Текст книги "Школьная вселенная"

Автор книги: Михаил Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

3

Петя увидел такси и поднял руку с портфелем: остановится такси или не остановится?

Такси остановилось. Тогда Петя растерялся, решил сделать вид, что не поднимал руки, а у него зачесалась голова. Поставил на землю портфель, рядом положил футляр с чертежом и начал чесать голову. Такси стояло, и Петя стоял и чесался.

Водитель сердито сказал:

– Долго ждать, гражданин?

«Гражданин?..» Значит, он действительно не Петя, а Пётр Петрович. Конечно, если «гражданин»! Петя подхватил портфель, футляр с чертежом и сел в такси.

Водитель включил счётчик.

– Куда поедем?

А правда – куда? Петя был как-то у отца в Главпроекте. Очень давно – коридоры, коридоры, двери, двери, буфет, лестница. Лифт ещё, кажется. Теперь бы только вспомнить – где эти коридоры, буфет и лифт…

– Что вы всё чешетесь, гражданин? Ехать-то куда будем?

Петя чесался уже по-настоящему: он совершенно не знал, куда ехать. Вот бы кто-нибудь вытащил его из такси. Шёл бы кто-нибудь из учителей, увидел и закричал: «Ты что, Скворцов, в такси рассиживаешь! Тебе в школе надо сидеть, за партой!»

Щёлкал счётчик. Хватит денег, чтобы заплатить за то, что сидишь в такси, или не хватит? А вообще ехать не обязательно – имеешь право и просто сидеть. Нравится тебе сидеть в такси по утрам, вот и сидишь. Кому нравится ехать, кому сидеть.

Заговорил радиотелефон. Водитель снял трубку, ответил диспетчеру:

– Не знаю, свободен или занят.

И тут Петя вдруг всё придумал: он быстро вытащил из футляра чертёж, развернул. На чертеже внизу было написано: «Улица Первомайская, дом 2».

– Первомайская, дом два.

Всё-таки захотелось прокатиться. Кому нравится сидеть в такси, а лично Пете – ехать. Да и когда ещё удастся такое, чтобы одному, самостоятельно, с красивым портфелем без проволоки – и в такси! Только вот счётчик деньги считает безостановочно. Накручивает цифры.

Петя начал соображать, сколько понадобится денег, чтобы расплатиться с шофёром, когда приедет на Первомайскую. Он теперь примерно знает, где эта улица, догадывается.

Проехали знакомую бочку с квасом, табачный киоск.

Счётчик считает. А Петя думает, вспоминает правила из алгебры. Отнимаемое, умноженное на прибавляемое, даёт в результате отнимаемое. Деньги, конечно, отнимаемое, а улицы – прибавляемое. А может быть, здесь больше подойдёт правило возведения в степень многочлена? Счётчик показывает рубли и копейки. Или решить квадратом двух чисел? И получится всё с запасом на всякий случай, в квадрате. И деньги с запасом, и улицы с запасом. Но в этот момент такси остановилось у высоких дверей высокого дома. На счётчике Петя увидел и не многочлен и не квадрат суммы, а девяносто копеек.

4

Пётр Петрович открыл дверь класса и не понял, куда он попал. В школе он или уже не в школе? Перед ним была пошивочная мастерская. Жужжали, крутились электрические швейные машины. Склонились девочки, что-то шили. На столах валялись куски цветной материи, пустые катушки, картонки с пуговицами, булавками.

На Петра Петровича никто не обратил внимания.

– Здравствуйте.

«При встрече с работниками школы, знакомыми и товарищами приветствуй их».

Никакого приветствия в ответ.

На всякий случай застегнул на все пуговицы пиджак.

«Будь аккуратно одетым дома и в общественных местах».

Девочка с ближайшей машины перестала строчить, подняла голову и уставилась на Петра Петровича.

– Ты чего не на занятиях?

– Я на занятиях, – ответил неуверенно Пётр Петрович.

Тогда и другие девочки перестали шить.

– Но ведь первый урок труда?

– Я знаю.

– Так иди к своим мальчишкам.

Он попал в свой класс, только не к мальчикам, а к девочкам. Мальчики вытачивают где-то хоккеистов. Он столько раз слышал от Петьки об этих хоккеистах из железа для игры в настольный хоккей.

Девочки окружили Петра Петровича.

– Мы по кавеэну все домашние задания решили.

Наверное, это Юля. Петя часто переговаривался с ней по телефону. Это она заставляла новые коробки с яйцами покупать. Вот ты какая! Чёрненькая, вертлявая. Фартук в сборочку и карман на фартуке тоже в сборочку. А может быть, не Юля? Может быть, Надя Гречкина, которая с молекулами керосина что-то решает? Или уже решила, если все домашние задания сделала.

И Пётр Петрович в утешение подумал, что керосин в доме – это хуже коробок с яйцами.

Девочки смеялись, прыгали вокруг Петра Петровича. Им надоело работать за машинами. И потом их веселило ведро, с которым он стоял.

В дверях появилась Мария Емельяновна.

– По местам. Я просила закончить двойные швы. – Увидела Петра Петровича. – Зачем здесь оказался? И одет всё-таки не по форме. Дай дневник.

Пётр Петрович опустил на пол ведро и начал рыться в портфеле, искать дневник. Наконец нашёл, достал. Мария Емельяновна прочитала о бочке с квасом, взглянула на ведро и покачала головой. Конечно, глупый вид с этим ведром. Дурак с писаной торбой. Вот именно.

Мария Емельяновна попросила у девочек ручку и записала в дневник, что Петя явился в школу одетым не по форме и чтобы отец обратил на это внимание. Значит, напрасно застёгивался на все пуговицы. Обидно.

К Петру Петровичу подкралась чёрная вертлявая девочка. Незаметно вытащила из портфеля очищенное яйцо и бутылку. Засмеялась и ехидно спросила:

– Отгадали? Да куда вам, рахитики!

– А?.. – Пётр Петрович не понял, что она имеет в виду. Но потом вдруг сообразил – он во вражеском классе! Он у «вешников»! А он «ашник»! И наверное, это какая-нибудь Зинка или Векчакова!..

5

Петя вошёл в вестибюль и растерялся. Что дальше делать? Когда он был у отца, отец его встретил и сразу повёл в буфет. Но сейчас с утра неприлично идти в буфет. Что подумают?

В вестибюле работало два лифта и дежурила лифтёрша.

Ни шагу назад. Победа или смерть! Даёшь гимн кавеэна о весёлых и находчивых.

Петя разогнался и вскочил в лифт. Ничего, что много народу: Петя весело и находчиво втиснулся. Даже сумел весело и находчиво поставить портфель. Хотел поздороваться (школьное правило номер один), но тут втиснулась лифтёрша и сказала:

– Пётр Петрович, пожалуйте в соседний. – Взяла у Пети футляр с чертежом. – Здесь вы уже лишний.

Петя вышел и занял место в соседнем. Дверь захлопнулась, и лифт поехал. А портфель? В другом лифте! А чертёж и вовсе у лифтёрши! Но чертёж – ладно, он Пете не нужен, он смущал. А вот портфель… большой, солидный, с ремнями и без проволоки.

Петя приехал на последний этаж. Вместе с ним на другом лифте приехал портфель. Кто-то довёз, отдал Пете и ушёл.

Петя остановился в коридоре. Увидел доску с приказами. Почему-то вместо «Главпроекта» было написано «Главмонтаж». Перепутали, что ли?

В это время поднялся лифт, и из него вышла лифтёрша. Приставила к глазам ладонь, точно начала искать человека в степи. В другой руке держала футляр с чертежом.

Петя тут же толкнул первую попавшуюся дверь в коридоре и вошёл в неё.

6

Пётр Петрович наконец среди своих, среди мальчиков-«ашников» – Глебки, Виталика, Фадеева Вити. В слесарной мастерской делает из железа хоккеистов. Девочки-«ашники» – Юля, Надя Гречкина и другие – в комнате гигиены занимаются «профилактикой здоровья». Девочки-«вешники» продолжают шить. Мальчики-«вешники» в столярной мастерской строгают доски. Без находчивости в школе иногда не узнаешь, где и чем ты сегодня будешь заниматься. КВН! Но если ты и узнал, тебе от этого не легче. Петру Петровичу, во всяком случае: он не умеет делать хоккеистов. Он бы сейчас начертил двутавровую балку, крановый рельс, гайки-барашки, рым-болт, только бы не заниматься хоккеистом. Не может он с ним справиться!

Хорошо, что помог Виталик. Это которому Петька велел вычислить мощность спички. Пётр Петрович слышал.

Виталик сразу понравился Петру Петровичу весёлый и находчивый. По-настоящему. Вот кому быть капитаном команды, а не Петьке, у которого и есть что одно нахальство.

– Ты чего? – спросил Виталик.

– Да как-то у меня не очень с хоккеистом, – ответил Пётр Петрович, суетясь вокруг сверлильного станка.

– Разучился? – Виталик с удивлением взглянул на Петра Петровича. Взял у него заготовку и начал высверливать хоккеиста на станке не так густо, как это делал Пётр Петрович, чтобы отверстия не сливались, не захватывали сверло и не выворачивали заготовку из рук.

– Иди к плите и выбей зубилом.

Пётр Петрович пошёл к металлической плите, попробовал выбить зубилом хоккеиста. Ничего – выбил. Руки оцарапал, но всё-таки выбил. Отвык от зубила. И от молотка отвык. Как-то так, незаметно. Он всё больше карандашом последнее время трудился. А ребята лихо размахивают молотками, точат напильниками, рубят зубилами.

Сегодня школа шьёт, строгает, месит тесто, стучит и сверлит. У Петра Петровича не только царапины появились, но и синяк на пальце. Пётр Петрович помалкивает, боится. Скорее бы звонок с урока и кончились эти хоккеисты.

Глебка к нему подходит. Тоже член команды. Показывает своего хоккеиста и спрашивает:

– На кого похож?

Пётр Петрович пожал плечами.

– Сологубов. Неужели не видишь? Сологубов всегда без шлема.

– Да, – сказал Пётр Петрович.

– А то нет?

– Да, – ещё раз сказал Пётр Петрович.

– А то нет? – не успокаивался Глебка.

Пётр Петрович был согласен: Сологубов так Сологубов – в шлеме, без шлема. Курица в треугольнике, курица без треугольника.

Много ли сегодня уроков? У Петьки дневник не заполнен, так что не узнаешь. А в коридоре расписания не нашёл. Висит, очевидно, в учительской. Не пойдёт же он в учительскую! Случится ещё что-нибудь, в дневник опять запишут. Нахватает он Петьке замечаний. Что ни говори, отвык от школы, от нормальной советской школы.

Уроки уроками, но впереди ещё КВН, главное событие дня. Если он проиграет как капитан, Петька его на порог дома не пустит, сгноит. Или будет гонять вокруг стола. Конечно, теперь всё наоборот. А что же сегодня Тумаркин? Настоящий Тумаркин. Он обязательно попытается изменить в чертеже допуски, посадки и сечения. И Дятлов выступит за него. Немедленно. Главсырьё поддержит Главмонтаж! Как всегда. Типичные «вешники», у которых нет двухсот сорока восьми очков. Будут кричать, что они занимаются производством, что они всё понимают, всё умеют – шить, строгать, месить тесто, вытачивать хоккеистов. Их бы в школу сюда, обоих.

Но пока что надо заканчивать хоккеиста. И не Тумаркину, и не Дятлову, а ему, Петру Петровичу Скворцову. А тут Глебка, Виталик и Витя Фадеев, которого кефиром заморозили, пристают: ну как с яйцом, отгадал? Пётр Петрович понятия не имеет, что надо было отгадывать с яйцами. Он только их ел, пока не взбунтовался.

На всякий случай сказал:

– Отгадал.

– Уверен?

– Это как рым-болт или швеллер.

– Чего? – изумился Глебка.

– Швеллер, – повторил Пётр Петрович. Что ещё он мог придумать такое, чтобы звучало убедительно? Чтобы они оставили его в покое. А когда наступит время соревноваться, он, может быть, удерёт из школы. Удастся ли ему удрать? Единственный путь к спасению. Не победа, а смерть. Все шаги назад. Для него это ясно. Никаких сомнений.

Глебка всё ещё с изумлением смотрел на Петра Петровича, и тогда Пётр Петрович, чтобы как-то отвязаться от Глебки, спросил у Виталика совершенно невинным голосом:

– А ты с клубникой уладил?

– Не клубникой, а земляникой.

– Ну да, земляникой.

– Уладил. Перехожу в секцию лилий. Нам с ними ещё сражаться по биологии.

– С кем?

– Да ты что сегодня – с луны свалился?

– Забыл.

– Договорились – после физики будет биология, потом зоология, потом геометрия, потом планиметрия.

– Биология, зоология, геометрия, планиметрия…

– Конечно. А то нет?

– Глебка записался в секцию червей.

– Да, – кивнул Глебка. – Нервная система у червей. В секции основательно это. И насчёт слизня. Всё видит серым. У него нет цветного зрения.

– Нервная система у червей – это хорошо, – кивнул Пётр Петрович.

– На животе она у них.

– Это хорошо.

– А ты на руках начал ходить?

– Что?!

– На руках. По физкультуре. На всякий случай. Договорились ведь.

– Да, да… скоро начну, – опять слабо кивнул начальник Главпроекта и напильником нанёс себе очередную царапину.

7

– Не ожидал. Вот не ожидал! – сказал толстый человек и поднялся из-за стола. Он был в белой рубахе и в белых летних штанах. От этого казался ещё толще.

Петя растерянно поставил на землю портфель.

– Входите, почтеннейший, входите. – И толстый человек повёл его и усадил в кресло. – Значит, обдумали и согласились?

– Что я обдумал?

– Как – что? Чертёж.

– Чертёж?

Толстый человек внимательно поглядел на Петю и как-то угрожающе засопел.

– Да, обдумал, – согласился быстро Петя.

– И ваши посадки завышены. Допуски занижены.

– Завышены, занижены, – повторил Петя.

Толстый человек радостно воскликнул:

– Я говорил – мы правы! Я прав! Главмонтаж всегда прав! Мы – производственники, вы – проектировщики.

И тут вдруг Пете показалось, что он на кавеэне – встреча капитанов.

– У вас очки начисляют?

– Какие очки?

Темнит, как Бекчакова или Серёжа. Они темнят, когда их спрашиваешь о соревновании. Спроси о чём угодно – темнить не будут, а о соревновании будут темнить. Изворачиваться, чтобы не проболтаться. Случайно.

– Значит, очки не начисляют? – ещё раз спросил Петя.

– Имеете в виду премиальные? – засмеялся Тумаркин. – Наш чертёж премиальных не даст.

– Почему? – возмутился Петя.

– Не даст, – настаивал Тумаркин.

– Даст. Как звали лошадь Тараса Бульбы? У кого самый большой в мире барабан? Можно ли подкову сломать зубочисткой?

Тумаркин, подавленный, молчал.

– А устройство пипетки вы знаете? А искусственного спутника Земли? Можно ли ртуть наколоть вилкой?

– Прошу не говорить отвлечённо, а конкретно по чертежу.

– У меня нет с собой чертежа. – Голыми руками не возьмёшь: Петя опытный кавеэнщик.

– У меня есть типовой. – И Тумаркин подвёл Петю к доске, на которой был укреплён чертёж. Но Петя вспомнил, отец на своём чертеже вносил поправки. Даже сегодня утром. Что-то выпрямлял, а что-то закруглял. Отца всё время осеняло.

Петя поглядел на чертёж. Непонятно. Три больших листа бумаги прикреплены к доске, написано в трёх измерениях. А потом ещё литейные уклоны, острые кромки, вид по стрелке, сечение по «В». Ах, по «В»? Ну да, типичные «вешники»! Поддаваться нельзя! Товарищ подросток, не будь дитём… Внимание… Время тридцать секунд… Что изображено на чертеже? Автомобиль не автомобиль, трактор не трактор, барабан не барабан, пипетка не пипетка… На одном из листов ещё написано – повернуть.

Петя отошёл, повернул голову. Тумаркин наблюдает, ждёт, когда Петя начнёт соглашаться.

Петя повернул голову так, что даже Тумаркина начал видеть вверх ногами. Надо было в такси повнимательнее рассмотреть чертёж. Адрес прочитал и обрадовался. Голова с мозгами!.. Чучело соломенное!..

Петя перестал переворачиваться, потому что едва не упал на ковёр. Сила, с которой Земля притягивает к себе тела, называется силой тяжести или весом тела. Интересно, какой вес тела у Тумаркина. Такой же, как у самого большого барабана в мире? А чего, собственно, он мучается? Всё надо переделать по сечению «А»! В конце концов, «ашник» он или кто?

– Переделать по сечению «А».

– Вы и так беспрерывно переделываете! – возмутился Тумаркин. – Опаздываете в отношении сроков. Деталировщики ваши и копировщики!

– А что такое нагорье? А плоскогорье? Сколько времени живёт майский жук во взрослом состоянии?

Тумаркин порозовел, сделался ещё толще по всем сечениям и начал глухо булькать, наливаться кипятком. Точь-в-точь как родной отец.

8

Пётр Петрович на перемене увидел наконец весь 6-й «А». Девочки пришли с профилактики здоровья, и класс восстановился. Шестой «В» тоже восстановился: перестал шить и строгать.

Ребята бегали, кричали, спорили. Коридоры гудели от их голосов и беготни. Пётр Петрович с портфелем и ведром уселся в классе отдохнуть. Ныла поясница, болели руки. В особенности синяк на пальце.

Вошёл дежурный по этажу старшеклассник. Спросил:

– Почему в классе?

– Отдыхаю.

– Давай выходи. Не положено.

– Я хочу посидеть, отдохнуть.

– На уроке посидишь, отдохнёшь. А сейчас гуляй в коридоре. – И старшеклассник взял Петра Петровича за воротник пиджака.

Пётр Петрович не сопротивлялся. Старшеклассник выволок его в коридор, запер на ключ дверь, а Петру Петровичу легонько наподдал ногой.

– Гуляй! Проветривайся!

Пётр Петрович не сопротивлялся, начал гулять, проветриваться.

Его окружили Виталик, Глебка, Витя Фадеев и ещё кто-то, с кем он делал железных хоккеистов.

– Мы тебя ищем. Французский отменили. Лидия Максимовна заболела.

– Ну и что?

– Как – что? КВН будет после пятого урока!

– После пятого, – машинально повторил Пётр Петрович.

– А то нет!

Пётр Петрович сам бы с удовольствием заболел вместо Лидии Максимовны. Чем-нибудь инфекционным, чтобы положили в больницу и никого не пускали. Или хотя бы просто насморком заболеть, как Лейкин. Может, пойти в буфет и выпить холодного кефира? Заморозиться?

Прибежали девочки: Юля (хотя и тоже вертлявая, но совсем не чёрненькая, а русоволосая), Надя Гречкина и ещё две девочки, о которых Пётр Петрович только знал, что они лучше всех замесили тесто.

– А «вешники» гордые, – сказала Юля. – Отгадали наши вопросы.

– Не может быть! Я за свой вопрос ручаюсь.

– И я за свой. А то нет?

– А я не знаю, – неуверенно проговорила Надя Гречкина. Она вся была какая-то неуверенная. – Бекчакова сказала, что вопросы маннокашные.

– Что? – Юля даже притопнула каблуком от негодования.

Надя втянула голову в плечи. Она была не рада, что сказала.

– Маннокашные! – закричал Глебка. – Ты слышишь? Чего ты молчишь? – И он толкнул Петра Петровича.

– А ведро? Где ведро? – Это уже закричали две девочки, которые лучше всех замесили тесто.

– В классе, – ответил Пётр Петрович. Он ответил девочкам, потому что не знал, что ответить Глебке. Глебка – это его Тумаркин и Дятлов. Определённо.

– А ты отгадал? – не успокаивался Глебка.

– Что?

– А с карандашом? А с… – И Глебка опять толкнул Петра Петровича.

Но тут Глебку самого Юля толкнула, чтобы замолчал: появились «вешники».

Они несли большую коробку с медицинскими банками. На тарелке кусок льда. Колбы, деревянный штатив.

– Смежные сосуды решают, уровни жидкости, – сказала Юля и таким голосом, что если бы «вешники» услышали, то не обрадовались бы. – Мой вопрос.

– И пипетку.

– Может быть, жидкий металл? Это мой вопрос.

– А медицинские банки для чего? С банками вопросов мы не задавали. Петька, ты задавал?

Пётр Петрович отрицательно покачал головой. Он лично ничего «вешникам» не задавал.

– А если мы не сделаем с ведром и яйцом? – спросил Виталик. – А они с пипеткой и смежными сосудами? Что тогда?

– Очки сравняются. Могут сравняться, – ответила Надя и опять втянула голову в плечи.

– Что ты всё молчишь? – повернулась Юля к Петру Петровичу.

– Да. Сорок восемь очков.

– Двести сорок восемь, – поправили девочки, лучше всех замесившие сегодня тесто.

– Да проснись ты! – рассердилась Юля.

Высокий паренёк в форменном кителе, проходя мимо Петра Петровича, крикнул:

– Салют наций, капитан!

Пётр Петрович ответил:

– Салют. – Наверное, это капитан «вешников», Серёжа.

– После пятого! – крикнул высокий паренёк.

– После пятого, – ответил Пётр Петрович едва слышно.

9

Был урок литературы. Петра Петровича вызвали отвечать.

– Читай, – сказал учитель, удобно располагаясь за столом, совсем как Пётр Петрович у себя в Главпроекте. Даже пуговичку пиджака расстегнул. – Ну, читай, я жду.

Пётр Петрович недоумевал – в шестом классе только учатся читать???

– Скворцов, не подготовил отрывок?

Юля (она сидела рядом) сунула раскрытую хрестоматию.

– «Всегда красные его веки моргали чаще обычного…»

Пётр Петрович начал читать в отношении чьих-то красных век, моргавших чаще обычного. Читать вполне нормально. Но учитель остановил.

– Где цезуры? Где паузы? – И он показал, как читает Пётр Петрович: – «Всегдакрасныееговекиморгаличащеобычного…» И это после восьмого занятия по комментированному чтению? – при этом он сердито дёрнул шеей и моргнул сам чаще обычного. Пётр Петрович начал сначала. Он уже устал от школы, от неожиданностей, которые поджидают по любому поводу, даже по чтению.

– Не выговариваешь буквы! Начни сначала, Скворцов!

Пальцы болели, голова болела, и язык, кажется, начал болеть и не выговаривать некоторые буквы. Пётр Петрович старается, читает. Он уже не на шутку волновался.

– Букву «р» явно не выговариваешь. Прежде за тобой не замечал. Скажи скороговорку «На дворе трава, на траве дрова».

Пётр Петрович попытался сказать и не сказал, сбился. Трава, дрова… траве, дворе… Втянул голову в плечи, как Надя Гречкина.

– Сделаю кое-какую запись. Дай дневничок. Дома ты должен поупражняться в произношении буквы «р». У тебя пережиток детства, который не искоренили. Упражнения для искоренения даст логопед Анна Николаевна. Зайдём к ней вместе на большой перемене.

Пётр Петрович дал дневник. И в дневнике, рядом с бочкой кваса и записью о том, что одет не по форме, появилась запись о пережитке детства.