Текст книги "ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ"

Автор книги: Михаил Меньшиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

Величайшее несчастье всякого народа – это когда естественные законы расстроены и жизнь его в силу этого расстройства искажена. Национальное движение есть порыв русского общества восстановить натуральный порядок, вернуться к родным, наиболее удобным и потому наиболее свободным формам, слагающимся органически. Наибольшей помехой восстановлению служат инородные элементы, которых излишнее присутствие, не предусмотренное природой, разлагает жизнь. Вот почему закономерная борьба с внутренними нашествиями является одной из главных задач союза. Но эта задача, конечно, не единственная. Русская жизнь угнетена не только инородческим засильем. Она подавлена всеми последствиями национального упадка. Народное безбожие, народное пьянство, развертывающееся в государственную катастрофу, народная нищета, народная преступность, народное невежество, опасный упадок практических знаний, беспомощность труда, бесправие и бессудье – все это и многое другое составляет общую пропасть, из которой нужно извлечь народ. Цель сообщества, именуемого Всероссийским национальным союзом, – поднять нацию из всех падений, восстановить ее.

"Не слишком ли гордая задача?" – спросит иной читатель. Отнюдь не гордая, отвечу я. Не только не гордая, но самая законная, которой должно задаваться всякое пошатнувшееся существо. Отбросив пустые страхи и ложный стыд, попробуем искренно сделать каждый, что в наших силах, и вы увидите, что сумма небольших усилий способна сложиться в огромный и блистательный результат.

Каким же иным способом, как не этим, воскресали другие народы? А они – не исключая наиболее передовых – переживали еще недавно не лучшие, чем мы, времена. Так же, как и у нас, и французы, и немцы, и англичане лет всего полтораста назад коснели в невежестве и нищете. Но пробудилось национальное сознание, проснулся гений народов – и они, точно по слову Божию, сбросили свою проказу…

23 января

НЕЦАРСТВЕННЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ

«Царство или империя? – спрашивает, возражая мне, А. А. Столыпин. – Как мы желаем мыслить Россию в идеале, как мы ее любим – царством или империей?» Противополагая эти два тождественных понятия от имени октябризма, мне кажется, А. А. Столыпин навязывает своей партии очень тяжелое заблуждение. По странному мнению моего уважаемого супротивника, Россия была когда-то в молодости царством, но теперь перестала быть им, созрев в империю, причем это будто бы совсем разные государственные явления. Пока мы были, видите ли, царством, был естественным «жестокий национальный эгоизм» (почему-то, говоря о национальном эгоизме, октябрист непременно прибавит жестокий). В эпоху царства естественно было покорение одноплеменных народов, скрепление их обручем государственности, поглощение без остатка всего инородного. Теперь же, когда мы «созрели» в империю, всего этого будто бы уже не нужно: не нужно скрепления народов обручем государственности, не нужно поглощения всего инородного. Все эти заботы старого царства г-н Столыпин называет узкими для империи. «Имперские идеалы, – проповедует он, – шире: это водительство многих народов к высшим целям, сознанным господствующим народом, под руководством этого господствующего народа».

Вот формула октябристской нецарственной государственности; я очень рекомендую читателям эту формулу запомнить. Вы видите, что в ней о царственных правах России нет ни звука. Не царствующему, а только "господствующему" народу предоставлено лишь "водительство" покоренных народов и "руководство", не более. Подчиненные инородцы остаются по этой схеме народами, то есть самоопределяющимися национальностями, в силу этого навсегда чуждыми господствующему народу, и все господство последнего сводится к "руководству". Конечно, в такой формуле Россия перестает царствовать. Русское царство превращается в русскую опеку или – еще того менее – в русское попечительство над инородцами, и это г-ну Столыпину представляется "империей". От лица своей партии наш автор благодушно мечтает, что "дальнейшим шагом, следующим этапом, которого история еще никогда вполне не достигала, но достигала почти (?), это – вселенская империя. Об этой отдаленной будущими веками форме человеческого общежития нам заботиться нечего", но помечтать так приятно! Г-н Столыпин не догадывается, что, устанавливая царство как молодость народа, а империю как зрелость, окончательный идеал свой – "вселенскую империю" он должен бы назвать глубокой дряхлостью народов, то есть вещью довольно скверной. Не останавливает моего оппонента и то, что "история еще никогда не достигала" такого вселенского объединения, хотя, казалось бы, у природы было достаточно времени на все ее опыты. Идеал неважный, но важно отметить, о чем мечтают наши октябристы: они мечтают не о том, чтобы быть России вечно, а о том, чтобы не быть ей, а чтобы хотя бы в отдаленных веках она исчезла, растворилась в дряхлости вселенского объединения. Приблизительно тем же странным пожеланием закончил недавно свою публичную лекцию г-н Веселитский-Божидарович. Окончательная мечта его – не Россия, сильная и навеки державная, а "Соединенные Штаты Европы".

Характерный признак наших либералов! Если не в настоящем, слишком непреодолимом, то хоть в далеком будущем они непременно отрицают Россию, безотчетно желают умаления ее и потери царственной ее индивидуальности. Эта психологическая черта целою пропастью отделяет октябристов от национальной партии. Тургенев дал прекрасный тип кочующих по Европе русских дворян, "желудочно-половых космополитов", доедающих выкупные и гордящихся своим презрением к России. Космополитизм есть ощущение отсутствия в себе национальности. Это чувство безразличия к своему и чужому у нас давно считается высшей мудростью, между тем это просто признак анархии, морального разложения, к которому так склонна беспутная наша интеллигенция. Октябристы, может быть, не признают себя космополитами – в настоящем, но это – несомненные футур-космополиты: мечтой своей они отдыхают все-таки на "Соединенных Штатах Европы" или на "вселенской империи" А. А. Столыпина. По мнению последнего, теперешняя "империя" есть только этап к достижению желанного будущего; в интересах вселенских мы должны отказаться от своего царства и должны вести "имперскую политику", которая заключается в каком-то "водительстве" инородцев к высшим целям.

Нечего и говорить, что эта идея мне кажется сплошной ошибкой; при достаточном распространении ее я назвал бы ее ошибкой вредной. Как все притворно гуманное, будто бы возвышенное миросозерцание октябризма, их объявленный империализм без царственности производит самое фальшивое впечатление. В схеме А. А. Столыпина все непостижимо, начиная с его альтернативы "царство или империя?". В действительности ведь царство и есть империя, без царства никакой империи нет. Слово imperium на родине этого слова всегда понималось как верховная государственная власть, то есть именно то самое, что понимается под русским словом царство или государство. Принадлежала ли эта власть, как в Риме в течение долгих веков, народу или через выборы старшим магистратам (царям, консулам, преторам, диктаторам и пр.) – во всех случаях слово imperium означало высшую власть, а не только "водительство" и "руководство" подчиненными народами. Императору вручался summum imperium, то есть не умаление, а усиление власти в виде всей полноты ее. Стало быть, империя по внутреннему существу своему не есть отмена царства, а усиление его, возведение в высшую степень. Если царство покоряло народности, скрепляло их и поглощало, то империя предполагает все эти функции в сугубом виде. С чего это пришло в голову почтенному А. А. Столыпину, будто империя означает снятие обручей и деградацию власти из "государственной" только в "водительскую"? Ничего подобного в истории народов не бывало. Империя Римская отнюдь не напоминала пастораль, где господствующий народ будто бы мирно пас покоренные народы. Не миртовой веткой, а мечом железным римляне "водительствовали" завоеванные народы, причем не стеснялись истреблять их иногда почти поголовно. Какого рода было со стороны римлян "руководство к высшим целям" их инородцев, показывает осада Иерусалима. Тит ежедневно распинал на крестах по пятьсот пленных (то есть мирных евреев), прежде чем истребить миллионное население еврейской столицы и сравнять ее с землей. Десятки тысяч непокорных инородцев бросались римлянами в цирки на растерзание зверям. Я не знаю, к каким "высшим целям" водительствовали римляне покоренные народы, кроме единственной – к полному подчинению своей власти. Это подчинение выражалось в постоянном ограничении инородческих прав; только в период упадка империи, после Каракаллы, инородцы получили равноправие, но именно последнее и явилось смертельным ударом для Рима. Империя погибла от фальсификации римской национальности вследствие наплыва инородцев и от крайнего при этом упадка патриотизма. "Разве патриотизм, – говорит святой Августин, – не разрушен был самими императорами! Обращая в римских граждан галлов и египтян, африканцев и гуннов, испанцев и сирийцев, как они могли ожидать, что такого рода разноплеменная толпа будет верна интересам итальянского города, притом такого, который всегда яростно преследовал их?"

То мирное водительство инородцев, которое А. А. Столыпин называет империей, на самом деле есть упадок империи, разложение ее на элементы. Как только imperium царственного народа слабеет, инородцы поднимают голову, и все "водительство" сводится к тому, что инородцы начинают водить за нос своих победителей и "руководить" их по дороге в пропасть. Так было с Римом, так было еще раньше с Персидским царством, так было впоследствии со всеми разъеденными инородчеством империями. Несомненно, то же самое угрожает и России. И не только угрожает, а гибель наша – результат внедрения к нам инородцев – уже идет. Не видят этого лишь близорукие и благодушные россияне, душа которых уже достаточно растворена в космополитизме. Если Россия еще сколько-нибудь держится как империя, то лишь постольку, поскольку она остается царством. Как только Россия перестанет быть царством в древнем и вечном значении этого слова, так и расползется по швам. У нас не любят вдумываться в употребляемые поминутно слова и титулы. "Царство" наше будто бы упразднено с того момента, как объявлена империя. Но самое слово царство происходит от Caesar – от имени основателя первой в Европе империи. Слово царьесть испорченное "цезарь" и значит то же самое, что немецкое Kaiser. Каким же это путем империю можно противополагать царству в виде упраздняющего один другого принципа? В сознании народов цезаризм и империя давно слились в одно понятие. Как позднее у западных славян королевский титул пошел от собственного имени Карла Великого, так мы, восточные славяне, читаем формулу государственной власти в имени Цезаря. Если Петр Великий провозгласил Россию империей, то сделал это без всякой внутренней нужды в этом. В сущности, московские самодержцы уже были императорами, притом еще до царского титула, ибо пользовались полнотой теперешней императорской власти. Петру Великому надо было разрушить в Европе суеверие, будто империей может называться только одна – Священная Римская (то есть Немецкая империя тогдашней конструкции), и он, как наследник византийского герба, провозгласил и себя императором. Шаг этот был очень смелый, хотя чисто подражательный. Оставаясь царем, все равно государь русский был бы почитаем как император, подобно падишаху, шаху и богдыхану. Чтобы быть в наше время империей, вовсе не нужно, как полагает А. А. Столыпин, владеть многими народами и отказаться от национального эгоизма. Франция Наполеона III была империей без инородцев, как и теперешняя Германия. Какими же, в самом деле, многими народами "водительствует" Вильгельм II, если не считать горсти поляков и щепотки датчан? Совершенно свободная от инородцев (до самого последнего времени) Япония тоже издавна называется империей. Этот титул, вообще крайне неопределенный, не связан даже с могуществом страны. Почему Англия – королевство, а Персия – империя? Почему Италия – королевство, а Абиссиния или Марокко – империи? Существуют империи величиной с нашу губернию, например Непал (см. "Atlas Universe!" Гикмана), существуют даже вассальные империи, например Корея. Подобно тому как никто не препятствует антиохийскому патриарху титуловать себя "судией вселенной", так и некоторые императоры признаются в этом звании просто из вежливости, без всякой критики их прав. Все понимают, что абсолютный властитель страны, как бы он ни звучал на местном языке, по-латыни может быть назван не иначе как imperator.

Отойдя от крайне неверной мысли, будто империя упраздняет царство с его национальным эгоизмом, А. А. Столыпин впадает в ряд дальнейших ошибок. Он говорит: "Россия вступила на имперский путь уже давно; покоренные племена в большинстве давно уже добровольно признали ее духовное первенство и давали себя вести к русской имперской цели в качестве семьи народов, объединенных общими идеалами". Тут что ни слово, то неправда. Россия вступила на имперский путь (в смысле отказа от национального эгоизма) очень недавно, не больше ста лет. Еще Екатерина Великая крепко держалась старого принципа царей, выражавшего собой инстинкт народный: Россия для русских. Только в конце ее царствования, с присоединением ожидовленных окраин и с появлением иностранцев, этот принцип поколебался. Совершенно неверно, будто "покоренные племена в большинстве добровольно признали духовное первенство России". Увы, ни одно племя добровольно не признало этого первенства. Не признают его даже вынужденно, ибо покориться политически еще не значит признать духовное первенство. Зачем говорить то, чего нет? Укажите мне хоть одно племя, которое бы добровольно приняло духовные наши преимущества – нашу веру, язык, культуру! Напротив, даже полудикие племена финские, которых горсть и которым, казалось бы, поистине терять нечего, – даже те отстаивают всеми силами и язык свой, совершенно нищий, и похожую на бред веру, и первобытную культуру.

Правда, эти племена исчезают, но больше от сифилиса и водки, чем от добровольного слияния с имперским племенем. О воспаленной ненависти к нам поляков, евреев, финнов, латышей, армян (а в последнее время и грузин) я напоминать не стану, но даже сравнительно мирные инородцы, татары, разве они "объединены с нами общими идеалами"? Совершенно напротив: они объединены с нами не больше, чем Коран с Евангелием. Еще недавно ко мне приезжал один православный епископ с Волги. Он рассказывал крайне тревожные вести о татарском национальном движении, о быстрой татаризации тюрко-финских племен, об антигосударственном, враждебном России подъеме русского ислама. Что это правдоподобно, обратите внимание на так называемую мусульманскую группу в Думе. Едва сложился парламент, как татары отгородились в нем в свой лагерь, который во всех вопросах идет рука об руку с польским колом и с кадетами. Во второй Думе я лично наблюдал одного татарина-депутата, молодого и образованного, – его ненависти к России позавидовал бы любой жид. Пусть некоторые депутаты из татар держат себя посмирнее и поумнее, но, умея лучше скрывать свои мысли, они, может быть, тем самым и поопаснее кричащих шовинистов.

Удивительно, как ничего этого не замечают наши благодушные октябристы! Близорукая, слепая партия! Вместе с кадетами первого сорта они составляют, мне кажется, ту доктринерскую, оторванную душой от народа часть интеллигенции, с которой начинается самопредательство нации, историческая самоизмена. Любая фантастическая, лишь бы книжная мысль превозмогает в их мозгу самый реальный и грозный факт. Давно ли, кажется, вся Россия горела в инородческом открытом бунте? Давно ли евреи расстреливали царские портреты и царских чиновников, давно ли неистовствовали латыши, давно ли останавливали железнодорожное движение поляки, давно ли резались армяне и татары, не говоря о финляндцах, шведах, грузинах и всякой другой прелести? Всего лишь четыре года тому назад это было, и А. А. Столыпину все-таки кажется, что инородцы составляют с нами добровольную "семью народов, объединенных общими идеалами". Хотя в последнее время мне довольно часто приходится употреблять слово "маниловщина", но, право же, без него обойтись трудно. Сам мой почтенный оппонент догадывается, что в милой семье русской Империи не все благополучно. "Бедствия России, – говорит он, – ослабили спайку" инородцев с нами. Хороша спайка, если она держалась до первого бедствия! Хороши семейные идеалы: едва Империя потерпела неудачу, как со всех концов г-да инородцы начали ввозить оружие для внутреннего бунта и без объявления войны начали бить русских генералов и городовых где попало! А. А. Столыпин мечтает о том, чтобы вновь "срослись нормально болезненные швы", то есть чтобы инородческий вопрос снова вернулся в состояние скрытой крамолы, ждущей первого внешнего бедствия России, чтобы прибавить ей такое же внутреннее бедствие. Притворяться всечеловеками, ухаживать за враждебными инородцами, натаскивать в Россию евреев, поляков, армян, латышей, финляндцев, немцев, сдавать им постепенно все государственные и общественные позиции – вот что наши либералы называют имперской политикой. Нет, г-да октябристы, это не политика вовсе, это – самоубийство, и живая часть русского общества никогда не согласится с вашим безумием и не простит вам его. Между националистами и вами невозможно в этом никакое согласие, и чем глубже будет между нами раскол, тем лучше. Вы, с виду мирные и будто бы патриоты, с виду мечтательные и благодушные, на самом деле вы глубоко равнодушны к России, и вас безотчетно тянет на сторону врагов ее.

"Империя – мир", – провозгласил бездарный император Франции и этим погубил монархию. Империя – мир, твердили наши ухаживатели за внутренними врагами и вместо ласки от них дождались таски. Дождутся и не такой еще! Империя – как живое тело – не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причем победа дается сильным, а не слюнявым. Русская Империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное и непрерывное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага – нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных "членов семьи", лучше разграничиться с ними начисто. Но отказываться от своего тысячелетнего царства ради какой-то равноправной империи, но менять державную власть на какое-то "водительство" и "руководство" – на это живая Россия не пойдет.

16 марта

РЕКОРД ВЕРОТЕРПИМОСТИ

Любопытная телеграмма вчера напечатана из Тифлиса. «По распоряжению экзарха Грузии в Эчмиадзин выехала для присутствования на похоронах католикоса депутация от православного духовенства в составе заместителя экзарха епископа Григория, ректора семинарии Пимена и архимандрита Антония». В самом Тифлисе, в Ванкском соборе, будут совершены заупокойная литургия и панихида, «на которых будут присутствовать высшие чины гражданского ведомства».

Неужели это не ошибка? В данном случае, мне кажется, или телеграф, или православное начальство наше, но кто-нибудь из них делает очевидную несообразность. Мы живем в век чрезвычайно либеральный, когда терпимость – высший принцип. То, что маленькая армянская народность исповедует какую-то особенную веру, это в высокой степени безразлично для всего теперешнего православия. Вообще никому не приходит в голову беспокоиться о том, как именно веруют ближайшие люди, с которыми сталкиваешься ежедневно. Если угодно, соотечественники могут ни во что не веровать; всем кажется, что это дело исключительно личной совести. Сама иерархия православная охвачена духом безграничной терпимости. Не только она никого не преследует за разноверие, но ни с какими еретиками даже не спорит, по крайней мере сколько-нибудь серьезно. Просто не хочется спорить о вопросах веры. Считается даже неловким об этом спорить. Когда Лев Толстой открыто ополчился на Церковь и предал ее основные догматы и таинства поруганию, Святейший Синод едва решился в крайне вежливой форме удостоверить факт, что граф Толстой не принадлежит более к числу православных.

Психология нашей церковности состоит в том, что Церковь как бы конфузится своей древней строгости. Она делает все возможное, чтобы показать, что она вовсе не так строга, как говорят о ней. Наоборот, она терпима, терпима в широчайшей степени. Древняя строгость – это "так просто", она числится "на бумаге", на практике же и Церковь в наш просвещенный век придерживается принципа: laisser faire, laisser passer. Множество фактов этой почти безграничной уступчивости вы заметите каждый день. Иногда эти факты бывают весьма выразительными. Когда несколько лет назад вышли облегченные правила для офицерских дуэлей, возник вопрос: как же быть, однако, с Катехизисом Филарета, где поединок приравнен к убийству с заранее обдуманным намерением, то есть к преступлению против шестой заповеди? Орган духовного ведомства высказался очень мило: в следующих изданиях Катехизиса достаточно выпустить что касается поединков – вот и все. Не правда ли, как вопросы совести решаются легко и просто! Когда умер плохо крещенный еврей Пергамент, православное духовенство затруднялось его похоронить. Не потому затруднялось, что заведомо всем было известно, что Пергамент крестился формально, чтобы выгодно жениться, и что фактически он православным никогда не был. Это не остановило бы наше духовенство – смутило же его то, что Пергамент самоубийца, а таковых отпевать нельзя. Но тут выступили кадетские депутаты. Армянин и поляк побежали к премьер-министру, к митрополиту, и в конце концов еврей был торжественно похоронен по всем правилам Православной Церкви. Еще пример из последних дней. В Святейший Синод начали поступать многочисленные прошения православных о том, чтобы воспрепятствовать постройке в Петербурге языческого (буддийского) капища. Если верить газетам, митрополиты наши хотели было ходатайствовать в этом смысле, но пришло письмо от П. А. Столыпина, разъясняющее, что "этот шаг был бы ошибочным", и митрополиты взяли свое намерение назад.

Читателям известно, что я лично разделяю в данном случае мнение П. А. Столыпина, полагая, что воздвигнутые идолы на Черной речке никому не помешают. Но ведь ни мое мнение, ни мнение любого православного, включая премьер-министра, нисколько не обязательны для Святейшего Синода. Наоборот, в области веры и благочестия мнение Святейшего Синода обязательно для премьер-министра и для всех остальных "возлюбленных чад" Церкви. Как же это так случилось, что стоило простому мирянину, хотя бы и главе правительства, сказать: "Tec!" – и высокопреосвященные иерархи мгновенно отказались от своего мнения? Как хотите, этот маленький случай, едва отмеченный печатью, чрезвычайно многоговорящ. Того же сорта и факт, заявленный вчерашней телеграммой из Тифлиса. По распоряжению экзарха Грузии целое посольство из высокопоставленного русского духовенства едет в Эчмиадзин на похороны католикоса. Но ведь католикос-то был еретик, не правда ли?

Повторяю еще раз: большинство из нас глубоко равнодушны к правоверию и еретичеству, и этот вопрос я возбуждаю вовсе не как фанатик, а просто как наблюдатель событий. Разве не любопытно, какая эволюция с нами происходит и в каком фазисе религиозного вырождения мы находимся? Только с этой точки зрения я и останавливаюсь на почетной депутации православных епископа и архимандрита в Эчмиадзин. Выражаясь слогом парламентских запросов, я позволил бы себе спросить: "Известно ли нашему духовному правительству, что армяно-григорианская церковь исповедует ересь Евтихия, осужденную Первым Халкидонским Собором? Известно ли экзарху Грузии, что армяне – монофизиты, то есть признают в Иисусе Христе лишь одну природу, а не две? Известно ли нашей Церкви, что Вселенский Собор в 451 году предал анафеме как измышление Евтихия, так и его последователей?"

Я не буду напоминать то, что всем известно, – именно какие бури пережило древнее христианство, одолевая названную ересь, и сколько было мученичеств, бунтов, низложений с престолов в связи с нею. Меня интересует легкость, с которой все это как будто теперь забылось и считается за ничто. Скончавшийся армянский папа, католикос этой церкви, был в наше время главным представителем Евтихиевой ереси (если не считать коптов, эфиопов и яковитов). Хотя это был человек, может быть, глубоко почтенный и даже святой в личной жизни, но восточное православие считало его преданным анафеме. Пусть это ни в малейшей степени не мешало его признанию в качестве армянского первопатриарха светским правительством России и высоким наградам, им полученным, однако факт анафемы все-таки остается фактом. Спрашивается, если это так, то прилично ли было посылать почетную православную депутацию на погребение лжеучителя (с церковной точки зрения) и врага истинной Церкви? Если бы умер не армянский католикос, а, например, папа римский – допустимо ли было бы на его похоронах почетное православное посольство из епископов и архимандритов? А ведь католики в каноническом отношении к нам ближе, чем монофизиты. Допустима ли была бы православная депутация при гробе раскольничьего архиепископа? А ведь некоторые раскольники и совсем к нам близки. Если рассуждать по-обывательски, с точки зрения: "Ничего! Почему же нет?" – то, конечно, все это допустимо, но, мне кажется, церковное начальство наше не смеет руководиться обывательской точкой зрения. Из видов дипломатии, житейского такта, вежливости, этикета и т. п. Церковь не может забывать правил вечного своего закона, установленного святыми отцами и вселенскими соборами.

Чтобы узнать, в каком отношении мы находимся к еретикам, достаточно взять всем известную "Книгу правил святых апостол, святых соборов вселенских и поместных и святых отец". В этой книге категорически сказано, во-первых, что "ересь предается анафеме". Во-вторых, сказано, что "с еретиками вместе не молиться и не ходить на молитву в их сборище". Сказано дальше, что "не должно дозволять им присутствовать при священнодействии и в молитвах с верными, но даже входить в дом Божий, ежели они закосневают в ереси. Не должно принимать от них жертвы, ни праздничных даров, ни благословения, ни праздновать с ними вместе. Не должно ходить на кладбища еретиков или в так именуемые у них мученические места для молитвы и врачевания" и пр., и пр.

А главное – сказано, что "рукоположенные еретиками не могут почитаться истинно рукоположенными".

Читатель видит, что с православной точки зрения покойный католикос вовсе не был рукоположен, то есть не был даже священником, и чествовать его как духовное лицо православные не имеют права. Не только духовенству русскому, но даже православным мирянам не подобает молиться с армянами и ходить на их молитвенные сборища и кладбища. Правило 45-е святых апостол гласит: "Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен. Аще же позволить им действовать что-либо, яко служителям церкви, да будет извержен". Правило 65-е тех же святых апостол говорит: "Аще кто из клира или мирянин в синагогу иудейскую или еретическую войдет помолиться, да будет и от чина священного извержен, и отлучен от общения церковного".

Ясно это, господа, или не ясно? Мне кажется, что очень ясно и в комментариях не нуждается. Одно из двух: или наша теперешняя Церковь признает правила святых апостолов обязательными для себя, или не признает. Если все еще признает, то даже "высшие гражданские чины" в Тифлисе, присутствующие на литургии и панихиде в Ванкском соборе, должны теперь ждать от своего православного духовенства отлучения от духовного общения.

Нет сомнения, большинство русской публики чрезвычайно равнодушно к тому, была послана православная депутация в Эчмиадзин или не была, имела она на это каноническое право или не имела. Большинство, потерявшее живую веру, относится к подобным вопросам совершенно как люди, потерявшие обоняние, – к разным запахам. "Ничем не пахнет" – вот и все. Ни упоительного люди не чувствуют, ни отвратительного, а нечто сплошь пресное, как воздух. Отчего же не послать епископа или архимандрита к высокопоставленному гробу, хотя бы еретического патриарха? У них свое духовенство, у нас свое, и это очень мило, когда архиереи разных вер лобызаются и обмениваются молитвенными визитами. Это-то, видите ли, и есть будто бы настоящее христианство – все сплошь признавать, со всем мириться. На этом основании наше светское правительство давно приравняло духовных лиц даже не христианских вероисповеданий к нашему священству – даже еврейских раввинов и магометанских мулл. Мало того – усилиями православного правительства было создано даже особое языческое (ламаистское) "духовенство" и обставлено (в Сибири) таким почетом, какого нашему священству не дождаться. Бюрократы наши смотрят на разные исповедания, как на разные ведомства: есть, видите ли, тайные советники по министерству внутренних дел, но есть они и по министерству финансов, и по другим ведомствам. Всем им полагается тот же титул и почет. Пусть так думает светское чиновничество, но, мне кажется, Православная Церковь подпишет смертный приговор себе, если усвоит эту же точку зрения. Если православие признает когда-нибудь все другие церкви равноценными себе, то тем самым откажется от истины православия. Если наша иерархия признает еретическую иерархию как рукоположенную, то тем самым отречется от первородства своего и от самой святости своего помазания. Если все веры равны и все иерархии равно достойны, то зачем же народу русскому оставаться в православии? Верь кто во что горазд, молись какому хочешь идолу – твое дело! Но тогда что же и говорить об истине православной веры или о каких бы то ни было нравственных обязательствах, с этой истиной связанных!

Как я уже писал не раз, религиозная катастрофа идет у нас не в низах народных, а наверху. Крушение веры совершается, конечно, и в низах, но лишь как следствие угасания тех светильников, что стоят на верху горы. Можно ли нам, простым обывателям, быть искренно верующими, если высшее священство равнодушно к религиозной истине? Мы, простые обыватели, не знаем богословских тонкостей; все эти монофизиты и монофелиты – для большинства тарабарщина, но одно не тарабарщина– это ревность к вере учителей наших или полное отсутствие этой ревности. Когда мы видим апостола, готового идти на смерть за объявленный им святой закон, мы невольно думаем: он, должно быть, прав – очевидно, ему открылась истина дороже жизни; но когда современный апостол говорит: "Верьте в истину, но уважайте и заблуждение", – то простые люди совершенно сбиты с толку. Во что же, однако, правильнее верить и на чем остановиться? Ведь всякая искренняя вера есть великая любовь, которая ревнива и никакой "терпимости" не допускает. Объявите полную "терпимость" – и для верующего сердца будет нарушена трагическая чистота сознания, целомудрие души, желающей быть достойной Бога. Что-то смрадное, как грех седьмой заповеди, вторгается в область веры, когда начинают не замечать ересей, совсем забывать о них. Священное боговенчанное превосходство исчезает, исчезает из веры чудо истины и – вечное разлагается в "условном".