Текст книги "ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ"

Автор книги: Михаил Меньшиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 46 страниц)

ПРАВИТЕЛЬСТВО И ЕВРЕИ

I

23 июня

Правительство бесконечно затягивает все жизненные вопросы под предлогом, что они недостаточно "выяснены". Ради выяснения их нагромождаются комиссии, комитеты, совещания, советы, привлекаются всевозможные административные и судебные инстанции, собираются мнения печати, и когда всего этого оказывается мало, то пустейший из вопросов переносится на законодательное рассмотрение – сначала "высокой" нижней палаты, затем "высокой" верхней. И все-таки решение обыкновенно получается межумочное и бледное, возбуждающее общую неудовлетворенность. Не понимания вам недостает, господа, а характера. В убийственной степени всем вам недостает воли! Вот что хочется сказать современному изнеженному поколению того класса, который правит Россией. Это поколение попало, как метафизик басни, в яму, и вместо того, чтобы вылезать оттуда, русские государственные люди рассуждают, рассуждают, рассуждают без конца...

Простые русские люди, вышедшие из природы, как, например, те наши предки, что строили великое государство, действовали без того изнурительного и бесплодного процесса мысли, которым теперь тщетно хотят покрыть недостаток характера. Метафизик исследует природу веревки прежде, чем ухватиться за нее; для крестьянина же веревка, как всякий предмет, есть готовый вывод, реальная формула, которую остается применить. Обыкновенный человек начиная с младенчества знакомится с вещами и о нужных для практики свойствах их имеет вполне определенное понятие. Сочетание предметов подсказывает ему единственный возможный вывод. Действительность как она есть возбуждает в натуральном человеке волю, приводит в действие исполнительные органы, в число которых входит и ум. В человеке же ненатуральном, в метафизике, которого душа угнетена рассудочностью, воля, а с нею и все исполнительные органы парализованы. Вместо действия начинается мозговая жвачка. Государственные люди без конца пережевывают материал – и как огня боятся решения! Длинный хвост всевозможных инстанций придуман безотчетно для того, чтобы свалить решение на чьи-нибудь чужие плечи. Эта расслабленность воли вошла даже в язык. Уже не говорят: "Мое убеждение", "Моя воля", а робко заявляют: "Мое мнение". В этом рабском словечке чувствуется попятный жест: "мнение" так близко к "сомнению", оно отделено от него всего лишь тонкой чертой безразличия. Высказывая мнение, нынешние книжные люди обставляют его такими смягчениями и такими округлостями, что в конце концов различные мнения, как голыши в ручье, становятся совсем похожими друг на друга. Растлевающий дух компромисс, о котором писал Морлей [38] в своей крайне замечательной, хотя, к сожалению, забытой книге («О компромиссе».), подтачивает нервные центры государственности. Если бы только государственностью современные народы жили, то они давно погибли бы – до такой степени общий организм отравляют безволие и бесплодие нынешней государственной метафизики.

В виде одного из бесчисленных примеров этой метафизики можно указать на еврейский вопрос в России. Казалось бы, что тут теоретизировать и возможны ли какие-нибудь колебания? Евреи не с луны упали и не со вчерашнего дня известны европейскому человечеству. У народов было достаточно времени составить вполне определенное понятие об этой расе. Народы и составили себе это понятие – поразительно тождественное во всех странах. Для крестьянина всех стран "жид" также бесспорен, как веревка: спор о "вервии", о равноправии евреев, начинается выше, среди книжного, метафизического класса. Евреи делают вид, что общее отвращение к ним христианского простонародья вытекает из религиозной мести: христиане, мол, не могут забыть истязаний, оплеваний, заушений и позорной казни, которым евреи когда-то предали христианского Бога. Но хотя поступок евреев с Христом не из таких, чтобы внушать к ним симпатию, – нужно помнить, что еще за тысячу лет до Христа и христианства среди народов самых различных вер евреи внушали к себе то же самое отвращение и тот же страх. Египетские фараоны, персидские цари, греческие и римские управители, согласно с опытом народов, смотрели на евреев как на племя паразитное, всегда преступное, всегда угрожавшее целости народной. Стало быть, христианские предубеждения тут ровно ни при чем. Не христиане, а язычники вели с евреями кровавую борьбу, пока не истребили самое гнездо еврейства. В христианскую эру не одни христиане всех исповеданий, но и магометане составили о евреях отвратительное мнение. История всех стран красноречиво говорит, чем подобное мнение поддерживалось. Оно поддерживалось и теперь держится ежедневным в течение тридцати веков наблюдением самого метода еврейской жизни. При всевозможных условиях еврей – ростовщик, фальсификатор, эксплуататор, нечестный фактор, сводник, совратитель и подстрекатель, человеческое существо низшего, аморального типа. Он ненавидит христианство не потому, что держится своей первобытной и грубой религии. Он органически чужд христианству, то есть по прирожденным нравственным, вернее – безнравственным инстинктам. Книжные метафизики этого не видят, а простонародье, в которое евреи вкраплены, на своей шкуре чувствует эти неизменяемые в веках еврейские недостатки. Так называемые гонения на евреев были вызваны не чем иным, как нестерпимым засильем еврейским и их хищничеством. Уже второе столетие всюду в Европе под влиянием метафизического законодательства нет и тени гонений, но паразитизм евреев именно теперь дошел до невероятной степени. При полном равноправии евреев в Америке полиции приходится свидетельствовать о двойной преступности этого племени, а страховым обществам – назначать для евреев двойные и тройные страховые взносы.

Русский народ имеет дело с евреями с тех пор, как себя помнит, но еще до татар, при Изяславе I, население весьма культурного Киева бывало вынуждено к погромам – совершенно таким же, какие случаются теперь. Когда чаша терпения народного переполнялась, народ вдруг забывал свое христианство и гражданственность и начинал выметать евреев из своих городов. Какое презрение к себе заслужило это племя, показывают слова тогдашнего русского государя: "Нельзя о евреев пачкать меч". В века нашей натуральной и национальной государственности никакого еврейского вопроса не было, потому что не было и тени каких-либо сомнений в злокачественности этих иностранцев. Допуская разных иноверцев, магометан, язычников в свою страну, московские цари свято берегли вековое правило – не допускать евреев. Менее продажная, чем позднейшая наша администрация, московская власть не шла ни на какие подкупы. Той же политики держался Петр Великий, лишенный даже признаков религиозной нетерпимости. Объявив полную свободу веры, Петр твердо высказался, что считает "жидов" мошенниками и не может допустить их в Россию именно в качестве таковых. А Петр в бесчисленных своих поездках по западной и южной России, в борьбе с Карлом имел случай встречаться с евреями, и, как гениальный человек, он был не из тех, что черпают свои мнения из чужих мозгов. Той же твердой политики держалась дочь Петра Елизавета. На попытки подкупить власть выгодами еврейской торговли национальная наша государыня отвечала: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли".

Еврейский вопрос явился у нас с упадком национальных инстинктов на высоте власти, с внедрением масонства, с возобладанием "освободительных" идей французской энциклопедической метафизики. Первой государыней, признавшей некоторые права евреев, была Екатерина II, урожденная нерусская. Удивительная по уму и твердо преданная заветам Петра, Екатерина была сбита с толку двумя обстоятельствами. Она была другом и корреспонденткой знаменитых болтунов, которые тогда создавали ей славу во Франции и во всем свете. Метафизика Вольтера и Руссо была титаническая благодаря их таланту. В самом отрицании она отличалась страстью, и талантливой государыне, умственно голодавшей в Петербурге, было трудно не подчиниться могучему обаянию великих резонеров. Идеи равенства, свободы, братства сделались в Европе модными задолго до революции, а всякая парижская мода считалась вдвойне обязательной в Петербурге. Второе обстоятельство, смутившее императрицу, было то, что с разделами Польши запретное еврейское племя сразу очутилось в черте России. Легко было не допускать вселения, но что делать с миллионами людей, оказавшимися подданными в силу завоевания? Екатерина не была подготовлена к решению такой задачи. Хотя здравый смысл говорил за то, что племя, недопустимое в восточной половине государства, не должно быть допущено и в западной половине, и хотя примеры массовой эмиграции из России были известны и в тот век (раскольники, казаки, крамцы), но в отношении евреев не приняли никаких мер. Стараясь задобрить население присоединенных областей, Екатерина объявила, "что когда еврейского закона люди вошли уже в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило... что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа" (26 февраля 1785 г.).

Ясно, что уже тогда в трудных случаях правительство наше вместо того, чтобы решать задачу, просто отпихивалось от нее, притворялось, что никакой задачи нет. Ничего нет легче, как объявить равенство и безразличие в правах. Но ведь это значит, в сущности, объявить свою неспособность разобраться в очень сложном деле. Равенство соблазняет простотой. Поколения ослабевшие, потерявшие привычку преодолевать препятствия, восхитились идеей равенства, хотя сама природа такого явления не знает. В природе еврей ни в каком отношении не равен христианину – ни в племенном, ни в религиозном, ни в культурном, ни в смысле языка и политических симпатий. Оставляя в силе пустое, часто формальное неравенство между христианами в их звании (дворяне, мещане, крестьяне), наше правительство выбросило крайне существенное неравенство племени, веры, языка и культуры. Почему-то крестьянин русский считался (и до сих пор считается) не равным дворянину, хотя бы безграмотному, – точно это жители разных планет. Между тем еврей считается равным русскому, немцу, поляку и т. д. Бессмыслица эта показывает, что еще в конце XVI11 века государственность наша оказалась ниже своих задач и вместо натурального соображения с действительностью начала применять к последней книжные шаблоны. Если старые предки наши непрерывно исследовали действительность и поучались у нее, то изнеженное поколение эпохи Радищева начало само поучать природу и перекраивать ее. Но природа – слишком большой барин, чтобы шутить с ней. Объявленные равноправными евреи оставались евреями, и снятые ограничения только поощряли их развернуть все свое жидовство. Вот тогда и началась смехотворная комедия еврейского вопроса в России, борьба книжников и часто подкупленных канцеляристов с природой.

Чтобы поощрить евреев перестать быть евреями, правительство не только не отделило их от христиан, а, напротив, старалось всячески смешивать; так, например, евреи не только допускались во все учебные заведения, но были установлены особые поощрительные меры для привлечения евреев в русские школы. Полагали, что если перемешать волков с овцами или хорьков с курами, то установится между ними полное равенство и вожделенный мир. Что мечта о равенстве нравилась сентиментальному Александру I, ученику Лагарпа, – это понятно, но как мог разделить ее суровый император Николай I? Между тем в положении о евреях 13 апреля 1835 года подтверждено учебное их равноправие – правда, лишь там, где евреям разрешалось жительство. Всем евреям, окончившим гимназический курс, открыты были все высшие школы Империи. Лучшие из студентов-евреев на медицинских факультетах принимались на казенный счет, им давались права государственной службы и повсеместное право жительства. Слепое и глухое к природе правительство думало, что единственное, что отделяет еврея от нееврея, – это недостаток высшего образования. Стоит еврею дать высший диплом – и он делается будто бы совершенно русским. Природа и тут насмеялась над нашими сановными метафизиками. Затягивая разными поблажками и приманками евреев в русские школы, правительство добилось только того, что русская интеллигенция запахла еврейством. Среди врачей, учителей, чиновников на линии, где выслуживалось дворянство, появились сыны Израиля со всеми характерными чертами своей расы. Никакого равенства не последовало, но правительство вместо того, чтобы прекратить опасный опыт, энергически повело его дальше. Заметив, что старики евреи неохотно отдают детей в русские школы, боясь обрусения, правительство в 1844 году учредило целую систему еврейских школ, соответствующих русским приходским и уездным. Правительство простерло свое внимание до того, что завело особые раввинские училища (с курсом гимназий) для приготовления учителей еврейского закона. На еврейские раввинские училища были распространены льготы русских гимназий. "Для вящего поощрения евреев к образованию" им были даны особенные преимущества. Окончивший уездное училище еврей пользовался сокращенным сроком военной службы на 10 лет. Гимназия сокращала этот срок на 15 лет, а кончившие с отличием освобождались от рекрутства вовсе. Русская политика в отношении евреев буквально повторяла польскую. Как в Польском королевстве стоило еврею хотя бы наружно принять католичество – и он становился дворянином, хотя миллионы родных католиков оставались холопами, так и у нас. В нелепом стремлении к равенству видов тянули непременно в интеллигенты, в чиновники, в дворяне, как будто русское дворянство совершенно не имело родных стихий для своего пополнения. Правительство сороковых годов уже было охвачено, как и предыдущее, освободительными и нивелирующими идеями, только проводило их по старине – крутыми мерами. Решили, что когда казенных училищ для евреев будет заведено достаточно, объявить обучение в них евреев обязательным. Предполагались даже понудительные к тому меры... Другими словами, бросив излишние нежности, евреев хотели просто насильно тащить в русские чиновники (ибо русская гимназия и тогда, и теперь выпускает только чиновников). Политика Николая I перешла и в эпоху освобождения. В 1859 году обучение детей евреев-купцов и почетных граждан объявлено обязательным.

Вот как трогательно заботилось русское правительство о том, чтобы объевреить русскую интеллигенцию! Прошло с тех пор 50 лет, и обязательное обучение для русских остается все еще мечтой, о евреях же когда вспомнили! Мудрено ли, что еврейство хлынуло во все наши интеллигентные профессии, между прочим в те, которых долг – хранить национальное миросозерцание и государственный характер? Мудрено ли, что не только печать, театр, литература, медицина, судебное ведомство и пр. переполнены евреями, но даже огромное количество русских кадетствующих чиновников носят ясную печать морального "обрезания"?

II

25 июня

Вся политика русского правительства в отношении евреев состояла в том, чтобы перевести еврейство из сравнительно неопасного для России состояния в опасное. Это делалось безотчетно, как бы под внушением каких-то тайных для власти сил. Евреи начала прошлого века, так называемые польские жиды, были народ темный, фанатически преданный своей первобытной вере, чуждающийся христианства и еврейской цивилизации. Всюду, куда бы они ни попадали, они устраивали хандель и гешефт, всюду являлись ростовщиками, факторами, фальсификаторами, сводниками, шпионами, всюду эксплуатировали самые дурные страсти христианского общества и составляли дрожжи для всяких преступлений. Но преданность Талмуду и рабство у кагала заставляли евреев держаться особняком. Вне своего паразитного ремесла они не стремились проникать в общество и не желали делить с христианами их политические и нравственные интересы. Правительство русское само подняло еврейство со дна жизни, само постаралось втереть это племя во все ткани общества – и самые центральные, на которых держится душа нации. Под внушением чисто книжной мысли, будто школа создает нового человека – и непременно русского, правительство ввело обязательное обучение детей для еврейской буржуазии и обставило высшее образование для них всевозможными приманками. Стоило еврею окончить университет кандидатом, он получал право поступать на службу по всем ведомствам и заниматься торговлей и промышленностью во всей России. Заполучивший всякими правдами и неправдами диплом еврейский юноша становился сверхъевреем. Он не только приобретал заветное право торговать и устраивать гешефты по всей России, не только делался чиновником с кокардой, но мог вместе с собой держать в России и целую колонию единоверцев под видом семьи и слуг, приказчиков и конторщиков. Правительство само создало еврейские гнезда по эту сторону черты оседлости; эти гнезда сделались центрами притяжения еврейства из-за черты. До того времени, пока не было разделения еврейства на допустимых в Россию и недопустимых, не было в еврействе и оскорбленного самолюбия, и той страстной жажды проникнуть в Россию. Само правительство создало и указало евреям лазейки для перехода черты оседлости, само оно поставило соблазнительные условия для проникновения евреев непременно в образованный класс, непременно в чиновничество, непременно в русскую буржуазию, то есть и русскую промышленность и торговлю. Так как обыкновенный еврей мог быть недостаточно опасен для русских в борьбе за существование, то старались привлечь в Россию наиболее выдающихся, наиболее способных и вооружали их казенным образованием, то есть делали конкуренцию с русскими вполне обеспеченной. Бедняк еврей вообще не страшен, поэтому допускались в Россию только евреи-капиталисты, люди, вооруженные для своего эксплуататорского дела. Злой враг не мог бы придумать более невыгодной для России политики, но добродушное русское правительство само дошло до нее – конечно, hona fide (добросовестно, чистосердечно. – Ред.). Кого Бог хочет наказать, отнимает разум.

В начале 1860-х годов во всех ведомствах, особенно в военном, просвещения и внутренних дел, появились евреи в званиях врачей, техников, технологов, преподавателей и пр. Этого показалось мало. Для облегчения евреям доступа в русские школы в 1863 году были учреждены особые стипендии с назначением из сумм свечного (еврейского) сбора 24 000 р. Мало того. Решено было допустить евреев в русские гимназии, не стесняясь чертой оседлости, причем семейства евреев получали право жить в тех городах, где учатся их дети... Не имея мужества упразднить черту оседлости и навязать России 6-миллионное паразитное племя, правительство всемерно буравило эту плотину и устраивало щели все в убеждении, что оно творит благое дело. Последняя мера, впрочем, благодаря случайности не получила осуществления. Министром народного просвещения был назначен граф Дмитрий Толстой [39]. При нем раввинские училища преобразованы в еврейские учительские институты, а низшие еврейские училища были частью закрыты, частью преобразованы. Закрытие еврейских училищ, вместо того чтобы задержать, еще более подтолкнуло евреев поступать в русские гимназии. С введением всеобщей воинской повинности, дающей большие льготы по образованию, для евреев явилось новое энергическое побуждение поступать в русские школы. Чтобы елико возможно облегчить еврейским детям поступление в реальные училища и гимназии, было разрешено им поступать без экзамена в первый класс, если они прошли успешно первые четыре года начального еврейского училища. Эта льгота держалась 13 лет.

В конце концов у евреев сложилось неудержимое стремление проводить через гимназию всех детей, и опростоволосившееся правительство задумалось: что же это значит? Не пришлось бы бить отбой. Вместо того чтобы усиленно "тащить" евреев в школы, не пришлось бы "не пущать их" туда... И пришлось! Если в 1865 году число обучавшихся в гимназиях евреев доходило в России до тысячи, составляя всего 3,3 процента, то через десять лет это число увеличилось почти до пяти тысяч, то есть до 9,5 процента всех учащихся, а еще через десять лет оно дошло до 7,5 тысячи, то есть почти до 11 процентов, причем некоторые гимназии в черте оседлости включали уже до 19 процентов евреев. Благодаря чудесной политике правительства количество евреев в русских университетах за 20 лет выросло не вдвое, не втрое, а в четырнадцать раз! Метафизики и резонеры в звездах, трудившиеся над разрушением черты оседлости, могли быть довольны результатом. Плотину прорвало. Грязная волна хлынула в русскую школу и...

Позвольте процитировать слова одного официального документа 1881 года: "Христианское юношество вскоре стало испытывать на себе все гибельные последствия совместного обучения с переполнившими названные учебные заведения евреями, которые вносили в его среду растлевающее как в политическом, так и в нравственном отношении влияние". Вот интересный, не правда ли, результат усилий нашего просвещенного правительства. Из сострадания к паразитам отдали им на жертву своих детей! Наложили себе за пазуху тарантулов – и удивились, что пришлось чесаться!

Уже в начале 1880/81 учебного года во многих гимназиях Одесского округа вспыхнули беспорядки, и оказалось, что главное участие в них принимали ученики-евреи. С тех пор в течение 29 лет брожение в русской школе идет почти непрерывно, и главным бродильным грибком везде оказываются евреи. С начала 1880-х годов начинается вторая часть этой фантастической истории, не менее постыдная, чем первая. Ошеломленное правительство уже тридцать лет назад почувствовало, что оно совершило колоссальную глупость, прямо предательскую в отношении России, искусственно втянув еврейство в русскую школу и приманив его разными соблазнами в русское общество. Случилось буквально то, что в немецкой сказке: неумный человек сумел вызвать демонов и не знал заклятья, чтобы прогнать их. В составе самого правительства начинается глубоко неприглядная борьба за еврейство, доказавшая, что государственность наша была уже тогда охвачена освободительным разложением. Наружно раболепствуя перед могучей волей Александра III, тогдашние министры всей душой были преданны космополитическим идеалам будто бы "гуманности и прогресса". Масонско-еврейские внушения европейской и нашей печати уже тогда всесильно властвовали над слабыми умами. Анархическое безразличие, склонность к измене всему родному, что создала природа и ИСТОРИЯ, уже тогда заставляли наших министров ставить Европу во всех случаях выше России и служить не русской национальности, а какой-то общечеловеческой, в природе не существующей. Моральной властью пользовалась даже не Европа, а "Евре-опа", та обработанная жидовством часть христианской Европы, которая составляет авангард грядущего еврейского царства.

Убедившись в разложении своих школ и приписывая все зло испорченности и пагубному влиянию учеников-евреев", попечитель округа Лавровский еще в 1881 году просил одну из трех одесских гимназий отдать евреям, а в остальных ограничить прием евреев 10-процентной нормой. В том же духе хлопотал генерал-губернатор Одессы Гурко [40]. Он предложил ограничить прием евреев «сообразно численному отношению евреев к общей массе населения местности, для которой существует учебное заведение». Казалось бы, чего великодушнее! Ведь это и было бы полное равноправие, арифметически равный раздел русской школы между евреями и христианами! Александр III собственноручно написал на этом месте отчета Гурко: «Я разделяю это убеждение», а самый отчет повелел внести в Комитет министров.

Вы думаете, тем дело и кончилось? Раз высказались такие сведущие в деле власти, как местный попечитель и генерал-губернатор, и раз их мнение утвердила самодержавная власть Монарха – значит, вопрос решен? Как бы не так! К глубочайшему несчастью русской жизни, либеральная бюрократия уже тогда фактически стояла выше самодержавия. В теории свято веруя в свои права Самодержца, император Александр III уступал общему течению умов, полагавшему, что окончательное решение не должно быть единоличным. Из благородной скромности, составлявшей одну из черт характера Государя, он недостаточно доверял себе – хотя непосредственный голос здравого смысла и совести человека, царственно неподкупного, и составляет решение наиболее верное, то есть наименее подверженное пристрастиям. Император, уже составив себе "убеждение" – притом не голословное, а на основании материала наиболее компетентных в вопросе лиц, – тем не менее имел неосторожность внести свою резолюцию в Комитет министров. Убеждение Самодержца есть, казалось бы, повеление, обязательное для всех властей, но у нас так вышло, что низшей инстанции было предоставлено "обсуждать" резолюцию высшей и даже верховной! Фальшиво-либеральный Комитет министров того времени сделал вид, как будто государевой резолюции не было вовсе, и решил пустить вопрос в канцелярскую волокиту. Когда не хотят или не умеют разрешить дело, у нас его губят именно этим легальным способом – отпихиваются от него, сдают в канцелярскую машину. "Сознавая всю настоятельность изъясненного вопроса", Комитет министров "не счел, однако, возможным войти в окончательное суждение о целесообразности предлагаемой генерал-адъютантом Гурко меры... как ввиду несомненно законодательного ее характера, так и ввиду особливой сложности вызываемых ею соображений". Жизнь кричала о преступлении, притом массовом, – об отравлении русской школы еврейством, а либеральные бюрократы потратили два года на ТО, чтобы отписаться такою бесстыдной фразой! Ввиду "особой сложности" вопроса тут бы, казалось, и налечь на него, и поспешить с ним, но либеральные предатели России сунули вопрос под сукно, то есть предоставили обсудить его министру народного просвещения. Заметьте: уже состоявшееся определение самодержавной воли следующая низшая инстанция, Комитет министров, передает на обсуждение еще нижайшей – на обсуждение одного министра. Министр, в свою очередь, был очень рад спихнуть весь вопрос на особую комиссию, которая была тогда созвана для пересмотра действующих о евреях законов. Эта комиссия (графа К. И. Палена [41]) имела членом А. И. Георгиевского, представителя министерства просвещения, бывшего тогда председателем Учебного комитета. Как видите, уроненное книзу «убеждение» Государя спустилось еще одною ступенью ниже.

Комиссия графа Палена не спешила с работой, между тем школьно-еврейские беспорядки шли. То самое, что писали Лавровский и Гурко, подтвердил следующий генерал-губернатор, генерал X. X. Рооп. Комитет министров (уже в 1885 году!) принужден был, по Высочайшему повелению, еще раз обратить на это внимание. "Вопрос этот имеет самое серьезное значение, – начал свою новую отписку Комитет министров. – Постоянно возрастающий наплыв в учебные заведения нехристианского элемента оказывает самое вредное в нравственно-религиозном отношении влияние на обучающихся в этих заведениях христианских детей".

"Ну, – спросит читатель, – стало быть, согласно с давно высказанной Высочайшей волей нужно немедленно ограничить наплыв евреев?" Как бы не так! Либеральные предатели России решили еще раз: "Но войти в обсуждение существа тех мер, коими могли бы быть предупреждены дальнейшие последствия изложенного прискорбного явления", Комитет "не считал благовременным"... Раз существует комиссия, обещавшая затянуться до второго пришествия, то Комитет министров еще раз отпихнул жгучий и страшный государственный вопрос – туда, в сорную корзинку, в комиссию...

Это происходило четверть века тому назад, и лицемерные предатели России уже за гробом; но если не теперешнее, то позднейшее потомство предаст имена их заслуженному презрению. Уже тогда шел революционный подкоп под Россию. На незасохшей крови Царя-Мученика его ближайшие, пользовавшиеся дружеским доверием сановники устраивали питомники будущего бунта и отравляли Россию чрез самые драгоценные ее ткани – через школу, печать, Церковь... "Они не ведали, что творили", – вздохнет иной сентиментальный читатель. Допустим это. Но некоторые из них, может быть, и ведали – в чужую душу не влезешь. Если г-н Гучков объявил недавно, что губернаторы и генерал-губернаторы наши были на содержании у раскольников и евреев, то это обобщение страдает преувеличением. Но что некоторые высокие администраторы были весьма доступны разным видам еврейского подкупа – это, к несчастью, слишком бесспорно. Россию не только предавали, но и продавали...

Фальшиво-либеральный Комитет министров хорошо знал, что в высшей комиссии графа Палена еврейский вопрос попадет в дружеские руки. "Общая записка" комиссии свидетельствует, что там господствовал вполне "обрезанный" тон тогдашнего времени. "Может ли государство, – заявляла комиссия, – относиться к пятимиллионному населению, к 1/20 части всех своих подданных (хотя и принадлежащих к чуждой большинству расе), которую оно само приобщило вместе с обитаемой ею территорией к русскому государственному телу, иначе, чем ко всем остальным своим подданным, в состав которых входят многие самые разнообразные племена в весьма значительных даже размерах?.. И закон наш, и чувство справедливости, и наука государственного права поучают нас, что все подданные Его Императорского Величества пользуются общим покровительством законов, все они имеют одинаковые гражданские права, все они пользуются свободою переселения и жительства".

Циническая ложь этих слов, вероятно, считалась правдой большинством членов высшей комиссии. Полуинородческая, обесцвеченная и обеспложенная метафизикой интеллигенция наша серьезно думает, что и закон, и справедливость, и наука – за равноправие евреев. Но даже простой мужик мог бы сказать графу Палену: "Зачем лгать, ваше сиятельство, будто все подданные Государя имеют одинаковые гражданские права? Вы дворянин, я мужик – разве у нас одинаковые гражданские права? Разве у нас с вами одинаковая "свобода переселения" и "свобода жительства"? И закон, и справедливость, и наука права во всех странах признают тысячи неравенств. Да и то сказать, если бы во всем было равенство, то зачем нужен был бы и закон, и справедливость, и наука? Они ведь только и существуют для того, чтобы определять неравенства. Почему вас так тревожит всякое ограничение евреев, когда коренное русское племя покорно несет самые разнообразные ограничения? Вас возмущает то, что местные власти и Государь хотели бы поставить некоторые преграды жидам, совершенно заполонившим русскую школу. Вы считаете это оскорблением еврейского национализма. Но как же мы, русские крестьяне, создатели государства и его защитники, терпим, что не только известный процент, но буквально ни один крестьянский мальчик не может быть допущен в те казенные учебные заведения, где воспитываются дети вашего сиятельства? И после этого у вас поворачивается язык утверждать, будто и закон, и справедливость, и наука признают одинаковые права?"