Текст книги "Чудеса происходят вовремя"

Автор книги: Мицос Александропулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятая

– Голова раскалывается, – поморщившись, сказал Маркелос.

– Прими аспирин, – посоветовал коммерсант из Патр, который ссудил покойному мэру несколько тысяч, но расписка была у него на руках, и потому его голова нисколько не болела. – Прими аспирин, запей сладкой водичкой, мигом пройдет.

– Да нет, – сонно протянул кто-то из присутствующих, – Не аспирин ему нужен, а отдых... Пусть лучше пойдет приляжет...

– Конечно, конечно, – поддержали остальные, – пусть отдохнет...

Маркелос встал. Сутулясь и ступая тяжело, словно ему трудно было нести свое большое тело, он вышел из салона, медленно и устало поднялся по лестнице и открыл дверь, ведущую в коридор.

На пороге он остановился и огляделся. Ни на лестнице, ни в коридоре не было ни души. Убедившись в этом, Маркелос внезапно преобразился. Он выпрямился и словно сбросил с плеч неприятный, надоевший груз. Черты его лица прояснились: ни головной боли, ни потребности в отдыхе Маркелос, по-видимому, уже не ощущал, и вместо того, чтобы повернуть направо, к своей комнате, он одним прыжком пересек коридор, распахнул дверь напротив и сбежал по узеньким ступенькам винтовой лестницы.

Он торопился: «Сейчас или никогда», и вся его сжавшаяся, как пружина, фигура выдавала решимость на что-то дерзкое, что должно произойти немедленно – потом будет поздно. Про головную боль он, конечно, соврал. Голова у Маркелоса не болела никогда, он даже не представлял себе, как это она может заболеть, словно гнилой зуб или ушибленная нога: Маркелос однажды ушиб ногу и несколько дней она ныла. Сегодня, отсиживая долгие часы в салоне, он только делал вид, что слушает болтовню жалких людишек, которые заполонили его дом. На самом же деле мысли Маркелоса были далеко. Весь вечер мозг его сверлила одна неотвязная идея, и он подыскивал предлог, чтобы покинуть гостей. Маркелос не раз поглядывал на стенные часы, нетерпение его все росло, а подходящего предлога никак не находилось. Маркелос и впрямь почувствовал в голове какую-то тяжесть: это и надоумило его сослаться на головную боль.

Внизу было темно, но зажигать свет Маркелос не стал, а когда убедился, что дверь кабинета заперта, не испытал ни малейшего замешательства. Он вынул из кармана ключ и легко вставил его в замочную скважину.

Кабинет встретил его тяжелым запахом табака и кофе, напомнившим Маркелосу о последней сигарете и последней чашечке кофе его отца. Однако размышлять над этим было некогда. Стремительно и бесстрашно, будто навстречу врагу, Маркелос прошел вдоль стены и повернул выключатель. Слава богу, все на своих местах! Большой письменный стол, два сейфа – справа и слева, шкаф с папками. За письменным столом – кресло, то самое роковое кресло, обитое зеленым бархатом.

Маркелос вздрогнул. Некоторое время он стоял в нерешительности, так и не отрывая руки от выключателя. «Чепуха! – сказал он себе. – Чего я медлю! Ну же!» И быстро обошел стол, стараясь не задеть зеленое кресло. Теперь, оказавшись напротив двери, Маркелос снова испытал безотчетный страх, на лбу его выступил холодный пот, руки задрожали, и только мысль о том, что, действуя быстрее, он скорее выберется отсюда, помогла ему взять себя в руки. «Я ведь не мальчик, – успокаивал себя Маркелос, – и потом не вор же я здесь. Я теперь хозяин...» И он вынул из кармана связку ключей.

Сначала он открыл большой ящик стола. Судя по тому, как один за другим проскальзывали через руки Маркелоса лежавшие там предметы, все они были ему знакомы и не вызывали у него сейчас никакого интереса. Взгляд Маркелоса, беспокойный, острый, искал что-то другое. Только одна вещица ненадолго задержала его внимание. Маркелос взял ее в руки и, полюбовавшись блеском стали, сунул свою находку в задний карман. «Это теперь мое, он сам мне обещал», – подумал Маркелос, проверяя, хорошо ли устроился у него в кармане восьмизарядный кольт отца.

Все прочие предметы подождут. Как-нибудь в другой день Маркелос придет сюда опять и на досуге обстоятельно разглядит эти мелочи, которые принадлежат теперь ему: бумажники и кошельки, старинные серебряные монеты, портсигар, две зажигалки, несколько блокнотов, зеркальце. Увидев зеркальце, Маркелос улыбнулся. С другой стороны на нем была изображена обнаженная женщина. Под стеклом неутомимо бегал маленький шарик, и остановиться он мог только в одном углублении, однако загнать его туда было совсем не просто. Как это нужно сделать, Маркелос знал: он не раз тайком пробирался в кабинет отца, не раз вертел это зеркальце и уже без всякого труда направлял шарик на место. Сейчас Маркелос не уделил зеркальцу ни минуты. Он улыбнулся ему, как старому знакомому, и продолжил поиски.

Поиски затянулись. Маркелос выдвинул другие ящики, но и там ничего важного не нашел. Одна папка показалась ему новой. Маркелос открыл ее, и несколько бумажек выпало. Он поднял одну из них. Это была вырезка.

«Редакция одной нью-йоркской газеты обратилась с вопросом к читателям-мужчинам: «Знаете ли вы, какого цвета глаза у вашей супруги?»

Пятьдесят процентов ответов были совершенно неожиданными: «По правде говоря – нет! Не помню!»

Следующую вырезку, подлиннее, Маркелос решил было не читать, однако первые строки его заинтересовали:

«Каир. В «Бюллетене психологических исследований Среднего Востока» арабский невролог Ахмед Сараф опубликовал статью, в которой опровергает теорию, будто белокурые женщины более пылки в любви, и утверждает, что светлые пигменты оказывают неблагоприятное аллергическое воздействие на сексуальную активность женщины. Вышеупомянутый невролог...»

Маркелос прочитал заметку до конца, проглядел остальные упавшие на пол вырезки и открыл толстую тетрадь, в которую отец записывал любопытные сообщения со всего мира. Иногда сюда попадали фольклорные четверостишия, они сразу бросались в глаза ровными колонками каллиграфически выведенных букв.

 
Эрот на хитрость падок был,
он ткачеством занялся
и паутиной свет обвил,
да сам в нее попался.
 

– Ну ладно, – сказал вслух Маркелос. – Это я просмотрю потом, сейчас некогда. – И положил папку на место.

Покончив с ящиками письменного стола, он отобрал из связки ключ и направился к сейфу слева. Однако ключ не подошел. «Ничего не получится, – подумал Маркелос и положил ключи на стол. – Да и времени сейчас нет. Посмотрю-ка я сначала  т у д а».

На это он, видимо, возлагал все свои надежды. «Если и есть что-нибудь, то  т а м». И, обойдя зеленое кресло, приблизился к шкафу. Сделав глубокий вздох, Маркелос помахал руками и широко расставил ноги для опоры, словно готовился поднять большую тяжесть.

Однако делать ничего не пришлось, все уже было сделано без него. Наклонившись, Маркелос увидел, что тяжелый шкаф отодвинут и в щель между ним и стеной можно просунуть руку. Он растерянно смотрел на щель за шкафом и никак не мог поверить своим глазам: «Что за чертовщина! Неужели кто-то еще, кроме меня и  е г о... Но кто успел тут побывать?.. Дядя Тасис? Нет, откуда ему знать о таких секретах? Морфо? Разве могла она отодвинуть шкаф? Да и когда? Нет, не Морфо! Об этом тайнике она не знала!..» Тут взгляд его упал на зеленое кресло и замер. Только теперь Маркелос заметил, как близко к шкафу стоит это кресло и обращено оно скорее к шкафу, чем к столу. Взгляд Маркелоса метнулся от кресла к шкафу и обратно, на какое-то мгновение ему показалось, будто они двинулись навстречу друг другу, и в этот самый момент Маркелоса осенила догадка. Ну конечно! Все произошло именно так: отец отодвинул шкаф, почувствовал себя плохо, повернулся, потянул к себе кресло и упал. «Боже мой! – вскрикнул Маркелос. – Так оно и было!»

Страшное открытие парализовало его волю. Он стоял между креслом и шкафом, не в силах сдвинуться с места, чувствуя себя пленником этих роковых предметов. «Уйду! – мелькнуло у него в голове. – Уйду! Пропади все пропадом!» Но тут же другой, трезвый голос одернул его: «Нет! Не уйдешь! Ты наконец добрался до того, что искал. Похоже, твое предположение оправдается. Не зря же он отодвинул шкаф... А ну-ка, нагнись, посмотри!»

Маркелос невольно взглянул на кресло и словно услышал оттуда: «Прочь! Прочь!» «Нет! – воспротивился он после некоторого колебания. – Нет, я не уйду». Он наклонился к самому полу и просунул руку в щель. Вот она! Пальцы уже нащупали знакомую гладкую поверхность. Маркелос сунул руку поглубже, покрепче обхватил свою находку и вытащил ее из щели.

Это был плоский блестящий предмет – черная шкатулка. Бережно, обеими руками Маркелос перенес ее на стол.

Его движения вновь обрели быстроту и уверенность. Он нажал на кнопку, блестящая крышка открылась, рука Маркелоса погрузилась в шкатулку и, отстранив другие предметы, извлекла то, что искала... Вот они, здесь, как он и предполагал с той самой минуты, когда впервые услышал об их существовании. Одну за другой вынимал Маркелос хрустящие новенькие пачки и, как опытный меняла, определял их ценность на глаз. «Прекрасно, прекрасно!»– приговаривал он, сияя от радости, и приступил к подсчету. Подсчет был несложным: пятьдесят двухсотенных в каждой пачке, три пачки, итого – тридцать тысяч.

Он собрался было рассовать их по карманам, но замешкался: «Нет ли в шкатулке чего-нибудь еще?» Ничего нового в шкатулке не нашлось, однако вещицы, которые там хранились, Маркелос очень любил, и соблазн посмотреть на них оказался сильным. «Уф!» – вздохнул Маркелос с облегчением и вытер лоб тыльной стороной ладони.

Сначала он достал маленький альбом. Надпись, сделанная покойным мэром на обложке, говорила о том, что это «Бухгалтерская книга». Однако Маркелос раскрыл альбом с улыбкой. Разбросанные по всей первой странице, примостившиеся на кончиках стрел и пронзенных сердцах, разноцветные заглавные буквы образовывали другой заголовок, и прочитать его мог только человек посвященный. «ПАНОРАМА ЛЮБВИ», – прочитал Маркелос и, перевернув страницу, углубился в созерцание первой картинки с надписью «Париж». Никакой робости и скованности он уже не чувствовал и, чтобы разглядеть картинки получше, положил деньги на стол и повернул альбом к свету. «Ну и ну!» – вырвался у Маркелоса возглас восхищения. Он оглянулся, подыскивая, где бы устроиться поудобнее, увидел зеленое кресло, подвинул его и сел. Бархат слегка затрещал и принял Маркелоса в свое глубокое лоно.

С той поры, когда еще мальчиком Маркелос обнаружил тайник отца, он много раз видел и этот альбом, и остальные сокровенные вещицы, спрятанные в шкатулке. Когда отец бывал в отлучке, Маркелос приходил сюда и подолгу разглядывал сто одну картину «Панорамы любви», открытки, служившие как бы продолжением «Панорамы» (несмотря на маски, Маркелос обнаружил, что на некоторых открытках изображены те же лица, что и в «Панораме»), «Справочник», дававший всевозможные советы, и, наконец, серебряный крестик с маленьким хрусталиком в центре, через который...

...Как отворилась дверь, Маркелос не заметил. В первое мгновенье ему показалось, будто голос, неожиданно раздавшийся в комнате, вылетел из черной шкатулки. Маркелос вздрогнул.

– Как дела, Маркелос? – спросил этот голос. – Значит, я не ошиблась – ты здесь!

Коробка выскользнула из рук Маркелоса. «Панорама», справочник, крестик и открытки разлетелись в разные стороны. Широко раскрыв глаза и рот, Маркелос словно завороженный смотрел на дверь.

На пороге стояла Морфо.

– Я спрашиваю тебя, как дела?

Глава шестая

Любви друг к другу они не питали. В детстве Маркелосу ничего не стоило по поводу и без повода надавать сестре тумаков. Теперь они выросли, и Маркелос не мог позволить себе такого удовольствия, да и жили они далеко друг от друга. Однако в последнее время, когда ему случалось видеть в кино, как его сестру целуют или щиплют какие-то верзилы, он сожалел, что в детстве не утопил ее в колодце, или не столкнул с террасы второго этажа, или в тот день, когда в поле хорошенько поколотил ее, не забил до смерти. Увы, подходящий момент был упущен. Сейчас, осознав наконец, что перед ним Морфо, Маркелос взглянул на нее свирепо, будто хотел сказать: «Эй ты, сорока, уймись, побереги крылышки! Со мной шутки плохи!»

Он встречал ее на вокзале с афинским поездом, Морфо предстала перед ним в платьице, которое казалось черным, но все же не было черным, и в шляпке такого же хитрого цвета. Теперь и Маркелос признал, что Морфо красивая. О том, что она красивая, он слышал с детства, но принимал это с насмешкой и в самом деле не мог понять, что в ней находили красивого! Как эту цаплю Морфо, худую, костлявую злюку, которая постоянно выводила его из себя, как эту грязнулю, чернявку, хитрюгу, которая была к тому же косоглазой (Маркелос дразнил ее кривой, и даже родители считали, что глаза у Морфо с косинкой), как эту тощую курицу называли красивой девочкой! Что особенного в ней видели? «Прелесть моя!» – читал Маркелос в письмах, которые с первых классов гимназии посылали Морфо ее поклонники; писем было много, Морфо раскидывала их повсюду, и они невольно попадались в руки. «Ангел мой!», «Прелесть моя!» – какие такие прелести они в ней находили?!

Сегодня Морфо была в том же самом платьице. И без шляпки показалась брату еще красивее. Взгляд его смягчился и потеплел, однако хитрое, даже злорадное выражение лица Морфо и насмешливые нотки, прозвучавшие в словах «Как дела?», развеяли нахлынувшее было благодушие.

Он не сказал ни слова и наклонился за «Панорамой».

– Собирай-ка побыстрее, – услышал он над собой голос Морфо. – Пойдем к тебе, поговорим, а то еще кто-нибудь появится да увидит все эти штучки...

При мысли, что Морфо догадалась о его занятиях, Маркелос вспыхнул как порох.

– А тебе-то что? Зачем тебя сюда принесло?

– У меня, видишь ли, шестое чувство. Когда мне сказали про твою головную боль, я поняла, что дело, конечно, не в этом...

– Ну а теперь убирайся вон! Дай мне собраться с мыслями! Ты даже не представляешь, в каком мы положении!

– Вижу. Вижу по этим штучкам. – И Морфо показала на открытки.

– Я сказал – вон! Будешь мне тут указывать!

На всякий случай Морфо немного отошла к двери.

– Хорошо, – сказала она оттуда. – Я уйду, раз ты хочешь. Но пойду я к дяде Тасису и приведу его сюда. Пусть увидит эти штучки своими глазами, пусть убедится! – Теперь со словами «эти штучки» Морфо показала не на открытки, а на три пачки новеньких банкнотов. И гнев Маркелоса разом утих.

– Что ты об этом знаешь? Что ты болтаешь? Кто тебе сказал?

– Добрые люди! – ответила Морфо. – И еще они рассказали, как он выпрашивал эти деньги у друзей и врагов, и про колье, которое он собирался купить в «Скарабее». Какой позор! – Морфо закрыла лицо руками, но тотчас подняла голову и посмотрела Маркелосу в глаза. – Какой позор, что вас обоих водила за нос одна женщина!

И снова глаза Маркелоса раскрылись широко и испуганно, точь-в-точь как тогда, когда он увидел Морфо в дверях.

– Какая женщина? – прошептал он бледнея. – Что ты сказала... – И медленно двинулся к Морфо.

Морфо отступила.

– Маркелос, – предупредила она брата, – еще один шаг, и я закричу.

– Ты мне ответишь за свои слова! – сказал Маркелос, но все-таки остановился. – А теперь говори сию же минуту! Какая женщина? Говори!

– Ох! – вздохнула Морфо. – Если бы ты только  п р и к и д ы в а л с я  дураком, я бы это еще стерпела...

– Замолчи, не то я вышвырну тебя отсюда!

Но Морфо не испугалась и топнула ногой.

– Поди лучше вышвырни других, если ты такой храбрый!

– Кого? Ты только скажи, я от него мокрое место оставлю! Башку ему прострелю! – И Маркелос полез в задний карман.

– Да будет тебе! Если бы один или двое! Весь город жужжит как улей, а ты будто и не знаешь! Она во всем виновата, для нее он хотел купить в «Скарабее» колье. Теперь это уже ни для кого не секрет.

– Не может быть!

– Так оно и есть, и знают об этом все.

– А если так, то я убью ее. Я буду не я, если не отомщу ей за все! – Маркелос умолк. Несколько минут он стоял неподвижно, устремив на Морфо пустой, невидящий взгляд. Потом вытащил из заднего кармана револьвер.

– Никого ты не убьешь, – спокойно и чуть насмешливо сказала Морфо. – А это убери, чтоб глаза мои не видели.

Однако Маркелос продолжал смотреть куда-то сквозь нее.

– Маркелос, – уже настойчивее сказала Морфо, – спрячь револьвер и положи все на место. Сюда могут прийти.

Но Маркелос не двигался, и тогда Морфо прошептала тихо и испуганно, как будто услышала за дверью шаги:

– Быстро, быстро, Маркелос...

И Маркелос очнулся. Он положил револьвер на стол и наклонился, чтобы собрать открытки.

– А ты чего стоишь? Помоги!

Морфо подошла и стала помогать.

– Тьфу, какой стыд! – сказала она, поднимая с пола открытку.

– А ты не смотри!

– Ну и стыд!

– Не гляди – кому говорят!

– Ай-ай-ай!

Они собрали все открытки, но Маркелос продолжал внимательно осматривать пол, и тогда Морфо спросила, что он разыскивает.

– Крестик.

Крестик нашла Морфо. Она подняла его, осмотрела и догадалась, что крестик непростой.

– Тут есть какой-то секрет.

И Маркелос подошел, чтобы открыть ей секрет.

– Смотри сюда, – показал он на маленький кристалл в самом центре крестика. – Закрой один глаз и медленно поворачивай вот это колесико.

Колесиком служил красный камешек на верхушке креста.

– Боже, какой стыд!

– Ну ладно, хватит...

Голос Маркелоса был ровным и даже ласковым, а чувство, которое он испытывал сейчас к сестре, – теплым и похожим на нежность. Что-то подобное порой находило на него в детстве – иногда перед тем, как дать Морфо подзатыльник, иногда сразу после подзатыльника.

– Какой стыд! – повторяла Морфо, вращая колесико и рассматривая через хрустальный глазок причудливые сплетения маленьких кристаллов, воссоздававших любовные сцены.

– Хватит, довольно...

– Это я возьму себе, Маркелос...

– Ладно, бери, – великодушно кивнул Маркелос. – И это, если хочешь, бери, – сказал он, показывая на открытки.

– Зачем они мне?

– Бери, бери. Все бери. И это тоже. – Он положил перед Морфо пачку банкнотов.

– Нет, нет, – испуганно отказалась Морфо.

– Почему? Забирай все! Зачем мне это теперь?

Голос Маркелоса насторожил Морфо. «Не хватает еще, чтобы он сейчас разбушевался...»

– Возьми, все возьми, – твердил Маркелос. – К чему мне это! Не хочу! Бери!

– Маркелос, успокойся...

– Зачем она так?.. – простонал Маркелос. – Ведь у нее был я, чего же ей не хватало? Разве я хоть в чем-нибудь ей отказывал?

По взгляду Маркелоса Морфо поняла, что надвигается буря. Она хорошо знала брата. Знала, что за отсутствием Анеты ему ничего не стоит сорвать гнев на сестре. «Да, если он сейчас разбушуется, мне не сдобровать», – подумала Морфо и решила на всякий случай осторожно отступить к двери.

– Будь она проклята! – с яростью кричал Маркелос. – Сейчас же пойду и пристрелю! Застрелю ее, а потом себя! – И он протянул руку за револьвером.

У двери раздался крик:

– Не надо...

И за широкими плечами дяди Тасиса Маркелос и Морфо увидели обезумевшую от страха мать.

– Не надо! – слабо вскрикнула она еще раз и повисла на шее Тасиса.

Тасис не потерял самообладания ни на секунду. Он разомкнул руки своей невестки и передал ее на попечение других людей, которые следом за ним перешагнули порог комнаты. Хладнокровный, уверенный в том, что с его появлением ничего страшного произойти не может («Хорошо играет!» – подумала Морфо), Тасис быстро подошел к столу.

– Калиманисы, дорогой мой, никогда не кончают жизнь самоубийством, какие бы испытания ни послала им судьба! – сказал он Маркелосу, но так громко, чтобы услышали все присутствующие. – Они сражаются! А ну-ка, оставь револьвер! Вот так, молодец!

Револьвер Маркелос взять не успел, и все это время он лежал на столе перед Морфо. «Хорошо играет», – опять отметила Морфо и подумала, что какую-нибудь роль надо, наверно, сыграть и ей.

– Твое намерение, – продолжал Тасис, – твоя решимость уйти из жизни говорит о том, как дорога тебе честь, но имей в виду:  К а л и м а н и с ы  с р а ж а ю т с я!

– Дядя! Братец! – закричала теперь и Морфо и бросилась на шею оторопевшего Маркелоса.

Тасис обернулся к двери.

– Отведите Фросо в ее комнату, дайте ей капли и вызовите врача. Андреас! Поручаю это тебе!

– Маркелос! – раздался еле слышный голос вдовы. – Подойди – я на тебя посмотрю. Тасис, дай мне на него посмотреть!

– Иди, успокой мать! – отослал Тасис Маркелоса. – А теперь оставьте нас! – сказал он остальным.

Тасис, конечно, видел, что лежало на столе, и не подпустил туда никого.

Когда посторонние ушли, он одним прыжком оказался у двери, закрыл ее и возвратился к столу.

– Эй, ты, – обратился он к Маркелосу, который не успел еще прийти в себя от изумления. – Смотри, чтоб я не слышал от тебя ни слова. Не раскрывай рта, пока мы все тут не утрясем. Это лучшее, что ты можешь сделать. Хорошо, что ваша мать меня позвала... – И, полагая, что Маркелос хочет что-то сказать, строго прикрикнул: – Молчи, ни слова!

Он внимательным взглядом окинул стол, взял в руки деньги.

– Этого не было! – сказал он и бросил пачки банкнотов в ящик стола. – Никому! Никогда! Молчок! Повторяю:  э т о г о  н е  б ы л о!

Потом убрал черную шкатулку.

– Этого тоже не было. Было только это! – И Тасис положил револьвер сверху на шкатулку. – А теперь дай мне ключи, – сказал он Маркелосу.

Тасис положил ключи в карман и велел племянникам немедленно освободить кабинет.

– Погоди, погоди! – вдруг остановил он Морфо. – Что это у тебя такое?

В руках у Морфо был крестик.

– Давай сюда! Морфо удивилась.

– И это?

– Да, и это... – И Тасис взял у нее крестик.