Текст книги "Уставы небес, 16 глав о науке и вере"

Автор книги: Михаил Кацнельсон

Соавторы: Валентин Ирхин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Другим "эмпирическим" критерием истинности физической теории является ее математическая красота:

Нужно сначала высказать несколько общих положений о точках зрения, или критериях, с которых можно критиковать физические теории. Первый критерий очевиден: теория не должна противоречить данным опыта... Во втором критерии речь идет... о предпосылках самой теории, о том, что можно было бы кратко, хотя и не вполне ясно, назвать «естественностью», или «логической простотой» предпосылок... Этот критерий, точная формулировка которого представляет большие трудности, всегда играл большую роль при выборе между теориями и при их оценке... Второй критерий можно кратко охарактеризовать как критерий «внутреннего совершенства» теории, тогда как первый относится к ее «внешнему оправданию» (А. Эйнштейн, Собр. научн. трудов, т. 4, с. 266, 267).

Важность математической красоты физической теории подчеркивалась П. Дираком, предложившим свое знаменитое уравнение, описывающее электрон, исходя из эстетических и формальных соображений. Подробнее об этом говорится в главе 8, посвященной математике. Отметим лишь, что этот критерий является достаточно субъективным (скажем, тот же Дирак считал отвратительной процедуру перенормировок в квантовой теории поля; дальнейшее развитие науки показало исключительную важность концепции «перенормируемости»). В целом, наука так и не смогла выработать единый, применимый во всех ситуациях и не знающий исключений критерий истинности своих собственных утверждений. Поэтому неудивительно широкое распространение в научной среде позитивистских взглядов, когда проблема истинности подменяется проблемой «общезначимости» (но еще Галилей говорил, что в науке мнение одного может быть важнее мнения тысячи), «экономичности описания» и т.д. Хотя позитивизм можно рассматривать как по-своему естественную реакцию на слишком легковесные «натурфилософские» спекуляции в духе Гегеля (не говоря уже об Энгельсе), отрицание существования объективной истины психологически чрезвычайно неблагоприятно для успешной научной работы. Гротескный образ «того, кто управляет Вселенной», позитивиста и агностика, создан английским писателем-фантастом Д. Адамсом в романе «Ресторан в конце Вселенной»:

– Вы управляете Вселенной? – выпалил Зафод. Мужчина улыбнулся:

– Стараюсь не делать этого. Вы промокли?

Зафод посмотрел на него удивленно:

– Разве не видно, что мы промокли?

– Мне представляется, что промокли. Но возможно, вы на этот счет другого мнения...

–Как ваше имя? – спросил Зафод.

– Вы думаете, у меня есть имя? Стоит ли давать имя средоточию смутных сенсорных ощущений?...

Зарнивуп вынул из кармана блокнот.

– Итак, – начал он, – вы управляете Вселенной?

– Трудно сказать, – сказал хозяин.

Зарнивуп сделал пометку в блокноте.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– А-а, – сказал хозяин, – это вопрос о прошлом?

– Да, – подтвердил Зарнивуп.

– Как же я могу вам ответить? Разве прошлое не есть фикция, придуманная для того, чтобы объяснить различие между непосредственным физическим ощущением и состоянием ума?...

– Но там же целая Вселенная! – воскликнул Зарнивуп. – Вам не удастся уклониться от своих обязанностей, заявляя, что ее не существует!

– Я принимаю решения только о том, что касается моей Вселенной, подчеркнул хозяин. – Моя Вселенная – это мои глаза и мои уши. Все прочее не более чем слухи...

– Но те решения, которые принимаются здесь, в этой хижине, влияют на жизни и судьбы миллионов людей. Ведь это ужасно!

– Право, не знаю. Я никогда не встречал всех этих людей. Я думаю, и вы их не встречали. Они живут лишь в словах, которые мы слышим. Безрассудно говорить, что нам известно что-либо о других... У каждого у них своя Вселенная – свои глаза и уши...

– Так вы верите, что другие люди существуют? – настойчиво продолжал Зарнивуп.

– Кто знает?... У меня нет твердого мнения на этот счет...

– Неужели вы не понимаете, что от одного вашего слова зависит жизнь и смерть цивилизаций?

Правитель Вселенной прислушался к слабому звуку двигателей стартующего корабля, потом заговорил, стараясь заглушить его:

– Я никак не связан с цивилизациями. Я не жесток, – и нежно погладил кота.

– Хорошо, – не сдавался Зарнивуп, – откуда вам тогда известно, что существует этот кот?

– Я не имею об этом ни малейшего понятия. Мне просто приятно вести себя соответствующим образом по отношению к тому, кто (или что?) представляется мне котом... Знаете, я, кажется, немного устал.

В целом создается впечатление, что современная наука и тесно связанная с ней европейская философия Нового времени так и не смогли предложить убедительную альтернативу взглядам своих основоположников, которые, в сущности, отстаивали самоочевидность истины.

Что касается меня, то я никогда не сомневался в том, что истина является столь ясным трансцедентально понятием, что невозможно его игнорировать; конечно, мы всегда каким-то образом проверяем весы, прежде чем ими воспользоваться. Но об истине мы ничего не узнали бы, если бы не знали ее уже по натуре (Р. Декарт, цит. по: М. Мамардашвили, Картезианские размышления, с. 91).

Такие высказывания известны с глубокой древности:

Мы в себе самих имеем средство раскрытия лжи и доказательства истины (Пифагор).

В конечном счете, для этих мыслителей вера в способность человека познать истину коренилась в их религиозных взглядах: Бог создал мир и человека таким образом, что человек способен познать мир.

Если бы истина устанавливалась всегда впереди и мы действительно двигались бы по асимптоте к некоторой абсолютной истине, никогда ее не достигая, а имея все время лишь относительные истины, то, как вы сами понимаете, ни в одной точке этого движения никто никогда никакую истину вообще не мог бы высказать... Итак, мы двинулись. Двинулись! – требует Декарт... Двинулись в ... зазоре первичного шага мира. Потому что на первом шаге законов нет, они появятся только на втором, и нужно мыслить в зазоре между шагами... Но мыслить уже с символом, имея символ бесконечной мощи мышления. То есть символ Бога... И то, что мы можем понять, мы можем понять только духовно, то есть не по законам объекта, а по законам духа...

Нечто красиво, потому что Бог так установил... Он так сделал, и потому это истина (М. Мамардашвили, Картезианские размышления, с. 98-99, 115).

К близким выводам приходят и наиболее глубоко мыслящие современные ученые. Широко известен афоризм Эйнштейна «Бог изощрен, но не злонамерен», названный Н. Винером «больше, чем афоризмом, положением, выражающим основы научного метода» (Кибернетика и общество, с. 48; как пример идеологической борьбы лингвистическими средствами, отметим, что в этом советском издании вместо «изощрен» стоит «коварен»; по-немецки raffiniert). Имеется в виду, что мир является «честным противником» ученого и не оказывает активного сопротивления попыткам его познать: наука – это разгадывание загадки, а не война с природой.

Ученый-исследователь должен всегда проводить свои эксперименты, не боясь, что природа со временем раскроет его приемы и методы и изменит свою линию поведения (Н. Винер, там же).

В то же время, для обоснования возможности научного познания и научной истины приходится ссылаться на волю Божью.

Потребность в познании является неустранимой для религиозного человека. Разумеется, в первую очередь речь идет не о научном познании, а о познании Бога, Который и составляет единственную Истину и Реальность. Требование «поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» прямо содержится в Новом Завете (Ин 4:23). По словам раннего учителя церкви Климента Александрийского, если бы можно было отделить познание Бога от вечного спасения и ему было бы нужно выбрать между познанием Бога и вечным спасением, он выбрал бы познание Бога (Строматы, цит. по: Л. Шестов, Афины и Иерусалим).

Религиозный подход к проблеме познания в корне отличается от позитивизма и агностицизма. За словами «Бога не видел никто никогда» (От Иоанна 1:18) в том же новозаветном стихе следует: «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Еще ниже читаем:

Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? (От Иоанна 14:8-9)

Подход индуистской веданты основан на освобождении через истинное знание.

Мы отвечаем, что Брахман известен. Брахман – всезнающий и наделенный всеми способностями, чья сущностная природа есть вечная чистота, разум и свобода, – существует... Более того, бытие Брахмана известно на том основании, что он составляет "я" каждого. Ибо каждый осознает существование [собственного] "я" и никогда не думает: «я не есмь.» И это "я" есть Брахман (Шанкара, комментарий к Веданта-сутре).

Впрочем, и здесь нет однозначности. Согласно учению Будды, наоборот, существование "я" (атмана) является серьезнейшим проявлением иллюзии (неведения, тщеславия), от которого необходимо освободиться.

Об освобождении через познание истины говорит и Евангелие (см. эпиграф к главе). Слова о знании из книги Иова (38:4-21), приведенные в гл.2, также можно понимать не только иронически. Основную роль в правильном познании играет вера.

Исполненный веры обретает мудрость (знание)... Но невежественные, лишенные веры, неуверенные – те идут к погибели. Для сомневающихся нет ни этого мира, ни иного, ни счастья (Бхагавадгита 4:39-40, ср. с Рим.14:23).

Но твердые в знании из них, и верующие, которые верят в то, что низведено тебе и что низведено до тебя, и выстаивающие молитву, и дающие очищение, и верующие в Аллаха и последний день, – этим Мы дадим великую награду! (Коран 4:160 (162))

Вера имеет ряд аспектов, которые кажутся на первый взгляд не соответствующими обычному словоупотреблению. Их можно рассмотреть на примере следующих цитат из буддийских текстов (см. обсуждение подхода буддизма в гл.3; в санскрите для слова «вера» имеются несколько переводов):

Того, кто живет без созерцания удовольствий, сдержанного в своих чувствах и умеренного в еде, полного веры и решительности, – именно его не может сокрушить Мара, как вихрь не может сокрушить каменную гору (Дхаммапада 8).

У того, чья мысль нестойка, кто не знает истинной дхаммы, чья вера колеблется, – мудрость не становится совершенной (Дхаммапада 38).

Человек, который не (!) верует и знает несозданное... – поистине благороднейший человек (Дхаммапада 97).

Добродетель приятна вплоть до старости; приятна стойкая вера; приятно достижение мудрости; приятно воздержание от зла (Дхаммапада 333).

Вера есть семя, покаяние – дождь, разумение – мой плуг и мое ярмо, смирение – дышло моего плуга (Сутта-нипата 76).

Лучшее сокровище в этом мире – вера; Вечный Закон, раз постигнутый, приносит здесь счастье; Истина – сладчайшее в этом мире; и та жизнь назовется лучшею, которая прожита в понимании (Сутта-нипата 181).

Впрочем, и со стороны философии противопоставление веры и знания сомнительно.

Знание в сущности своей и есть подлинная вера; и эти сферы не только не разделимы, но даже и не различимы (А.Ф.Лосев, Диалектика мифа).

Веру и непосредственное знание связывал (по существу, отождествлял) и Гегель. Вера является также необходимой предпосылкой начала любого (в том числе научного) исследования.

Исследование, если оно не основывается на положениях, в истинности которых нельзя усомниться, является невозможным. Но это не означает, что человек просто принимает эти положения на веру... Если я ставлю эксперимент, я не сомневаюсь в существовании прибора, который стоит передо мной. Я могу сомневаться в чем угодно, только не в этом. Если я произвожу вычисления, я принимаю как само собой разумеющееся, что цифры, написанные мной на бумаге, не могут сами по себе исчезнуть. Я также всегда доверяю своей памяти, причем доверяю ей полностью. Уверенность во всем этом сродни моей уверенности, что я никогда не был на Луне (Л. Витгенштейн, О достоверности, 337).

С этой точки зрения, опасной иллюзией является достоверная «реальность» повседневного быта и светской жизни, которая основана на «непосредственном» восприятии и поэтому часто противопоставляется более высоким пластам культуры, требующим духовных усилий. В популярной книге В. Пелевина «Generation П», между прочим, рассказывается о том, что все ведущие мировые политики, бизнесмены и другие, как сейчас модно говорить, «ньюсмейкеры», вообще не существуют в реальности – это просто телевизионные изображения, разработанные средствами компьютерной графики.

– Да ладно, не гони, – неуверенно сказал Татарский. – Их же столько народу каждый день видит. – Где? – По телевизору... А, ну да... То есть как... Но ведь есть же люди, которые с ними встречаются каждый день. – Ты этих людей видел? – Конечно. – А где?

Татарский задумался.

– По телевизору, – сказал он. – То есть понимаешь, к чему я клоню? Начинаю, – ответил Татарский. – Вообще-то чисто теоретически ты можешь встретить человека, который скажет тебе, что сам их видел или даже знает. Есть специальная служба... У них работа такая – ходить и рассказывать, что они наших вождей только что видели.

Для христианства главным в познании являются не усилия человека, а действие Святого Духа:

И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет. Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (От Иоанна 14:16-17,26).

Ибо Дух все проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может (1-е Коринфянам 2:10-15).

По словам Серафима Саровского, цель христианской жизни – стяжание Духа Святого. В то же время,

Дух дышит, где хочет (!), и голос его слышишь (!), а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа (От Иоанна 3:8).

Неожиданную параллель можно найти в священном тексте индуизма:

Этот Атман [дыхание!] не постигается ни толкованием, ни рассудком, ни тщательным изучением – кого избирает этот [Атман], тем он и постигается, тому этот Атман открывает свою природу (Катха упанишада 1.2.23).

Символическое противопоставление видения и слышания (откровения) неоднократно встречается в Библии:

И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания. И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,] где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся (Бытие 3:7-10).

И произнес притчу свою и сказал: говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Божии, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты очи его (Числа 24:15-16).

И говорил Господь к вам [на горе] из среды огня; глас слов [Его] вы слышали, но образа не видели, а только глас ...Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на [горе] Хориве из среды огня, дабы вы не развратились (Второзаконие 4:12-16).

Самая важная часть индуистского канона – веды – называется «шрути» услышанное; буддийские сутры начинаются словами «так я слышал». Приведем также пару дзенских отрывков:

Есть три вида слушания истины: высший, средний и низший. Высшие существа слушают истину духом, средние слушают истину умом, низшие существа слушают истину ушами. Поскольку мы имеем дух, ум и уши, как пожелаем мы слушать истину и какую истину мы будем слушать? (Догэн)

Чоань сказал: Нынешние ученики поверхностны, они ценят собственные уши и пренебрегают глазами – никто из них так и не смог измерить глубинной тайны.

Правильный ответ, который не смог дать Адам и его потомки, постепенно переставшие слышать голос Бога, дается многими праведниками и пророками:

И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня (Исайя 6:8).

Начиная с Авраама (Быт.17:3), праведники падают на свое лицо, слушая Бога.

Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия (Рим.10:17).

Видение в этом мире имеет ограниченный смысл.

Ибо мы ходим верою, а не видением (2 Кор.5:7).

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше (1 Кор.13:11-13).

Помимо внутреннего откровения, христианство не отрицает возможность и даже необходимость внешнего познания Бога через тварное:

Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (К Римлянам 1:20).

Близкие по смыслу цитаты можно найти в Коране:

Поистине, в творении небес и земли, в смене ночи и дня, в корабле, который плывет по морю с тем, что полезно людям, в воде, что Аллах низвел с неба и оживил ею землю после ее смерти, и рассеял на ней всяких животных, и в смене ветров, и в облаке подчиненном, между небом и землей, – знамения людям разумным! (2:159 (164))

Не постигают Его взоры, а Он постигает взоры; Он – проницателен, сведущ! Пришли к вам наглядные знамения от вашего Господа. Кто узрел, – то для самого себя; а кто слеп, – во вред самому себе. Я для вас – не хранитель! Так Мы распределяем знамения, и для того, чтобы они сказали: «Ты учился» – и чтобы Мы уяснили это людям, которые знают (6:103-105).

Официальная позиция римско-католической церкви (которая последнее время активно участвует в общественной жизни), изложенная в папских энцикликах, состоит в том, что научное и религиозное познание не противоречат друг другу, хотя откровению Писания принадлежит ведущая роль:

И до тех пор, пока ученый и богослов остаются в пределах своих дисциплин, между ними не может быть никакого разногласия... У авторов Священного Писания, или, точнее, у Духа святого, говорившего через них, не было намерения раскрывать то, что не имеет никакого значения в плане Спасения, то есть внутреннюю структуру чувственной реальности (Лев XIII, Providentissimus Deus, 18 ноября 1893).

По словам известного католического мистика св. Бонавентуры,

Истина нашей веры находится не в худшем положении, чем все другие истины, но всякая другая истина, могущая быть оспариваемой разумом, может быть им же защищаема, следовательно, таким же образом и истина нашей веры (цит. по кн. Л. Шестова «Афины и Иерусалим»).

В ведантическом индуизме проводится различение внутреннего знания своей подлинной природы и познания иллюзорного внешнего мира:

Ибо знание пробудившегося, который [осознал себя] вездесущим [атманом], отнюдь не простирается на [внешние] сущности (Гаудапада, Мандукья-Карики, 4:99).

В буддийском тексте «Вопросы Милинды» Будде (в отличие от Бога) приписывается не «актуальное», а «потенциальное» всеведение, так что получение информации требует усилия и конечного (хотя и малого) времени:

Да, государь, Блаженный всеведущ, но Блаженный не располагает своим знанием-видением постоянно и непрерывно. Всеведущее знание Блаженного связано с исследованием; исследовав, Блаженный узнает все что угодно.

Христианство провозглашает личностную и проверяемую истину (в то время как абстрактный вопрос Пилата «Что есть истина?» остается без ответа).

А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете. Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (От Иоанна 14:4-6).

Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом; не верующий Богу представляет Его лживым (1-е Иоанна 5:10).

Слова «Я есмь истина», повторенные исламским мистиком ал-Халладжем, стали причиной его преследований и казни ортодоксальными мусульманами. Утверждения о внутреннем критерии истины можно встретить и у философов:

Всякий, кто имеет истинную идею, знает также, что истинная идея заключает в себе высшую достоверность, ибо иметь истинную идею – это значит ни что иное, как сполна или наилучшим образом постигать вещь, и сомнение в этом познании возможно лишь в том случае, когда идея считается чем-то немым, подобно картине на доске, а не модусом мышления, т.е. самим познающим (Спиноза, Этика).

(см. также приведенные выше цитаты из Декарта и из Пифагора). Против «объективной» внешней истины, против принудительных «метафизических» истин протестовали многие западные мыслители (см. обзор в книге Л. Шестова «Афины и Иерусалим», а также обсуждение вопроса о законе в гл. 6).

Понимание истины "субъективно" и в буддизме.

Вы сами должны сделать усилие. Татхагаты – единственные учителя. Те, кто следует этим путем и самоуглублен, освободится от оков Мары (Дхамапада 276).

О, Ананда, ты должен быть светильником самому себе. Полагайся только на себя и не рассчитывай на помощь со стороны. Уверенно держись истины, словно светильника и убежища, и не ищи убежища где-либо вне себя (Махапаринирванасутра, излагающая предсмертные слова Будды).

При этом истина понимается не в логическом смысле и не выражается универсально и однозначно. В некотором смысле буддийский подход является «прагматическим»:

Все словесные учения существуют просто для лечения болезней. Поскольку болезни не одинаковы, не одинаковы также и средства. Вот почему иногда говорится, что будда есть, а иногда – что будды нет.

Истинные слова – те, что лечат болезнь. Если лечение действенно, слова истинны; если слова не лечат болезнь, они лживы.

Истинные слова лживы, если они порождают самоуверенные мнения. Лживые слова истинны, если они отсекают заблуждения. Поскольку болезни нереальны, для них существуют только нереальные средства (Бай-чжан).

Все это, однако, не уменьшает уверенности в истине.

И что бы Татхагата ни говорил, чтобы воспитать людей, и что бы он ни произносил – является ли он в своем облике или в чужом, говорит ли от своего лица или от чужого, – все эти речи о дхарме преподаются Татхагатой как фактически истинные, и нет в них лжи, вложенной Татхагатой. Ибо Татхагата видел тройственный мир таким, каков он есть в действительности: он не рожден и не умирает; в нем нет ни кончины, ни перерождения, ни сансары, ни нирваны; он не реален и не нереален; он не существует и не не существует, ни так, ни иначе, ни ложно, ни неложно. Не таким Татхагата видел тройственный мир, каким его видит тупое простонародье. Татхагата видит реальность дхарм лицом к лицу; поэтому он не может обманываться на их счет. Какие бы слова ни произносил Татхагата, они истинны, не ложны, и не иначе...

Так как природа у живых существ разная, у них разные желания, деяния и мысли, и, желая взрастить в них корни добра, Татхагата с помощью различных рассуждений, сравнений и слов по-разному проповедует Дхарму. Деяния, совершаемые буддой, еще никогда не были бесполезными... Все эти учения проповедуются посредством Единой Колесницы Будды, и эти живые существа все в конце концов обретут всепроникающее знание (Лотосовая сутра).

На Востоке большую роль играет личная передача истины от конкретного живого учителя (напротив, в теософских традициях часто говорят о связи с мифическими махатмами Шамбалы). Эта передача часто бывает невербальной.

Один неверующий философ попросил Будду: «Поведайте мне истину, не говоря и не безмолвствуя». Будда сидел в молчании. Философ поклонился и сказал: «Вы, Высокочтимый, своей любовью и состраданием развеяли мои заблуждения и наставили меня на путь истины». Когда философ ушел, Ананда спросил Будду, что же тот постиг? Будда ответил: «Добрый конь пускается вскачь, завидев тень от плетки». Умэнь заметит: Ананда был учеником Будды, но понимал еще меньше, чем неверующий. Насколько же велико различие между неверующими и учениками Будды? (Хуэйкай, Застава без ворот)

Современный духовный учитель Дж.Кришнамурти, хотя вначале и был связан с индуистской и буддийской (а также теософской) традициями, затем резко отрицательно относился к самой концепции «ученичества» и учителя-гуру.

Я начинаю с начала. Я ничего не знаю о просветлении, понимании, процессе, сравнении, становлении. Я отбросил их. Я их не знаю. Знание – это средство получить удар, и традиция является тем инструментом, который наносит мне удар. Мне не нужен этот инструмент, и потому я не получаю удара. Я начинаю с полной невинности. Невинность означает ум, неспособный получить удар. И вот я спрашиваю себя: почему же они не увидели того простого факта, что фиксированной точки нет? Почему? Зачем они настолько загромоздили человеческий ум, что мне теперь приходится продираться сквозь все это, отвергать его?.... Они сказали, что просветление – нечто такое, что должно быть достигнуто с помощью времени, дисциплины, гуру... Зачем одни люди навязали другим то, что не является истинным? Люди мучили себя, увечили, чтобы достичь просветления, как будто просветление – это нечто неподвижное. И они закончили слепотой. Я думаю, уважаемый, именно поэтому так называемый заблуждающийся человек гораздо ближе к истине, чем тот, кто занимается практикой для достижения истины. Человек, практикующий истину, делается нечистым, нецеломудренным (Дж. Кришнамурти, Традиция и революция, СПб, 1994, с. 179).

Как подчеркивают и ортодоксальные учения, в конечном счете человек должен искать учителя, как и Бога, внутри себя.

Я все победил, я все знаю; при любых дхаммах я не запятнан. Я отказался от всего, с уничтожением желаний я стал свободным. Учась у самого себя, кого назову учителем? (Дхамапада 353)

В суфийской традиции истина преподается «для данного времени, данного лица и данной цели». С другой стороны,

Истина едина, она является множеством, и [так] ради нас, чтобы научить нас этому единству посредством любви через множество (Евангелие от Филиппа 12).

Хотя вопрос о рациональной логике является здесь второстепенным, в религиозных традициях и учениях ему также уделяется внимание. В отличие от аристотелевой логики, в Индии был принят пятичленный силлогизм.

Пятью членами силлогизма являются пратиждня или суждение (холм в огне), хету или основание (потому что он дымится), удхарана или поясняющий пример (все, что огненно, дымится, как, например, кухонный очаг), упаная или применение общего (а это есть холм), нигамана или утверждение заключения (следовательно, холм в огне) (С.Радхакришнан, Индийская философия).

Хотя европейскому читателю почувствовать различие от трехчленного аристотелевского силлогизма не слишком просто, такая схема открывала более широкие возможности (см. также Ф.И.Щербатской, Теория познания и логика по учению позднейших буддистов). При этом существовало много философских школ с богатыми традициями. Системы индийской и буддийской логики богаче европейской (например, четырехзначная логика «да», «нет», «и да , и нет», «ни да, ни нет»; закон противоречия считается неприменимым для сверхчувственных представлений), но и они часто ниспровергаются в буддизме и ведантическом индуизме:

Есть вопросы из области мнений, который Блаженный оставил без ответа, не разъяснил, отклонил: вечен мир или невечен; конечен мир или бесконечен; одно ли и то же душа и тело, или тело – одно, а душа – другое; существует ли татхагата после смерти или не существует; или и существует, и не существует; или ни существует, ни не существует... Почему, сын Малункьи, это мною не разъяснено? В этом нет смысла, это не служит брахманскому житию, отвращению, бесстрастию, пресечению, умиротворению, постижению, просветлению, упокоению (Малая сутра о Малункье).

Утверждая, что атман «существует», «не существует», «существует и не существует», или же «не существует и не не-существует», глупец набрасывает покров [на идею атмана], говоря об «изменчивости», «постоянстве», о них обоих вместе, а также об их совместном отсутствии (Гаудапада, Мандукья-Карики, 4:83).

Вообще, выход за пределы оппозиций и движение к Единому является целью многих религиозно-философских учений. Следует отметить, что в одном из современных направлений, исследующем основания математики – интуиционизме обычные законы логики (в частности, закон исключенного третьего – «либо А, либо не А») также не считаются применимыми для бесконечных множеств.

Использование необычных систем логики обусловлено не формальными упражениями, а "утилитарными" (но в то же время часто достаточно высокими) соображениями – поисками путей реализации духовных потребностей человека. Следующий отрывок за компанию характеризует и "женскую логику".

– У нас, – сказала Алиса, – больше одной пятницы разом не бывает!

– Какое убожество! – фыркнула Черная Королева. – Ну, а у нас бывает шесть, семь пятниц на неделе! А зимой мы иногда берем сразу десять ночей чтоб потеплее было!

– Разве десять ночей теплее, чем одна? – рискнула спросить Алиса.

– В десять раз теплее, конечно!

– А, может, в десять раз холоднее! – заметила Алиса!

– Совершенно верно! – вскричала Черная Королева. – В десять раз теплее и в десять раз холоднее. Точно так же, как я в десять раз тебя богаче и в десять раз умнее (Л.Кэрролл, Алиса в Зазеркалье).

Тему женщины (которой он отказывает в логике, интеллекте и этике) с большим эмоциональным напряжением обсуждает также О. Вейнингер:

Существо, не понимающее и не желающее признать, что А и не-А исключают друг друга, не знает препятствий для обмана, существу этому чуждо само понятие лжи, так как противоположное понятие – правда – для него не закон; такое существо, раз уж оно наделено даром речи, лжет, даже не сознавая этого (Пол и характер).

Если говорить о различии формальной логики и реальной жизни более серьезно, нужно помнить, что

... полагающиеся на словесные доказательства обязательно будут опровергнуты, пусть и не сейчас, от твоих доводов; ведь «всякое слово борется со словом»... Мы называем истинным воззрением не знание, добываемое рассуждениями и умозаключениями, а знание, являемое делами и жизнью, единственное не просто истинное, но прочное и непоколебимое (Григорий Палама, Триады, 1.1.1, 1.3.13).

Утверждением ничего нельзя утвердить. Отрицанием ничего нельзя отвергнуть (дзен).