, но дела идут. Потихоньку буду расширяться, а первое время сам регулировал клапаны, развал, схождение... Но теперь все это позади.

– Поздравляю вас с успешным началом и желаю дальнейшего процветания, пожелал я искренне. – Виктор, а почему вы так редко навещаете свою мать?

– А что такое? – напрягся он. – С ней что-нибудь случилось?

– Да нет, успокойтесь, с ней все в порядке. Я спросил то, что спросил. Так почему вы с ней встречаетесь не чаще одного раза в месяц?

– Это еще хорошо, а то и по два месяца не видимся. Так у нас получилось с самого начала. У нее была своя жизнь, а у меня с тринадцати лет, как только от нас ушел отец, своя. И ничего тут не попишешь. Но это старая история, и я думаю, что вас она вряд ли заинтересует. Так что же натворила мать? Может быть, ей нужна моя помощь?

– Пока не знаем, но если возникнет такая необходимость, то мы обязательно вам сообщим, – раскланиваясь, заверил я его.

– Ну что, Иваныч? – выходя на свежий воздух, уныло спросил Макс. Похоже, что мы с тобой в полном тупике, если не сказать большего. Парень, по-моему, чист как венецианское зеркало.

– Очень может быть. – Закурив, я глянул на свинцово-черное, низко упавшее небо и размашисто плывущих по нему крикливых ворон. – Очень может быть, Макс. Тебе нравятся эти черные мудрые птицы?

– Что с тобой, Иваныч? – участливо спросил Ухов и взглядом опытного психиатра внимательно посмотрел в мои глаза.

– Я спрашиваю, тебе нравятся вороны?

– А чего в них хорошего? Шумят, каркают, трупы рвут. Одним словом, падальщики! А почему это ты вдруг спросил? Какая связь и с чем?

– Да так, красивая птица. Поехали.

– Куда прикажете?

– В деревню Семеновка, к тестю Виктора.

– Неужели ты его подозреваешь? – удивился он. – Парень прост, как двадцать копеек, и выложил нам все, что накопилось у него в душе.

– Вот это-то меня и смущает больше всего. С какой стати он перед нами, незнакомыми людьми, начал так выкладываться? Такие люди мне всегда казались классическими врунами и обманщиками. Он словно заранее, как заправский актер, отрепетировал свою роль и сегодня выдал нам отличное представление. Впрочем, посмотрим, дай бог, чтобы я ошибался.

* * *

Деревня Семеновка лежала между двух холмов с правой стороны по ходу нашего движения, ее единственная улица проходила по самому дну распадка, и по причине затяжных дождей сегодня она была судоходна. Выругавшись длинно и грязно, Макс остановил машину возле самого берега, и отсюда мы двинулись своим ходом, благо, что нужный нам дом находился не более как в ста метрах. По самому краю бережка, держась за шаткие заборы и проклиная вековую деревенскую грязь, мы, словно канатоходцы, кое-как добрались до дома Стародумовых, и, плотно прижавшись к ограде, Макс зычно потребовал хозяина. Однако вместо него и далеко не с радостным лаем к нам вылетел страшенный черный пес и, просунув сквозь штакетник свою мерзкую пасть, мгновенно, будто давно ждал этой минуты, куснул меня за ляжку. Невольно отшатнувшись, я поскользнулся и полетел в лужу. Пытаясь меня поддержать, Макс в последний момент ухватил меня за куртку и вполне органично последовал за мной.

Выбираясь из этого моря грязи, мы ругались очень громко и замысловато, поэтому не прошло и четверти минуты, как любопытные соседи повысовывались из своих калиток и наперебой принялись давать нам советы, как лучше выбраться и к какому берегу рациональнее грести.

Нужный нам Иван Федорович тоже не оставил это дармовое представление без внимания. Обутый в резиновые сапоги, он стоял по ту сторону калитки, мусолил папиросу и, поглаживая своего звероподобного пса, неторопливо задавал нам вопросы.

– А вы чего без сапог-то? К нам без сапог нельзя. Вы отколь будете?

– Из задницы, – в конце концов не выдержал стоящий по колено в воде Макс. – Старый ты хрен! Убери свою зверюгу и открой калитку.

– Ась? Зачем это мне открывать калитку?

– Затем, что мы к тебе приехали, пень трухлявый. Открывай, или я вышибу ворота и пристрелю твоего поганого пса.

– Ах, так вы ко мне, значит? А чего ж вы сразу-то не сказали? Пожалуйте, гости дорогие, – гостеприимно открыв ворота, ухмыльнулся хитрый дед. – Заходьте, милости просим. Ну чего же вы стоймя-то стоите?

– Убери псину или через минуту тебе придется тащить ее за хвост на помойку, – вконец обозлился Ухов и в подтверждение своих слов вытащил пистолет.

– Христос с тобой! – побледнев, попятился дед. – Да что ж ты замыслил? Погоди, не пуляй, сейчас я его привяжу. Пойдем, Рекс, а то и до беды недалеко.

– Так-то оно лучше, – выбираясь из лужи на сухую почву двора, удовлетворенно отметил Макс. – Ты, старый охнарь, ненадежнее его привязывай, понадежнее!

– Все в порядке, – справившись со своим делом, ответил дед. – А вы ко мне по какой нужде? Взять с меня нечего. Зачем только я вам понадобился?

– Может быть, ты нас в избу пустишь? Обсохнуть нам надо.

– В избу, мил человек, просто так не пущают. Кто вы такие? Откуда будете?

– Из города мы, старик. Из милиции, – потрясая удостоверением, злился Макс. – По поводу твоего зятька, Виктора, приехали, а ты нам тут мозги чистишь.

– А что Виктор? Виктор парень справный, и ничего худого сотворить он не мог.

– Это уж нам решать, что он мог и чего не мог. Так пустишь обогреться или нет?

– В дом не пущу. Там у меня бабка хворая лежит и не двигается. Парализованная она, но зато все слышит, а зачем ей лишние волнения? А вот баньку я вам затоплю, там вы мигом отогреетесь и обсохнете, айда за мной.

В мизерном предбаннике, пока дед разводил огонь, мы с Уховым стащили мокрую одежду и деликатно приступили к опросу.

– Одному-то с парализованной бабкой, наверное, трудно? – сочувственно спросил я.

– А то нет! – раздувая едва затеплившийся огонек, проскрипел старик. Она же под себя ходит, вот и подсчитай, сколько раз на дню мне приходится ее переворачивать да пеленать, а бабка у меня в теле, поперек себя ширше. За день так ухайдакаешься, что к вечеру едва ноги до постели дотащишь.

– А что же дочка с зятем? Неужто не помогают?

– Помогают. Да только что мне от их помощи? Приедут в пятницу к вечеру, а в субботу после обеда их и след простыл. Давайте портки-то.

Прикрыв загудевшую печку, старик развесил на веревке наше барахло и, закурив папиросу, сел рядом на тесную лавку.

– Вот как? – насторожился Макс. – А по нашим сведениям, на этот раз он приехал к вам в четверг. Наверное, я что-то неправильно понял?

– Да нет, ты все правильно понял. Витька с Галей в этот раз и вправду приехали в четверг вечером, а уехали в пятницу. У него там на работе какие-то неплановые выходные получились, вот они и приехали пораньше.

– Вот оно что, – с видимым разочарованием проворчал Ухов. – А в пятницу, значит, уже и укатил. Тоже мне помощник нашелся.

– Вот я и говорю, толку от него как с козла молока. Как приедет, так ему баню подавай, а после бани самогон. Наутро встанет, метлой помашет и в машину.

– А он что же, много пьет?

– Нет, такого я сказать не могу. В четверг-то я сам отличился. Он еще тверезый сидел, а я уже в пополаме. Не помню, как и до койки-то дополз.

– А наутро, наверное, голова болела.

– А то как же! Сам понимать должен. Проснулся в десятом часу! Ну куда же такое годится! Обычно-то я в семь утра как штык, а тут... эх-хе!

– Когда вы проснулись, Галина с Виктором еще спали?

– Нет, тут они молодцы. Галина уже успела мать умыть и завтрак приготовить, а Витька калитку починил и курятник почистил. Тут ничего не скажешь.

– Скажите, Иван Федорович, а свою машину он загонял во двор или вроде нас оставлял ее в начале улицы?

– Да как же он загнал бы ее во двор, когда лужа в четверг еще больше была. Ясное дело, на улице оставил, да еще подальше вашей. Однако шмотки ваши подсохли, собирайтесь, а я покуда посмотрю, что там с моей бабкой.

Распрощавшись с хозяином, мы уже безо всяких приключений миновали лужу и, забравшись в машину, собрались возвращаться в город.

– И каковы твои впечатления? – запуская двигатель, поинтересовался Ухов.

– Самые хреновые, – мрачно ответил я. – Прикинь сам, почему свидетель Нины Андреевны вдруг так некстати отключается до утра в постели любовницы и почему засыпает Иван Федорович, свидетель ее сына? И вообще, с какой стати Виктор посреди недели устраивает себе выходной? Если он хозяин частной мастерской, то за ней нужен глаз да глаз.

– Ты хочешь сказать, что Виктор опоил своего тестя, а когда тот отрубился, он до утра мог смотаться в город?

– Черт его знает! Но почему бы и нет?

– В таком случае в курсе его дел должна быть жена, ведь ее-то он не опаивал, как мы знаем, она проснулась довольно рано.

– А почему бы ему не посвятить в это дело жену? Если оно приносит хорошие бабки, то надежнее партнера не сыщешь. Кроме того, он мог не посвящать ее в детали.

– Значит, получается, что эта стерва Нина Андреевна действовала со своим ублюдком сынишкой совместно? И их антипатия друг к другу всего лишь показуха?

– Не знаю, Макс, честное слово, я начинаю во всем этом запутываться. Первое, что нам нужно выяснить, отъезжала ли ночью его машина?

– Ну это не проблема, – показывая на крайний дом и стоящую под навесом бабулю, ответил Ухов. – Думаю, что из ее окон все отлично просматривается, а пожилые люди часто страдают бессонницей. Бабушка, мир дому твоему! – подходя к ограде, высокопарно поздоровался он. – Как жизнь молодая?

– Спасибо, сынок, – словоохотливо отозвалась старушка. – Живу пока, скриплю помаленьку, а вы-то как? – вдруг рассыпалась она в дребезжащем смехе. – Видала я немного назад, как вы в нашей луже-то барахтались. К Ваньке в гости, что ли, приезжали?

– К нему, бабуля, к нему, варнаку, – подстраиваясь под бабкино настроение, заулыбался Ухов. – Зверюга его чуть было моему товарищу полжопы не оторвал.

– Да, его окаянный пес тут никому проходу не дает. А чего приезжали-то?

– Хотели у него про одно дело узнать, а он и сам ничего не помнит. Ни бельмеса не смыслит. Может быть, вы нам поможете?

– А что такое? – Врожденное или вновь приобретенное любопытство заставило бабусю приблизиться вплотную к изгороди. – В чем суть дела?

– Тут к нему в четверг зять приезжал. Было такое?

– А как же! Точно приезжал, да вместе с Галкой. А машину свою, керосинку чертову, аккурат мне под нос поставил. А что такое?

– Нет, все нормально, так и должно быть, ведь к дому тестя он проехать не мог.

– А как ты по такой луже проедешь? Тут я никаких претензиев не имею, но зачем же ночью ее кочегарить, мешать людям спать.

– А он что же, ночью куда-то ездил?

– А то нет! Часов в десять укатил, но это еще ничего, а вот потом, когда после трех ночи вернулся, это уже нахальность.

– Точно, – согласился Макс. – Нахальность и невоспитанность, за это надо карать.

– Ага, иди покарай его. Как хлебало-то раззявит, хоть святых выноси. Стерпела.

– Бабуля, а он один уезжал или с женой?

– Один. Как уехал один, так и приехал один. Не иначе как к полюбовнице шастал.

– Это вы точно подметили. Совсем уже стыд потерял. – Укоризненно покачав головой, Макс уселся за руль. – Долгих лет тебе, бабушка.

– И тебе того же, сынок, желаю.

– Ну вот, Иваныч, а ты говорил, – выезжая на асфальт, удовлетворенно проворчал он. – В нашем деле самое главное – это найти к людям нужный подход.

– Макс, – усмехнулся я, – а тебе не кажется, что ты перенял у меня не только речевые обороты, но и этот самый подход к людям?

– С кем поведешься, от того наберешься, – добродушно согласился Ухов. А что тут плохого? Я бы на твоем месте гордился таким способным учеником, как я. Тем более, что это как раз тот случай, когда ученик перерос учителя.

– Ну и свинья же ты, Ухов. Неблагодарная скотина.

– Обижаешь, начальник, я даже на твой день рождения подарю тебе букет гвоздик с открыткой, в которой напишу: "Учителю Иванычу пожелаю на ночь я. Быть всегда тверезым, стройным, как береза. Крепким, как орех, девкам для потех..."

– Заткнись, поэт хренов, и держи руль, а то врежемся в березу и еще та будет тебе потеха.

– Понял, куда путь держим?

– Думаю, что нам пора заехать в милицию к Фокину.

– А не рановато ли?

– Когда он запретит нам заниматься этим делом, тогда уж точно будет поздновато. Тем более, что сведения, добытые нами, имеют не второстепенное значение.

* * *

В субботу в приемной начальника милиции народу почти не было. Новенькая секретарша Светлана осведомилась, как меня представить и по какому вопросу я пожаловал.

– Скажи, что Константин Гончаров пришел, без вопроса, но с Уховым, сурово ответил я и уселся в единственное мягкое кресло.

– Заходите, Владимир Васильевич вас ждет, – почти сразу же объявила Светлана и даже приоткрыла для нас дверь.

– А, соколики прилетели! – ехидно улыбаясь, привстал Фокин. – Мама родная, а грязные-то какие! Ну чистые свиньи. В какой луже валялись?

– В деревенской, – коротко ответил я, собираясь взгромоздиться на стул.

– Стой! – Выскочив из-за стола, подполковник протянул нам по листу бумаги. – Подложите под свои грязные задницы, а то вы мне всю обивку уделаете. Ну, рассказывайте, голуби, что вы там наклевали? Если информация будет стоить того, то я прикажу налить вам по чашке чаю.

Коротко, но исчерпывающе я рассказал начальнику все то, что нам удалось узнать с той минуты, когда мы с ним расстались. Слушал он меня не перебивая, лишь изредка едко и сварливо улыбался, что чрезвычайно мне не нравилось.

– Ну что я могу сказать? – по окончании моего доклада хмыкнул он. Правильной дорогой идете, мужики. С отставанием на полчаса мы по ней тоже прошли вплоть до визита к Виктору Гаеву, и тут наши с вами пути разошлись. Вы поехали к его тестю, а мы направились к его любовнице, некой Татьяне Протасовой, и, к нашему глубокому огорчению, она подтвердила, что действительно Виктор приехал к ней в десять вечера, а отбыл почти в три часа ночи.

– Врет, стерва, – убежденно воскликнул Макс. – Сговорились, сволочи!

– Я тоже так подумал, но, к сожалению, истину ее слов подтверждает соседка по коммунальной квартире.

– Подкупили, – не унимался Ухов.

– Ты бы посмотрел на эту бабку! – с сожалением глядя на Макса, закурил Фокин. – Не бабулька, а чистая склочница. Слышал бы ты, с каким удовольствием и смаком она ворошила грязное белье этой Татьяны. По-моему, легче подкупить конклав Ватикана, чем эту старую грымзу.

– Непонятно, как вы вышли на эту Татьяну?

– Очень просто, о ней нам втихую поведал сам Виктор. Про ваш визит он нам тоже рассказал. Причем от него не укрылось и то, что вы самозванцы. Короче говоря, орелики, залетели мы с вами в тупик.

– Не может такого быть, – подумав, возразил я. – У нас в резерве еще есть Нина Андреевна и ее хахаль Бойчук. Или там вы тоже успели побывать?

– Естественно, а как бы иначе мы вышли на ее сына?

– И неужели вам не показалось странным, что и в том и в другом случае прямые свидетели как матери, так и сына вдруг засыпают в самый неподходящий момент?

– По-твоему, я похож на идиота? – усмехнулся Фокин. – Конечно же показалось, но факты вещь упрямая. Татьяна и ее сварливая соседка божатся, что Виктор с десяти до половины третьего был у них в квартире, а ваш уважаемый парикмахер клянется, что всю ночь проспал в объятиях Соколовой. Что же прикажете делать?

– Окажите нам хотя бы одну маленькую любезность – уточните в ЗАГСе, расторгнут ли брак между Зобовым и Соколовой.

– Хорошо, в понедельник я это сделаю, – черкнув в ежедневнике, пообещал подполковник. – Что еще?

– Криминалистическая экспертиза вещей, которые я вам передал, еще не готова?

– Костя, тебе сколько лет? Кто бы и когда бы ее делал!

– Понятно, а как обстоят дела с дядей Пашей?

– Пока жмется, но скоро расколется.

– Не сомневаюсь, – направился я к выходу. – Если за тело берется опытная рука...

– А ты меня не подкалывай, сукин кот. Между прочим, я и сам стал маленько сомневаться. Шагов говорит, что уж больно просто все получается. Конечно, по пьянке так всегда и бывает, но в данном случае что-то не так. Ну а тебе, Максим, я бы посоветовал, пока суд да дело, перебираться и жить в дядькином доме. Мало ли что они могут еще предпринять.

– Спасибо вам за совет, – подталкивая меня к выходу, проворчал Ухов. Сегодняшнюю ночь я уже провел там.

– Ну и как? Никто из незваных гостей не появлялся?

– Нет, только черные коты ночью гадят на цветы. До свидания.

– Добре. Если что – звоните. Прямой телефон знаете.

Доставив меня до дому и наотрез отказавшись зайти, Макс поехал на работу, а я, кое-как отряхнув перепачканные брюки, ввалился домой.

– У меня больше нет сил с тобой собачиться, – скользнув по моей колоритной одежде взглядом, устало сообщила Милка. – Отец, пойди посмотри, в каком виде опять притопал этот обормот. Господи, за что же мне такое наказание?!

– Нормальный вид, – осмотрев меня и не найдя никаких особых изъянов, возразил тесть. – Я хочу сказать, нормальный вид человека, пришедшего с работы. Костя, прими ванну, да пора садиться за стол. Надеюсь, ты голоден?

– Как волк, – запираясь в ванне, ответил я.

Пытаясь казаться аккуратным и самостоятельным, я сложил все свое грязное барахло в тазик, насыпал туда полпачки какого-то на редкость вонючего порошка и весь этот благоухающий винегрет залил горячей водой. Вполне удовлетворенный своей хозяйственной сметкой, я встал под горячий душ и заурчал от удовольствия. Постепенно меня согревая, тепло дошло до самой печени, и неожиданно для себя, от избытка охватившего меня чувства, я запел привольно и раскатисто: "Я жела-а-ал бы быть сучочком, чтобы тысячам девчочкам на мо-и-их сидеть ветвях..." Наверное, я пел слишком громко и не очень музыкально, потому что мою арию прервал громкий стук в дверь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю