Текст книги "Гончаров и похитители"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Какой сосед?

– Известное дело какой. Сосед он и есть сосед, Николаем его зовут. Он рядышком в доме с женой проживает. Степанов его фамилия. Вот он-то и помог нам закончить первую бутылочку. А дальше я ничего не помню. Потому как отрубился на диване. Проснулся ночью, вроде все тихо и спокойно. Николая уже нет, а Васька спит. Допил я остатки водки и опять заснул. А поутрянке-то проснулся, башка трещит, селезенка пищит. Ясно дело, похмелиться просят. А Васька все спит. Подождал я с полчаса, да и давай его будить, чтоб, значит, он на похмелье еще отстегнул. Но я не долго его тормошил, скоро понял, что он крякнулся. Вот это дела! Думаю, что мне делать? То ли к его мамане бежать, то ли к вам звонить. Подумал и решил, что вы должны знать первыми. Вот я и позвонил дежурному и, как положено, по всей форме доложил, что Вася крякнулся и находится у меня.

– Где живут мать и сестра и как фамилия твоего Васи?

– Да тут недалеко, четвертый дом во 2-м Первомайском переулке, а по фамилии он Шурупшин, – охотливо ответил дядя Паша. – А мать зовут Зинаидой Михайловной. Я правильно сделал, что сначала позвонил вам? Я соответственно поступил?

– Ты поступил как настоящий гражданин России и дружественного нам Китая, – заверил его начальник и, уступая место криминалистам, двинулся к выходу. – Великий сыщик Гончаров, можешь не утруждать себя бегством, твой длинный нос я заметил давно, с самого начала. Пойдем-ка перекурим.

Задушевно и дружески взяв меня под руку, он насильно сопроводил меня к машине. Я грустно смотрел на свинцовое небо и плачущий дождем тополь.

– Это надолго? – как можно развязней спросил я.

– А это уж, дорогой, будет целиком зависеть от тебя.

– Мы всегда и с большим удовольствием готовы помочь и помогаем нашим доблестным правоохранительным органам, – на одном дыхании, как Вицин на суде, отчеканил я.

– Похвально, Гончаров, похвально, – ухмыльнулся Фокин. – А теперь давай по существу. Скажи, почему так получается? Как только появляется труп, так рядом обязательно сужает свои круги Гончаров? Ты можешь найти этому объяснение?

– Владимир Васильевич, женой клянусь, – трогательно и натурально взмолился я, – мы к этому крякнувшему Васе не имеем никакого отношения.

– Ладно, тогда объясни мне, за каким чертом твой разлюбезный Ухов лез через забор, когда можно было спокойно пройти через ворота?

– Это у него с утра всегда так бывает.

– А сегодня к вечеру вам поплохеет еще больше, – многозначительно пообещал начальник и поманил к себе Макса. – Ухов, объясни мне, пожалуйста, почему и с какой целью ты перелезал через забор, когда вполне мог воспользоваться калиткой?

– Так я это... Ключа у меня не было...

– А у Гончарова был, но он, эгоист, использовал его исключительно для себя! – едко заметил Фокин и, задумчиво посмотрев на дом, принял решение: Вот что, ребята, перестаньте меня дурачить. Лучше пойдем и все расспросим у самого хозяина.

– Если бы он был дома, – грустно сказал Макс, – то ничего подобного бы не случилось. Но его нет, и у нас есть некоторые основания предполагать, что дядьки вообще больше не будет.

– Как тебя понимать?

– Мы все вам расскажем, но сначала посмотрите сами, что творится в доме, – открывая калитку, скорбно предложил Ухов.

* * *

Во время осмотра, который занял не более десяти минут, Фокин тихонько матерился себе под нос, не задавая при этом лишних и никому не нужных вопросов.

Потом мы сели на веранде, и я, с некоторыми добавлениями Макса, все обстоятельно ему изложил, продемонстрировав те немногие улики, что мне удалось найти в подполье. Наморщив лоб, он некоторое время сидел молча, сосредоточенно высасывая сигаретный дым.

– Ну, а что сами-то вы по этому поводу думаете? – аккуратно затушив окурок, задал он сакраментальный вопрос. – Хоть какие-то мысли есть? В какую степь вы хотели плыть, когда я попался вам навстречу?

– Во-первых, мы хотели проверить все огороды и дачный участок Зобова, дав Максу знак молчать, ответил я. – Во-вторых, если его там нет, то мы бы, естественно, явились к вам и подали бы заявление о его пропаже.

– Врешь ты все, Гончаров. Никуда бы вы обращаться не стали, а попытались бы разрешить этот вопрос своими силами. Но это уже не суть важно. Сделаем так. Ваши находки я заберу и отдам экспертам. А вы и в самом деле объедьте его угодья и хорошенько все проверьте. Возможно, что дядьку отвезли на его же собственную дачу и там потихоньку выламывают пальцы. Я думаю, что свою нажитую кубышку он прячет там. Уверен, что такого же мнения придерживаются и бандиты. В этом случае сами в драку не лезьте, а немедленно по рации свяжитесь со мной. Вам в подмогу я имею возможность выделить всего одного человека, да и то новичка.

– Он только испортит нам все дело, – недовольно проворчал Макс. Спасибо, Владимир Васильевич, но мы и сами справимся.

– Ты можешь немного помолчать? Я понимаю, что особой помощи от него ждать вам не придется, но он хоть мне сообщит, когда вас будут убивать. Все, на этом оперативное совещание закончено. Часа через три жду от вас известий. Пойдем, я представлю вам того паренька.

– Владимир Васильевич, – остановил я его возле самого выхода, – а вас не настораживает тот факт, что два происшествия произошли в двух стоящих рядом домах практически в одно и то же время?

– Послушай, дядя Костя, меня многое настораживает, но об этом потом. Юра, подойди ко мне, – окликнул он молоденького новобранца в новенькой форме.

– Слушаю вас, – подпрыгивая к нам, звонко доложил паренек.

– У тебя рация в порядке? Ну вот и отлично. Сегодня ты работаешь с этими двумя дяденьками. Да ты не бойся, они не такие страшные, как кажутся. В случае каких-то непредвиденных обстоятельств немедленно связывайся с нами. Как понял?

– Все предельно ясно и понятно.

– Вот видишь, Константин Иванович, какая у нас смышленая молодежь растет, не то что вы. Ну ладно, езжайте, а я еще здесь покручусь и в отдел. Ни пуха...

– К черту, – усаживаясь в машину, в один голос ответили мы.

– Ну и каков дальше маршрут следования? – выбравшись из гнилого тупика, спросил Макс. – Дачку будем осматривать или как договорились?

– Одно другому не мешает. Нужно сделать и то и другое.

– Это и коту ясно, – подозрительно покосившись на молоденького прикомандированного, согласился Макс. – Тогда с чего начнем, командир?

– Как далеко находится эта дача?

– Километров двадцать будет.

– А где расположены дядькины огороды?

– Один недалеко от дачи, мы будем проезжать мимо него, а другой, увы, в противоположной стороне.

– На этих его огородах есть какие-то застройки? – соображая, какой вариант предпочесть, спросил я. – Или же просто голое картофельное поле?

– Да есть какие-то сараюшки, где он хранит шанцевый инструмент.

– В таком случае сначала рвем на дачу.

– Вас понял, пристегните ремни, господа-товарищи.

Возле первого огорода, не доезжая до самой дачи несколько километров, мы остановились, вышли и побрели в сторону вигвама, стоящего посреди ухоженного поля. Ничего подозрительного вокруг не замечалось, и остановились мы здесь, скорее всего, просто для очистки совести, чтобы в дальнейшем не ломать себе рук и не пытаться укусить собственный нос. Дождь наконец выдохся, и только слегка моросило. Огородище оказался здоровенным, и идти по раскисшей земле, путаясь в мокрой ботве картофеля, – занятие малопривлекательное.

– Послушай, Макс, это же не частный огород, а целое колхозное поле, не выдержав, зло воскликнул я. – Кто позволил ему взять такой надел?

– Соседи, – хмуро ответил он. – Они не позволили, они просто продали ему свои участки. Самим-то заниматься лень, а дядька прилично заплатил, вот и вся история.

– Тунеядцы. Вот так и происходит расслоение на батраков и кулаков. Послушай, а как он эти свои угодья вскапывает? Наверное, пашет от зари до зари, не выпуская из рук лопаты?

– Иваныч, перестань злобствовать, у него есть пара наемных бомжей и колесный тракторишко, которым он и производит вспашку.

– Чтоб у него все колеса поотвалились. Так, братва, кажется, мы у цели. Заходим с трех сторон и штурмом берем этот китайский чум. Воинствующие вопли и устрашающую раскраску рожи прошу оставить на потом.

Как оно и должно было быть, конусообразный шалаш со всякими сельхозпремудростями оказался совершенно пуст, и от этого возвращение назад к машине было еще более удручающим.

– Ничего, Иваныч, – позволяя себе некоторую фамильярность, приободрял Ухов. – Отсутствие результата – тоже результат. Как говорится, с каждым пустым стулом наши шансы на успех увеличиваются. Я правильно говорю, генерал?

– Так точно, – кисло ответил паренек, с омерзением стряхивая комья земли с новеньких ботинок.

– Ну тогда вперед, за новыми приключениями, – запуская двигатель, резвился Макс, словно радуясь тому, что дядьки его мы здесь не обнаружили.

Осмотр дачи, очень похожей на его городской дом, сначала никаких результатов не принес. Все было чисто и аккуратно прибрано как в самом домике, так и во дворе и дворовых пристройках. Мы уже хотели убираться не солоно хлебавши, когда наш юный спутник запросился по нужде.

– С этой радостью проблем тут нет, – гордо сообщил Макс. – Тебе нужен туалет? Я правильно понимаю? Будет тебе туалет и даже на выбор целых три: зимний, летний и воздушный. Какой тебе больше нравится?

– Любой, – отчаянно пропищал парень. – А что такое воздушный?

– Иди за забор в кусты, там и увидишь.

Зайцем метнувшись в заросли, он исчез, но довольно скоро вернулся, держа за кончик какую-то грязную, окровавленную тряпку.

– Вот, нашел в кустах, – тыча этот неприятный предмет нам в нос, победно сообщил он. – Я подумал, что нам это может пригодиться.

– Хвалю за службу, генерал, – отворачивая в сторону нос, фыркнул Макс. – Положи эту гадость туда, где ты ее взял.

– Подожди-ка, Юра, – остановил я парня, потому что тряпка показалась мне знакомой. – Дай ее сюда. Да ты же просто гений сыска! Макс, это вторая половина того самого полотенца, что мы нашли в подполье.

– Шутишь? Это что же получается?..

– Получается то, что твой дядюшка, в сопровождении или без, но недавно пребывал на этой даче. Это пока все, что я могу сказать. Юра, покажи нам то место, где ты нашел этот вещдок. Ты сможешь это сделать?

– Смогу... – засуетился он. – Но только я там... Это...

– Все ясно, комментарии излишни, пойдем.

Юра, смущаясь, честно проводил нас на место находки, однако даже самые тщательные поиски не принесли ничего нового. Обескураженные, мы вернулись назад, и Макс предложил провести опрос соседей. Но и здесь нас ожидало большое разочарование. На двух смежных дачах хозяева вообще отсутствовали, а через дом дураковатый дед сообщил, что он видел, как от зобовской дачи действительно часа три тому назад отъезжала какая-то белая машина, но какая точно, он не помнит.

Повторный осмотр дома особых результатов не дал. Единственное, чего мы добились, так это удостоверились в том, что на даче действительно ночью кто-то был. Причем не один, а по крайней мере двое. На это указывали две недавно вымытые тарелки и пара стаканов. Что же касается мусорного бачка, этого кладезя улик и информации, то он был абсолютно пуст и чист. Видимо, перед отъездом предусмотрительные посетители, не желая доставлять нам лишних хлопот, сочли за лучшее забрать весь мусор с собой.

– Командир, какие будут дальнейшие указания?

– Доставим коллегу в отдел, а дальше как договаривались ранее.

– Вас понял. Наконец-то займемся делом.

Высадив парня, мы заехали в пельменную, где слегка перекусили и в общих чертах обсудили план действий, потому как брать такого толстого сома голыми руками – занятие бесперспективное, если не сказать опасное. Поскольку Фархад несколько раз встречался с Максом, то такую колоритную внешность, как Ухов, не запомнить он просто не мог. По этой причине мы решили, что до поры до времени он будет оставаться в тени и выйдет на сцену в самый критический момент.

Подъехав к административному зданию рынка, мы вышли из взятого напрокат "уазика" и, прикрываясь спинами прохожих, осторожно подошли к овощным рядам. Здесь, чтоб не возникло досадной ошибки, Макс должен был показать мне требуемый объект. Что, впрочем, оказалось совершенно излишним. Огромная туша, важно плывущая между торговыми лотками, говорила сама за себя.

– Это он, Фархад, – шепнул Ухов. – Обрати внимание на двух дураков, что следуют за ним. Это его охрана.

– Без тебя знаю, – огрызнулся я. – Иди и займись своим делом.

– Понял, командир. Ни пуха ни пера, – пожелал он и затерялся в толпе.

Зайдя в административное здание, я толкнул дверь приемной и, развязно кивнув на директорскую дверь, спросил уныл, как тень, секретаршу:

– Киска, шеф у себя?

– Кто-о-о??? – вытянула она и без того лошадиную физиономию.

– Шеф у себя? – досадливо повторил я вопрос.

– Кто?.. Киска?..

– Ты, красавица, ты. Шеф у себя?

– У себя, – заливаясь краской, тихо ответила она. – Но Григорий Иванович занят, у него Анатолий Борисович и представители санэпидемстанции. Но... Я спрошу...

– Не надо, милая, загляну попозже, – обаятельно улыбнулся я и захлопнул дверь.

Выйдя из помещения, я с удовлетворением отметил, как выгодно Ухов поставил машину. Сам он, открыв заднюю дверцу, сосредоточенно ковырялся в какой-то железяке. Поощрительно ему кивнув, я приступил к выполнению второго, главного этапа нашей рискованной операции.

Целеустремленно подойдя к перекупщику, я деловито спросил:

– Вы Фархад?

– Ну я, – презрительно смерив меня заплывшими жиром глазками, неожиданно тоненько пропищал он. – А тебе-то какое дело?

– Мне-то до вас нет никакого дела, – небрежно ответил я, чувствуя, как за моей спиной слюной исходят охранники от неистового желания порвать меня на куски. – Лично я с вами на одном гектаре с... бы постыдился. Меня прислал Григорий Иванович. Он срочно требует вас к себе.

– Какого черта ему надо? – доставая сотовый телефон, выпятил он слюнявые губы.

– А вот этого я вам делать не советую, – ехидно усмехнулся я. – У него в кабинете целая комиссия из санэпидемстанции.

– Да в гробу я вашу комиссию видел, – презрительно сплюнул он и начал набирать номер. – Мало я вас пою и кормлю...

– Дело ваше, – понимая, что проиграл, беспечно заметил я. – Только хочу предупредить, что, кроме комиссии, приехал Анатолий Борисович и он тобой очень недоволен.

– Что? – побледнел он, убирая сотовый. – Анатолий Борисович... Да как же...

– А вот так. – Облегченно и злорадно я сделал неприличный жест. – Иди и мой задницу, сейчас он тебя будет иметь.

– Все-все, сейчас иду... За что же он так... Хафиз, Славик, присмотрите тут пока... Я в контору... Хоть бы все обошлось...

Отдав эти приказания, толстяк в совершеннейшем шоке, что-то бормоча себе под нос, затрусил, спотыкаясь, к конторе. Отставая от него не больше чем на полметра, я заботливо охранял его обширный тыл, а когда он поравнялся с открытой дверцей "уазика", дернул его за рукав.

– А! Что такое? – непонимающе вытаращился он, поворачиваясь ко мне лицом и спиной к затаившемуся в машине Максу.

– Ничего хорошего, – гаркнул Ухов, накидывая ему на жирную шею толсто скрученный жгут простыни. – Гулять едем и тебя решили прихватить.

С этими словами он затащил мощную тушу перекупщика в салон и сразу же залепил ему рот куском перцового пластыря. Мне оставалось забросить его ноги и, забравшись в машину, захлопнуть дверцу.

– Гони! – крикнул я Максу, заметив, как у машины собирается любопытный зритель. – Дальше я с ним сам справлюсь.

– А справишься ли? – срываясь с места, с сомнением прокричал он.

– А то нет! Груда студня.

Каким же я оказался самонадеянным дураком! Эта "груда студня" спокойно смогла бы побороть быка. Если бы не накинутый на его шею жгут, то нам с Максом пришлось бы не сладко. Каким-то чудом мне удалось накинуть наручник на его правую руку и зацепить за левое сиденье. Дальше дело пошло полегче. При помощи веревки я подтащил его левый кулак к верхней раме и в этой точке зафиксировал. С ногами вообще все обошлось просто – поскольку они были зажаты теснотой пространства, то и дрыгал он ими вяло. В общем, когда Макс влетел в облюбованный нами тупичок, наш буйвол был связан по всем параметрам.

Остановив машину, Макс содрал липовые цифры и обнажил действительный госномер.

– Ну вот, теперь все в порядке, – поправив растяжки, с удовлетворением пробубнил Ухов. – Куда его? На Лобное место?

– Нет, в театр, на оперу "Русалка", – усмехнулся я, пересаживаясь на заднее сиденье. – Поехали, уже пятнадцать тридцать. До вечера нам предстоит содрать с него всю шкуру – утомительная процедура.

Второй раз за сегодняшний день мы вырвались из города и по давно протоптанной дорожке углубились в лес. Когда шум и сигналы проезжающих по трассе автомобилей не стали слышны и их сменил птичий щебет, мы остановились.

– Послушай, Макс, – с удовольствием вдыхая лесной воздух, предложил я. – Давай-ка мы с тобой повременим с экзекуцией хотя бы минут пять. Просто полежим на травке, послушаем птичек. Прелесть-то какая!

– Да я не против, только у этого борова на крикушке наклеен перцовый пластырь. Ему, наверное, все губы разъело, больно ведь. Ты слышишь, как мычит, что тебе племенной бык. Сейчас всех коров сюда соберет.

– Нет в тебе, Ухов, романтики ни на грош, – огорчительно посмотрел я на него и открыл заднюю дверцу. – Принимай свой крупный рогатый скот по описи.

Не распутывая ног, мы отвязали ему руки и в таком положении вытащили на траву. Первое, что сделал Макс, так это обыскал его и оказался совершенно прав. Во внутреннем кармане нашего клиента оказался видавший виды пистолет "ТТ", причем с разрешением на его ношение.

– Послушай, Макс, он ведь вполне мог нас пристрелить, – рассматривая конфискованное оружие, озабоченно высказался я. – Ухлопал бы как двух глупых фазанов.

– Когда и как? – резонно спросил Ухов, подтаскивая Фархада к толстому сосновому стволу. – Не было у него такой возможности, не было и уже никогда не будет. Да не мычи ты, козел толстожопый, считай, что отпрыгался.

Основательно привязав его спиной к дереву, Ухов отошел в сторону, полюбовался своей работой и только после этого содрал пластырь с пунцовой рожи перекупщика.

– Привет, Фархад, – дружелюбно потрепав его по щекам, весело поздоровался Макс. – Рассказывай, как делишки, как деньжишки.

– Ты кто? – вжимаясь в древесный ствол, со страхом спросил базарный воротила. – Где-то я тебя видел. Откуда-то я тебя знаю.

– Знаешь, – подтвердил Ухов, вытаскивая штык – нож и яблоко. – И скоро узнаешь еще лучше. Я буду последним живым человеком, которого ты увидишь на этой земле.

– Что вам от меня нужно? – не скрывая страха, затрясся перекупщик. Наверное, вам нужны деньги? Я дам вам денег, но только не убивайте меня. Господа, я никому ничего не расскажу и своим прикажу молчать... Там у меня в бумажнике тысяч десять наберется, я прошу вас, возьмите их себе... Если мало, я еще добавлю... Только пощадите меня... Не убивайте...

– Заткни свою кричалку. Твои деньги меня мало волнуют, можешь подтереть ими свою жирную задницу. Вот что я тебе скажу: если мой дядька, Роман Николаевич Зобов, еще жив, то и ты будешь жить, а если вы его уже успели замочить, то следом за ним отправишься и ты. Ты хорошо меня понял?

– Да ты же его племянник, – радостно пропищал спекулянт. – Как же я раньше-то не вспомнил? Конечно, племянник, не сойти мне с этого места. Ну и перепугали же вы меня. Вот придурки-то, ну и шуточки у вас. Ладно, развязывайте и быстро едем на рынок. Там без меня черт знает что творится.

– Ты хочешь сказать, что мой дядька сейчас находится на рынке?

– Нет. Вы же сами видели, что его там нет.

– Тогда где он?

– Кому, как не тебе, это знать. Я сам ждал его к одиннадцати. Он должен был привезти мне тонну картошки, да почему-то не приехал.

– Ты мне лапшу на уши не кидай! – взорвался Макс, уже начиная догадываться, что мы попали пальцем в небо. – Жирная свинья! Говори, где дядька, а не то удавлю тебя своими руками.

– Да ты сдурел! Твоего дядьку последний раз я видел три дня тому назад, когда он приходил договариваться со мной о цене. Развязывай, или я натравлю на вас своих гладиаторов, и уж тогда-то вам не поздоровится.

– Не натравишь, – истерично засмеялся Макс.

– Еще как натравлю. В лучшем случае они сделают из вас калек.

– Не натравишь, потому что ты их больше не увидишь.

– Не боись, увижу! И тебя в гробу тоже увижу.

– Сука, да я же тебя сейчас порешу! – потеряв самообладание, заорал Макс и, держа на отлете нож, кинулся на побледневшего торгаша. Только моя подножка спасла его от неминуемой смерти. Падая, Макс раскинул руки, и я тут же выбил у него нож.

– Спокойно, Макс. Похоже, что у тебя начали сдавать нервы. – Я отвел его к машине и протянул фляжку спирта. – Не больше одного глотка. Мужик-то, похоже, в самом деле ничего не ведает, ничего не знает, а ты его чуть было не прикончил.

– Да и хрен с ним, одним ворюгой было бы меньше. А почему ты так уверен в его непричастности? Может быть, хоть краем уха он что-то слышал. Давай покрутим его еще немного, вдруг да что-то выдавим из него.

– Ладно. Только теперь крутить буду я, а ты выполнять мои команды.

– Хорошо, – нехотя согласился он и выжидательно присел на корточки возле машины.

– Капустный слизняк, считай, что тебе повезло, – подходя к окаменевшему от ужаса Фархаду, усмехнулся я. – Так ты скажешь, куда вы дели Зобова, или мы начнем допрос с пристрастием, как в добрые старые времена.

– Я не знаю, я правда ничего не знаю, – пролепетал он побелевшими губами.

– Как знаешь, – равнодушно согласился я. – Макс, нагника мне эту березку.

– А на кой она тебе? – забрасывая аркан на самую верхушку, спросил он.

– Скоро увидишь, – помогая ему пригнуть и привязать пружинистую березу к сосне, ответил я. – Ну что, Фархад, ты готов?

– К чему? – с ужасом глядя на наши страшные приготовления, прохрипел он осевшим голосом. – К чему я должен быть готовым?

– К тому, чтобы посмотреть на мир с высоты этой березы.

– Так она ж не поднимет такую тушу, – трезво рассчитав возможности дерева и вес тела Фархада, засомневался Ухов. – Надо бы еще одну подогнать.

– Согласен, – одобрил я его практичность. – Только бери вон ту, что подальше.

– Верно, – вторично забрасывая аркан, оскалился он. – Они порвут его пополам, как жирного новогоднего индюка. Подсоби-ка. Крепкая лесина попалась.

Когда верхушки обеих берез оказались привязанными в метре от земли к толстому стволу сосны, Фархад начал проявлять серьезные признаки беспокойства.

– Что вы делаете, не надо, я не хочу!

– Еще бы! Никто не хотел умирать, – привязывая одну его ногу к левой березе, глубокомысленно заметил Макс.

– Мужики, остановитесь, – прохрипел он, почти теряя сознание. Поверьте, я дам вам много денег, очень много, только не делайте этого.

– Много денег не бывает, – рассудительно прогудел Ухов, привязывая его вторую ногу. – Ну что, у меня все готово. Козлодрание можно начинать.

– Миленькие мои, ну не надо, не надо, я вас прошу, – моля пощады, заплакал барыга. – Я не хочу, у меня же детки, мальчик Руслан и девочка Гульнара. Как они без меня останутся? Ну сжальтесь вы надо мной, миленькие, я никому ничего не скажу, клянусь вам своей матерью. Только отпустите, заберите все деньги, джип, дом, только пощадите.

– Скажешь нам, что вы сделали с Зобовым, и мы немедленно тебя отпускаем, если же нет, то я перерезаю веревку, и две половины твоей туши будут болтаться на березах на радость воронам и мурашам. Считаю до трех. Раз... Два...

– Подождите, не надо. Я действительно ничего не знаю, но я вас прошу, если вы так хотите меня убить, то пристрелите из моего пистолета.

– Ладно, Макс, кончай комедию. – Устало отойдя к машине, я махнул рукой. – Ничего он не знает. Зря только его мучили. Придется извиниться.

Сверкнул нож, и освободившиеся кроны берез со свистом взлетели вверх. Истерический хохот Фархада дал знать, чего ему стоили эти полчаса, проведенные в нашей веселой компании. "Наверняка он этого так просто не оставит", – подумал я, и, словно читая мои мысли, Макс приподнял его за волосы и "извинился":

– Если ты, боров испанский, хоть кому-нибудь хоть что-нибудь ляпнешь о сегодняшнем представлении, то я или кто-то из моих ребят привезет тебя сюда во второй раз, и тогда эти самые березки взлетят в воздух не так весело. Ты меня понял?

– Понял, – прекращая истерику, ответил он. – Клянусь мамой.

* * *

В кабинете Фокина было сумрачно и накурено. По этой причине некурящий сотрудник старался как можно скорее решить свои дела и оказаться по другую сторону двери, тем более что в приемной крутозадой секретарши Светланы своим людям можно было получить чашку кофе или просто ее всеобещающий взгляд.

– Владимир Васильевич, ну ведь вы сами прекрасно понимаете, что возникли определенные трудности и... – монотонно ныл черноусый майор, когда раздался громкий телефонный звонок.

– Ты свободен. – Хмуро глядя на майора, начальник поднял трубку. Фокин слушает.

– Я из морга, Владимир Васильевич, – с непонятной многозначительностью заявил Шагов.

– Наслаждаешься? – язвительно спросил подполковник.

– Ага. Вася-то наш крякнул, так ведь?

– Крякнул Вася, – сокрушенно согласился начальник, закуривая очередную сигарету. – Крякнул наш жадный до пития Вася. Ты чего звонишь-то?

– Да вот хочу тебя обрадовать. Васю только что вскрывал Корж.

– Ну и что? Ты хочешь передать от него привет?

– Обязательно. И еще от Васи, у которого входной канал раны начинается с правой стороны и, пройдя сквозь сердце, упирается в левое плечо.

– Ладно заливать-то. А то я не видел его! На нем и пятнышка крови не было.

– Его проткнули чем-то очень длинным и тонким вроде спицы, но не спицей. Входной канал едва заметен и имеет продолговатую конфигурацию длиной не более трех миллиметров. Что-то вроде стилета, но и не стилет. Так что звони прокурору, как говорится, убийство налицо. И этого дядю Пашу, наверное, надо в клетку.

– Уже сидит. Я как предчувствовал, на всякий случай прихватил его с собой.

– Ладно, сейчас выезжаю, – хмыкнул Шагов положил трубку.

– "Вася, Вася, я снялся в новой кофте голубой..." – в свою очередь положив трубку, задумчиво процитировал фольклор Фокин и, усевшись поудобней, набрал номер прокуратуры.

Обрисовав ситуацию, он положил трубку и, не медля ни минуты, вызвал машину, оперативника и самого дядю Пашу. Через десять минут они стоял возле знакомой халупы, куда входить не особенно хотелось по причине блевотного запаха и застаревшего перегара, которым, казалось, навеки пропитаны все стены.

– Ну что, Алеха, – обратился он к оперативнику, к руке которого был прикован дядя Паша, – думай не думай, а прыгать надо. Витя, закрывай машину, пойдешь с нами, втроем-то хоть накурим, все не так тошно будет.

Закурив по сигарете и вдохнув свежего воздуха, они как в омут окунулись в протухлую вонь бомжатника. Еще раз внимательно осмотрев матрас, подушку и брошенную на него рухлядь и не найдя следов крови, Фокин велел оперативнику пристегнуть дядю Пашу к койке.

– Ну что, орел молодой, будем правду говорить или опять сказки сказывать? – впервые за все время обратился он к Сергееву.

– Про что это вы, гражданин начальник? – удивился дядя Паша. – Я ведь вам все как на духу поведал. Если и есть тут моя вина, то только в том, что я во второй раз за водярой сгонял. Не уберег Ваську. Обидно-то как. А мать-то, поди, сейчас как убивается да меня проклинает. Прости, Зина, виноват я перед тобой, не удержал Ваську. Вот горе-то какое.

– Это мы уже слышали, так что давай новенькое.

– Какое новенькое? Не знаю я никакого новенького.

– А ты вспомни. Напряги память и вспомни, чем ты своего Ваську пырнул.

– Господи ты боже мой, какие страсти вы мне тут говорите. Да разве можно честному человеку говорить такие недобрые слова?

– Ты мне тут на Бога не коси, – ухмыльнулся подполковник, представив себе дядю Пашу в монашеском одеянии. – Ишь какой набожный выискался. Инок смиренный, старец честной! Говори, чем пырнул Ваську.

– Побойтесь бога, у меня ничего такого нет. Не то что человека, у меня краюху хлеба нечем отрезать. Все ножики потаскали алкаши несчастные. А вы говорите. У меня гвоздя-то острого в доме не отыщется. Возводите на человека напраслину, а зачем, и сами не знаете. Стыдно вам говорить такое...

– Ладно, помолчи чуть-чуть, покури, пока я тут у тебя тумбочку осмотрю. Мужики, выделите этому феномену сигарету.

Фанерная тумбочка с облупившейся грязной краской стояла возле кровати. Почему она привлекла внимание Фокина, одному Богу известно. Вытащив верхний ящик, он старательно начал перебирать всевозможный хлам, который только мог скопиться за все годы ее существования.

Не найдя в ящике ничего сколько-нибудь полезного, начальник присел на корточки и потянул дверцу. С печальным скрипом она упала ему под ноги. Запустив вовнутрь руку, он извлек из нее целую кипу всевозможной макулатуры, начиная от старых газет и заканчивая ворохом пожелтевших фотографий.

Расчистив колченогий стол, он вывалил все это добро на столешницу и не торопясь принялся его разбирать.

– Да ничего там интересного нет, товарищ начальник, – докурив сигарету, заявил дядя Паша. – Так, сплошной хлам, только руки испачкаете.

– Не волнуйся, дорогой, руки помыть можно.

– Как хотите, но я бы на вашем месте не занимался такими пустяками. Только государственное время зря тратите.

– Ишь ты, какой у нас сознательный клиент, – хохотнул подполковник, продолжая перебирать бумаги. – Таких, как он, ценить надо. Ценить и уважать. Я бы даже отдельную камеру ему выделил.

– Ничего, и в общей он неплохо приживется, – подходя к столу, заверил молодой оперативник. – Судя по всему, он там уже бывал.

– Это ты точно заметил, Алеша. По крайней мере, у меня тоже создалось такое впечатление. А это что? – вытаскивая вчетверо сложенные листки ломкой пожелтевшей бумаги, скрепленные с угла, спросил он сам себя и углубился в текст. По мере того как он впитывал содержимое, его физиономия вытягивалась, а челюсть отвисала. – Алексей, ты знаешь, что это такое? – закончив чтение, заржал он.

– Откуда же мне знать, я через бумагу читать еще не научился.

– Это копия приговора Центрального народного суда города Тольятти. Дядя Паша, так ты у нас рецидивист! Чего ж ты раньше-то молчал, голубь ты наш сизоносый?

– А что вы так сразу, – съежился Сергеев. – Ну было дело. Замочил я Славика на почве неприязненных отношений. Получил свое и отмотал тот червонец от звонка до звонка. Перевоспитался, все как положено, человеком стал и вспоминать об этом негоже. Не забывайте, я ведь вам сам позвонил.

– Это тебе непременно зачтется, скажи еще, чем ты его проткнул, тогда мы вообще повесим тебя на Доску почета как самого дисциплинированного мокрушника. Виктор, притащи-ка его соседа, некоего Николая Степанова, посмотрим, что скажет он.