Текст книги "Сын батрака"

Автор книги: Михаэль Шаранг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Бенда увел его с лесов и рассказал ему все, что счел необходимым, чтобы Франц понял, почему в нем заподозрили шпика. Стычку с Рехбергером и всю эту профсоюзную канитель, о которой ему поведал Бенда, Франц, конечно, не совсем понял.

Кто-то из рабочих свистнул Бенде, так как они отсутствовали больше получаса.

– Пойдем, – сказал Бенда, – остальное я доскажу за работой.

Бенда попросил каменщика, работавшего с ним рядом, поменяться местами с Францем, так как им надо поговорить. Услышав несколько раз имя Секанины, Франц спросил:

– Это такой высокий, толстый?

– Да.

– Значит, я его видел, – сказал Франц, – и сразу же подумал, что именно он подрядчик, а не второй.

– Какой подрядчик? – удивился Бенда.

– Наш, какой же еще! – взволнованно произнес Франц.

Бенда рассмеялся.

– У нас акционерное общество.

– Ах вот как, – сказал Франц, сделав вид, что теперь-то ему все ясно.

– А кто же был второй? – спросил Бенда.

Франц описал человека, который выгнал Бетрая.

– А, это Хольтер, – ответил Бенда. – Одно время он был довольно популярен здесь. Но он, пожалуй, самый опасный – сначала действует тихо-мирно, а потом вдруг переходит в наступление.

Франц выложил все, что произошло возле инженерного барака между Хольтером и Бетраем.

Бенда был поражен. С его точки зрения, это настоящая сенсация. Он открыл бутылку пива, подозвал нескольких рабочих, и Францу пришлось повторить эту историю. Сенсационным для них было только то, что дело вообще дошло до конфликта. А ведь Бетрай славился как абсолютно надежное орудие в руках инженера Хольтера.

Для Франца еще многие вопросы оставались открытыми. Бенда поведал ему, как Бетрай профессию крановщика сменил на торговлю живым товаром. Затем Бенда, исполненный презрения, описал, как Хольтер пользовался Бетраем, чтобы склонить коллектив на свою сторону.

Ведь именно Хольтер выдвинул идею премиальных под лозунгом: «Высокая плата за высокие достижения»; само по себе это было неплохо, пока люди на собственной шкуре не почувствовали, как им приходится надрываться, чтобы эту премию получить. Но молодых рабочих все же прельщала возможность таким образом заработать больше, чем обычно зарабатывают на стройках в Вене, и прежде всего потому, что тем, кто уже попал в эту систему премий, подбрасывали еще и сверхурочные.

Того же, кто не мог приспособиться к ней по состоянию здоровья или по какой-нибудь другой причине, в полном смысле слова брали измором. Ему не давали сверхурочных, зарабатывал он все меньше и меньше и в конце концов уходил из фирмы.

Задача Бетрая состояла в том, чтобы обеспечивать фирме новых рабочих, которые готовы смириться с этой живодерней. Экстремистская кадровая политика, проводимая Хольтером, шла навстречу хозяйственному кризису, так что теперь ему не было нужды долго шантажировать и выживать людей, ему неугодных, теперь у него была возможность немедленно их увольнять под предлогом отсутствия заказов.

Но именно в этом пункте его план был довольно прозрачен. К примеру, вместо двадцати уволенных Хольтер через посредство Бетрая нанимал десять или двенадцать новых, которые должны были выполнять тот же объем работ, что и те двадцать. Ввиду такой практики весь коллектив чувствовал себя неуверенно, даже рабочие, которые обычно из-за премий не позволяли никому дурного слова сказать о Хольтере и Бетрае.

– А теперь они хоть и задним числом, но поверят в то, что я говорил, – заметил Бенда, и его товарищи это подтвердили.

Бенда стал перескакивать с пятого на десятое и уже почти забыл, почему пустился в столь пространные рассказы: ведь конфликт между Хольтером и Бетрасм должен означать какие-то перемены в стратегии фирмы. Но какие? Может быть, руководство почувствовало что-то в настроении коллектива? Или инженер Хольтер, который дружески здоровался со всеми, приезжая на стройку с проверкой, вдруг заметил, что многие за его спиной грозят ему кулаком? А может, хозяева теперь выдумали что-то новое и Бетрая просто выбросили за ненадобностью? Во всяком случае, по мнению Бенды, надо было считаться с переменой тактики руководства.

До конца рабочего дня разговор то и дело возвращался к этому вопросу, и Франц, с информации которого все и началось, не отставал от других. Так что после обеда он уже несколько сжился с новой бригадой.

Вернувшись вечером в деревню и идя по направлению к дому, он даже почувствовал себя здесь немного чужим. Ему казалось, что за один рабочий день на новой стройке в Вене он пережил больше, чем тут за целый год. И Франц твердо решил как можно скорее вместе с Эрной перебраться в Вену.

Глава шестнадцатая

Ссора с подрядчиком Хёльблингом

Эрна несколько раз встречала Франца, когда он фирменным автобусом возвращался из Вены. А он без умолку рассказывал ей о том, что происходит на работе; и Эрне уже казалось, будто там его целый день заводят, точно будильник, а теперь завод кончается. То, что он говорил только о своих впечатлениях и ни слова о ней, ни слова о ее беременности, она могла понять – ну раз, ну два, но не всю же неделю!

Новое место работы, новое окружение, новые товарищи – все это так переполняло его, что Эрна уже начинала ревновать.

И потому в этот субботний вечер – в первую субботу с тех пор, как он переменил место, – она была особенно нежна с ним. В те часы, что они провели в комнате Франца, она не переставала ластиться к нему, пока не почувствовала, что все у них опять так же, как неделю назад. И вправду, Франц в этот вечер ни разу не заговорил о своей фирме, и Эрне это было приятно.

Ее волновали совсем другие проблемы: когда они поженятся, где будут жить и вообще, что будет дальше.

Эти же проблемы занимали Франца, и он даже придумал, как их разрешить. Только еще не отваживался сказать, поскольку его предложение было – переселиться в Вену.

Конечно, сама работа в Вене не слишком отличалась от работы в деревне. Но многое связанное с работой было интересно и ново. Поэтому он считал, что жизнь в Вене ни в коем случае не может быть такой скучной, как в деревне.

– О чем ты думаешь? – спросила Эрна.

– Есть хочу, – отвечал Франц.

Хоть это и было правдой, но думал он о другом.

Они поехали на мопеде в соседнюю деревню, где рядом был лесной ресторанчик. Но Францу кусок в горло не лез. Он хотел еще и выпить для храбрости. После бутылки молодого вина у него наконец возникла идея, как сказать Эрне, что у него на сердце.

– Ну как наш ребеночек? – спросил он.

– Вообще-то никак, только вот по утрам мне всегда плохо.

– Со следующим будет легче, привыкнешь.

– Со следующим? Как тебе такое в голову могло прийти?

Франц не ответил.

– У меня на работе есть один товарищ, – проговорил он наконец, – он приехал из Вальдфиртеля с двумя малыми детьми и теперь живет в Вене. Он говорит, двое детишек – это совсем не плохо.

Франц имел в виду Бенду.

– А что я буду тут в Сент-Освальде делать с двумя детьми? Тут ведь нету даже детского сада! – воскликнула Эрна.

– То-то и оно, – сказал Франц. – Но в Вене-то есть детские сады.

– Скажи уж, тебе охота перебраться в Вену, – недоверчиво сказала она, так как он обычно и слушать не хотел, когда она заговаривала о заочных курсах и о своем намерении устроиться секретаршей в городе.

– А ты что об этом думаешь? – спросил он.

– Да ты не решишься, – вызывающе произнесла Эрна.

– А ты?

– А я уже решилась.

Франц прижал ее к себе. Наконец-то он мог откровенно говорить о том, что его тянет в Вену. Эрна пришла от этого в восторг.

Настроение у нее было чудесное, и она заявила:

– Сегодня я у тебя останусь на всю ночь.

– А что ты завтра скажешь дома?

Когда две недели назад, на троицу, она впервые осталась у Франца на всю ночь, то наплела родителям о приглашении подруги и о домике на Нойзидлер-Зе.

– Ничего не скажу.

Франц был поражен.

– Когда-то же это должно случиться.

– Значит, утром твои родители наверняка явятся к нам.

Эрна не сочла эту причину уважительной. Ей до смерти надоело играть в прятки с родителями, а тут еще они с Францем решили переехать в Вену, и она считала, что пора довести до сведения родителей все эти новости: беременность, предстоящую свадьбу и переезд в столицу.

В воскресенье они проснулись в десять утра. Эрна сразу же вскочила и оделась. По спешке, с какой она одевалась, Франц заключил, что Эрна уже не так спокойно, как вчера, относится к предстоящему скандалу с родителями. Он предложил ей пройтись, пусть хоть немного развеется.

Они вылезли на улицу через окно уборной, чтобы не проходить через кухню.

– Пойдем нашим садом, – предложил Франц.

По дороге он рассказал возлюбленной о договоре между своим отцом и старым хозяином, об участке земли, который должен принадлежать его родителям и который находится здесь, в этом большом, запущенном фруктовом саду.

– Тогда и мы построим себе дачу, – проговорил он с усмешкой. – А перед домом сделаем песочницу для нашего малыша.

Так как лицо ее было по-прежнему серьезно, Франц нарвал травы и посыпал ей голову.

Эрна убежала и спряталась за деревом. Франц поймал ее и завязал ей глаза галстуком. Чтобы Эрне легче было его найти, он криками подманивал ее к своему укрытию.

Она отдала ему галстук, теперь была его очередь «водить». Но ему долго не удавалось обнаружить Эрну, так как она спряталась не за деревом, а в яме. И когда он приблизился к этой яме, Эрна выскочила и со смехом убежала. Франц сорвал с глаз повязку и бросился за ней.

Чтобы доказать ей, что теперь уж ей от него не уйти, он обхватил ее, поднял и, как мешок, перекинул через плечо. Голова ее была у него за спиной, а зад рядом с его головой. Он шлепнул ее в наказание за то, что она так долго от него пряталась. Она смеялась так, что все ее тело сотрясалось.

– А теперь я сброшу тебя в речку! – крикнул Франц и помчался вниз с холма.

Пусть это было сказано в шутку, все равно Эрна сочла своим долгом защищаться. А потому уже не висела, как мешок, а, дрыгая ногами, пыталась выпрямиться.

В этот момент Франц пробегал под деревом.

Раздался глухой удар, и Франца рвануло назад. Он еще смог удержать Эрну. И вдруг она вся поникла. Франц положил ее на траву. И тут заметил, что она без сознания; он страшно перепугался. Поднял ее и понес быстро, как только мог, обратно к своему дому. Вконец измученный, он вошел в кухню и опустил Эрну на диван. Испуганным родителям сказал лишь, что как можно скорее нужен врач, вскочил на мопед и умчался.

Дом врача стоял посреди деревни. Франц позвонил. Поскольку сразу ему не открыли, он стал барабанить в дверь. Наконец жена доктора распахнула окно.

– Мне нужен господин доктор, – крикнул Франц. – Случилось несчастье! Вопрос жизни и смерти!

– Его нет дома, – сказала жена.

– А где он?

– У подрядчика, – отвечала она. – Но должен вернуться с минуты на минуту. Скоро обед. Подожди, я открою…

Но Франц опять уже вскочил на мопед и дал полный газ. Два поворота – и на обочине он увидел машину доктора. Ворота въезда на территорию фирмы были сегодня закрыты. Поэтому Франц бросился к садовой калитке и сильно нажал на звонок. Никто не вышел, и он перепрыгнул через забор.

Франц еще не успел приземлиться, как из дому выскочил подрядчик Хёльблинг, на чем свет стоит ругая бандита, который средь бела дня лезет на чужой участок. Францу это было безразлично.

– Мне нужен доктор! – крикнул он подрядчику.

– Что тебе нужно? – Хёльблинг притворился, что не понял.

– Доктора! – крикнул Франц. – Срочно, случилось несчастье!

– Тумаков тебе нужно! – отвечал подрядчик. Он все еще был взбешен тем, что Франц ушел из его фирмы, несмотря на обещанную ему неслыханно высокую почасовую оплату.

– Вы что, оглохли! – накинулся на него Франц. – Моя невеста тяжело ранена. Ей срочно нужен доктор!

– Вот и привези его из Вены! – закричал подрядчик, указывая Францу на выход.

Франц понял, что нет смысла препираться с этим человеком. Он перешагнул узкую цветочную грядку и ступил на газон, чтобы обойти Хёльблинга.

Но Хёльблинг не дал себя обойти. Он перескочил через грядку, чтобы успеть схватить Франца за рукав, и так сильно его рванул, что Франц налетел на него.

Восстановив равновесие, Франц обернулся и ударил подрядчика по физиономии. Второй, прицельный, удар подрядчик успел отразить, и тут ему даже удалось схватить Франца за руку. В это мгновение из дому вышла жена Хёльблинга. Она стала звать на помощь, да так громко, словно ее мужу угрожала смертельная опасность.

Франц вывернулся из рук подрядчика. Хёльблинг потерял равновесие и всей тяжестью рухнул на бетонное окаймление клумбы.

Он закричал от боли, но Франц его крика почти не слышал. Он бросился к забору, перелез через него и умчался.

Врач, между тем вышедший из дому, оказал помощь своему раненому другу. Рука, безусловно, сломана, это доктор Зеебергер определил с первого взгляда. Сломаны ли ребра, он не мог сказать сразу. Он не хотел долго его здесь осматривать, так или иначе Хёльблингу необходимо в госпиталь.

Глава семнадцатая

Франц вынужден строить себе дом в Сент-Освальде

Когда Франц подъехал ко двору Хаутцингеров, он не поверил своим глазам: там взад и вперед, как часовой, ходила фрау Винтерляйтнер. Францу вспомнилась поговорка, что беда редко приходит одна. Он уже собрался без обиняков спросить фрау Винтерляйтнер, что с Эрной. Но мать Эрны отвернулась от него и перешла на другую сторону улицы.

С еще большим беспокойством Франц вбежал в дом.

Эрна лежала на диване – под спину ей была подоткнута подушка – и улыбалась ему. Она как раз пила горячий бульон. Его родители и отец Эрны сидели за столом, перед каждым – чашка кофе и кекс. Все в кухне выглядело еще более мирным, чем обычно.

Франц подошел к дивану, Эрна взяла его руку и положила себе на затылок, чтобы он пощупал, какая большая вскочила шишка. Потом представила Франца своему отцу.

– Я уже все за тебя сказала, – успокоила она его.

– Все? – спросил Франц.

– Все, – подтвердил Винтерляйтнер и произнес это вовсе не враждебно. – Значит, это для вас, помимо ребенка, женитьбы, переселения, еще один сюрприз.

– Нет, – отвечал Франц и вынужденно усмехнулся.

Казалось, разом решались все проблемы.

– Только вот насчет переселения, – сказал Винтерляйтнер немного погодя, – мы могли бы предложить вам кое-что получше.

– Я тоже так думаю, – серьезно сказала фрау Вурглавец.

А ее муж спросил, повернувшись к Францу:

– Ты небось забыл про участок?

– Почему?

– Ну а зачем же ты хочешь уехать отсюда? – сказала мать.

Теперь он понял. Они хотят воспользоваться этим участком как предлогом, чтобы удержать его и Эрну в деревне.

– А что мне с ним делать, с этим участком? – проговорил он. – Разбить на нем палатку для жены и ребенка?

– Не болтай глупостей, – возразила мать, – конечно, надо строиться! Ни о чем другом и речи быть не может!

Франц не мог все это принять всерьез.

– Да-да, – согласился он, – мы с Эрной как раз сегодня говорили, что, когда накопим достаточно денег, построим себе там бунгало. – И добавил: – Если до тех пор вообще он будет, этот участок.

Мать хлопнула ладонью по столу.

– Что значит «до тех пор»! С этим участком уже все на мази. У нас есть вся сумма, до последнего гроша.

Франц хоть и удивился, но с толку это его не сбило.

– Тем лучше, – произнес он, – выходит, я смогу уже сейчас начать строить бунгало.

– Слушай, Франц, – сказала Эрна, толкнув его ногой, – ты понимаешь, что это значит? Мы должны строиться здесь, а не переезжать в Вену. Не так уж это плохо!

«Они уже успели переубедить Эрну, – подумал Франц, – но со мной этот номер не пройдет».

Он поднялся с дивана.

– Ах так, – проговорил он, – строиться. А кто должен строить? И на какие деньги? Я этого не буду делать ни при каких обстоятельствах. Я не желаю после восьмичасового рабочего дня вкалывать еще на одной стройке, у себя дома!

Винтерляйтнер попытался успокоить будущего зятя. Он повторил – а фрау Вурглавец ему поддакивала – то, о чем уже говорил Эрне: как трудно в Вене найти квартиру, как много за нее надо платить, как дорого стоит жизнь в городе, к тому же в Вене некому будет присмотреть за ребенком и Эрна не сможет пойти работать, а на одну зарплату они в городе не проживут; короче говоря, в Вене у них будут уходить большие деньги, и ни на что, потому гораздо разумнее построить здесь домик, и он, Винтерляйтнер, на первых порах окажет им финансовую поддержку в строительстве дома.

Франц взял со стола последний кусочек кекса, Эрна придвинулась к нему поближе и положила руку ему на плечо. Она казалась очень довольной. Он, в общем-то, тоже был доволен, все-таки с Эрной ничего серьезного не стряслось, и встреча с ее отцом тоже проходит мирно. Но все это еще не было для него основанием отказаться от своих планов.

– А как же Вена? – спросил он Эрну.

Она смущенно отвела глаза.

– Опять тебе все сразу подавай! – резко сказала мать.

– Нет! – заявил Франц. – Я только хочу жить в Вене! А своим участком можете хоть подавиться!

Его отцу эта грубость была всего обиднее.

– Скажи-ка честно, – обратился он к сыну. – Тебе что, не нужен этот участок?

Франц задумался.

– Вообще-то я не прочь, – сказал он, ибо не мог сказать ничего другого, чтобы не обидеть отца вторично.

– Вот это было бы прекрасно! – заметила мать.

Тут снова вмешался Винтерляйтнер:

– Подождите, вы еще узнаете, что такое большой город! И тогда порадуетесь, что вам не надо там жить!

– Это мама! – закричала Эрна, указывая в окно.

Винтерляйтнер еще ни словом не обмолвился, что на улице его ждет жена. И стал поспешно придумывать объяснение.

Но Франц уже открыл дверь и пригласил фрау Винтерляйтнер войти. А сам воспользовался случаем и улизнул на двор, так как не хотел снова выслушивать ту же канитель.

Перед хозяйским домом стояли и спорили Зепп и доктор. Франц предпочитал после истории с Хёльблингом не попадаться на глаза доктору. Поэтому он пошел к сараю, чтобы задами выбраться на проселок. Но врач заметил его, прежде чем Франц успел скрыться за сараем.

– Эй, ты! Где твоя раненая? – крикнул доктор Зеебергер через весь двор.

Ничего не попишешь, Францу пришлось подойти к нему и сказать, что рана оказалась пустяковой и его невесте уже лучше.

– Что за невеста? – спросил врач.

– Ну, Эрна.

– Винтерляйтнер? – продолжал расспрашивать врач.

– Да, кто же еще, – сказал Франц, как будто само собой разумелось, что сын батрака женится на дочери секретаря общины.

– Ты, видно, думаешь, что у меня время ворованное, – напустился на него доктор Зеебергер.

– Но она ведь была без сознания, – оправдывался Франц, – а я же не знал, что это несерьезно. – Он не мог удержаться и не добавить: – Если бы случилось что-то серьезное, то уж теперь было бы поздно.

– Если б ты не прибил Хёльблинга, мне не пришлось бы везти его в госпиталь и я давно уже был бы здесь.

– Прибил? Подрядчика? – спросил молодой хозяин, стоявший рядом с доктором.

– Он правда в госпитале? – удивился Франц. Мысль, что Хёльблинг действительно пострадал, здорово его испугала.

– Да-да, мой дорогой, – заверил его доктор Зеебергер. – И это не останется без последствий, будет суд.

Франц побледнел.

– Во всяком случае, спасибо, что пришли, – сказал он и ушел.

Зепп Хаутцингер с удовольствием узнал бы еще подробности, особенно если Францу грозит суд, но у него был более важный разговор с доктором Зеебергером. И потому он попытался оттеснить доктора к дому.

– В чем дело? В чем дело? – сердито говорил тот, когда Зепп стал подталкивать его.

– Туда, ко мне в комнату, прошу покорно, – сказал молодой хозяин и ввел доктора в маленькую, довольно уютно обставленную комнату, служившую Зеппу одновременно спальней и гостиной.

– А теперь быстро говори, что случилось, – потребовал Зеебергер, не обращая внимания на кресло, которое Зепп ему пододвинул.

– Это из-за участка, – сказал Зепп.

– Ах вот оно что.

Доктор Зеебергер сел. Участок – это, конечно, вещь, о которой стоит поговорить.

Речь шла о том самом участке, который был обещан старику Вурглавецу. Зеебергер уже однажды сделал молодому хозяину на этот счет неплохое предложение. Но старый Хаутцингер не пожелал даже разговаривать на эту тему. «Что обещано, то обещано!» Больше он распространяться не стал.

Доктор Зеебергер хотел во что бы то ни стало купить этот участок. Он был замечательно расположен – надо только удалить изуродованные деревья – и потому очень подходил для его целей. Зеебергер собирался открыть там пансион с диетическим питанием, чтобы и выйдя на пенсию иметь приличный доход.

– Так или иначе, ясно одно, – сказал Зепп. – Вурглавец этого участка ни под каким видом не получит. Этого мы себе не можем позволить.

Доктор, конечно, ему поддакнул, он ведь знал, в каком тяжелом финансовом положении находится хозяйство Хаутцингера.

– Я уже говорил отцу, – продолжал Зепп, – или участок перейдет к вам, или я брошу все это к чертовой матери!

– Ну, и он согласился? – спросил доктор Зеебергер.

– А что ему оставалось?

– Значит, теперь я могу получить этот участок?

– Да, конечно.

– Не мог сразу сказать! – с облегчением проговорил Зеебергер. На такой решительный ответ он даже не рассчитывал.

Его, понятно, заинтересовало, как же старик вышел из положения.

– Конечно, он мнется, – сказал Зепп, – надо ведь еще сказать Вурглавецу.

– А он теперь вообще земли не получит?

– Почему же, – ответил Зепп, – получит на краю деревни, там у нас еще клочок. Но за жалкие двадцать тысяч шиллингов я бы и этого не дал.

– Итак, все в полном порядке, – сказал доктор, – ведь старик вряд ли будет строиться.

– Может, сын будет, – задумчиво произнес Зепп, – он же теперь на дочке Винтерляйтнера женится.

– Хорошенькое дело! – засмеялся доктор. – Там, за околицей, я бы не хотел строить дом. Там даже электричества нет, и вообще ничего. Да и кто знает, что из этого брака выйдет.

– Винтерляйтнер уже сидит у них в гостях, – сказал Зепп.

– Погоди, он пока ничего не знает, а Франц так избил Хёльблинга, что тот в госпиталь угодил.

Часть третья

Глава восемнадцатая

Зепп Хаутцингер хочет жениться на кельнерше из «Шторхенвирта»

В понедельник, в 9 часов утра, Зепп Хаутцингер все еще не выходил из своей комнаты. Отец несколько раз заглядывал к нему, но Зеппа это ничуть не беспокоило.

Когда нервы у старика не выдержали и он напустился на сына – что ж, он сегодня вообще не собирается работать? – Зепп наконец выложил то, что давно собирался сказать.

– Пока с участком не будет все окончательно улажено, я ни за какую работу не берусь. Я уже говорил!

– А что еще с ним надо улаживать? – заорал старик.

Ведь он и так после долгих раздумий согласился продать доктору участок, обещанный Вурглавецу.

– Дело будет улажено, только когда ты все скажешь Вурглавецу! – заявил Зепп.

В этом спорном вопросе он впервые выступал против отца, понимая, что страдающий ревматизмом старик не доведет до разрыва, потому что без сына обойтись не сможет. Эта мысль подстегнула Зеппа, и он решил пойти дальше. Он потребовал немедленно поставить Вурглавеца в известность и сразу покончить с делом. И старику Хаутцингеру ничего другого не оставалось, как сдаться и в этом пункте.

Зепп ждал у окна. Ждать пришлось недолго, вскоре его отец и Вурглавец показались в дверях сарая и вышли на двор. Они говорили, яростно жестикулируя, потом направились к дому батрака, где Вурглавец втянул в перепалку и свою жену.

Зепп по их реакции мог понять, что батрак и его жена потрясены. Но решил, что сейчас самое время действовать и продажей участка помешать Францу строить свой дом, может быть совсем рядом с хозяйским. «Этому Францу, – думал Зепп, – и так уж счастье привалило: у него есть Эрна да еще и работа в Вене. Теперь настал мой черед!»

У Зеппа опять появились виды на Марию. Он считал, что шансы его никогда еще не были так велики, как сейчас, после всего, что случилось в последнее время.

За ссорой между отцом и Вурглавецом он больше не следил. Пошел к себе в комнату и посмотрел в зеркало. Поднял брови, чтобы не выглядеть таким мрачным. Потом вышел, открыл большие ворота и вывел трактор на улицу. Но поехал не в поле, а к деревенской площади.

В ресторане «Шторхенвирт» сегодня был выходной день. Следовательно, по понедельникам кельнерша свободна.

Зепп ехал на тракторе к «Шторхенвирту» и бубнил что-то себе под нос, готовясь к объяснению с Марией.

Жандарму пришлось трижды окликать его и даже бежать за трактором, прежде чем Зепп его заметил. Он остановил трактор. Жандарм вкратце объяснил ему, в чем дело: Своссиль уже неделю не выходит на работу и дома, у матери, тоже не появляется. Розыски в соседних деревнях и в Маттерсбурге ни к чему не привели. Последний раз его видели в ресторане в позапрошлую пятницу.

Жандарм продолжал говорить, но Зепп его не слушал. Они отправились в жандармерию, и тут уж Зеппу пришлось сосредоточиться, чтобы не дать маху.

И действительно, он не допустил ни одной ошибки. На целый ряд вопросов он смог ответить правдиво. Но когда его спросили, куда девались Мария и Бетрай после закрытия ресторана, он ответил, что они пошли к Марии.

Это показание противоречило показаниям хозяина ресторана, но тот мог только предполагать, видеть он ничего не видел. Зепп же, наоборот, мог объяснить, почему он пристально наблюдал за этими двумя. Он-де, как бывший друг Марии, ревновал ее.

Этим он, сам того не ведая, подтвердил показания Марии и Бетрая. Теперь в списке у жандарма не осталось никого, с кем можно было бы связать исчезновение Своссиля.

Несколько шагов от жандармерии до гостиницы Зепп прошел пешком. Только теперь до его сознания полностью дошло, как крепко он держит в руках Бетрая. Ведь, не считая Марии, про которую он не знает, спала она в момент убийства или нет, Зепп был единственным свидетелем преступления. Но он не хотел заявлять об этом в жандармерии, поскольку Мария тоже была замешана в этой истории хотя бы уже самим фактом своего присутствия.

Итак, Зепп решил пока не трогать Бетрая. Прежде всего потому, что это помешало бы его объяснению с Марией. Ведь после того как он с ней объяснится, Мария должна сменить гнев на милость по собственному побуждению, а не под угрозой, что он выдаст Бетрая.

Зепп вошел во двор ресторана и поднялся по наружной лестнице, ведущей прямо в комнату Марии. На его стук никто не ответил, и он попробовал, заперта ли дверь. Нет, она была открыта. Он вошел, придвинул к двери кресло и сел. Он считал, что, если сядет у двери, это будет выглядеть не так нахально, не так, словно он попросту вломился в комнату.

Эта комната была ему знакома. Ведь случалось, он по нескольку месяцев сохранял с Марией добрые отношения. Знал он и диван-кровать, на которой они и сидели и лежали, и, конечно же, широченную кровать со старомодной металлической спинкой, кровать, на которой спала Мария. На спинке, как обычно, сохло нижнее белье.

Зеппу нравилось все в этой комнате – современные яркие занавески с крупным рисунком, за которыми Мария специально ездила в Эйзенштадт, торшер с красным абажуром, который она сама соорудила из проволоки и ткани, старый низенький буфет, весь обклеенный портретами модных эстрадных певцов.

Зепп предусмотрительно оставил дверь открытой. Ему хотелось, чтобы Мария, войдя к себе, сразу его увидела.

Тем не менее Мария испугалась. Потому что еще со двора заметила полуоткрытую дверь. И раздумывала, стоит ли вообще идти наверх. Она как раз купила в табачном киоске пачку сигарет, газету и иллюстрированный журнал, собираясь приятно провести утро. И не хотела, чтобы Бетрай испортил ей это удовольствие.

«Пойду и скажу ему, если он сейчас же не уберется, я позову хозяина», – подумала она и решительно стала подниматься к себе.

Когда она увидела, что там сидит Зепп, ей стало легче. А ему показалось, что она рада его приходу. Он встал и протянул ей руку.

– А что ты тут делаешь? – спросила она.

Голос ее звучал не слишком приветливо, хотя ей было приятнее встретить тут Зеппа, а не Бетрая. Но лучше всего ей было бы одной.

Зеппа столь прямой вопрос вывел из равновесия. Не пригодилось ему все то, что он твердил по дороге сюда. Он забыл даже, как хотел начать свою речь. Поэтому сразу перешел к делу.

– Жениться на тебе хочу! – заявил он.

– Ничего не выйдет, – возразила Мария, – потому что нам придется регистрироваться.

В намерения Зеппа вовсе не входили шуточки на эту тему. Поэтому он заговорил о погоде: до середины мая целый месяц лил дождь, а вот теперь уже третью неделю – прекрасная погода. Но Мария не могла больше сдерживать своей жажды выговориться. Она хотела говорить о Бетрае. Но, кроме Зеппа, говорить было не с кем.

– Ты же его не раз видел, – сказала она. – Тебе не кажется, что он спятил?

Зепп с удовольствием сказал бы «да», но он соблюдал осторожность. Ведь и ему Мария достаточно часто говорила, что он рехнулся.

– Не знаю, – ответил он.

Марии надоело ходить вокруг да около. И она рассказала Зеппу, что Бетрай в последнее время очень изменился и начал действовать ей на нервы. Об убийстве она умолчала.

– И обещания свои он не выполняет, – пожаловалась она. – Я должна была через венскую фирму, где он работает, получить в аренду столовую, потому что осенью они начнут строительство под Маттерсбургом. Но все это, наверно, вранье. Теперь вдруг выяснилось, что столовая – это уже не для меня. Тут я ему велела убираться.

Мария уверяла, что она теперь боится Бетрая. Всю прошлую неделю он от нее не отходил. К тому же он, кажется, потерял работу.

Вот он и настал, подходящий момент!

– Насчет женитьбы, – произнес Зепп, – это я не просто ляпнул. Я серьезно. Теперь все совсем иначе выглядит!

Этим он хотел подчеркнуть, что хотя и раньше серьезно относился к этому вопросу, но его останавливала материальная сторона. Он рассказал ей об участке, который продает доктору Зеебергеру за весьма значительную сумму, и о разных нововведениях в доме и в хозяйстве, которые он сможет сделать на эти деньги.

Мария навострила уши. Неужели Зепп все-таки взял верх над отцом? При таких обстоятельствах, вероятно, имеет смысл вместе с ним строить планы, даже и брачные.

Когда рухнула надежда на аренду столовой, перспектива войти в дом Хаутцингеров и поднять их хозяйство на должную высоту в данный момент казалась Марии единственной возможностью покончить с жизнью кельнерши. Больше всего на свете она жаждала уйти из ресторана, где ее нещадно эксплуатируют.

У Марии был внебрачный ребенок и мать, которая, правда, присматривала за ним, но из Сент-Освальда уезжать не собиралась. И все-таки Мария потихоньку подыскивала себе место, где бы условия были получше и платили бы побольше, хотя и понимала, что тогда она реже будет видеть ребенка. Однако теперь, когда мальчик пошел в школу и бабушка не в состоянии помочь ему с уроками, Мария считала безответственностью уезжать из деревни.