Текст книги "Повесть о золотой рыбке"

Автор книги: Михаил Герчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– А может, ты не поедешь, Ленка, а? У нас ведь тоже можно на кого хочешь выучиться: на маляра, на штукатура или на токаря, например... Вот сейчас придет Сергей Ермолаевич и все устроит. И общежитие тебе выхлопочет... Я с тобой на один завод поступлю... Или на стройку... Ну куда ты поедешь—за тысячи верст киселя хлебать?!

Но Лена покачала головой и достала из рукавички розовую полоску бумаги.

– Нет, Сашка, не останусь я. Вот и билет уже взяла...

– Да что билет,– вскочил Сашка.– Ну выбросим его, и дело с концом. Экая важность – билет. Не победнеешь...

– Не затем я его покупала, чтоб выбрасывать,– решительно сказала Лена.– Не могу я здесь оставаться. Сергей Ермолаевич не уговорил, и ты не уговоришь. Он и Юзефа Петровна меня у них оставить хотели, не то что в общежитии, и про работу говорили, а я не могу. Все равно мама каждый день ходить будет, твердить, что добра мне желает... Мама ведь и вправду мне желает добра, Сашка, ты не думай, да только оно такое, ее добро, что я задыхаюсь от него. Я хочу жизнь начинать честно, чтоб потом не было стыдно людям в глаза глядеть. Вот так, друг мой, Сашка, кисловский «король»!

Без насмешки, с горечью произнесла Лена последние слова, и Сашка понял это, потому что ничего не сказал ей в ответ, только отвернулся и кусал тонкие губы. И Юрка стоял, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, оставаться ли ему с ними или, может, снова уйти к газетному киоску, где так много разноцветных значков, и думал об одном: поскорей бы пришел Сергей Ермолаевич.

Тогда всем, наверно, стало бы легче.

Захрипел репродуктор, объявляя, что на первый путь прибыл поезд номер 81, следующий до Москвы, а Кожара все еще не было. Юрка и Сашка обежали весь вокзал, но так и не нашли его. Поток людей вместе с клубами пара хлынул в распахнувшуюся дверь. Сашка взял Ленин чемоданчик, Юрка – книги, втроем они вышли вслед за всеми на заснеженный перрон и остановились у Лениного вагона.

– До свидания, мальчики,– грустно сказала Лена, пожала им руки и поднялась на первую ступеньку.– Видно, прихворнул Сергей Ермолаевич. Зайдите к нему. Передайте от меня привет... И Юзефе Петровне тоже...

– До свидания, Ленка,– отвернувшись в сторону, ответил Сашка и подал ей чемоданчик.– Мы все сделаем. А ты напиши, как приедешь, обязательно напиши. Я сегодня в больнице был, врачи говорят, скоро маму выпишут... Тогда я тут же к вам прикачу, на комсомольскую стройку.

Засвистел свисток, простуженно вздохнул тепловоз, и Лена исчезла. Толстый усатый кондуктор вырос на подножке и заслонил ее своей спиной. И пошел-покатил поезд, повез Лену Казакову в Сибирь, в новую жизнь.

И Юра долго махал вслед этому поезду рукой, а когда состав растаял в холодной дымке и он оглянулся, Сашки рядом с ним не было.

Прославленный «король» аквариумистов, «хозяин» Кисловского рынка стоял у какого-то склада, прижавшись щекой к холодной шершавой доске, и горько, навзрыд плакал.

И, может быть, тут Юрка впервые понял, как это трудно – лишиться единственного друга.

«ДВА КАПИТАНА» И БОЛЬШОЙ АКВАРИУМ

Юрка потоптался возле Сашки, осторожно кашлянул. Но Сашка даже не обернулся.

– Давай и правда сходим к Сергею Ермолаевичу.– Он дернул Сашку за рукав.– Ленкин адрес возьмем, «профессор», наверно, знает. Дней через пять письмо ей напишем.

– Пошли.

«Почему Кожар не пришел на вокзал? – тревожно думал Сашка, подминая ботинками хрусткий снег. – Может, там уже в аквариумах началось?.. Неужели?.. Что я наделал, паразит, что наделал!.. А если дядя Вася перепутал? Если там просто какой-нибудь безобидный порошок? Да нет, он не перепутает... Не перепутает он!.. Зачем я иду? Вернуться надо, придумать что-нибудь и вернуться...»

Но так ничего придумать и не сумел.

Они долго звонили в квартиру Сергея Ермолаевича, по очереди нажимая на пуговку звонка, и уже совсем было решили, что у него никого нет дома, когда в коридоре что-то загремело, потом послышались шаркающие шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась Юзефа Петровна.

Близоруко прищурившись, она посмотрела на ребят, узнала обоих, и у нее задрожали губы.

– Вы к Сергею Ермолаевичу? – спросила Юзефа Петровна, зябко кутаясь в пуховый платок, наброшенный на плечи.– А его нет... Нет Сергея Ермолаевича...

– Ничего, Юзефа Петровна, мы обождем,– сказал Сашка.– Мы не спешим.

– Долго ждать придется, детки.– Юзефа Петровна вытерла уголком платка глаза.– В больнице он, часа три назад на «скорой помощи» отвезли. Даже Леночку проводить не смог. Сердечный приступ... Такой приступ – боюсь я за него...

– Отчего ж это, Юзефа Петровна? – побледнев, спросил Сашка.

– Да от рыбок этих, будь они прокляты. Встали нынче утром – все мальки дохлые. И в других аквариумах – будто мор... А отчего, почему – ну совсем непонятно. Он же им всю душу отдал, рыбкам этим, вот и не выдержал. Страшный такой стал, будто родных детей похоронил. До полудня все топал, выбрасывал дохлых, а потом схватился за грудь – и на пол... Да вы зайдите, мальчики,– спохватилась Юзефа Петровна,– чего ж это я вас у порога держу...

– Спасибо, Юзефа Петровна,– ответил Сашка,– мы как-нибудь в другой раз... В какой он больнице?

– Во второй, Сашенька, во второй клинической. Король рванул Юру за руку и так потащил его

вниз по лестнице, что тот чуть не упал. Уже во дворе выпустил Юркину руку, схватил ком снега и начал жадно глотать, словно изнутри его жег какой-то огонь.

– Что с тобой? – Юрке вдруг показалось, что Сашка вот-вот осунется в снег.– Тебе плохо?

– Очень плохо,– хрипло ответил Сашка.– Ты вот что, заводи себе поскорей аквариум человеческий и рыбок моих забери, иначе я их всех передушу. Понял?

– Ничего не понял,– подавленно сказал Юра.– Вообще у тебя в последнее время одни какие-то загадки.

– Когда-нибудь поймешь,– бросил Сашка и побежал со двора.

Большой аквариум на рынке стоил пятнадцать – двадцать рублей. Такие деньги Юрка мог достать только расставшись с самым большим своим сокровищем – «Библиотекой приключений».

Двадцать томов «Библиотеки приключений» в красных, зеленых, оранжевых, желтых переплетах были гордостью Юрки, предметом тайной и откровенной зависти его одноклассников. Ни у кого из ребят в 8 «Б» не было такой «Библиотеки», когда-то целую ночь простоял Юркин отец в очереди у магазина подписных изданий, чтоб выписать ее для сына.

Наверно, по десятку раз перечитал Юрка томики Жюля Верна, Фенимора Купера, Александра Беляева, Конан-Дойля... Прочитали их и все его друзья в школе и дома. Никому не жалел он книг, только Димке Волкову не давал – обронил Димка как-то на двадцать первую страницу «Приключений Тома Сойера» пирожок, и навсегда осталась на ней жирная клякса. Сколько ни молил потом Димка, чтоб дал ему Юрка еще какую-нибудь книгу, сколько ни клялся, что вовек больше на пирожки даже смотреть не станет, не поверил он этим клятвам, неумолимо отрезал: «Не дам!»

Остальные ребята с книгами обращались бережно, понимали, как дороги Юрке эти двадцать томов, и, хоть читали да перечитывали, выглядела «Библиотека», как новенькая.

Юрка долго колебался, прежде чем решился отнести разноцветные томики букинистам. До слез жалко было книг, казалось, что пусто станет без них в квартире, что ничем не заделаешь дырищу, которая образуется на книжной полке. И еще – страшно было, ох как страшно! Ну, мама, может, и не заметит – наберется в доме других книг, что б заставить полку, а вот отец... Вернется отец – он ведь сразу увидит, от него ничего не скроешь. Спросит, где книги, и – что ответить ему, как в глаза посмотреть? Как объяснить, что променял он книги на уголок острова Суматры, где в тихих заводях рек живут удивительные рыбки барбусы суматранусы, на частичку далекой Индии, на дремучие джунгли Южной Америки, где петляет удивительная речка Укаяли?

«Как объяснить? – услужливо вынырнул откуда-то ответ.– Да очень просто. Разве отец не подарил тебе эти книги? А коль так, разве ты не вправе распоряжаться ими как тебе вздумается?»

Да, книги открыли перед ним целый мир. Но это мир призрачный, его представлять надо, а в своем аквариуме Юрка создаст мир настоящий, неповторимый в своей красоте, волнующий больше любой книги, потому что не чьи-то, а твои руки, твои фантазия и упорство вызовут его к жизни. Отец увидит этот мир и поймет, что это не никчемная выдумка, а настоящее большое увлечение. Кто знает, может, оно даже определит всю Юркину жизнь. Вовсе ведь не обязательно, чтоб он стал ихтиологом; наблюдательность, терпеливость, скрупулезная точность, настойчивость нужны в любой профессии, и всему этому он научится, ухаживая за крохотными рыбками, что снуют среди водорослей за большим стеклом.

В среду утром, когда мать ушла на работу, Юрка взял большую хозяйственную сумку, которую она называла «дирижаблем», и еще одну, поменьше, и сложил туда тома «Библиотеки приключений». Последней он достал книгу «Два капитана» Каверина, Полистал, смахнул рукавом невидимую пыль и вздохнул.

Чужой, незнакомой показалась вдруг Юрке опустевшая полка. Он почувствовал себя вором, забравшимся в чужую квартиру, и испуганно оглянулся. Но вокруг никого не было. Тогда Юрка начал торопливо переставлять на полку папины книги – толстые справочники, словари, учебники...

Сумки были тяжелыми, книги распирали их, ремешки резали руки. Юрка тащил сумки и судорожно сглатывал слюну. Сколько ночей просидел он над этими книгами, как волновался за судьбы их героев!.. Неправда, они не призрачны, это живые люди: Саня Григорьев, Том Сойер и Гек Финн, Квентин Дорвард, мальчишки из «Кортика» и «Бронзовой птицы»,– они боролись, искали, любили... «Я предаю их,– беззвучно шептал Юрка,– предаю...»

В магазине, у окошечка, где принимали книги, толпились люди. Юрка обождал с полчаса в сторонке, а затем, когда все разошлись, решительно подошел и поставил свои сумки.

За стойкой пожилая женщина в черной шерстяной кофте что-то писала. Юрка прикрыл рот ладонью и тихонько кашлянул. Женщина подняла голову.

– Тебе чего, мальчик? – щурясь за толстыми стеклами очков, спросила она.

– Я принес книги,– пробормотал Юрка.– Я хочу их сдать...

– Ах, сдать... А какие книги ты принес?

– «Библиотеку приключений». Двадцать томов.

– Все двадцать?! – Женщина привстала и расстегнула «дирижабль».– Как же ты решил расстаться с таким сокровищем?

Юрка промолчал. А что тут говорить? Об аквариумах ей рассказать, что ли?

Долго, да и все равно не поймет.

– Да-а,– протянула женщина и подозрительно посмотрела на него.– Первый раз вижу мальчика, который принес сдавать «Библиотеку приключений». За ней буквально охотятся. Ладно, давай паспорт.

– Какой паспорт? – растерялся Юра.– Нет у меня никакого паспорта.

– Вот как? – улыбнулась женщина – видно было, что ее обрадовал Юркин ответ.– Тогда, дружок, считай, что тебе повезло. Без паспорта мы книг не принимаем. Отнеси их домой и поставь на полку. Пройдет немного времени, счастлив будешь, что я тебя назад отправила. Деньги истратишь и – ищи-свищи. А книги...

Она еще что-то говорила про книги, но Юрка застегнул «дирижабль» и пошел из магазина. «Без паспорта не принимают». Значит, и здесь неудача! Ну нет, он не понесет книги домой. Он пойдет к Сашке. У Сашки, очевидно, уже есть паспорт, у него примут.

Юрка с силой захлопнул за собой дверь. Но он не отошел и десяти шагов от магазина, как кто-то осторожно взял его за руку.

Юрка вздрогнул и остановился. Перед ним стоял молодой парень в лохматом пальто, без шапки. У парня были черные выпуклые глаза, коротко, «ежиком» стриженные волосы.

– Слушай, друг, давай-ка отойдем в сторонку,– негромко сказал парень и совсем по-свойски, как старому знакомому, подмигнул Юрке.

– Зачем? – растерянно спросил Юрка, прижимая к бокам растопыренные сумки. «Влип»,– тревожно подумал он.

– Идем, не бойся,– парень потянул его туда, где темнела подворотня между книжным и табачным магазинами.– Я тебя еще в магазине заметил. У тебя «Библиотека приключений»? Продай мне, а... У меня братишка – заядлый книгочей, я ему подарю. День рождения у него... Сколько ты просишь?

– Двадцать,– сглотнув слюну, ответил Юрка.

– Дороговато,– замялся парень и похлопал себя по карманам.– А это твои книги? Ты их нигде не стибрил?

Юрка покраснел.

– Мои, мои,– торопливо проговорил он.– Вы не бойтесь...

– Ну ладно, порадую Валерку.– Парень достал деньги.– Двадцать так двадцать... Держи.

Он протянул Юрке красненькую бумажку и две синенькие и взял у него из рук сумки.

Юрка с облегчением выпустил ручки. Ну что ж, теперь эти книги будет читать какой-то Валерка. Повезло человеку – такого старшего брата имеет! Сказать ему про пятно от пирожка на двадцать первой странице «Приключений Тома Сойера»? А-а, не стоит...

– Бери,– устало сказал Юрка.– Но сумки мне нужно вернуть.

– Сейчас ты их получишь назад,– ответил парень.– Постой минутку.

Он исчез во дворе, и минут через десять вернулся – видно, жил где-то рядом. Юрка взял пустые, ставшие сразу необычно легкими сумки и медленно побрел домой.

В ЛОВУШКЕ

Не слыхал, как там дела у нашего «профессора»? – спросил дядя Вася у Сашки, удобно устраиваясь на заскрипевшем стуле.

Зашел он рано утром, когда Сашка еще спал. Проснулся от скрипа двери – забыл замкнуть с вечера. Сел, свесив босые ноги, и хмуро бросил:

– В больнице он. Во второй клинической.– А у самого так и сжалось сердце: вспомнил, как вместе стучали молотками, когда поправляли ставню.

– Ай-яй-яй! – притворно пригорюнился дядя Вася.– И что ж это с ним, бедным, случилось?

Сашка взорвался:

– Будто не знаете?! Сердечный приступ... Рыбки у него подохли, вот что...

Дядя Вася согнал с лица усмешку.

– Все? – деловито спросил он.

– Не знаю, не смотрел.

Дядя Вася постучал себя кулаком по колену. Ну вот и все в порядке. Никакого клуба не будет, бояться нечего. Надо в воскресенье распустить по Кисловке слушок, что у Кожара рыбки подохли оттого, что он за ними ухаживать не умеет,– не скоро он себе вернет доверие аквариумистов. Да и станет ли «профессор» еще после больницы ими заниматься-то, рыбками, вот в чем вопрос?..

Сашка одевался, не попадая руками в рукава рубашки. Наконец он так рванул рубашку, что она сухо треснула.

– Чего это ты? – удивился дядя Вася.– Никак, жалко его стало?

– Жалко,– выдохнул Сашка.– Зря я, дурак, вас послушался...

– А он тебя жалел, когда клуб свой затевал? Он о тебе подумал?

– Подумал.– Сашка наконец справился с рубашкой.– Он и меня в этот клуб звал. На завод обещал устроить. А я чуть не убил его вашей «рыбьей холерой». Да что там – чуть... Может, и убил даже...

– Вот ты как заговорил,– помолчав с минутку, протянул дядя Вася.– Нервы тебя, брат, подводят, а рано, молод еще. Наплюй, дело сделано, и думать о нем нечего. Теперь у нас с тобой никаких врагов-противников на Кисловке нету. Значит, нужно подумать, как нам с большей для себя пользой это дело употребить. И придумал я, что надо нам, Сашок, все-таки объединиться, хотя ты когда-то и отмахнулся от меня. «Профессор» любителей объединить хотел, и нам с тобой объединиться надо.

– Ни к чему мне теперь это, дядя Вася,– угрюмо ответил Сашка.– Сыт я рыбками по самое горло. Сколько там еще за мной? Сорок рублей. Так вот что я решил: распродам все это барахло,– он кивнул на аквариумы,– рассчитаюсь с вами до конца, и – точка. Скоро мать из больницы выпишется, уеду я...

– Ишь, какой ты прыткий.– Дядя Вася повел вздернутым носом.– Что ж, ты и так проживешь. А на мне без рыбок крест можно ставить. Поздно чему-нибудь другому учиться, да и неохота. А поэтому нет мне сейчас смысла, интереса нет, чтобы ты свое хозяйство порушил. Сначала из него надо выкачать все, что можно. А выкачать много можно, только с головой за дело взяться.

– Ну и беритесь– Сашка равнодушно пожал плечами.– Мне-то что?

– Вместе возьмемся.– Дядя Вася вытряс из пачки сигарету, неторопливо закурил.– Ты говоришь – рассчитаешься со мной... Нет, милок, не скоро ты теперь со мной рассчитаешься. Про тот должок, что за тобой, забудь. Теперь ты мне три четверти деньжат отдавать будешь... Каждую неделю... Три четверти, понял? И закрывать эту лавочку я тебе не дам, наоборот, разворачивать заставлю...

– Это почему? – побледнел Сашка.– Я ж сказал, что расплачусь с вами. По какому это праву вы опять собрались мной командовать?

– По обыкновенному,– ответил дядя Вася и, прищурившись, в упор посмотрел на Короля.– По тому самому, по какому ты теперь у меня в кулаке сидишь. Ты рыбок у Кожара потравил? Потравил. Человека, можно сказать, до инфаркта довел? Довел! Сам говоришь – может, убил его... А ты знаешь, чем это дело пахнет, если про него, например, в милицию заявить?

Сашка оторопел.

– Куда? Куда? – запинаясь, выговорил он.– В милицию? Да ведь это вы меня подучили, вы дали тот порошок!

– А ты докажи.– Стряхнув на пол пепел, дядя Вася глубоко затянулся.– Свидетели у тебя есть? Нету. А кому больше веры будет, как ты думаешь: тебе, сопляку немытому, или мне? Что, выкусил! То-то ж, брат, сиди и не трепыхайся. Слушай меня, иначе я тебя туда упеку, куда Макар телят не гонял.

С трудом, словно пробираясь сквозь дремучие заросли, доходил до Сашки страшный смысл слов, которые неспешно ронял квартирант. Нет, нету у него свидетелей... Он сам залез в ловушку, и дядя Вася преспокойно захлопнул дверцу. Да, ему поверят быстрее, чем Сашке Королеву – «королю» Кисловки. Убил человека... Не рыбок, человека... Фашисты его не убили, хоть изрешетили всего так – живого места не осталось, а он, Сашка, для него страшней фашистов стал... Докажи... А что доказывать-то? Знал, на что шел, когда пузырек с «рыбьей холерой» взял. Знал... Вот теперь и расплачивайся.

– Сволочь вы, дядя Вася.– Сашка отвернулся к окну и расстегнул ворот рубашки.– Ох и сволочь! И почему только вам руку оторвало, а не голову...

– Ну-ка, заткнись,– отрезал дядя Вася.– Хватит трепаться, а то ведь знаешь – тебе эти слова боком выйдут. В милицию я пока не собираюсь, не бойся: мне выгодней, чтоб ты пока на воле был. А сейчас вылови-ка ты мне десяточек неонов, какие получше, да карты свои раскрой: вдвоем у нас живей дело пойдет. Только рассказывай по совести. Соврешь, напутаешь, обмануть вздумаешь – в тот же день потопаешь казенные щи хлебать.

«Попался,– с тоскливым отчаянием подумал Сашка.– Эх, дурак, снова попался...»

На мгновение перед его глазами возник Юрка. Как он бросился тогда на него! А ведь знал, что Сашка сильнее, что до полусмерти может избить. Не броситься ли и ему вот так на дядю Васю? Нет, не выйдет. Он драться не будет. Он в милицию пойдет, А там – что?.. Суд, тюрьма... Выпишется мать из больницы, узнает, от горя снова сляжет... Значит, опять капитуляция!..

Сашка медленно отдернул шторку на аквариуме с неонами. Руки стали непослушными, тяжелыми, будто к каждой было привязано по гире. Словно во. сне, он набрал воды в литровую банку, выловил десять рыбок. Дядя Вася заглядывал в аквариум через его плечо, жарко дышал в затылок, удовлетворенно хмыкал.

– Ну давай, рассказывай,– потребовал он, когда Сашка вновь задернул на аквариуме шторку.

– А чего тут рассказывать? Аквариум для отсадки хорошо продезинфицируйте марганцовкой. Держите в темноте, чтобы бактерии не завелись. Воды дистиллированной купите...

Он рассказывал о том, как выводить неонов, равнодушно произнося знакомые слова: вода, бактерии, инфузории. Тайна, которую он так хранил, уплывала, но Сашку это не трогало – просто вдруг нестерпимо захотелось ему спать, хотя проснулся всего минут двадцать назад. Так захотелось спать, что он отошел от окна, зевнул и протер кулаками глаза. А дядя Вася дотошно переспрашивал его, будто хотел уличить во лжи, но к чему теперь было Сашке лгать?.. Все стало ему пусто и немило, зарыться бы лицом в подушку и спать, спать...

– Неужто все? – протянул дядя Вася, когда он замолчал.

– Все,– выдохнул Сашка.– Кормите малышей инфузориями... Вот и вся наука.

– Да ну,– разочарованно протянул дядя Вася.– А не врешь? Я ведь и сам все так делал.

Сашка пожал плечами.

– А чего мне врать?.. У меня ведь теперь ничего своего нет, все здесь,– он провел ладонью по холодным стеклам аквариумов,– ваше... Ну и пользуйтесь.

– Вместе попользуемся! – воскликнул дядя Вася.– Зачем же ты так, мил-человек! Это ж я сказал, чтоб ты не больно фыркал, не заносился чтоб, ну и для порядка, конечно. Про деньги, значит... А так – мы с тобой компаньоны... Только тебе одна четверть, а мне – три, вот и вся между нами разница.– И без всякого перехода спросил: – Кстати, а ты слышал, что Ленка Анны Михайловны из дому сбегла? – Пытливо посмотрел на Сашку.– Часом не знаешь куда?

Сашка отвернулся.

– Не знаю,– сказал он-.– Вы уходите, дядя Вася. Получили свое – и уходите. А то мне на вас смотреть тошно...

– Ну-ну, это ты брось! – засуетился дядя Вася. Он сунул банку за пазуху и попятился к двери. Приоткрыл, ласково улыбнулся: – Не расстраивайся, Сашок, не серчай, милый. Рыбок лучше покорми, зон как поздно уже, а они у тебя еще не кормлены.

И торопливо закрыл за собой дверь, опасаясь, что Сашка в ярости запустит в него какой-нибудь банкой.

Заглохли в коридоре шаги квартиранта, и Сашка заметался по комнате. Что делать? Удрать, уехать куда глаза глядят... Нельзя, заявит. Милиция в два счета найдет. Надо ждать. Если Сергей Ермолаевич поправится, сказать ему все, взять у него Ленкин адрес и – туда, к ней. Пусть тогда дядя Вася хоть на стены лезет. А если не поправится? Тогда – конец, тогда надо самому в милицию идти. Все лучше, чем так мучиться. Если-если... Сиди и гадай... И в больницу не сходишь, и к Юзефе Петровне, хоть ока ничего не знает. Страшно идти, горько. А Ленка уже далеко... Далеко Ленка, хорошо ей теперь сидеть в вагоне и смотреть в замерзшее окно. Поезд летит,, летит... А вокруг – люди. Не дядя Вася, не Кисловская толкучка – люди! Написала хоть бы...

Да нет, видно, рано еще...

А может, Ленка Анне Михайловне уже письмо прислала с дороги? Мать все-таки, жалеет Ленка ее, вон как на вокзале говорила... Вот и дядя Вася с чего-то ею интересуется. Надо сходить к Казаковым, сейчас же надо сходить.

Ленкин домик тонул в высоких сугробах, видно, давно никто не расчищал во дворе снег. От калитки к крыльцу вилась глубокая, как траншея, протоптанная дорожка. Вороны облепили старую грушу и орали хрипло, простуженно, сердито, и Ленкин любимец Дозор косился на них умным золотистым глазом из своей конуры. Дозор узнал Сашку, бросился к нему, весело виляя хвостом, уперся передними лапами в грудь, чуть не свалив в снег, и жарко задышал в лицо, высунув влажный розовый язык. Сашка потрепал пса по загривку, смахнул с пальто комочки снега и зашел в узкие холодные сени.

Дверь ему открыл Константин Яковлевич, Ленкин отец, тихий, безответный человек Сашкиного роста, с реденькими, как пух, волосами, сквозь которые просвечивала лысина. Лена рассказывала Сашке, что Константин Яковлевич пробовал воевать с Анной Михайловной, когда она только начинала торговать рыбками, но не хватило у него ни силы, ни воли: махнул на все рукой. Работал он машинистом на тепловозе, сутками не бывал дома; возвращаясь из рейса, отсыпался или вместе с Ленкой наклеивал марки, мастерил для них толстые кожаные альбомы. Константин Яковлевич терпеть не мог аквариумистов, которые иногда собирались у Анны Михайловны, разговоры об аквариумах и рыбках. Но Сашку он встречал приветливо, сердечно, подолгу рассказывал ему про войну, когда под бомбами водил к фронту эшелоны с боеприпасами, и Сашка слушал его, а сам недоверчиво улыбался: тот отважный машинист и Ленкин робкий, осторожный отец казались ему совершенно разными людьми.

Когда Константин Яковлевич подал Сашке руку, тот заметил, как мелко дрожат его пальцы.

– Анна Михайловна дома?

– Дома, дома,– ответил Константин Яковлевич.– Заходи.

Сашка зашел в коридор, разделся. Дверь в Ленкину комнату была закрыта, и у него тревожно екнуло сердце: вдруг показалось, что сейчас оттуда, из-за двери, послышится звонкий Ленкин голос: «Папа, кто там?»

Но тихо было в комнате, и Сашка замотал головой, чтоб отогнать ненужные мысли и сообразить, как и о чем начать разговор с Анной Михайловной.

«Расскажу ей про неонов,– решил Сашка.– Назло однорукому расскажу, не одному ему наживаться».

И от этой мысли легче стало у него на душе.

Анна Михайловна вытирала пыль с глянцево-зеленых листьев огромного фикуса, упиравшегося скрюченными ветками в потолок.

– Добрый день, Анна Михайловна,– бодро сказал Сашка и остановился в двери.– А где Ленка? – Он решил притвориться, что даже не слышал о Ленкином отъезде.

Анна Михайловна подозрительно посмотрела на него.

– А ты будто не знаешь?

– Не знаю,– простодушно ответил Сашка.– Она ведь на второй смене учится, правда? Или она в школе? Ленка мне книгу обещала дать, «Алгебру»...

Саша говорил так спокойно, что Анна Михайловна поверила ему.

И тогда она вдруг прижала к лицу тряпку и пронзительно заголосила:

– Нету нашей Ленки, Сашенька мой ты дорогой. Уехала она! В Сибирь куда-то уехала, даже адреса не оставила. Я ли ее не любила, не холила, единственную мою! И за что ж мне муки такие, позор такой!

Анна Михайловна плакала, и пыль от тряпки размазывалась по ее рыхлому, изрезанному морщинками лицу широкими серыми полосами.

Сашке вдруг стало до боли жалко ее, хотя он понимал, что сама Анна Михайловна во всем виновата и не за что ее жалеть.

– Да вы не убивайтесь так, Анна Михайловна,– пробормотал он.– К людям же поехала, не пропадет...

– Да как же мне не убиваться, соколик ты мой! – вновь запричитала Анна Михайловна.– Как же мне не убиваться, если для одной только Ленки и жила, об одной ей думала. Да я ж ей добра наготовила – на всю жизнь хватило бы.– Она метнулась к шкафу, распахнула его и начала кидать на ошеломленного растерянного Сашку шубы, кофточки, платья, туфли...

Он съежился под градом тряпок, от которых резко несло нафталином, и отскочил в сторону.

А Анна Михайловна все кидала и кидала их, словно фокусник в цирке.

– Видал? – задыхаясь, крикнула Анна Михайловна.– А она ж ни единого платьишка смениться не взяла! В стареньком пальто уехала, без копеечки денег, подавись ты, мол, своим добром, не нужно оно мне. А что, оно мне нужно, что ли? Мне нужно одеваться-наряжаться, на людях красоваться, я у тебя спрашиваю?

У Анны Михайловны растрепались волосы, страшная и жалкая, стояла она перед пустым распахнутым шкафом.

Константин Яковлевич сидел в уголке, обхватив руками седую голову, и лихорадочно дрожали его пальцы.

– Успокойтесь, Анна Михайловна,– вновь осторожно сказал Сашка.– Ну побудет она в Сибири годок, вернется...

– Нет, Сашенька, не вернется,– покачала головой Анна Михайловна.– Не знаешь ты ее, голубь мой, упрямая она, гордая... Это я, дура старая, во всем виновата, я на рынок ее гнала, лупцевала сколько раз... А того не видела, что ей уже шестнадцать годков стукнуло, что она взрослая уже...

Анна Михайловна прижалась к дверце шкафа, задыхаясь от плача, и Сашка с горечью подумал, что, когда он уедет, его мама тоже, наверно, будет вот так плакать и причитать... А кроме нее, в дорогу Сашку и проводить никто не придет, разве что Юрка на вокзал заявится, потому что всех его друзей давно оттерли рыбки, крошечные аквариумные рыбки с красивыми звонкими названиями.

У стены, на такой же полке, как дяди-Васина, стояли аквариумы Анны Михайловны, и, чтоб хоть немножко отвлечь, успокоить ее, Сашка заговорил про неоновых рыбок.

– Это совсем просто,– торопливо говорил Сашка, боясь, что Анна Михайловна перебьет его,– вот идемте я вам покажу, и через две недели у вас будут свои мальки.

– А зачем мне теперь это все? – покачав головой, ответила Анна Михайловна.– Зачем мне болото это? – Она показала на огромные аквариумы, выстроившиеся вдоль стены.– Я ж для нее старалась, копила, все думала, чтоб ей легче прожить было. А теперь... А теперь перебить все это хочется к чертям, опостылело... Вот оправлюсь только немного, объявление на рынке повешу, все до последнего сачка продам. За бесценок отдам, только б мои глаза на это не глядели. Хватит, сыта по горло.

– Я как-нибудь загляну к вам,– сказал Сашка.– Может, Ленка письмо пришлет, адрес возьму.

– Загляни,– кивнула Анна Михайловна, и у нее опять задрожали губы.– Только не жду я от нее писем...

Константин Яковлевич закрыл за Сашкой дверь. Сашка вновь погладил собаку и торопливо зашагал домой.

«Попрошу завтра Юрку навестить Сергея Ермолаевича. Если он ничего, надо тут же начать все распродавать, к отъезду готовиться. А то как вывесит Анна Михайловна объявление, враз цены упадут, даже на дорогу не наскребу... К матери надо сходить. Скажу, что по комсомольской путевке еду, еще и обрадуется, что хоть на рынке околачиваться перестану... Поправится она, продаст этот дом, ко мне приедет... А рыбок и прочее барахло продавать осторожно надо, чтоб дядя Вася не пронюхал. Поймет, гад, что я из его лап улизнуть хочу, заявит в милицию, и пойдешь ты, Сашка Король, как он говорил, туда, куда Макар телят не гонял».

ЧУЖИМИ РУКАМИ

Воскресенье выдалось солнечным, безветренным. Шесть банок с рыбками и целый ворох водорослей повезли Сашка и Юрка на рынок. Полностью опорожнили часть аквариумов, и Сашка спустил с них воду.

Дядя Вася задерживался, Анны Михайловны не было, и никогда еще не видел Юрка Сашку таким щедрым. Он продавал скалярий по цене меченосцев, без единого слова уступал рыбок мальчишкам, у которых вечно не хватало то десяти, то двадцати копеек, и только время от времени опасливо вертел головой – высматривал дядю Васю.

Рыбок и водоросли разбирали быстро, и, когда дядя Вася наконец появился и поставил свою сумку на прилавок рядом с Юркиной, у мальчиков почти все уже было распродано.

– Побудь, продашь остатки, я новых привезу,– шепнул Сашка Юрке и исчез.

Юрка продавал рыбок и присматривался – не принесет ли кто-нибудь большой аквариум? Во внутреннем кармане пиджака у него лежало двадцать рублей – бывшая «Библиотека приключений». Утром Сашка подтвердил: «Возьмешь любых рыбок, каких захочешь. И растений дам, и улиток, и всякой всячины. Да только поскорее, а то достанутся тебе самые остатки».

Поэтому да еще потому, что не надо было торговаться за каждую копейку, настроение у Юрки было превосходное.

Дядя Вася достал из сумки банку с рыбками, одну-единственную, и повернулся к Юрке:

– Мне отлучиться надо, сынок. Может, и этих заодно продашь? Барбусов копеек по восемьдесят пусти, скалярий – по рублю, меченосцев можешь отдать по полтиннику. Меньше будут предлагать – особо не торгуйся, рублей десять за всех выручишь, и на том спасибо. Сделай, а?

– Сделаю, дядя Вася,– улыбнулся Юрка,– мне все равно здесь стоять.

«Чудеса, да и только,– подумал он.– Что это за эпидемия на них напала, добрые все такие стали, хоть ты их, как мама говорит, к ране прикладывай».