Текст книги "Черный осьминог
Авантюрный роман из эпохи гражданской войны
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XV)"

Автор книги: Михаил Лызлов

Соавторы: Михаил Казарцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава XVII. НОЧНАЯ СХВАТКА

Пришел поезд из Лисок. Пора было ожидавшему составу двигаться дальше.

Перед отправкой были осмотрены все вагоны. Ничего подозрительного нигде не было найдено. Прорезая ночную мглу, мерно постукивая, поезд двинулся дальше, и скоро Давыдовская скрылась из виду.

Вдоль линии тянулся густой кустарник. Не прошло и десяти минут, как со стороны кустарника раздались по поезду частые выстрелы. Отряд моментально стал «под винтовку» и дружно ответил невидимому противнику.

Машинист прибавил ход. На крутом повороте вагоны сильно качнуло.

– Гришка упал, – крикнул Захаров и, почти не отдавая себе отчета, резко дернул за сигнальную веревку. Пробежав немного, поезд стал. Выстрелы и с той и с другой стороны усилились. Выдвинули пулемет, и свинцовый дождь пронесся по кустам.

– Я сейчас, ребята, – крикнул Захаров и, схвативши карабин, нырнул под поезд.

Стрелявшие из кустов, вероятно, увидели выскочившего человека и, примолкнув было после пулеметной «закуски», снова открыли стрельбу, целясь под вагон.

– Гришка, ползи ко мне. Да не поднимай головы!

– Слышу!

Скоро Захаров увидел Гришку, ползущего на животе вдоль линии вагонов.

– Лезь под вагон.

– Да не спеши ты, товарищ Захаров. Сказал, лезу – значит, лезу.

– Ребята, а ну-ка, нажми еще разок из пулемета, как из-под вагона вылезать буду.

Пулемет бешено затявкал, кусты смолкли. Захаров схватил Гришку, вылез на четвереньках из-под вагона, быстро выпрямился и, бросив Гришку внутрь вагона, схватился за протянутые ему руки, впрыгнул сам. Со стороны кустов стукнуло еще несколько выстрелов. Захаров почувствовал, что его больно ударило по левой руке.

Поезд под аккомпанемент выстрелов двинулся дальше. Вокруг Захарова столпились ребята и, распоров ему рукав, увидели, что чуть пониже плеча мякоть руки прострелена насквозь.

Рану перевязал фельдшер, и Захарова уложили на нары, подостлав несколько шинелей. Козленок поместился около его ног и, виновато смотря, спросил:

– Товарищ Захаров, очень тебе больно? Я ведь не нарочно упал. Тряхнуло уж очень сильно, я и не удержался.

– Ложись-ка ты спать, Гриша, – ответил Захаров. – Утром ты мне все расскажешь.

Вот и Лиски. Станция сильно потрепана в период боев, шедших вокруг нее при Шкуро-Мамонтовском налете. Почти все пути забиты составами поездов. В помещении вокзала пройти почти невозможно: все занято пассажирами всех видов, красноармейцами.

Стоять пришлось недолго. Примерно через час поезд двинулся дальше и к утру уже был на полпути от Барановска.

Захаров поднялся совсем здоровым. Переменил перевязку, заливши рану йодом. Боли почти не было, и он мог свободно держаться на ногах.

После случая у станции Давыдовской весь поезд был превращен, что называется, в полную боевую готовность.

По распоряжению Захарова его отряд принял охрану поезда, на паровозном тендере был поставлен пулемет. У всех было несколько напряженное состояние.

Глава XVIII. ДЕД С МЕШКОМ

Вот и станция Загорное. Начальник предупредил, что поезд простоит не больше пяти минут, и просил едущих не уходить далеко.

– Товарищ, а товарищ, – услышал Захаров, сидящий, свесив ноги, у входа в вагон. Обернулся и увидел старика с каким-то мешком на спине. Старик согнулся под тяжестью и с трудом переводил дыхание.

– Ты что, дедушка? – спросил Захаров.

– Перевезите вы меня, голубчики. Я хоть на площадке подожду. Куда ни просился – не пускают. И ехать-то мне недалеко, всего два пролета.

Старик был до того жалок, что Захаров, немного подумав, позволил ему устроиться на площадке одного из трех вагонов, следующих за паровозом. Кряхтя и кашляя, старик начал поднимать мешок, но сделать ничего не мог.

– Ребята, помогите деду мешок втащить, а то у меня рука не позволяет, – бросил Захаров в вагон.

Мешок был втащен, и забравшийся на площадку старик, крестясь и желая всякого добра помогавшему, уселся на него.

Свисток. Поезд тронулся. Полотно шло в гору. В вагонах шло обсуждение ночных событий. Случай с адской машиной и прошедшая перестрелка показывали достаточно ясно, что составом кто-то очень сильно интересуется, словно зная, кто и куда в нем едет.

Но все происшедшее ничуть не смущало ребят из отряда. Они привыкли к кипучей фронтовой жизни, привыкли к обстрелам и стычкам.

Да и погода была такая, что совсем не располагала к дурным мыслям. Было солнечно, и прохладный ветерок, приносящий с собой аромат осени, врывался в открытые двери и окна вагонов, освежая лица пассажиров.

Кругом расстилались казавшиеся бесконечными степи, на которых еще можно было увидеть осенние цветы.

Поезд пробегал через маленькие мостики, перекинутые через степные ручьи и речки. Временами мелькали белые селения, притаившиеся в зелени садов.

Все было так мирно, спокойно… И вдруг резкий толчок – и весь состав поезда понесся в обратную сторону, а паровоз, почтовый вагон и один из вагонов, в котором была часть отряда, продолжали двигаться вперед. Состав, идя под гору, развивал бешеную скорость. Вагоны вздрагивали и, как закусившая удила лошадь, готовы были на одном из поворотов сорваться с рельс.

Мешочники, обезумев от страха, бросали свои мешки и соскакивали сами.

– Что делать, товарищи? Соскакивать или ждать, когда поезд полетит под откос? Помощи ждать неоткуда, это вы понимаете сами, – спокойно сказал Захаров, обращаясь к отряду.

– Товарищ Захаров, дай я на крышу влезу и посмотрю, может, паровоз нас догонит, – сказал Козленок.

– Как же ты на таком ходу полезешь, дурачок! Сиди-ка здесь. На крышу, действительно, лезть надо, но полезет кто-нибудь другой. Товарищ Бучнев, ведь ты в цирке раньше акробатом служил – ну-ка, покажи свое искусство.

Бучнев, молодой, гибкий малый, не говоря ни слова, сбросил сапоги и обратился к товарищам:

– А ну, кто-нибудь, подсадите меня на крышу – ухватиться.

Схватившись за крышу, он резким броском закинул вверх ноги и исчез на крыше.

Скоро послышался его голос:

– Паровоз гонится за нами, на буферах сидят двое и готовятся зацепить нас, как только подойдут вплотную. Я спущусь на площадку, да, кстати, посмотрю, не умер ли наш дед от страха.

Состав пронесся через закругление, и тут все увидели не больше чем в нескольких саженях буквально летящий задним ходом паровоз.

– Держись, ребята, скоро зацепим, – можно было разобрать голоса сидевших на буферах.

Глава XIX. ЧТО НАШЛИ НА ТОРМОЗНОЙ ПЛОЩАДКЕ

– Ах ты, черт старый… – послышался с площадки голос Бучнева. Но в этот момент буфера паровоза стукнули о буфера вагонов и как бы прилипли к ним, заглушив конец фразы.

Согнувшись и совсем забыв о том, что каждую минуту можно полететь под колеса вагонов, сидевшие на буферах ухитрились накинуть прицепную цепь на крюки, и паровоз осторожно стал давать контр-пар.

Ход поезда замедлился – этому немало помогло и то обстоятельство, что миновали уклон. Наконец, поезд стал недалеко от моста через Дон.

Словно мухи, с поезда запрыгали на землю пассажиры.

Кто плакал, кто смеялся, кто орал что-то несообразное, кто крыл, сам не зная кого, «в бога, веру, мать».

Сцепщиков, из которых один оказался Тихоновым, а другой матросом, едущим с побывки в Ростов, чуть не закачали до смерти. Отдуваясь, они еле-еле дышали.

– А Бучнев-то где? – спросил Захаров. – Не слетел ли он на повороте?

– Да здесь я. Некуда мне деться. Вы вот лучше сюда пойдите, – послышался его голос.

Несколько человек подошли к площадке и увидели Бучнева, который вытряхивал из стариковского мешка землю, кирпичи, какое-то тряпье и тому подобную дрянь. Тут же, на площадке, валялась седая борода, парик, старый драный зипун.

– Что это за мусорный ящик такой?

– А вот прочтите письмо этого старого черта, так все узнаете.

«Если кто уцелеет, так знайте, что всюду за вами тянутся щупальца „Черного осьминога“, который, в конце концов, передушит вас поодиночке. Помните, что ни один шаг не пройдет без нашего ведома.

Помните, что мы не знаем слова „пощада“.

Помните, что мы тенью будем ходить за вами, обрушивать удары на ваши головы тогда, когда вы этого меньше всего ожидаете.

Помните, что вы обречены на гибель.

„Черный осьминог“».

– Что это за «осьминог» такой? – спросил кто-то.

– А это чудовище морское, которое щупальцами, – их у него восемь, – к своей жертве присасывается и кровь сосет.

– Ничего, товарищи. И на этого самого «Осьминога» крючок хороший найдем. Да такой, с которого не сорвешься, будь у тебя хоть сто ног, – заметил Захаров.

– Правильно, товарищ, – послышались возгласы. – Довольно «осьминоги» эти рабочей да крестьянской крови насосались! Конец и им придет! Пусть бахвалятся. Нас ведь этим не испугаешь. Били мы Мамонтова, Шкуро, Краснова, Каледина. Многих били. Побьем и Колесникова и всяким «Черным осьминогам» щупальца в один момент пообрубим.

– Пора в путь. И так много времени потеряли, нагонять придется, – послышался голос машиниста.

Пассажиры быстро разместились, и поезд тихо пополз вперед, как бы ощупывая каждый кусочек рельс.

Часам к девяти вечера вполне благополучно добрались до Барановска, где на самой станции отряд встретил уездный военный комиссар и уполномоченный Губчека товарищ Фальберг.

– Ну, как дела, товарищ? – обратился к нему Захаров.

– Неважно, – ответил тот. – Кругом какая-то чертовщина творится. А хуже всего то, что сегодня из Москвы шифровку получили с извещением, что в Барановск выехал уполномоченный ВЧК товарищ Аренский, которого, однако, до сих пор нет и нет. Словно сквозь землю провалился.

Глава XX. БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ ПАВЛА ВОСТРЯКОВА

Как только Митрий и Федька приготовились спуститься в неожиданно открытый ими ход в полу барановичевской башни, Павел Востряков, засучив повыше штаны и запрокинув голову, как ветер помчался в город.

Дорога, по которой мчался Павел, была ему знакома до малейшей извилины, каждый кустик, каждый поворот был ребятами изучен до малейших подробностей. Поэтому-то, несмотря на непролазную тьму, Павлу не приходилось нащупывать дорогу – мчался он, зная заранее, где надо повернуть, где подогнуться вовремя, чтобы не поцарапать ветками дерева лицо.

Хоть и был Павел еще молод, но он хорошо понимал, что ему предстоит выполнить важную задачу – лучшие друзья его подвергались большому риску, спустившись в подземелье. Он слышал также разговор этих двух таинственных людей. Кто они – Павел не мог бы сказать, но он понимал, что это враги Советской власти, а, следовательно, и его враги, что они замышляют отравить отряд чекистов, что они ненавидят тех людей в городе, которых Павел считал лучшими и, глядя на которых, Павел мечтал когда-нибудь сделаться таким же.

От быстрого бега ветер свистел мимо ушей и жег лицо. По ногам больно стегали невидимые в темноте прутья кустов.

Было еще у Павла сознание гордости от того, что вот они, ребята, сделали такое важное открытие, которое должно удивить секретаря Укома товарища Васютина. Павел представлял себе, как товарищ Васютин выслушает его и, добродушно похлопав по плечу, скажет: «Молодцы ребята, вот это я понимаю. Настоящие комсомольцы!»

Павел уже поднялся из Волчьего оврага и спустился в небольшую ложбину, от которой тянулось кладбище. Раньше, до этого случая, Павел никогда бы не решился ночью пройти мимо него: маячили в темноте кресты, было всегда на кладбище тихо, только ветер шелестел таинственно листьями росших на кладбище тополей. Пахло всегда с кладбища какой-то гнилью и сыростью, казалось, что вот-вот отделится от какого-либо памятника или креста белая тень мертвеца или привидения.

Теперь же, после этого случая, Павел решил, что привидений нет совсем, а если и можно увидеть кого-нибудь, то это непременно живой человек, затевающий какое-нибудь злое дело, как в этот раз.

Поэтому-то Павел даже несколько замедлил свой бег около кладбища – назло всем привидениям.

Дорога проходила близко к ограде, но тьма на этот раз была так сильна, что не видно было ни ограды, ни крестов – только тополя шумели, и несло сыростью.

В одном месте, где в ограде имелся пролом (раньше – самое опасное место), Павел даже остановился в пренебрежении ко всем опасностям, перевел дух и с удалью громко сплюнул.

– А ну, привидение, выходи, – сказал он громко в темноту.

Кладбищенская темнота молчала, только тополя шумели и сыростью несло. Павел нагнулся поправить спустившиеся штаны и думал уже пуститься в путь, как сбоку вдруг зашуршала осыпающаяся земля, затрещали сучья, и не успел Павел опомниться, как его придавило сверху какой-то живой тяжестью. Павел взвизгнул от неожиданности, рванулся изо всех сил, но тяжесть не отпускала его.

«Неужели привидения все-таки есть?» – мелькнуло у него в голове, и холодная дрожь пробежала по всем мускулам, сразу расслабив их.

– Я тебе покажу, стервец, как подсматривать, – проговорил в темноте злой, грубый голос, – ты у меня будешь помнить!..

Как только Павел услышал звуки обыкновенного человеческого голоса, страх сразу в нем прошел. Молодые, упругие мускулы напряглись, Павел начал биться, пытаясь высвободиться от неизвестных цепких рук. Но они держали его крепко. Павел цеплялся за чью-то рубашку, которая трещала, бил кулаком по мясистому телу, брыкался ногами, но ничего не помогало.

Неизвестный человек был силен и тяжел, как слон.

Вспомнив о спустившихся в подземелье товарищах, о секретаре Укома товарище Васютине, которого надо было предупредить во что бы то ни стало, Павел еще сильнее забился, пробуя все способы отделаться от сильных рук.

Раз Павел почувствовал как его палец попал во что-то мягкое и мокрое – глаз. Павел нажал сильнее – человек откинул голову назад, вскрикнул и на мгновение ослабил руки. Но лишь только Павел хотел воспользоваться этим случаем, как руки человека вновь с силой захлестнули, сжали Павлушкину грудь так, что ему даже стало трудно дышать.

– Ах, черт, я же тебе покажу! – зарычал в темноте человек.

Павел вдруг почувствовал около подбородка мягкую, волосатую, теплую руку человека, подогнул голову и, захватив зубами напрягшийся мускул, с силой стиснул их.

Человек взвыл от боли, наклонился, высвободил свободную руку и, размахнувшись, со всей силой ударил Павла по голове. Павел потерял сознание и упал на землю.

Человек минуту постоял над Павлом, потер укус, выругался смачно и, перекинув безжизненное тело через плечо, скрылся в темноте кладбища.

В ЛОВУШКЕ

Глава XXI. СТАНОВИЩЕ БАНДИТОВ

Длинной полосой, верст на тридцать в ширину, протянулись казенные леса Загорской губернии. Обступив густой чащей с двух сторон железнодорожный путь, разбежались леса в разные стороны от железной дороги, веками заняв – глушью и прелью лесной – тысячи десятин.

Пока в Москве «Черный осьминог» обсуждал план предстоящего восстания, запрещая единичные, неорганизованные выступления, отряд поручика Чернавского залег в самом глухом уголке этих лесов, предаваясь безделью, дебошам и пьянству.

Отряд Чернавского представлял дикое и странное зрелище. Он насчитывал около 200 человек. Трудно сказать, где Чернавский набрал этих людей. Все человеческие отбросы, падаль человеческого общества нашли себе здесь приют и успокоение. Здесь были представители всех родов преступления, начиная от закоренелых убийц-рецидивистов и воров и кончая дезертирами.

Сам Чернавский редко показывался в этом отряде, непосредственно им командовал Берг, но даже на расстоянии Чернавский умело руководил этим сбродом.

После неудачи с нападением на поезд, в котором ехал в Барановск отряд чекистов под командой товарища Захарова, после неудачи с отцепкой вагона, озлобленные бандиты вернулись в свое становище.

– Обещали всего, а сами вшами нас в лесу кормят, – ворчали некоторые из отряда.

– Что мы – мальчики, чтобы с нами играться?!

– Доколе ж мы тут скитаться будем?..

– Небось, едрена мать, сами-то…

Берг понимал, что отряду надо было чем-нибудь заткнуть глотку. Это ворчание могло быть опасным. Он распорядился отпустить на каждого достаточную дозу самогонки – это отвлекало отряд и всегда имело свои хорошие результаты.

В отношении самогонки дело было поставлено в отряде великолепно, имелись свои специалисты, которые занимались только этим. Почти каждую ночь белый едкий дым застилал небо над лесом, где расположился отряд.

После выпитой самогонки лес сразу наполнился гамом и смехом. По кустам визжали бабы, от насилий и пьянства потерявшие образ человеческий, дергали надоедливо лесную тишину пьяные звуки разбитой гармоники, пьяные заковыристые ругательства висли тяжестью осклизлой на листьях леса. Особенный успех имел в этот день Егор Ляшка. Это он в образе старика на одной из остановок попросил разрешения у отряда чекистов проехать с ними.

– Ловко ты эту сволочь спустил с горы, Ляшка, – говорили ему.

– Небось, струхнули порядком…

– Будут знать наших…

– Ах, дьявол, Ляшка, туды-растуды, – ну и мастак, ей-богу…

– И де только твою башку делали?..

– Гостинцу им в мешке оставил… Го-го-го-го…

– Борода-то тоже там осталась… Ну и чертяка!

– Эх, Егорка, давай выпьем за твою бороду, что оставил на растерзание…

Отряд пьяных галдел на все лады, как в это время подошел к Бергу дежурный у телефона:

– Господин поручик, вас просят к телефону…

Чернавский находился в постоянной связи с отрядом по телефону. Телефонный провод незаметно проходил по лесу и потом, искусно замаскированный в дорогах, соединялся с главным штабом, имевшим уже связь с Москвой. Место этого штаба никому не было известно, за исключением Берга.

По телефону звонил Чернавский. Он спрашивал о результатах нападения на отряд Захарова.

– Нападение было неудачно, они все-таки проехали с небольшими неприятностями мимо…

Чернавский зло выругался.

– Вообще нам в последнее время не везет, – продолжал Чернавский, – какие-то сопляки открыли наш ход в башне, и мы лишены теперь одного из убежищ – одного из них я сцапал, и он находится у меня…

Эти сведения ошеломили Берга. Он никогда не думал, что ход в башне можно было бы когда-нибудь открыть.

– Какие меры нужно принять? – спросил он Чернавского.

– Старайтесь держать отряд в руках, усильте часовых, отправьте постоянную разведку версты на две от отряда… Эти мерзавцы, чекисты, будут теперь везде шнырять – надо быть начеку…

Глава XXII. В МЕШКЕ

Рано утром Аренский вместе с ребятами-комсомольцами Федькой и Митрием, освободившими его из проклятого подземелья, отправились к секретарю Укома товарищу Васютину.

Товарищ Васютин уже не спал. Он ходил сосредоточенно по комнате, заложив за спину руки. Это говорило за то, что Васютин чем-то обеспокоен. В последнее время, по донесениям уполномоченного ГПУ Фальберга, в городе и окрестных селах творилась какая-то чертовщина. Чьи-то незримые руки будоражили крестьянские массы, подбивая на восстание. Фальберг сбился с ног, пытаясь напасть хоть на какой-нибудь след. Исчезновение Аренского, о выезде которого сообщила шифрованная телеграмма из Москвы, было непонятно. А то, что уже Москва знала о начинавшемся движении здесь, говорило за серьезность положения. Надо было принять какие-то решительные меры. Приехавший вчера вечером отряд несколько облегчал эту задачу, но что могли сделать несколько десятков хорошо вооруженных чекистов, когда контрреволюционное движение принимало массовый характер?..

«Надо найти самую голову этого движения и отрубить ее, – думал Васютин, – а главари эти где-то здесь под боком…»

В это время на небольшом рабочем столике задребезжал телефон.

– Это ты, Васютин?

– Да, я.

– Говорит Фальберг. Можно будет к тебе сейчас прийти обсудить кое-какие вопросы? Ты не спишь?

– Я тебя жду, Фальберг. Я сам хотел увидеться с тобой.

За окном стояло раннее сырое утро. Улицы были пусты и сонны. Через несколько минут в дверь постучали. Фальберг жил недалеко. Васютин пошел открыть дверь.

– Заходи, Фальберг, заходи – надо же нам, наконец, покончить со всей этой ерундой, – проговорил Васютин, отодвигая засов двери.

Но не успел Васютин отступить на шаг от открывающейся двери, как она с силой распахнулась, и двое неизвестных с наганами в руках накинулись на него.

– Ни с места! – прошептал высокий человек с черной бородой. – Кузьма, обыщи карманы, – приказал он другому.

Васютин почувствовал вдруг необычайный прилив энергии. Он инстинктивно почувствовал, что эти два человека и есть та головка, о которой он думал всего несколько минут назад. Васютин был очень сильным человеком, когда-то для него было пустым делом внести два пятипудовых мешка на четвертый этаж мельницы. Нужно было только задержать этих двух бандитов до прихода Фальберга, а вдвоем-то они уже справятся.

Кузьма подошел к Васютину и начал обшаривать его карманы. Васютин с быстротой молнии обхватил поперек Кузьму, прижав его голову подмышкой, и, как мячик, бросил его в человека с черной бородой, но Чернавский – так как это был он, – предупредил его и, отскочив в сторону, зверем остервенелым накинулся на Васютина, отбросив наган в сторону – не в расчетах бандитов было поднимать стрельбу. Это понимал и Васютин.

Между ними завязалась рукопашная борьба. Васютин после первой же схватки почувствовал в Чернавском серьезного противника. Но и с ним Васютин справился бы, если бы не Кузьма, который, поднявшись, петлей веревки стянул ему ноги. Васютин хотел закричать, но Чернавский с силой, так что скулы затрещали, заткнул ему рот какой-то тряпкой.

Васютин ждал с минуты на минуту прихода Фальберга, но его не было. Да теперь и приходить-то ему не нужно было, так как с Фальбергом они так же легко справились бы, как и с ним.

Когда Васютин уже лежал, связанный кругом веревками, Чернавский, с резко изменившейся физиономией, так как черная накладная борода во время борьбы отскочила и валялась на полу, – захихикал осторожно и сказал:

– Ну-с, товарищ Васютин, сосочка-то как, вкусная, пососи ее, это вашему брату полезно… Скоро такую соску мы и вашему Ленину вставим в Москве…

Пока Чернавский так издевался над Васютиным, Кузьма рылся в его бумагах на столе.

Через несколько минут Чернавский с мешком на плечах, в котором лежал связанный Васютин, и Кузьма вышли из квартиры Васютина.

Васютин ворочался в мешке и бился ногами, пытаясь этим обратить внимание проходящих на улице. Кузьма несколько раз больно ударял Васютина.

– Перестаньте, товарищ Васютин, ерзать – все равно это не поможет…

Через несколько шагов они увидели идущих им навстречу Аренского с комсомольцами… Встреча была так неожиданна, что у Чернавского внутри похолодело, а на лбу выступили капельки пота.

Кузьма шел сзади и, поглаживая мешок рукой, приговаривал успокоительно:

– Чуш, чуш, чуш… Васька, Васька…

А когда они поравнялись с Аренским, он громко сказал:

– Ну, Павел Кузьмич, и порося мы с тобой отхватили – пожалуй, пудов на пять…

При звуке этого голоса Аренский посмотрел вслед удалявшимся людям, несшим «свинью».

«Где я слышал этот голос? – думал он, подходя к квартире Васютина. – Или это мне показалось?..»