Текст книги "Том 16. Книга 1. Сказки. Пестрые письма"
Автор книги: Михаил Салтыков-Щедрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)
«Чижиково горе» – первая сказка, с которой Салтыков выступил после закрытия «Отеч. записок» в либеральной печати и вынужден был быть особенно осмотрительным.
Сказка написана в первой половине декабря 1884 года и отослана в Москву 16 декабря. «По-моему, сказка вполне цензурна, – сообщал свое мнение писатель в сопроводительном письме к Соболевскому, – во всяком случае, я цензурнее писать не умею».После появления сказки в «Рус. ведомостях» в письме 9 января 1885 года к тому же Соболевскому Салтыков поделился переданным ему мнением о сказке начальника Главного управления по делам печати Феоктистова: «А Феоктистов по поводу «Чижикова горя» говорит, что скучнее и инситеднее ничего он не знает, даже дочитать не мог. Выходит, что ежели я цензурно пишу, то никуда не гожусь; ежели нецензурно, то меня имеют в виду».
В центре сказки – канарейка, продолжающая и, по существу, завершающая в творчестве Салтыкова галерею образов легкомысленных и бездушных «куколок», проходящих через ряд произведений сатирика – «Господа ташкентцы», «Благонамеренные речи».
…во внимание к дряхлости<…> в сенат посажен был. – Назначение в Сенат было одной из форм перемещения на почетные должности уволенных в отставку крупных чиновников.
Ресте– останьтесь ( франц.restez).
Логомахия(от греч,«логос» – слово и «махе» – спор) – беспредметный спор, возникающий из-за неправильного словоупотребления.
Qu’il mourût. – Из трагедии Корнеля «Гораций» (III, 6).
Неухиченное дупло– не готовое к зиме, к непогоде.
Верный Трезор *
Впервые – Книжки «Недели», 1885, февраль, стр. 1–9, под заглавием «Неумытный Трезор. Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка написана в самом начале января 1885 года для «Рус. ведомостей». Однако по окончании работы Салтыков решил, что сказку «при условиях московской цензуры в «Рус. вед.» напечатать немыслимо», и передал ее взамен не пошедшей по цензурным условиям «Вяленой воблы» в Книжки «Недели» без особых надежд на публикацию, так как «в настоящую минуту нет писателя более ненавидимого», чем он [116]116
См. письма Салтыкова к Соболевскому от 9 января 1885 г. и от 13 января.
[Закрыть].
Цензор В. Ведров, просматривавший Книжки «Недели», обратил внимание на сказку Салтыкова: «Произведение это возбуждает внимание читателя, – писал он 30 января 1885 года, – и заставляет его делать разные предположения <…> Давая место и обширный простор догадкам, по известной тенденциозности автора, статья эта возбуждает страсти и очень прозрачно характеризует неблагодарность высших к их адептам. – Охранительная партия, имевшая в Трезоре верного представителя, опозорена его ужасною смертию. На основании этого цензор считает необходимым довести до высшего сведения статью, дающую почву к разным предположениям, унижающим сохранение порядка в обществе» [117]117
ЛН,т. 13/14, с. 156.
[Закрыть]. На основании этого доклада С.-Петербургский цензурный комитет, «признавая статью по тенденциозности неудобною», постановил «потребовать от редакции ее исключения». Однако начальник Главного управления по делам печати Феоктистов не утвердил это решение, заметив, что «эта сказка не без намеков, как все, что пишет Салтыков, но намеки тут не так ясны, как в других писаниях. Конечно, можно потребовать исключения этой статьи, но неудобство состоит в том, что это обратит на нее внимание, будут читать ее в оттисках или в рукописи» [118]118
Б. Я. Бухштаб. Сказка Щедрина «Верный Трезор». – Вестник ЛГУ, 1951, № 3, март, с. 42–51.
[Закрыть].
В сказке «Верный Трезор» социально-бытовой фон маскирует глубокое и острое политическое содержание. Купец Воротилов, как представитель экономических «столпов» общества, и его верный Трезорка, как выразитель идеологии катковской охранительной политической партии, взятые вместе, олицетворяют систему самодержавия в целом. В образе Трезора Салтыков запечатлел ряд черт личности Каткова [119]119
Б. Я. Бухштаб. Сказка Щедрина «Верный Трезор». – Вестник ЛГУ, 1951, № 3, март, с. 42–51.
[Закрыть].
Меа culpa! mea maxima culpa! – Формула раскаяния на исповеди, принятая у католиков.
Недреманное око *
Впервые – Р. вед.,1885, 15 января, № 14, стр. 1, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Сохранилась наборная рукопись сказки ( ЦГАЛИ), разрезанная на куски, часть которых утрачена. Текст сохранившихся фрагментов (за исключением имени главного героя) совпадает с публикацией в Р. вед.
Сказка «Недреманное око» – сатира на царское правосудие и его слуг. Отправлена она в редакцию Р. вед.8 января: «Посылаю Вам новую сказку: «Недреманное око». Кажется, не особенно в цензурном отношении опасно…» – писал Салтыков. Четыре дня спустя, получив корректуру сказки, он извещал Соболевского: «Вероятно, Вы корректуры в понедельник получите. Я отметил на одной из них, что именно по ней я желал бы, чтоб было сделано исправление. Я вместо «Куралес Куралесыч» везде поправил «Прокурор Куралесыч». Ежели это Вам кажется почему-либо неловким, то восстановите прежнее имя. Вообще в цензурном смысле не стесняйтесь. Я очень жалею, что Вы не отметили сомнительных мест, хотя я лично нахожу сказку вполне цензурною». Сказка была опубликована с предложенными Салтыковым поправками и при последующих перепечатках в тексте ее изменений не производилось.
…уши канатом законопатил…– то есть расчесанной канатной пряжей вместо ваты.
Дурак *
Впервые – Р. вед.,1885, 12 февраля, № 41, стр. 1–2, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка «Дурак» была отправлена Соболевскому 5 февраля 1885 года: «В понедельник пошлю к Вам страховым письмом новую сказку: «Дурак» <…> боюсь, что сказка Вам не понравится. Идея ее не дурна, но в исполнении заметно утомление». Подобная же мысль содержится и в письме Салтыкова к Белоголовому от 16 февраля. В марте сказка была подготовлена к изданию в Вологде неким Шелеховым, но в результате энергичного протеста Салтыкова в свет не вышла [120]120
Изд. 1933–1941,т. XX, с. 161.
[Закрыть].
Иванушка-дурак – положительный герой многих народных сказок. Ради вящего посрамления той молвы, которую распространяют о простом и бедном человеке люди богатых сословий, народно-поэтическая традиция сохраняет за своим любимым героем кличку «дурак», но наделяет его высокими человеческими достоинствами, благодаря которым он побеждает все козни «умных» врагов и добивается счастливой жизни. В духе этой традиции Л. Толстой написал «Сказку об Иване-дураке и его двух братьях», представив в ней утопическое общество патриархального крестьянского социализма. Сказка Салтыкова «Дурак» написана несколькими месяцами ранее толстовской, но в том же 1885 году. В отличие от народных и толстовской сказок, Салтыков придал традиционному сюжету свою, острую социально-политическую направленность. Подробнее см. в общей статье (стр. 425–426).
Всуе законы писать, ежели их не исполнять. – Неточная цитата из указа от 17 апреля 1722 г. о хранении прав гражданских, помещавшаяся на «зерцале» – трехгранной призме с текстом трех петровских указов, имевшейся во всех присутственных местах России.
Соседи *
Впервые – Р. вед.,1885, 2 июня, № 149, стр. 1, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Сохранилась черновая рукопись ( ИРЛИ); текст ее отличается от газетной публикации и идентичных ей последующих изданий несколькими мелкими вариантами. В частности, «царь батюшка» был заменен, возможно по цензурным соображениям, «Набольшим» (см. стр. 151 наст. кн.).
Сказка посвящена теме социально-экономического неравенства и невозможности устранения ею частными и филантропическими мерами.
Распределение богатств– термин политической экономии, используемый в салтыковской сатире для обозначения капиталистического накопительства.
Осьминник– участок земли, засеваемый осьминой (полчетвертью) зерна.
Посулит Простофиля красного петуха…– то есть предскажет пожар.
Здравомысленный заяц *
Впервые – Р. вед.,1885, 19 мая, № 135, стр. 1–2, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка написана в момент резкого ухудшения состояния здоровья писателя. «Покуда еще хожу, – писал он 17 мая Соболевскому, – но боюсь, что придется слечь – и тогда капут. Смерть у меня не с косою, а в виде лисицы, которая долго с зайцем разговаривает и наконец говорит: ну теперь давай играть».
Сатирическое жало сказки направлено против мелкого реформизма, проповедующего в свое оправдание теорию о том, что «всякому зверю свое житье предоставлено». Однако эта сказка, как и большинство других салтыковских сказок, представляет собой сложную идейную композицию. В ней прослеживается связь между идеологией здравомысленного зайца и психологией отсталого, несознательного крестьянина. Трагическое положение труженика здравомысленный заяц возвел в особую философию обреченности и жертвенности. Подробнее см. в общей статье (стр. 421).
Неправо о вещах те думают, Шувалов…– Из «Письма о пользе стекла» Ломоносова.
…по какому виду? – по какому паспорту.
Либерал *
Впервые – Р. вед.,1885, 23 июня, № 170, стр. 1, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка отправлена в редакцию «Рус. ведомостей» 21 апреля 1885 года. «Сказкой этой я лично доволен; но, может быть, это именно и означает, что она плоха», – писал в этот день Салтыков Соболевскому. В портфеле редакции сказка пролежала два месяца, возможно, как и по цензурным причинам, так и по нежеланию Соболевского публиковать едкую сатиру на либерализм.
Русский либерализм сыграл свою положительную роль в общедемократическом движении второй половины XIX века как участник борьбы против самодержавия. Превращение русского либерализма в контрреволюционную силу произошло лишь после 1905–1907 годов. Но уже в конце века в психологии и тактике либерализма достаточно обозначались черты половинчатости, бесхарактерности, соглашательства. Именно это и подвергает Салтыков критике в сказке «Либерал». Подробнее см. в общей статье (стр.422).
К образам и формулам сказки «Либерал» часто обращался в своих трудах Ленин. Изложение истории эволюции российского либерала по сказке Салтыкова дано Лениным в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ставшие крылатыми выражения «повозможности» и «применительно к подлости» привлечены Лениным в статьях «Социал-демократия и выборы в Думу», «Спорные вопросы. Открытая партия и марксисты», «Плеханов и Васильев», «Еще один поход на демократию» и др.
Баран-непомнящий *
Впервые – Р. вед.,1885, 23 апреля, № 109, стр. 1, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка отправлена в редакцию «Рус. ведомостей» 6 апреля 1885 года. Салтыков в сопроводительном письме сообщал Соболевскому: «Посылаю Вам сказку, которую гладил-гладил, но успел ли до мягкости выгладить – не знаю. Во всяком случае, прочтите, и ежели найдете какие сомнительные места, отметьте. Может быть, и еще смягчить придется. В особенности самый конец мне самому кажется сомнительным». Однако сказка была напечатана полностью и нареканий цензуры не вызвала.
Сказка «Баран-непомнящий» посвящена изображению кризиса проснувшегося сознания, бессильных порываний от тьмы к свету. В образе барана-непомнящего писатель аллегорически представил процесс пробуждения чувства социального протеста в бесправной личности.
«Моветон»– невоспитанный, дурного тона человек ( франц.mauvais ton).
Коняга *
Впервые – Р. вед.,1855, 13 марта, № 70, стр. 1, под номером первым, вместе со сказкой «Кисель», под рубрикой «Две сказки». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка «Коняга» – произведение о бедственном положении русского крестьянства в царской России. Первая,философская, часть сказки – лирический монолог автора, исполненный беззаветной любви к народу, мучительной скорби по поводу его рабского состояния и тревожных раздумий о его будущем. Заключительные страницысказки – гневная сатира на идеологов социального неравенства. В образах четырех пустоплясов, восхищающихся выносливостью Коняги, сатирик высмеял либералов, славянофилов, либеральных народников и буржуазию, которые, каждый по-своему, пытались разными фальшивыми теориями оправдать, опоэтизировать и увековечить подневольную судьбу крестьянства. Подробнее см. в общей статье (стр. 424, 437).
…жизнь духа и дух жизни…– несколько измененная цитата из стихотворения А. С. Хомякова «Киев». Подробнее см. в т. 6 наст. изд. стр. 611–612.
Кисель *
Впервые – Р. вед.,1885, 13 марта, № 70, стр. 1, под номером вторым – см. выше.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка написана в феврале 1885 года. Салтыков много работал над ней, написав, по свидетельству С. Н. Кривенко, три различных ее редакции: «Над этою крошечною сказкою Салтыков долго сидел и говорил о ней с не меньшим увлечением, чем и о сказках «Самоотверженный заяц» и «Бедный волк»…» [121]121
С. Н. Кривенко. М. Е. Салтыков. Пгр., 1914, с. 58.
[Закрыть]Работа была закончена к началу марта. Обещая Соболевскому 3 марта 1885 года «на днях» выслать две сказки – «Коняга» и «Кисель», – Салтыков выразил опасение относительно возможности публикации «Киселя».
Сказка «Кисель» представляет собою сатирическую притчу. С одной стороны, в ней горько высмеивается крестьянская пассивность и податливость по отношению к социально-экономическому угнетению. С другой стороны, в сказке говорится о печальных результатах вековой эксплуатации крестьян со стороны помещиков, а также и российских капиталистов, персонифицированных в образе «свиней». По предположению С. А. Макашина генезис сказки, возможно, связан с пословицей «Мужик простой – кисель густой».
Праздный разговор *
Впервые – Р. вед.,1886, 15 февраля, № 45, стр. 1, с подзаголовком «Сказка». Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка написана в конце 1885 года (до 18 декабря) и выслана Соболевскому в первых числах января 1886 года.
Сказка продолжает ту линию сатирической критики самодержавия и его высшего административного аппарата, которая представлена рассказами «Сомневающийся», «Единственный» в «Помпадурах и помпадуршах» и, отчасти, в финале «Сказки о ретивом начальнике» из «Современной идиллии». Касаясь одной из опаснейших в цензурном отношении тем, Салтыков отнес действие сказки к минувшей эпохе, заявив при этом, что имеет в виду губернатора-«вольтерьянца». Писатель высказал от его имени свое резко отрицательное отношение к царской бюрократии. Чехов на другой день после публикации сказки писал Лейкину: «Прелестная штучка. Получите удовольствие и руками разведете от удивления: по смелости эта сказка совершенный анахронизм!» [122]122
А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем, т. XIII. Серия вторая. Письма. 1875–1887. М., Гослитиздат, 1948, с. 175.
[Закрыть]Подробнее об идейном содержании сказки см. в общей статье (стр. 427–428).
Деревенский пожар *
Впервые – Р. вед.,1886, 19 сентября, № 257, стр. 1. Подпись: Н. Щедрин.
Сохранилась написанная карандашом черновая рукопись второй половины сказки (от слов «В усадьбе в это время добрая барыня…» – см. стр. 185) ( ИРЛИ). Редакция «Рус. ведомостей» исключила фрагмент о батюшке, воспользовавшемся деньгами, собранными для потерявшей сына тетки Татьяны («Батюшка поднял их <…> Засвидетельствуйте, православные!» – см. стр. 188). В первом издании книги «23 сказки», вышедшем почти одновременно с газетной публикацией (между 24 и 30 сентября 1886 г.), слова батюшки сохранены (как и при последующих перепечатках).
«Деревенский пожар» сочетает в себе бытовой очерк с сатирой. В первой частиСалтыков с глубоким сочувствием и драматизмом изображает типичное для старой крестьянской России несчастье. По силе сурового реализма и глубине демократического сочувствия эта картина напоминает другую, близкую ей, нарисованную в «Истории одного города» («Соломенный город»). Вторая часть– сатирическое изобличение лицемерия, фальши и практической бесплодности как материальной благотворительности «доброй барыни» – помещицы, так и духовных «увещаний» сельского батюшки. В резком противопоставлении действующих лиц и в композиции произведения наглядно проявился присущий Салтыкову прием социального контраста.
Полевина– поле; полоса, засеянная хлебом.
…кийждо под смоковницею своей…– то есть «каждый под смоковницей своею»; из Библии (Третья кн. Царств, IV, 25).
…а Иова помнишь? – Следует притча из Книги Иова (Библия).
Крах Баймакова. – Банкирская контора «Баймаков и К о» объявила себя несостоятельной в декабре 1876 г. (см. наст. изд., т. 12, стр. 712).
Коллекта– складчина.
Путем-дорогою (Разговор) *
Впервые – Р. вед.,1886, 7 сентября, № 245, стр. 2, под номером «II», вместе со сказкой «Христова ночь». Подпись: Н. Щедрин.
Сохранилась черновая рукопись под заглавием «II. Путем-дорогой. Разговор» ( ИРЛИ). Первоначальное заглавие в рукописи: «II. Правда. Сказка». Варианты рукописного текста незначительны.
«Путем-дорогою» выслано Салтыковым в редакцию «Рус. ведомостей» 20 августа 1886 года.
«Путем-дорогою» – рассказ о нужде и страданиях трудового крестьянского «мира» и мужицком правдоискательстве (см. также сказку «Ворон-челобитчик»).
Весенний мясоед(чаще – зимний мясоед) – с 25 декабря (ст. ст.) до масленицы; время свадеб.
Одворица– участок под избу и хозяйственные постройки.
Богатырь *
Впервые – «Красный архив», 1922, т. II, стр. 227–228 (публикация А. Е. Грузинского).
Сохранилась наборная рукопись (рукой Е. А. Салтыковой), с авторской правкой и подписью ( ЦГАЛИ). В рукописи, полностью совпадающей с публикацией в «Красном архиве», зачеркнуто Салтыковым два варианта:
К стр. 193. После абзаца: «И вот прошло сто лет…» – было: «И славы оттого для родной стороны никакой нет».
К стр. 194. После абзаца: «Подошел в ту пору…» – было: «и в голове черви кишмя кишат».
Замысел сказки возник во второй половине июля – августе 1885 года в Висбадене, где и сделаны ее первые наброски. Однако работа над сказкой, в связи с болезнью Салтыкова, была, по свидетельству Белоголового, приостановлена, видимо, в самом начале [123]123
«Салтыков в воспоминаниях», с. 597–598.
[Закрыть]. Лишь в июне 1886 года на даче Новая Кирка (в Финляндии) писатель вернулся к оставленному замыслу: «Салтыков немного ожил опять, – сообщал Белоголовый Лаврову 1 июля 1886 года, – даже продиктовал жене новую сказку «Богатырь» ( ЦГАОР). Из воспоминаний Белоголового известен план сказки, относящийся к раннему варианту, претерпевший затем существенные изменения [124]124
Там же, с. 598.
[Закрыть]. В образе спящего Богатыря Салтыков сначала намеревался изобразить народ, пребывающий в состоянии пассивности. В окончательной же ее редакции Богатырь с отъеденным гадюками туловищем – это самодержавие. В данном случае слову «богатырь», в противоположность его народно-эпическому значению, писатель придал иронический смысл ради развенчания векового предрассудка, приписывающего монарху могущественную силу и доблести защитника слабых.
В сказке «Богатырь» в предельно сжатом виде вновь поднята тема самодержавие и народ (Богатырь и людишки), ранее наиболее полно разработанная в «Истории одного города». Пафос этого небольшого произведения заключается в разоблачении слепой веры людишек, терпевших жестокие беды, в мнимого богатыря, который в действительности равнодушен к их судьбе и вообще ни к какой сознательной деятельности не способен. Исторический опыт, по убеждению сатирика, приведет народные массы к сознанию, что от царя ждать помощи нечего, и тогда народ собственной силой отбросит самодержавие как гниющий труп.
Рукопись сказки 19 июля 1886 года была отправлена Соболевскому для «Рус. ведомостей». Он продержал ее более месяца, не решаясь печатать и не смея огорчать писателя прямым отказом. Лишь в самом конце августа Соболевский сообщил Салтыкову о возможных трудностях цензурного характера. 5 сентября 1886 года Салтыков написал Соболевскому: «Я просил бы Вас, кроме «Богатыря», не печатать еще и «Гиену», но, пожалуйста,пришлите мне обратно оригинал обеих сказок. Я их напечатаю в книге, которая уже начата в типографии набором». Рукописи Салтыкову были возвращены. Но в вышедшей в конце сентября 1886 года книге «23 сказки» появилась лишь «Гиена», «Богатыря» же Салтыков в книгу не включил, опасаясь, вероятно, цензурных осложнений.
Последнюю попытку напечатать «Богатыря» писатель предпринял в марте 1887 года, предложив ее Стасюлевичу для «Вестника Европы»: «Посылаю еще третью сказку (писанную и совсем крохотную) «Богатырь»; но думаю, что Вы не решитесь печатать ее», – писал он 23 марта. Через три дня Салтыков получил письмо Стасюлевича, не рискнувшего печатать присланные ему сказки («Ворон-челобитчик», «Вяленая вобла», «Богатырь») и поставившего Салтыкова перед необходимостью взять их обратно.
«Богатырь» разделил цензурную судьбу трех других сказок – «Медведя на воеводстве», «Орла-мецената», «Вяленой воблы», не появившихся при жизни сатирика в легальной печати. Однако, проявив много стараний в борьбе за публикацию этих трех сказок, Салтыков не был столь настойчив относительно «Богатыря». Очевидно, явно противоцензурный характер сказки почти не оставлял надежд на ее публикацию.
В настоящем издании печатается по рукописи.
Баба-яга его родила…– В салтыковской сатире, как и в фольклоре, баба-яга олицетворяет стихию зла (см., например, «Историю одного города»). Таким образом, начальные слова сказки прямо указывают на то, что образ богатыря воплощает силу, враждебную народу (см. С. Ф. Баранов. Великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин. Иркутск, 1950, с. 28).
И вот прошло сто лет<…> и вдруг целая тысяча. – В 1862 г. праздновалось тысячелетие России.
Ежево– еда.
Гиена *
Впервые – «23 сказки М. Е. Салтыкова (Щедрина)», СПб., тип. M. M. Стасюлевича, 1886 (вып. в свет 24–30 сентября), стр. 215–219.
Сохранилась копия (рукой Е. А. Салтыковой) без подписи с мелкой правкой автора ( ИРЛИ), идентичная публикациям 1886 и 1887 годов за мелкими исключениями.
В июне 1886 года сказка была отослана в редакцию «Рус. ведомостей» и пролежала там до осени. Соболевский не решался, видимо, печатать сказку, понимая ее острый политический смысл. Салтыков понял колебания Соболевского и 5 сентября попросил его не печатать «Гиену» и возвратить ему рукопись для начатой уже набором книги «23 сказки».
В сказке «Гиена» противопоставлены два морально-общественные начала – «гиенское» и человеческое. Первое из них не только свойственно послепервомартовскому периоду русской жизни, но и всякой исторической эпохе, когда «все живое в безотчетном страхе падает ниц; все душевные отправления застывают под гнетом одной удручающей мысли: изгибло доброе, изгибло прекрасное, изгибло человеческое!». Однако в 80-е годы, наблюдая в жизни русского общества засилье «гиенского» элемента, Салтыков тем не менее не утрачивает оптимистической надежды на торжество человеческого, которое «и впредь <…> не погибнет, и не перестанет гореть».
Ad majorem Dei gloriam– девиз Ордена иезуитов.
Судя по рассказам Брэма…– Переводы научно-популярных сочинений А. Брэма в 60-70-х годах получили в России широкое распространение. Из воспоминаний сына сатирика известно, что во время работы над сказками Салтыков брал сочинения Брэма у В. И. Лихачева, а затем сам «приобрел все произведения известного зоолога» (К. М. Салтыков. Интимный Щедрин, М. – Пгр., 1923, с. 15). Следы чтения Брэма прослеживаются и в других сказках Салтыкова, особенно тех, где действуют птицы.
Куранты. – См. стр. 329 в кн. 1 тома 15 наст. изд.
…покуда, наконец, море не поглотит его, как древле оно поглотило стадо свиней. – Одно из евангельских сказаний (Лука, VIII, 32–37).
Приключение с Крамольниковым *
Впервые – Р. вед.,1886, 14 сентября, № 252, стр. 1–2. Подпись: Н. Щедрин.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Сказка была отправлена в редакцию «Рус. ведомостей» 20 августа 1886 года вместе со сказкой «Деревенский пожар». Салтыков в сопроводительном письме просил Соболевского «напечатать их 31 августа или 2-го сентября», отложив ранее присланные сказки «Христова ночь», «Путем-дорогою», «Гиена». Однако «Приключение с Крамольниковым» опубликовали лишь через две недели после намеченного писателем срока, вслед за «Христовой ночью» и «Путем-дорогою».
Персонаж с характерной фамилией Крамольников появляется в произведениях Салтыкова трижды: в рассказе «Сон в летнюю ночь» (1875), в «Пошехонских рассказах» (1883) и в сказке-элегии «Приключение с Крамольниковым» (1886). Однако это не один, а триодноименных персонажа: сельский учитель, публицист и писатель. При всем различии их внешних биографий эти трое Крамольниковых идейно тождественны друг другу и олицетворяют один идеологический тип.Они – представители передовой демократической интеллигенции, находящейся в оппозиции к существующему строю. Из всех образов, которыми когда-либо пользовался Салтыков для выражения своих собственных взглядов, персонаж, появляющийся под именем Крамольникова, идейно наиболее близок к автору.
В Крамольникове из сказки-элегии эта близость усилена еще и тем, что он олицетворяет собою не только характерные особенности русских писателей-демократов второй половины XIX века вообще, но и некоторые биографические черты Салтыкова и его настроения в последние годы жизни.
В сказке-элегии, как и в появившемся годом позже очерке «Имярек», нашли свое выражение тяжелые переживания Салтыкова 80-х годов, вызванные закрытием «Отеч. записок», обострявшейся болезнью писателя, понижением уровня общественных настроений в среде демократической интеллигенции. Сетования Крамольникова на одиночество, на разобщенность с читателем, на то, что он лишился возможности «огнем своего сердца зажигать сердца других», – это объективированное выражение переживаний самого Салтыкова.
Но настроения и взгляды Крамольникова и Салтыкова сближаются не во всем. Литератор Крамольников, беззаветно посвятивший себя служению высоким общественным задачам, в конце жизненного пути пережил глубокую неудовлетворенность своею деятельностью. Внутренний голос говорил ему: «Отчего ты не шел прямо и не самоотвергался? Отчего ты подчинял себя какой-то профессии, которая давала тебе положение, связи, друзей, а не спешил туда, откуда раздавались стоны? Отчего ты не становился лицом к лицу с этими стонами, а волновался ими только отвлеченно? <…> Все, против чего ты протестовал, – все это и поныне стоит в том же виде, как и до твоего протеста. Твой труд был бесплоден».
Это – исповедь не Салтыкова, а Крамольникова, разочаровавшегося в действенности литературной формы протеста. Салтыков не был революционером, он не принимал непосредственного участия в революционной борьбе, хотя объективно содействовал ей в качестве литературного деятеля. По условиям своего времени и по свойствам своего художнического дарования он мог принести и приносил наибольшую пользу освободительному движению на легальной журнальной трибуне. Именно этим продиктованы неоднократные его заявления о своей преданности литературному делу и, в частности, его предсмертное завещание сыну: «…Паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому».
Вместе с тем нельзя не признать, что запоздалое желание Крамольникова быть с теми людьми, которые «шли вглубь и погибали», свидетельствует и о заметном сдвиге в понимании самим Салтыковым значения нелегальных форм борьбы.
В конце 1886 года в переписке Елисеева с Салтыковым возникла полемика по поводу сказки «Приключение с Крамольниковым». Елисеев, скатившийся на позиции либерализма, пришел к выводу о бесполезности всякого антиправительственного протеста и заявил о своем несогласии с идеями Крамольникова-Салтыкова. Активной борьбе Елисеев противопоставлял «теорию» сотрудничества общественных деятелей с самодержавием, в результате чего будто бы удастся «вести» правительство по пути реформ. На это Салтыков 30 октября 1886 года отвечал: «…Взгляда Вашего на Крамольникова не разделяю и теории вождения Дворникова [125]125
Генерал Дворников – ироническое наименование бюрократии, введенное в оборот сатирическим стихотворением Добролюбова «Мысли помощника винного пристава» и ставшее употребительным с 60-х годов.
[Закрыть]за нос за правильную не признаю. Дворниковы и до– и по– Петровские одинаковы, и литературная проповедь перестанет быть плодотворной, ежели будет говорить о соглашении с Дворниковыми. Для этого достаточно Сувориных и Краевских <…> Оттого у нас и идет так плохо, что мы все около дворниковских носов держимся». Эта же мысль развивается и в письме к Елисееву от 16 декабря 1886 года.
Чурова долина– заколдованная долина (чуром заколдованная).
Христова ночь *
Впервые – Р. вед.,1886, 7 сентября, № 245, стр. 1–2, под цифрой «I», вместе со сказкой «Путем-дорогою». Подпись: Н. Щедрин.
«Христова ночь» писалась в марте 1886 года для пасхального номера «Рус. ведомостей». 23 марта 1886 года Салтыков писал Михайловскому: «Пробовал я вчера писать сказку: едва могу держать перо; пробовал диктовать сказку жене, но выходит банально. Боюсь, что к Святой не поспею». Сказка или не была своевременно закончена, или по каким-то причинам задержалась в продвижении и была напечатана только в сентябре.
Сохранилась черновая рукопись первой (незаконченной) редакции под заглавием «Христова ночь. I» («Равнина еще цепенеет <…> укажу вам путь ко спасению» – ср. стр. 206–209 наст. кн.) и полная беловая рукопись под заглавием «I. Христова ночь. Предание» (первоначально: «Народное предание») ( ИРЛИ). Варианты рукописного текста незначительны.
В «Христовой ночи», посвященной моральным проблемам, Салтыков использует евангельские мифы и форму христианской проповеди. Однако, несмотря на обращение к мифу о предательстве Иуды и воскресении Христа, по своему пафосу «сказка» прямо противоположна проповеди религиозного смирения. В ней отвергается идея прощения предателя и звучит призыв беспощадно карать его. Перспектива грядущего освобождения от социального гнета рисуется в сказке как победа познавшей себя народной силы над богатеями и жестокими правителями.
Салтыкову не чужда была мысль о воздействии на совесть эксплуататоров, вместе с тем он не разделял концепций о возможности достижения социального равенства путем их морального исправления. Их нравственная порочность – не причина, а следствие общего «порядка вещей». Именно этот смысл и выражен в словах «Христовой ночи», относящихся к характеристике мироедов: «Вы – люди века сего и духом века своего руководитесь». Что же касается возможного «суда собственной совести», который указывается мироедам как путь к спасению, то в данном случае речь идет, во-первых, о их собственном спасении, а не о спасении всего «многострадального воинства», и, во-вторых, о их спасении после того «грозного часа», когда будет сломлена их сила и когда их мечтания «рассеются в прах», то есть после искоренения мироедского «духа века».
Для обличения предательства в «Христовой ночи» Салтыков использовал, на свой лад, евангельский миф об Иуде и «бродячий» легендарный сюжет об Агасфере, или «Вечном Жиде». Гневный моральный пафос этого обличения продиктован, несомненно, конкретно-исторической обстановкой 80-х годов, когда, в связи с разгромом народовольческого движения и общественно-политической реакцией в стране, факты предательства и отступничества стали обычным явлением. См. также в общей статье (стр. 426–427, 429–430).
