Текст книги "Черный осьминог
Авантюрный роман из эпохи гражданской войны
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XV)"
Автор книги: Михаил Лызлов
Соавторы: Михаил Казарцев
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава XXXIII. ПРЫЖОК СМЕРТИ
Когда в Загорске узнали, с одной стороны, об убийстве Александровского и Находцева, о похищении Васютина, а с другой – о разгроме Колесникова под Заречным, – туда был вызван телеграммой для подробной информации уполномоченный Губчека Фальберг.
Поезд отходил часов в восемь вечера. Сборы были недолгие – портфель с бумагами, два нагана под кожанкой, кусок хлеба с салом в кармане – и все.
Осмотрев в последний раз комнату – не забыл ли чего – Фальберг подошел к окну и по выработавшейся привычке окинул улицу взглядом.
Через дорогу, немного вправо, тянулся забор сада. Над забором широко раскинули свои ветви старые тополя. На одном из них, немного повыше забора, сидела, согнувшись, какая-то фигура – это Фальберг отлично заметил.
«Следят, – понял он. – Неужели узнали, что сегодня еду? Надо заметать следы. Сиди, сиди, голубчик, там до зари, авось что-нибудь и высидишь, а мне некогда».
С этими словами Фальберг зажег электрическую лампочку, лег на пол и выполз в кухню, выходившую во двор. Тихо открыл окно и стал всматриваться в темноту. Казалось, все было спокойно.
Вылез на двор и с наганом в руках стал ползком передвигаться вдоль огородов.
Выбравшись на улицу, он забежал в Ревком, который был возле станции, и попросил послать двух-трех человек, чтобы захватить шпиона.
– Вы его совсем легко можете взять обходным движением: двое пусть зайдут в сад, а третий пойдет вдоль забора – прыгай тогда, куда хочешь…
Поезд уже стоял на станции, когда туда явился Фальберг. Он быстро вошел в вагон.
Только что он скрылся в дверях, как два крестьянина переглянулись и отодвинулись в темноту.
– Фальберг едет в Загорск, – прошептал один. – Собери наших человек десять, и разместитесь рядом в вагонах. Я сяду в один вагон с Фальбергом. Помни, что он не должен ни в коем случае живым доехать до Загорска. Особенно надо беречь его портфель: там мы, несомненно, найдем много интересных вещей. Только брать Фальберга надо обязательно до Лисок. А теперь расходись.
Устроившись в вагоне, Фальберг огляделся кругом – ничего подозрительного не было. Крестьянки, крестьяне, красноармейцы набились, словно сельди в бочке. Дело было к ночи, и каждый стремился поудобней устроиться. Устроился и Фальберг на уголке скамейки около выходной двери, положив под себя портфель. Напротив сидел какой-то крестьянин и, положив голову на руку, дремал, покачиваясь в такт вагона.
В вагоне было невыносимо душно, не помогали и разбитые окна.
Как ни длинна показалась ночь, но и ей пришел конец. Мутный осенний рассвет, словно молоком, разлился по окрестным полям.
В вагоне большинство пассажиров еще спали. Фальберг решил пойти в уборную – умыться, причем, уходя, он захватил с собой и портфель. Только что он намылил лицо, как услышал в дверь резкий стук.
– Занято, – бросил он, не оборачиваясь.
Стук не прекращался. Чувствовалось, что на дверь налегли несколько человек. Фальберг понял, что за ним началась охота. Мыло ело глаза нестерпимо. Кое-как побрызгав лицо водой, он быстро снял ремень, засунул портфель за пояс брюк, снова стянул пояс и выглянул в разбитое окно вагона.
Дверь трещала.
Стал на подоконник, ухватившись за верхний край, и стал осторожно выпрямляться, вытянув руки. Вот и крыша под руками. Ухватившись за крюк для сигнальной веревки, Фальберг забросил ноги на крышу и перевалился с трудом сам.
Вагоны качало, крыша была скользкая от утреннего тумана, ветер бил в лицо. Почти на четвереньках Фальберг начал продвигаться вперед. Сапоги скользили, и поэтому он их сбросил и босыми ногами он уже более уверенно мог идти по крыше вагона.
Оглянулся, увидел своих преследователей, из которых один уже стоял на крыше, а другой еще только поднимался. Стараясь получше прицелиться, Фальберг выстрелил по стоящему, но качка вагона сделала выстрел безрезультатным. Вот влез и второй. Медлить было нельзя, и Фальберг, смерив расстояние между вагонами, прыгнул на крышу следующего и, несколько освоившись с качкой, почти бегом стал продвигаться вперед. Вслед ему грянули, почти сливаясь, два выстрела. Оба мимо.
Вот и последний вагон. Больше бежать некуда. Преследователи все ближе. Фальберг лег и стал старательно целиться.
Что это? Какие-то тени замелькали над его головой. Мост через Дон.
«А если?.. Ведь это было бы спасением», – мелькнуло в голове Фальберга.
Некогда думать. Он быстро вскочил и, подпрыгнув, схватился за железную перекладину. Порывом ветра чуть не сорвало. Словно белка, цепко хватаясь, лезет все выше, на гребень моста. Пули стремятся догнать его, щелкая по решетчатым переплетам. Мимо, все мимо…
Наконец-то наверху. Оглянулся – словно серый червяк, подбирался к нему один из его преследователей, держа наган в зубах. Отступать было некуда. Борьба на смерть.
Нет, есть еще выход, который обещает на девяносто процентов смерть и только на десять жизнь.
Сорвал кожаную куртку и, бросив ее в сторону врага, задорно, по-мальчишески крикнул:
– Лови!
Вытянув вперед руки, он оттолкнулся от перекладины и полетел головой вниз в мутные волны Дона.
Глава XXXIV. ПАВЕЛ ВОСТРЯКОВ ДЕЙСТВУЕТ
– Знакома вам, молодой человек, эта морда? – обратился к Павлуше Чернавский. – Неужели она и в таком виде для вас неузнаваема? А вот подождите, мы ее так скоро распишем, что вы и совсем ее не узнаете. Хо-хо-хо… – насмехался Чернавский, указывая на связанного Васютина. – Мы бы и сейчас этим занялись, да некогда, много уж очень вашей сволочи развелось – никак не передушишь…
Слушая это, Павлушка стоял ни жив, ни мертв. Он почти не слышал, что ему говорил Чернавский. Мысль была занята одним: обнаружат или не обнаружат перетертую им веревку. От этой мысли Павлушка присмирел против обыкновения, ничего не ответил на эти насмешки.
В это время, пока Чернавский наслаждался произведенным эффектом, Кузьма распутывал веревку, которой был связан Васютин.
Так же, как и Павлушку, они его привязали к такому же кольцу, находившемуся от Павлушки саженях в двух. Только помимо рук ему связали также и ноги.
После этого Чернавский и Кузьма опять куда-то ушли, и в пещере по-прежнему стало совершенно темно.
– Товарищ Васютин, – позвал шепотом в темноте Павлушка.
– Кто тут?
– Это я, товарищ Васютин, – Павлушка Востряков. У нас с вами еще не все потеряно – я тут перетер веревку, а с свободными руками многое можно сделать…
Услышав это, Васютин, упавший было духом, вскрикнул от радости. Сразу явилась сообразительность и бодрость духа.
– Я сейчас к вам подойду, товарищ Васютин, – продолжал из темноты Павлушка, усиленно пыхтя над оставшейся неперетертой еще частью веревки.
После минуты работы Павлушка почувствовал, как веревка, туго обхватывающая его руки, упала, и руки облегченно и сладко заныли. Он был свободен.
В пещере было совершенно темно, поэтому Павлушка, осторожно передвигая затекшими от долгого стояния ногами, стал перебираться, нащупывая руками стену, к Васютину.
Подойдя к нему, Павлушка нащупал узел, которым были завязаны руки Васютина, и принялся было его развязывать.
– Подожди развязывать, – остановил Павлушку Васютин. – Это мы всегда сумеем сделать в последний момент. Прежде скажи, где мы находимся.
– Не знаю, товарищ Васютин, куда они нас запрятали…
– Развязать руки – это пустое, но как выйти отсюда? Когда меня выбросили из мешка, я присматривался, но ничего не мог заметить.
– Я тоже ничего не видел…
– А они могут вернуться в любую минуту и, если застанут меня развязанным, то нам тогда несдобровать…
– Что же делать?
– Пошарь-ка в темноте – может, на что-нибудь наткнешься… Стоп… – вдруг вскрикнул Васютин. – Тут вот, недалеко от меня, на выступе, я, когда они тут были, заметил фонарь – пошарь-ка там, если они его не захватили.
Павлушка продвинулся по стене дальше и, действительно, наткнулся на выступ. Обшарил его кругом. Скоро нащупал руками коробку фонаря. С большим трудом, так как не умел этого делать, открыл его. Яркая полоса света пронизала густую тень пещеры.
– Ну, теперь мы живем! – радостно воскликнул Васютин. – Осмотри-ка, Павел, кругом пещеру, да получше, авось, что-нибудь найдешь. Да смотри, осторожнее.
Павел внимательно обошел всю пещеру кругом – стены были везде одинаковы – корявы и сыры, нигде не было видно и признака выхода. За одним из выступов Павел увидел телефон, около телефона стоял стол и два стула. Тут же рядом стояла деревянная дощатая кровать. Павел осмотрел ее кругом, поднял подушку и вдруг ахнул.
– Что такое? – тревожно отозвался из темноты Васютин.
– Товарищ Васютин, два нагана нашел! – радостно, захлебываясь, проговорил Павлушка.
Под подушкой действительно лежали два полнозарядных револьвера.
– Теперь-то мы не пропадем, товарищ Васютин, – и, захватив оба револьвера, Павлушка, играя лучом электрического фонаря по мрачным стенам пещеры, направился к тому месту, где стоял привязанный Васютин.
Через минуту Васютин, потирая затекшие руки, был освобожден. Он был доволен. Два револьвера сделают свое, когда будет нужно. Ведь имеется же отсюда какой-нибудь ход. Надо только умело подсидеть мазуриков, когда они будут входить, и дело будет в шляпе.
– Молодец, Павел. Хороший из тебя комсомолец выйдет, – улыбаясь, сказал Васютин.
При свете фонаря он внимательно осмотрел револьверы – все было в порядке.
– Стрелять можешь? – обратился к Павлушке Васютин.
– Нет, ни разу не стрелял.
– Ну вот, брат, теперь научишься – и не в галок или там чучел каких-нибудь, а в самых настоящих врагов советской власти. По этому зверю учиться стрелять – одно удовольствие…
Васютин показал, как надо владеть револьвером. Павлушка быстро понял.
– Только смотри, не бей до смерти – они нам живыми понадобятся, крой лучше в живот, самое мягкое место, если боишься промахнуться, а лучше – в ногу… А теперь пойдем посмотрим, что это за чертово логовище.
Так же, как и Павлушка, Васютин внимательно осмотрел все стены, но выхода не нашел. Он давил и дергал на все выступы, ковырял пальцами малейшие щели, думая таким путем открыть потайной ход, но все безрезультатно. Внимание его задержалось на телефоне.
– С кем это они разговаривают?
– Я слышал, товарищ Васютин, как тут один разговаривал с каким-то Бергом.
Павлушка подробно передал слышанный разговор.
– А это нам тоже на руку. Мы тут такое коленце выкинем, что чертям тошно станет!
Васютин был в восторге от всего этого. Если бы не этот несчастный случай с ним, вряд ли когда-нибудь удалось бы открыть это надежное бандитское убежище.
Пока Васютин внимательно перетряхивал кровать, думая найти еще что-нибудь полезное в их положении, Павлушка заметил в одном из темных углов какой-то серебристый свет. Он храбро направился к нему. Светился он так же, как тогда, когда он был с ребятами в башне на берегу озера – светилось лицо человека, подъехавшего в лодке.
Не спуская глаз с этого светлого пятна, Павлуша уверенно приближался к нему, как вдруг поскользнулся и, дико вскрикнув, полетел вниз в какую-то яму.
Васютин слышал этот крик Павлушки и, сжимая наган, освещая путь фонарем, бросился в ту сторону. Потом он услышал всплеск воды и отдаленное барахтанье.
Фонарь осветил большую яму, в глубине которой тускло поблескивала вода. В этой воде бился Павлуша, безуспешно пытаясь выбраться.
– Держись, Павлуша, держись, – бодряще крикнул ему Васютин и бросился к тому месту, где лежали веревки, которыми он недавно был связан.
Глава XXXV. МЕЧТЫ, МЕЧТЫ…
Вешнев и Зенчиков выехали из Москвы в четверг утром. В утренних золотых сумерках осеннего утра мелькали пригородные московские постройки, тускло поблескивали многочисленные маковки церквей. Неумытая Москва притягивала к себе неотступно – не хотелось ее покидать.
Поезд тарахтел, затыкаясь на частых пригородных стрелках. Вот уже замелькали первые дачи, потянулись в золоте осеннем леса. Было грустно.
Приткнувшись у окна вагона, Вешнев проклинал все на свете.
«Черт меня дернул, – размышлял он, – впутаться в эту проклятую организацию! Спал бы я сейчас, ни о чем не думая, день рабочий прошел бы быстро, а там вечером оперетта, „Зизи“ – тайный кабачок на Басманной…»
Нить его мыслей прерывали знакомые подмосковные места, через которые мчался поезд.
Знакомые картины вызывали старые, еще не зажившие воспоминания, бывшая разгульная жизнь забубенного корнета, никогда не имевшего нужды в деньгах.
«Нет, это хорошо, что я поехал. Я им припомню старое! Будут они помнить корнета Вешнева!»
Замелькали легкие мысли предстоящих удач. Корнет Вешнев стоит во главе широко разросшегося повстанческого движения. С многочисленным войском он идет на Москву, беря один город за другим. Вот уж он под Москвой – и она, белокаменная, приветствует его колокольным звоном. Большевики пали. Вешнев въезжает с многочисленной блестящей свитой в Кремль. Толпы народа приветствуют его. Оркестры гремят туш. Вешнев беспрестанно, ловко гарцуя на английском кровном рысаке, козыряет народу рукой, туго стянутой белой лайковой перчаткой. Гремит несмолкаемое «ура»…
– Ваши документы, товарищи…
От этого голоса Вешнев вздрагивает и бледнеет, как будто этот веселый в строгом шлеме с красной яркой звездой поймал его с поличным.
Вешнев долго шарит по карманам, отыскивая мандат. Мечта недавняя разлетелась в прах.
Вешнев осмотрелся кругом. На верхней полке дремал, устало свесив бывшие подполковничьи усы, Зенчиков.
«Тоже – старая калоша – туда же, восстания делать», – зло подумал, смотря на него, Вешнев.
ТАЙНА ПЕЩЕРЫ
Глава XXXVI. «СВОЯ СВОИХ НЕ ПОЗНАША…»
Поезд стоял в Загорске два часа. На вокзале толпился народ, суетились пассажиры с чайниками, вещевыми мешками, корзинами. Тревожно свистели паровозы, еще более усиливая суету и галдеж.
Заславский после вчерашнего совещания – на даче Рябина близ Загорска – отправлялся в Барановск. Он прекрасно понимал, что наружность в таких конспиративных поездках играет большую роль, поэтому-то он оделся так, чтобы меньше навлечь на себя подозрений. Красноармейский шлем и наган сбоку довершал его военную одежду.
Револьвер у этих красных собак сам говорит за себя.
И действительно, вид у Заславского был боевой – красноармейский, если бы из-под шлема не выглядывало породистое лицо пресыщенного дворянина и если бы не выдавали его чересчур дворянские манеры.
Усевшись в поезде, Заславский осторожно осмотрелся по сторонам: не следит ли кто. В вагоне народу было битком – каждый был занят своим делом – тревогами предстоящей дороги. Заславский успокоился.
«Удастся ли Елене и князю освободить Бронислава? – размышлял под стук колес Заславский. – Жаль, если парень пропадет, таких людей теперь мало…»
Напротив Заславского сидел Вешнев. С того времени, как Заславский сел в их купе в Загорске и Вешнев увидел его лицо, неотступная мысль преследовала его.
«Где я видел его лицо?» – размышлял Вешнев. Перебирая напряженно всех своих знакомых, приобретаемых им в последнее время, и всех своих старых знакомых, Вешнев никак не мог припомнить. Наконец глаза его радостно заблестели.
«Неужели Заславский?» – думал он.
«Какой это морде я так понравился?» – беспокойно в свою очередь думал Заславский, заметив пристальные и частые взгляды Вешнева. Несколько минут он внимательно и незаметно наблюдал за ним и беспокойство его с каждым разом все усиливалось. «Черт! Неужели следят?» – похолодело у Заславского в груди.
«Нет, это не Заславский, – рассуждал про себя Вешнев. – Чтобы этот гордый дворянин надел такую пакостную форму!.. Не-ет, от него такого не дождешься…»
Пристально всматриваясь в лицо Заславского, Вешнев вдруг заметил, как осторожно и бегло через опущенные веки глаза Заславского ощупывали его с ног до головы. Вдруг от одной мысли мелкий холодный пот выступил на лбу Вешнева. «Следят!» И как только он не догадался раньше? Сердце отчаянно застучало, мысль лихорадочно заработала, ища выходы.
«Бежать! Немедленно бежать!»
В это время поезд, замедлив ход, подходил к станции Лиски, но за окнами уже стояли густые сумерки, из-за станционных построек выглядывал широкий серп луны.
«Бежать!»
Заславский с деланно равнодушным лицом поднялся и, спотыкаясь в проходе через протянутые пассажирами ноги, направился к выходу.
«Пойдет или не пойдет следом?» – думал он.
Когда Заславский скрылся в сумерках вагона, Вешнев толкнул в бок Зенчикова и шепнул тихо на ухо:
– Бежим! Мы, брат, вляпались… Скорей, пока не поздно!
Вешнев решил воспользоваться отсутствием Заславского, которого он принял за чекиста, и бежать, соскочив на замедленном ходу поезда.
Вон и площадка. Скрипнула наружная дверь. В лицо хлестнул осенний ветер. Звенели по рельсам громко колеса.
– Прыгайте сейчас за мной, – сказал Вешнев Зенчикову и скрылся за дверью, метнувшись лунной тенью. Задыхаясь от волнения, за ним последовал Зенчиков. Обе тени скрылись в стоящих у станции штабелях дров.
– Петяш, а ведь тут дело-то неладно, – заметил один из агентов дорожной ЧК другому, проходя мимо замедлившего ход поезда, – с чего это они прыгают на ходу? Айда за ними!
И, осторожно, привычно прячась в лунных тенях, оба агента скрылись в дровах.
Вешнев и Зенчиков, пригнувшись, мчались по переходам, образованным штабелями дров. Сознание того, что им удалось ускользнуть от рук чекиста, наливало их сознание гордостью.
«Наклеили нос, как нельзя лучше, – думал каждый из них, – пусть-ка теперь ищет ветра в поле…»
Но радоваться им пришлось недолго. Завернув за один из углов, Вешнев вдруг столкнулся с стремительно бежавшей фигурой. По общему облику, по красноармейскому шлему Вешнев узнал своего преследователя.
Завязалась отчаянная свалка. Цепляя друг друга за горло, разрывая одежду, барахтались обе фигуры в осенней пыли, а рядом танцевала смешная тень с подполковничьими усами Зенчикова.
В это время из-за угла выросли громадные под луной тени двух агентов дорожной ЧК.
– Руки вверх! Что за драка?!
– Он кинулся грабить меня…
– Этот бандит напал на меня, – сразу вместе выкрикнули и Вешнев, и Заславский.
– А ну, марш за нами, там разберем, кто на кого напал!
Тщательный обыск, произведенный у Заславского и Вешнева, обнаружил ряд ценных документов. Все трое были арестованы. В помещении дорожной ЧК старые приятели, вместе служившие раньше в одном полку, вместе кутившие ночами в офицерских собраниях, чеканившие мазурки на паркете великосветских балов, наконец, узнали друг друга.
Через час после этого в Загорск в Губчека легли шифрованные телеграммы.
Глава XXXVII. «ЛУЧИ УЖАСА»
Сергей Воротынский после смерти старика-отца получил двухмесячный отпуск и поселился на даче, где был убит его отец. Он усиленно занялся научными работами, разбирал бумаги отца, пытаясь постичь сущность «голубых лучей», изобретенных профессором. Но это ему плохо удавалось: недостаток специального образования затруднял ему работу по исследованию сложнейших химических формул, оставшихся в бумагах профессоре. Они упорно хранили тайну великого ученого, как ни бился с ними Сергей.
Особенно тормозило работу отсутствие первой части работы профессора, украденной преступниками. Восстановить ее было не по силам Сергею. Вызвать же какого-нибудь профессора из Москвы Сергей не решался: он знал, какую колоссальную силу имеют эти лучи. Если бы тайна их попала в руки советских врагов, то можно наверное сказать, что борьба Советской России в многочисленными врагами, которая до сих пор протекала так успешно, была бы немыслима. Черная реакция, получив в свои руки эти лучи, надолго, если не навсегда, оставила бы в рабстве многочисленные массы трудящихся мира, доведя их до вырождения.
Мало того, следствием этих лучей, которыми бы жадная буржуазия пользовалась для выполнения своих необузданных желаний – было бы опустошение мира и гибель всего человечества. Только пролетариат мог бы использовать в своем организованном мировом коллективе эти лучи для творческой, непрестанной энергии. В руках же борющегося пролетариата «голубые лучи» стали бы непобедимым оружием, с помощью которого он пришел бы к победе.
Сергей целые дни и ночи проводил за опытами и толстыми книгами профессора. С молодым упорством и настойчивостью он метался от одной попытки к другой. Но результаты были мизерны, работы продвигались медленным, черепашьим шагом.
В один из таких осенних вечеров, когда одетые в осеннее золото широкие берега Днепра переливались под заходящим солнцем разнообразными чудными красками, Сергей после непрерывной трехдневной работы, усталый от постоянных неудач, решил прогуляться по берегу Днепра.
Свои выкладки и все бумаги профессора Сергей, следуя его же осторожности, запрятал в новое место, искусно замаскированное так, что ни один самый остроумный и сообразительный Шерлок Холмс не мог бы их найти. Сергей боялся, что люди, похитившие часть работы отца, могли захватить в бумагах и некоторые указания о местонахождении других частей, поэтому он благоразумно перепрятал бумаги из двух мест, указанных отцом перед смертью, в это новое место. Но сколько он ни бился над загадочными указаниями в предсмертной записке отца о третьей части важных документов, сколько он ни старался разгадать загадочность внешне нелепых фраз, – это ему не удавалось. Старый профессор унес тайну с собой.
Прохладный днепровский ветер освежил усталую голову Сергея. Далеко на горе застыл в блестящем величии осени чудный родной город. Оттуда беззаботная радостная жизнь стучалась в сознание Сергея, напоминая о молодых, еще не растраченных силах. Теперь бы только жить… Но Сергей чувствовал, что сейчас он не имел права на это. На советских окраинах еще гибли сотни трудящихся, отвоевывая свое право на свободное существование, на свободный труд. Он, Сергей, должен был помочь им во что бы то ни стало!
Когда вечерние сумерки окутали приднепровские заросли, когда с реки потянуло влажным холодком и вдали заглушено по-вечернему пульсировал город, Сергей решил возвратиться домой.
Небольшая прогулка вновь разбудила в нем энергию и зажгла неутомимый огонь работы.
Просматривая выкладки отца, Сергей с каждый разом все больше и больше убеждался, что в изобретении его фигурировал какой-то новый, открытый, видимо, отцом же, неизвестный доселе элемент: следы его он находил в многочисленных формулах бумаг отца. И сейчас, идя к дому, он проверял себя и решил, что путь, по которому он ведет исследование – был правилен. Мало того, он убеждался, что работы его в отыскании этого элемента находятся накануне разрешения. Недавней усталости от неудач уже не было. Одушевленный этим, Сергей быстро шел по узким, заросшим бурьяном тропинкам.
Около дома ему вдруг показалось, что за углом мелькнула какая-то тень. Сжав в кармане браунинг и чутко насторожившись, Сергей обошел кругом дома, но ничего не заметил.
«Наверно, какая-нибудь бродячая собака – много их тут теперь развелось», – подумал Сергей.
Но когда Сергей тронул ручку двери, сзади его вдруг раздался осторожный шорох, и не успел Сергей обернуться, как на него был накинут кусок какой-то плотной материи, и несколько дюжих рук стиснули его, как тисками.
Борьба была безуспешна.