Текст книги "Кривая роста"
Автор книги: Михаил Барышев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 14. Подул ветер
С первого взгляда заместитель министра показался Лиде похожим на бригадира бетонщиков Завьялова с их участка. Такой же маленький, как Завьялов, и седой. С морщинистым покатым лбом и набрякшими мешочками под глазами. Особенно похож нос – шишкой, вроде картофелины. И глаза под мохнатыми бровями маленькие и острые, с хитрыми искринками в глубине. Завьялов только очки не носил.
Это помогло Лиде побороть робость, нахлынувшую на нее, когда она притворила за собой дверь кабинета.
Ведута довольно связно изложила свою просьбу.
– Премию, значит, явились выколачивать? – спросил заместитель министра и кольнул Лиду сквозь очки шильцами глаз. – На сей счет положение есть, закон. Я его изменить не волен.
– Так неправильный же он, – страстно сказала Ведута, для убедительности прижав к груди стиснутые кулачки. – Совсем он для нас неправильный. У нас же такого крана нет, чтобы эти колонны монтировать. Затраты ведь лишние получаются. В два и одну десятую выше плановых. Разве это от нас зависит? Вот поглядите! Она выхватила из папки бумаги, проворно обежала стол заместителя и развернула перед ним ведомость.
– Вот фактические, – Лида напористо ткнула пальцем в колонку цифр, – а вот плановые.
– Погодите, не тараторьте над ухом, – остановил Лиду Иван Лукич. – Я ведь тоже немного в цифрах разбираюсь. Дайте-ка посмотрю… Так… Верно. А амортизацию крана почему на две машино-смены посчитали? Он же у вас в одну смену работал… Да еще раскрутили на весь месяц. Для таких колонн ему от силы пять дней работы.
– Так у нас же аренду трест механизации из расчета двух смен берет. Насчитали за все время, что кран у нас находился, – стала оправдываться Лида, смущенная тем, что заместитель министра углядел натяжку в ведомости. – Куда же нам эти затраты относить?
– На убытки полагается относить, раз не сумели работу крана организовать. Прежде чем такой кран брать, надо было фронт работ подготовить, а у вас шиворот-навыворот… А потом все грехи на себестоимость монтажа списываете… Чем же вам железобетонные колонны не по нутру?
– Тяжелые они очень, Иван Лукич, – сказала Лида, довольная тем, что заместитель министра перевел разговор. – Вот у меня расчет фактических затрат. По малогабаритным укладываемся в сметные нормы, а по крупногабаритным прямо прорва какая-то. Вот расчет только по трем элементам: по колоннам, по подкрановым балкам и по фермам.
– Почему именно эти конструкции выбрали?
– Да так… Просто под руку подвернулись, – туманно ответила Лида, не желая уточнять, что эти конструкции выбраны не случайно. Выбраны они по просьбе некоего младшего научного сотрудника, который три дня назад специально приезжал для этого на строительный участок, задержался в конторе до конца работы, затем проводил Лиду в дом с голубыми ставнями, познакомился с ее мамой, съел весьма калорийный ужин и уехал с последней электричкой.
– Глядите, какой на них несем убыток, – продолжала Лида, развертывая на столе калькуляцию за калькуляцией. – И что за дуралей такие махины придумал в железобетоне проектировать? Головой же надо соображать, где можно железобетон пускать, а где нельзя. Всякое же дело проще простого до глупости довести… Пословица еще такая есть, что заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет.
«Застенчивая, – ухмыльнулся Иван Лукич, вспомнив слова секретарши. – Такой «застенчивой» на узкой дорожке не попадайся».
– Я еще доберусь, кто эти колонны придумал делать, – разгорячившись, продолжала Лида. – Сосчитал бы сначала с карандашом в руках да о кранах сообразил… У нас на весь трест один пятидесятитонный кран, а такие махины на трех участках монтируют. Нет, заставить бы этого умника самого на монтаже покряхтеть…
– А вы считаете, что не кряхтели? – неожиданно рассердился заместитель, снял очки и устало потер глаза. – Не то еще монтировали… После войны домны целиком поднимали… Будто вы одни в Грохотове герои.
– Мы, конечно, не герои, – Лида сбавила тон. – Только голова у нас есть. Что хорошо, а что плохо – сообразить тоже можем. Не в премии же в конце концов дело. По правде же надо смотреть! Сколько по всей стране таких участков, как наш?.. Тысячи! Вот и прикиньте, много или мало таких лишних затрат вылезает.
«Много», – мысленно согласился с Лидой первый заместитель министра, не один десяток лет проработавший на больших и малых стройках и вот теперь сидевший в высоком и ответственном кабинете, куда пролезла-таки эта настырная и головастая девчушка.
– С одной стороны здесь, товарищ Ведута, смотреть нельзя, – Иван Лукич надел очки и придвинул к себе калькуляции. – Стоимость монтажа – это одна сторона дела. Может быть, мы проигрываем здесь, но зато крупно выигрываем на изготовлении…
– А транспорт? – перебила Лида заместителя. – Мы же их за его пятьдесят километров возим… Вы бы послушали, как водители ругаются. При такой езде МАЗа всего на три месяца хватает. Это тоже надо прибавить. У меня, конечно, данных по транспорту нет, но по правде же их тоже следует приплюсовать к убыткам.
– По правде, по правде, – проворчал Иван Лукич. – Небось дорог не сделали, возите по ухабам… Подъездные пути для стройки – первое дело. Не то вам еще шоферы говорят.
Правильно этот плановик бастует. Не все со сборным железобетоном продумали, когда решали вопрос. В самом деле, тащим железобетон в каждую дырку. Взять, к примеру, эти колонны. Раньше их металлическими делали, сам монтировал. А теперь – сплошное обетонирование, Снизу, с боков и сверху. Египетские пирамиды иной раз возводим. Сборный железобетон – и никаких гвоздей! Кирпич устарел, не прогрессивно, не модно! Как разбогатевшие купчики, иной раз направо и налево махаем. Ну ладно, есть сборный железобетон в городах, в районах сосредоточенного строительства он тоже найдется… А в других местах? Сто пятьдесят километров – пустяк… Иной раз возим за две тысячи километров, да еще с перевалками. Такую махину в глубинку не шуточки провезти. Там, бывает, и телега едва проезжает, а нужно этакую штуковину доставить. Десять раз пуп надорвешь…
Иван Лукич взъерошил пятерней редкие, пепельного цвета волосы и подумал, что правильно сделал, приняв эту задиристую и толковую дивчину. Все, что у нее за душой было, напрямик выложила, без всякого стеснения. Не очень много пока за душой накопила, но и тут есть над чем призадуматься. Без всякого деликатничаний и вежливых оговорок ткнула эта синица его, заместителя министра, уважаемого и опытного строителя, в нерешенный вопрос. Все бы такие на прием приходили. А то явится экземпляр с папочкой в руках. В плечах сажень, кулачищи по полпуда, а сам: «…с одной стороны» да «…с другой стороны», «имея в виду», «позволю напомнить»… Как леденцы тебе в рот сует. Толком иной раз и не разберешь, что проглотил.
– Можете мне оставить калькуляции, товарищ Ведута? – спросил Иван Лукич.
– Могу, пожалуйста… Я их в пяти экземплярах сделала.
– Зачем же так много? – удивился первый заместитель министра и совсем по-домашнему почесал шишковатый нос.
– Знала, что потребуется, – ответила Ведута, снова умолчав о том, что в первую очередь калькуляции потребовались некоему младшему научному сотруднику. – А насчет премий как же?
– Насчет премии худо, – вздохнул Иван Лукич. – Чаем вот могу угостить, а насчет премии – извините. Не могу закон нарушать… Да и в отношении машино-смен в следующий раз поточнее калькулируйте…
Когда принесли чай, Ведута снова попросила:
– Может быть, линейному персоналу подпишете… Без административно-управленческого… Линейному и монтажникам. Они же совсем зря страдают.
– И им, голубушка, не подпишу, не извольте гневаться, – весело откликнулся Иван Лукич и помешал ложечкой в стакане. – Пейте чай. Это единственная материальная выгода, которую вы унесете из моего кабинета. Вам с лимоном?
– Все равно.
– Значит, с лимоном… И сахару три куска?
– Можно и три, – ответила Лида, прижимая к стенке стакана тоненький ломтик лимона. – С лимоном вкуснее, конечно… Калькуляции взяли, а премии не подписываете. Я три вечера после работы эти калькуляции составляла.
Голос ее обидчиво дрогнул.
Иван Лукич засмеялся и, поблескивая очками, сказал, что за калькуляции он может ей презентовать еще один стакан чая с лимоном.
Лида поняла, что премию у этого хитрого дядечки ей выбить не удастся.
Из кабинета заместителя министра Лида вышла без четверти два. Первое, что она увидела, было обескураженное лицо старшего референта.
Секретарь доложила референту, что у Ивана Лукича случайно оказалось «окно» и он принял девушку. Теперь старший референт изнывал от желания узнать, о чем же первый заместитель министра сорок минут разговаривал с безвестным плановиком строительного участка.
«Съел?» – ехидно подумала Лида, проходя с каменным лицом мимо почтительно посторонившегося референта. Придя в себя, референт кинулся было вдогонку за Ведутой, но на полпути его остановил тренькнувший звоночек. Секретарь сказала, что Иван Лукич просит референта к себе.
Лида сердечно попрощалась с секретаршей и отправилась на строительный участок. Ехала и думала, что Коршунов, которому сей обещала «вырвать премию», теперь не преминет ее подколоть. Но разве Лида виновата, что заместитель оказался таким докой, словно сам работал плановиком участка. Вообще, товарищ Коршунов, если берете в аренду кран, так будьте добры обеспечить ему фронт работ. Пять смен кран работает, а за пятьдесят аренду платим… Потом из-за вас плановику краснеть приходится… В чужом глазу, как мама говорит, любую соринку высмотрим, а у себя бревна не замечаем. Нет, товарищ Коршунов, так дело не пойдет! Плановик теперь и пятака в отчетных документах не натянет, не надейся, пожалуйста!
Правильно, что Иван Лукич премию не подписал. Не стал государственные денежки по ветру пускать. До денег все охочи, а вот наладить работу так, чтобы все как на конвейере было, на это у нас времени не хватает…
В министерстве «подул ветер».
Первым учуял его старший референт, получив указание размножить в тридцати экземплярах калькуляции затрат на монтаж сборных железобетонных конструкций колонн, подкрановых балок и ферм, осуществляемых неприметным подмосковным строительным участком.
В тридцати экземплярах документы размножались лишь в тех случаях, когда вопрос готовился на коллегию.
Референт долго и внимательно читал калькуляции, тужась сообразить, в чем здесь изюминка. То, что изюминка была, он не сомневался. Но найти ее не мог. Что же будет рассматривать коллегия? Рядовые бумажонки… Трудозатраты, машино-смены, такелажные работы, еще всякие фигли-мигли в рублях и копейках?
Референт решил посоветоваться с Маковым. Он мужик тонкий, сообразит, что к чему. Старший референт не любил принимать поспешных решений. Новости он до поры до времени старался держать при себе, выдавал их с толком и нужным людям. Но сейчас у него не было выхода.
– На коллегию приказано готовить, – сообщил Макову старший референт, развернув перед ним калькуляции. – Такая мура, а коллегия заниматься будет.
Вячеслав Николаевич внимательно ознакомился с калькуляциями. Нет, здесь была не мура. Если фактические расходы по монтажу крупногабаритных колонн, подкрановых балок и ферм в два с лишком раза превышают плановые, значит, применять их убыточно. Заменить же их можно только металлическими. Чего доброго, возникнет вопрос об изменении документа, в создании которого Маков принимал непосредственное участие. Сначала приписочка Жебелева, потом разговор с Бортневым, который не захотел оставить предложение Жебелева без рассмотрения на ученом совете. Теперь эта калькуляция… Надо что-то предпринимать.
Старшему референту Маков сказал, что ничего серьезного здесь не видит.
– Так, второстепенный иллюстративный материал к какому-нибудь основному вопросу… Конечно, фактическая стоимость монтажа некоторых деталей превышает плановую, но вряд ли это существенно. В общей сумме капитальных вложений это сущие копейки… Махнем завтра на футбол?
– Махнем, – согласился референт и, успокоенный, унес злополучные ведомости.
Оставшись один в кабинете, Маков попросил соединить его с Лаштиным.
– Слушаю вас, Вячеслав Николаевич, – зарокотал в трубке знакомый басок. – Здравия желаю.
– Ты себе здравия пожелай, – перебил Маков рассыпчатую тираду Зиновия Ильича. – Мне сейчас кое-какие калькуляции показали. На коллегии собираются представлять. Они, между прочим, подтверждают, что применение сборного железобетона не всегда экономически оправдано. Чуете, куда вопросик заворачивается?
– Понимаю, Вячеслав Николаевич, – не очень бодро откликнулся в трубке Зиновий Ильич. – Я, между прочим…
– Вы, между прочим, всегда активно ратовали за замену металлических конструкций железобетонными. Вы, между прочим, подавали руководству министерства докладную записку на сей предмет. И проект инструкции сочинили…
– Прошу прощения, Вячеслав Николаевич, – голос в трубке окреп и протестующе зарокотал, – вы же меня поддержали в данном вопросе.
– Как же мне не верить нашей экономической науке? – усмехнулся Маков. – Вы исследования проводите, эксперименты ставите. Я науке, Зиновий Ильич, верю, и очень жаль, если мне придется разочароваться в правильности научных поисков подведомственного мне института. Когда у вас ученый совет по докладной Жебелева? Через неделю? Хорошо… Очень важно провести его до коллегии. Вы меня понимаете?
– Конечно, Вячеслав Николаевич, я всегда был уверен в вашей поддержке.
– Это теперь просто необходимо, Зиновий Ильич. Я убежден, что проводимая нами принципиальная линия всемерного внедрения сборного железобетона правильна, и я ее буду защищать. Надеюсь, что институт активно поддержит меня в этом вопросе. В конце концов имеется решение коллегии, и мы просто обязаны обеспечить его безусловное и точное исполнение.
– Конечно, Вячеслав Николаевич, – с готовностью откликнулся Лаштин. – Все сделаем, что от нас зависит.
Маков положил трубку и подошел к окну. За стеклом был тихий осенний день, мягкий и прозрачный. По улице мчались пестренькие стайки машин, по тротуарам текли вольные, живые потоки людей.
Вячеславу Николаевичу стало вдруг тоскливо. Устал он от этой сумасшедшей работы по руководству научно-исследовательскими институтами. Тяжелое дело. Тут тебе и экономика, и строительная физика, и предварительно напряженный железобетон, и санитарная техника, и экспериментальные проекты жилых домов, и акустика, и всякая другая научная всячина, которую порой без разбега и не выговоришь.
На такой должности, будь человек хоть три раза профессором, у него все равно голова кругом пойдет.
Вячеслав Николаевич побарабанил пальцами по оконному переплету и впервые с затаенной опаской подумал, что вдруг он выбрал шапку не по себе.
Организационную работу он, конечно, в руках держит надежно. Но ведь, кроме нее, в институтах, как опара на тяжелых дрожжах, чуть не каждый месяц всходят одна за другой всякие теории. Поди разберись в них, сообрази, стоящее это дело или мыльный пузырь, как иногда оказывается. Письма тоже подваливают, что плановая тема, мол, в процессе разработки оказалась бесперспективной, математические методы поголовно стали внедрять…
Вот и Жебелев теперь со своим предложением ломится. Уж тут-то, казалось бы, чего изобретать? Все решено, все утверждено коллегией. С другой стороны – не дурак ведь Жебелев, чтобы на стенку лезть…
Глава 15. Казеннов против Жебелева
Иван Михайлович, мягко придыхая на гласных и ритмично подчеркивая аллитерирующие согласные, прочитал Жебелеву формулировку его доклада на ученом совете: «К вопросу о возможной эффективности отдельных параметров сборности в перспективе применения железобетонных конструкций в промышленном строительстве с учетом суммарных затрат их составляющих, а также коэффициентов принятых капитальных вложений».
Николай Павлович привстал на стуле.
– Как, как?
«Значит, правильно, – довольно подумал Казеннов, – сам докладчик с ходу ухватить не может».
Ученый секретарь снисходительно поглядел на руководителя сектора, не оценившего логичной и отточенной формулировки вопроса, и повторил ее.
– Это на каком же языке? – прищурившись, спросил Жебелев.
– Обычный научный язык, – улыбнулся Казеннов, – ясный и простой… «К вопросу…»
– Погодите, Иван Михайлович, – попросил Жебелев. – Тут же так закручено, что черт ногу сломит.
– Что вы, батенька мой, – горячо возразил ученый секретарь. – Все же очень легко понять. Объяснить вам?
– Валяйте, – разрешил Николай Павлович, у которого глаза вдруг стали веселыми. – Валяйте… Может, и в самом деле пойму.
– Например, «К вопросу…», – сказал Казеннов и разъяснил. – Это же элементарно понимается как подход к вопросу. Глядите!
Иван Михайлович схватил со стола мраморное пресс-папье и поставил на край стола. Затем он попятился, наткнулся на угол железного шкафа, потер ушибленное место и остановился.
– Вот это, к примеру, вопрос, – он указал пальцем на пресс-папье, – а вот здесь, к примеру я. Что же я должен сделать для исследования вопроса? Естественно, подойти к нему.
Казеннов сделал три крупных шага, протянул руку и взял пресс-папье с розовой промокательной бумагой, которому выпала честь служить наглядным пособием в разговоре двух кандидатов наук.
– Можно, конечно, написать и точнее, – продолжил Казеннов. – Скажем, «Некоторые аспекты подхода к вопросу…».
– Не надо точнее, – остановил Жебелев ученого секретаря.
– Я тоже так считаю. Я сторонник простых и понятных выражений… Значит, «К вопросу…» мы согласовали.
Николай Павлович кивнул, усмехнулся и подумал, что логика – сильнейшая наука человечества. Еще древние греки знали это. «Быстроногий Ахиллес и черепаха» – неплохо ведь было придумано.
– Дальше у нас «…о возможной эффективности», – продолжал ученый секретарь. – Это ясно?
– Ясно. Только слово «возможной» надо исключить. Вы же сторонник простых выражений.
– Вот именно, – подтвердил Казеннов. – Простых и объективных, Николай Павлович. Мы ставим на рассмотрение ученого совета принципиальнейший вопрос. Это обязывает нас быть предельно объективными. Если написать в повестке заседания так, как вы предлагаете, – «об эффективности», – значит навязать уважаемым членам ученого совета, что эффективность уже есть. А мы это должны еще выяснить в ходе обсуждения, установить, имеется она или нет. О том, чего нет, Николай Павлович, в ответственных документах писать не полагается. Повестка заседания ученого совета – это, извините, не научно-фантастический роман. Будет доказано наличие эффективности, тогда и будем писать «об эффективности». Пока же в интересах научной объективности я полагаю правильным написать именно так, как сформулировано: «…о возможной эффективности…»
«Во дает!» – в голове Николая Павловича вдруг выскочило восклицание, которым он когда-то выражал мальчишеское восхищение цирковым шпагоглотателем, канатоходцем или клоуном-трансформатором.
– Значит, согласовали… Пойдем дальше, – Казеннов промокнул батистовым платочком пот, проступивший на широком, без единой морщинки, лбу. – «…Отдельных параметров сборности в перспективе…» Почему я в данном случае считаю необходимым использовать в формулировке именно слово «параметры»?
Иван Михайлович открыл ящик стола и вытащил толстый, потрепанный от настойчивого употребления «Словарь иностранных слов».
– Пад… Пал… – палец ученого секретаря проворно побежал по страницам. – Ага, вот! «Пар»… Паразитизм… Дальше, значит… Параллакс… И вот «параметр». Постоянная величина, сохраняющая постоянное свое значение в условиях данной задачи. Вдумайтесь, Николай Павлович, – постоянная!.. Понимаете, с каким большим смыслом я употребил именно слово «параметр». Как никакое другое оно отвечает духу – я обращаю ваше внимание, – духу поставленного вопроса. Подчеркивает, что речь идет в данном случае не о какой-нибудь временной, переходящей, так сказать, финтифлюшке, а о глубинном и проблемном экономическом явлении, имеющем – я здесь снова акцентирую – постоянный характер.
«Во дает!» – опять подумал Жебелев и согласился с «параметром». Николай Павлович уже сообразил, что возражать против формулировки – это все равно что увязнуть в трясине. В институте насчет формулировок никто не перешибет Казеннова. Сейчас он снова блестяще доказывал это. Терять время на бестолковый спор не было никакого резона. Важно, что его докладную Бортнев без всяких проволочек выносил на рассмотрение совета и докладчиком назначил его, Жебелева. Когда Николай Павлович окажется на трибуне совета, он сунет к чертям собачьим все эти казенновские «параметры» и простым языком скажет, в чем суть вопроса. Чего же зря копья ломать.
Поэтому Николай Павлович не стал возражать, что его вопрос именно так будет сформулирован в повестке заседания совета. Тем более что Казеннов согласился выбросить из формулировки слова «…а также коэффициентов принятых капитальных вложений».
Этот пристегнутый в первом варианте наименования каламбур не имел никакого отношения к сути рассматриваемого вопроса. Казеннов это понимал и пристегнул его только для того, чтобы отстегнуть при согласовании формулировки. Таким испытанным методом ученый секретарь всегда обеспечивал полную демократичность обсуждения вопросов. Иван Михайлович Казеннов всегда в необходимой степени соглашался с доводами другой стороны. Он отстегивал то, что предусмотрительно было им пристегнуто, и собеседники расходились удовлетворенные друг другом.
После того как формулировка доклада была согласована, Казеннов перешел к следующему вопросу.
– Теперь, батенька мой, насчет рецензентов по вашему докладу, – бодро заявил он и выхватил из папки лист бумаги. – Желательно два рецензента – от науки и от практики. От науки есть предложение заслушать…
Иван Михайлович назвал фамилию ученого-строителя, известного молодому поколению главным образом по историческим разделам вузовских учебников.
– Он же давно на пенсии, – удивился Жебелев.
– Согласится, согласится, – успокоил его Казеннов. – Позвоним, попросим… Машину подошлем. Ему на совет проехаться одно удовольствие. Засиделся небось дома… Зато величина! Доктор, профессор! Такого рецензента каждому докладчику лестно иметь.
– Да, но Федор Юлианович никогда не занимался экономикой сборного железобетона, – возразил Николай Павлович. – Он проводил научные исследования по нормированию расхода материалов. Это же совершенно другая область.
Казеннов кивнул, откинулся на стуле и улыбнулся.
– Вы Генри Форда знаете? – отрывисто спросил ученый секретарь.
Жебелев дернул себя за мочку уха и сказал, что лично он с Генри Фордом незнаком, но кое-что о нем слышал.
– Вот именно – кое-что! – многозначительно продолжил Иван Михайлович. – Этот, с вашего позволения, капиталист, реакционер и жестокий эксплуататор, оказывается, как ни странно, был умный человек и дальновидный организатор… Так вот, Генри Форд, к вашему сведению, в сложных ситуациях, когда специалисты не могли найти решения, приглашал… Кого? Неспециалистов. Людей, так сказать, не отягощенных консерватизмом мысли и традиционными шаблонами подхода к вопросу…
– Погодите, Иван Михайлович, – остановил Жебелев ученого секретаря. – В таком случае еще лучше можно сделать. У меня есть знакомый доктор исторических наук. Давайте пригласим. Тут уж никакого отягощения не будет. И машину за ним не надо посылать – самостоятельно человек передвигаться может… Давайте пригласим исторического доктора!
Казеннов снова промокнул платком лоб, вынул из кармана трубочку с валидолом и покрутил ее в пальцах.
– Мы ведем серьезный деловой разговор, Николай Павлович, – с укоризной сказал ученый секретарь. – Не надо превращать его в фарс. Неужели вы не понимаете, что такой рецензент, как Федор Юлианович, обеспечит свободу в научной полемике. Он не будет навязывать совету собственное мнение.
«Вот именно, – подумал Жебелев. – Где же он его возьмет, чтобы навязывать».
– Он обеспечит на совете полную объективность обсуждения вопроса, – повторил Казеннов. – Конечно, он несколько отстал от современных научных проблем. Ему нужно помочь с подготовкой выступления.
– Кто будет помогать?
– Если бы вы взяли на себя организацию этой помощи… Не лично, конечно… Я был бы удовлетворен.
«Строкину к старику пошлю, – мысленно решил Николай Павлович. – Лучше бы Утехина, но тот мне самому понадобится… Пусть Розалия ему тезисы накропает. Глупости хоть по крайней мере не будет».
– Хорошо, мы поможем, – согласился Николай Павлович. – Кто второй рецензент?
– Вторым предлагается пригласить Курдюмова.
– Курдюмова? – удивленно переспросил Жебелев.
– Не самого, не волнуйтесь, – успокоил его ученый секретарь. – Сына… Талантливый молодой человек. Два года назад окончил институт и уже главный специалист технического управления министерства.
– Может быть, – уклончиво ответил Николай Павлович, прикидывая, почему выскочила столь неожиданная фигура второго рецензента. – Простите, Иван Михайлович, этот способный товарищ балку от колонны отличает?
– Ну что вы говорите, – Казеннов даже порозовел от смущения. – Я же сказал, что он главный специалист… Вы ведь различаете трамвай и троллейбус?.. У него тоже голова на плечах есть. Не забудьте, что это сын Курдюмова. Он небось еще в детском саду дома из кубиков складывал. Семья потомственных строителей! Зачем же быть предвзятым к человеку, которого вы в глаза не видели?
Против такого справедливого довода Жебелеву нечего было возразить.
– Кто ему выступление будет готовить?
– Что вы, Николай Павлович, – оскорбился Казеннов и порозовел еще гуще. – Я же доложил вам, что он способный человек. И речи об этом быть не может. Естественно, что за ним будет стоять ответственный орган, и он, разумеется, посоветуется в министерстве с кем найдет нужным.
«Вот где собака зарыта, – подумал Жебелев. – Сыну, значит, подскажут, что говорить. Колонну и балку он, конечно, различает. Но монтировать он их сам не пробовал. Проглотит то, что в рот положат, и в этом духе выскажется на совете. Хитро придумано. От науки тарантас, а от практики новехонький магнитофон… «Сына» из рецензентов не выкинуть. Если он за два года из инженеров в главные специалисты перебрался, значит, кое-чему выучился».
Предложение о привлечении рецензентом Курдюмова-сына исходило от Лаштина, которому эту кандидатуру подсказал Маков. По его словам, молодой Курдюмов – управляемый и перспективный товарищ. Вячеслав Николаевич взялся так организовать его выступление, чтобы на заседании ученого совета точка зрения министерства была изложена в нужном направлении. Жебелев этого не знал, но что-то интуитивно заставляло его воздерживаться от согласия на кандидатуру второго рецензента. Николай Павлович покосился на ученого секретаря и сказал:
– Хорошо, я согласен, но при одном условии.
– Слушаю вас, Николай Павлович, – встрепенулся Казеннов.
– В целях обеспечения объективности рассматриваемого вопроса… – Жебелев не заметил, что он заговорил языком ученого секретаря. Вероятно, сработал инстинкт, заставляющий человека обороняться тем же оружием, с каким на него нападают. – Я полагаю необходимым настаивать на привлечении третьего рецензента.
– Кого же персонально?
– Коршунова, – Николай Павлович вдруг вспомнил витиеватую подпись под бумагами, которые исправно привозил Утехин от своего институтского приятеля. – Начальника строительного участка инженера Коршунова Е. В. Способный товарищ, хорошо знает строительство. Тяготеет к экономической науке.
Конец Жебелев для убедительности присочинил, чтобы Казеннов с маху не отмел кандидатуру рецензента. Кажется, удачно получилось. По словам Утехина, его приятель вдоволь помучился со сборными железобетонными колоннами. В самый раз дать ему на совете высказаться.
– Начальник участка? – недоверчиво переспросил Казеннов, не имеющий представления, большая это шишка или маленькая – начальник строительного участка. Начальники ведь тоже разные бывают. Ученый секретарь знал, например, начальника санпропускника, который командовал тремя банщиками, знал одного начальника в снабженческой конторе, должность которого именовалась так: «начальник отдела при руководстве». У этого начальника реорганизации вообще всех подчиненных съели, остался, бедняга, один как перст.
Жебелев догадался и вывел Казеннова из затруднительного положения.
– Иначе – старший производительных работ.
– Прораб? – обрадованно переспросил ученый секретарь, и на душе у него стало легко.
Знакомство ученого секретаря с практикой грандиозного строительства, исследования научных проблем которого он творчески организовывал, исчерпывалось тем, что Иван Михайлович два невыносимо долгих года состоял членом правления жилищно-строительного кооператива. В результате он получил двухкомнатную угловую квартиру на солнечной стороне, второй этаж, с балконом. Кроме того, он прочно уяснил, что прораб – это небритый человек в ватнике и кирзовых сапогах, который вечно жалуется на недостаток кирпичей, отсутствие белил, пытается уговорить, чтобы приняли неструганые паркетные полы, безбожно опаздывает с графиком работ и все свои грехи сваливает на субподрядчиков и снабженцев.
Казеннов согласился на привлечение рецензента-прораба. Во-первых, это будет очень демократично, когда такой кондовый строитель, рядовой, так сказать, представитель миллионной армии, в клетчатой рубашке с розовым галстуком, появится на трибуне совета и по-простецки сказанет что-нибудь насчет раствора, белил и субподрядчиков. Во-вторых, Жебелеву надо в чем-то уступить, чтобы потом он не вздумал обвинять ученого секретаря в тенденциозном подборе рецензентов. Сам, батенька мой, выбирал. Полная была возможность предоставлена. Хочешь – академика, а хочешь – прораба. Тем более старшего. Вольному воля, полная, так сказать, демократия. В-третьих, при составлении годового отчета в разделе связи науки с практикой этого прораба можно подать как шоколадную конфетку. Новшество в работе ученого совета, смелый прогресс в организации научных исследований. А кто инициативу проявил?..
– Пожалуйста, – сказал Казеннов и с таким усердием и простодушием вписал в повестку заседания фамилию третьего рецензента, что Жебелеву стало даже неловко. Вроде он подкинул в башмак ученого секретаря натуральную колючку. Все-таки Иван Михайлович был в принципе неплохой мужик. Регулярно премии сектору визировал, формулировки писем в министерство шлифовал. Недюжинные способности человек к логическим доказательствам имеет… Клюнул, простая душа, на голый крючок, как глупый окунишка.
– Значит, рецензентов утрясли, – довольно сказал Казеннов.
– Утрясли, – еще более довольным голосом откликнулся Жебелев. – Теперь насчет приглашенных.
