Текст книги "Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)"

Автор книги: Мэри Ройс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 16

Мои губы приоткрываются, позволяя частым вздохам вырываться наружу.

Мне послышалось? Или он назвал меня упрямым ребенком?

Что за абсурд?

Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать услышанное.

Нет, это какое-то недоразумение!

Тогда какого черта я и правда чувствую себя подростком, который едва справляется со своими эмоциями?

Айдаров смотрит на меня самым что ни на есть испытующим взглядом, не давая потеряться в мыслях. А я бы предпочла исчезнуть в них хотя бы на сегодня.

Господи! Ненавижу то, какой беспомощной становлюсь рядом с ним под прицелом его дьявольского внимания. И у меня до сих пор нет этому никакого объяснения.

Прочищаю горло и медленно сглатываю, прослеживая в его бесчувственных глазах странный блеск. Но ни это, ни головная боль, которая старательно пробивается на поверхность, словно дефилирующая на лабутенах сука, подиум которой – мой череп, не мешают мне вести себя убедительно.

– Между прочим, я не ребенок и не нуждаюсь в твоей помощи, и тем более в услугах высокомерной сиделки. Как видишь, – киваю с притворной улыбкой, – я в порядке.

На самом деле я нервничаю, неосознанно отстукивая носком туфли по деревянному паркету. И нервозность усиливается, как только он шагает за дозволенную черту, вторгаясь в мое личное пространство.

– Своим поведением ты лишь доказываешь мою правоту.

Он. Так. Близко… Черт бы его побрал!

А потом этот мудак за секунду приводит меня в чувство, не давая потеряться в его подавляющей энергетике:

– Достаточно просто сказать спасибо, Алевтина.

Мои ногти впиваются в ладони до полукруглых красных отметин.

– Спасибо?! – возмущенно вылетает из моего рта, меня всю трясет, но каким-то чудом я удерживаю себя на месте, потому что желание вступить в схватку с самим Сатаной кажется обречено на неудачу из-за перевеса сил. Не в мою пользу. Но у меня есть язык. И я использую его в полной мере: – Вообще-то, я уже говорила слова благодарности и приносила свои извинения, а еще пообещала возместить весь ущерб и даже любезно предложила тебе пойти домой. Но ты предпочел нахамить и остаться в доме, в котором не хочешь находиться, с девушкой, общество которой для тебя совершенно невыносимо. Тогда для чего это все? Не хочешь упустить еще один повод поиздеваться?

Айдаров издает мучительный стон, после чего отступает и принимается растирать пальцами переносицу, словно ему нужно время, чтобы взять себя в руки. Только вместо этого резко, но весьма сдержанно он обнимает мои плечи и силой отодвигает меня в сторону, вынуждая удушающий жар подняться к горлу от внезапной близости.

– По поводу возмещения ущерба. – Его голос становится опасно низким, когда он произносит, склонившись надо мной: – Если ты дашь своему мудаку хоть копейку на штраф, который он заслужил, в ту же секунду будешь уволена.

Шокированная услышанным, я распахиваю рот, из которого вылетает лишь глухое аханье.

Все так странно, я даже немного теряюсь. И это не ускользает от внимания Сатаны. По крайней мере, мне кажется, именно поэтому он все еще держит меня в своей горячей хватке, словно желает убедиться, не упаду ли я, когда он отпустит меня.

– Ты поняла меня, Алевтина?

Я уже почти задаю вопрос, как он узнает об этом, но вовремя прикусываю язык. Пошел он к черту! Мудак!

– Если честно… не очень. – Айдаров выгибает бровь. – Какое право ты имеешь говорить, что мне делать, а что нет? Я не твоя собачонка. Во всяком случае, в нерабочее время!

Он хмурится, чуть крепче смыкая пальцы на моей коже, что вынуждает меня слегка вздрогнуть, и только после этого лишает мои предплечья своего колючего тепла. Слишком резко, чтобы я перенесла это безболезненно. Но то, как сжимаются его челюсти, настораживает сильнее. И, не сказав больше ни единого слова, не считая ругательств себе под нос, эта невыносимая особь мужского пола направляется внутрь дома. А я как завороженная или, скорее всего, заторможенная провожаю высокомерную задницу взглядом, ненавидя себя за то, что восхищаюсь каждым его движением. Потому что Айдаров идет по коридору с такой уверенностью, словно хозяин этого дома – он, а я здесь нежеланная гостья.

Немного опешив от его наглости, какое-то время я продолжаю стоять там, где он меня оставил, но в конечном счете следую за ним на кухню, где Айдаров ожидает меня, прислонившись задницей к столешнице гарнитура и скрестив на груди руки с важностью человека, для которого чужая жизнь ничего не стоит. И его темные, пригвождающие меня к полу глаза лишь подтверждают это. Кажется, он показал свою «заботу» только для того, чтобы в очередной раз посмеяться надо мной и причинить мне боль.

– Может быть, ты все-таки поедешь к себе домой? – предлагаю я нервным тоном, учитывая ситуацию, в которой оказалась.

– Может быть, ты все-таки закроешь рот и ляжешь в кровать?

Мое горло сжимается. То, с каким спокойствием он говорит эти слова, заставляет меня отступиться от своей решительности выставить его за дверь, но это не отменяет того, что он действует мне на нервы.

– Пока ты находишься здесь, можешь об этом не мечтать! – «Гребаный мудак», – хочется добавить, и мне требуются все усилия, чтобы не сделать этого.

Сбросив сумку на пол и не удостаивая Айдарова взглядом, я направляюсь к кухонному шкафчику, намереваясь сделать себе чай. Себе одной.

– Не жди, что я буду тебя обслуживать. Если тебе что-то нужно, возьми и сделай себе сам. Ты здесь не гость. И тем более не мой босс.

Черт бы меня побрал! Я назвала его своим боссом. Прекрасно! Даже не хочу оборачиваться, уверена, в его глазах сейчас пляшут черти.

– Выпей обезболивающее и иди в постель, Алевтина, – раздается сбоку от меня повелительным тоном, но я упрямо избегаю встречаться взглядом с источником звука. – Не заставляй меня применять силу, – звучит немного угрожающе, и меня злит тот факт, что от этого мне хочется сжать бедра.

Боже, я проклинаю себя за это, а потом кусаю губу.

– Я не верю в твои добрые помыслы, будь так любезен, избавь меня от этих речей.

Ставлю чайник и, не теряя времени, достаю аптечку в поисках анальгетика. Мне нужно только снять головную боль, и тогда я смогу пережить этот вечер.

– Значит, ко всему, что ты назвала «добрыми помыслами», я добавлю пару отгулов. Используй их для отдыха и сходи к врачу. Потеря сознания не самый хороший знак.

Я готова расхохотаться от абсурдности всей ситуации. У него биполярка? Или, может, у меня? Потому что я отказываю верить, что все происходящее реально. Не после нашей «милой» перепалки в коридоре.

– Извини, – прочищаю пересохшее горло, – но я завтра явлюсь на работу, как и полагается.

– Это не обсуждается.

– Согласна, поэтому прекрати.

– Если я завтра увижу твою задницу в офисе, этот день станет твоим последним рабочим днем.

Я замираю, сердце быстро колотится в груди.

– Чего ты добиваешься? – выходит сипло. – Ты вроде бы и так за несколько дней превратил мою жизнь в ад. Что тебе нужно еще? – Перебираю пальцами упаковки таблеток, лишь бы не смотреть на него. – Может, будет проще сразу уволить меня? Или ты планируешь сделать это более унизительным образом?

Знаю, я сама все усложняю, но мне нужен этот разговор, я словно испытываю гребаную удушающую потребность. В конце концов, должны же мы когда-нибудь поговорить? Сейчас, видимо, самое время. Моя неоправданная смелость – все, что мне сейчас нужно.

– Ответь мне на один вопрос. – Мой бесцветный голос нарушает тишину, а потом я открываю кран и позволяю звуку льющейся воды заполнить паузу.

Быстро закидываю в рот две таблетки и запиваю их. Умываю лицо прохладной водой, а после, смахнув ладонью стекающие по коже капли, поворачиваюсь к Айдарову, который напряженно наблюдает за мной.

– Только правду, – добавляю почти шепотом.

– Я не имею привычки врать, Алевтина. – Его глубокий низкий голос снова дестабилизирует меня, буквально оседая внизу моего живота. И я ненавижу это.

Взволнованно облизываю губы, все еще не считая свою затею удачной. Поэтому следующие слова говорю практически бесцветным тоном:

– Ты до сих пор живешь прошлым?

Молчит, уставившись на меня своим привычно высокомерным взглядом, разве что сейчас немного усталым.

– Я уже говорил тебе, что не все вертится вокруг тебя.

Боже! Как же я хочу сорвать с него чертову маску отчужденности.

– В последнее время все как раз таки вертится вокруг меня, тебе так не кажется?

Жар охватывает первую ступеньку моего терпения. Но я должна быть благодарна тому, что он стоит на приличном расстоянии, позволяя мне дышать еще чем-то, помимо него.

– Нет.

Пренебрегая своими эмоциями, я выпаливаю на одном дыхании:

– Это не ответ!

Он поднимает бровь, еще больше нервируя меня пристальным взглядом.

– Я оправдаю твое истеричное поведение последствиями аварии.

Я едва ли не рычу, взбешённая… чем? Да всем! В первую очередь тем, что он стоит здесь, в этом своем великолепном костюме, с запахом из прошлого и волосами, которые я все еще хочу пропустить сквозь свои пальцы. Но среди всего этого на мужской шее, словно древний талисман, висит его презрение ко мне. И я необдуманно пытаюсь сорвать его, когда шагаю вперед и бросаю небрежным тоном:

– Зачем ты вернулся?

– Тебе не стоило отказываться от госпитализации.

– А тебе возвращаться в мою жизнь.

Уперев руки в бока, я останавливаюсь в метре от самого Сатаны, выдерживая на себе его взгляд и провокационную ухмылку.

– Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Думаешь, мне было легко?

Черты его лица ожесточаются, а в глазах собираются мрачные тени.

– Я ничего не думаю. И не живу прошлым. И уж тем более не преследую тебя, как ты успела вообразить в своих девичьих мечтах, Чудакова. Тебе напомнить, кто протаранил мою машину и почему я был вынужден оказать тебе помощь? Меня бы не было здесь, если бы не твой упоротый дружок.

– Он не упоротый!

– Ты хоть отдаешь себе отчет, что встречаешься с гребаным наркоманом? Что, блядь, в твоей голове?

– Ты не можешь знать наверняка. Нельзя так голословно обвинять человека в подобном!

– Я смотрел в глаза этому ушлепку, этого мне достаточно.

Я закусываю губу, чувствуя себя загнанной в тупик.

А потом резко разворачиваюсь и шагаю к чайнику, чтобы выключить его, затем поднимаюсь на носочки и тянусь за чаем, как вдруг все перед глазами начинает плыть… Я пытаюсь зацепиться за что-нибудь, но чувствую, как темнота сгущается, тело тяжелеет и меня тянет назад.

Я уже готова к неизбежному удару, только вместо этого мое тело становится невесомым, и мне требуется мгновение, чтобы понять: боль, которую я ожидала почувствовать, разительно отличается от того, что я ощущаю сейчас, когда моя спина соприкасается с чем-то теплым и твердым. А затем происходит то, что напрочь сбивает мое дыхание. Проклятый древесный аромат вновь окутывает мои легкие, а горячая ладонь, оказавшаяся под рубашкой, царапает мой подрагивающий от частых вздохов живот. С трудом я улавливаю утробный звук, вибрирующий по моей коже, а затем меня буквально придавливают к мужской груди. Так крепко, что кажется, еще секунда – и он сломает мне ребра.

Зажмуриваюсь и пытаюсь абстрагироваться от ощущений, расползающихся по коже колючими волнами. Я тяжело дышу. Он тоже. Чувствую, как порывы его дыхания врезаются в мой затылок, а сердце, долбящееся в мужской груди, грозит оставить синяки на моей спине.

Как и его ладонь выжигает свой след на моем животе.

Я серьезно: если он сейчас не отпустит меня, моя кожа задымится.

– Какое из слов в фразе «иди в кровать» тебе непонятно? – Его голос понижается до грохота.

Мои губы дрожат, и ответить не получается.

– И больше не смей поднимать тему, которая сгнила в прошлом. Уяснила?!

С этими словами Айдаров усаживает меня на одну из столешниц, переводит дыхание и, небрежно закатав рукава рубашки, принимается заваривать чай...

М-да, кажется, у меня начинаются галлюцинации.

Глава 17

***

Внезапно громкий звук разбивает тишину, а прозвучавшие следом маты окончательно вырывают меня из сна. С третьей попытки я распахиваю глаза и пытаюсь найти источник, который и стал причиной моего пробуждения.

Только для начала мне требуется пара секунд, чтобы принять один факт: я, укутанная в плед, лежу на диване в гостиной. Хочется задаться вопросом: «Какого черта?». А потом я с ужасом вспоминаю, как это случилось.

Однако я не уверена, что именно приводит меня в смятение: то, что я провела со своим боссом рекордное время наедине, или то, что не помню, как уснула рядом с ним. А может, мысль, что меня укутал пледом, предварительно напоив чаем, сам Сатана.

Хмурюсь, зависая еще на минуту в каком-то странном чувстве, а затем растерянно присаживаюсь и снова пытаюсь восстановить хронологию вчерашних событий, правда, этим лишь пробуждаю головную боль. Но все же вспоминаю. Кусками. Которые мне тут же хочется вырвать из своей памяти.

– Черт, я тебя разбудил, прости… – обеспокоенный голос брата слышится ближе, вынуждая меня повернуться в его сторону. – Не хотел мешать тебе спать. Как ты себя чувствуешь? – Я озадаченно моргаю, придерживаясь одной рукой за спинку дивана и в то же время наблюдая за Пашей, который впивается в меня широко распахнутыми глазами. – Блядь, если еще раз увижу тебя с Завгородним, – едва ли не рычит брат, начиная мерить комнату шагами, – тот день, черт возьми, станет для него последним! – Мои глаза округляются, но Паша продолжает: – Даже не начинай. Его я уже предупредил! Уверен, рисковать челюстью этот кретин не захочет. А ты, – тычет пальцем, – не делай так, чтобы у меня появились проблемы. Потому что я, блядь, исполню каждое гребаное обещание!

– Паш… – Я замолкаю и жмурюсь, когда ощущаю дискомфорт в пересохшем горле.

– Ничего не говори. – Он пользуется заминкой и продолжает строгим тоном, как и полагается старшему брату: – Сейчас решу пару вопросов по работе, у тебя как раз будет время на завтрак, а после отвезу тебя в больницу. Хаким рассказал, что ты теряла сознание. – Он останавливается и, уперев руки в бока, кидает предъявы: – Какого черта ты отказалась от госпитализации?!

– Паш, прекрати, – почему-то я улыбаюсь от того, как он нервничает, одновременно рассматривая меня. Этот бугай выглядит очень забавно, хотя ситуация далека от таковой. – Со мной все в порядке.

Демонстративно откинув плед, поднимаюсь на ноги и каким-то образом не заваливаюсь обратно. И это не ускользает от внимания Паши.

– Видишь, – натянуто улыбаюсь, жестикулируя, – я стою, так что не делай из мухи слона.

В глазах брата отчетливо плещутся тревога и ярость. Да он в бешенстве. Мой Пашка, настроение которого портится крайне редко, сейчас охвачен злым беспокойством.

– Ты сейчас соберешься, и я отвезу тебя в больницу. Можешь не строить из себя терминатора, Малая. Бесполезно!

Закатываю глаза.

– Па…

Вздрагиваю от резкого тона брата:

– Аля, не спорь! Скажи спасибо, что я еще не проговорился маме!

– Она звонила?! – вылетает взволнованное из моего рта, и я падаю на диван, не выдержав этой мысли.

– Да. – Он взъерошивает волосы. – Я не хотел брать трубку, но она звонила тебе все утро. Пришлось сказать, что ты оставила телефон у меня…

– Боже-е-е, – стону я, запуская пальцы в волосы и обреченно облокачиваясь на колени. А потом задеваю шишку на виске, зажмуриваюсь и шиплю от боли. – Вот как она чувствует, когда у меня неприятности?

Паша улыбается одним уголком губ и пожимает плечами:

– Позвони и спроси ее об этом.

Он протягивает зажатый в кулаке телефон, и я фыркаю, отмахиваясь от этой идеи. По крайней мере, точно не сейчас.

– Лучше скажи мне, сколько времени, умник?

– Обед.

Я быстро вскидываю голову и тут же жалею, когда в ней начинает шуметь так, словно там рассыпали коробочку с мелкими гремящими детальками.

– Боже! – Аккуратно тру виски. – Я ведь опоздала на работу!

– Хаким дал тебе отгул. Кстати, когда ты собиралась сказать, что он купил вашу фирму?

Я прикусываю язык, словно мечтаю лишить его возможности шевелиться.

– Никогда, – ворчу я и, поднявшись на ноги, проскальзываю мимо Паши, чтобы избежать нежелательных расспросов и смыть с себя в душе вчерашний день.

Затем я все же завтракаю и собираюсь, на ходу пытаясь дозвониться до Костика, который почему-то не отвечает. Тогда я оставляю ему сообщение с просьбой перезвонить мне при первой возможности. И только после позволяю Паше отвезти себя в больницу, где после длинных очередей и обследований мне наконец ставят диагноз: легкое сотрясение и пара ушибов. Я получаю рецепт на таблетки и мазь от синяков. В остальном проблем нет. И если сначала у меня в планах и было включить свое упрямство и явиться на работу, то после пяти часов, проведенных в ЦРБ, единственное, чего мне хочется, – это моя теплая постель и мурчащий комок на груди.

Но когда я все же захожу в свою одинокую квартиру, то вместо желанного отдыха лежу и, пялясь в потолок, просматриваю в своей голове киноленту, где в главной роли выступает самодовольный Айдаров. Больше всего на свете мне хочется никогда не вспоминать о нем и не ощущать его проклятый аромат, который, кажется, до сих пор присутствует в легких, что совершенно необъяснимо после больничной вони, забившейся в мои ноздри на весь остаток сегодняшнего дня.

Но готова поклясться, если сейчас закрою глаза, почувствую древесный запах мужского одеколона, а тело покроется ненормальными мурашки от одного воспоминания о горячей крепкой груди, прижимающейся ко мне. И даже кажется, что близкое присутствие этого мужчины все еще греется под моей кожей.

А все потому, что я зачем-то вспоминаю. Как он ловит меня. Как сильные руки сжимают мое тело. Как его вспыльчивое сердце бьется о мою спину. И как он злится после. То ли на меня, то ли на себя… не знаю. Больше он не говорил со мной. Молча вручил мне чашку чая, а потом в той же странной тишине контролировал своими неожиданно ставшими темно-синими как ночь глазами каждый глоток. И нет, ни один из нас не сказал больше никакой гадости. Мы молчали. Как два идиота. Вокруг было так тихо, что, боюсь, он мог слышать, как билось мое потрясенное непонятной мне заботой сердце.

А затем Айдаров добил меня своим джентльменством, когда помог спуститься со столешницы и проводил до дивана в гостиной, сам сел в кресло, и мы снова продолжили сидеть в тишине, нарушаемой лишь звуками фильма, шедшего по телевизору. Смешно! Но сейчас я даже не вспомню, о чем он был.

Однако мне не стоит забивать себе голову поведением Хакима. Наивность – это последнее, что я должна демонстрировать этому мужчине, ведь я знаю: когда мы увидимся вновь, там, где не будет ночи и слепых стен, он снова начнет вести себя так, словно я блоха под подошвой его дизайнерских ботинок.

Прикрыв глаза, переворачиваюсь на бок и, не дав сбежать встревоженному коту, прижимаю его к груди.

– Он помог мне, потому что я сестра его друга, – шепчу в макушку животному. – Но это ничего не значит.

И кот соглашается со мной, боднув меня в подбородок.

Вот так я и засыпаю, прижимая теплого мурчащего живоглотика, рядом с которым даже головная боль сворачивается калачиком и засыпает вместе с нами. И с грустным пониманием: а Костик так и не перезвонил.

Глава 18

Три дня спустя. Офис

– Привет! – Я вздрагиваю, когда из задумчивости меня вырывает тихий голос Нины.

– Ох, привет…

– Ты где пропадала?

Она догоняет меня и подстраивается под мой шаг.

– Я… – На секунду задумываюсь, стоит ли говорить правду, но тут же отказываюсь от этой идеи, потому что болтушка Нина привяжется ко мне с расспросами на весь остаток дня. – Я приболела. Брала отгулы, но сегодня уже чувствую себя лучше.

– Ох, это, наверное, грипп. Или, может, вирус какой... Ты сдавала анализы? – Закатываю глаза, как можно быстрее пересекая пока еще полупустой офис. – Вот поэтому я делаю прививки. И тебе не раз говорила об этом! А еще есть хорошее средство: лук, чеснок и...

– Ни-и-ина, – качаю головой и вздыхаю, мысленно умоляя ее остановиться, а затем приоткрываю дверь в наш мини-кабинет. – Я здорова. Давай лучше поработаем, – жестом пропускаю коллегу вперед, в комнату, где уже работает несколько человек, что-то быстро печатающих на своих клавиатурах. Они настолько заняты, что не замечают нас, даже когда за нами захлопывается дверь. В тишине кабинета слышится лишь звук щелкающих клавиш, создающий зловещее эхо, возможно, это происходит потому, что в помещении совершенно нет окон.

Стуча каблуками, я приближаюсь к своему рабочему месту и едва успеваю присесть, как натыкаюсь взглядом на стоящую надо мной Нину.

– Тебе нужна моя помощь?

Я моргаю, смотря на нее снизу вверх.

– Эм… Ну, было бы неплохо, если бы ты просветила меня и рассказала, что произошло за время моего отсутствия.

Наклоняюсь и включаю компьютер, не прерывая зрительного контакта с Ниной.

– Ох! Много чего! – коллега радостно вздыхает и, выдвинув стул, плюхается рядом, вынуждая меня немного отпрянуть назад. Такая настырная. Она всегда была такой? – С чего начать? С Алины и ее романа с охранником или с новеньких...

О боже...

– С работы, Нина.

Она открывает рот и зависает от резкости моего тона. Но не проходит и секунды, как Нина снова начинает без умолку тараторить, правда, на этот раз по делу. Разве что в промежутках между полезной информацией она все равно вставляет свои пять копеек.

А потом ее запал кончается, и в кабинете снова повисает тишина, нарушаемая лишь постукиванием по клавиатуре. Я тоже постепенно включаюсь в работу, начиная выполнять поручения, которые мне любезно прислала на почту Сусанна Валерьевна. Но я рада и тому, что ни одно из них не вынуждает спускаться в архив.

Время теряет свой ход. Я полностью погружаюсь в рабочую обстановку и не сразу понимаю, что заканчиваю все задания лишь к обеду.

По крайней мере, мне так кажется, однако, когда я отрываюсь от экрана и потягиваюсь на стуле, не обнаруживаю вокруг себя ни единой живой души. Вот это да…

Смотрю на часы. Шесть вечера. Черт.

Ну хотя бы радует, что у меня не выдалось свободной минутки для ненужных мыслей. Для этого у меня было три дня. Хватит.

Достаю из сумки бокс с перекусом и, размяв шею, уже собираюсь проглотить все до последней крошки, но…

Мое желание в считаные секунды гаснет, потому что я сталкиваюсь взглядом с тем самым человеком, о котором против своей воли думала все эти три дня.

Айдаров.

Мне ни с того ни с сего хочется прыгнуть в окно, которого, черт возьми, нет.

Вновь это чертово уединение. Только он и я. И его величественная поза под стать темно-серому костюму, так идеально сидящему на высокой мужской фигуре.

Я делаю глубокий вдох, впиваясь зубами в нижнюю губу, и выдыхаю через нос, стараясь не смотреть на точеные черты лица и высокие скулы с мужественной щетиной. Стараясь не видеть в нем восхитительной и в то же время грубой красоты.

Стараясь не потерять возможность дышать. Как обычно это бывает рядом с ним.

– Ты закончила? – Его глубокий голос звучит внезапно, но мягко, что совершенно не соответствует сжатым в жесткую линию губам.

Зачем он спрашивает меня об этом?

Боже. Нет. Что бы это ни было, я не хочу знать.

Точно ничего хорошего быть не может.

Дыхание все же предает меня, и я ловлю себя на мысли, что такой реакции не было даже в первую встречу после пятилетней разлуки.

Я про ту реакцию, от которой мне хочется сжать бедра и никогда не разжимать их, лишь бы не чувствовать того, чего я абсолютно точно не должна чувствовать.

Вероятно, сказывается плодотворный рабочий день и отсутствие обеденного перерыва.

– Да… – выдыхаю едва слышно. – На сегодня закончила.

– Хорошо, – Айдаров кивает. – Тогда, может, скажешь, что ты здесь забыла?

Сглатываю, с ужасом наблюдая, как он начинает приближаться ко мне, двигаясь плавной поступью. Подавляя своей хищной энергетикой и взглядом, прожигающим меня насквозь. Его серо-стальные глаза горят холодом. Они доминируют надо мной.

Как и рука, которую он протягивает к моему лицу, но почему-то прямо сейчас я чувствую сильные пальцы на шее. Он сгибает их и впивается в кожу сильнее, вынуждая меня ахнуть и последовать за ним. Хотя он стоит на месте. Но его безжалостная пятерня… она контролирует каждый удар пульса на моем горле.

Жар тут же проникает в нервные окончания, сжимаясь вокруг них пламенем, а затем разрывая на куски.

Господи, нет…

Хаким сдавливает горло сильнее, все еще оставляя возможность дышать, но этой свободы недостаточно, чтобы противостоять ему. После чего склоняется и обжигает мои губы хриплым шепотом:

– Я вроде бы дал тебе неделю отгулов. Так какого черта, твоя задница делает в моем офисе?

Я задыхаюсь, не в силах вымолвить и слова.

И, если бы не его рука, удерживающая меня за горло, я бы уже растеклась у его модельных туфель талой лужицей.

– Мне повторить свой вопрос? – напряженный голос Айдарова вибрирует на моих губах опасным предупреждением. Тепло его дыхания в такой близости оказывает разрушительный эффект, пронзая дрожью все мои внутренности. До костей. Как и молекулы мужского аромата, который я панически втягиваю в легкие.

Потому что воздух вокруг нас стремительно исчезает.

Остается лишь он.

Его невыносимая близость. Искры, летающие между наших губ. И боль, скручивающая низ живота.

И чем дольше я чувствую подавляющее присутствие Айдарова, тем быстрее мое сердце стучит в горле. Оно бьется прямо о мужские пальцы. Как маленькая птичка, заточенная в клетку.

Все это сводит меня с ума.

– Отвечай мне, Алевтина, – грубый шепот заставляет задрожать, как и тон, которым он произносит мое имя. Я всегда ненавидела это.

– Ты не будешь мне указывать, – каким-то чудом вылетает из моего приоткрытого рта, но я даже не узнаю собственный голос.

Айдаров ухмыляется так, что теперь сердце летит вниз, как потерявший управление беспилотник. Я в секунде от взрыва. И он происходит, когда горячие губы касаются ушной раковины:

– Ах, этот рот, – низко мурлычет он. – Мне стоит найти ему более подходящее применение.

Какого черта...

С этими словами Айдаров прикусывает мочку моего уха, и я сдаюсь пораженным стоном. Чувственным. Ставящим меня на колени перед самим Сатаной, который намерен забрать мою душу. И прямо сейчас его проклятый язык прочерчивает к ней путь по моей шее.