355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Меньшиков » ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ » Текст книги (страница 34)
ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:22

Текст книги "ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ"


Автор книги: Михаил Меньшиков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Столыпин пришел в годы великого испытания. После двух столетий всевозможного покровительства инородцам Россия оказалась покрытой могущественными сообществами поляков, финляндцев, евреев, армян, немцев и проч. Когда бюрократия наша, обессиленная и обездушенная инородческим засильем, оказалась разбитой на Востоке, поднялось восстание, вдохновленное по преимуществу теми же инородцами. Столыпин довершил борьбу с восстанием и провел ряд мер против финляндского, польского и еврейского натиска. Не погибни он от еврейской пули, возможно, что эти разрозненные меры сложились бы в строго национальную государственную систему, отсутствие которой так глубоко чувствуется…

Древнерусскому Киеву выпала грустная честь упокоить в себе прах нашего последнего государственного героя.

Как змея, выползшая из черепа верного коня, убила вещего Олега, так черная еврейская измена вышла из священных стен киевских, чтобы поразить самое могучее, что имела в себе наша живая государственность. Но как с Олегом не погибла Русь, со смертью Столыпина не погибла еще державная наша сила и мы все еще в состоянии бороться с государственным предательством и одолевать его.

Да помянет же Господь во Царствии Своем великого страдальца, кровью своею запечатлевшего верность Отечеству. Да помянет и народ русский из рода в род одного из благороднейших своих сынов, показавшего, как надо жить для России и умирать за нее!

5 сентября

ЕВРЕЙСКИЕ ПРЕТЕНЗИИ

Закончившийся в Вене XI Сионистский конгресс разразился крайне наглой резолюцией по адресу России. Хотя на каждое еврейское чиханье не наздравствуешься, поданная выходка заслуживает быть замеченной. Сионистские конгрессы обратились в своего рода парламент всемирного еврейства, собирающийся или, точнее, кочующий регулярно по всем кратным центрам необъятной еврейской «диаспоры». Десятилетие проходит за десятилетием с тех пор, как новый Моисей современного Израиля – доктор Герцль [82] – бросил клич о новом «исходе» в старое еврейское отечество, но до сих пор евреи что-то не двигаются в Палестину. Все дело ограничивается шумным галдежом на сионистских конгрессах да собиранием шекелей – особого налога с простодушных жидков, которые в самом деле ждут новых казней египетских над современными фараонами и огненного столба впереди еврейской эмиграции. Сионистская эмиграция подвигается очень туго, но зато сионистская агитация с ее всемирными еврейскими съездами слагается незаметно совсем в особое, очень загадочное и даже подозрительное явление. По-видимому, тут все сводится к тому, чтобы обморочить христианское общество сладкой надеждой на добровольное выселение евреев в Палестину, а под шумок это рассеянное племя номадов явно организуется в своего рода всесветную империю, располагающую паразитным манером упрочиться совсем в другом Ханаане, гораздо покрупнее древнего. Имя новому Ханаану – земной шар, ни более ни менее. Предполагаемые потомки Иакова собираются проделать тот же гешефт, что их предки три с половиной тысячи лет назад. Тогда они напали, как саранча, отродившаяся в пустыне, на целый ряд маленьких ханаанских держав и не столько силой, сколько хитростью, вроде иерихонских труб, овладели ими. Удостоверено, что разноплеменные народы Палестины были разбиты их же собственными силами. Подметив раздор между хананеями, евреи нанимали один народ против другого и руками преимущественно мужественных арийцев (филистимлян) утвердили свою власть, которой пользовались затем со свирепостью палачей. Утвердили, правда, ненадолго, ибо ни физически, ни духовно евреи не могли выдержать государственного соперничества с великими арийскими соседями – персами и греко-римлянами. Теперь еврейством, размножившимся как песок морской, становится, по-видимому, задача овладения уже всеми народами земли, не замечающими еврейского плана, и тем же путем – путем внедрения, мирного захвата богатств и натравливания народов друг на друга. Почти все нынешние христианские войны ведутся на государственные займы, сделанные у евреев, и часто военные займы похожи на военные наймы. Последний пример еще свеж в памяти. Бедная деньгами Япония могла вести войну с Россией лишь благодаря слишком любезному финансированию ее еврейским золотом. Хотя, как уверяют, уже давно существует в связи с «Alliance Israelite» (тайное правительство всемирного еврейства), но для объединения и большого сплочения этой расы необходимо и гласное народное представительство, регулярные съезды выборных или хотя бы самозваных «вождей» Израиля. В такого именно рода сеймы, не религиозные, а чисто политические, превращаются и сионистские «конгрессы». На этих сеймах, как на недоброй памяти польских, идут, правда, жаркие споры и перекоры, но есть нечто, что объединяет евреев всех стран и партий, – это общая ненависть к христианству, и особенно к России. Последний конгресс, как и предыдущие, не обошелся без грубых демонстраций против нашего отечества, оказывающего гостеприимство большей половине иудейского племени. Вот текст резолюции последнего заседания конфесса, напечатанный в венских газетах:

«XI венский сионистский конгресс, как легитимный представитель величайшей, охватывающей страны всего мира еврейской организации, заслушав заявления по делу Бейлиса, сим заявляет торжественный протест против неслыханного обвинения в том, что будто бы существуют евреи, употребляющие для своих религиозных надобностей человеческую кровь. Рассматривая это обвинение как позорнейшее явление, несмываемое пятно нашего времени, конгресс выражает свое удивление, как смеют бросать это сумасшедшее подозрение в лицо еврейского народа, прожившего три тысячелетия в атмосфере величайшей человеческой культуры, даровавшего всему человечеству законы гуманности и просветившего мир учением любви к ближнему! Во имя солидарности всего гуманного человечества мы требуем, чтобы весь культурный мир совместно с нами вступил в борьбу с мрачным варварством и помог нам защитить поруганное человеческое достоинство и оскорбленную честь нашего народа».

На этой крикливой и глупо-надменной резолюции стоит остановиться, так как это последний документ со всеми «паспортными приметами» современного юдаизма.

Во-первых, обратите внимание на титул, присваиваемый себе сионистским съездом: «легитимный представитель величайшей, охватывающей страны всего мира еврейской организации». В самом деле, это что-то имперское и даже всесветное. Конечно, претензии евреев, как всегда, и тут крайне преувеличены: из «стран всего мира» для точности придется вычеркнуть такую мелочь, как Китай, Япония, Индия, Аравия, Афганистан и пр., где сионистских организаций, насколько известно, нет. Пусть их совсем нет или они ничтожны, но, подобно папству, претендующему до сих пор на вселенскую власть, еврейство уже начинает громко подчеркивать всесветность своей организации. Это очень знаменательно, если вспомнить, что и библейский идеал евреев, выразившийся в мессианской мечте, – это именно овладеть всеми народами, дабы пасти их «жезлом железным». Затем проследите в указанной еврейской резолюции следующие «наглядные несообразности». Обвинение евреев в употреблении человеческой крови для религиозных надобностей называется «неслыханным». Но почему же это «неслыханное» обвинение, если оно насчитывает уже двенадцать, а может быть, и все девятнадцать веков с целыми сотнями судебных процессов в разных странах? «Несмываемое пятно нашего времени», – говорят евреи. Да нисколько не «нашего» времени, а и иных времен, причем остается большим вопросом, в чем, собственно, состоит пятно – в обвинениях ли, направленных на еврейство, или в лужах невинно «выточенной» христианской крови, преимущественно детской. Ведь не только утверждениями отдельных лиц, в том числе евреев, но и некоторыми судебными процессами и в давнем, и в недавнем прошлом было выяснено, насколько это доступно суду, что ритуальные убийства бывают у евреев, и если они открываются крайне редко, то в силу лишь исключительной таинственности подобных преступлений. Сами же преступники иногда сознавались в подобных злодействах. Что касается данного дела – убийства несчастного мальчика Андрюши Ющинского, то ведь бесспорно, что он был убит не простым способом, а так, как был бы убит, если бы ритуальные убийства существовали. Это утверждает профессорская экспертиза. Чего же, казалось бы, волноваться евреям до суда? На то суд и существует, чтобы устанавливать преступления, насколько, повторяю, это доступно человеческой добросовестности (не надо забывать, что очень многие преступления остаются для суда неуловимыми и оправдываются не за отсутствием злодейства, а за отсутствием доказательств его). Еврейский гвалт, поднятый во всем свете задолго до суда над Бейлисом, не представляет ли психологическое доказательство, что дело тут очень нечисто и что яростным галдежом евреи просто хотят запугать сознание христианских судей или сбить его с толку? Подобный маневр, как свидетельствуют историки, проделывался евреями еще в Древнем Риме, в эпоху Цицерона, – он проделывается всюду и теперь, от Нью-Йорка до Петербурга. Оцените психологическое состояние этого племени, когда из рассеяния оно собирается хоть в маленькую кучу: евреям мало отвергнуть обвинение, еще не проверенное судебным следствием, – они впадают непременно в судорогу самовосхваления, просто жалкую при всей забавности. «Как смеют, – вопит резолюция, – бросать это сумасшедшее подозрение в лицо еврейского народа, прожившего три тысячелетия в атмосфере величайшей человеческой культуры, даровавшего всему человечеству законы гуманности и просветившего мир учением любви к ближнему!»

Если бы человечество услышало этот еврейский писк, раздавшийся из съехавшейся в Вене кучки сионистов, оно ответило бы, конечно, добродушным хохотом. Это евреи-то жили три тысячи лет в атмосфере «величайшей» культуры! Но на деле культура эта была такого сорта, что буквально всем народам, начиная с Египта, приходилось отгораживаться от нее или крепкими заборами, вроде гетто и черты оседлости, или тяжкими ограничениями этой культуры, а иногда и полным истреблением ее – почти теми же средствами, какими борются против «культуры» холеры и чумы. Почему же так вышло, что народец, живущий в душистой атмосфере «величайшей» талмудической культуры, уже в глубокой древности был объявлен «врагом человеческого рода», самым бессовестным и мятежным? Раскройте Библию и прочтите в ней отзывы о евреях египетских, персидских и греческих завоевателей. Эти отзывы единодушны и смахивают на проклятие. В той же Библии у летописцев и самих пророков еврейских вы найдете и объяснение этой ужасной репутации. Черным по белому написано, что с самого зачатия своего это народ жестокий, глядящий на весь мир жадными и хищными глазами, как на свою добычу, народ, истребляющий почти всякую самобытную культуру, как саранча – почти всякое поле, на которое садится. Буквально все страницы Библии залиты кровью погубленных евреями народов и кровью пророков, кричавших против глубокого нравственного упадка своего племени. Теперешние еврейчики уморительно топорщатся, примазываясь к славе нескольких своих пророков и даже к славе распятого их предками Христа: мы-де «даровали всему человечеству законы гуманности», мы-де «просветили мир учением любви к ближнему». Но почему же вы сами-то, господа евреи, не приняли этих законов гуманности ? Почему вы самих себя не просветили учением любви к ближнему? Своих пророков, ужасавшихся мерзости ваших нравов, вы побивали каменьями, перепиливали деревянной пилой, как Исайю, или вешали как собак. Величайшего из пророков вы замучили и распяли, как разбойника, провозгласив, что кровь Его на вас и на чадах ваших, и вдруг теперь хвастаетесь, будто «просветили мир учением любви к ближнему». Но ведь вы же это учение отвергли, вы прокляли его, объявили его преступным, и до сих пор, в течение девятнадцати веков, в своих священных книгах и молитвах оплевываете имя Христа как самое для вас презренное, ненавистное и злодейское. Как же это у вас хватает духу хвастаться даже тем, что вы отвергаете и отбрасываете как нечто возмутительное для вашей природы? Если бы XI сионистский конгресс не был простой еврейской толпой, нагло орущей, как всякая толпа этого племени, чуть соберется покрупнее, и если бы господа еврейчики серьезно вдумывались в то, что они галдят и пишут, то, составив названную выше резолюцию, им следовало бы ради логики всем сразу отречься от закона Моисея и объявить себя христианами: просветив, мол, мир, желаем наконец немножко и сами просветиться тем же учением. Однако современные Моисеи и Аароны и в голове не имеют ничего подобного. Из протоколов их «конгресса», как со страниц Талмуда, брызжет то же застарелое человеконенавистничество, та же вечная вражда против всех народов, которые в целях самосохранения гнали этого номада отовсюду, где бы он ни угнездился.

Я лично искренний сторонник идеи сионизма. Всем сердцем желаю ему успеха, хоть и не верю, что выйдет из него толк. Но что такое самая идея сионизма, как не оглушительное доказательство зловредности еврейского племени? Скажите, какому народу придет в голову возвращаться в ту страну, которую его предки покинули две тысячи лет назад? Надо заметить, что до окончательного разгрома Титом Иерусалима уже большинство еврейского племени добровольно покинуло свою родину, как саранча добровольно покидает одно съеденное поле, чтобы перелететь на другое. Если в наш век, когда племя Иуды безвозбранно гуляет по всему свету, издеваясь даже над последней архаической чертой их оседлости, если и теперь они мечтают о собственном государстве в Палестине, то не есть ли это доказательство того, что евреи нигде не чувствуют себя дома и всюду окружены атмосферой отвращения, которое они вызывают у всех народов? Будь это народ благородный, благочестивый, «гуманный», «просвещенный учением любви к ближнему» – помилуйте, да ведь такой народ всюду был бы желанным гостем. Его не только не обижали бы, его сажали бы в передний угол, и ему не пришлось бы метаться по свету, выискивая, куда бы деться – в Палестину, Синай, Уганду, Аргентину или еще в какое-нибудь убежище. Если идея сионизма возникла, то уже одно это доказывает близость момента, когда терпение христианских народов будет истощено и когда евреям придется уже чисто практически переселяться куда-нибудь «на другую квартиру». Заявляя претензии на всесветную империю, раскинутую на теле чуждых им народов, объявляя весь земной шар своей добычей, шустрые еврейчики, однако, чувствуют, что во всем свете их империя трещит по швам и близко время, когда их отовсюду попросят о выходе. Антисемитизм (точнее – антиюдаизм) – явление еще молодое, но нарастающее с грозной быстротой. Вовсе не одно оспариваемое евреями употребление ими христианской крови делает их страшными и ненавистными среди народов. Ритуальные убийства – дела очень темные, для расследования их требуется много мужества и энергии христианской юстиции. Но ведь самая история евреев есть сплошное ритуальное преступление – и с христианской, и с еврейской точки зрения. За убийство ли Мессии, посланного Богом, или за убийство длинного ряда пророков, обличавших Израиль, – но это племя считается по суду Божию в вечной ссылке из своей родины. Как все тяжко уголовные ссыльные, евреи не пользуются хорошей славой в местах изгнания. Преступную репутацию свою они поддерживают, как наши «чалдоны» в Сибири, систематическим паразитизмом, желанием жить непременно на чужой счет. Чалдонам это далеко не всегда удается. Евреям же удается почти всегда. На глазах наших идет медленное замучивание, вытачивание если не крови, то трудового пота, и не у какого-нибудь отдельного христианского мальчика, а у целых народностей христианских, попавших в рабство этому сирийскому кочевнику. Уже не первый раз евреи призывают «весь культурный мир» к борьбе с Россией, но «весь культурный мир» немножко осведомлен, что такое представляют сами г-да евреи, взятые в общей их массе.

10 сентября

МАЛЕНЬКИЙ ЗОЛЯ

Кто-то в Киеве был так любезен, что прислал мне конфискованный нумер «Киевлянина» с его нашумевшей защитой Бейлиса. Прочел я бурную статью В. В. Шульгина [83] и изумился: что тут было конфисковывать? Статья легкомысленная – и только. Если бы она появилась не в «Киевлянине», не в старой твердыне русского народного дела, на эту статейку никто не обратил бы ни малейшего внимания. Она прогремела по России как «скандал в благородном семействе», серьезного же значения общественного иметь не может. В. В. Шульгин человек даровитый, но, к сожалению, нервный; он более художник, чем публицист, и в его политике всегда возможна неожиданная licentia poetica (поэтическая вольность. – Ред.). Преемник мудрого и уравновешенного Пихно [84] , молодой издатель просто «переборщил» в данном случае, «погорячился». Что он был движим наилучшими намерениями, благородство которых так и просится на выставку, в этом нет сомнения… «Приняв, – пишет г-н Шульгин, – редакторское перо из умолкнувшей (?) руки покойного Дмитрия Ивановича Пихно, мы над гробом его поклялись, что неправда не запятнает страниц «Киевлянина»…»

Клятва милая, что и говорить. Но такие наивные клятвы не афишируют, а серьезные редакторы и не дают их. Скажите, как это поклясться, чтобы никакая неправда, вольная и невольная, не проникла в миллионы суждений, сведений и известий большой ежедневной газеты? Не равносильна ли такая клятва папской или, если хотите, институтской непогрешимости? Ведь и папе непогрешимость приписывается лишь в области церковных поучений, ex cathedra. Правда, вообще говоря, чудная вещь, но справедливо говорит Банко, герой Шекспира:

 
Как часто, чтоб вернее погубить,
Созданья мрака говорят нам правду…
«Макбет»
 

В. В. Шульгину показалось правдой, что обвинительный акт по делу Бейлиса составлен несправедливо, с нарушением даже законных требований от прокуратуры. Ему показалось правдой, что привлеченный к суду Бейлис совершенно невиновен. Ну что же? Почему же г-ну Шульгину и не иметь своего собственного мнения на этот предмет? Мнения свободны. Почему и не высказать их откровенно? Это право, Божиею милостию, всех русских граждан, умеющих держать перо и даже не обладающих этим нехитрым искусством. Право бесспорное, и не оно огорчило в данном случае национальную Россию. Огорчила излишняя в пользу евреев поспешность в осуществлении этого права и излишняя страстность нападения г-на Шульгина на русскую государственную власть. Ведь прокурор не частное лицо, а представитель государства. Дело так стоит. Христианский мальчик был кем-то подвергнут страшным мучениям – нисколько не менее тяжким, чем претерпевали христианские мученики. Его медленно пытали, нанесли ему шилом или отточенным долотом 47 ран, проникших до черепа, до мозга, до сердца, до разных артерий и внутренностей, пока почти вся кровь несчастного не была выцежена, как сок из дерева. Преступление зверское, но характерное, воскресившее легенду о ритуальных убийствах евреев. Эту легенду выдумал вовсе не прокурор Киевской судебной палаты г-н Чаплинский, не следователи и вообще не русская юстиция. Эта легенда пришла в Россию вместе с евреями еще пятьсот лет назад, как вместе с ними пришло все, что их сопровождает: чесночный запах, мошенничество, ростовщичество и склонность организовывать в гостеприимно принявшей их стране всякое преступление и всякий соблазн. «Легенда» зародилась на Западе в глубоко давние века, когда, может быть, и России еще не было на свете. Очевидно, евреи дали легенде какой-то серьезный повод. Мало того, по-видимому, они поддерживают эту легенду, давая ей подходящее питание. Нет дыма без огня, говорит народ, и при всей таинственности предполагаемого преступного ритуала раскаленный уголек его чувствуется под холодным пеплом и обжигает то одну христианскую семью, то другую. Говорят: процессы об употреблении евреями христианской крови велись в средние века, в века пыток, и только под пытками евреи сознавались в этом преступлении. Можно ли верить суду, прибегающему к пыткам? Конечно, нельзя, соглашусь я, однако и сплошь не верить ему тоже нельзя. Под пытками может наклеветать на себя и праведник, однако и преступник под пытками может сказать правду. Не все же подсудимые средневековых трибуналов, подвергавшиеся пыткам, были праведники. Но, оставив под большим сомнением средневековые суды, не забудьте, что несколько процессов о ритуальных убийствах христианских детей евреями прошли уже в XIX столетии, когда пыток не было. Эти суды чаще оправдывали евреев за отсутствием улик, но иногда и обвиняли, если верить специальным сочинениям по этому вопросу. Понятно уже a priori, что оправдательных приговоров было гораздо больше, ибо такого рода преступления по натуре своей обставляются глубочайшей тайной и только совсем неожиданная случайность может дать какую-нибудь улику.

Не один суд в обществе открывает преступления, во многих случаях злодейства очевидны для обывателей и без суда. В деревне, например, часто все знают поджигателей, торговцев краденым, конокрадов, тайных шинкарей и т. п. Иногда сами преступники почти не скрывают своего ремесла, но уличить их или очень трудно, или слишком опасно для отдельных граждан. Одна известная писательница со слов знакомой дамы рассказывала мне, что мать этой дамы, случайно загнанная непогодой на еврейский постоялый двор, сквозь дверные щели видела, как евреи истязали какого-то взрослого мальчика и проливали его кровь. Она чуть не умерла от ужаса и считала себя счастливой, что уехала благополучно из этого вертепа. Конечно, она не донесла властям, но была глубоко убеждена, что это было ритуальное убийство. Сказки, скажете вы, нервной даме просто померещилось! Может быть. Но может быть, и нет. Не так ли? Подсмотрев случайно невообразимый ужас и не имея возможности доказать вину, не каждый решится вызвать на себя месть злодеев, которые судом непременно будут оправданы за недостатком улик. Вот почему так называемые народные поверья и легенды вовсе не так нелепы: иногда они держатся на реальных фактах, только труднодоказуемых по их природе.

Что касается данного дела, то само собою оно не поражает роскошью доказательств, бесспорных и самоочевидных. Но многие ли преступления совершаются среди толпы свидетелей? Почему же «обвинение против Бейлиса – это лепет, который мало-мальски способный защитник разобьет шутя»? Дело, казалось бы, не в лаврах защитника, а в розыске правды. В. В. Шульгин юрист по образованию (хотя, кажется, без судебной практики). Но ведь и прокуроры, ведшие данное расследование, – тоже юристы, притом с продолжительным опытом и специальными познаниями, приобретаемыми большою практикой. Тактично ли, спрашивается, со стороны г-на Шульгина было в первый же день процесса, едва опубликован был обвинительный акт, наброситься на представителя государственного правосудия с такими словами: «Становится обидно за киевскую прокуратуру, за всю русскую юстицию, решившуюся выступить на суд всего мира с таким убогим багажом»? Но, во-первых, русская юстиция выступила не на суде «всего мира», ибо подобный суд существует только в воображении г-д евреев. Русская юстиция сама привлекла к русскому государственному суду лицо, которое ей показалось подозрительным и заслуживающим судебного следствия. До суда «всего мира», то есть до всемирного кагала, захватившего христианскую печать, уважающей себя юстиции не должно быть ни малейшего дела, иначе ведь пришлось бы всех преступных евреев освобождать от суда. Вспомните дело Дрейфуса: тот обвинялся в менее важном преступлении, и то всемирный кагал вырвал его из рук правосудия.

Еврейские янычары

В. В. Шульгин возмущается «убогим багажом» обвинительного акта. Но где же взять багаж более крупный? Все-таки это багаж, хоть и бедный, и имела ли право прокуратура бросить немногие доказательства потому только, что нет многих? Неужели погубленная жизнь ребенка (даже троих детей), неужели его предсмертный ужас и мучения так-таки ничего не стоят? Не стоят того, чтобы государственная власть поставила на суд даже немногие свидетельства, которые удалось добыть? Поразительно, до чего жалостлив г-н Шульгин, когда дело коснулось взрослого еврея, далеко не убитого, далеко не замученного, а только арестованного, не больше. Уже один арест Бейлиса заставляет г-на Шульгина кричать: «Вы сами совершаете человеческое жертвоприношение! Вы отнеслись к Бейлису как к кролику, которого кладут на вивисекционный стол! Господа, берегитесь! Есть храмы, которых нельзя безнаказанно разрушать!» Вот какой, чисто иудейский, взрыв жалости к этому бедному, несчастному еврею, который, по показанию детей, все-таки тащил Андрюшу Ющинского к обжигательной печке. Но успокойтесь, г-н Шульгин, – ведь дорогой для вас Бейлис еще не обвинен и никакого наказания по суду еще не потерпел. Всего вероятнее, он будет оправдан за недостатком улик – зачем же вам преждевременно впадать в истерику? Неужели же со стороны государственной власти даже заподозрить еврея в убийстве или сообщничестве к убийству составляет преступление, равносильное «разрушению храма»? Неужели посадить подозреваемого еврея под арест есть «человеческое жертвоприношение»? Это, знаете ли, просто неумно, даже технически бесталанно с чисто журналистской точки зрения. Сравнить Бейлиса с кроликом на вивисекционном столе, забыв о сорока семи ранах Андрюши Ющинского, который действительно погиб как кролик в зубах собаки, – это и неумно, и жестоко… «Да ведь Бейлис невиновен!» – кричит г-н Шульгин. То есть вам кажется, что он невиновен. Если вы убеждены в этом, то что же вы волнуетесь? Суд оправдает невинного, вот и все. Но как же вы решаете еще до суда, до опроса свидетелей, до приговора присяжных громогласно настаивать, что подсудимый невиновен? Прилично ли это для юриста? Прилично ли кричать в унисон с евреями, что «вся киевская полиция была терроризована решительным образом действиями прокурора судебной палаты и поняла, что если кто слово пикнет невпопад, будет немедленно лишен куска хлеба и посажен в тюрьму»? Прилично ли утверждать, что «прокурор запугал своих подчиненных, задушил попытку осветить дело со всех сторон»? Ведь это значит возводить на прокурора палаты тяжкое профессиональное преступление. Но если последнее совершено, мало сказать: «Мы утверждаем», – надо привести доказательства. Г-н Шульгин их не привел. Может быть, он приберег их для судебного ответа, который ему предстоит дать, но лучше бы серьезному органу с традициями «Киевлянина» не ставить бездоказательных обвинений против власти, особенно в момент, когда она находится в осаде со стороны враждебных России сил. Не дитя же г-н Шульгин – он отлично знает, чем рискует г-н Чаплинский, прокурор палаты, со стороны раздраженного до бешенства еврейства. Кровь Столыпина, убитого евреями в том же Киеве, еще свежа в памяти. Г-н Шульгин отлично осведомлен о еврейском терроре против всех, кто имеет мужество громко усомниться в невиновности Бейлиса. Своей травлей против прокуратуры разве не присоединяется г-н Шульгин к еврейскому террору? Разве не подбрасывает он скверного масла в очень скверный огонь и без того удушливых в Киеве племенных страстей? Г-н Шульгин хорошо знает, что следствие велось под наблюдением не только киевского прокурора палаты, но и самых высших чинов юстиции. Очень опытные и беспристрастные юристы рассматривали обвинительный акт прежде предания Бейлиса суду. Прилично ли в таком случае еще до суда публично опорочивать столь серьезно поставленное обвинение? Не похоже ли это на попытку морального насилия над судом, на попытку вместе с евреями во что бы то ни стало сорвать процесс?

В. В. Шульгин читает киевской прокуратуре и через нее министерству юстиции целую лекцию по уголовному процессу, доказывая, что обвинять можно лишь при наличии достаточных улик. Но это само собою подразумевается. В глазах киевской прокуратуры улик против Бейлиса было достаточно, чтобы привлечь его к суду.

В глазах г-на Шульгина их может быть недостаточно, но ведь он не суд, не высшая юридическая инстанция, а просто человек, неприкосвенный к делу. Как таковой он осведомлен в деле во всяком случае менее, чем прокуратура. А если так, то в своих суждениях о деле ему подобало бы быть несколько скромнее. Суд человеческий – не Божий; он не безгрешен, он часто до крайности затруднен в распознавании истины, которую преступники прячут, затирая и заметая всякие ее следы. Требовать от прокуратуры, чтобы она собирала каждый раз неопровержимые улики, – это равносильно отрицанию суда. Зачем же, в самом деле, суд, если уже прокурорское обвинение неопровержимо? Достаточно было бы последнего. Но статистика говорит, что около 50 процентов обвиняемых оправдываются судами, стало быть, или прокуратура не безгрешна, либо суды ошибаются, а может быть, и те и другие не свободны от заблуждений. Красиво ли отдельному гражданину, едва выслушав обвинительный акт, кричать громогласно: позор юстиции! Она, мол, не поняла дела, она пристрастна, а я вот настолько умен, что понял его, настолько беспристрастен, что без всяких следствий и опросов свидетелей, без экспертизы и прений сторон объявляю приговор: Бейлис невиновен! Он просто кролик под ножом прокурора! Г-н Шульгин, мне кажется, мог бы сравнить уголовный суд с другой операцией – не вивисекторской, а хирургической. Тяжкое, страдальческое, до крайности болезненное дело. Не ради только чести некоего Бейлиса, но ради жизни невинных детей, довольно часто пропадающих без следа, ради жизни замученного ребенка Андрюши Ющинского и отравленных Жени и Вали Чеберяковых государство обязано если не найти, то искать истину. Искать без устали, до исчерпания всех средств. Государство это и делает. Не прокурор г-н Чаплинский, а русский государственный суд производит теперь крайне тонкую и нежную операцию, стараясь доискаться источника смертельной опасности. Не мешайте же, г-н Шульгин, операции! Не вопите под ухом вашего коллеги (так как вы юрист), не толкайте его руку, вооруженную юридическим ножом. Золя, крикнувший в деле Дрейфуса «j'accuse!», был, может быть, большой писатель, но плохой политик; с хорошими побуждениями он сыграл на руку захватившему Францию еврейству. Уже теперь доказывают, что Золя при этом не совсем был чист, а когда потомство вскроет все документы, французские и немецкие, может быть, окажется, что он был и совсем нечист. Ведь если бы господа Дрейфусы, Ферреры, Бейлисы и т. п. были вполне невиновны, зачем бы еврейству поднимать великий гвалт, производить землетрясение, хвататься за солнце, луну и звезды, клянясь, что их сородичи невинны как голуби? Добродетельный народ на месте евреев сказал бы: раз вы подозреваете в преступлении кого-нибудь из наших, пожалуйста, судите их со всей строгостью закона! Мы отнюдь не мешаем правосудию, а готовы помочь ему, ибо ни на минуту не берем на свою совесть злодейств тех выродков, которые возможны во всяком народе. Оправдан будет Бейлис или обвинен – это его дело. Нация, к которой он принадлежит, не скрывает преступлений, а вырывает их из себя беспощадно и перед глазами всего света. Ритуальное убийство не тем ужасно, что оно ритуальное, а тем, что оно преступление. Если суд удостоверится в существовании тайной секты, обряда, учения, требующего человеческой крови, это будет громадной услугой еврейству, так как укажет зло, с которым необходимо бороться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю