Текст книги "Цветы Эльби (Рассказы, сказки, легенды)"

Автор книги: Михаил Юхма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ГОРА ВАЙДАРМИНА

Знай, врагов победит боец,

У которого сабля востра,

А друзей покорит певец,

У которого совесть чиста.

Из народной песни

учи, кто такой Вайдармин? Ты как-то называл это имя.

По правде сказать, я не надеялся на скорый ответ.

Мы сидели на завалинке возле конюшни, сухие дедовы пальцы нервно постукивали по коленям. Ендимер, не отрываясь, смотрел на дорогу. Из соседнего колхоза вот-вот должны вернуться подпаски и рассказать, кто выиграл в соревновании коневодов.

Дед имел к этому самое прямое отношение. Выращенные Ендимером лошади всегда были лучшими в районе. Как-то будет на этот раз?

– Говоришь, Вайдармин? – переспросил дед спустя некоторое время. – Это имя богатыря. Чай, слыхал о нем?

– Нет, мучи, не слышал.

– Ну-у, не может быть, – он явно тянул, поглядывая в сторону околицы, – любого школьника спроси… легенда известная.

– Да нет же, правду говорю – не слышал.

– Ладно, слушай.

И он стал рассказывать – вначале рассеянно, а потом увлекся.

…Давным-давно был на земле уголок, где жили самые счастливые люди. Это были певцы, и жили они на высокой горе. А гора была не простая: воздух вокруг необыкновенный, прямо скажем, волшебный, любую хворь выгонял. Уставший вдохнет – сил наберется, хмурый – подобреет, размечтается.

Тогда еще это место не имело названия. Одни называли его Горой певцов, а другие – Страной поющих. Певцы слагали там свои песни и спускались к людям, чтобы спеть им о верной любви, что побеждает зло, о цветах, похожих на радугу, о жизни, о правде, о мечте.

Ходили они с песнями по земле, и повсюду их встречали как самых дорогих гостей.

Так проходили годы.

А беда между тем притаилась рядом и только ждала своего часа.

Была зима.

В том году гору завалило снегом.

Певцы зазимовали в своих домах, в их сердцах рождались новые песни о прекрасных днях, что придут на смену жестоким морозам.

Все воспевали весну, но каждый видел и описывал ее по-своему – получилось у сотни певцов сто разных песен.

Неожиданно на гору напало чудовище по имени Асьтаха.

Дракон Асьтаха имел три головы – три пасти, и каждая изрыгала пламя. Он был так страшен, что одним своим видом мог испугать богатыря. Среди певцов не оказалось такого, кто встал бы против Асьтахи с саблей в руках. Да и сабли-то в Стране певцов не сыскать, их оружием всегда были гусли, шыбыр[19]19
  Вид волынки, древний музыкальный инструмент.


[Закрыть] и кубыс.

Асьтаха напал так внезапно, что певцы не успели опомниться. Многих чудовище проглотило. Иных сожгло, а оставшиеся в живых были заперты в пещере.

Асьтаха выводил их по одному и заставлял служить себе.

– Верных слуг одену в парчу и золото, – сулил дракон, – кто мне будет служить, тот и над людьми будет властвовать.

– А если кому такая служба в тягость? – спросил его один из пленных.

– Спалю огнем!

Никто из певцов не соглашался служить Асьтахе.

«Неужто ни один не покорится, – думал дракон. – Неправда, в голоде и холоде долго не продержатся!»

Уж очень нужны ему были верные певцы, которые прославляли бы его власть и силу.

Нашлись-таки слабые духом, немного их было, но и тем был рад коварный Асьтаха.

– Наконец-то прославится в веках мое имя! – закричал дракон.

Позвал Асьтаха жалких певцов и сказал:

– Хочу, чтобы весь мир знал о моем величии и могуществе. Вы должны мне в этом помочь.

– А как? – спросили певцы.

– Очень просто! – ответил Асьтаха. – Будете слагать обо мне песни. Народ полюбит песни, полюбит и меня. А теперь ступайте по домам. Как сложите песню, пошлю вас к людям.

И сложили бедняги-певцы песню об Асьтахе, в которой говорилось, что дракон хоть и чудовище, но сердцем добр, душой отважен и совершил такие подвиги, о которых даже не мечтали богатыри. В этой песне три головы-пасти, изрыгавшие пламя, сравнивались с солнцем, дающим людям тепло, с луною, льющей серебряный блеск в ночном небе, со звездами, сверкающими в необозримой вышине.

Выслушал дракон певцов, кивнул им ласково:

– Вот теперь отправляйтесь к людям и пойте только эту песню. Вернетесь, отблагодарю. Но горе тому, кто изменит мне и запоет другую песню или станет болтать лишнее. Поняли?

Закивали покорно певцы.

– Через семь недель и семь дней вы вернетесь обратно. Если кто не вернется, пусть пеняет на себя. Я разыщу его и на краю земли. Ступайте!

И ушли певцы в долину.

Наступила весна.

Шумели вешние воды. Земля полной грудью вдыхала тепло, зеленела трава.

– Друзья пришли! Песенники! – закричали люди, увидев певцов. – Как долго вас не было!

Тут люди заметили, что певцов мало. Они спросили:

– Где же остальные? И почему вы такие грустные? Почему не улыбаетесь весне?

Ничего не ответили пришельцы.

– Спойте нам, – попросили люди.

И запели тогда певцы песню о добром драке не. О чудовище, которое принесет всем радость и счастье.

Дивились люди, слушая их.

– Что случилось с певцами? – говорили они. – Ведь они поют о драконе, уничтожившем целые селения, не жалеющем ни детей, ни стариков.

– И голоса-то у них фальшивые! С чего бы это?

Но никто им не мог ответить.

Тогда люди обратились к певцам:

– Добрые наши друзья! Почему так слабы ваши голоса? Зачем вы славите злого, беспощадного Асьтаху?

– Может, с вами случилась беда?

– Скажите, мы вам поможем!

Но промолчали певцы и на этот раз. И снова затянули все ту же песню.

Люди, слушая ее, только головой качали.

А гости, кончив песню, двинулись дальше, в соседние селенья. Хмуро слушали их люди, молча провожали в путь.

Был среди певцов один – самый молодой. Звали его Тигеш.

Был у Тигеша в одном селении мудрый друг шурсухал.

Он-то и надумал помочь парню, но прежде хотел узнать, что же приключилось с певцами.

И сказал старик Тигешу:

– Было вас много, и все, как один, веселы. А теперь вас мало, ваши лица хмуры, ваши песни обманчивы. Скажи мне, друг мой Тигеш, что вас мучит, какое горе?

Взглянул Тигеш на шурсухала и, вздохнув, промолвил:

– Должен молчать, иначе погибну, как и все остальные. А я ведь молод и хочу жить.

– Разве подобает соколу жить подобно вороне? – спросил шурсухал. – Помню, однажды поймал охотник горного сокола, и чтоб тот не улетел, обрезал ему крылья и пустил гордую птицу во двор – приручить хотел. Дал ему много пищи, много воды. А крыльев-то нет. Взмахнул сокол обрубками раз, другой, и хлоп обратно наземь. Уставился на охотника соколиным своим взглядом, а в глазах тоска смертная… Разве не похож ты сейчас на того сокола? Чего ты ждешь, на что надеешься? Обманом и страхом продлить свои дни? Ты – человек и певец!

Задумался, услышав это, Тигеш.

Полдня думал, потом сказал:

– Ты прав, шурсухал. Не подобает гордому соколу жить, как вороне. Пусть я погибну, но спасу людей. Пусть люди знают, какая грозит им беда и каков он на самом деле, добрый дракон.

Рассказал Тигеш шурсухалу о страшной беде, постигшей певцов, и о страхе, который сделал оставшихся в живых предателями.

– О коварное отродье, проклятый Асьтаха! – воскликнул шурсухал. – Стало быть, вашими песнями хочет он обмануть доверчивых людей.

Сверкнули глаза Тигеша.

– Пусть я умру, – сказал он, – но больше никто не услышит от меня эту песню.

– Нет, – прервал его шурсухал, – ты пой. Обязательно пой. Но не эту, а другую песню, которая помогла бы победить дракона.

И еще спросил старый шурсухал:

– Скажи-ка, мой юный друг, когда он велел вам вернуться?

– Через семь недель и семь дней с того дня, как мы покинули горы.

– Ни ты, ни твои друзья не должны возвращаться назад. Зачем лезть в пасть чудовищу?

– Но ведь Асьтаха нас уничтожит!

– Смелым угрозы не страшны! Надо звать людей на бой! Или вы забыли старые песни?

Устыдился Тигеш, опустил глаза и пошел к своим товарищам. Поведал он им о беседе со старым шурсухалом. А под конец сказал:

– Я не боюсь больше смерти, не боюсь чудовища. Лживых песен тоже не буду петь. А пойду я по земле-матушке искать богатырей, которые сразятся с драконом. И вас зову с собой.

Но певцы не согласились идти с Тигешем.

– Листок, упавший с дерева, – сказали они, – уже не прирастет к родной ветке. Наши дни сочтены.

На это ответил им юный Тигеш:

– Если лев пятится перед огромным слоном, это еще не значит, что он трус.

– Но мы не львы, – ответили певцы. – Львы те, что погибли.

– И заяц иногда становится храбрым.

Промолчали певцы и дальше двинулись по долине в те селения, где еще не были. А по селам уже разнеслись слухи о странных певцах, подчинившихся злому Асьтахе.

Тигеш тем временем ушел в другую сторону. Он сочинил новую песню и пел ее людям.

 
Меж Кэтне и Карлы
Черное чудовище губит людей.
Черное чудовище губит людей
И мечтает уничтожить род людской.
А среди народа, говорят, есть человек,
Который может победить дракона.
Говорят, родился и вырос батор,
Который может победить дракона.
Говорят, он скачет верхом на аргамаке.
 

Слушая Тигеша, собирались к нему богатыри. Певец рассказал им, как напал на Страну певцов Асьтаха и уничтожил лучших – самых умных, смелых, а оставшиеся в живых согласились стать его рабами, и как мудрый шурсухал научил его найти правильный путь.

И воскликнули богатыри:

– Пойдем на Асьтаху! Убьем чудовище!

Повел Тигеш богатырей к мудрому шурсухалу. Тот принял их ласково и сказал:

– Вам одним не победить дракона.

– А как же тогда освободить Страну певцов? – спросили богатыри.

– А вы слушайте, не перебивайте. В древних книгах сказано о могучем Вайдармине. Только он сумеет одолеть Асьтаху.

– Но ведь его нет среди нас.

– Надо найти Вайдармина-батора. Ступайте и ищите!

И пошли богатыри искать Вайдармина, пошел с ними и Тигеш.

Тем временем остальные певцы вернулись в горы к Асьтахе. Тот, видя, что пришли не все, разгневался и с ревом бросился на несчастных.

– Мы не виноваты! Мы верно служили тебе! – только и смогли пролепетать бедняги. Всех до одного проглотил Асьтаха.

Ендимер на минуту умолк, задумчиво глядя на дорогу.

– Ну, и как, – заторопил я деда, – нашли они Вайдармина?

– Нашли, – кивнул Ендимер, – опять ты торопишься. Всему свой черед. Всему. И словам тоже.

– Батор Вайдармин, – продолжал дед, – жил со своей старой матерью на берегу большой реки. Когда явился к нему Тигеш с богатырями, тот корчевал лесную делянку для посева. Брал дерево за ветви и с корнем вытаскивал его.

Тигеш даже струсил вначале: как с таким богатырем разговаривать?

– Тебя Вайдармином зовут? – наконец спросил он. Тот расправил спину и улыбнулся.

Тигеш запел о богатыре, живущем между рекою Кэтне и Карлы.

– Это песня о тебе, Вайдармин-батор?

– Я не богатырь. Я землепашец, – промолвил Вандармин, утирая вспотевший лоб.

– Старый шурсухал говорит, что только ты можешь победить Асьтаху, – сказали ему богатыри.

– Ему видней, – усмехнулся батор.

Попрощался Вайдармин с матерью и пошел вместе с богатырями к старому шурсухалу.

Мудрец долго, изучающе смотрел на Вайдармина и наконец сказал, обращаясь ко всем:

– Вот мое слово. Надобно испытать батора, и тогда увидим, прав ли я?

И поведал шурсухал, что в лесу под старым-престарым дубом спрятана волшебная сабля. Кто сможет поднять ее, тот и победит Асьтаху.

Пришли к старому дубу, стали копать. Вскоре показалась ржавая, будто почерневшая сабля. Нагнулся Тигеш, хотел поднять, но даже оторвать от земли не смог.

…Не смогли поднять волшебную саблю и другие богатыри.

– Теперь твой черед, Вайдармин-батор, – сказал мудрец.

Тот подошел к сабле, взял за рукоять, – поддалась, Потянул еще разок, и засверкала она в руке Вайдармина, озарив лесной сумрак и лица людей. Будто и не было на ней ржавчины.

Подивились баторы силе Вайдармина. А шурсухал погладил седую бороду.

– А теперь, – сказал мудрец Вайдармину, – взмахни саблей три раза.

Тот взмахнул трижды.

В лесу послышался стук копыт: «Табартак! Табартак! Табартак!» Выскочил на поляну конь. Масти сизой, а на лбу белая звездочка.

Подбежал конь к Вайдармину, заржал призывно.

– Вот тебе и боевой друг, – сказал шурсухал. – Мигом домчит в Страну певцов, к самому Асьтахе.

Сел Вайдармин на коня и поскакал в горы. Но не успел он подняться, как увидел Асьтаху. Тот спускался в долину, чтобы покорить людей, а заодно расправиться и с Тигешем.

Встретились Асьтаха и Вайдармин-батор у самого подножья, и разгорелась между ними битва.

Первым кинулся в бой Асьтаха. Замахнулся огромным хвостом. Еще миг – и конец батору. Но успел Вайдармин подставить саблю и срезал начисто хвост дракона.

Три дня и три ночи бились они. Вконец обессилело чудовище. Черная кровь хлестала из его ран. На четвертый день сдался Асьтаха.

– Не убивай меня, батор. Буду твоим рабом. Вместе нам никто не страшен, вместе мы всю землю покорим.

– Э, – ответил батор, – хватит мне того куска, что я в лесу выкорчевал!

– Пощади! – взмолился Асьтаха.

– А ты пощадил безоружных певцов? – Взмахнул Вайдармин саблей – и покатились все три драконовы головы.

Так батор освободил гору от чудовища. Вскоре на место боя явился Тигеш, а вслед за ним богатыри со старым шурсухалом.

И сказал Вайдармин Тигешу:

– Один ты остался из певцов. Но страна твоя свободна! Обучи новых певцов. И пусть они радуют людей хорошими песнями.

Прошло время. Выросли новые певцы, ученики Тигеша. Они ходили из селения в селение и пели о весне, правде и справедливости. А когда уставали, то возвращались к себе на вершину горы и там слагали новые песни.

А гору эту люди назвали горою Вайдармина в честь батора-освободителя.

Молчит дед и уже не смотрит на дорогу. А я думаю об услышанном.

– Может, оставили их угощаться? – донесся вдруг глуховатый голос Ендимера, и я не сразу понял, что он говорит о своих, видно, загулявших на празднике подпасках. – А с чего бы их потчевать стали? Не иначе мы в проигрыше! – Дед махнул рукой. В его годы всякая неудача как бы напоминает о возрасте: «Пора, мол, на покой». Мне понятна горечь старика. Уж так он пестовал своих жеребчиков, – на лучших выпасах! По два раза в день под неусыпным дедовым глазом Петюшка с Васькой купали их, чистили…

– Где же она, эта гора Вайдармина? – спросил я, стараясь отвлечь старика.

– Гора?

Дед не успел ответить, послышался топот копыт, два всадника ворвались на подворье, и тут же разнеслись звонкие мальчишечьи голоса:

– Мучи, Ендимер-мучи! Наша взяла!

Дед поднялся, но даже в сумерках было заметно, как растроганно блеснули его глаза.

Ах, как я рад был за него в эти минуты!..

ХУРГАЙК-СЮЛЕ

Промеж звездочек путь

Промеж ярких дорожка светится.

Уж не нас ли она зовет?

На луну взгляну – там поля видны,

На луну взгляну – земля черная.

Уж не нам ли по ней ходить?

Из народной песни

етняя ночь.

Я лежу в траве и смотрю на небо. Чуть покруживается голова. Рядом дед Ендимер ворошит в золе картошку. Возьмет на ощупь и, обжегшись, дует на пальцы. Я не вижу старика, но чувствую каждое его движение.

– Огонь ее не берет, прямо камень, – ворчит дед. – Осина… от нее не уголья, один пепел. Только и названия, что дерево.

Он сгребает палкой едва тлеющие синевой угольки.

– Пекись, пекись скорей, не тяни за душу!

А я смотрю на Хургайк-Сюле[20]20
  Дорога диких лебедей. Так исстари чуваши называют Млечный Путь.


[Закрыть], что уходит в безвестную даль, смотрю долго, не мигая, и от этого начинает казаться, будто в черной дали пляшет крылатая тень.

Из-за рощи всплывает луна. В смеженных ресницах сонно различаю девичье лицо, распущенные волосы. Да это же она, девушка из сказки по имени Тавбри, я слышал о ней еще в детстве.

– Пинеслу выглядываешь, – доносится до меня голос старика.

– Какую еще Пинеслу?

– Ту, что на луне. С парнями это бывает, как заметят ее – глаз не оторвут.

Так вот оно что, у нас ее зовут Тавбри, а здесь – Пинеслу. А сказка-то одна. Но деду невдомек, что мне она известна. Вот он и напустил на себя обычную в таких случаях важность, мол, попроси хорошенько, а я еще подумаю, стоит ли языком шевелить. Но я молчу, словно бы задремал, и дед не выдерживает:

– Откуда тебе знать это имя, иные старики и те путаются, по-разному кличут. Но ее звали Пинеслу, это уж точно, клянусь бородой. Да, именно так, Пинеслу, что значит девушка, имеющая тысячу достоинств.

Вот поди поговори с таким дедом.

– И как она на луну попала, по-разному сказывают, а правду мало кто знает.

– Вот как?

– Да, вот так! – роняет дед, словно я и впрямь виноват в том, что люди склонны к выдумкам.

…Однажды на берегу озера, в густом ивняке, сидела девушка-красавица. Волосы, как у русалки, по плечам спадали. Заплетала она их в толстую косу, светлым гребнем расчесывала, песню напевала:

 
Ой ты, озеро синеводое,
Поплещись в берега,
Нашепчи мне радость…
 

Вдруг она смолкла, чего-то испугалась. Перед ней в воде, как в зеркале, добрый молодец улыбается. Будто и впрямь со дна вынырнул, смотрит на нее не насмотрится. И то ли птица на ветку села, в воду листочки окунула, то ли сухая травинка упала, пошли по воде круги, побежали в разные стороны, – исчез парень.

Оглянулась – а любимый ее, Азан, за спиной стоит. Рослый, крепкий, лицом ровно солнце ясное.

И сказал Азан:

– Хорошо ты поешь, Пинеслу.

Засмущалась девушка, закрыла лицо фартуком.

Вот она какая была! Хороша да скромна, не то что иные, никак себе цену не определят, и все оттого, что природа к ним добрей, чем к другим была, красотой одарила… Нет, Пинеслу таким не чета. И скромна и работяща. Сама и песни складывала, послушаешь – сердце радуется.

Давно они сдружились, друг дружку любили. И не ждали беды, не ведали. А беда упадет камнем с неба – и никакой тебя аргамак не умчит от нее.

Невзлюбила девушку злая мачеха-колдунья. Сперва старалась отвадить жениха, выдать за него свою дочь, да зря старалась. Тогда она принялась за девушку, но и та не поддалась. Какую только работу на нее не взваливали: и сено косить, и за скотиной ходить, и по дому убирать. От зари до зари на ногах Пинеслу, а все такая же веселая, бойкая, знай песни поет.

Вот однажды принесла девушка воды из колодца, а дверь заперта. Допоздна просидела на крылечке с ведрами, а в полночь позвала мачеха злых духов, нечистую силу, и унесли они Пинеслу на небо, забросили на луну.

– Пускай там сама себе поет, сама слушает, – сказала мачеха.

А чтоб тяжко ей было, повесила на плечо коромысло с полными ведрами, дескать, поглядим теперь, долго ли так протянешь.

Коромысло к плечу будто приклеилось, не снять не сбросить. Вот какие дела.

– А что же Азан, – спросил я деда, – разве не спас свою любимую?

Старик ответил как бы нехотя:

– Кого любят – в беде не оставляют. Пустые твои слова. – И, смягчившись, добавил: – Ты дальше слушай.

Сильно горевал Азан. Бродил по горам, по лесам, по речным берегам. Все звал любимую:

– Пинеслу, Пинеслу, где ты, зорька ясная?

Но вот однажды глянул он на луну и увидел Пинеслу. Увидел и поклялся: жив не буду, а ее спасу.

И стал Азан мастерить крылья, чтобы долететь до луны и обратно в целости вернуться.

Скоро крылья были готовы, большие, крепкие, как у орла. Из чего он их сделал, неизвестно. Может, из любви своей сделал, слезой склеивал. Однако – полетел.

И чтоб не сбиться с пути, держал путь на Хургайк-Сюле. Вот когда понадобилась человеку дорога, оставленная лебедями.

«Поднимусь я по Хургайк-Сюле до неба, – думал Азан, – подожду, покуда луна подойдет поближе, тогда и достану Пинеслу».

Но от беды, видать, и на крыльях не умчишься.

Прослышали ведьмы о том, что задумал Азан, всполошились. И рассыпали по небу звезд видимо-невидимо, все перемешали.

Сбился с пути Азан.

А Пинеслу все глаза проплакала.

– Ой, беда моя, горюшко. Я словно яблочка половинка отрезанная, разлучили нас с милым на веки вечные. За что, не знаю, не ведаю.

Днем и ночью на землю смотрела, искала Азана да шептала сквозь слезы:

– Не оставит он меня, найдет.

Тяжко ей стоять. И сидеть – ведра книзу тянут. Станет ей невмоготу, потихоньку песню запоет:

 
Ой ты, озеро синеводое,
Поплещи в берега, нашепчи счастье.
 

Говорят, кто очень ждет, непременно дождется. Налетала ночь, и увидела Пинеслу летящего Азана. Вскрикнула от радости и запела свою любимую, чтобы Азан услышал.

 
Ой ты, озеро синеводое…
 

Только зря пела, исчез Азан, канул в темень, словно камень в воду. Унесло его невесть куда. И снова осталась Пинеслу одна.

Белая лебедушка, весенний цветок Чувашии. Одна ты, одинешенька во всем ночном мире. Никогда там солнце не всходит, вечно звезды блестят.

Грустные звезды – ее глаза.

Подхватит ветерок ее песню, понесет в родные края. Нежный калган-ковыль запечалится, к земле приникнет…

– Что ж она так никогда и не вернется?

Отчего и сам не знаю, в эту минуту Пинеслу казалась мне живой, настоящей, а вовсе не сказочной.

– Ах, ачам, пока жива песня, жив человек. И не век бродить Азану меж звездами.

В безмолвии ночи плывет луна. Ничто не вечно под ней. Стареют люди и деревья. Гора становится пылинкой, река – ручейком. Все проходит.

А любовь остается…