Текст книги "Сын батрака"

Автор книги: Михаэль Шаранг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Зеппа обрадовало, что Мария заинтересовалась его предложением. А когда он ей сказал, зачем Зеебергер покупает участок, у нее тут же возник собственный план.

– Вот увидишь, – сказала она, – и у нас будут постояльцы, ведь Зеебергер еще ни одной стены своего пансиона не поставил.

Зеппу пришлось нарисовать ей план дома. Мария никогда в нем не бывала. Увидев, как построен этот большой дом, она была несколько разочарована. Но одна-две комнаты для приезжих тоже неплохо на первых порах. Мария пожалела, что нельзя сразу же сделать пристройку к дому – мешает домик батрака.

– Это уже ненадолго, – заверил ее Зепп, – старики Вурглавецы тоже покупают у нас участок задешево, на краю деревни. И Франц наверняка скоро начнет строиться. Похоже, они с Эрной поженятся. Тогда и старики к ним переберутся.

Мария в отличие от Зеппа с симпатией относилась к Францу. Она считала, они с Эрной хорошая пара, и порадовалась за них.

– Как все здорово получается! – сказала она. – Они построят новый дом, а мы расширим старый. Наконец в этой вонючей дыре что-то происходит!

Зепп поднялся и во весь рост встал перед Марией.

«Я что-то не то сказала», – подумала Мария, глядя на него.

Зепп улыбнулся не без смущения, он ведь еще толком не понял, все ли у них в порядке. Мария тоже встала. Очень медленно она притянула его к себе и всем телом приникла к нему.

«О черт, – подумала она, – опять он никуда не годится!»

Зепп покраснел. Он ничего не мог с собой поделать, так сразу он не умеет, а в иные дни, как, например, сегодня, у него и вовсе ничего не получается.

Мария встала на цыпочки, чтобы губами достать до его уха.

– Слушай, – тихо проговорила она, – мне надо сейчас забрать малыша из школы. Ты еще не забыл, что у меня ребенок?

– Нет, – также тихо ответил он.

– Сегодня у меня выходной, – продолжала она, – я заберу его и приведу сюда. Он так привык.

Зепп отступил на шаг и погладил ее по щеке. Его устраивало, что ей сейчас надо уйти…

До почты было несколько сот метров, и потому Зепп поехал на тракторе. Он чувствовал себя счастливым. И считал, что сейчас важнее всего закрепить это счастье.

Ему редко приходилось бывать на почте, и он не знал, где лежат телефонные книги. Служащая почты показала ему, а увидев, что ему нечем писать, дала бумагу и шариковую ручку.

Зепп отыскал номер Бетрая, а заодно выписал и адрес, на случай если не удастся дозвониться. Но адрес не понадобился. Он дозвонился Бетраю с первого раза. Имени своего Зепп не назвал. Он с места в карьер рассказал, что видел в ту ночь на берегу деревенского пруда.

– А теперь вы хотите денег? – спросил Бетрай. – Тогда можете сразу идти в полицию, у меня больше ничего нет.

– Я требую только, чтобы вы не появлялись в деревне. Никогда, – сказал Зепп и положил трубку.

Сперва Бетрай почувствовал облегчение. Потом все это показалось ему довольно сомнительным. Ведь он узнал Зеппа по голосу.

«Наверно, они опять сошлись, – подумал Бетрай. – И Зепп промолчал, чтобы не впутывать Марию в это дело. А что, если они снова рассорятся?»

Бетрай надеялся, что до нового разрыва не дойдет, но понимал, до чего же это зыбкая надежда.

Мария хотя и всерьез собралась замуж, но также всерьез она собиралась тщательно проверить имущественное положение Зеппа Хаутцингера. Она чувствовала себя обманутой Бетраем и не хотела тут же опять попасть впросак. Сначала она проверила, действительно ли Зепп продал участок врачу. Зепп не соврал и сумму назвал правильно. Но Мария понимала, что это жалкая сумма в сравнении с долгами, висевшими на хозяйстве Хаутцингеров.

В нескольких словах Мария объяснила ему, что он ей не пара. Зепп ничего не ответил. Он поднялся и пошел в жандармерию, где рассказал все об исчезновении Своссиля.

Глава девятнадцатая

Первые трудности с постройкой дома

Когда началась вторая рабочая неделя, Франц уже не чувствовал себя чужаком в акционерном обществе «Окружное строительство».

Он работал в бригаде каменщиков, где, помимо заработной платы, существовали еще и премии за выработку в зависимости от того, сколько квадратных метров фасада отделали все вместе. Результаты минувшей недели оказались просто великолепными, а поскольку Франц был в бригаде единственным новичком, то такой успех приписали прежде всего ему. Тем самым он заслужил окончательное признание.

Товарищи по работе были все приятные люди. Они, например, не таясь сказали ему, кто сколько зарабатывает, и Франц понял, что основная зарплата у него гораздо меньше, чем у других.

– Но все в твоих руках, – говорили они. – Сначала здесь всем так платят. Придется тебе побегать к десятнику, и не раз. А если ничего не выйдет, то и к инженеру. Многие из нас доходили даже до самого Хольтера из-за повышения зарплаты.

– Это не совсем так, – разъяснил ему Бенда, – не всегда приходится бегать поодиночке. Мы уже и все вместе ходили.

В этот понедельник Франц хотел до начала работы успеть прочитать хотя бы спортивные сообщения и потому быстро прошел через раздевалку к своему шкафчику. На скамейках он заметил множество листовок. Одну он взял. Переодеваясь, прочитал ее, но не знал, что и подумать.

Полторы недели назад, говорилось в ней, тут распространена была другая листовка, якобы с текстом циркуляра строительной корпорации. Однако она оказалась фальшивкой. Это было сделано, чтобы внести смятение в ряды рабочих, а также испортить отношения между коллективом, производственным советом и руководством предприятия.

«Ну и гангстеры», – подумал Франц, удивляясь, какие интриги плетутся в этой фирме. Он находил странным, что никто из товарищей ни словом не обмолвился о фальшивке, и решил расспросить Бенду. Сложил листовку, сунул ее в нагрудный карман, где лежала пачка сигарет, и развернул газету. Но тут раздался гудок, возвестивший начало рабочего дня.

Все направились к дверям. В понедельник утром рабочие всегда бывали преувеличенно вежливы друг с другом. Каждый уступал другому дорогу к выходу. Франц, еще не постигший этого церемониала, таким образом, одним из первых очутился на улице.

– Так ты полагаешь, это гангстеры, – сказал Бенда, указывая ему на ящик с раствором, который надо снять с подъемника. – А разве не более вероятно, что гангстеры те, кто изготовил сегодняшнюю листовку?

– Вот эту? – спросил Франц в изумлении и вытащил из кармана сложенный листок.

– Да, – ответил Бенда.

Франц покачал головой.

– Почему же те, кто обнаружил фальшивку, гангстеры?

Бенда не хотел больше водить Франца за нос и рассказал ему всю историю с этими листовками.

Франца точно пыльным мешком по голове ударили. Впервые после окончания училища он вспомнил Штадлера, своего учителя. Если б он это знал!

Штадлер пропагандировал среди учащихся идею профсоюзов, и сейчас Франц подумал, что Штадлер понятия не имеет о том, какие дела творятся внутри профсоюзов. В действительности же Штадлер прекрасно был знаком с политикой социального партнерства и ее последствиями. Однако основную проблему для Маттерсбурга и его окрестностей он видел в другом, а именно в том, чтобы проторить дорогу профсоюзам к маленьким, патриархально устроенным предприятиям.

– Ты что, в отпуске? – спросил Франца кто-то из рабочих, поскольку он давно уже стоял без дела, уставившись в одну точку.

– И вам на все это наплевать? – изумился Франц.

– Нам совсем не наплевать, – возразил рабочий рядом с ним. – Просто тебе это все в новинку.

– Ладно, – сказал Франц, – но не станешь же ты мне внушать, что тут каждый день такое бывает.

– Видишь ли, Франц, – заметил Бенда, – они все так ловко обстряпали, что сразу и не сообразишь, как им ответить. Они ведь не утверждают, что именно я сфабриковал циркуляр. Они вообще делают вид, будто не знают, кто его размножил. Но затрагивают они меня только косвенно, понимаешь? Они совсем не дураки. Но и мы тоже!

Франц понял.

Только теперь до него дошло, как мужественно вел себя Бенда, размножая циркуляр строительной корпорации, и как мужественны были его товарищи, помогавшие ему. Ну, решил он, теперь и мне дело найдется.

– Я придумаю, что тут можно сделать, – сказал он, – даже если придется всю ночь глаз не сомкнуть.

Товарищи предупредили его, что руководство фирмы только того и ждет, чтобы кто-то из окружения Бенды необдуманным поступком спровоцировал открытую борьбу.

– Знаю, знаю, – надменно заявил Франц, – но ведь надо действовать! Иначе что же получается?

Слыша его столь решительные речи, товарищи не подумали, что он все это говорит лишь под горячую руку, а сочли его разумным и отважным парнем.

На следующий день Франц был угрюм и неразговорчив. Товарищи решили, что он тщетно ломает голову над тем, что можно предпринять в связи с этой бесстыдной листовкой. Но на самом деле Франц о ней и не думал.

– Ну что, опять размышляешь? – подтрунивал один.

– Быстро же улетучился твой воинственный пыл! – подначивал другой.

«Да что они знают!» – думал Франц, делая вид, что не слышит.

Когда Венда через некоторое время спросил, что с ним сегодня, Францу все же пришлось ему кое-что объяснить.

– Всегда одно и то же. Если уж начал сдавать позиции, пиши пропало. Так было, когда я после школы остался у хозяина, вместо того чтобы сразу пойти учиться. И теперь так же, когда я остался в деревне, вместо того чтобы перебраться в Вену.

Из этих слов Бенда, конечно, мало что мог понять, и Франц пояснил, что он имеет в виду. Вначале описал воскресный семейный совет, где его отговорили переезжать в Вену. Рассказал и об участке, на который его родители копили деньги, и о деньгах, которые родители будущей жены хотят дать на постройку дома.

– Что ж тебе еще надо? – спросил Бенда.

– Что мне еще надо? – Франц рассмеялся. – Вчера приезжаю домой и узнаю, что мы получим не ту землю, которую нам обещали, а другую, за деревней, электричество и воду туда надо тянуть черт-те откуда. На одно это уйдет целое состояние. Ухнут все деньги, которые дает отец Эрны. Теперь ты можешь вообразить, что это будет за строительство.

– Если так, – сказал Бенда, – я бы на это не пошел!

– Наоборот, именно теперь! – воскликнул Франц. – Пусть не думают, что им удастся меня удержать от постройки дома.

– То есть? – удивился Бенда. – Я думал, ты не хочешь строиться.

– Знаешь, – проговорил Франц, – теперь… Как бы мне тебе это объяснить… Теперь все обстоит совсем иначе.

Он рассказал Бенде о сделке между Зеппом и доктором. Особенно зол он был на доктора, которого назвал паршивой собакой, ведь он не только хитростью добился этого участка, но еще и звонит по всей деревне, будто бы Франц избил беззащитного подрядчика Хёльблинга и нанес ему тяжкие повреждения. Любого, кто готов его слушать, доктор уверяет, что с Францем сведут счеты еще до суда. Вообще с тех пор, как он ушел от Хёльблинга, многие ему ничего, кроме трудностей, не пророчат, не могут ему простить, что он теперь больше зарабатывает.

– И потому, – закончил он, – я назло им поставлю дом в Сент-Освальде, пусть он им глаза мозолит.

– Я бы не стал этого делать, – сухо произнес Бенда.

Франц ничего не ответил, только отпил несколько глотков пива – от долгих разговоров у него в горле пересохло.

– Ты боишься суда? – спросил его каменщик, работавший слева от него и, по-видимому, уловивший что-то из его разговора с Бендой.

– Кто боится? – спросил Франц.

– Да нет, я просто так подумал, – ответил тот.

Бенда сразу понял, что это было сказано с умыслом.

Вероятно, каменщик решил, что Франц не вспоминает об истории с листовкой потому, что боится суда.

– Разговор совсем о другом был, – разъяснил Бенда, – о драке, которую он учинил.

Тут и другие прислушались. Францу пришлось еще раз все пересказать, и вскоре только и разговору было что о стычке с подрядчиком. Бригада разбилась на две партии. Одни считали, что суд ничем особенным Францу не грозит, другие придерживались мнения, что исход будет зависеть от показаний врача. Если тот сумеет повернуть дело по-своему, все может кончиться даже тюрьмой.

Бенда посоветовал Францу в любом случае нанять адвоката.

– Моя свояченица работает у одного, он только недавно открыл контору. Может, возьмет подешевле.

– Не надо сразу рисовать всякие ужасы, – сказал Франц, для которого слово «адвокат» звучало еще хуже, чем «суд».

Бенда покачал головой.

– Если тебя не затруднит, – проговорил Франц немного погодя, – то, может, ты все-таки спросишь свою свояченицу? – Тут он вспомнил, что хотел еще кое о чем поговорить с Бендой. – Послушай, – начал он, – ты вот тут говорил, что не стал бы этого делать.

Бенда задумался.

– Ах да, я имел в виду строительство дома.

– Так ты не стал бы? – спросил Франц.

– Хотя бы уже из-за двойной нагрузки, – отвечал Бенда. – Тут целый день вкалываешь и потом еще дома! Этому ведь конца не будет, если ты все сам станешь делать.

– Года два, три, – прикинул Франц.

– Ты возьмешь ссуду, – продолжал Бенда, – и десять, а то и двадцать лет будешь ее выплачивать. И жить в постоянном страхе: чем платить, если потеряешь работу. Тогда уж ты и пикнуть не посмеешь. Я это по другим знаю, можешь мне поверить.

Франц все раздумывал.

– Погоди, – сказал он, – а если бы ты стал строить дом, ты бы не переменился?

– Я уже не раз видел, как меняются люди, когда что-то меняется у них в жизни. К примеру, в семье начался разлад или на работе захотел выслужиться за счет других.

– Или хочет строить дом, – добавил Франц.

– Так нельзя говорить, – возразил Бенда. – Я вовсе не думаю, что в этом есть что-то дурное. Я только сказал, что для меня это неприемлемо. Годами ни на что не выкроишь времени, даже газету не почитаешь.

– Я же езжу на автобусе туда и обратно, вот и могу читать газеты.

– Были бы у тебя данные, ты мог бы сделать побольше, чем просто читать газету.

– Ты о чем?

– О профсоюзе. Тут есть кое-какие возможности.

– Это я еще всегда успею, – заметил Франц.

Бенда равнодушно кивнул, и Францу показалось, что Бенда относится к нему как к человеку, который ничем не интересуется. Это его рассердило.

– Не можешь же ты упрекать меня в том, что я со своей семьей хочу иметь какое-то пристанище, – сказал он.

– Никто тебя не упрекает, – ответил Бенда, сделав вид, будто весь ушел в работу.

Это еще больше раззадорило Франца.

– Но ты ведешь себя так, – напустился он на бригадира, – словно строить дом – это черт знает что.

– Видишь ли, – успокоил его Бенда, – все, что я говорил, относится к городским рабочим. Тут почти никто из рабочих не строит домов. Хотя бы из-за цен на землю. В деревне – дело другое.

– Вот именно, – подхватил Франц, – ведь ты же сам из деревни, ты должен знать, каково там приходится.

– Поэтому-то я оттуда и ушел.

– А я разве нет? – горячился Франц. – Если говорить о профессии, я так же ушел, как и ты.

– А я ничего и не говорю. – Бенда не хотел больше обсуждать это.

Но у Франца нашлись еще аргументы.

– А ты посмотри на Хайниша, он строит дом в Маттерсбурге. И не похоже, чтоб он так уж мучился.

Хайниш был шофером фирменного автобуса, которым Франц ездил на работу и домой.

– Ты находишь? – довольно язвительно спросил Бенда.

– То есть?

– Попробуй спроси его о чем-нибудь, кроме того, сколько весит мешок цемента. Думаю, он даже не знает, что такое профсоюз.

Тут уж у Франца отпала охота продолжать разговор.

«Этот Бенда, – подумал он, – просто помешался на своем профсоюзе».

Его злило, что Бенда так презрительно говорит о Хайнише, потому что Франц и шофер быстро нашли общий язык. Как раз вчера, по дороге в Вену, он рассказал Хайнишу, что скоро начнет строить дом. Тут выяснилось, что Хайниш тоже строится. И он дал Францу множество полезных советов.

– Когда дойдет до бетонирования подвала, – произнес Бенда, которому не хотелось видеть обиженную физиономию Франца, – или ты начнешь класть стены, я уж как-нибудь выберусь тебе помочь.

– Но сначала, – сказал Франц, – ты придешь ко мне на свадьбу.

Глава двадцатая

Франц и шофер автобуса все делят поровну

В 1975 году лето в Австрии выдалось не слишком хорошее. После непривычно теплого июня все ждали настоящего жаркого лета, но в первую же неделю июля – а для детей Вены, Нижней Австрии и Бургенланда это была первая неделя каникул – зарядили дожди. Правда, потом погода, в общем-то, исправилась, но погожие дни снова и снова сменялись ненастными, так что и в сентябре еще многие недобрым словом поминали ту сплошь дождливую неделю в июле.

Само собой разумеется, есть люди, которым такая погода по душе. Например, на 5 октября были назначены выборы в Национальный совет, и тем, кто участвовал в избирательной кампании или хоть как-то был к ней причастен, почти не оставалось времени на летние удовольствия, и потому они не жаждали жаркой погоды.

Однако Франц Вурглавец тоже радовался каждому прохладному летнему дню. Он хотя и не участвовал в избирательной кампании, тем не менее работал все лето напролет, и даже на двух стройках сразу: днем в Вене, в фирме «Окружное строительство», а в субботу и воскресенье строил себе дом в Сент-Освальде.

«Дом» – это, пожалуй, громко сказано. Но все же до сентября Франц успел забетонировать подвал. Он считал, что, если бы ему дали трехнедельный отпуск, он смог бы вчерне закончить стройку. Но тут он заблуждался, так как у него не было денег на нужные в дальнейшем стройматериалы. На своей стройке Франц все делал слишком уж медленно и обстоятельно. И притом работал до полного изнеможения. Особенно мучило его, что в последние три месяца для него не существовало ничего, кроме работы. Единственным отдыхом были поездки в фирменном автобусе. И до крайности раздражала его огромная разница между техникой, которую он ежедневно видел на работе, и теми примитивными инструментами, которыми он пользовался на своей стройке.

«Дома в поселке, – думал он, – за день вырастают на целый этаж, и никто тут не выматывается так, как я. А я копаюсь на своей земле, как человек каменного века, и за три месяца только и есть у меня, что подвал».

Стены, внешней отделкой которых занимался Франц, были сделаны из бетона в опалубке. Францу больше нравилось строительство из сборных элементов, с которым он впервые познакомился в Вене. С тех пор как Франц заложил свой дом, он не мог смотреть на монтажников, орудовавших сборными элементами, чтобы не думать о своих «сборных элементах», как он с горечью называл купленный им старый кирпич, оставшийся от снесенных домов; с него еще приходилось, прежде чем снова пустить в ход, молотком сколачивать старый раствор – работенка не из легких.

После того как в августе они с Эрной целое воскресенье чистили кирпич, Франц заявил, что вся эта затея со строительством дома представляется ему кошмарной глупостью.

– Раньше надо было думать, – обрезала Эрна. – Если ты только сейчас сообразил, что не хочешь строиться, то, пожалуй, поздновато.

За лето Эрна очень изменилась. Она почти перестала смеяться, но Франца это не волновало, он и сам со всеми своими заботами забыл, когда последний раз смеялся. Она стала упрямой, и поначалу это его сердило. Но потом он понял, что ее упрямство – самозащита против непосильной нагрузки: работа в магазине, строительство дома и беременность. Поэтому он больше не перечил ей.

Изредка он вспоминал последнюю троицу и как все было у них с Эрной хорошо. В свои двадцать лет он вспоминал об этом, как сорокалетний вспоминает о событиях юности, – такими далекими казались ему те дни.

Он сожалел, что Эрну сейчас никак не расшевелить, а значит, не с кем ему строить воздушные замки; воздушные замки, которые через несколько лет могли бы стать явью. Как только дом будет готов, у него появится время на учебу, и прежде всего он воспользуется теми возможностями, о которых ему рассказывал Бенда. А там дальше видно будет. И в конце концов, есть ведь еще учитель Штадлер из Маттерсбургского профессионального училища, который тоже наверняка даст ему добрый совет.

На одного Бенду Франц не хотел полагаться. Он стал относиться к Бенде хуже, чем в первое время. Это получилось как-то само собой. Каждый из них был занят своим делом. Разница лишь в том, что дела Бенды интересовали и других рабочих, тогда как заботы Франца мало кого касались.

Франц сознавал свое бессилие. Раньше он, например, обращал внимание своих товарищей на то, как грейдер засыпает щебнем – кубометр за кубометром – размытые колеи на дороге, чтобы не застревали грузовики.

– С этим щебнем, который тут пропадает, я мог бы половину подвала забетонировать, – говорил Франц.

– А что толку шоферу грузовика от твоего подвала, если он тут забуксует, – возражали ему.

Франц изо всех сил старался быть таким, как прежде. Это ему не удавалось, и он хотел, чтобы другие по крайней мере понимали его. Чтобы хоть Бенда понимал.

Как-то в августе, когда он вместе с Эрной и своим отцом сколачивал из старых досок опалубку для лестницы в подвал, Франц надумал поговорить с Бендой, как бывало прежде, излить бригадиру душу.

Но в понедельник Бенды на работе не было.

– Он в отпуске, – сказал один из каменщиков.

– И он никого не предупредил?

– А чего тут предупреждать? Он каждый год в это время уходит в отпуск.

– Зато всегда присылает открытку, – вставил другой.

– Он уехал?

– Улетел, – сказал каменщик, – в Болгарию.

– Улетел, – повторил Франц. И подумал: «Можно было хоть словечко сказать, если уж в такую даль отправляешься».

В последующие недели Франц больше держался Хайниша, шофера автобуса. Он частенько садился на сиденье рядом с шофером, обычно пустовавшее. Почти все рабочие по дороге на работу спали. А клевать носом на переднем сиденье, у самого ветрового стекла, нежелательно.

Хайниш был человек словоохотливый, его очень устраивало, если рядом есть кто-то, с кем можно почесать язык. Франц, однако, отнюдь не был идеальным собеседником – мало сплетен знал. Казалось, его по-прежнему больше всего интересует история с листовками. Говорил же он в основном о доме и предстоящем процессе.

Франца удивляло, почему Хайниш, который тоже строит одноквартирный дом, никогда не выглядит измученным. Однажды он спросил его об этом.

– Знаешь, – ответил Хайниш, – я всегда делаю только то, что легко. Ведь у меня есть квартира. Там, правда, тесновато, с нами живет еще моя дочь с мужем, но, пока они не завели ребенка, терпимо.

– А давно ты строишься?

– Уже седьмой год!

– Семь лет! – сказал Франц. – Значит, скоро дом будет готов.

– Я же тебе сказал, – возразил Хайниш, – я делаю только то, что легко.

– Тогда другое дело, – заметил Франц. – Выходит, тебе не приходится день и ночь ломать голову над этим дурацким домом.

– А зачем? – удивился шофер. – Для меня это вроде как хобби. И думать о доме мне приятнее, чем о чем-нибудь другом.

Франц покачал головой, он чувствовал, что тот его не понял.

– Разве можно сравнивать, – сказал он, – ты хочешь строить дом, а я должен, и притом как можно скорее. Потому что в моей комнате нет места для жены и ребенка. А у Эрны, вернее, у ее родителей, нет места для меня, понимаешь?

– Ну, мой дом тоже не сам по себе строится, – возразил Хайниш, не желавший умалять свои достижения.

– Конечно, не сам по себе, – сказал Франц, – но все-таки тебе легче. Если нет денег, ты можешь и подождать. А что делаю я? Я должен выкручивать себе мозги так, что скоро я, кажется, рехнусь. А потом приходится чистить старый кирпич, чтобы все-таки было из чего строить, хотя денег и нет. В фирме иногда опрокинут целый грузовик кирпича, и половина вдребезги. А ты хоть раз видел, что они с цементом выделывают?

Хайниш, сидя за рулем, иногда посматривал на Франца. А тут он не взглянул на него и не сказал ни слова.

– Достаточно надорвать мешок, – продолжал Франц, – и они уже выбрасывают его вон.

Хайниш снова промолчал. Это было странно, потому что обычно он за словом в карман не лез.

– Ты что, ни разу не видел? – спросил Франц.

– Я, знаешь ли, редко бываю на стройке, – уклончиво произнес Хайниш.

– Но это же каждому известно, – сказал Франц.

Ответа Франц опять не получил. Почему, он не знал, но ему это было безразлично. Какое ему, в конце концов, дело до чужого хобби!

Хайниш сделал вид, что внимательно следит за дорогой. Хотя она была почти пустынной. Франц, упершись коленями в приборную доску, закурил сигарету.

Лишь за несколько километров до Сент-Освальда шофер снова разговорился. Спросил, где находится участок Франца и как туда лучше добраться.

– Очень мне охота поглядеть, – сказал он.

– Пожалуйста, в любое время.

– Тогда я прямо сегодня заскочу, когда буду ехать мимо. У меня сегодня больше нет рейсов.

Франц согласился.

Эрна уже вовсю работала на стройке. Франц попросил ее переодеться, так как будет гость. Эрна сперва не соглашалась, но потом ей даже понравилось – хоть разок посидеть тут, ничего не делая.

– А что, если бы я на воскресенье позвал своих товарищей? – спросил Франц. – Пока хорошая погода. Тут на досках можно неплохо посидеть.

– Их же угощать придется, – сказала Эрна.

Франц признал ее правоту. Хочешь не хочешь, а несколько литров вина пришлось бы поставить. В их нынешнем положении и это было бы непростительным легкомыслием.

– На будущий год, – проговорила Эрна, – мы уже сможем сидеть перед домом, когда ты будешь возвращаться с работы.

– Может быть, – ответил он.

Они уже издалека заметили автобус, ехавший по проселку. Хайниш не оставил свою тяжелую машину на дороге, а вкатил прямо на участок.

«А он забавный мужик», – подумал Франц и представил себе, как Хайниш, ухмыляясь, вылезет из автобуса. Но его ждало разочарование. Хайниш выглядел смущенным, даже когда Эрна приветливо с ним поздоровалась.

Сначала они показали ему уже почти готовый подвал. Хайниш захотел взглянуть на подвал изнутри, и они спустили туда лестницу. Эрна осталась наверху.

– Давай не будем разводить канитель, – тихонько сказал Хайниш. – Как ты допер, что я вожу со стройки цемент?

Франц онемел.

– Ладно, плевать, – продолжал Хайниш. – А кроме тебя, кто-нибудь знает?

Тут уже Францу кое-что уяснилось. Он покачал головой.

– Тогда порядок, – сказал шофер и перевел дух. – Если будешь помалкивать, можешь вступить в долю.

– Что ж, – согласился Франц. – Хорошо.

Хайниш был доволен. Они вылезли из подвала и сразу же пошли к автобусу. В багажнике лежало шесть мешков цемента.

– Пополам, – сказал Хайниш, – и в будущем тоже.

Франц вытащил три мешка и отнес в сарайчик. Уезжая, Хайниш еще раз помахал из окна.

Францу трудно было объяснить все это Эрне, сначала он должен был объяснить это самому себе.

«Так вот почему, – вспомнил он, – Хайниш помалкивал, когда я в автобусе заговорил о цементе».

Очевидно, Хайниш уже годами воровал стройматериалы, и потому Францу это показалось вполне безопасным. Эрна, конечно же, не могла его в этом разубедить. Не удалось ей удержать его и от участия в кражах.

Вскоре слушок о воровстве Хайниша затих, и Франц на венской стройке стал добывать все, что считал нужным. Он даже перестал договариваться со своим сообщником. Поскольку Хайниш не только перевозил краденое, а всегда еще забирал половину себе, он, так же как и Франц, по уши увяз в этом деле. Правда, Хайниш постоянно призывал Франца быть поосторожнее. Но если Франц видел что-то очень ему нужное, он никогда не мог удержаться и не взять.

– Кто знает, – говорил он, – может, в другой раз не удастся.

Хайнишу это было уже не по вкусу. Страх начал одолевать его.

Глава двадцать первая

«Силосный проект» утвержден

К тем, кто радовался, что этим летом так и не наступила настоящая жара, относилось и руководство акционерного общества «Окружное строительство». Пять директоров – Секанина, Хольтер, Шёллер, Марх и Фрайбергер – в середине июня, то есть вскоре после аферы с листовками, собрались на так называемое «кризисное заседание». Выработали сообщение для наблюдательного совета о плане развития строительного концерна на второе полугодие. Сошлись на том, что разумнее было бы всем им передвинуть отпуск на осень.

Менеджеры потому назвали свое рабочее заседание «кризисным», что в строительном деле все ощутимее становились экономические трудности. И не удивительно, что уже приходилось считаться с наступлением кризиса в строительстве, как это было в Западной Германии. А потом выяснилось, что в Австрии промышленность вообще, и прежде всего промышленность, производящая товары широкого потребления, еще более уязвима, нежели строительное хозяйство.

Во всяком случае, так виделась ситуация менеджерам «Окружного строительства». А для них под понятие «строительное хозяйство» фирмы подпадали лишь по градации их концерна. Тот факт, что за первую половину 1975 года разорилось больше мелких и средних строительных предприятий, чем за последние десять лет, директоров «Окружного строительства» не волновал. Напротив, эти банкротства даже были им на руку: они могли увеличить товарность производства и, что было еще важнее в данный момент, на основании мелких банкротств могли доказать бедственное положение строительного хозяйства в целом.

В этом, конечно, было заинтересовано не только «Окружное строительство», но и другие крупные концерны. Ибо представить правительству подобные доказательства было делом очень многообещающим. А правительство сейчас, перед выборами, в заботе о связях с «хозяйствами», конечно же, не поскупится.

Пятеро директоров «Окружного строительства» считали, что надо бы в последние недели перед выборами вытянуть дополнительные ассигнования. Из-за этого стоило отложить отпуск.

Доктор Секанина назвал нынешний кризис трамплином для новой конъюнктуры. Боязнь инвестиций в последнее время породила спрос, вызванный отставанием производства в строительном секторе.

Менеджеры наметили на это лето кое-какие мероприятия. «Все мы одной веревочкой связаны», – повторялось снова и снова. Это настроение подогревалось еще и тем, что обычно они никогда летом не занимались делами, а разъезжались на отдых. Зато они расширили свои личные контакты, которые до сих пор были строго деловыми. Если уж им приходится все лето работать вместе, то почему бы вечерами вместе не поразвлечься. И они встречались то в баре, то в ресторане, но чаще всего у Хольтера. Здесь, в саду, за стаканчиком молодого вина они были в своем кругу, а вина этого можно выпить сколько угодно.

Жены менеджеров тоже, разумеется, бывали на этих встречах. Их даже не надо было заставлять. Наоборот, они приезжали с удовольствием. Раньше все было иначе, но за последнее время Хольтер всех к себе расположил.

Секанина позаботился, чтобы его критика легкомысленной кадровой политики Хольтера не осталась погребенной в четырех стенах. Да Хольтер и сам не пытался скрывать свою ошибку. Это привело к неожиданным результатам: Хольтер, которого все считали тщеславным индивидуалистом, постоянно подозревали в том, что он хочет возвыситься над другими, теперь прослыл человеком, взявшимся за ум.