Текст книги "Европейская новелла Возрождения"
Автор книги: Мигель Де Сервантес Сааведра
Соавторы: Никколо Макиавелли,Лоренцо де Медичи,Франко Саккетти,Антонфранческо Граццини,Маттео Банделло,Мазуччо Гуардати,Тирсо Молина,Джиральди Чинтио,Бонавантюр Деперье,Маргарита Наваррская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 50 страниц)
Из «Занимательного путешествия»
Агустин де Рохас Вильяндрандо[372]372
Рохас Вильяндрандо (1572 – ум. между 1618 и 1635 гг.), родившийся в Мадриде, имел удивительную и характерную для эпохи биографию, включавшую военную службу во Франции, ранения, плен у гугенотов, пиратские нападения на английские суда, драку в Малаге, закончившуюся убийством противника. Обезумев от голода в соборе, где он укрывался, он был готов отдать себя на казнь, если б не внезапная любовь одной девицы, убедившей его вернуться в собор и помогшей откупиться от правосудия; нищенская жизнь с ней, продажа проповедей незадачливым священникам, любая черная работа, прямое нищенство, мелкое воровство… Попытка писать комедии, попавшая под запрещение театра Филиппом II в 1598 году; два года, пока театр не стряхнул ярмо деспотического запрета, – мелочная торговля, оказавшаяся наиболее прибыльным из занятий Вильяндрандо. Наконец, приобщенье к самому унизительному и самому счастливому занятию в старой Испании: Вильяндрандо – актер в знаменитых труппах Антонио де Вильегаса (однофамильца новеллиста) и Николаса де лос Риоса; прославленная книга об актерской жизни «Занимательное путешествие» (Мадрид, 1603), беспрерывно переиздававшаяся, вдохновившая в XVII веке Поля Скаррона на «Комический роман», а в XIX – Теофиля Готье на «Капитана Фракасса»; комедии, печатать которые не разрешали, но которые шли с большим успехом, а одна из них послужила Кальдерону источником драмы «Жизнь есть сон»; политический трактат «Истинно государственный муж». (Саламанка, 1611), тотчас же по выходе изъятый инквизицией.
Из «Занимательного путешествия» взята (no CV) публикуемая впервые на русском языке краткая новелла, также имеющая отношение к теме «жизнь есть сон». Сюжет этот, восходящий к рассказам «Тысячи и одной ночи», помимо Рохаса Вильяндрандо, до Кальдерона трактовался в анонимном дошекспировском «Укрощении строптивой» (изд. в 1594 г.) и частично сохранился в комедии Шекспира в интродукции к пьесе.
Н. Балашов
[Закрыть]
Сон наявуНесколько дней тому прочел я в книге одного умнейшего автора про случай из жизни герцога Филиппа Доброго[373]373
…из жизни герцога Филиппа Доброго… – Филипп III Добрый, герцог Бургундский (1419–1467), учредил орден Золотого Руна в 1429 г. Впоследствии орден перешел к Австрии и к Испании…вычитал я… – Источник не ясен.
Н. Балашов
[Закрыть], того самого, что учредил орден Золотого Руна в городе Томер, в церкви святого Бертина, пожаловав звание кавалеров двадцати четырем рыцарям, коих называл «двумя дюжинами недюжинных», а на знамени ордена велел вышить герб – кресало в руке, занесенной над кремнем, и вокруг, кольцом, девиз: «Бей сразу и высечешь искры». Итак, вычитал я, что сей христианнейший принц, достигнув преклонных лет, часто и упорно говорил о тленности всего земного и обмане мирских обольщений. Однажды вечером, объезжая город со свитой приближенных, увидел он на улице пьяного человека, с нечистым и закопченным лицом, лежавшего в грязи и спавшего так крепко, что его невозможно было добудиться. Герцог приказал доставить его в свою резиденцию, ибо на этом примере задумал показать тщету нашей жизни. Пьяного, как было велено, перенесли во дворец, затем был дан приказ снять с него лохмотья, надеть тонкую сорочку и уложить на кровать в герцогской опочивальне, а утром подать одеться и прислуживать так, как подавали и прислуживали самому герцогу. Наутро, когда хмель, по их расчету, должен был пройти, в спальню явились придворные с вопросом, какого цвета костюм угодно надеть всемилостивейшему сеньору в этот день, а бедняга, ошеломленный видом богатого покоя и стольких знатных вельмож, из коих многие обнажили перед ним голову, не мог вымолвить ни слова; он молча смотрел на них и, видимо, думал, что всего два часа назад пил вино в таверне и раздувал мехи в своей кузне (как узнали потом, это был кузнец, живший неподалеку от дворца). Ему принесли нарядную одежду и подали кувшин с водой и таз, но он к ним не прикоснулся, ибо не знал, как надо умываться. На вопросы он не отвечал; только все смотрел в окно на свою лачугу и, верно, думал: «Господи, твоя воля! Разве не я живу в этом домишке[374]374
Разве не я живу в этом домишке с трубой на крыше? – То, что герой видит из окон дворца свой дом, жену и сына, – мотив, отсутствующий у Шекспира и у Кальдерона, – лишает фабулу правдоподобия и подчеркивает ее притчевый, философский характер.
Н. Балашов
[Закрыть] с трубой на крыше? Не мой ли сын Бартолильо тот мальчуган, что запускает волчок? И разве женщина, что прядет на крыльце, не жена моя Торибия? Как же я очутился среди всей этой роскоши?» Полагаю, так он думал в своей душе. Накрыли на стол, он сел обедать, и герцог находился среди сотрапезников. А потом, с наступлением ночи, ему подали большую чару вина, чтобы он опять упился до беспамятства, и, как только он крепко заснул, сняли с него богатую одежду, натянули вчерашние лохмотья и по приказу герцога отнесли на то самое место, где накануне подобрали. И когда все это было исполнено, Филипп Добрый прибыл туда со своей свитой, и велел разбудить пьяного, и спросил его, кто он таков. Тот, растерянный и оторопелый, ответил, что уж и сам не знает после всего случившегося с ним за последние два часа, и больше не хотел говорить; по, уступив наконец долгим и настойчивым расспросам, сказал:
– Государь, я кузнец, и зовут меня Имярек[375]375
…и зовут меня Имярек. – «Имярек» точно передает испанское имя кузнеца Фулано, слово арабского происхождения, означающее «Некто» и ставившееся в документах вместо прочерка.
Н. Балашов
[Закрыть]. С час или полтора назад я вышел из дому, выпил немного вина, сон меня сморил, и я заснул на улице и видел во сне, будто я король, и мне прислуживают знатные господа, и я ношу пышный наряд, и сплю под парчовым пологом, ем и пью по-королевски, и я был так доволен, что от радости у меня, видно, ум отшибло, а теперь я сам вижу, что так оно и есть, ибо все это был сон.
И тогда герцог сказал:
– Вы видите, друзья, сколь бренны земные обольщения. Жизнь наша есть сон; ибо все, что говорит этот человек, случилось с ним наяву, и вы сами тому свидетели; а он думает, что это приснилось ему во сне.
Из «Зимних вечеров»
Антонио де Эслава[376]376
Эслава родился в Сангуэсе в испанской Наварре в 1570 году; он был чиновником средней руки и страстным, на манер Дон Кихота, любителем чтения. Книга Эславы «Зимние вечера», несмотря на художественную непритязательность автора, была популярна (в 1609 г. издана в Памплоне, в том же году – в Сарагосе, в 1610 г. – в Брюсселе; кроме того, дважды в XVII в. она издавалась в немецком переводе; новейшие издания – Мадрид, 1942 и CV). Книга состоит из одиннадцати новелл в обрамлении диалога рассказчиков.
Перевод новелл «О царе Никифоре» и «О короле Карле Великом» сделан специально для данного издания по ВАЕ, Мадрид, 1846.
Н. Балашов
[Закрыть]
Здесь рассказывается о спеси царя Никифора, и пожаре его кораблей, и об искусстве волшебства царя Дардана
С превеликой пышностью царствовал некогда в Греческой империи спесивый и воинственный император Никифор[377]377
Никифор. – Из трех византийских императоров по имени Никифор с болгарами воевали двое – современник Карла Великого Никифор I Логофет (802–811), потерпевший от них поражение, и Никифор II Фока (963–969), призвавший на помощь Византии князя Святослава Игоревича.
Н. Балашов
[Закрыть]. Вот начал он войну против соседа своего Дардана, царя Болгарии, а причиною было то, что спесивый император потребовал от Дардана[378]378
Дардан – условное имя, оно впервые упоминалось как имя мифологического основателя Троянского царства.
Н. Балашов
[Закрыть] завещать Болгарское царство одному из двух его, Никифора, сыновей как близкому родичу, ибо, по законам той страны, дочь Дардана, называвшаяся Серафиной, наследовать трон не могла. Добрый царь Дардан отвечал, что, ежели тот сын, коего Никифор прочит ему в наследники, женится на единственной его дочери, он, мол, тотчас передаст зятю все царство свое, в противном же случае завещает его Римской империи. Но спесивый император заносился высоко: надеясь на могущество свое, он отверг это предложение и вознамерился пойти войною на болгар, изгнать Дардана и завладеть его царством. Мудрый царь Дардан мог бы победить Никифора, прибегнув к волшебству, в коем не было ему равных, однако он дал обет всевышнему никогда не пользоваться сим искусством во зло господу или во вред ближнему. Человек добрый, разумный и враг войны, собрал он для защиты от грозного врага совсем небольшую рать, и вскоре насильник изгнал Дардана из богатого и цветущего края, повергши злополучного царя в уныние и нужду превеликую. Однако подругою Дардану была добродетель, и он в этой беде оказал больше мудрости, нежели в прошлых: будучи изгнан из отечества своего и царства, лишившись своих воинов, рыцарей и придворных, потеряв несметные сокровища, утратив льстивых друзей, не находя ни в ком ни поддержки, ни сочувствия, удалился он вместе с любимой дочерью из населенных мест в дремучий лес. Клонясь под бременем лет, шел он, опираясь на руку единственной дочери своей, и вот повел он такую речь:
– Любимая и бесценная дочь моя! Знай, божественный философ Аристотель говорит, что истинно лишь то блаженство, которое длится не миг один, но всю жизнь, что лишь оно совершенно и совершенство это состоит в добродетели. Говорю это к тому, дабы ты не думала, будто блаженство могут дать блага преходящие и земные. Также испанский философ Сенека[379]379
Испанский философ Сенека. – Ссылки на античных авторов даны у Эславы с редкой у ренессансных писателей наивной прямолинейностью. Сенека, философ I в. н. э., происходил из римской Испании (из Кордубы, будущей Кордовы) и рассматривался испанцами как соотечественник.
Н. Балашов
[Закрыть] говорит, что ничтожен дух, находящий утеху, радость и наслаждение в земном. И ежели господу было угодно лишить меня благ земных, он наделил меня взамен благами небесными и духовными, отчего я вправе почитать себя счастливым, довольным и облагодетельствованным судьбою; и поверь, дочь моя, огорчает меня лишь одно – то, что ты столь внезапно оказалась в нищете и в горести, что уже не окружают тебя толпы принцев и рыцарей, которые прежде поклонялись тебе и искали твоей милости: недели не прошло с тех пор, как тебя величали принцессой и дочерью могущественного царя, а ныне ты можешь назвать себя дочерью самого нищего и горемычного человека на земле; о себе-то я не скорблю, ибо знаю, чего стоят и на чем покоятся блага изменчивого мира сего, и знаю, что я не первый царь, кого постиг столь плачевный жребий: созерцая, как зритель в театре, свою трагедию, я вспоминаю гибель злосчастного императора римского Геты[380]380
…императора… Геты… и далее. – Исторические примеры, данные здесь Эславой, достаточно точны.
Н. Балашов
[Закрыть], которого победил и убил его брат Бассиан Антонин, да еще кончину Юлия Цезаря, владевшего миром и убитого лучшими своими друзьями у подножья статуи заклятого своего врага Помпея, да еще судьбу Юстиниана Второго, свергнутого и изгнанного из империи его слугою Леонтием, который, для вящего посрамления, отрезал изгнаннику уши, да еще участь Людовика Благочестивого, которого родные сыновья с великим позором изгнали из Римской империи. И, наконец, дочь моя милая, я познал, что в непостоянном сем мире повсюду идет непрестанная война: так мы видим, что горние небесные сферы в движении своем противятся одна другой, что светозарные звезды на небесном своде сталкиваются и спорят, что враждебные стихии непрестанно между собой воюют: буйные ветры гоняют волны на пенистом море, вода стремится погасить неукротимый огонь, а огонь – сокрушить и уничтожить воздух и воду; лето терзает нас несносною жарой, зима – пронзительным холодом и непогодой, реки – бурными разливами и яростным течением вод своих. И ежели так обстоит дело в мире созданий не чувствующих и неодушевленных, чего же ждать от существ чувствующих и наделенных разумом? Обдумав все это и видя, сколь мало в людях склонности к миру и покою, клянусь тебе вечным хаосом отныне не жить среди людей. Да, я намерен навсегда уйти от их жалкой участи, силами своего волшебства я создам великолепный, роскошный дворец в пучине морской, где мы, отказавшись и отрекшись от бренного человеческого существования, будем жить покойней и приятней, чем на самой плодородной земле. Думаю, теперь я вправе прибегнуть к искусству волшебства, на изучение коего немало положил трудов, ибо тут оно послужит не во вред ближнему и не во зло богам.
Прекрасная Серафина выслушала его со вниманием и, опустив знамя горделивых своих надежд, отвечала любимому отцу, что последует за ним, куда он повелит, а для прелестной юной девицы отказаться от всякого общения с человеческим миром было изрядным подвигом. Так беседуя, они вышли на берег моря, где их ждала красиво изукрашенная ладья; оба сели в нее, и царь взялся за длинные весла. Рассекая ими бурные волны, он направил ладью в Адриатический залив и, достигши его середины, остановился: силами волшебства морская пучина тотчас разверзлась, воды, подобно двум мощным стенам, застыли по обе стороны ладьи, которая опустилась на самое дно и причалила к великолепному дворцу, высившемуся на дне морском, столь богато и роскошно отделанному, какого не бывало ни у одного царя или князя в этом мире. Могучие стены его изнутри и снаружи были покрыты листами черненого серебра, с вычеканенною на них картиной Фарсальской битвы, а портал сработан с таким изяществом и мастерством, что, казалось, ничего равного не могла бы создать даже самая совершенная архитектура; фризы, обелиски, резьба превосходили красотою создания Фидиевы, ступени были из порфира, полы выложены мозаикой из драгоценных каменьев, образовывавших узоры редкостной прелести, основания и капители коринфских колонн поражали взор великолепием, своды, потолки, галереи и лепные орнаменты были украшены золотом, слоновой костью и перламутром, и с них свисали крупные золотые гроздья винограда, а в главной зале потолок был сделан наподобие свода небесного с превеликим искусством и такой тонкостью, что дух захватывало. Там был изображен Аполлонов зодиак[381]381
Аполлонов зодиак. – Некоторая вычурность стиля; то есть зодиак, через который проходит колесница солнца, ведомая Аполлоном.
Н. Балашов
[Закрыть] с его двенадцатью знаками и семью планетами; не меньшее восхищение вызывала Большая Медведица, которую в народе называют Возом, и Малая Медведица, прозываемая Рогом; также меч Персеев, находящееся на севере созвездие из двадцати шести звезд; и Южная Корона, состоящая из тринадцати звезд, и сторожащий Малую Медведицу Дракон. Столь же изумительна была фигура Водолея, щедро лившего воду из кувшина, дабы оплодотворить Землю, а также покоящиеся, неподвижные фигуры Арктики и Антарктики, двух полюсов, мирно и снисходительно взирающих на смятение, царящее среди светил небесных. Волшебный дворец украшали также четыре высокие башни, стоявшие на четырех его углах; снаружи покрывала их мельчайшая чешуя рыб, называемых «мериносами», а балконы на них были из червонного золота с прозрачными хрустальными окнами. Но что более всего поразило и восхитило Серафину, так это двери чудесного дворца, – были они целиком из перламутра и украшены дивною резьбой, изображавшею всевозможные сцены: справа было представлено прелюбодеяние Венеры[382]382
Прелюбодеяние Венеры. – Согласно мифу, бог Гефест (Вулкан) опутал сетью свою супругу Афродиту (Венеру), изменявшую ему с богом Ареем (Марсом).
Н. Балашов
[Закрыть] и тончайшая сеть ее супруга Вулкана, слева – заслуженное падение дерзкого Фаэтона[383]383
Падение дерзкого Фаэтона. – Фаэтон – сын Гелиоса, бога солнца, с V в. до н. э. отождествленного с Аполлоном, выпросил колесницу отца, но не удержал коней, колесница пошла слишком близко к земле, вызывая жару и пожары; Зевс вынужден был во спасение земли поразить Фаэтона молнией (греч. миф.).
Н. Балашов
[Закрыть]; за дверями открывалась четырехугольная зала, украшенная сорока колоннами из переливчатой яшмы, усеянной самоцветами, которые сиянием своим освещали просторные хоромы, как если бы горел там огонь или же пылающий факел; посреди залы был дивный фонтан, где из статуи бога Нептуна били две кристально чистые струи пресной воды; направо от фонтана находилась треугольная дверь, вся в сверкающих изумрудах и топазах, а за ней – восхитительный сад со множеством разнообразных фруктов и цветов, вечно сохранявших вкус и аромат; были там белая лилия, алая роза и веселый жасмин, пестрые, благоуханные гвоздики, фиалки, подснежники, гиацинты и шиповник, которые яркостью красок своих расцвечивали никем не хоженную землю, а орошали их родники, несшие свою дань в затоны и пруды, где кишела всяческая рыба и чьи берега окаймляли купы благоухавших деревьев, на зависть и в поношение садам Гесперид[384]384
…садам Гесперид… – Геспериды – дочери титана Атланта, а чаще Геспера, божества вечерней звезды (то есть планеты Венеры, когда она видна на закате); они хранили на крайнем западе сады, приносившие золотые яблоки (греч. миф.).
Н. Балашов
[Закрыть], дочерей Атлантовых. Соленые воды морские не дерзали посягнуть на волшебное это сооружение, имевшее в окружности двенадцать миль и увенчанное высокими аркадами, столь искусно сделанными, что казалось, то сверкают грани чистейших алмазов.
В этом волшебном дворце и поселился старый Дардан со своей прелестной и любимой дочерью Серафиной; силою своего волшебства он заставил служить ей сирен, нереид, дриад и прочих нимф морских, которые нежной, божественной музыкой услаждали слух. Но вот, прожив два года в подводных чертогах, прекрасная Серафина, побуждаемая склонностями своей натуры, завела с престарелым отцом такой разговор:
– Вам хорошо известно, любимый отец, что всем созданиям на нашей грешной земле присуще некое – не знаю, как и назвать его, – начало природной сообщительной любви: так, движущиеся горние сферы выказывают и сообщают свое влияние матери-земле, и она, радостно принимая их токи, дождь и росу, порождает столь великое разнообразие растений, трав, камней и металлов. Затем, ежели подумать о тысячах мелодий, коими оглашают чистые или туманные воздушные просторы пестрые и сладкозвучные птицы, то мы увидим, что музыка эта также проистекает от природной любви; итак, не мудрено и ничуть не удивительно, что любовь эта оказывает подобное же действие на вашу живущую в одиночестве дочь. Возможно, любимый отец мой, вы сочтете мои слова не вполне скромными, но говорить их меня понуждает сознание, что живу я без надежды услышать человеческий голос, упрятанная и заточенная в подводной бездне; посему прошу вас и умоляю – раз уж вам угодно, чтобы я провела юность и окончила дни свои в волшебном дворце вашем, – дайте мне в мужья, сообразно моему сану и возрасту, какого-либо знатного юношу.
Старый царь Дардан, убежденный разумными речами дочери, согласился выдать ее замуж соответственно сану ее и званию и как человек осторожный и мудрый стал с той поры думать и располагать, как бы исполнить ее просьбу.
Но вернемся в нашей истории к спесивому и победоносному императору Никифору, который, изгнав главного своего врага, царя Дардана, из его владений, настолько возгордился и вознесся, что повелел поставить бронзовые свои статуи и гербы на площадях всех больших городов Болгарии, а царские гербы Дардана – разбить и уничтожить. Но грозная смерть не боится даже самых спесивых и надменных монархов: вступив в бой с гордым императором Никифором, она повергла его на ложе в смертельном недуге. Видя, что он побежден смертью и уже близок к ней, созвал император всех грандов и объявил перед ними наследником своей империи и всех царств Юлиана, младшего сына, походившего на отца надменным и спесивым нравом, и оставил без наследства старшего, по имени Валентиниан, юношу кроткого, благочестивого и доброго, ибо, по несправедливому закону той страны, царь мог выбирать себе в преемники любого из сыновей, не обязательно первенца. И повелел Никифор, чтобы в его присутствии и при его жизни все клятвенно признали Юлиана императором и владыкой Греческой и Болгарской империй; когда же злой его замысел исполнился, пришел конец его во зле и в гордыне прожитой жизни.
Лишенный наследства в отечестве, принц Валентиниан, не находя ни поддержки, ни милости у грандов своей земли, решил втайне покинуть ее и просить помощи и покровительства у Константинопольского императора[385]385
Константинопольский император. – У Эславы путаница, хотя в истории Византии бывали моменты, в частности после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г., когда наряду с византийским императором, пребывавшим в Никее, был еще ложный император-латинянин в Константинополе, навязанный захватчиками.
Н. Балашов
[Закрыть], дабы тот помог ему отнять у брата несправедливо унаследованные и присвоенные владения; дабы надежней скрыть намерение свое, он уехал один и тайком и, вскоре прибыв к каналу Адриатического моря, служащему надежной гаванью для кораблей, стал подыскивать судно, чтобы ехать дальше, но ничего не смог найти, кроме утлой ладьи, которою распоряжался и правил ворчливый старик, пообещавший быстро его доставить туда, куда ему надо. Желая поскорее добраться до Константинопольской империи, Валентиниан не посмотрел на то, что ладья непрочна и моряк стар; с поспешностью и без малейшего страха сел он в ладью, подобно тому как Цезарь сел в лодку Амикласа, но судьба ему уготовила не то, что он предполагал. Знайте же, сеньоры, что лодочник был не кто иной, как старый царь Дардан, который, выведя лодку на середину обширного залива, ударил волшебной палочкой по соленым волнам, – тотчас воды расступились, стали двумя мощными стенами, и устрашенный принц оказался на дне морском, у волшебного дворца. Изумленный великолепием этого сооружения, он весьма обрадовался, а царь Дардан немедля открыл ему свое звание и причину, по которой здесь поселился. Когда же принц увидел инфанту Серафину, любовь завладела его душой, он почел для себя счастьем великим, что очутился здесь, на дне морском, и стал горячо умолять царя отдать ему Серафину в жены и законные супруги. Старый отец не заставил себя долго просить, и вскоре с превеликим шумом и весельем была отпразднована царская свадьба, – силами волшебства Дардан созвал на нее многих царей, принцев и прекрасных дам со всех островов Средиземного моря.
Теперь, пожалуй, нам пора оставить тех, кто веселится и ликует на свадебном торжестве, и вернуться на землю, к Юлиану, новому императору Греции и Болгарии, младшему сыну покойного императора Никифора. Юлиан этот, сопровождаемый всеми грандами Греции, пустился в путь, чтобы жениться на дочери императора Римского. Не хочу быть многословным и не стану рассказывать о том, какой пышный прием оказали ему в Риме, какие дорогостоящие устроили там олимпийские торжества[386]386
…дорогостоящие олимпийские торжества… – Здесь в неожиданном применении деловой лексики («дорогостоящие») в новеллисте проступили черты чиновника финансового ведомства.
Н. Балашов
[Закрыть], пифийские, аполлоновские, немейские и цирковые игры, на которые, в угоду гостю-императору не поскупились римские консулы, диктаторы, префекты, цензоры и трибуны. Скажу лишь, что, возвращаясь в свои владения с любимой супругой и в сопровождении многих римских вельмож, Юлиан сел в Пескаре[387]387
Пескара… Дельфы. – Эслава соединяет современность с античностью. Пескара – итальянский порт на Адриатическом море (у древнего Атерна); Дельфы – святилище Аполлона у горы Парнас в Древней Греции.
Н. Балашов
[Закрыть] на корабль и с огромным флотом поплыл по Адриатическому морю, удаляясь от его соленых берегов. И вот как-то утром, когда светозарный Феб, искупав огненных своих коней, подымался над морскими просторами, а флот Юлиана оказался как раз в тех местах и широтах, где под водою царь Дардан справлял свадьбу единственной своей дочери Серафины, подул свирепый северо-восточный ветер и разбушевались волны морские; небо вмиг заволокли густые черные тучи; встречные ветры вступили в столь яростный спор, что поломали и посбивали толстые мачты; затрещали корпуса кораблей, заскрипели канаты, рулевые колеса вырвались из рук, носы судов поднялись к небесам, а кормы погрузились в воду, все снасти порвались, из туч посыпались град, камни, молнии, огни; и вот алчные волны пожрали большинство кораблей, а грозные молнии испепелили то, что осталось, кроме четырех кораблей, на которых находились молодой император Юлиан с юной супругой, да его добро и казна, да кое-кто из князей греческих и римских, над которыми небо решило смилостивиться. Со страшным грохотом тонули разбитые и горящие корабли, погружаясь в пучину морскую, и шумом этим тревожили тех, кто веселился в волшебном дворце на царской свадьбе прекрасной Серафины. Сам бог Нептун, дивясь столь необычному смятению и переполоху, решил выйти взглянуть, кто это столь дерзко и непочтительно смущает покой его водяного царства, и приготовился уже поразить своим трезубцем оставшиеся корабли, но царь Дардан удержал его, сказав, что божественному его величию не подобает являться людям. А вместо него всплыл наверх сам волшебник Дардан; возвышаясь над водой по пояс, величавый и почтенный старец с длинными седыми волосами и бородой оборотился к уцелевшим кораблям, на которых были император и вельможи, и, гневно сверкая глазами, сказал им так:
– Что это значит, о несправедливый и надменный император? Мало того что твой тиран отец с люциферовой жестокостью захватил мое царство и, угнетая послушных моих вассалов, разрушая мои роскошные дворцы, разбивая и повергая наземь царские мои гербы, грабя мною приобретенные сокровища, изгнал меня с лица земли и вынудил опуститься на дно морское, где я ныне обитаю и проживаю, так еще ты, с отцовской жестокостью и унаследованной от него спесью, вознамерился разрушить и уничтожить мой волшебный дворец, швыряя на него огромные железные якоря и всяческое военное снаряжение. О, неукротимая, яростная гордыня людская, ты хуже свирепого гирканского тигра. В алчности своей[388]388
В алчности своей… – Связь мореплавания и погони за корыстью – частый предмет поэтических обличений, начиная с древнего Гесиода.
Н. Балашов
[Закрыть] ты подобна ливийскому аспиду и ядовитому василиску, которые, разбухши от яда, жаждут человеческой крови. Бог дал человеку приятную и удобную для жизни землю, где столько многолюдных городов, украшенных чудесными, благоуханными садами, столько тенистых долин и высоких гор, в которых берут начало кристальные источники, сливающиеся в полноводные реки, столько богатейших рудников, даром дающих людям золото и серебро. Но, недовольные всем этим, гонимые алчностью, люди сооружают иные дома, чтобы плавать по водам, без страха и совести бороздить обширное лоно морское, тревожа покой водяных владык, нереид, нимф и мирных рыб, заставляя их бежать подальше от вашей гордыни и укрываться во влажные свои убежища. Одно тебе скажу, о несправедливый император: за то зло, которое ты причинил мне, недолго будешь ты наслаждаться неправедной своей властью.
И, закончив свою речь, царь Дардан, не дожидаясь ответа, сразу же погрузился в воду и возвратился в волшебный свой дворец, а император Юлиан так и застыл, навалившись грудью на золоченые перила кормы, и рядом с ним молодая императрица, его супруга, и некоторые из бывших при нем князей: все печальные и удрученные страшными бедствиями, которые им довелось пережить, а в особенности видом царя Дардана, которого они считали давно умершим, по пояс погруженного в соленые морские волны, изрекающего столь справедливые жалобы и пророчащего императору Юлиану недолгое владычество в империи. И впрямь оказалось оно не ложным. Не успел Юлиан прибыть в Дельфы, где находился его императорский престол и скипетр, как неутомимая Парка острыми своими ножницами перерезала короткую нить его жизни.
Столь велико было горе злополучной императрицы, что в скором времени и она переправилась через Коцит[389]389
…переправилась через Коцит… – Правильнее, через Кокит, то есть переправилась в подземное царство, умерла.
Н. Балашов
[Закрыть] вослед супругу, и вся Греческая империя была повергнута в глубокую печаль и скорбь горестной и плачевной кончиной обоих супругов. Тогда собралось на совет все дворянство греческое и признало, что то было справедливое наказание и возмездие, ниспосланное богом за то, что они признали императором Юлиана, младшего сына, когда по праву престол должен был принадлежать старшему, Валентиниану; а также за то, что дали согласие на несправедливую войну против старого царя Дардана и захватили все его царство, а самого его с невиданной жестокостью изгнали. И порешил совет разослать гонцов во все концы света на поиски принца Валентиниана, дабы отдать ему скипетр и венец империи, по праву ему принадлежавшие. Но царю Дардану не надобны были гонцы, он и так узнал о смерти императора Юлиана и императрицы и решил покинуть волшебный дворец вместе с любимым своим зятем Валентинианом и дочерью Серафиной и отправиться в град Дельфы, дабы там признали Валентиниана императором.
Задумано – сделано. С радостью уничтожили они волшебный дворец и, забрав из него великие сокровища, взошли на один из недавно затонувших кораблей и поднялись в нем на поверхность моря и при попутном ветре поплыли в гавань Дельф. Там их с ликованием встретил весь греческий народ, дивясь, что видит старого царя Дардана в таком величии и с несметными богатствами, и ему тотчас вручили ключи от его незаконно отнятого царства. Но радость народа удвоилась, когда услыхали, что принц Валентиниан женился на инфанте Серафине. И тут, с превеликим весельем и пышными празднествами, скипетр и корона всей империи были переданы Валентиниану. А царь Дардан, во исполнение своей клятвы никогда не жить на суше, так и не сошел с корабля, но приказал соорудить на пяти судах, стоявших в гавани, деревянный дворец, из которого провели галерею к императорскому дворцу зятя, и по галерее этой слуги доставляли старому царю все, что он ни пожелает. Так он прожил еще два года, оставив после себя славу государя справедливого, миролюбивого и добродетельного.
Здесь рассказывается о рождении Карла Великого [390]390
Карл Великий. – В новелле о Карле Великом легенда переплетается с довольно точным изложением генеалогии франкского короля, а затем императора Карла (742–771—800—814). Когда Карл родился, Пипин Короткий не был стариком – ему было двадцать восемь лет; он никогда не был императором, а до 751 г. не был и королем, но майордомом франкских королей.
Н. Балашов
[Закрыть] , короля Французского и императора Римского
Пипин, сын храброго Карла Мартелла, правил Французским королевством в мире и спокойствии, но не было у него сыновей, чтобы передать им по наследству престол, и гранды Франции пребывали в великом унынии и страхе, как бы после смерти государя не начались войны, распри, убийства и мятежи из-за наследования трона империи; и вот, побуждаемые этим страхом, самые знатные и жаждавшие мира решили убедить и упросить императора Пипина жениться в третий раз, – быть может, богу будет угодно дать ему наследника, в чем с двумя прежними, уже покойными, женами было ему отказано. Но император Пипин был стар годами и почти не способен иметь детей, и потому он долго не соглашался сделать то, о чем просили подданные. Много раз говорили они ему об этом, слезно молили, и, решившись наконец исполнить их просьбу, ответил он так.
Он, мол, готов жениться на девице из любого рода и любого звания, лишь бы она пришлась ему по сердцу, и для того приказывает устроить королевский турнир и всяческие иные празднества и созвать на них всех девиц, славящихся красотой, а он уж выберет ту, что более других ему приглянется; в возмещение же расходов, которые потребуется девицам сделать для поездки на эти празднества, он-де жалует каждой из них тысячу золотых эскудо.
Едва услышали придворные долгожданный ответ императора, как во всем королевстве Французском пошло веселье и ликованье; были назначены дни для состязаний и турниров, во все области и города разослали грамоты с обещаниями ценных наград и настоятельными просьбами ко всем прекрасным девицам украсить празднества своим присутствием. Словом, сеньоры мои, чтоб не затягивать мою историю, скажу, что в назначенный день явились в Париж все дворяне и рыцари Франции, а также цвет французских красавиц; гости прибыли в роскошных каретах и носилках, верхом на добрых фламандских конях и белых иноходцах, так что весь город Париж с восторгом и изумлением взирал на невиданное зрелище, – казалось, то раскрылись врата небесные, и из них сошел на землю весь этот сонм красавиц в нарядных, блистающих уборах.
Не берусь неумелым своим языком рассказывать и описывать все подробности – это столь же невозможно, как сосчитать звезды небесные; скажу лишь, что к первому дню празднеств на обширной площади был устроен навес из драгоценной парчи, с карнизов, балконов, галерей и окон свисали дорогие ковры, а в том конце, где сидел император, была поблизости сооружена пышно изукрашенная большая галерея, на которой расположились девицы, известные своей красотой и созванные со всего королевства во исполнение государевой воли. Не было ни одной ступеньки, щели или уголка, откуда бы не глядели тысячи глаз, с восхищением созерцавших воинственную осанку рыцарей и статность их коней, красоту и изящество прекрасных дам, собравшихся здесь по воле государя. Трудненько пришлось бы тут Парису[391]391
Парис. – Ему предстояло решить, кто прекрасней, Гера, Афина или Афродита; он отдал предпочтение последней, чем положил начало раздору богинь и Троянской войне (греч. миф.).
Н. Балашов
[Закрыть], когда бы он должен был рассудить, кто прекрасней; и на все это великолепие, окруженный грандами, глядел император, восседая на позолоченном балконе своего дворца и осведомляясь об имени и звании дам, прибывших во исполнение его государевой воли.
В их числе явилась дочь графа Мельгарского по имени Берта и по прозванию «Большая Нога», сестра Дудона[392]392
Дудон де Лис. – История любви Берты относится к области поэтической легенды, но имя Дудон (Дод, Додон, Доон), действительно старофранкское, указывает на древность легенды. Реальная жизнь Берты в девичестве довольно загадочна: Пипин женился на ней лишь шесть лет спустя, после того как она родила Карла.
Н. Балашов
[Закрыть], короля Аквитании; а прозвище такое дали ей за то, что одна ступня была у нее больше другой; но если забыть об этом изъяне, Берта была самой прекрасной и изящной изо всех дам, явившихся в Париж по воле государя, и стоустая молва народная превозносила ее без устали.
И вот, когда настал час начала праздничных торжеств, дивная эта красавица появилась на широкой площади в карете, обитой алым шелком, расшитым золотой нитью и усеянным драгоценными камнями, что сверкали в прихотливых узорах, поражавших искусством и тонкостью и окаймлявших бесчисленные, тоже вышитые, любовные сцены; великолепную карету везла восьмерка белых, холеных, статных лошадей, которые грызли удила с золотыми бляхами и мелодично позвякивали серебряными колокольцами. В карете сидела красавица Берта, и столь ослепительна была она в прелести своей, что, казалось, затмевала свет и сияние багряного Аполлона; роскошное платье на ней, расшитое скатным жемчугом и зелеными смарагдами, было изукрашено затейливыми узорами, искусно завитые и взбитые золотые кудри уложены в высокую прическу, на челе сиял драгоценный карбункул, окруженный искрившимися алмазами, лучи которых разноцветьем своим напоминали звездное небо, а вместо плюмажа или султана высилась фигурка Купидона из ароматной глины, источавшая нежное благоухание. Сопровождали Берту двенадцать всадников, которые, ловко поднимая резвых лошадей на дыбы и делая всяческие вольты, выказывали почтение глядевшим на них дамам.
Все взоры были очарованы красотой Берты и роскошью ее наряда, что вызывало зависть у сидевших на галерее дам. А старый император, лишь увидел красавицу, тотчас воспылал к ней любовью и уже ни на миг не сводил глаз с ее лица. Она же немного влюбилась в Дудона де Лиса, адмирала Франции, юношу бравого и любезного, который на этих празднествах оказал себя смелым бойцом. Но вот празднества, длившиеся две недели, завершились, и император повелел всем возвратиться в свои земли, пожаловав всем рыцарям и дамам по тысяче золотых эскудо в возмещение за понесенные большие расходы. Все разъехались по домам, а в столице еще ничего не было объявлено о том, каково решение государя.
Но, раненный золоченой стрелой Купидона, которую метнула в него красота Берты, старый император вскоре созвал ближайших своих советников и повелел им отправиться к графу Мельгарскому, дабы от его, императора, имени, просить графову дочь Берту ему в жены, королевы и императрицы Франции, ибо такова его государева воля. И дал одному из своих приближенных, а именно Дудону де Лису, адмиралу Франции, полномочия, чтобы тот от имени императора вступил в брак (тут мы напомним, что красавица Берта, будучи в Париже, влюбилась в Дудона де Лиса). Воля императора была исполнена к превеликой радости и удовольствию всего королевства, и вот послы его отправились в Верхнюю Бургундию, где находились владения графа Мельгарского, и, прибыв туда, были встречены и приняты графом с большим радушием.
Услыхав, что послы явились с просьбой и поручением от самого императора Пипина, граф и графиня так удивились и обрадовались, что граф долго не находил слов для ответа, но наконец смиренно изъявил свое согласие, сказав, что он и дочь его почитают себя рабами императора и видят великое для себя счастье в том, что император, снизойдя до его дочери, пожелал избрать ее своей супругой. Берта была вне себя от радости, что ей предстоит столь завидная и высокая честь, и обвенчалась с Дудоном де Лисом, представлявшим императора и имевшим от него полномочия. Новобрачной преподнесли богатейшие драгоценности и дары, было устроено великолепное свадебное торжество и сделаны приготовления к подобным же торжествам на всем пути молодой императрицы; цвет бургундской знати отправился сопровождать ее в Париж с пышностью и великолепием, подобающими императрице.
