Текст книги "Плеханов"
Автор книги: Михаил Иовчук
Соавторы: Ирина Курбатова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Однако редакция «Русского слова» напечатала только одну фразу из письма Плеханова, где говорилось, что в изложение его мыслей «закрались некоторые важные неточности». И все. А само письмо Плеханова до настоящего времени никому не было известно.
Разрыв Плеханова с меньшевиками-ликвидаторами, его борьба за сохранение социал-демократической партии, за ее идейные основы сблизили его с большевиками.
29 марта 1910 года восстанавливаются личные контакты Ленина и Плеханова. Ленин пишет после пятилетнего перерыва письмо Плеханову:
«Дорогой и многоуважаемый товарищ! Вполне разделяя Вашу мысль, высказанную и в № 11 «Дневника» о необходимости тесного и искреннего сближения всех истинно социал-демократических элементов в борьбе с ликвидаторством и с отзовизмом, я очень хотел бы лично поговорить с Вами о положении дел в партии, создавшемся теперь. Если Вы тоже находите это полезным и если состояние Вашего здоровья позволяет, будьте добры черкнуть мне (или телеграфировать) пару слов, когда Вы могли бы назначить мне свидание в Сан-Ремо. Я готов приехать для этой цели.
Письмо из Парижа в Сан-Ремо шло не больше двух дней, значит, Георгий Валентинович получил его не позднее 31 марта. Он ответил сразу же, через день-два, но и это промедление ему казалось неоправданным, и он просит за него прощение: «Дорогой товарищ. Простите, что замедлил ответом: я был нездоров. Я тоже думаю, что единственным средством разрешения кризиса, переживаемого теперь нашей партией, является сближение между марксистами-меньшевиками и марксистами-большевиками. И я считаю, что мне с Вами надо лично переговорить. Но я нахожу, что наше свидание будет полезнее, если оно состоится несколько позже, когда лучше выяснится настроение обеих фракций. События идут теперь быстро, и время хорошо воспитывает людей. Меньшевики все более и более склоняются к отпору ликвидаторству. Мне хочется думать, что большевики, со своей стороны, склоняются не только к отпору анархо-синдикализму, но и к отказу от того чересчур прямолинейного отношения к легальным рабочим организациям, которые, между нами сказать, сильно способствовали успехам ликвидаторства.
А пока будем расчищать поле для взаимного сближения, каждый в своей сфере.
Преданный Вам Г. Плеханов» (4—I, 151–152).
Через несколько месяцев, в конце августа состоялась встреча Ленина и Плеханова перед конгрессом II Интернационала в Копенгагене. Эта встреча очень отличалась от сухих, официальных разговоров, которые они вынуждены были вести на предыдущем конгрессе в Штутгарте. Встретились они в Париже, куда специально приехал Плеханов, и обсудили состав делегации российских социал-демократов и их отношение к вопросам, стоящим на повестке дня.
В. И. Ленин возглавлял делегацию русских социал-демократов. Разовые пропускные билеты на имя Плеханова были заполнены Лениным.
Плеханов участвовал в работе комиссии по вопросу о профсоюзном единстве и международной пролетарской солидарности. Чешские сепаратисты требовали, чтобы из австрийских централизованных профсоюзов были выделены автономные чешские профсоюзы с центром в Праге. Против них выступили Плеханов и Ю. Мархлевский, которые обратили внимание на националистические тенденции в предложении чешских социалистов. Плеханов в своем выступлении подчеркнул, что вопрос о сплочении всех наций в рядах единого профсоюза имеет для многонациональной России особо важное значение.
Георгий Валентинович выступал на конгрессе и еще по ряду вопросов. Он был доволен своим основным докладом и писал жене 3 сентября 1910 года: «Вчера сделал доклад, хотя был сильно утомлен, но сошло хорошо, лучше в заключительном слове, чем в самом докладе, где приходилось не спорить, а излагать, что такой-то сказал то, а другой другое. Это не мой жанр. В общем, я очень доволен… А пригодилась-таки пролетариату моя штутгартская поправка».
В этом же письме Плеханов пишет: «Вчера мы обедали (т. е. вечером) с Гедом и другими представителями левого крыла Интернационала. Было и весело, и задушевно».
Очевидно, представители левого крыла Интернационала обедали вместе не один раз. Об этом свидетельствуют два любопытных документа.
Розалии Марковне Плехановой была отправлена открытка с видом Копенгагена. Она была написана 2 сентября. Текст, в котором делегаты конгресса приветствовали товарища Плеханову, был составлен на немецком языке, а подписан Жюлем Гедом, Анжеликой Балабановой и немецким социал-демократом Оскаром Коном. Внизу Плеханов приписал: «Привет с банкета марксистов. Г. П.»
На следующий день, 3 августа, после последнего заседания, в кафе опять собралась группа представителей левого крыла на конгрессе. Об этом свидетельствует другое письмо.
Делегат Болгарской социал-демократической партии, близкой к российским большевикам, Георгий Кирков послал своей жене, тоже революционерке, Тине Кирковой открытку следующего содержания: «Тина, марксисты, собравшиеся на ужин после конгресса, передают тебе поздравление. Твой Георгий». А внизу стояли подписи присутствующих: Жюль Гед, Роза Люксембург, Г. Плеханов, Карл Моор, Н. Ленин (В. И. Ленин часто подписывался с этим инициалом. – Авт.), И. Карский. В хорошем обществе проводил время Георгий Валентинович!
На конгрессе в Копенгагене произошло дальнейшее размежевание двух течений в рабочем социалистическом движении – революционного (левого) и оппортунистического (правого). Представители левого течения устроили приватное совещание – вне рамок конгресса, – на котором обсудили важные вопросы. На этом заседании Плеханов говорил о том, что оппортунисты поддерживают друг друга и действуют согласованно, поэтому необходимо объединить усилия революционных марксистов в борьбе против них.
В общем, решения Копенгагенского конгресса при всех их недостатках были победой левого крыла Интернационала.
В результате личных встреч Плеханова с большевиками были устранены многие разногласия и достигнута договоренность о дальнейшей совместной деятельности.
Плеханов в 1910–1913 годах активно сотрудничал в газетах и журналах, издаваемых большевиками. Он опубликовал в них свыше 20 статей и заметок, большинство которых были по-священы актуальным вопросам теории и политики.
В ноябре 1910 года газеты всего мира сообщали о последних днях жизни великого русского писателя Льва Толстого. Плехановы, как и все, с нетерпением ожидали газет, в которых писалось о бегстве писателя из родовой усадьбы и его болезни. И вот пришла скорбная весть о смерти Толстого.
Плеханов в 1908 году был приглашен войти в состав комитета, готовившего 80-летний юбилей Л. Н. Толстого. Правда, Плеханов категорически заявил организаторам комитета, что он совершенно не сочувствует публицистической деятельности Толстого и не разделяет его взглядов, но высоко ценит его как художника.
Еще до смерти Толстого Плеханов высказал свое отношение к нему. В 1907 году появилась его статья «Симптоматическая ошибка», а в октябре 1909 года во второй статье из серии «О так называемых религиозных исканиях в России» Плеханов останавливается на мировоззрении Толстого, считая его одним из проявлений религиозного восприятия мира.
Вскоре после смерти писателя Плеханов написал несколько статей, посвященных в основном рассмотрению мировоззрения Толстого: «Заметки публициста. Отсюда и досюда», «Смешение представлений (Учение Л. Н. Толстого)», «К. Маркс и Л. Толстой» и «Еще о Толстом». Примечательно, что все эти статьи были написаны для большевистских изданий – «Звезда», «Мысль», «Социал-демократ».
Плеханов не поднялся до высоты ленинского понимания Толстого, социального характера его взглядов и противоречий в мировоззрении великого писателя, но и эти статьи Плеханова, направленные против религиозных исканий, в защиту художественной правды творений Льва Толстого, против реакционных и либеральных концепций, служили делу революционного воспитания.
Плеханов подходил к правильному пониманию художественного творчества писателя. Для него Лев Толстой был не только бытописатель дворянской жизни, но и художник, «который хотя и не понял борьбы за переустройство общественных отношений, но глубоко почувствовал, однако, неудовлетворительность нынешнего общественного строя».
В январе 1911 года В. И. Ленин писал М. Горькому: «Насчет Толстого вполне разделяю Ваше мнение, что лицемеры и жулики из него святого будут делать. Плеханов тоже взбесился враньем и холопством перед Толстым, и мы тут сошлись» [83]83
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 11.
[Закрыть].
Часто к Георгию Валентиновичу из многих городов Западной Европы, где жили русские эмигранты, приходили письма с просьбой прочитать ту или иную лекцию. Плеханов охотно соглашался.
30 марта Плеханов читал в Ницце лекцию «Герцен и крепостное право». В зале мэрии было много народа – русских эмигрантов и отдыхающих. Сам повод собрания – 50-летие освобождения крестьян от крепостного права – объединил людей разных взглядов.
Плеханов видел знакомых, со многими раскланялся, когда проходил к трибуне. Георгия Валентиновича взволновала встреча с пришедшими послушать его лекцию Г. А. Лопатиным и стариком П. Кропоткиным. Плеханова познакомили со старшей дочерью Герцена – Н. А. Герцен. Он знал, что часть дохода пойдет в эмигрантскую кассу, и был доволен, ожидая, что сбор будет большим. Как всегда, он немного волновался перед началом лекции, но потом успокоился, увлекся изложением темы.
– Господа, – начал он, – 15 марта 1861 года Александр Иванович Герцен, глубоко волнуясь в ожидании манифеста, возвестившего упразднение крепостного права, выразил пожелание, чтобы его «помянул кто-нибудь в день великого народного воскресения». И он, конечно, вполне заслуживал такого поминания. Ему принадлежит одно из самых первых мест между теми нашими писателями, которые подготовляли общественное мнение России к «Великой реформе». Поэтому уместно будет вспомнить о нем теперь, в тот год, когда исполнилось 50 лет со времени отмены крепостного бесправия.
После лекции под аплодисменты собравшихся он вышел из зала. Было уже поздно. Кипарисы, стоявшие вдоль аллеи, казались совсем черными, а запах роз и лавра придавал особую прелесть южной ночи и далекому шуму моря. Выслушав массу комплиментов, просьб, пожеланий, Плеханов остался с одним из организаторов этого вечера, эмигрантом из России М. О. Делиным.
– Михаил Осипович, вы писали, что приедет Максим Горький. Я так надеялся на встречу с ним.
– Да, Георгий Валентинович, и я надеялся, но он не смог приехать.
– Что, плохо себя чувствует? – встревоженно воскликнул Плеханов.
– Кажется, нет. Не очень чтобы хорошо, но прилично. Не смог, наверно, из-за работы, пишет новый роман.
А через год, в апреле 1912 года, когда отмечалось 100-летие со дня рождения Герцена, Плеханов вновь приехал в Ниццу, где был похоронен великий русский революционный демократ. Тогда в этот небольшой курортный город съехалось много русских эмигрантов, откликнувшихся на призыв газеты «Будущее». В ней 10 марта 1911 года было помещено воззвание о праздновании юбилея.
Георгий Валентинович поднялся на ступени памятника Герцену, взглянул на присутствующих. Кто-то щелкнул фотоаппаратом, он досадливо отмахнулся рукой. Говорить на воздухе было трудно – сразу заболело горло, подкатывал кашель. Но все же удалось сказать все, что собирался. С какой любовью говорил Плеханов о Герцене. Он любил его как современника, как живого человека. И с таким же чувством восхищения и признательности Плеханов относился к Чернышевскому и Белинскому. Попытки исказить их взгляды, превратить Герцена в проповедника теории «непротивления злу» встречали с его стороны резкий отпор.
В июне 1912 года Георгий Валентинович прочел в Париже, а потом в Льеже и Цюрихе лекцию на тему «Толстой и Герцен».
Но не только на такие приятные сердцу темы приходилось читать лекции Плеханову. Ему нужно было выступать и с сообщениями о положении в партии.
Как правило, после реферата развертывались ожесточенные прения. Об одном таком собрании Плеханов писал жене 24 сентября 1911 года из Цюриха: «Вчера опять было собрание. Я тебе не писал заранее о нем, чтобы тебя не волновать. Дело было так. Мартов здесь читал реферат 13 июля и, услышав о том, что я собираюсь читать, объявил, что он прождет хоть полторы недели для того, чтобы присутствовать вместе со мною на собрании (партийном). Вместе с тем все его друзья кричали, что вот приедет Плеханов и будет разбит Мартовым, как бы заранее внушая публике, что Мартов – победитель. До меня все эти слухи, конечно, дошли. Я должен был принять сражение, хотя видел, что «голосовцы» (сторонники ликвидаторского «Голоса социал-демократа». – Авт.), которые здесь преобладают между «партийной» публикой, организовали против меня настоящий заговор. Надо было разрушить заговор и победить Мартова во что бы то ни стало… Жара была отчаянная, в день битвы я был утомлен, насилу шел, насилу дошел. А когда начал говорить, то откуда что взялось: редко я говорил так хорошо, как вчера. Когда Мартов стал возражать, то все увидели, что он заранее считает себя разбитым… Мартов хотел битвы и имел битву, но теперь он сам не рад. Ко мне со всех сторон идут «поговорить» – верный знак победы».
Конечно, все эти «битвы» стоили здоровья и сил Плеханову, но они служили делу освобождения колеблющейся части партии от ликвидаторских иллюзий.
Но если 1910–1911 годы были временем тесного контакта Плеханова с большевиками, то в 1912–1913 годах его позиция часто серьезно расходится с линией большевиков. Перспектива дальнейшего сближения Плеханова с большевиками, которая казалась столь реальной, была уничтожена его отказом принять участие в VI (Пражской) партийной конференции.
В июне 1911 года в Париже состоялось совещание членов ЦК за границей, на котором обсуждался вопрос о созыве общепартийной конференции. Одновременно меньшевики-ликвидаторы создали свой сепаратный орган – совещание при Заграничном бюро ЦК. Плеханов получил приглашение участвовать в общероссийской конференции от обеих организаций. Он ответил им категорическим отказом, мотивируя его тем, что любая из этих конференций якобы приведет к окончательному расколу партии.
Это была глубоко ошибочная позиция, приносившая вред рабочему движению России. В условиях нового революционного подъема необходимо было возродить партийные организации в России и за границей, разлагаемые беспринципной политикой ликвидаторов, сторонников группы «Вперед» и троцкистами.
В январе 1912 года в Праге собралась общепартийная конференция РСДРП, решения которой имели важнейшее значение для дальнейшего укрепления большевистской партии. Плеханов же остался за порогом революционной марксистской партии рабочего класса России, и это предопределило дальнейшую его судьбу как политического деятеля.
7. «За единство враждующих братьев»Статьи Плеханова 1911–1912 годов содержат убедительную критику ликвидаторов, впередовцев, троцкистов и других оппортунистических групп. И вместе с тем он продолжал нападать на большевиков. Позицию Плеханова по политическим и тактическим вопросам можно охарактеризовать названием статьи, напечатанной в октябре 1911 года в № 15 «Дневника социал-демократа» – «Всем сестрам по серьгам».
Однако, несправедливо обвиняя Ленина, большевиков в расколе партии, Плеханов долгое время редко касается их тактических взглядов, да и тон его замечаний в адрес большевиков был значительно мягче и уважительнее, чем критика меньшевиков.
Но как же быть Плеханову дальше? Оставаться вне партии? Ближе он был в то время к большевикам. Последние годы, идя с ними рука об руку в борьбе с ликвидаторском, философским ревизионизмом, богостроительством, он чувствовал, что его влияние в русском революционном движении снова становится значительным. Он печатается в большевистских изданиях, совместно с большевиками выступает на собраниях.
Не раз выступает Плеханов за новое объединение всех частей бывшей РСДРП в единую партию. Это была бесплодная и безнадежная, вредная для революционного движения России идея – соединить революционную социал-демократию с меньшевиками и другими оппортунистическими группами было уже невозможно.
С апреля 1912 года Плеханов на свои средства начинает издавать газету «За партию». Газета эта была хилой, выходила нерегулярно и доставляла массу хлопот ее редактору и основному автору – Плеханову.
В газете он продолжает выступать против ликвидаторов.
Уже после Пражской конференции Плеханов и Ленин обменялись письмами.
Когда в августе 1912 года в Вене собралась конференция, объединявшая антипартийные группы и течения социал-демократического движения России, Плеханов отказался участвовать в ее работе. Он разоблачал решения этой конференции, которая получила в большевистской печати название «Августовский антипартийный блок». Плеханов писал о ней: «…раскольничья конференция представляет нечто в полном смысле слова невероятное как по своему составу, так и по жалкому ничтожеству своих результатов. Но и эта невероятная конференция, совершив несколько вопиющих нарушений партийного права, явится новым препятствием к восстановлению партийного единства. А между тем партийное единство необходимо» (1—XIX, 435).
Ленин, не поддерживая «примирительную» позицию Плеханова, его идеи о необходимости единства с оппортунистами, использовал в своих статьях критику Плехановым Августовского блока. Он писал: «…августовская конференция ликвидаторов даже примирителем Плехановым была названа «жалкой», ликвидаторской… и резолюции ее «дипломатией», т. е., прямее говоря, обманом» [84]84
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 22, с. 341.
[Закрыть].
«Примиренческая» позиция Плеханова приносила вред рабочему движению не только в России, но и в международных кругах. Ведь он для деятелей социалистического движения многих стран, входивших во II Интернационал, был одной из известных фигур в российской социал-демократии. К его мнению прислушивались и левые круги Интернационала, и его организационный центр – Международное социалистическое бюро, членом которого Плеханов был все годы его существования.
Когда в МСБ обратились с жалобой меньшевики, прося призвать к ответу большевиков, которые якобы привели партию к расколу, секретарь МСБ Гюисманс обратился за разъяснением к Плеханову.
Георгий Валентинович очень надеялся, что МСБ и видные деятели Интернационала помогут вновь «склеить» расколовшуюся РСДРП, и снова, как на IV и V съездах, споря и не доверяя друг другу, но все же будут сидеть в одном зале представители всех течений, причисляющие себя к российской социал-демократии.
Георгий Валентинович ответил Гюисмансу:
«Дорогой товарищ!
Я получил присланную мне Вами копию принятой в Париже русской резолюции.
Так как авторы этой резолюции ссылаются на меня, то я считаю своей обязанностью сказать Вам откровенно то, что мне известно о затронутом в ней предмете.
Не касаясь некоторых подробностей, которые мне кажутся не совсем точными, и слога этой резолюции, свидетельствующего о крайнем раздражении, надо признать, что ее содержание, к сожалению, соответствует истине.
Факт тот, что конференция, о которой говорится в резолюции, объединила делегатов лишь одного, довольно сильного, направления нашей партии. Точно так же неоспоримо, что, присвоив себе власть, принадлежащую целой партии, конференция эта совершила действие, весьма значительно приблизившее нас к расколу, который, разумеется, был бы очень вреден. (Здесь Плеханов говорит о Пражской конференции большевистской партии и неправильно, с меньшевистских позиций обвиняет большевиков, осуществивших окончательное размежевание с оппортунистами-меньшевиками в «расколе единой партии», которая уже не существовала в течение ряда лет как единое целое. – Авт.) Раскол тем более вероятен, что все организации, не принявшие участия в названной конференции, – а они составляют значительное большинство, – приготовляют другую. Когда она состоится, раскол сделается фактом. (Здесь Плеханов говорит уже о созыве Венской конференции антипартийных групп в августе 1912 года. – Авт.)
Я уверен, что Международное Социалистическое Бюро не может одобрить этого способа осуществления амстердамской резолюции о социалистическом единстве, и я спрашиваю, не могло ли бы оно своим вмешательством предотвратить угрожающее нам зло».
Потом, окончив уже письмо и подписавшись, сделал приписку: «P. S. Прошу Вас заметить, дорогой гражданин, что речь идет не о том, чтобы найти виноватого, а лишь о том, чтобы не склонять весов ни в ту, ни в другую сторону, беспристрастно бороться с разделением» (1—XIX, 416–417).
Это письмо Плеханова, пытавшегося во что бы то ни стало «примирить» в одной партии революционеров и оппортунистов, способствовало тому, что многие деятели II Интернационала, в том числе и лучшие из них – А. Бебель и Р. Люксембург, – порой занимали по отношению к большевикам неверную позицию, пытаясь обвинить их в расколе и толкнуть на объединение с меньшевиками и другими оппортунистическими течениями.
Зиму 1912/13 года Плехановы, как все последние годы, провели в Сан-Ремо. Георгий Валентинович по-прежнему много работал.
Осенью 1912 года Плеханов ездил в Брюссель на чрезвычайное заседание Международного Социалистического Бюро, которое было созвано в связи с угрозой перерастания войны на Балканах в мировую войну. На обратном пути он заехал в Льеж, а потом в Париж, где прочитал рефераты на тему «Искусство и общественная жизнь». Вскоре эти рефераты в переработанном и дополненном виде были напечатаны в журнале «Современник».
Для ленинской «Правды» Плеханов написал несколько статей против ликвидаторов, которые он назвал «Под градом пуль». В то время, когда газета Плеханова «За партию» распространялась плохо и влачила жалкое существование, он, видимо, хотел, чтобы его антиликвидаторские статьи прочитало как можно больше сознательных рабочих в самой России.
Ликвидаторы и другие меньшевики были возмущены действиями Плеханова, его сотрудничеством с большевиками, с ленинской «Правдой». В. Засулич писала Л. Дейчу 11 мая 1913 года: «А Жорж как безобразничает в «Правде». Волосы дыбом становятся». Дейч отвечал, что ему пишут из России о победе ленинцев в рабочих куриях и что в этом «большую роль сыграл Георгий Валентинович, который вредит одним и помогает другим».
Весной 1913 года Плеханов серьезно заболел крапивной лихорадкой. Положение было очень серьезным. Не доверяя себе – ведь лечить близких людей особенно трудно, – Розалия Марковна пригласила известного итальянского врача. Он подтвердил диагноз и определил причину болезни – тяжелое длительное переутомление. Но болезнь удалось победить, и Георгий Валентинович поправился.
Однако для окончательного выздоровления необходим был настоящий отдых. Розалия Марковна давно мечтала о поездке в Неаполь вдвоем с мужем, и наконец ее мечта могла быть осуществлена.
В середине июня 1913 года, попрощавшись с больными и медицинским персоналом санатория в Сан-Ремо, они сели в поезд, отправлявшийся в Рим.
Рано утром Плехановы прибыли в «Вечный город». Георгий Валентинович был радостно возбужден, он вспоминал свою поездку по городам Италии в 1908 году.
– Я хочу тебе показать Помпею. Ты увидишь, какой это сказочный город, – говорил он с улыбкой.
– Я представляю, ведь ты привез целый альбом с видами раскопок Помпеи.
– Это все не то.
С вокзала направились прямо на площадь Св. Петра, чтобы посмотреть на него ранним утром, когда солнце еще низко и лучи его озаряют храм сбоку. Величие и гармония собора заставили забыть об усталости.
Полюбовавшись на гробницу Кавура и на «Пиету» Микеланджело, Плехановы сняли номер в дешевой гостинице, переоделись и отдохнули. Они наметили себе программу осмотра – Форум, музей Ватикана, Сикстинская капелла. И все это за два дня.
Осмотрев главные достопримечательности Рима, Плехановы выехали в Неаполь. Прибыли они туда тоже ранним утром и сразу же устроились в маленьком французском отеле на берегу Неаполитанского залива. Шум от криков уличных торговцев, треск колес по мостовой, громкий говор толпы – все это создавало своеобразную, звучную симфонию.
В первый же день посетили Национальный музей Неаполя.
Георгий Валентинович был неутомим. Он всегда возил с собой несколько книг по истории того города, куда они направлялись, и не только наслаждался красотой, но и изучал искусство Италии.
В своих воспоминаниях Р. М. Плеханова пишет о поездке в Италию.
– У меня, – говорила она, – какое-то двоякое впечатление. Сколько уничтожено культурных ценностей слепыми силами природы! Но нельзя не восхищаться остатками искусства древних греков и римлян. Ведь многие современные города отстают по своей архитектуре от тех, которые были много сотен лет назад.
– У меня тоже такое чувство, – соглашался Плеханов. – Но меня утешает мысль, что эти ценности не совсем пропали. И на Форум, и в Помпею стекаются ученые, архитекторы, инженеры, чтобы изучить тайны их постройки, их гармонию. Нет! Человеческий гений не пропадает, он, вооружившись старым, идет вперед к новым знаниям, к новым открытиям.
На следующий день решили отдохнуть, а потом двинуться на Везувий. Но планы их были нарушены приглашением А. М. Горького посетить его на Капри.
«Алексей Максимович и Екатерина Павловна приняли нас, – пишет Р. М. Плеханова, – чрезвычайно приветливо, угощали нас как истые русские хлебосолы. В течение дня, во время прогулок и за столом во время обеда, и вечером во время чая лилась оживленная беседа главным образом между Георгием Валентиновичем и Алексеем Максимовичем об Италии, Неаполе, его художественных богатствах, о нравах итальянцев, о социалистическом движении, итальянских социалистических лидерах, и я поражалась начитанности и природному уму писателя-пролетария.
Когда мы расстались поздно ночью с любезными хозяевами, Георгий Валентинович рассказал мне, что по поводу его полемической статьи, направленной против «богоискателей» и горьковской «Исповеди», у него был разговор с Алексеем Максимовичем. Алексей Максимович дружественным тоном сказал Георгию Валентиновичу: «Строго вы, Георгий Валентинович, отнеслись к моей «Исповеди». Здорово пробрали меня». На что Георгий Валентинович ответил, что ставит высоко его художественный талант, но считал своей обязанностью решительно восстать против того, что он считал вредным в идеологических взглядах его как социалиста. Георгий Валентинович тут же добавил: «Вы, Алексей Максимович, изменились, бросили свою мистическую точку зрения на задачи человечества и пролетариата. Если да, то развивайте вашу теперешнюю точку зрения, я напишу об этом и отдам должное вашему теперешнему миросозерцанию»…
Был разговор о тактике большевиков и ликвидаторов. К последним Алексей Максимович относился с большой неприязнью…
О приезде Плеханова на Капри Горький пишет А. Н. Тихонову и И. П. Ладыжникову. Последнему он сообщает: «Здесь – все по-старому, кроме одной крупной новости: был у меня Плеханов. Свидание очень интересное, кажется, мы установим добрые отношения, говорили о многом, откровенно и подробно. Идею пересмотра программы в связи с запросами современной русской жизни и включение в нее одним из пунктов борьбу с алкоголизмом он находит очень удачной, своевременной, исполнимой. Находит и возможной и естественной гегемонию в России социалистической идеологии. Вообще – все было очень недурно. Лично он мне понравился, и мне кажется, что с ним можно пиво варить новое».
Отдохнув немного в Неаполе, Плехановы вернулись в Сан-Ремо, полные впечатлений и новых сил. Плеханов сразу же написал Горькому. «Многоуважаемый и дорогой Алексей Максимович! Прежде всего позвольте поблагодарить Вас обоих за то очаровательное (поистине очаровательное!) радушие, с которым Вы нас приняли у себя на Капри. Моя жена говорит, что из всех впечатлений, вынесенных нами из поездки на юг Италии, самым приятным и сильным было впечатление, доставленное экскурсией к Вам. Я совершенно согласен с ней. Я видел много людей, но редко я выносил из встреч с ними такой запас бодрости, какой вынес я из последней встречи с Вами. Будьте здоровы, это все, чего можно пожелать Вам, – все остальное у Вас есть; талант, образование, энергия, светлая вера в будущее и прочие, этим подобные, неоцененные блага. Живите еще долго и долго и обогащайте нашу художественную литературу Вашими произведениями» (3—VI, 399–400).
Горький ответил, и завязалась переписка, которая длилась вплоть до войны.
В Сан-Ремо Плеханова ждало письмо Ленина от июня 1913 года: «Уважаемый Георгий Валентинович! По поручению шести депутатов социал-демократов я обращаюсь к Вам с предложением приехать летом на несколько недель в Закопане для прочтения лекций по тем вопросам марксизма и социал-демократического движения, которые Вы выберете. Нам пишут сегодня из Питера, что возможен также приезд четырех депутатов, которые поддерживают ликвидаторов или колеблются (Бурьянова, Туликова, Хаустова и, может быть, даже Манькова). Как меньшевики, они, естественно, придают особое значение вопросу о Вашем участии.
Мы, в свою очередь, считали бы очень полезным участие партийцев разных взглядов в предприятии, которое нам представляется чрезвычайно важным для упрочения связей с рабочими и укрепления партийной работы.
Ввиду конспиративности дела мы ни одной заграничной группе решили не сообщать о плане устройства лекций – тем более, что депутатам грозят, вероятно, особо суровые преследования.
Поронин, где предположено чтение лекций, находится в 7 км по железной дороге от Закопане – одного из лучших горных курортов Галиции. О финансовой стороне дела (покрытие расходов на поездку) можно будет списаться особо, в случае надобности.
Черкните, пожалуйста, согласны ли Вы на это предложение:
Готовый к услугам Н. Ленин» [85]85
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 198–499.
[Закрыть].
Совсем недавно, в конце мая 1913 года, на предложение большевиков в Женеве выступить на собрании, посвященном 15-летию существования партии, Плеханов ответил согласием: «Дорогой тов. Ольга, я с большим удовольствием принял Ваше предложение насчет речи, но я решительно не знаю, когда именно я буду в Женеве: должно быть не раньше июня. Это, очевидно, Вам не подойдет. Я очень жалею об этом: я рад бы был выступить с большевиками. Крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам Г. Плеханов»(4—I, 260).
А на это письмо Ленина Плеханов либо не ответил, либо письмо, в котором Плеханов объяснял невозможность приезда, пропало. Ведь письма к Ленину перлюстрировались, и часть из них не доходила до адресата.
Ленин ждал ответа. Через месяц он писал: «Плеханов, говорят, в Париже. Если можете, повидайте его, архиважно: я ему написал (архиконспиративно – только ему лично) про школу и звал приехать. Молчит, жулябия, Игнатий Лойола, генерал от виляния. Ну, ему же хуже». И далее через несколько строк: «На Туликова серьезные надежды. На остальных (ненаших) меньше. Жаждут «науки» и требуют Плеханова. Дурак будет он, коли не поедет» [86]86
Там же, с. 201–202.
[Закрыть].
