Текст книги "Заповедник архонтов"

Автор книги: Михаил Ишков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

На этой мысли мое внимание привлек неясный шум, возникший впереди, на склоне. Он донесся из-за скальной щеки, прикрывающей вход в расщелину с другой стороны. Этта бросился вперед и тут же вернулся. Заговорил быстро, тыкая пальцем в ту сторону, откуда примчался.

– Там воины гарцука. Подбираются к расщелине.

– Живо в укрытие, – приказал Огуст. – Вы двое, – ткнул он в сторону Мусы и Исайи, – будете прикрывать отход.

Через несколько минут наш поредевший отряд втянулся в расщелину, расширявшуюся сразу за узким лазом. Некоторое время я принюхивался, настороженно разглядывал прикрытое нападавшими сверху скальными обломками, ровное, даже отглаженное дно ущелья. В десятке метров от входа начинались ступени, тоже слегка покореженные пробежавшим камнепадом. Наконец решился сделать шаг. Приблизился к лестнице. Слева и чуть сзади громко сопел следовавший за мной Иуда. Он все порывался выйти вперед. Когда же я оттолкнул его ложем бластера, Иуда обежал меня с другой стороны, все равно вылез вперед и принялся ощупывать ступени, искусно вырезанные в горе.

Светлячок манил за собой, нетерпеливо кружил на середине лестницы. Сверхчувственная аура здесь сразу прояснилась, полегчала. Мы всей толпой двинулись вверх по ступенькам. Двое поселян, оставшиеся внизу, устроили у входа в расщелину завал из камней, залегли у нижней ступеньки.

Скоро лестница вывела нас на широкую и ровную площадку. Я едва не вскрикнул – вот и откос, который я наблюдал на экране. На нем ровной линией обозначилась броневая плита – овал, замыкающей ведущий в выходному шлюзу туннель. Отдал команду шарику проникнуть в едва заметную щель, открыть замок. Светлячок растворился в недрах горы.

Прошло несколько минут прежде, чем до меня донесся приглушенный ментальный голос.

«Код неизвестен. Замок заблокирован. Вскрыть невозможно».

Я почесал грудь, бросил взгляд на вздымающиеся вокруг отвесные скалы.

Это был тупик.

Снизу раздались протяжные воющие залпы. Видно, черви подползли ко входу в ущелье, попытались проникнуть внутрь. Плотная толпа хордов, выбравшаяся на площадку, сразу распалась. Мужчины заняли позицию у вершины лестницы, женские особи разбежались, попрятались за выступами, опустились на корточки, прикрыли головы руками.

– Что будем делать, учитель? – спросил Огуст.

Я не стесняясь пожал плечами, потом ответил.

– Сражаться. Отсюда нам не выбраться.

– Понятно, – почесался Третий столп.

Я ткнул пальцем в сторону лестницы.

– Я вниз, а вы постарайтесь сложить баррикаду… Ну что, Огуст, почешемся на прощание? Может, больше не увидимся.

Тот удивленно и с нескрываемой надменностью глянул в мою сторону, потом коротко распорядился.

– Иди.

Я сбежал по лестнице, на ходу настроил бластер на полную мощность. Сразу от груды камней, за которой прятались Муса и Исайя, дал залп, затем, непрерывно стреляя, выскочил из расщелины, световым лучом разбросал штурмующих наше последнее убежище червей.

Их было видимо-невидимо. Широким фронтом они ползли по склону, имея своей целью добраться до входа в ущелье. Я сжег еще нескольких роботов, полоснул слева и справа по вершинам – оттуда посыпались камни. Обвал увлек к подножию еще с десяток тварей.

В этот момент меня окликнул Муса.

– Учитель, тебя зовут.

Я бросился вверх по лестнице. Воздуха не хватило взбежать единым махом, пришлось устроить передышку у самой вершины. Поселяне между тем с воплями, с паническим страхом на лицах устремились вниз.

Левий Матвей схватил меня за рукав и, не в силах выговорить ни слова, ткнул пальцем в каменную щеку, на которой отчетливо очертилось овальное отверстие, ведущее вглубь скалы. В отверстии царил мрак.

– Что, засада? Черви?! – отдышавшись, спросил я.

– Нет…. – Левий Матвей еще раз потыкал в сторону отверстия. Рука у него подрагивала. – Там кто-то ходит…

– Где? На площадке?

– Нет, в шлюзе.

– Когда дверь открылась?

– Только что. Там бесцветно, невыносимо, какие-то звуки. Вроде кто-то ступает или бормочет.

Час от часу не легче. Я осторожно, держа оружие наготове, приблизился к отверстию, глянул в устье туннеля. В глубине его действительно копилась непроглядная тьма. Ни огонька, никаких признаков жизни. Вдруг изнутри, из самой черноточины донеслись шорохи, скоро они оформились в шаркающие шаги. Еще через мгновение во мраке обрисовалось светящееся облачко, очертаниями напоминавшее человеческую фигуру.

Я оцепенел.

Глава 7

Не прошло и пары минут, как на площадке появилось странное, лишенное плоти, существо в одеянии римского легионера.

Скелет в доспехах…

Сбоку, на левом костлявом плече, висел прямоугольный выгнутый щит. Ребра скелета закрывал кожаный панцирь с нашитыми металлическими пластинами. На поясе, непонятно как державшемся на тазовых костях, короткий меч. На ногах сандалии, ремешки которых странным образом крепились на больших и малых берцовых костях. Ухмыляющийся череп был покрыт древнеримским пехотным шлемом с поднятым вверх забралом. Шлем украшал высокий, ровно подстриженный гребень, собранный из выкрашенного в алый цвет конского волоса – знак центуриона. В правой руке скелет держал за ручку огромный станковый бластер. Оружие висело косо, и приклад волочился по каменному полу.

– Здорово, Серый? – приветствовал меня скелет. – Как вы тут? Заждались, небось?..

Догнавший и вставший за моим правым плечом Огуст вскинул оружие.

– Но-но, – предупредил его воин. – Не балуй, начальник, а то как шарахну светометом, не обрадуешься!

Все это скелет, мой старый знакомец, выговорил на чистейшем хордянском языке. Огуст пошатнулся и, теряя сознание, начал оседать на землю. Я едва успел поддержать его.

– Что это с ним? – удивился скелет. – Солдат не видывал, что ли?..

– Повоюй с наше!.. – выругался я.

Исступленно, как никогда раньше, завыли мамки. Дуэрни, схватив посох, бросилась на незнакомца.

– Девушка, что ты, девушка! – торопливо затараторил вооруженный скелет. Он скинул мешок, попытался усадить Дуэрни.

– Ох, чудные вы здесь ребята. Мужики в обморок падают, женщины в атаку бросаются.

– Кто это? – слабым голосом спросил меня пришедший в чувство Огуст. – Чей воин?

– Императора Тиберия. Был такой. Давным-давно. В горах… – коротко объяснил я. – Издалека явился. Зовут Василь Васильевич Фаавн. Его нет, Огуст, он нам только кажется…

– Ага, кажусь, – покивал Василь Васильевич. – Через такие дали перли, спешили вам на помощь, в теперь, выходит, я не существую. Он тоже не существует? – спросил скелет и указал на выбравшегося из черного проема исполина в два моих роста, тоже в древнем вооружении. На этот раз перед нами предстал древнерусский богатырь в длинной, до колен кольчуге с зерцалами, шишаке с забралом – из под кольчатого свеса выбивались густые золотистые кудри. Черная густая борода росла на подбородке.

Площадка, на которой происходило удивительное действо, вдруг залил яркий дневной свет. Я зажмурился, потом, преодолевая телесную немощь, открыл глаза. Неужели наступило утро? Когда? Не могу сказать, каким образом местное светило, метнувшись из-за горизонта, сумело заглянуть в достаточно узкий провал, но факт окончания ночи за несколько часов до положенного срока был налицо. Также, впрочем, как и явившейся во всей своей изначальной сказочной мощи царевич Георгий.

Догадавшись, что новоявленные чудища не собираются лишать их жизни, не посягают на их плоть, остальные хорды начали медленно, на карачках, выползать на площадку. Сгрудились у вершины лестницы, готовые ежесекундно, сломя голову, броситься вниз. Тем временем Огуст справился с шоком, удивленно глянул на меня.

– Это существо, – представил я Георгия, – из породы человеков. Тоже из царского разряда владык. Хранитель земли и воды. Будет вам заступником.

– Он – посланец нерукотворного Ковчега? – спросил Огуст.

– Так точно, – ответил Георгий-царевич.

Между тем Иуда, безбоязненно ощупывавший и почесывавший Василь Васильевичу кости, спросил тонким голосом.

– Это биороб?

– Сам ты роб!.. – с досадой ответил фавн. – Мы – создания нежные, электронные, возрожденные к жизни вашими мольбами о спасении. Ты бы лучше объяснил, где здесь нечистая сила? Чей дух мы должны вымести?

Я указал на нижнюю часть лестницы.

– Лупите что есть мочи всех червеобразных. Каждую тварь, которая повстречается у вас на пути. Они – исчадья ада!

– Будет сделано, Роото! – заявил Георгий.

«Он назвал меня хордянским именем, – смекнул я. – Выходит, без попечителя здесь не обошлось!»

Скоро снизу донеслось раскатистое, громовое «ура», видно, «нежные создания» бросились в бой.

Я поспешил им на помощь. Пробежал мимо закрывших головы руками Мусы, Исайи, обоих провокаторов, сумевших отступить в расщелину. Георгий-царевич и Василь Васильевич к тому времени разметали переднюю колонну воинов гарцука. Хранитель земли и воды запросто расправлялся с червями, полчища которых вплотную окружили вход в заветную щель. Работал длиннющим мечом с лазерным лезвием, которое при необходимости, то и дело вытягивалось на несколько десятков метров и до угольев испепеляло врага. На ходу ударами ног Георгий переворачивал наползающи роботов. Те скукоживались, вспыхивали и разваливались. Василь Васильевич укрепивший на сошках станковый бластер, открыл пальбу по задним рядам. Очереди огненной плазмы буквально сметали наступавшего врага.

Солнце, к тому моменту успевшее взобраться в зенит, словно загнанное, начало метаться по небу. На поверхности океана заходили пологие и длинные валы, словно кто-то начал пахтать воду незримой гигантской мешалкой. Вот что еще бросилось в глаза. Очередная волна, уплыв за горизонт, спустя несколько мгновений, как бы наткнувшись на преграду, возвращалась отраженной. Я, как безумный, завопил от радости.

Ага, этом мерзкому, пропитанному ненавистью парадизу тоже есть предел!

Далее случилось неожиданное. На поверхности океана вдруг очертилась гигантская воронка, неутомимо засасывавшая воду. Земля плавно заколебалась, с ближайших скал посыпались камнепады, нарушая живописную гармонию этих мест. Прошло еще несколько минут, и вся толща воды вдруг исчезла в обнажившемся на дне океана отверстии. Это было истинное чудо, теперь мы посуху могли добраться до вершин холмов, совсем недавно бывших островами.

Бегом я вернулся на верхнюю площадку, где лечила немощных, дарила спокойствие страждущим, касалась пальмовой ветвью лбов и плеч павших духом поселян божественная Каллиопа, представшая перед пораженными губошлепами с перистыми золотистыми волосами, чуть более полными, чем следовало для земной женщины губами, более длинным носом. Я с радостью встретил продолжение чуда. Громко, а может, истерически, расхохотался. Она была обнажена, только легкая, отливающаяся любезным сердцам поселян радужным разноцветьем, накидка покрывала ее. В левой руке держала лукошко, полное плодов и ягод.

Сестры рыдали навзрыд. Взбесившееся солнце, краешком заглянувшее в провал, тут же, словно устыдившись своих грехов, спряталось за край скалы.

Каллиопа подошла ко мне, мы обнялись, я поцеловал ее в губы, она наложила на меня крестное знамение. Я в свою очередь провел пальцами по ее лбу. Затем она занялась взобравшимися снизу апостолами – благословила их. Провокатор из Дираха бросился к своей мамке, они обнялись и с чувством, в такт, начали прыгать с ноги на ногу. Скоро в их круг вступили все оставшиеся в живых поселяне, кроме Огуста. Они с уханьем и воплями окружили Каллиопу, и теперь, совершая ритуальный танец, бережно касались ее накидки, прижимали радужно посверкивающую материю ко лбам.

Третий столп приблизился ко мне и шепнул, указывая на Каллиопу.

– Кто это?

– Хранительница наших гор. Повелительница всякой произрастающей былинки, всякого ростка, тянущегося к свету. Супруга повелителя, – я указал на Георгия-царевича, успевшего подняться ко входу в туннель.

– А этот, без плоти, в боевом одеянии? – Третий столп повел глазами в сторону скелета, который беседовал с почтительно внимавшим ему Левием Матвеем, – ее второй супруг?

– Нет. У нас супружничают парами. Он и она, этого вполне достаточно.

– Так ты, учитель, из этих?

– Да, а что не похож?

– Нет, ты вылитый хорд из среднего разряда помешанных.

– Кого-кого?!

– Из разряда свихнувшихся, чья участь была ублажать прежних повелителей странными звуками и созвучными в окончаниях строчками. Эти, – Огуст презрительно цыкнул, – в смутные времена перемерли сразу вслед за шлюхами.

– А я из тех, кто сумел выжить. В горах…

– Слушай, учитель, они, – Огуст указал на моих друзей, – тоже верят в ковчег.

– Да. Это ваши братья. Если ты, конечно, уверовал…

– Что мне остается, – с некоторым раздражением ответил Огуст. – Попробуй не уверовать. Если, конечно, все это мне не снится?..

Я обрадовался.

– Снится, Огуст, снится!.. Это тебе мерещится. Сам ты в этот момент находишься в челноке, готовишься отправиться в обратный путь на Хорд. Вот прилег отдохнуть, и тебя обступили видения. Теперь они будут посещать тебя до конца твоих дней.

– И Неемо, и Хваат, и матросы, и этот… со своими проотолетариями. Они уже на челноке? Они ждут нас?

Я растерялся, потом скорбно почесался. Он будет неплохим правителем, этот Третий столп, он умеет бить в самое больное место.

– Нет, Огуст, они никогда более не появятся среди живых. Они навсегда ушли в страну мертвых, теперь обитают там. К нам будут приходить только во сне, только во время ночного отдыха. Будут являться из сумерек и возвращаться туда.

– Ты, учитель, нанес тяжкий ущерб Хорду, лишив нас таких полезных и много познавших поселян. Ты мог бы пораньше связаться со своим ковчегом, чтобы твои друзья вовремя пришли нам на помощь.

– Ты не прав, владыка, хотя я в полной мере признаю свою вину. Будь справедлив, я делал все, что мог. Мы упорно молились, и нас услышали. В том, что случилось, нет моей сознательной вины. Я не поддался трусости, не болтал лишнего. Впрочем, судить – это твое исконное право, повелитель. Это твоя земля. Только вот что я скажу, и тебе придется поверить мне на слово. Эта оболочка, – я обвел руками просторы приводной станции, – хранит Хорд. Она сдерживает норов Дауриса, не дает ему вспыхнуть и разбросать огненные струи по всему безатмосферному пространству. Так что тебе и твоим потомкам придется оберегать эту станцию, заботится о ней, причем очень долго ни один поселянин не сможет ступить сюда. Путь будет закрыт и для тебя и для тех, кто придет на смену тебе, пока вы не осознаете, как и каким образом она устроена.

– Что будет с Черным гарцуком?

– Он будет наказан. Но ты в свою очередь подаришь мне рукотворный ковчег. Я постараюсь показать его поселянам.

– У меня есть выбор? – спросил Огуст.

– У тебя есть выбор.

– Я должен подумать.

– Только не вздумай советоваться со старцами Ин. Они живут прошлым, а ты сумел заглянуть в будущее. Вообще, мне кажется, тебе не следует упоминать о том, что нам довелось пережить во владениях Черного гарцука. Рассуди, как отнесутся к твоим словам старцы, все благородные, образованные разряды, когда ты упомянешь о солнце, бегающему по небу, о палаче-океане. Оставь это им, – я указал на Петра, Павла, Левия Матвея, – пусть они расскажут. Они поведают поселянам как все было. Потом запишут. Советуйся с ними. Прислушивайся к Дуэрни и нашим сестрам, кто прошел через круги преисподней. Внимай тем, кто явится во сне.

Мы потеряли лучших, Огуст.

Мы потеряли Хваата, Туути, Неемо, Тоота, проотолетариев, матросов. Прости, я не всех знал по именам. Мы потеряли лучших из лучших. Это великая беда и великая надежда. Мы кровью проложили дорогу в будущее. Дай волю своему народу, и поселяне через века будут славить твое имя. Ты сокрушил Черного гарцука, ты избавил поселян от тяжкой дани архонтам, которые из могилы сумели повесить на шею твоему народу рукотворный ковчег. Сделай следующий шаг. Не трогай беглецов, осваивающих степь и горы, пусть в поселениях безбоязненно рассказывают сказки, и если где-нибудь хорды решат поставить кумирню нерукотворному ковчегу, не перечь им. Не заставляй их чуть что прятаться по тюрьмам. Темницы предназначены для тех, кто нарушил закон. Пусть каждый согрешивший не надеется получить прощение в канцелярии, пусть он осознает, в чем его вина. Пусть не боится странного. Пусть дерзает…

– Кто же займется убежищем Черного гарцука?

– Я, мои друзья. Потом они придут к поселянам, принесут много новых сказок – их тоже следует записать. Наступит день, и поселяне увидят, как рукотворный ковчег звездой вспыхнет в небе. Объяви, что с того дня можно безбоязненно смотреть на звезды.

– Что же будет с теми, кто, не щадя усилий, трудится на рукотворном ковчеге.

– Их знания и опыт нужны на Хорде. Они не останутся без дела.

– Ты лишишь их памяти о пребывании на ковчеге? Вернешь утраченные после интеллектора воспоминания о прошлом?

– Нет, Огуст. Я не могу указывать, но будет лучше, если ты и твои потомки забудут об интеллекторе. Тем же, кто сейчас трудится на рукотворном ковчеге, кто в поте лица вооружает его, готовит к межзвездному перелету…

Третий столп резко перебил меня.

– Ты и об этом знаешь, горец?

– Да, владыка. Тем поселянам, которые исполняют свой долг на ковчеге, я подарю сны. Это самое верное средство против провалов памяти, тупой ограниченности и попыток запретить поиск истины. Они вспомнят свои инкубаторы, а кое-кто отцов и матерей. Тогда они начнут тосковать. Тогда они и покинут безатмосферную даль. Когда же начнут своими руками добывать хлеб насущный, они забудут о ковчеге, о пайках, об источающей яд идее покорения пространства, которую вам оставили архонты.

– Ты советуешь обрушить устои?

– Ни в коем случае. Пусть пока все остается, как было, исключая рукотворный ковчег. Ученики – все, кто побывал в преисподней, – понесут благую весть. Пусть работает слово. Твое дело обратить внимание на поселян.

Он ничего не ответил.

* * *

К поселку архонтов, где располагался командный пункт приводного комплекса, мы спускались по побежденной, вздрагивающей от страха земле. Трещина, разделившая нас, заросла напрочь – следов не найдешь, однако наш поредевший караван надолго задержался здесь. Поселяне искали останки Героев. Их следовало похоронить на Хорде, одухотворить планету духом непобежденных, пожертвовавших собой, уверовавших и ни на шаг не отступивших перед бесцветным мраком.

С вершины холма Огуст в последний раз бросил взгляд на заполнявшуюся бирюзовой водой бесконечную впадину. Вода струилась робко, подымалась не спеша, словно осознавая вину перед павшими Героями. Замерла в точности на той отметке, где ранее проходила граница суши и моря. Червеподобные воины гарцука под командой Василь Васильевича теперь неутомимо восстанавливали этот райский уголок: энергично откапывали туннели, возводили песчаные холмы, обустраивали скалистый кряж, мысом убегавший в океан. Старались придать ландшафту прежние романтические очертания…

Это опять же была фикция, я был уверен в этом! Очередное представление!.. Та же голография, только с положительным нравственным знаком. Я так до конца и не разобрался в алгебре местных, царивших на приводной станции чудес, но теперь они уже не вызывала во мне прежнего интереса. Всего сутки назад воевавшие против нас воины гарцука, по чьей-то воле сменившие ориентацию, теперь усердно, как военнопленные, трудились на земле обетованной. Они не вызывали у меня никаких иных чувств, кроме презрения и жалости. Они были напрочь лишены возможности видеть сны. То ли дело вырвавшиеся из пут необходимости, погибшие по моей вине матросы!..

Но более всего я сожалел о двух капитанах, один их которых был настоящий хват, другой истинный Немо. Была в их выборе, образе жизни, решительности и терпении неразрушимая песчинка, которая не позволила мне впасть в уныние, предаться усталости. Горечь и раскаяние вызывало воспоминание об основоположнике «проотолетаризма», главном инженере турбодизельного завода Тооте, великого ума губошлепе, сумевшем опередить время и узреть облик светлого будущего на этой занюханной планете, какой в пределах Галактики являлся Хорд.

Обыкновенная история…

Я сердцем чувствовал мелкоту, провинциальность случившегося здесь, на микроскопическом сколке Галактики. Все равно было горько, трудно. Светлым облачком мелькнуло упоминание о провокаторе и его мамке. Надеюсь, теперь им никто не помешает беседовать, сколько захочется, а совокупляться они будут, когда почувствуют желание, а не по приказу бригадира.

Я проводил товарищей до челнока, ожидавшего поселян во вспомогательном шлюзе. Простился, обещал поскорее вернуться на Хорд и объявить о дате избавления от рукотворного ковчега. Его судьба – на мгновение обернуться звездой и уйти в страну мертвых. На том и расстался с Третьим столпом.

Простившись с поселянами, дождавшись, когда подготовленный Быстролетным челнок всплывет над направляющими салазками, обернулся Серым волком. На мне был космический скафандр, так что видимая через распахнувшиеся створки шлюза межзвездная бездна не могла причинить вреда, тем более что при открытых воротах ни давление воздуха, ни температура внутри вспомогательного причала не понизились. Я вышел на самый край металлической палубы.

Гигантский Даурис висел слева, густые, изогнутые струи раскаленных газов замысловатыми кривыми перетекали на Таврис. Сколько милионнолетий этот злобный белесый карлик с жадностью пожирал звездную плоть своего более могучего собрата? Сколько еще веков существовать приводному комплексу? Может, до той поры, пока хордяне не овладеют принципами, на которых основана его конструкция, не изучат архитектуру чуда, не сумеют воплотить станцию в полном ее величии?

Безатмосферный корабль, схваченный гравитационной лапой комплекса, развернулся и, набирая ускорение, по немыслимо сложной траектории отправился прочь из царства Черного гарцука.

Скоро очертания челнока окончательно растаяли вдали. Прошло еще несколько минут, и из подсвеченного, межзвездного мрака вынырнуло черное, как уголь, похожее на сдвоенное блюдце, космическое тело. На корпусе заиграли огоньки, там и тут наметились неравномерно расположенные выступы. Будь это земная машина, она давным-давно перекувыркнулась бы в полете.

«Освободи проход, Серый», – до меня донесся голос Быстролетного.

«Добро пожаловать, вернослужащий. Не поздно ли?»

«В самый раз. Это у вас землян да губошлепов тяп-ляп и готово. Навоевались и по домам, а у меня еще дел по горло».

«Какие же дела могут быть у койса на сдавшемся на милость победителя приводном централе? Кстати, где победитель? Где наш мудрый, наблюдавший за схваткой двух тигров, суслик?»

«На командном пункте, приводит в чувство приводной комплекс. А я, должен тебе заметить, уже не койс».

«Кто же ты? Герой-любовник?..»

«Бери выше – фламатер третьего класса!»

«Никак дослужился? Как это могло случиться с твоим хилым вооружением?»

«Я бы не сказал, что теперь оно хилое. Попечитель здорово меня переоборудовал. Я теперь даже биороба высшего разряда могу сварганить?»

«Вот об этом, живодер, мог бы и не упоминать».

«Что здесь такого! Прикажут, я и тебя могу заново вылепить. Будешь, как огурчик. Только возраст выбирай».

Он сделал паузу, потом продолжил более весело.

«Не журись, Серый. У попечителя и для тебя есть награда. Какая – увидишь. Дома у тебя, в Снове, все в порядке. Жена трудится, ждет, дети работают, у тебя теперь две внучки и внук…»

«Зачем терзаешь?..»

«Сказал, не журись, значит, держи хвост пистолетом. Не желаешь прокатиться?»

Быстролетный осторожно приблизился к крайней балке шлюза, подставил корпус, и я шагнул на него, оперся на мгновенно выступившие из черной оболочки перила.

Аппарат плавно отплыл от станции, створки люка задвинулись.

«Гляди в сторону главных палуб».

В том направлении пространство было свободно от газовых струй, стекавших с поверхности Дауриса. Яркий искристый обод Галактической спирали ясно читался в междуцарствии двух светил.

Там, ближе к поверхности раскаленного Тавриса, вдруг возникла слепящая, болезненно-яркая даже через особое стекло шлема точка. Она внезапно расплылась в линию, обернулась четырехконечной звездой. Наконец и эта блистающая на фоне черного провала космоса фигура растянулась, и из образовавшегося отверстия, прорывая пространственную плеву вывалился гигантский звездолет.

Это был «Неугомонный». Следом за ним в трехмерный континуум выплыл следующий корабль, формой также напоминавший когда-то бывший мне родным фламатер. Те же два разновеликих усеченных конуса, соединенных основаниями, та же архитектура надстроек, но размерами и величественностью этот звездопроходец значительно превосходил «Неугомонного».

«Линейный, I класса… – с гордостью прогнусавил Быстролетный. – Адмирал, построенный спустя пятьсот тыщ лет после того, как наш Неугомонный отправился в экспедицию. Помнишь, отмалчивался на Беркте, прятался в углу. А это транспортник третьего класса, Так, работяга…»

Третий звездный прыгун был поменьше первых двух, но ярче залит огнями.

– Что за сходка? – вслух воскликнул я.

Быстролетный тоже откликнулся в звуковом диапазоне.

– Суд. У вас он называется военно-полевым…

– А у вас?

– Неважно.

Тем временем сгрудившиеся возле приводной станции корабли образовали треугольник, и спустя некоторое время со стороны комплекса показался удлиненный, коротколапый, непроницаемо черный, похожий на утолщенную камбалу, «Несущий бремя». Каждый из трех прибывших на станцию звездолетов казался великаном по сравнению с извлеченным из недр приводного комплекса Черным гарцуком. Двигался тот нехотя, против воли, поминутно тормозил, силился освободиться от гравитационного захвата. Неожиданно «Несущий бремя» перевернулся на спину, и в этот момент на передней части, на брюхе, отчаянно замигал золотистый огонек.

В следующее мгновение звездолет архонтов получил толчок и, набирая ход, кувыркаясь, полетел в точку, в которой через какое-то время должен был оказаться раскаленный карлик.

Вот что еще запомнилось. В последний момент, когда узкий, изогнутый знаком вопроса протуберанец коснулся обреченного звездолета, на его корпусе разом вспыхнуло разноцветье огней.

Быстролетный с некоторым даже презрением хмыкнул, перевел световой код.

«Погибаю, но не сдаюсь. Они, архонты, все одного корня. Упрутся – не сдвинешь».

Корпус транспортного фламатера вдруг окрасился в алый цвет, затем в золотистый. Вот «Несущий бремя на спине» нырнул в хромосферу, вспыхнул и исчез.

Прибывшие с Беркты звездные прыгуны по одному – первым двинулся самый большой звездолет – вползали в распахнувшиеся ворота всех трех главных палуб. Когда посадка была закончена, створки задвинулись и на мгновение окрасились тем же жутким алым цветом.

– Теперь – навсегда… – заключил Быстролетный. – Никто уже не сможет извлечь их отсюда. Кто бы мог подумать, что последним пристанищем остатков флота окажется какая-то дыра на отшибе, сооруженная в совершенно неприемлемых условиях.

Последним аккордом в этом в этом удивительном действе стало появление исполинских фигур Каллиопы, Георгия и Василь Васильевича, мерно ступающих по неровной, бугристой поверхности станции. Неожиданно они всплыли и не спеша облетели ту часть станции, где располагался главный причал. Каллиопа что-то походя сеяла. Георгий вскинул двуручный меч и с размаху вонзил его в тело станции.

Приводной комплекс вздрогнул, мелкие волны озноба пробежали по многокилометровому корпусу, с него посыпались осколки и набирая скорость, поплыли в сторону Дауриса.

– Ее заколдовали и запечатали, – сообщил вернослужащий. – Каллиопе именем галактического синклита было назначено совершить последний обряд. Никому теперь нет доступа на приводную станцию. Георгий и Фавн – свидетели.

– Так вот почему попечитель доставил их сюда! – догадался я.

– Конечно, но перво-наперво помочь тебе.

Неожиданно голом его изменился, приобрел уже знакомую мне напористую властность.

– Свою задачу ты выполнил. Ты неплохо потрудился, Серый. За это тебя ждет награда.

– Это вы, ваше попечительство? – голос мой задрожал от возмущения. – Это вы позволили бросить в пасть Черному гарцуку двенадцать невинных душ.

– Перестань, Володя. Их имена не будут забыты или народ хордов вновь подвергнется испытаниям.

– Но я полагал, что запустив нейтринные сущности в плоть фламатера, я обессилил его. Или я промахнулся?

– Нет, ты попал в цель. Но хватит о свихнувшемся звездолете. Теперь, волчара, пришел черед ковчега! – он помолчал, потом добавил. – И не осуждай меня пролитием крови. Так было и так будет, пока все мы: и Хорд, и Даурис, и Таврис, и Земля, и Сатурн, и Солнце, и ядро Галактики не обретут разум и веру. Пока не сольются в едином, страдающем и ликующем, хороводе согласия. Кстати, приятель, сколько чудес я навидался в пространстве, но такой диковинки, как голубое небо, не встречал нигде. Это просто прелесть! Вам бы жить и жить в мире…

– Что же там творится на Земле? – спросил я. – По-прежнему кровь друг другу пускают?

– Не то слово… – после короткой паузы признался попечитель, – но об этом после.

Я помолчал.

Сколько сил и страсти я вложил, описывая губошлепам райскую планету, где, как мне верилось, наступили тишь и благодать. Ведь над нами всеми сияло редчайшая диковинка во вселенной – голубое небо. Одно на всех, голубиной святости, лишенное разноцветья. И под таким небом мы уже которое тысячелетие режем друг друга, твердим одно и то же: это мое и это мое. Я впервые до душевной боли задался вопросом – чем же наградил я поселян? Будущими религиозными войнами, когда брат пойдет на брата, посмевшего иначе именовать нерукотворный ковчег? Посмевшего проводить по лбу левой, а не правой рукой?

Что ждет теперь хордян?

Нашествия орд, преследование всякого, кто посмеет думать иначе? Неужели они тоже когда-нибудь примутся жечь ведьм, еретиков, схизматиков, язычников? Крушить города, бить ручных летающих зверюшек по головам? Убивать и каяться, зверствовать и лицемерить?.. Мне больно было касаться этой темы, оставим ее на потом.

В следующий момент до меня дошло, что попечитель поздравляет меня с очередным званием. Теперь я галактический хранитель.

– Так постановил Синклит, – заявил попечитель. – Следующим пунктом послания устанавливается ответственность Каллиопы за Землю и Хорд. Теперь ей звание не сольветера, но мать. Ей придется насадить среди губошлепов культ красоты, плодородия и материнской любви. Но это потом, а пока нас ждет ковчег. Потом можно подумать и о возвращении на Землю.

– Все-таки заслужил? – ехидно спросил я.

– Заработал, – ответил попечитель.

– Какую же награду я заслужил?

– Взгляни…

Передо мной на уровне груди возникло что-то, напоминающее саркофаг. Небольшой, с полметра длиной пенал, накрытый прозрачной крышкой. В пенале – часть пятипалой руки, запечатанной в черную оболочку. Я сразу узнал ее. Это была моя рука. Видно, оберегавшему меня в сражении при Сатурне скафандру по имени «Ноев ковчег» удалось спасти часть моей плоти.