Текст книги "Форма жизни (СИ)"

Автор книги: Михаэль Драу

Соавторы: Майя Треножникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

«Призрак» вытерпел атаку молча, только слегка прикрыл глаза. Умереть ему полагалось минуты две назад – Хром бегло насчитал около сорока дыр, да ещё глубокая рана от его клинка.

Почему он не умирает? Кто… ЧТО он такое?!

– Нельзя убить то, что мертво, – проговорил Палач и отвесил Хрому такую затрещину, что тот отлетел на пару метров.

– Кто ты, чёрт тебя задери!? – негромко выговорил байкер, пытаясь подняться.

Палач медленно растянул узкие сухие губы в улыбке и поднял руки вверх. Сквозь дыры пробивался тусклый свет, и чудилось – солнце городского дна светит из окровавленных ладоней.

– Я – Бог.

Потом он атаковал.

Хром не понял, как это произошло. Только что этот тип стоял и болтал какую-то пафосную чушь, и в него стреляли, и вот он уже – хрипы, вопли, визг. Сразу две оторванных головы плюхнулись неподалёку, взметнув песок и стекло.

– Хром! – взвизгнул Джейк.

Хром не расслышал, он присоединился к общей свалке, тщетно пытаясь добраться до убийцы.

А тот действовал с методичной резкостью хищника в толпе овец. Голыми руками вырывал ещё трепещущие сердца, проламывал, сминал грудные клетки, точно плетёные корзины, выкалывал пальцами глаза.

Дайана раскрутила над головой связку цепей, с гортанным ором налетев на Палача, но тот перехватил цепи и рванул к себе.

Сочно хрустнул плечевой сустав, из-под кожаных пластин самодельного доспеха хлынула кровь.

– Моя рука!!! – взвыла женщина, выгибаясь и оседая в грязь. Палач не стал добивать, мгновенно переключившись на всё наседающих врагов.

Две женщины кинулись на смену предводительнице. Обе тонко выдохнули, когда пальцы-крючья вонзились в мягкую брюшину, и сразу же вынырнули обратно, сжимая связку кишок. Раскрутив безропотных, двигающихся по инерции жертв, Палач отшвырнул их прочь, словно кукол, и их внутренности перепутались друг с другом точно так же, как нити марионеток.

Джейка оттеснили, кто-то нечаянно сбил его с ног, об щёку его шлёпнулся чей-то скальп. Мальчишка попятился – не вставая, не успевая встать, скользя по крови и грязь, раня ладони осколками щебня и стекла.

Страшно не было. Зрелище сродни наркотическому забвению. Слишком много, нереально много смерти.

Хрома он из виду потерял. Пыль окутала поле битвы, байкеры и панки ещё пытались атаковать, но гибли, и земля, казалось, пропитывается кровью, словно повязка на вскрытой вене.

«Палач. Его нельзя уничтожить», – отстранённо думал Джейк.

Он даже не смог заорать, когда внезапно его плеча коснулись ледяные пальцы.

– Восхитительное зрелище, не находишь? – низкий, бархатный голос. – Жаль, что не могу присоединиться – не хочу пачкать новый костюм.

Джейк вдруг опомнился и рванулся прочь, истошно завопив:

– Пусти! Пусти! – ужас наконец-то пробился сквозь пелену дурмана.

Его голос был теперь гораздо слышнее – шум битвы стихал, оставшиеся в живых удирали со всех ног, не в силах совладать со своим страхом перед существом, против которого не действенно простое оружие. Люди спотыкались на железных обломках, падали на битое стекло, но никто их не преследовал.

Пыль оседала. Земля тихо всасывала чёрно-карминовые пятна.

Палач снова остался один среди трупов. Мокрая насквозь от чужой и своей крови одежда прилипла к телу.

– Хром, – всхлипнул Джейк, боясь увидеть его среди оставшихся. Хром бы не убежал, он не такой! Но и не бросил бы в беде.

«Я умру, – неожиданно спокойно подумал Джейк. – Умру прямо сейчас».

– Мне очень жаль, – внезапно проговорил Палач. Обращался он к мертвецам, – Очень жаль. Я не хотел делать этого.

– Прекрати, Эрих, – упырь больно вонзил лакированные когти в плечи Джейка. – Было весело. Только жаль, ты попортил большинство тел, мне не нравятся ошмётки. Ну да ладно. Вот этого мальчишку я, пожалуй заберу себе.

Джейк издал какой-то совсем не человеческий звук, что-то среднее между воем и хрипом, вывернулся и кинулся на упыря. Так затравленная мышь атакует гремучую змею. Зрачки Джейка сузились в точку.

Хром, где ты…

Резкая боль в ключице, выстрел над ухом, свобода от когтей, и Хром… Широкая, горячая, тяжело вздымающаяся грудь Хрома. Джейк судорожно прижался к ней.

– Отдай его, – упырь наступал на них обоих. Светловолосый Палач ссутулился неподалёку, безучастный к происходящему. – Отдай, он мой!

– Пошёл ты на… – указал точный адрес Хром. К его татуировкам добавились новые отметины – глубокие царапины на бицепсе. Он тащил Джейка за собой. Мальчишка отметил – оружие из рук Хрома всё-таки выбили.

– Отдай! – упырь надвигался на них с грацией разозлённой дикой кошки.

«Если он вполовину так опасен, как Палач, которого он назвал Эрихом, мы оба мертвы», – подумал Хром, сделав ещё шаг назад и не отводя взгляд от упыря. А потом он сообразил, что знает его, это был Сидов ненаглядный Лорэлай! Хрому он никогда не нравился, гнильцой от него воняло и от нарисованного.

Во рту сделалось кисло. Хром смачно плюнул в сторону вампира.

Байк недалеко, совсем не далеко; если успеть вскочить в седло – они не догонят…

Ещё десяток шагов.

– Отдай мне мальчишку, – почти пропел Лорэлай, – и я позволю тебе уйти.

В качестве ответа получил полный отчёт о том, что именно он, Хром, делал с матушкой Лорэлая.

– Эрих, – блеснули клыки, – убей его!

Джейк дёрнулся. Хром ущипнул его за ухо.

– Готов?! – не вопрос, утверждение.

«Вот и всё. Но Джейк спасётся».

Хром швырнул мальчишку назад, с пригорка, у подножия которого находился его байк в компании осиротевших машин тех, кто навеки остался среди куч мусора. Сам встал преградой между Лорэлаем и Джейком.

– Беги! Байк там! – заорал Хром. Секунда. Меньше.

Мальчишка помчался, не чуя под собой ног.

Эрих уже здесь. Длинное тощее существо. Сама смерть с волосами цвета соломы и пустым серебристым взглядом.

«Джейк, выживи, мать твою!»

– Лори, – Эрих взял смуглую руку Лорэлая в свою. Тот брезгливо отдёрнулся – с пальцев Эриха капала не только кровь, но мозговая масса, желчь и ещё какая-то гадость, – пойдём отсюда. Домой.

Хром мог бы поклясться, что его голос звучал устало.

– Убей их! – истерично взмахнул руками вампир. Глаза его сверкали.

Хром обернулся. Джейк садился на байк.

Тик-так. Жить – не жить – жить – не жить…

Взревела многоцентнерная машина, Джейк понёсся прямо на Хрома, разбрызгивая из-под колёс стеклянные осколки.

– Прыгай! – звонко крикнул парнишка. Хром прыгнул вперёд и уже в воздухе засомневался – выйдет ли трюк, не плюхнется ли прямо под ноги тварям; или не переедет ли собственный байк – это будет вдвойне смешно…

Кожаное сидение скрипнуло под Хромом.

– Смываемся, – он задышал вновь.

Только через несколько минут Хром осознал, что проклятия Лорэлая стремительно удаляются и стихают, и что в первый раз в жизни не он спас кого-то, а кто-то спас его.

25 глава

Вода хлестала об кафельный пол, похожая на розовое масло. Засохшая кровь отмывалась с некоторым трудом – прежде было легче, с живого тела стираются любые посторонние вещества, теперь же мытьё собственных волос напоминало стирку.

Впрочем, Эриху нравилось ощущение его нового тела. Чистый, как все мёртвое. Чистый, как полагается высшему существу. Грязь может появиться извне, но не изнутри – вот что самое лучшее. Ради этого стоило умереть и возродиться тем, во что превратил его Лорэлай.

Стукнула дверь ванной. Лорэлай встал напротив душевой кабинки и облокотился о мокрую стену, скрестив руки на груди и вперив в Эриха пристальный, едкий, словно концентрированная щелочь, взгляд.

– Почему ты не убил этого чёртового байкера? – внезапно прервал молчание Лорэлай.

Вода затекает в рот. У воды совсем нет вкуса, думает Эрих. Вкус есть только у человеческой плоти, больше ни у чего.

– Я и так убил многих, Лори. Я устал.

– Ложь. Ты не можешь устать. Мёртвые не устают, – напоминание заставило слегка вздрогнуть.

– Не физически. Я против бессмысленной смерти. Это отребье могло причинить зло тебе, поэтому я нейтрализовал их, но тот байкер – он уже не нападал. Только защищал мальчишку.

Лорэлай фыркнул.

– Мальчишка понравился тебе, не так ли? – шум воды почти заглушил вопрос Эриха.

– Предположим, – процедил Лорэлай.

Эрих усмехнулся и продолжал с силой оттирать чужую кровь, прикрыв глаза.

Вдруг его плечи плавно обвили руки Лорэлая, и биолог ощутил, как к его спине прижимается тонкое обнажённое тело.

– Прости, Эрих, я имел в виду, что…

Эрих развернулся к своему созданию, коснулся его лица, немного стыдясь шероховатости собственных ладоней.

– Успокойся, Лори. Всё хорошо. Я всё понимаю. Ты устал, тебе скучно. Я – совсем не тот, кто тебе нужен, и нет ничего зазорного в том, что тебе, наконец, захотелось немного развлечься. Этот мальчик – молодой, красивый, дикий. И ты… Я помню, как страстно и жарко ты исполнял свои арии при жизни. Даже смертельная болезнь не лишила тебя внутреннего огня. Извини, я не смог подарить тебе страсть.

Лорэлай поспешно опустил лицо и дрогнул ресницами. Тушь стекала с них, и Эрих не мог с точностью сказать, что это лишь вода из душа. Он казался ещё более маленьким и уязвимым, чем обычно. Несчастным, как брошенная под дождём кукла.

Биолог обнял притихшего певца, прижал его к себе и погладил по спине.

– Лори… Мой маленький Лори… Зачем ты притворяешься, будто любишь меня до сих пор?

Лорэлай молчал.

– Если бы я мог, я подарил бы тебе того мальчишку…

– Ты мог, но не сделал этого! – вдруг оскалился Лорэлай и, оттолкнув своего хозяина, выскочил из душа. Подхватив и скомкав в руках свою оставленную в углу одежду, он оглушительно хлопнул дверью.

Эрих замер, безучастно отмечая, как барабанит его по загривку вода, температуры которой он не ощущает.

Он не убил того байкера, дабы Лорэлай заполучил мальчишку, потому что… Потому что…

Впрочем, пустое!

Эрих вздохнул – мёртвые лёгкие не нуждались в кислороде, но привычки не так легко забываются.

Лорэлай верен себе. Капризный, требовательный, и рядом с ним Эрих всегда чувствует себя в чём-то виноватым.

Вода скользила по нечувствительной коже со следами от пуль, блёклыми и незаметными – посмертные шрамы затягиваются быстро, если есть питательные вещества и достаточное количество регенерантов. Теперь струи стали совсем прозрачными. Остатки чужой крови вернутся в то самое гнилое канализационное озеро, рядом с которым лежат трупы убитых.

Замкнутый круг. Пищевая цепочка и цикличность мироздания.

Кто-то должен питаться и Эрихом, и пусть этим кем-то будет Лорэлай.

* * *

Прохлада отхлынула. Мортэм в который раз вынужденно поднимается из глубин пресного океана забвения, и тут же замирает. Снова смотрят на него эти глаза. Почти чёрные, как крепкий кофе.

Зомби не ведают страха, но где-то в глубине чудится, как сжимается давно мёртвое сердце, эхом отдаётся фантомная боль.

Лорэлай опять стоит перед ним, нервно тиская в пальцах электрошок, позаимствованный у Резугрема, и Мортэм знает – опять будет больно.

Потом будет необходимое количество инъекций регенеранта – вампир уже поставил хромированную коробочку с ампулами в углу, на пол.

Иногда Мортэм ловил себя на мысли, что предпочел бы отказаться от инъекций. Лучше сгнить раз и навсегда, чем ежедневно гнить под действием электрошока.

Зачем Лорэлай пытал его, Мортэм не понимал, темноглазый палач твердил что-то о предательстве, но все системы Мортэма восставали против подобной логики.

Лорэлай приказал убить Резугрема. Мортэм выполнил задание. А то, что назвал имя «заказчика» – так ведь его спросил об этом Хозяин. Зомби класса Бета запрограммированы правдиво отвечать на любой вопрос Хозяина. Пусть и мёртвого.

Он мог, впрочем, вообще не говорить ничего о приказе Лорэлая. Но память, сознание были важнее сохранения секрета вероломного мертвеца. Мертвеца – вот именно. Равного. НеХозяина. Правдиво рассказать о том, что собрат попросил исполнить его поручение – это вовсе не предательство.

Безропотно и молча вынести экзекуцию и потерять память Мортэм не собирался.

За что же его карают? Да ещё так ужасно…

Лорэлай приходил к нему через равные промежутки времени – Мортэм решил, что через сутки – и измывался над ним. Чаще всего просто бил электрошоком и любовался мучительной агонией собрата. Собрата. Что он делает?! Зомби никогда не причиняют вреда собратьям, пока те их не тронут. Мортэм не нападал на Лорэлая. Один раз решился – в качестве самообороны. Но юркий кровопийца сумел выскочить из кельи и заблокировать дверь. Мортэм остался без инъекций так надолго, что разум его стал расползаться, как и его гниющая плоть. И Мортэм в отчаянии таращился в потолок невидящими бельмами, готовый поверить в любого Бога, даже в Резугрема, молиться, неистово и страстно, рыдать, умолять вернуть ему память. Тёплые солнечные пятна на белых стенах домика в Оазисе, зелень, тяжёлые тропические ароматы цветов и нежные руки матери. Эфемерные призраки в каменном мешке, выложенном белым кафелем.

Лорэлай вернулся с ампулами, благословенный Лорэлай, Мортэм был благодарен ему за прощение. И больше никогда не нападал. Лорэлай дал ему понять, что, если не сопротивляться, то он всегда излечит после того, как вдоволь натешится. И Мортэм терпел, безропотно сносил удары, унижения, даже сексуальное насилие, которому Лорэлай подвергал его довольно редко, но всё же… Это не может длиться вечно. И это завершалось уколами и приказом ложиться в криокамеру. Там Мортэм погружался в прохладу и тишину, и грезил о своём прошлом. Зомби не видят снов, как считается. Но как тогда назвать эти мучительно-реальные и в то же время не реальные картины, сменяющие друг друга в сознании Мортэма? Если он видит сны, может быть, он вовсе и не зомби?

– Привет, Морт, – развязно поздоровался с ним Лорэлай, заголив фарфорово-белые клыки.

Глупые прелюдии. Начинай же свою игру.

– Ой, это что у нас такое? – в притворном волнении воскликнул Лорэлай, ткнув пальцем в крошечную язвочку в уголке губ Мортэма. Вероятно, регенеранта уже не достаточно, надо увеличивать дозу.

Мортэм невольно отшатнулся, порываясь прикрыть рот ладонью. Рот, глаза, гениталии – они гниют в первую очередь, и это ужасно больно.

– Ну ладно, потом подлатаю, – отмахнулся Лорэлай, откинув с плеча волосы. Они у него сегодня почему-то мокрые. Только что из душа? И не брезгует запачкаться в гнили? Впрочем, он знает средство против этого – один раз он нечаянно вляпался в некротическую язву Мортэма и заставил его же слизать гной.

– Раздевайся, – рычит вампир и медленно расстёгивает свой элегантный чёрный пиджак.

Мортэм безропотно и стараясь не медлить, стягивает с себя винил.

Зомби помнил одного человека. не достаточно было в прошлый раз. мортэма., сменяющие друг друга в сознании мортэма. ма, молиться, неистово и страс Его звали Роберт, и он временами сам протирал полиролем униформу Мортэма (хотя в его обязанности как главного крио-оператора это не входило), словно боялся, что его подчиненные не справятся с этой простой рутинной процедурой. Роберт заботился о Мортэме. Он тоже колол сохраняющие составы или регенеранты. Но он колол мягче. Зомби не чувствуют боли. И всё же Мортэм смог бы отличить с закрытыми глазами укол, сделанный Робертом, от укола, сделанного Лорэлаем.

Жжётся лекарство. И так же жжётся желание вернуться к Роберту. У него были такие же длинные тёмные волосы, как у Лорэлая, и такие же тёмные глаза. И такие же изящные пальцы, но в то же время совсем другие – мягкие, с едва заметной влагой на кончиках мягких подушечек. Касаться зомби без перчаток персоналу не разрешалось, но Роберт порой нарушал правила, и Мортэм точно знал, что не выдаст его маленького секрета.

Удары чего-то сродни электричеству грубо отбрасывали воспоминания прочь, и ад начинался.

Горячая дрожащая боль плюхалась гигантской медузой на грудь, кожа и волокна плоти размягчались, медленно стекали, словно Мортэм рыдает всем телом, слезами разложения.

Но он молча сносит пытки, и это бесит Лорэлая.

– Покорная бессловесная скотина! – рычит он, пиная зомби по лодыжке, – И что б тебе не смолчать тогда? Нет, надо было распускать свой поганый язык!

– Я сказал правду. Он спросил, кто приказал убить его. Я ответил, – ровным голосом бубнил Мортэм, но очередной удар псевдо-током заставлял распахивать рот в беззвучном крике и дёргаться.

Он прокусил язык насквозь. Лорэлай заметил это. Заточенный ноготь проник в полуоткрытый рот – своевольно, даже нагло до непристойности, выцарапал язык, словно моллюска из раковины.

Далее следует поцелуй. Мортэм не сразу идентифицирует прикосновение прохладных губ как поцелуй, ждёт новой пытки, вероятно, укуса.

Но следует очередной удар, который сваливает Мортэма на пол. Он тыкается лбом в туфли Лорэлая, ослепший от приступа агонии. Глаза, думает Мортэм, мои глаза вытекут и размякнут, будто раздавленные ягоды.

Пытка закончится. Когда-нибудь.

– Ты никогда не успокоишься? – бормочет Мортэм. – Разве я не искупил вину? Ты же мёртвый. Ты должен понимать, насколько мне плохо сейчас…

Губы Лорэлая исказил оскал и гримаса ненависти.

Удар. Всполохи синего и белого перед глазами.

– К сожалению, я не могу сделать тебе ЕЩЁ хуже! – шипит вампир. – И к ещё большему моему сожалению, ты уже мёртв, и умирать тебе дальше некуда!

Но ведь у смерти множество стадий. Разве не ад – вечное приближение к последней из них, полному разложению, и вечному отдалению от финала?

Главное – чтобы кололи регенеранты. Чтобы сохранялось сознание. И память – солнечные пятна на белой стене, мягкие руки на щеках.

В плечо впиваются острые ногти, тянут вниз настойчиво и властно. Мортэм покорно упирается ладонями в крышку криокамеры. Кожа вспухла, местами потемнела, местами приобрела желтоватый оттенок, словно жабье брюхо. Мортэм смотрит на свои руки и не может их узнать.

Обтекаемый «фонарик» – источник нескончаемой боли вдруг входит в анальное отверстие. Само по себе вторжение инородного предмета – унизительно, но безболезненно. Лорэлай с силой впихивает электрошок глубже, выдирает его обратно, и снова вглубь. Смеётся – с издёвкой, с презрением.

– Какой ты у нас разработанный, однако, а! Баловался игрушками? При ЖИЗНИ?

Он нажимает кнопку.

Когда боль приходит снаружи – разрушаются сначала поверхностные слои, но когда сокрушительная волна этой сверх-боли смерчем проносится по внутренностям…

Мортэм запрокинул голову и сипло взвыл. Разошедшиеся волокна голосовых связок выдали лишь шипение, с вкраплениями повизгивающих ноток.

– Нравится, а? Возбуждает? – скалит зубы Лорэлай, белоснежные на фоне его смуглой кожи. Точнее, посмертного грима.

Так не бывает. Мёртвый не причиняет зла мёртвому без причины. Сейчас – причины нет. Почему он так нелогично поступает? Может быть, это тоже сон? Роберт разбудит инъекцией и отправит на задание.

– Ты хочешь меня? – спрашивает Лорэлай, перестав давить на чёртову кнопку, но никуда не убирая электрошок. Ощущение пластмассы внутри не неприятно на физическом уровне, только на моральном. Приходится терпеть. Снова терпеть.

Мортэм обессилено молчит и косо сползает на пол. Вампир не делает попыток вернуть полуразложившееся тело на место.

– Ну, отвечай! Ты хочешь меня? – издевательская усмешка.

– Я мёртв. Я ничего не хочу. И никого. – безучастно отзывается зомби.

В ответ – неприятный хохот, точно расстроенная антикварная скрипка.

– О да. Ты мёртвый! Ты такой же мёртвый, как и я, понятно тебе!? Но никогда не смей напоминать мне о смерти!

Мортэм безучастно, туповато следит за тем, как из его носа на плиты пола капает чёрно-зелёная слизь.

«Это что, мой мозг? – Мортэм следит за брызгами на полу. – Мозг. Исчезает. Я. Исчезаю».

Лорэлай чуть наклонился, смотрит в лицо зомби внимательно, изучает жертву с интересом учёного. Нет, учёный – Резугрем, он никогда не получает удовольствия от истязаний. Лорэлай… другой.

– Ты не такой же мёртвый, как я, – хрипит Мортэм. – Ты чудовище.

Вот она, обретённая логика. Он чудовище. Потому и поступает так. Других объяснений нет. Мортэму становится спокойно от того, что всё на своих местах.

И опять смех.

Вместе со смехом внутри истерзанного тела разворачивает свой шипастый хвост драконоподобная гнилостная боль. Предел боли – кристальная чёткость восприятия. Ничего «до» и нечему быть «после», только «сейчас».

Лорэлай удерживает электрошок и вгоняет ноготь в маленькую кнопку, свободной рукой скользит к себе в брюки. Скалится. Он никогда не знал, что чужая боль может так его возбуждать.

Мортэм вовсе не ненавидит Лорэлая. Он готов умолять о пощаде – это не хуже и не лучше любой другой реакции. Он просто хочет сохранить себя. Боль отнимает память, разум, личность. Гордость и самоуважение – выдумка идиотов, куску мяса из холодильника нет смысла играть в геройство.

С живота и бёдер Мортэма сползают клочья кожи. Он ничего не видит, ничего не понимает, ничего не чувствует – только ощущает собственный распад. Лорэлай вздрагивает в такт рывкам Мортэма.

Мортэм чувствует, что у него готова отвалиться нижняя челюсть, но всё же широко раскрывает рот и кричит. Ни единого звука, кроме сиплого шипения, его гортань выдать не может.

Лорэлай чуть ахнул, и, быстро схватив Мортэма за волосы, рывком повернул его лицо к себе. Капли холодного семени брызгают на перекошенные, растрескавшиеся глубокими чёрными рытвинами губы.

Мортэм готов поклясться, что чувствует вкус. Горечь, едкая соль. Он не должен чувствовать. Зомби не чувствуют.

Электрошок покинул его тело.

– А ну оближи! – тяжело дышит Лорэлай, заставляя Мортэма взять в рот адскую игрушку.

Чудится, что последовал ещё один удар, звоном отдаваясь в черепной коробке.

И Мортэм не может понять, были ли этот удар на самом деле или всё же нет.

Он растягивается на полу, в луже сукровицы.

Сейчас… сейчас укол подействует, боль уйдёт, и его тело восстановится. А завтра всё начнется с начала.

При жизни Дэрек не верил ни в ад, ни в рай – солдатам не полагается забивать себе мозги религиозной чушью. Но если ад и может существовать, то он таков – ни смерти, ни жизни, ни даже боли в человеческом понимании. Приближение к финальной стадии посмертия и отдаление от неё.

Бесконечность.

Нет смысла бороться.

Мортэм размыкает губы и сипит, не слыша своего голоса:

– Не надо больше инъекций. Добей меня.

– Нет, – Лорэлай, – ты мне пока нужен.

Он скользит к коробке с ампулами – крохотная тонкая тень. Мортэм мог бы переломить его пополам одним ударом.

После трёх инъекций, которых обычно хватало для восстановления, Лорэлай вдруг понял – что-то не так. Тело Мортэма восстанавливалось тяжко, неполно. Под слоем вспухшей буграми кожи угадывались очаги гнили. Неужели лимит исчерпан? Лорэлай чуть закусил губу, занервничав. Испортил игрушку. Ну, хорошо хоть Эрих не накажет за порчу его имущества – он же сам сказал, что Лорэлай волен делать с Мортэмом всё, то заблагорассудится. Хоть убить.

Убить мертвеца – это, вероятно, как раз то, что он и проделывает изо дня в день с Мортэмом.

Лорэлай медленно поднялся и отступил от валяющегося на полу гнилого трупа. Неподвижность и мокрая, прогоркло-сладкая вонь повергали вампира в трепет. И ужас. Ведь это – и его возможная участь. Он развернулся и бросился прочь из кельи.