Текст книги "Об этом не сообщалось…"

Автор книги: Михаил Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

В полночь вся группа собралась на квартире у Прохора. Ещё раз уточнили детали, проверили оружие. С этой стороны всё было в порядке – два автомата, четыре пистолета ТТ, десятка полтора гранат. Благополучно миновав гитлеровские патрули, они через сорок минут добрались до придорожной посадки.

И Загоруйко и Прохор ясно отдавали себе отчет, что выбранное ими место имеет свои и положительные, и отрицательные стороны. С одной стороны, лесозащитные полосы были хорошим прикрытием для засады и для отхода группы. С другой – до ближайшего фашистского поста было меньше трех километров, и один-единственный выстрел мог вызвать тревогу в городском гарнизоне. Ставка, конечно, делалась на бесшумность.

Но Загоруйко хорошо знал, что при проведении операции случаются иногда и неожиданности и поэтому нужно быть готовым ко всему. С первой такой неожиданностью нашим товарищам пришлось столкнуться буквально через несколько минут.

…К полуночи мороз достиг двадцати градусов и всё крепчал. Будка дяди Коли гостеприимно подмаргивала желтым глазом крохотного оконца, из трубы белым столбом поднимался дым. Шлагбаумы были опущены и заперты наглухо. Но вдруг шедший впереди Загоруйко резко остановился и подал знак товарищам. Из будки ясно слышались голоса. Осторожно приблизившись к окну, Павел увидел необычную картину. За небольшим дощатым столиком, касаясь друг друга коленями, над чугунком с кашей склонились дядя Коля и гитлеровский солдат в шинели и с автоматом на шее. Ужин протекал мирно.

Покончив с кашей, дядя Коля жестами показал, что собирается ложиться спать. Гитлеровец сказал «найн» и выразительно показал на автомат. Видимо, он был человеком общительным и его не радовала перспектива провести новогоднюю ночь в одиночестве.

Появление в будке вооруженного гитлеровца очень усложняло дело. Детально разработанный план был под угрозой срыва. Можно было предположить, что гитлеровское командование, желая обеспечить себе спокойную встречу Нового года, решило в эту ночь усилить караулы и выставило часовых даже за городом, чего раньше не делало.

Нужно было срочно решать: или убрать часового, или всё же найти способ хоть на несколько минут вызвать сторожа из будки. От первого варианта отказались сразу же. Это могло ещё больше осложнить обстановку: смена часовому могла прибыть в любую минуту и тогда разводящий, обнаружив пропажу, обязательно поднял бы тревогу. Выход подсказал Прохор. Он предложил направить кого-нибудь из хлопцев к обходчику Крищенко и попросить, чтобы он послал к дяде Коле с праздничным ужином и поздравлением от родителей свою пятнадцатилетнюю дочь Настю. Уходя, девочка попросит сторожа проводить её через посадку, и таким образом цель будет достигнута. На этом и порешили. К обходчику послали Сергея, а сами продолжали наблюдение. Не прошло и получаса, как к переезду подкатил мотоцикл с двумя гитлеровцами. Загоруйко сообразил, что прибыла смена. И действительно, через несколько минут из будки вышли водитель мотоцикла и тот часовой, который ужинал с дядей Колей. Взревел мотор, и всё стихло – новый часовой, как видно, общительностью не отличался. Но в подозрительности ему отказать было трудно. Когда скрипнула дверь и дядя Коля вышел, следом за ним вышел и гитлеровец. Он не очень любезно заставил его возвратиться в будку. Загоруйко и его товарищам оставалось только ждать.

Часа через полтора возвратился Сергей. С ним вместе пришла Настя, худенькая девчушка, которой при всём желании нельзя было дать её пятнадцати лет. Но нехватка роста полностью компенсировалась сообразительностью. Когда Загоруйко инструктировал девочку, как она должна вести себя в будке, та схватывала его слова буквально на лету.

Настя сыграла свою роль как нельзя лучше, но часовой запретил дяде Коле выходить из будки. Забрав узелок с гостинцами, он грубо вытолкал девочку на улицу и захлопнул дверь. Этим самым фашист подписал себе смертный приговор.

Проводив девочку до полевой тропинки и попросив передать отцу, чтобы он по-прежнему ждал гостей, Прохор возвратился к товарищам, которые уже со всех сторон окружили будку. Медлить было нельзя – с минуты на минуту могла подойти машина с Геленой и её спутниками.

Выбрав момент, когда часовой всецело был занят едой, Загоруйко с силой рванул дверь. И не успел солдат потянуться за автоматом, как на его голову обрушился окованный железом приклад ППШ. Он, как говорится, даже не охнул – кулем свалился на пол. У дяди Коли нашелся моток провода, которым гитлеровца спеленали по рукам и ногам. Потом на всякий случай заткнули ему рот его же перчаткой и волоком оттащили подальше в посадку. Полдела было сделано.

Дядя Коля сказал, что смена солдату прибудет, видимо, к шести часам утра. Времени оставалось совсем мало – если к этому сроку не появится Гелена, нужно срочно искать запасной выход. Прохор предлагал снимать засаду до смены караула и уходить в степь, образовав тем самым ядро нового партизанского отряда. С Геленой, по его мнению, счеты можно свести потом, выбрав для этого более подходящий момент и хорошо подготовившись к нему. Но Загоруйко этого плана не принял. Любое промедление, считал он, могло привести к срыву задания. Да и непростительно было упускать предательницу, когда она сама шла в руки. В конце концов, рассуждал чекист, эта проклятая машина рано или поздно должна возвратиться из Мариуполя. Всё дело во времени, и времени недолгом – час, от силы полтора. А ради такого случая не грех будет прихлопнуть ещё пару фашистов – разводящего и нового часового. Пока их хватятся, Гелена уже будет в наших руках. Конец спора положил молчавший до этого дядя Коля. Он всё обдумал и взвесил, этот замечательный старик, и говорил не спеша, с расстановкой, будто бы речь шла совсем не о его жизни, которую он добровольно решил подвергнуть смертельной опасности.

– Я думаю, ребята, так. Горячку пороть смысла нет, да и незачем – работа у нас с вами уж больно серьезная. Подождем мы сменных фашистов, и я им про твоего, Паша, крестника расскажу всё в самом лучшем виде. Так, мол, и так, покараулил он после вашего отъезда часик, а потом схватило у него живот, и он стал вообще ни на что негодный. Тут, на счастье, подвернулась легковая машина и «больной» укатил в город. Объясню я им на чистейшем ихнем языке: «кранк», «фарен» и тому подобная мерзость. Поверят гады, их счастье – поживут еще несколько дней. Не поверят, за грудки начнут брать – тут вы мне маленько и подмогнёте…

Группа снова заняла свои места, и потянулись томительные минуты ожидания. Наконец их долготерпение было вознаграждено. До шести ещё оставалось добрых сорок минут, когда километрах в двух от переезда со стороны Мариуполя на дороге появилась мерцающая полоска света от автомобильных фар. В звонкой морозной тишине всё явственнее слышался шум мотора. Загоруйко объявил готовность номер один. Дядя Коля в последний раз проверил прочность запоров на шлагбаумах и поспешил в сторожку «спать», а четверка смельчаков залегла в кюветах метрах в двадцати от переезда – здесь, по их расчетам, должна была остановиться машина. Огневая мощь группы усилилась за счет трофейного автомата, но Загоруйко всё же надеялся, что всё обойдется без фейерверка.

Тревога, казалось, повисла в воздухе. Мечущийся свет фар плясал по дороге, выхватывая из темноты то обшарпанную стену сторожки, то голые остовы промерзших тополей. Протяжный сигнал неожиданно разорвал тишину и больно ударил по натянутым до предела нервам. Ещё минута – и пора. Тело сжалось в упругий комок, готовый каждую секунду рвануться навстречу опасности. Сейчас машина остановится, Загоруйко убедится, что прибыли те, кого они с таким нетерпением ждали, и подаст сигнал.

Но произошло опять непредвиденное. Не сбавляя скорости, бешено сигналя на ходу, машина проскочила засаду и, взвизгнув тормозами, остановилась возле самого шлагбаума. На дорогу выскочил водитель и побежал к будке. В самый последний момент и Загоруйко и Прохор были ослеплены светом и не смогли молниеносно сориентироваться: та ли это машина. И теперь из укрытия им видны были лишь стоп-сигналы, мерцающие в ночи рубиновым светом. Уходили драгоценные секунды. Из будки послышались ругань водителя и глухие удары. В это время открылась задняя дверца. Из машины выбрался офицер и не совсем твердой походкой направился к сторожке, вынимая на ходу парабеллум. Загоруйко вскинул автомат и полоснул очередью по офицеру. Тот упал. Тогда Павел послал Прохора на помощь дяде Коле, а сам побежал к машине. В этот момент распахнулась вторая дверца и на дорогу выскочила женщина в военной форме. Отстреливаясь из автомата, она побежала в сторону Волновахи. К счастью, фары светили, и фигура беглянки, её черный эсэсовский костюм отчетливо выделялись на белом снегу. Ни секунды не раздумывая, Загоруйко бросился следом. Когда их разделяло каких-нибудь пятнадцать шагов, он приказал ей остановиться и бросить оружие. В ответ прозвучала очередь. Уже падая, Загоруйко нажал спусковой крючок.

Через минуту товарищи подобрали истекающего кровью чекиста. В нескольких шагах от него лежала мертвая Гелена. С предательницей было покончено.

Но опасность не миновала. В суматохе боя партизаны не заметили, как к переезду подкатила ещё одна машина со стороны Мариуполя. Два немца залегли на дороге и открыли огонь. Пересилив боль, Павел Загоруйко приказал ребятам идти на подмогу Прохору: «Я ранен в живот, двигаться не могу. Передайте в подпольный комитет и на ту сторону, что задание выполнено…»

Не успели партизаны отойти и нескольких шагов от него, как позади них раздался одинокий выстрел. Понимая, что его состояние безнадежно, Павел Загоруйко не захотел быть обузой для товарищей…

Тем временем Прохор пристрелялся ко второй машине – со звоном посыпались стекла, лопнул пробитый пулей скат… Получив отпор, гитлеровцы дали задний ход и убрались восвояси.

Попрощавшись со своим боевым товарищем, отнеся его тело в посадку, быстро ушли с переезда и партизаны. Вместе с ними уходил и дядя Коля. Из Волновахи на помощь фашистам сюда никто пока не подоспел.

От шофера-гестаповца, которого Прохор оглушил стоявшей у сторожки лопатой, подпольщики узнали, что убитый офицер – Вальтер Вольф, а женщина – его любовница Гелена Ягодзинская. Во второй машине, подъехавшей к переезду, находились начальник Вольфа, которого все называли «господин Локкерт», его любовница и адъютант Оскар Курц. (Как выяснилось позже, Курц был смертельно ранен.) Вся компания направлялась в Волноваху продолжать встречу Нового года. Спасая свою шкуру, пленный гестаповец многое рассказал о «команде Локкерта» и о её делах.

По прямому указанию штаба «Валли» Локкерт, он же Фаулидис, при «Абвергруппе-103» сформировал зондеркоманду для выполнения специальных заданий в советском тылу. В неё отбирались отпетые головорезы – уголовники и националистическое отребье. Из первых Локкерт формировал банды диверсантов и террористов, вторые должны были выполнять ту же самую работу, но уже под знаменем «национальной» идеи. Они же после непродолжительной подготовки подвизались в лагерях для советских военнопленных как вербовщики в «добровольческие национальные легионы».

Получив эти сведения, советское командование решило покончить с этим осиным гнездом. Во время налета советской авиации на Волноваху штаб зондеркоманды, её учебный центр и радиостанция были полностью уничтожены. Чудом уцелевший во время бомбежки Фаулидис с остатками своего «воинства» забился в глухую степную деревеньку Ивановку. Но «учебный процесс» в самом его начале здесь прервали партизаны. С тех пор, как затравленный зверь, метался Локкерт из села в село, от хутора к хутору, вплоть до своего бесславного конца в августе 1943 г.

В записной книжке Вальтера Вольфа, предусмотрительно прихваченной Прохором в новогоднюю ночь на железнодорожном переезде, мы обнаружили много ценных данных, проливающих свет на темные дела «команды Локкерта». Среди них была одна запись, которая заставила нас серьезно задуматься. Из неизвестного пока что нам источника абвер получал точную информацию о методах проверки вышедших из окружения советских военнослужащих и учебных программах курсов подготовки и переподготовки командиров для войск фронта, организованных нашим командованием. Сам факт утечки этой информации и её достоверность говорили о том, что где-то в данном звене орудует враг. Его надо изловить. А для этого прежде всего было необходимо определить круг лиц, имеющих доступ к таким сведениям. Как и ожидали контрразведчики, круг этот получился довольно обширным, что значительно осложняло розыск, но не снимало с нас ответственности. В самые сжатые сроки фашистский агент должен быть выявлен и обезврежен – это отлично понимал каждый сотрудник особого отдела фронта, имевший отношение к этому делу.

Началась скрупулезная проверка. Сотни личных дел пришлось изучить чекистам. Знакомясь с биографиями и послужными списками, с рапортами и объяснительными записками об обстоятельствах выхода из окружения, мы прекрасно понимали, что любое, даже малейшее, подозрение, высказанное вслух, может очень больно ранить честного, беззаветно преданного нашей Родине человека. Поэтому и в отделах кадров фронта и армий, и в беседах с людьми наши сотрудники действовали с предельной осторожностью и тактом. А это не давало возможности быстро продвигаться вперед, как этого требовала от нас обстановка на фронте.

Дело в том, что к концу 1941 г. в Красной Армии возникла острая необходимость в командных кадрах для войск, особенно в командирах взводов, рот, батальонов и полков. Для разрешения этой проблемы при отделах кадров армий и фронтов, создавались краткосрочные курсы, на которых проходили подготовку и переподготовку разные категории командиров, в том числе и военнослужащие, вырвавшиеся из окружения. Расшифровка структуры курсов и принципа подбора слушателей для них имела две серьезные отрицательные стороны. Получив точные сведения о количестве подготовленных командиров, немецкое командование могло определить потребность фронта в командном составе и масштабы наступления, к которому готовились в то время войска фронта. Вместе с тем, располагая данными о методах проверки окруженцев на сборных пунктах и на курсах, абвер получал возможность разрабатывать для своих агентов более надежные легенды, что в дальнейшем могло ещё более осложнить работу советской контрразведки.

Сознание этого заставляло всех нас работать не покладая рук. Неожиданная помощь со стороны значительно ускорила развязку этого запутанного дела, и все мы получили ещё одну прекрасную возможность убедиться, какие замечательные люди нас окружают и насколько своевременной и неоценимой может быть их бескорыстная помощь.

…16 января 1942 г. к начальнику Песковского районного отдела НКВД лейтенанту госбезопасности Рощину обратился бухгалтер местного отделения госбанка Михаил Иванович Кононов. Он сообщил, что несколько часов назад банк посетил новый начальник финансовой части фронтовых курсов по переподготовке командного состава интендант 1 ранга (полковник интендантской службы) Круглов, в котором он, Кононов, узнал своего земляка – бывшего белого офицера Андрея Блажко. Рощин тотчас связался с начальником нашей оперативной группы в Песках старшим лейтенантом госбезопасности Вдовиченко, и тот встретился с Михаилом Ивановичем. Кононов рассказал, что он и Андрей Блажко родились в одном селе на Сумщине. В 1915 г. окончили гимназию в Сумах и после призыва в армию были направлены в Тифлисскую школу прапорщиков. На германском фронте молодые офицеры служили в одном полку.

В 1917 г. пути их разошлись. Блажко, сын богатого кулака, был явным сторонником монархизма и сразу перешел на сторону контрреволюции. Воевал в армиях Деникина и Врангеля, дослужился до штабс-капитана и в 1920 г. вместе с остатками врангелевских войск бежал из Крыма за границу. Спустя много лет Кононов случайно встретился на сумском базаре с отцом Андрея, и тот под большим секретом сказал ему, что сын его живет в Германии и учится в какой-то академии.

И теперь получалось, что после двадцатитрехлетнего перерыва Андрей Блажко появился вновь, но уже как интендант 1 ранга Круглов. Получив месячное содержание на весь личный состав курсов, он в сопровождении казначея и охраны уехал в свою часть. Кононов не подал виду, что узнал Блажко. А Круглов и мысли не допускал, что этот прихрамывающий, совершенно седой и худощавый человек, суетящийся за банковской стойкой, и есть его земляк, однокашник и однополчанин, храбрейший в прошлом офицер Михаил Кононов, Контрразведчиков такая ситуация вполне устраивала.

О заявлении Кононова Вдовиченко срочно сообщил в особый отдел фронта, где были приняты все меры по проверке биографических данных интенданта 1 ранга Круглова. Тем более что эта фамилия упоминалась в списке командиров, интересующих особый отдел в связи с записями, обнаруженными у Вальтера Вольфа.

В тот же день вскрылись некоторые весьма любопытные обстоятельства. В отделе кадров фронта под такой фамилией и с таким званием значился лишь один человек – Круглов Александр Петрович, 1896 г. рождения, русский, беспартийный, до сентября 1941 г. занимавший должность начальника одного из отделов штаба тыла армии, входившей в состав Юго-Западного фронта. Под Черниговом он попал в окружение и пропал без вести. Об этом отдел кадров армии, уже сообщил его семье.

Песковский интендант был явно интересной фигурой. В помощь Вдовиченко особый отдел выделил двух оперработников. Одновременно в Воронеже была создана группа для всесторонней проверки начфина Круглова. Наши товарищи сделали десятки запросов и через несколько дней располагали более или менее нужными данными.

В своем объяснении о выходе из окружения Круглов писал, что 19 сентября он находился в расположении 297-й стрелковой дивизии, которая в результате танкового прорыва противника оказалась отрезанной от своих. Из окружения выходил с группой бойцов и командиров этой дивизии, но потом тяжело заболел и в течение трех недель вынужден был скрываться на хуторе Мощный Черниговской области. Почувствовав себя лучше, решил пробираться к линии фронта и перешел её в первых числах ноября в районе Касторного, на участке 40-й армии. Оттуда был направлен на сборный пункт в Пески, где после проверки был назначен начальником финансовой части курсов командного состава.

В общем, версия Круглова могла быть вполне правдоподобной. Требовалось уточнить отдельные детали. А вскоре появилась и первая зацепка. Оказалось, что при распределении на сборном пункте он не просил направить его на старую должность в армию, что обычно делали все командиры, вышедшие из окружения, а с радостью принял назначение на курсы, объясняя это тем, что после мытарств во вражеском тылу неплохо хотя бы некоторое время побыть подальше от передовой.

При последующих встречах с нашими оперработниками Михаил Иванович Кононов подробно рассказал о прошлом Блажко и его родственных связях. К сожалению, все близкие белогвардейца жили в Сумской области, оккупированной немцами, и посылать туда наших людей мы посчитали нецелесообразным, это связано было с большим риском и, главное, с затяжкой времени.

Разыскали мы и некоторых бывших сослуживцев интенданта, но с привлечением их к опознанию начфина решено было повременить. В штабе армии, где ранее он служил, сложилось мнение, что их товарищ погиб, и вызывать преждевременные подозрения, бросать тень на имя честного человека мы не имели права.

Для начала опознания решено было установить связь с семьей Круглова, находившейся в то время в одном из городов на Волге. С первым же самолетом туда вылетел лейтенант госбезопасности Волков. Без особого труда он разыскал Серафиму Федоровну и двух дочерей Александра Петровича Круглова. Близкие очень тяжело переживали весть о том, что их отец и муж пропал без вести. В то время такое известие воспринималось как похоронная. Волков представился сослуживцем Александра Петровича. Рассказывая о фронтовом житье-бытье, он, как бы для иллюстрации, показал несколько фотографий, и среди них снятого крупным планом начфина курсов. Но ни Серафима Федоровна, ни дочери не проявили к этой фотографии никакого интереса. Напившись чаю, Волков тепло поблагодарил гостеприимных хозяек и в тот же вечер вылетел в Воронеж.

Заслуживали внимания и показания квартирной хозяйки начфина, одинокой, женщины лет сорока, которая работала фельдшером в местной больнице. Она рассказала, что интендант с первых же дней знакомства проявлял себя с наилучшей стороны. Уравновешенный, немногословный, он всегда старался помочь по хозяйству и, что ценилось в то время особенно высоко, до крошки приносил в дом свой командирский паек. О себе коротко сообщил, что он из старых холостяков, до войны работал в Куйбышеве и занимал там большую должность, что война круто изменила его взгляды на семейную жизнь – только сейчас он понял, как важно иметь в жизни близкого и преданного человека. Так постепенно, шаг за шагом, раскрывая друг перед другом душу, они, вернее, она не заметила, как сошлись. Вначале квартирант рисовал картины их совместной жизни где-нибудь на Волге или Каме, но затем тон его разговоров несколько изменился. Интендант начал убеждать свою подругу в том, что «Германию мы не одолеем» и поэтому пока совершенно неясно, где и как придется им жить.

Собранные данные давали основания для ареста начфина, но сверху поступило указание не трогать его, а дело Круглова срочно переслать в Москву. Вскоре в штаб фронта пришло распоряжение: «Откомандировать интенданта 1 ранга А. П. Круглова в Управление кадров Наркомата обороны для получения нового назначения».

Интендант выехал в Москву, где и был арестован. Через некоторое время особый отдел фронта был поставлен в известность, что арестованный является крупным агентом абвера, который воспользовался документами честного советского патриота Александра Петровича Круглова, замученного в застенках гестапо. Внедрившись в штаб, шпион должен был выяснять оперативные и стратегические планы советского Главного Командования.

Но и тут карта абвера была бита. Надежность советской контрразведывательной службы, бдительность наших людей не дали возможности шпиону распустить свои щупальца. Очередной агент абвера, на которого вражеская разведка делала большую ставку, провалился.