Текст книги "Уставы небес, 16 глав о науке и вере"

Автор книги: Михаил Кацнельсон

Соавторы: Валентин Ирхин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)

Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас (К Ефесянам 4:6).

Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть (2 Кор.13:5).

Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? (1 Кор.3:16)

Ибо всякий дом устрояется кем-либо; а устроивший все есть Бог... А Христос – как Сын в доме Его; дом же Его – мы, если только дерзновение и упование, которым хвалимся, твердо сохраним до конца (К Евреям 3:4-6).

Целью христианина является обожение – по известному святоотеческому изречению, «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». В православии проблема трансцендентности и имманентности Бога решается именно на основе положения о различии сущности Бога и его энергий (см. главы 7,13,14).

Принципиальную позицию в вопросе о первичности внутреннего мира человека занимает и буддизм:

Живые существа изначально обладают сознанием Будды, вне живых существ нет никакого сознания Будды. Для омраченного Будда есть живое существо. Для просветленного живое существо есть Будда (Сутра Помоста Шестого Патриарха).

В адвайта-веданте (предельно недуалистическое толкование Вед Шанкарой, которое считается вершиной индуизма) Бог является единственной реальностью. При этом провозглашается тождество индивидуальной души (дыхания, духа) Атмана и безличного Бога – Брахмана (на другом языке – тождество субъекта и объекта). В то же время подход веданты, вопреки частому мнению, не означает пантеизма:

Вездесущий, внутри и снаружи, Тот, Который весь движущийся мир заставляет казаться [тем, что он есть], Он, вечный, светит как жар в раскаленном железном шаре. Вечный не есть движущийся мир; Он отличен от него. Тем не менее, все, что не Он, – ничто и само по себе недействительно. Все, что кажется чем-нибудь иным, чем Вечный, есть обман, подобный миражу в пустыне (Шанкара, Атма-Бодха, 61-62).

Интересно, что те же образы можно найти в христианском предании.

Каким образом Божественное пребывает во плоти? Как огонь в [раскаленном] металле, не путем перехода [одного в другое], но путем передавания. Ибо огонь не переходит [не превращается] в металл, но, оставаясь сами собою, передает последнему собственную силу, не умаляющуюся такой передачей и наполняющую всю массу [металла], которая становится причастна ему (Василий Великий, О святом рождестве Христовом).

Аналогичные отличия суфизма от пантеизма обсуждаются в книге М. Степанянц «Философские аспекты суфизма». При этом и в индуизме подход адвайта-веданты не является единственным. Например, в веданте Рамануджи и вишнуизме (в частности, кришнаизме) признается относительная двойственность личного Бога и человека. Такая же дискуссия между различными школами индуизма шла по вопросу о сохранении индивидуальной личности человека после его освобождения и соединения с Богом. Эти вопросы являются центральными для всех религий, и вряд ли мы можем предложить в нашем труде окончательный ответ на них.

3. Альтернативные и нетрадиционные факторы современного западного мировоззрения

Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать. Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа (Екклесиаст 1:15-17).

Правда не скроет собой лжи. Кривое не заслонит прямое.

Одна стрела сбивает одного орла. Две стрелы – это уже слишком много.

Когда добрый человек проповедует ложное учение, оно становится истинным.

Когда дурной человек проповедует истинное учение, оно становится ложным.

На Пути нет хоженых троп. Тот, кто им идет, одинок и в опасности (дзен).

Совсем недавно один московский физик А.В. после нескольких моих бесплодных попыток обнаружить у него метафизическое мышление сказал: «А ведь как было бы хорошо, А.М., если бы вы, буддист, объяснили бы нам, евреям, как вы с вашей точки зрения видите положение евреев в стране». Сначала я подумал: «Господи! Да ведь для меня, как буддиста, не может быть ни русских, ни евреев, ни страны, ни положения. Да ведь и для них, как для евреев, не должно существовать ничего, кроме Торы и Воли Господней». А потом я подумал: «Господи! Да ведь я такой же буддист, как они – евреи...» (А.М. Пятигорский, Заметки о «метафизической ситуации»).

Теперь мы перейдем к обсуждению духовных факторов западного мировоззрения (как современных, так и исторических), выходящих за пределы его первоначальной основы. Эта основа является библейской (иудео-христианской).

Высшие принципы наших устремлений и суждений даны были еврейско-христианской религиозной традицией (А. Эйнштейн, Science and Religion).

В частности, в античности восприятие мира было совершенно иным (см., напр., книги А.Ф. Лосева).

– Алло. Господин Претор. Это Туллий Варрон из 1750-го. Зачем вы посадили ко мне в камеру варвара? Он верит в Бога. Вернее, не верит. Но тоже в Бога. Куда смотрел Комитет? Этот человек не римлянин (И. Бродский, Мрамор).

Очень важно, что личность в современном понимании возникла только с появлением христианства

Я берусь сделать христианином каждого, кого мне удастся приобщить к категории «единицы»... В качестве «единицы» он один, один во всем мире, один перед лицом Бога... (С. Кьеркегор).

Эти обстоятельства признаются даже «передовыми» западными психологами, которые видят свою задачу в освобождении человека от иудео-христианских оков.

С другой стороны, современное мироощущение западного человека (в частности, гуманитарной интеллигенции) даже в религиозном плане уже не является чисто христианским, а в результате двусторонних контактов с Востоком существенно впитало буддийские элементы, часто в искаженном виде (особенно последнее относится к первому знакомству с буддизмом через теософов). Поэтому мы подробно остановимся на гносеологии буддизма (как уже говорилось, онтология в нем занимает подчиненное место), который на первый взгляд резко отличается от традиционных религий. Здесь важен термин "дхарма" (пали – "дхамма"), имеющий много значений: закон, учение, добродетель, элемент, качество, вещь, явление. Дхаммапада, которую иногда называют буддийским евангелием, начинается словами: "Дхаммы обусловлены разумом, разум – их лучшая часть, из разума они сотворены". Таким образом, провозглашается ценность знания:

Писание загрязняется, если его не повторять; дома загрязняются, если за ними не следить; красота загрязняется леностью. Легкомыслие у бдительного грязь; плохое поведение женщины – грязь; скаредность дающего – грязь; и в этом мире и в другом злые дхаммы грязны. Но грязнее всего – грязь невежества, худшая грязь; избавившись от этой грязи, вы, о бхикшу, будете свободными от грязи! (Дхаммапада 241-243)

Буддийское учение говорит о необходимости все проверять на личном опыте и ничего не принимать на веру (хотя вера в «религиозном» смысле, понимаемая как особое чистое состояние сознания и не связанная с характерными для индуизма ритуалами, остается в буддизме важнейшей добродетелью). В то же время оно требует постоянного приложения энергичных осознанных усилий; старые западные представления о «пассивности» буддизма основаны на том, что эта активность направлена преимущественно внутрь.

Одна из трех корзин буддийского канона (Трипитаки) посвящена Абхидхарме – теории дхарм, в частности, метафизике и психологии, которые тесно переплетены в силу общности термина "дхарма" для физических и психических элементов. Личность человека также представляет собой совокупность пяти груд-скандх и не является чем-то устойчивым и реальным (здесь используется образ повозки, которая разбирается на части). Нужно признать, что современные ламы понимают специфику своих европейских учеников и, несмотря на теоретическое отрицание личности буддизмом, рекомендуют им сохранять и укреплять свое личностное ядро как важный инструмент освобождения. Буддизм может служить мощным инструментом теоретической психологии, и ламы часто переходят на ее язык, привычный для западного человека. Кроме того, они в "миссионерских" целях часто свободно оперируют европейскими научными теориями о пространстве, времени и фундаментальных взаимодействиях (см. книги Дандарона, Тартанга Тулку, Трунгпы в списке литературы). Например, в "необуддизме" Дандарона делается попытка синтеза классического буддизма с западной философией и физикой.

В ходе дискуссий со своими оппонентами буддийские ученые достигли значительных успехов в диалектике (пожалуй, больших, чем Гегель). Как показал один из основоположников буддизма махаяны (Великой Колесницы – пути бодхисаттвы) Нагарджуна, последовательное применение фундаментального для индуизма и буддизма закона кармы (см. гл.6) приводит к выводу о несуществовании бога-творца. Это доказательство в некотором смысле противоположно известному онтологическому доказательству бытия Бога. "Разрушительная" роль Нагарджуны (который также "опроверг" существование категорий причины, следствия и т.д.) в буддизме иногда сравнивают с ролью таких средневековых схоластов, как Дунс Скот, Оккам и др. (см.гл.4) в философии христианства. Хотя сам Будда Шакьямуни не давал однозначного ответа на вопрос о Боге и душе человека, как и на другие метафизические вопросы, предупреждая об опасности крайностей догматизма и нигилизма (срединный путь!), вывод об отсутствии Бога закрепился в буддийском учении.

"Три главные идеи являются достоянием всякой религии: бытие Бога, бессмертие души и свобода воли [последнее кажется сомнительным для знакомого с протестантизмом – В.И., М.К.]; без них не может быть построено учение о нравственности". Таково учение Канта и с ним европейской науки, равно как таково убеждение широких слоев образованных людей. И вот, однако, существует религия, которая ярким пламенем живой веры горит в сердцах миллионов своих последователей, которая воплощает в себе высочайшие идеалы добра, любви к ближнему, духовной свободы и нравственного совершенства, – которая облагородила и, вместе, внесла цивилизацию в жизнь народов Азии, – и эта религия не знает ни Бога, ни бессмертия души, ни свободы воли. И мало того, что буддизм не знает Бога, самая идея верховного существа, которое для чего-то, – не то для забавы, не то для какого-то хвастовства своею силой создает весь волнующий и страдающий мир из ничего, – эта идея кажется буддисту странной, нелепой (Ф.И. Щербатской, Философское учение буддизма).

В центре буддийского мироздания – человек, который один может выйти из колеса перерождений и достичь освобождения – обитателям других миров, даже богам, оно недоступно.

В канонических буддийских текстах многократно встречается понятие перерождения живых существ.

Если кто лентяй, обжора и соня, если кто лежа вертится как большой боров, накормленный зерном, тот, глупый, рождается вновь и вновь (Дхаммапада 325).

Я называю брахманом того, кто знает свое прежнее существование и видит небо и преисподнюю, кто, будучи мудрецом, исполненным знания, достиг уничтожения рождения, кто совершил все, что можно совершить (Дхаммапада 423).

Тот, кто оспаривает врата Дхармы, погружается во мрак неведения, вовлекая свою собственную природу в круговорот смертей-и-рождений (Сутра Помоста).

Из приведенных отрывков виден условный, а не абсолютный характер перерождения. Оно также имеет весьма слабое отношение к реинкарнации «переселению душ» классического индуизма, поскольку само существование души в буддизме отрицается. В психологическом плане перерождение полностью демистифицируется и понимается просто как смена психических состояний, которая может происходить каждое мгновение (напомним, что в буддизме признается существование лишь потока дхарм, а не устойчивых материальных объектов). Например, обычное падение настроения соответствует рождению в адском состоянии. Психологический и технический смысл подобных концепций подчеркивается и современными учителями.

Забудь, Бога ради, о реинкарнации, о метампсихозе, о карме. Эти термины – подножный корм для объективных идиотов. Эти термины могут только начинать употреблять те люди, которые не только перешли от бессознательной объективности к сознательной субъективности, но уже пробуют, пытаются отринуть свою сознательную субъективность и "перескочить" в объективность знания (слова Г. Гурджиева по: А.М. Пятигорский, Философия одного переулка).

Одна из основных рабочих (но не понимаемых буквально) концепций буддизма – иллюзорность мира:

Кто смотрит на мир, как смотрят на пузырь, как смотрят на мираж, того не видит царь смерти (Дхаммапада 170).

Все вещи не имеют реальности, поэтому нужно освободиться от идеи реальности вещей. Тот, кто верит в реальность вещей, живет в совершенно нереальном мире. Тот, кто может обрести истинную реальность в самом себе, освобождается от иллюзорности феноменального мира, обретая истинное сознание (Сутра Помоста).

Нагарджуной было разработано учение о шуньяте – пустотности. Понятие шуньи, однако, является весьма сложным и отражает скорее не онтологическую пустоту и несуществование, а всеобщую относительность и условность, взаимную зависимость категорий (дхарм). Махаяна, в отличие от раннего буддизма, отрицает субстанциональность самих дхарм, сводя их к образно-знаковому. Учение Нагарджуны является строго монистическим и утверждает неразличимость субъекта и объекта, сансары (цепи перерождений) и нирваны. Исторически оно предшествовало упомянутой теистической адвайта-веданте Шанкары и оказало на нее сильное влияние. С другой стороны, в отличие от раннего буддизма, махаяна, по существу, уже приближается к «обычным» религиям – космос предстает как тело Будды, который в некотором смысле занимает место Бога. Интересно, что философу и логику Нагарджуне принадлежит ряд молитвенных гимнов (см. книгу Андросова «Нагарджуна и его учение»).

Не менее сложной является категория буддийской нирваны ("безначальное, несотворенное, необусловленное, нерожденное"), которая лежит за пределами противоположности понятий существования-несуществования и вовсе не предполагает полной пассивности. В махаянской системе Махамудра (медитация на природе ума) ум и явление (объект и продукт ума) нераздельны и сливаются в единство формы и пустоты – сверкающее без объекта. Следует также подчеркнуть высокую этику буддизма. Например, тому же Нагарджуне принадлежат высказывания: "Сострадание выше пустоты" (по другой версии – пустота наполнена состраданием); "Тот, кто соблазнился пустотой – погибший человек".

Провозглашенные Буддой четыре благородные истины (всеобщность страдания, его происхождение, возможность его преодоления, благородный восьмеричный путь к этому) также не являются абсолютными. Они переосмысляются на различных этапах постижения Учения (при переходе к махаяне, а затем к сутрам Праджняпарамиты – запредельной мудрости) и для разных типов буддийских "святых" – архатов, бодхисаттв, пратьекабудд. Учение Будды считается единым в силу общего источника, хотя и содержит многочисленные направления (понятие ереси буддизм применяет только к небуддийским учениям). Противоречия с "народным" буддизмом, где карма и перерождение понимаются достаточно просто, трактуются как различие между абсолютной и относительной истиной.

Две истины указаны в наставлении о дхарме у буддистов:

Истина, связанная с миром, и истина с точки зрения высшего смысла...

 
Те, кто не знают различия между этими двумя истинами,
Не знают и глубокой сущности учения Будды (Нагарджуна, Мадхьямика-карики 24).
 

Сам закон кармы тоже перестает действовать для будд (впрочем, с «психологической» стороны он не действует и для тех, кто еще не знаком с ним, т.е. не является в полной мере человеком, ср. с Рим.7:7-11). В конечном счете, дхарма оказывается лишь средством освобождения.

По сравнению с подходом традиционных религий и учений, в ином ракурсе предстает проблема познания в гностицизме, который формировался одновременно с христианством и испытал сильное влияние восточных религий и греческой философии, особенно платонизма. Гностики отвергли авторитет еврейских Писаний (Ветхого Завета) либо перетолковали их совершенно неожиданным образом. Ересиарх Маркион (впрочем, гностик только "наполовину") включил в свой канон лишь Послания Павла и сокращенное евангелие Луки. Вопрос о соотношении гностицизма и христианства достаточно сложен. Сами гностики первых веков н.э. часто считали себя христианами, однако можно провести ряд серьезных различий, по крайней мере, формальных. Тексты гностиков содержат многочисленные параллели с каноном (хотя и достаточно двусмысленные), а также ряд новых идей. В настоящее время наиболее популярны найденные в Наг-Хаммади в 1945 г. апокрифические евангелия Фомы и Филиппа (первое из них многие библеисты считают, наряду с каноническими евангелями, отражающим подлинные слова Христа; второе относят к традиции ересиарха Валентина).

Иисус сказал ученикам своим: Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож. Симон Петр сказал ему: Ты похож на ангела справедливого. Матфей сказал ему: Ты похож на философа мудрого. Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож. Иисус сказал: Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился из источника кипящего, который я измерил. И он взял его, отвел его [и] сказал ему три слова. Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: Что сказал тебе Иисус? Фома сказал им: Если я скажу вам одно из слов, которые он сказал мне, вы возьмете камни, бросите [их] в меня, огонь выйдет из камней [и] сожжет вас (Евангелие от Фомы 14).

Иисус сказал: Блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете царствие, ибо вы от него [и] вы снова туда возвратитесь (Евангелие от Фомы 54).

На первый план в гностицизме выступает идея зла в мире как результата «ошибки» при творении, которая ведет к практическому дуализму, при этом конструируются сложные иерархические схемы строения мира (многочисленные эоны), постулируется различие бога-творца (демиурга, олицетворяющего зло) и истинного Бога.

София же Эпинойя, будучи эоном, произвела мысль своей мыслью (в согласии) с размышлением незримого Духа и предвидением. Она захотела открыть в себе самой образ без воли Духа – он не одобрил – и без своего сотоварища, без его мысли. ...И она вывела (это) наружу... Но когда она увидела злодеяние, которое произошло, и захват, который совершил ее сын, она раскаялась. И забвение овладело ею во тьме незнания. И она начала стыдиться в движении. Она раскаялась в обильных слезах. И вся плерома слушала молитву ее покаяния, и они восхвалили ради нее незримый девственный Дух. Святой Дух излил на нее от их всей плеромы. Ибо ее сотоварищ не пришел к ней, но он пришел к ней через плерому, дабы исправить ее изъян. И она не была взята в собственный эон, но на небо ее сына., чтобы она могла быть в девятом до тех пор, пока не исправит своего изъяна... (Апокриф Иоанна).

Мир произошел из-за ошибки. Ибо тот, кто создал его, желал создать его негибнущим и бессмертным. Он погиб и не достиг своей надежды. Ибо не было нерушимости мира и не было нерушимости того, кто создал мир (Евангелие от Филиппа 99).

Встречающееся здесь понятие «плерома» многозначно и играет важную роль не только в гностицизме, но и в ортодоксальном христианстве. В данном случае его можно приблизительно передать как «полнота бытия».

Мифология архонтов – персонифицированных сил зла, властвующих в мире (соответствующая онтология подробно разработана в религии манихейства, см. трактат Кефалайа), имеет аналогии и в современном сознании.

Двое интеллигентов беседуют, выходя из подъезда. Дождь, грязь, слякоть, мерзость.

– Вот подонки. Что хотят, то и делают! (советский анекдот)

Напомним также популярную песню более раннего исторического периода:

 
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
 

Впрочем, наряду с утверждением двойственности, в гностицизме, как и в восточных учениях, провозглашается ее преодоление:

Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глаза вместо глаза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа,– тогда вы войдете в [царствие] (Евангелие от Фомы 27).

Иисус сказал: Я – свет, который на всех. Я – все: все вышло из меня и все вернулось ко мне. Разруби дерево, я – там; подними камень, и ты найдешь меня там (Евангелие от Фомы 81).

Удачный комментарий здесь можно найти у глубоко исследовавшего гностицизм русского философа Л.П. Карсавина.

Не было Хаоса вне Полноты, и не силы иные боролись с Пистис Софией. И не было злым Божество, и не был злым ни один из эонов Его. Так и великий [ересиарх] Василид не раз повторял: «Все готов я признать; не признаю лишь того, что Божество жестокосердо». Но Хаос – ничто, пустота. То же, что обстоит Софию как вещные силы, что угрожает ей как сила с ликом льва – лишь разъятость ее, по сущности же – сама она. И сама она – все архонты двенадцати эонов, сама – Своевольный Трехсильный. Но, удержать не в силах единство свое, видит она себя разъятой на части, и кажется ей, что все враждует друг с другом и с нею. Подумай – ведь каждый из нас в глубине есть София. И разве не обстоят нас мысли наши и чувства, как что-то иное? ... Разве ты не измыслил себе Ялдабаофа, какого-то грозного, злого и темного бога? (София земная и горняя)

Освобождение от порочного мира в гностических учениях мыслится не через социальную активность, а путем мистического познания – гнозиса (в определенной степени, но не абсолютно, это может быть также противопоставлено спасению через веру в ортодоксальном христианстве).

Иисус сказал: Небеса, как и земля, свернутся перед вами, и тот, кто живой от живого, не увидит смерти. Ибо Иисус сказал: Тот, кто нашел самого себя, – мир не достоин его (Евангелие от Фомы 115).

В определенном смысле здесь можно провести параллели и с освобождением в буддизме, но разница состоит в гностическом дуализме духа и плоти. Из приведенных отрывков видно, что имеется в виду не рациональное познание, которое может быть только промежуточным этапом, а тайное знание, внутреннее мистическое озарение. Однако позднее гнозис часто терял свое «мистическое» содержание и вырождался в обычное философствование. Аналогично, высокие этические порывы основателей великих гностических систем (вместе с тем, чреватые дуализмом) часто принимали у их последователей форму абстрактных и неоправданно усложненных схем мироздания. Критику подобных схем можно найти в трудах отцов и учителей христианской церкви, и в этом смысле она вполне справедлива. Гностические («манихейские») идеи, становясь основой массовых движений, часто приводили к очень тяжелым последствиям; в качестве примера можно вспомнить трагическую историю богомилов, альбигойцев (катаров) и других средневековых еретических течений. Подобные идеи также лежат в основе некоторых выдающихся литературных произведений (ряд исследователей указывает в этой связи на «Мастера и Маргариту» М.А. Булгакова). В наше время дуалистические концепции выродились уже до полного безобразия в массовой культуре (битва «добра» и «зла» во многих фантастических книгах и фильмах; при этом «добро» всегда с кулаками и отличается от «зла» примерно как одна футбольная команда от другой, скажем, как «Спартак» от «Динамо»).

Два мальчика плевались на улице. Плохой мальчик плюнул в хорошего три раза, а хороший в плохого – семь раз. Прохожий попытался их пристыдить. Тогда они стали плевать в прохожего. Плохой мальчик плюнул в него девять раз, а хороший мальчик – двенадцать раз. Мораль: добро всегда побеждает (анекдот).

Хотя гностические тексты не могут служить источником теологических аргументов, часто они представляют большой интерес как раз в связи с проблемами науки и философии (в канонических текстах эти вопросы затрагиваются значительно менее подробно).

Следует вспомнить также герметические учения, которые приписываются Гермесу Трисмегисту (Трижды величайшему) – легендарному изобретателю письма и основателю всех наук, включая астрологию, алхимию, различные виды магии, медицину, теологию, философию (см. оригинальные тексты в книге "Гермес Трисмегист и герметическая традиция Запада и Востока"). Эти учения, исторически известные с поздней античности (хотя предание говорит об их происхождении от богов, а традиция приписывает их знание мудрецам древнего Египта и Вавилона), сочетают идеи эллинистического пантеизма и гнозиса и действительно сыграли важнейшую роль в формировании европейской науки (см. главы 4, 8).

Гермес – бог воров и мошенников, но и бог откровения, давший свое имя целому направлению философии – герметическому. Психологическим моментом величайшей значимости представляется в исторической ретроспективе предложение гуманиста Патрици папе Григорию XIV поставить в церковном учении на место Аристотеля герметическую философию. В то мгновение соприкоснулись два мира, которым в будущем – Бог знает, после каких событий! – суждено объединиться (К.Г. Юнг, Дух Меркурий).

Связь герметизма с алхимией можно увидеть на примере наиболее популярного герметического текста – Изумрудной скрижали:

То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху; и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу [основной принцип герметического учения!], чтобы осуществить чудеса единой вещи. И так все вещи произошли от Одного посредством Единого: так все вещи произошли от этой единой сущности через приспособление. ... Сущность сия есть отец всякого совершенства во всей Вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю. Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого нежно, с большим искусством. Эта сущность восходит от земли к небу и вновь нисходит на землю, воспринимая силу высших и низших. Так ты обретаешь славу всего мира. Поэтому от тебя отойдет всякая тьма.

Внешнее сходство с гнозисом имеют и каббалистические мистические подходы, развитые в рамках иудаизма и впоследствии (начиная со средневековья) широко использовавшиеся и христианами, особенно алхимиками. В трактатах каббалы (Сефер Йецира, Зогар) предлагаются сложные схемы творения мира путем последовательных эманаций Эйн-Соф – Единого, которые символически изображаются деревом Сефирот, включающим все атрибуты Бога. Следует, однако, отметить, что исходно каббала остается в рамках ортодоксии иудаизма и не преследует «практических» целей, а служит лишь средством постижения Писания путем проникновения в его скрытые смыслы. При этом традиция разрешала заниматься каббалой лишь после длительной подготовки. Приведем цитату из книги Зогар, содержащую некоторые предупреждения:

...Святой, благословен Он, внимает голосу тех, кто занимается Торой. И из каждого слова, обновленного в Торе тем, кто трудился над Торой, он создает небосвод. ... Из каждого слова мудрости созидаются небосводы, существующие перед Ветхим Днями полноценным существованием, и Тот называет их новые небеса (ср. с Ис.66:22)... Если тот, у кого нет пути в тайнах Торы, обновит слова, которые не постиг так ясно, как подобает, то... к этому слову выходит муж превратностей... и берет его, и идет в этом слове в глубь своей бездны, и созидает из него небосвод лжи (1.5a).

В иудаизме подчеркивается, что Писание должно изучаться ради него самого; иногда, впрочем, каббалисты ставили задачу помочь Богу в осуществлении процесса тиккун – «исправления мира». В оригинальных текстах (см., напр., отрывки из Зогара в переводе М. Кравцова), в отличие от «популярных» книг, заполнивших прилавки после перестройки в Советском Союзе, «технические» аспекты и рассуждения о магии полностью отсутствуют. Кроме того, образы каббалы имеют метафорический характер и не должны пониматься буквально. В частности, понимание перерождения в каббале не менее сложно, чем буддийское.

Душа, воплотившаяся в новое тело, может быть составлена из элементов душ нескольких живших прежде людей, причем личность каждого из них оказывает влияние на формирование "я" вновь рожденного человека. Великая душа не переселяется целиком в новое тело, но разветвляется, получая сразу несколько телесных воплощений, в каждом из которых она призвана выполнить особую задачу в определенной сфере бытия (А. Штейнзальц, Роза о тринадцати лепестках).

Отметим, что в христианстве этот круг вопросов связывается с памятью рода. Приведем соответствующий отрывок из современного апокрифа.

Вначале, в себе самом, Адам состоял только из двух времен – мужского и женского. Потом – из четырех (времен Евы и ее сыновей Каина, Авеля и Сифа). Но потом число частиц времени, заключенных в человеческий облик, постоянно множилось, и тело Адама росло, пока не превратилось в огромное царство, похожее на царство природы, правда другого состава. Последний из смертных всю жизнь обречен блуждать внутри головы Адама в поисках выхода, но он его не найдет, потому что вход в тело Адама и выход из него нашел один только Христос. Огромное тело Адама лежит не в пространстве, а во времени [см. ниже гл.15], но нелегко обуться в чудо и из слов смастерить лопату. Поэтому не только душа Адама переселяется во все последующие поколения (и переселение душ – это всегда лишь переселение одной единственной души – души Адама), но и все смерти потомков Адама переселяются и возвращаются в смерть Адама... (М. Павич, Хазарский словарь, ср. с 1Кор.15 и другими цитатами о микрокосме в гл.2).

В настоящее время известен ряд оккультных (occultus – тайный, сокровенный) и теософских подходов, например, теософия Е. Блаватской, Агни Йога Рерихов, опирающиеся на каббалу и восточные источники; антропософия Р. Штайнера, апеллирующая к христианской традиции. В теософии гностический подход подвергся упрощению: она заявила претензии на объединение всех мировых "экзотерических" религий и учений путем выделения из них "эзотерических" элементов – истинного тайного знания, которым якобы всегда владели посвященные:

Цель этого труда может быть определена так: доказать, что Природа не есть «случайное сочетание атомов» и указать человеку его законное место в схеме (!) Вселенной; спасти от извращения архаические истины, являющиеся основою всех религий ... наконец, показать, что оккультная сторона Природы никогда еще не была доступна науке современной цивилизации (Е.П. Блаватская, Тайная Доктрина, Предисловие).

В теософии декларируется испорченность дошедших до нас канонических священных текстов (в этом смысле она смыкается со «светской» библейской критикой) и их приспособленность только к определенной исторической эпохе (эволюционистский подход); взамен предлагаются новые откровения. Ряд теософских школ считают исходным текстом двухтомную «Тайную Доктрину» (подзаголовок – синтез науки, религии и философии), которая содержит большой объем информации из разных источников, как научных, так и мистических. Эта информация не может быть огульно отвергнута и в ряде случаев наводит на серьезные размышления, несмотря на то, что в комментариях Блаватской есть и много очевидных для современного читателя ошибок. Отметим, что по форме (обильное цитирование разнородных источников) и некоторым затрагиваемым вопросам наш текст несколько напоминает «Тайную Доктрину», хотя, конечно, ставит более скромные задачи (подзаголовок – 16 глав о науке и вере).