Текст книги "Тайна "Фламинго""
Автор книги: Мэри Кайе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Гилберт сказал угрожающим тоном:
– Стрэттон, если ты будешь подсказывать или прерывать кого-нибудь, я тебя посажу на десять суток, пусть даже меня потом уволят!
– Я молчу. Но как ты объяснишь, при чем здесь мау-мау?
– Это вполне очевидно. Гектор все еще приносит пользу на допросах, кто-то мог подстроить ему ловушку, или его жене, или сыну. Совсем нетрудно заменить йод ядом для стрел. И в случае необходимости Мабел лечила бы пострадавшего из того пузырька. Нельзя отвергать такую вероятность.
– А нож? – спросила Эмили.
– То же относится и к ножу. Только если нож был твой, то ловушку подготовили тебе или Идену.
– Нет, не нам, – задумчиво продолжила Эмили. – Моим собакам. Я часто пользовалась этим ножом, чтобы вытаскивать занозы у собак И одна из них пострадала бы, как Симба.
Мабел спросила:
– Итак, Джилли убили по ошибке. Это должен был быть Гектор, или Кен, или я. Или одна из собак Эм!
– Или любой человек, которого бы ты лечила этим йодом, а им вполне мог оказаться и африканец, – сухо добавила Эм, – Мне это кажется слишком уж невероятным и все равно не объясняет исчезновение ножа и пузырька с йодом. Как это все можно связать воедино?
– Нельзя, – сознался Грег – Это даже не вписывается в мою версию преступления.
– А какова твоя версия? Или ты предпочитаешь держать нас в неведении? – с ехидством спросила Эмили.
Грег внимательно изучал ковер под ногами, потом поднял глаза на слушателей, ждавших его слов с напряженным вниманием; не было ни малейшего сомнения в том, что он отметил все перемены в выражении окружавших его лиц.
– Нет, наоборот. Нет причин таить от вас мою версию, Я уверен, что я прав, но доказать это не могу. Я убежден, что Джилли умер от яда для стрел, его убийство было тщательно спланировано заранее. Все здесь присутствующие, а также вся долина знает, что он много пил, можно было быть уверенным, что он напьется и на пикнике, если там будет выпивка, а выпивки взяли много. Я думаю, что кто-то взял мертвую змею с собой на пикник вчера и положил ее рядом с Джилли, пока тот спал, уколол его руку чем-то острым, предварительно смочив кончик ядом, и оставил следы на руке на манер укуса змеи.
Первой заговорила Лайза:
– Но почему именно так, будто его укусила змея?
– Потому что хотя при вскрытии невозможно обнаружить в теле наличие яда для стрел, но он может остаться на внешней поверхности тела. По крайней мере, в достаточном количестве, чтобы определить – это яд. Но если мы имеем дело со змеиным укусом, первым делом всегда надрезают место укуса или выше. Следовательно, надо было имитировать укус змеи, тогда убийца мог рассчитывать, что следы его преступления кто-нибудь ненамеренно уничтожит. Не важно, кто это сделает, лишь бы было сделано. Так и произошло. Никто не стал присматриваться, живая ли змея, если она свернулась рядом со спящим человеком. Змею сразу начинают убивать первым предметом, что попадет под руку. А под ударами кажется, что змея движется. Да и кто будет наблюдать за змеей, когда рядом умирает человек. Все довольно престо.
– Но ты же сказал, что яд мог быть на ноже или в йоде. Это твои слова – прошептала Лайза.
– Могло быть и так. Потому что эти два предмета неожиданно исчезли. Но более вероятно, что Джилли был отравлен по крайней мере за полчаса до того, как применили нож или йод. Яд вызывает рвоту, а твоего мужа тошнило. И примерно с половины четвертого он находился в состоянии комы.
Мабел сжала руки на коленях:
– Надеюсь, это было не так. Ведь я слышала, как его рвало. Если б я пошла к нему сразу же! Но я подумала, что он просто слишком много выпил, лучше оставить его одного. Ах, если бы я тогда пошла к нему!
– Это ничего бы не изменило, если моя версия верна. Ведь для такого яда нет противоядия.
– Нет, ты ошибаешься в своей версии. – Мабел резко выпрямилась – Так не могло быть. Разве можно уколоть человека в руку и не разбудить его? Он бы вскрикнул. А я бы услышала. Но я ничего не слышала, никаких звуков. А ты, Эм?
– Боюсь, что я спала, – неохотно призналась Эмили. – Я даже не слышала, что его тошнило, и, уж конечно, я бы не пошла к нему, даже если б слышала.
Скова заговорил Грег:
– Макхем отсыпался после изрядной выпивки, а прежде чем в медицине открыли анестезию, больному в те времена перед операцией давали полбутылки виски, чтобы приглушить боль. Если его резко кольнули в руку, то он мог проснуться на несколько секунд и опять задремать. Что такое, мисс Кэрил?
– Ничего, – вздрогнула Виктория. – Я ничего не сказала.
– Но вы о чем-то подумали.
– Да. Но это мелочь. Вчера, когда я сидела у озера, я слышала чей-то храп, а потом такой звук, будто спящего резко разбудили. Я подумала, что это храпел мистер Макхем. Потом вскоре храп продолжился.
– Сколько было времени?
– Точно не знаю. От половины третьего до трех.
Грег повернулся к Мабел и спросил, слышала ли она храп, но Мабел, смутившись, сказала, что она задремала, а разбудил ее звук рвоты. Но она ничего не стала делать, просто подумала: «Бедная Лайза», что-то в этом роде. А котом она помнит голос Гектора: вставай, нам пора возвращаться домой.
– Хм, – промычал Грег и надолго замолчал. Напряжение было настолько велико, что Кен Брэндон не выдержал. В абсолютной тишине он не совладал с собой, его голос сорвался:
– Нечего смотреть на меня! Я не подходил к нему. Клянусь, не подходил. Я его не трогал. Никто его не трогал, кроме Стрэттона и леди Эм. Я не собираюсь сидеть здесь, чтобы меня обвиняли только из-за того, что я выбросил мертвую змею! Отец прав! Вы не имеете права так поступать. Мы не арестованы, и я ухожу!
Он вскочил, сжимая и разжимая кулаки; теперь он уже не казался писателем из группы Сердитых Молодых Людей а был просто маленьким мальчиком, который вышел из себя, не совладав со своим страхом.
– Нет, Кен, дорогой мой, – застонала Мабел, ломая пуки – Не говори так. Конечно, ты не подходил к Джилли. Грег это знает. Мы все это знаем. Останься, дорогой!
Грег терпеливо сказал:
– Садись, Кен. Ты ведешь себя как осел. Я ведь никого ни в чем не обвиняю.
– Пока, – передразнил Кен. – Ты сам так сказал раньше. Пока. Но потом будешь обвинять. Хотя у тебя нет никаких доказательств. Хотя ты и сам допускаешь, что Джилли мог умереть от инфаркта. А на чем основана твоя грандиозная версия? На том, что потеряны нож и пузырек с йодом! Может, они лежат сейчас там, в траве, а по ним ходят твои пустоголовые помощники.
– Кении, дорогой, – запричитала Мабел, рыдая. Но Кен не слышал мольбы матери, слова вырывались из него в нервном приступе детской ярости:
– Зачем они вообще нужны, нож и пузырек? Ты сам сказал, что они тут ни при чем. Ведь сказал? А если Джилли и отравили, то за полчаса до применения ножа и йода. Так что совсем не важно, нашли их или нет. У тебя нет никаких доказательств, что совершено убийство. Никаких. А значит, нет преступления. Нечего расследовать. Ты не имеешь права держать нас здесь и разговаривать с нами подобным образом.
Он замолчал, чтобы перевести дыхание, а Грег спокойно отвечал:
– Я сказал, что исчезновение этих двух предметов не вписывается ни в какую версию. Вот поэтому они меня и интересуют, вернее, их пропажа, почему кто-то захотел убрать их, а теперь лжет по этому поводу. Должна же быть причина для такого поведения? Я считаю, что тот, кто спрятал или уничтожил эти вещи, подозревал убийство и убийцу. Решив, что убили с помощью яда, а яд был либо на ноже, либо в пузырьке с йодом, он решил спрятать эти предметы. Но если совершено убийство, то единственный человек, который не стал бы прятать эти предметы, – убийца, потому что пропажа этих вещей вызвала бы подозрение на факт совершения убийства; в противном же случае можно счесть причиной смерти змеиный укус, а если сделать вскрытие – то поставят диагноз: смерть от инфаркта, вызванного большим количеством алкоголя. В душе я уверен, что нож и пузырек ни при чем. Когда мы их найдем, мы докажем, что на них нет яда. Поэтому сейчас я прошу признаться того, кто их взял. Это кто-то из вас, и уж точно не убийца. Помогите мне сами. Признайтесь.
После слов Грега в комнате опять повисла тишина, но если кто-то и собирался признаться, то его опередил Кен, заявивший громко и недовольно:
– Ну нет! Мы не дураки, хотя ты нас считаешь таковыми. Ты стараешься, чтобы один из нас вызвал подозрение на кого-то другого, чтобы мы обвиняли друг друга, правда? Может, те вещи и ни при чем. Но кто-то подумал иначе, значит, у него была на то веская причина. А ты хочешь выяснить эту причину. Тебе нас не провести. Делай сам свою грязную работу! Я ухожу. Пошли, мама, отсюда.
Мабел встала, бледная и трясущаяся, за ней медленно и неохотно поднялся Гектор.
Гилберт медленно подошел к двери и загородил ее собой. Ровным голосом он обратился к Кену:
– Извини, Кен. Пока ты не можешь уйти. Не ухудшай неприятную ситуацию еще больше. Потому что, если ты попытаешься уйти, я буду вынужден арестовать тебя за то, что ты мешаешь полиции проводить расследование преступления.
– Попытаюсь уйти? И не только, попытаюсь. Я не собираюсь больше выносить это, вот и все. Попробуй только остановить меня!
Он прыгнул к раскрытому окну, но тут на его пути вырос Дру и одним ударом мастерски остановил парня. Кен упал на колени и растянулся на полу, из носа потекла кровь, глупая улыбка застыла на губах. Мир был восстановлен.
– О, спасибо тебе, Дру, – глубоко выдохнула Мабел с благодарностью.
ГЛАВА XV
Остаток утра был такой же безрадостный, как и его J начало, хотя и не изобиловал неприятными сюрпризами. Гилберт и его окружение уехали в час дня, но часа через полтора вернулись.
На этот раз Гилберт и два других офицера сидели лицом к собравшимся, а незаметный индивидуум в коричневом костюме устроился за их спинами и, судя по непрекращающемуся скрипу пера и шуршанию бумаги, вел стенографические записи их ответов.
Днем вопросы касались главным образом местонахождения и передвижения каждого участника пикника. Вопросы казались рутинными, часто бессмысленными, но наконец-то одно стало проясняться: ни у кого из них не было алиби на тот период времени, когда предположительно убили Макхема. Ведь после обеда все разошлись кто куда, кроме Мабел и Эмили. Но даже и эти две леди не могли обеспечить алиби друг дня друга, так как то одна, то другая отлучались в кусты «по естественным причинам», а потом обе заснули.
Иден и Лайза ушли вместе, но потом поссорились и разошлись. Ни один из них не признался в ссоре, но об этом легко можно было догадаться из их рассказов. Лайза сообщила, что она «просто пошла побродить», а Иден сел на упавшее дерево и, «видимо, задремал».
Кен подтвердил, что ходил к дальней стороне кратера и вернулся, когда уже начали собираться в обратный путь, а Гектор заверил, что большую часть времени лазил по скалам в поисках следов леопарда.
Дру тоже вышел из кратера и гулял по округе, а Виктория отвечала на бесконечные вопросы о том, что она слышала днем, настаивала, что после ухода Дру была одна примерно полчаса и никого не видела, а звуки могли исходить и от зверя.
Никто не обращал особого внимания на время до трех часов, и хотя Грег не раз возвращался к последнему получасу жизни Джилли, оказалось невозможно нарисовать точную картину, кто где находился в этот отрезок времени, а потом все наблюдали за разыгравшейся драмой между жизнью и смертью и не обращали внимания на выражения лиц друг друга или на местонахождение каждого.
– Неужели ты не понимаешь? – устало проговорила Эмили. – Он умирал. И мы знали, что он умирает. Никому в голову не пришло, что это убийство. Да и почему такая мысль должна была прийти в голову? Вот мы и не смотрели друг на друга.
– Нет, вам это пришло в голову, – мрачно возразил Грег, – По крайней мере, трое из вас подумали, что это убийство. Иначе Стрэттон не искал бы сломанную иглу, а миссис Макхем не отказалась бы выпить бренди. Да и ты тоже поняла, что не все чисто.
Эмили возразила:
– Но я подумала об убийстве намного позже, когда Дру начал спрашивать про нож и сказал, что нужно вернуться и поискать его. Тогда же я подумала, что у Джилли сердечный приступ и я его убила.
– Я не имел в виду тебя, говоря о тех троих. Третьим я считал того, кто убрал нож и пузырек с йодом; если же это сделали двое, тогда получается четверо. Четверо из семи подозревали, что совершено убийство, и мне хотелось бы знать, почему. Может, вы расскажете мне свои сомнения, миссис Макхем? Почему вы подумали, что ваш муж убит?
Лайза ухватилась за ручки кресла и приподнялась:
– Нет, я так не думала. Вы пытаетесь заставить меня говорить то, чего я не думала. Вы все перевертываете. Я видела, как умирал Джилли. Дру дал ему бренди, и он умер. Я плохо соображала. Я не думала об убийстве. Просто я не хотела пить из той бутылки, потому что Джилли выпил – и умер.
Грег пожал плечами и неожиданно не стал настаивать. Он повернулся к Дру и потребовал у того рассказать о своих подозрениях, но его прервал Иден, заметив не без грубости, что Дру уже подробно отвечал на этот вопрос предыдущей ночью и даже подписал свои показания, отпечатанные на машинке, и еще раз говорить об этом бессмысленно и это просто пустая трата времени.
– Я никогда не задаю бесцельных вопросов, – спокойно ответил Грег. – Ну что, Дру?
– Я понял, что это не укус змеи, по тем же причинам, что и Эм. Я видел, как умирают от змеиного яда. Я также дважды наблюдал, как умирали от яда для стрел, а так как я не знал, что симптомы сердечного приступа схожи с симптомами смерти от мзунгути, то я не подумал об инфаркте, а только о яде для стрел, мзунгути. Джилли прекрасно себя чувствовал за час до этого, только был пьян, а тут вдруг он умирает. Вот и все.
– Спасибо, – поблагодарил Грег.
Полдень лишь повторил события утра. Единственная разница состояла в том, что вопросы теперь задавали каждому в отдельности и за закрытыми дверями столовой.
Шел шестой час, когда Грег закончил допрашивать Викторию, отвечавшую последней. Он выглядел усталым и суровым, ведь, кроме Виктории, все они были его друзьями, люди, знакомые ему с детства, с ними он обедал, танцевал, переносил тяготы чрезвычайного положения. Но теперь он вынужден смотреть на них безразличным взглядом незнакомца и говорить бесстрастным тоном.
– Видимо, я увижу всех вас снова в течение нескольких следующих дней, и, пока дело не закончено, я бы попросил вас далеко не отлучаться, чтобы с вами всегда можно было легко связаться, не предупреждая заранее. Спасибо. – И он ушел.
– Наконец-то! – с чувством выдохнула Эмили – Кажется, он не приедет до завтра, а это означает, что у нас будет по крайней мере один спокойный день.
Но следующий день вряд ли можно было назвать спокойным.
Тело Джилли привезли для похорон, и, предупредив Гилберта, все они пошли на кладбище, но похороны были испорчены поведением Лайзы и в меньшей степени – поведением Кена. Лайза начала кричать, впала в истерику, и ее силой увели, а Кен Брэндон тихо и незаметно упал, потеряв сознание.
Дру поднял Кена и отвез его назад на Фламинго вместе с Мабел. А Эм, Иден, Гектор и Виктория вернулись минут двадцать спустя и узнали, что Лайза находится дома под присмотром жены доктора и что ей ввели сильную дозу морфия.
– Почему так произошло? – спрашивала бледная и вздрагивающая Мабел. – Не думаете ли вы, что она могла… Нет, конечно, нет! Даже думать об этом нельзя!
– Что Лайза могла убить его? – подсказал Дру. – Кто может поручиться за другого, если человек находится в стрессовой ситуации? Как можно определить, когда у человека наступает предел терпения? Но лично я вычеркнул бы Лайзу из любого списка подозреваемых, потому что или она прекрасная актриса, или ее поведение на пикнике было искренним. Она подумала, что ее мужа убили, а яд находится в бренди. Поэтому она не виновата. Ведь в бренди не было яда.
– Мой дорогой Дру, – сурово начала Эм, – все женщины прекрасные актрисы, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше! Но, безусловно, Лайза не убивала своего мужа, хотя я не сомневаюсь, бывали моменты в ее жизни, когда ей хотелось это сделать. Порой и я испытывала те же чувства, а мне не столько приходилось терпеть его общество, сколько ей! Она вполне могла бы быть второй миссис Симпсон, которая говорила и мечтала, что убьет нежеланного мужа, как ребенок сочиняет длинные невероятные истории, но ведь все это выдумки.
Дру заметил:
– Миссис Симпсон повесили.
Он отказался о приглашения к обеду, вскоре после него уехали и Брэндоны. Эм, наблюдая их отъезд, выразила надежду, что они и полиция воздержатся от посещения Фламинго хотя бы на неделю.
Но этой надежде не суждено было сбыться, Иден и Виктория провели полдень на озере и вернулись тихим жемчужно-розовым вечером домой. В гостиной они увидели Дру и Брэндонов, а дом снова наводнили полицейские. Нашли Камау, любовника Вамбуи.
– Это собаки. – Эмили казалась удивительно маленькой в глубине огромного кресла, она запахивала шаль на груди, как будто замерзла. – Мы держали их взаперти и выводили только на поводке из-за собаки Лайзы. Но я не могла держать их все время в сарае. Они, наверное, унюхали его…
Это случилось через полчаса после ухода Идена и Виктории на озеро. Эмили услышала лай и вышла с хлыстом, пытаясь отогнать собак. Мальчик, присматривающий за собаками, прибежал с поводками, потом Эмили отправила его за полицейскими. Она осталась охранять то место до прихода полицейских, потом позвонила Грегу.
Грег прибыл с несколькими помощниками, останки Камау извлекли из мелкой могилы в лесу, рядом с печами для обжига древесного угля.
Узнав, что Иден плавает на моторной лодке по озеру, Грег помрачнел и сразу отправил нарочного за Дру и Брэндонами. Потом их допрашивали несколько раз и по отдельности относительно их передвижений в день, когда исчез Камау.
Целые полчаса Виктория отвечала на многочисленные вопросы и вышла в сумерках на веранду, где, облокотившись на перекладину, курил Стрэттон.
– Но почему допрашивают тебя и Брэндонов? – спросила Виктория.
– Тот, кто убил Камау, скорее всего, убил и Элис де Брет. Камау умер не только за то, что видел убийство Элис, а еще за то, что он об этом говорил.
– Но это же бессмысленно. Ведь он уже все сказал, ну, что это была тетя Эм.
– Я знаю. Но нам стало это известно лишь на следующий день после его исчезновения, а к тому времени он уже был мертв. Если бы его девушка сразу прямо сказала, а не лгала, что Камау лишь намекал ей про убийцу, он мог бы остаться в живых – хотя я сомневаюсь в этом. Но так как было неизвестно, сказал ли Камау уже что-нибудь конкретное, убийца решил не рисковать и заставил его замолчать навсегда. И просто но счастливой случайности оказалось, что Джилли хороший пианист, иначе твоя тетя оказалась бы в сложной ситуации после рассказа Вамбуи. Правда, сейчас, после смерти Джилли, ее положение опять незавидное.
– Почему же?
– Если бы Джилли выступал свидетелем, он бы убедил любое жюри присяжных в своей компетентности как музыканта. Если показания Джилли будет пересказывать Грег, то свидетельство из вторых рук прозвучит не настолько убедительно. А теперь еще и смерть Камау. Как все запуталось!
– Но ты ведь не можешь думать, что тетя Эм убила Камау. И никто не может так думать.
– Почему же нет? – нетерпеливо возразил Дру. – У нее была наилучшая возможность сделать это, чем у кого-либо другого. Она же встретилась с ним у ворот, рядом с зарослями.
– Как ты можешь так говорить, – рассердилась Виктория, – У тебя нет права. Ты просто глуп и…
– Тихо, зачем выходить из себя? – улыбнулся Дру. – Ты смотришь на это дело не с точки зрения полицейских, а ведь они рассматривают лишь факты, стараясь не позволять эмоциям взять верх. Ты же думаешь о своей тете как о близком тебе, любимом человеке. А полицейские думают так: «X» имеет отношения с «А» и «С» и так далее.
– Значит, они тоже глупые. Предположим, она встретилась с Камау той ночью и убила его. Как же она дотащила его от ворот до леса? Как ей удалось вырыть могилу? Ей же за семьдесят!
– Семьдесят два, кажется. Она сильная, как тягловая лошадь. Но это к делу не относится. Шевели мозгами, Виктория. Если бы Эм решила убить Камау, она не стала бы делать это у своих ворот. Она бы изобрела сотню поводов, чтобы увести его в лес. И ей не понадобилось бы копать могилу. Там много траншей. Столкнуть тело в одну из ям и сверху слегка забросать землей нетрудно, а дым печей помешал бы собакам сразу напасть на след, если бы полиция приехала с собаками-ищейками.
– Но ведь собаки тети Эм его и нашли!
– Это другое. Он уже пролежал в могиле несколько дней, его почти съели муравьи.
Виктория вздрогнула. Дру быстро сказал:
– Извини. Дело ужасное для всех нас, но мы по крайней мере видели кое-что и похуже. Чрезвычайное положение – совсем не пикник, хотя теперь я думаю, что сравнение не совсем удачное. Но ты сюда попала из безопасной, упорядоченной жизни, для тебя это сплошные нервы. Наверное, жалеешь, что приехала?
– Нет, не жалею. Я всегда мечтала вернуться в Кению. Мне бы просто не хотелось… – Она не договорила, подошла к нему и облокотилась рядом на перекладину веранды, наблюдая сгущающиеся сумерки. Что-то было успокаивающее в самом факте присутствия Дру. Пока он находился рядом, дом не казался пугающим. Она повернулась к нему:
– Ты останешься сегодня у нас?
– Да. Грег хочет, чтобы все подозреваемые были под одной крышей. Вернее, под двумя: Брэндоны переночуют у Лайзы. Это к лучшему, потому что в наших домах он допрашивает всех слуг и рабочих, просто сделал концлагерь.
– Так, значит, он не исключает вероятности, что убил африканец?
– Нет, конечно. Но он не дурак. Им достается еще больше, чем нам. Не думай, что если он нас допрашивает, то не допрашивает слуг. Как бы не так. Десяток его ребят допрашивают всех африканцев, кто работает на Фламинго, у меня и у Гектора. А Захария и Самюэль далее были в кратере вулкана во время пикника. А есть еще Генерал Африка, он на свободе и не узнан и еще может преподнести большой сюрприз. Я уверен, что Грег не упускает из виду и такую возможность. Он даже может сделать вид, что подозревает одного из нас, а допрос африканцев – чистая формальность, чтобы сбить с толку.
Виктория вздохнула то ли от усталости, то ли от облегчения:
– Я не подумала об этом. Ты, должно быть, прав. Ведь мы не можем быть по-настоящему подозреваемыми, ни ты, ни Брэндоны.
– Почему бы и нет? Мы все были поблизости в день убийства миссис де Брет. И в ночь исчезновения Камау.
– Но Брэндонов-то не было!
– Не было. Но вечером они заходили в бунгало Джилли. Его не было дома, а Лайза только вернулась с Фламинго и поделилась новостями. Так что любой из них мог сделать вид, что отправился домой, а сам пошел подкарауливать Камау. По короткой тропинке можно быстро дойти от Фламинго до «Долины Брэндона» и обратно. А той ночью светила луна.
– Но ведь Камау не пошел бы с ними. Ты сказал, что тетя Эм могла увести его в лес, но с Брэндонами он бы не пошел.
– Ты заметила, что из леса до дороги ходят вагонетки с углем? Они проходят как раз рядом с тем местом, где нашли труп Камау. Так что не надо было переносить труп. Даже ты легко справилась бы.
– Я? Но ведь…
– Нет. Я тебя не обвиняю, и нечего сверкать на меня глазами. Хотя Грег обдумал и такую версию.
– Какую версию?
– Что вы с Иденом все разработали сообща.
Виктория пристально посмотрела ему в глаза, внимательно и без злости. Она изучала его лицо как чрезвычайно важное письмо, ей необходимо было прочитать его и понять. Наконец она спросила:
– А ты что думаешь?
– Это важно?
Виктория не ответила, и Дру медленно заговорил, словно думал вслух:
– Люди, которые безнадежно и сильно влюблены, способны на все. Есть много примеров в истории и в газетах, доказывающих, что любовь может быть и унизительной страстью, и все возвышающим чувством, и чем сильнее амбиции или ненависть, тем безжалостнее могут вести себя люди. Много раз умирали за любовь. Ради любви шли на преступление, отказывались от престола, развязывали войны, бросали семьи, предавали родину, воровали, лгали и убивали. И, скорей всего, так и будет продолжаться, пока существует жизнь на земле.
Он затушил сигарету о перекладину и выбросил окурок в кусты герани. Снова заговорила Виктория, не поворачивая головы в его сторону:
– И ты думаешь, что я способна на все?
Дру странно усмехнулся.
– Не на убийство. И не на сговор убить кого-то. Но ты можешь выгораживать человека, которого любишь.
– Даже если я знаю, что он совершил убийство? Страшное убийство?
– Нет. Ты бы не полюбила такого человека.
Виктория посмотрела на Дру. Сумерки наступили очень быстро. В темноте нельзя было разглядеть черты его лица.
– По крайней мере, из этого следует, что ты не подозреваешь Идена.
– Я этого не говорил. Теоретически все возможно, однако я не верю, что это сделал он. Но ведь ты не любишь Идена.
Виктория ничего не ответила и не отвернулась. И Дру спросил:
– Или любишь? – Но произнес эти слова скорее как утверждение, чем как вопрос. Она снова промолчала, и тогда он поднял пальцем ее подбородок, как однажды.
Виктория замерла, она понимала, что наступила решающая минута в ее жизни: одну дорогу она уже прошла до конца, может быть, это начало нового пути? Вдруг в конце коридора открылась дверь, кто-то шел на веранду.
Дру опустил руку и медленно повернулся.
– А, Иден. Грег закончил допрашивать тебя? Сколько он еще здесь пробудет?
– Кто его знает… А что это вы делаете тут в темноте?
– Беседуем, – приятным тоном ответил Дру – Есть возражения?
– Нет, конечно. В гостиной приготовлены напитки. Я отправил бабулю спать.
– И она ушла?
– Да, я и сам удивился. Второй инфаркт случится с бабулей, если мы за ней не присмотрим.
– Настоящий или как у Джилли?
– Бога ради, – рассердился Иден и повернулся спиной к Дру. Затем взял Викторию за руку. – Дорогая Вики, пойдем. Ты, наверное, замерзла. Пойдем выпьем шерри. Или допьем водку и по-настоящему напьемся.
В гостиной сидела Мабел и пила бренди с содовой. Она не отводила глаз от двери. Гектор в сопровождении Била Хеннеси отправился домой за необходимыми вещами, готовясь переночевать в домике управляющего. Кена все еще допрашивали, и Мабел его ждала.
– Что они делают там с Кении? – постоянно спрашивала она. – Он там уже так долго! Они должны понимать, что мальчику ничего не известно. Какой вредный этот Грег – и это после всех лет нашего с ним знакомства! Дру, не мог бы ты пойти к ним и объяснить, что все мы ужасно устали и что пора нас отпустить?
– Нет, не могу, – твердо отказался Дру, наливая себе виски с содовой и усаживаясь в кресло. – Это будет только пустая трата времени, и у меня нет желания получить щелчок по носу. Грег закончит, когда посчитает нужным.
– Но мы же все будем здесь завтра и послезавтра.
– Надеемся. Ну, выпьем за преступление. – Дру поднял стакан и сделал большой глоток.
Иден возмутился:
– Обязательно шутить по этому поводу?
– Извини.
Но Иден не успокоился. Его красивое лицо по-прежнему оставалось напряженным, в голосе слышались усталость и озабоченность:
– При данных обстоятельствах такие замечания говорят о дурном тоне. Совсем не смешно.
Дру поднял брови, состроил гримасу, но потом передумал и решил не обижаться.
– Ты прав. Я не подумал. Прости меня. Мабел, съешь оливку и перестань смотреть на дверь. Кена скоро отпустят. А вот еще машина подошла. Кто бы это мог приехать? Еще полиция?
Но это вернулся Гектор, он привез пижаму, зубные щетки и комнатные тапочки. Он взял предложенный бокал и тихо спросил:
– Кении еще там? Долго они его держат. Разве они не видят, что мальчик не выдерживает напряжения. Он никогда раньше не падал в обморок. Ему надо идти спать, а не отвечать на град глупых вопросов.
– Тогда почему ты не положишь этому конец? – спросила Мабел, готовясь расплакаться. – Ты его отец. А они его допрашивают. Если бы он никогда с ней не встречался, все было бы так хорошо, спокойно. Я никогда не прощу Грегу, никогда.
Гектор смутился:
– Он просто выполняет свой долг, дорогая. Почему бы нам не пойти сейчас к Лайзе? Она наверняка не успела распорядиться насчет ужина. Поедем займемся этим.
Мабел разрыдалась, заявив, что ее муж, как и все мужчины, думает только о своем желудке, а не о благополучии собственного ребенка. Дру встал и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся с непроницаемым выражением лица в сопровождении бледного, покорного Кена. Объединившаяся семья удалилась в ночь.
– Как тебе это удалось? – не сумел скрыть уважения Иден.
– Подставил голову и получил по заслугам, – ледяным тоном ответил Дру. Он выразительным жестом провел пальцем себе по горлу. – Грег в жутком настроении, но уж лучше Грег, чем рыдающая Мабел.
При этих словах в гостиную вошел Грег Гилберт и объявил, что вернется в девять утра. Все должны быть готовы к этому времени. В доме он оставляет Била Хеннеси.
Он отказался от выпивки и уехал. На ужин подали суп и бутерброды, потому что большинство домашней прислуги продержали в полицейском участке весь день, а Захария, Туку и повар до сих пор оставались там.
Сразу после ужина Виктория отправилась к себе в комнату. На это раз ее провожал Иден. Он не обыскивал комнату, как это проделал Дру, но спросил, есть ли у нее аспирин, и посоветовал принять пару таблеток, чтобы хорошо выспаться. Перед уходом он поцеловал ее. Но не нежно, в отличие от Дру, а жестко и жадно, крепко обняв.
Виктория не противилась, но и не обняла его в свою очередь. Когда он отпустил ее, она слегка дотронулась до его щеки материнским жестом, в ее улыбке чувствовалась жалость, грусть и освобождение, как будто она, повзрослев, неожиданно нашла старое любовное письмо времен юности и улыбается несколько смущенно, потому что никак не может вспомнить имя мальчика, написавшего ей это письмо.
