Текст книги "Тайна "Фламинго""

Автор книги: Мэри Кайе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Виктория ответила:

– Я сделаю, что смогу. Ты ведь знаешь.

– Да, конечно. Но это будет нелегко. Видишь ли, ты попала в самую гущу событий. Бабушка хочет думать, что теперь все закончится. Хотелось бы надеяться. Но мне не понравились слова Грега: «только первое убийство трудно совершить». Предположим, он прав и убийство Элис – это не конец, а начало? Послушай, Вики, если ты не хочешь здесь оставаться, то ты не должна этого делать. Я всегда смогу заказать тебе обратный билет.

– Тетя Эм тоже это говорила. Ты стараешься напугать меня, Иден. Или надеешься избавиться от меня?

– Конечно, нет. Насколько я тебя знаю, тебя нелегко напугать, и слава Богу. Поверь, что приятно иметь в доме человека, который не будет вскакивать всякий раз, когда открывается дверь или лист упадет с дерева. Я просто хочу, чтобы ты не чувствовала себя обязанной оставаться.

Он коснулся пальцем кончика ее носа. Это был знакомый ласкающий жест, он часто так делал раньше, это был только их жест. Виктория отшатнулась, как будто он ее ударил, и быстро ушла.

Эм и Иден ждали ее в «лендровере», когда она появилась минут через десять, и они отправились в открытую долину. Эм подстрелила антилопу, потом газель.

Когда они вернулись, уже стемнело. Эм объявила, что слишком устала и не будет переодеваться к ужину. Они ужинали в освещенной свечами гостиной, где со стены на них смотрели портреты умерших де Брет и Бомартинов. После ужина, когда Захария убирал со стола пустые кофейные чашки, Эм быстро сказала ему что-то на суахили.

Виктория не поняла слов Эм, но Иден резко обернулся:

– Камау? Неужели ты собираешься говорить с ним сегодня? Ты слишком устала. Ради Бога, отложи до завтра. Он никуда не убежит.

– Откуда мне знать, – угрюмо буркнула Эм, идя к двери. – Конечно, я его увижу. Кроме того, Захария сказал ему, что он должен идти со мной на обход сегодня ночью. Он будет меня ждать. Я велела ему взять лампу и ждать у ворот. Хочу убедиться, что гиппопотамы не повредили изгородь. Это хорошая возможность: в темноте мне рассказывали такие вещи, которых я никогда не услышала бы днем. Я знаю этот народ лучше тебя, хоть я родилась и не в Кении!

– Господи! Бабуля, неужели ты пойдешь на обход?

– А почему бы и нет? Я еще не пропустила ни одного обхода.

– Но ты же устала. И потом, теперь в этом нет необходимости. О, не надо напоминать мне об убийстве Элис! Думаешь, я забыл? Но даже Грег считает это одиночным нападением. Чрезвычайное положение снято, нам без конца об этом повторяют. Какой смысл делать обход, проверять, что все запоры закрыты, а рабочие на месте? Слушай, я пойду вместо тебя и поговорю с Камау.

– Нет, дорогой, – мягко, но решительно возразила Эмили – С тобой он не будет столь же откровенен, как со мной.

– Тогда я пойду с тобой. Знаешь, мне не нравится, что ты бродишь одна в темноте. Пора положить этому конец. Виктория… – Он повернулся к ней, ища поддержки, но Эм парировала:

– Не вмешивай Викторию. Ей давно пора спать. Не глупи, Иден! Ты никогда не пытался раньше остановить меня. Не понимаю, зачем это делать сейчас.

– Я пытался, но…

– Но твоя жена не позволяла тебе ходить на обход вместо меня и не отпускала тебя со мной, потому что боялась оставаться одна в доме. Я все знаю, дорогой. Но и ты должен понимать, что сейчас нам не следует ослаблять меры предосторожности. Если ты действительно хочешь ходить на обходы, мы обсудим это завтра, но если мы хотим выудить что-то из Камау, я должна говорить с ним одна. И не будем больше спорить. Виктория, дорогая, иди спать. Ты, должно быть, устала. Ты тоже, Иден! Не надо ждать моего возвращения. Спокойной ночи.

Она решительно закрыла за собой дверь. Иден быстро шагнул вперед, как будто собирался пойти за Эм, потом посмотрел на Викторию и пожал плечами.

– Теперь понимаешь, что я имел в виду, говоря, что бабуле нелегко помогать. Лучше иди спать. Ты уже засыпаешь. Спокойной ночи.

Он вышел через дверь, ведущую на веранду. Виктория осталась одна в тихой гостиной.

ГЛАВА VIII

Несмотря на огорчения и беспокойства предыдущего дня – а может быть, благодаря им, – Виктория спала крепко и без сновидений, проснулась посвежевшая, отдохнувшая, готовая к любому сюрпризу, что уготовила Для нее жизнь на Фламинго.

Завтрак накрыли на веранде; Иден в бриджах и тонкой рубашке из твида сидел на перилах веранды и пил черный кофе. Он выглядел уставшим, под глазами были мешки, как будто он не спал всю ночь или даже несколько ночей.

Он съехал с перил и сказал:

– Привет, Вики. Не спрашиваю, как ты спала. Ты выглядишь оскорбительно прекрасно. Собаки тебя не беспокоили? Порой они ведут себя очень шумно.

– Они будили меня раза два, – призналась Виктория, садясь к столу, – но я опять мгновенно засыпала. А из-за чего шум?

– О, все в порядке. Дело в том, что их обычно выпускают свободно бегать по территории ночью. – Но у спаниеля Лайзы сейчас течка. И Лайза попросила нас не выпускать собак, потому что они собираются под их окном и всю ночь поют серенады. Поэтому мы их закрыли в пустой сарай, а им это не нравится. Пей кофе. Бабуля завтракает в постели. Она просила тебя зайти к ней после завтрака. Но на твоем месте я бы не спешил. Она не в лучшем расположении духа.

– Почему? Ничего не произошло? Ничего не разбили или…

– Нет, ничего такого. Просто Камау так и не появился прошлой ночью. Она его ждала, продрогла до костей, разозлилась. Она терпеть не может, когда ее заставляют ждать и не выполняют ее приказаний. У него, наверное, была встреча с девушкой. Или он струсил и убежал на несколько дней. Бабуля вне себя. Сегодня будет такой день, когда все не так.

Появился Захария с тарелкой фаршированных яиц и бекона. Виктория поела и спросила:

– Собирался ехать верхом, Иден?

– Ездил до завтрака, – ответил тот. Он с отвращением отказался от яиц и налил себе еще чашку кофе. – Поешь, и я отведу тебя к бабуле. Может, повезет, и она немного успокоится. А может, нам вдвоем навалиться на нее и уговорить провести день в постели?

Но этим надеждам не суждено было сбыться. Эмили уже встала и пребывала в ужасном настроении. Она сидела перед зеркалом. На ней были серые бриджи и кофта джерси ядовито-оранжевого цвета.

– А, это вы, – не поворачиваясь, приветствовала Эм их отражение в зеркале. – Доброе утро, Виктория. Надеюсь, ты хорошо выспалась, лучше, чем я.

Она обернулась к Захарии, рывшемуся в гардеробе, и заговорила с ним на суахили. А потом сердито добавила:

– Он слишком стар и не справляется с работой. Придется отправить его на пенсию.

– И что он сделал на этот раз? – спросил Иден.

– Потерял мои джинсы кирпичного цвета. Одна пара еще не поглажена, вторая в стирке, вчерашние джинсы грязные, и мне пришлось надеть старые брюки твоего отца. Такое невнимание! Хватит рыться в комоде, Захария. Если их там не было пять минут назад, то они не появятся там сейчас. Забирай эту пару, пусть их срочно выстирают. Лучше их прокипятить. И чтобы они были высушены и поглажены к вечеру.

Она нагнулась, подняла джинсы и блузку, в которых ходила вчера, свернула их в узел и бросила старому слуге. Он поймал узел и понес его прочь.

Иден обнял бабушку и успокоил:

– Перестань, бабуля. Ты не можешь казнить слуг в первый же день пребывания Виктории на Фламинго. У нее сложится неправильное впечатление. Не сердись, дорогая. Это скажется на твоем давлении.

– Я не сержусь. Я негодую. Захария думает, что Камау ходил на свидание со служанкой Лайзы прошлой ночью, вместо того чтобы ждать меня. Если так и было, она наверняка призналась ему, что все рассказала Лайзе, и он предпочел вообще не встречаться со мной. Подождите, дайте мне только добраться до него! Сегодня он ушел на дальнее поле косить люцерну, подальше от моих глаз. Я сказала Захарии, что желаю его видеть, как только он вернется.

Эмили приколола бриллиантовую брошь и обернулась к Виктории.

– Как ты хорошо выглядишь, дорогая. Я и забыла, какая ты красавица. Позавтракала? Хорошо. Тогда я покажу тебе кабинет и расскажу, чем ты будешь заниматься. Потом мы обойдем дом, погуляем по саду, а после обеда…

– После обеда я повезу ее на катере по озеру. Если только ты не собираешься держать ее за работой от звонка до звонка, – твердо сказал Иден.

– Конечно, нет. Я хочу, чтобы она радовалась жизни, покатайтесь по озеру. Ей понравится. Нам нужно организовать походы на природу, пикники, чтобы она увидела долину. Нам незачем сидеть дома. Ты собирался проверить новые буровые скважины. Тогда увидимся за обедом. Пошли, Виктория.

Она увела Викторию, и утро прошло по заданной программе. Иден задержался с возвращением, и обед подали позднее обычного. Молодой полицейский мистер Хеннеси в сопровождении двух темнокожих помощников приехал как раз во время обеда, его заставили ждать.

– Пусть остынет на веранде, – едко заметила Эм и тянула кофе, пока часы не просигналили без четверти три. Потом она вышла к полицейскому.

– Не хотел бы я быть на месте Била Хеннеси сегодня, даже за все кофе Бразилии, – говорил Иден, уводя Викторию по тропинке мимо живой изгороди и дикого люпина к озеру. – Она не может забыть, что знала его еще школьником. Чтобы он допрашивал ее слуг от имени закона – да для нее это просто оскорбление. Осторожно, здесь колючки!

Он открыл калитку, и они оказались в роскошных диких зарослях, где теплый воздух отяжелел от запаха цветущих апельсинов и был наполнен жужжанием пчел, а мягкая земля проминалась под ее сандалиями.

– В этом вся беда бабули, – продолжал Иден – Когда доживешь до ее возраста, вряд ли останется кто-нибудь, кого бы не знал с детских лет. Из-за этого трудно воспринимать их всерьез. Наверное, чувствуешь себя гувернанткой в классе безответственных щенков. Тем не менее меня угнетает, когда ко мне относятся как к плохому ученику из четвертого класса. Если бы бабуля поняла, что я взрослый, она поставила бы меня управляющим вместо этого никчемного Джилли. Я сумел бы научиться управлять фермой, тем более если учесть, что она перейдет ко мне со временем. Конечно, если бабуля не вычеркнет меня из завещания и не оставит все тебе.

– Мне? – удивилась Виктория. – Какая глупость! К чему ей так поступать?

Иден пожал плечами, прошел вперед через другие ворота и вышел в темный лес из банановых пальм:

– Спроси что-нибудь полегче. Почему бабуля делает так, а не иначе? Потому что она так хочет! Кроме того, она большая феминистка, наша Эм. Ей может показаться, что ты сделаешь для Фламинго и для Кении гораздо больше, чем я. Женские особи более выносливы… и все такое.

– Глупости! – парировала Виктория. – Тебе прекрасно известно, что Эмили тебя обожает. И всегда обожала. Она рявкает на тебя, чтобы скрыть свои чувства, но никого этим не одурачить!

Иден рассмеялся.

– Может быть. Все равно, совершенно очевидно, ей может показаться, что я слишком легкомысленно отношусь к своим обязанностям наследника трона и не повредит дать мне понять, что лучше быть настороже, а то она назначит другую кандидатуру. Она привержена Макиавелли.

– Неужели ты серьезно? – встревожилась Виктория – Предположим, что она так сделает, хотя я и не верю в это, но неужели ты думаешь, что я смогу лишить тебя Фламинго!

Иден остановился и обернулся к ней с улыбкой. Ее сердце подпрыгнуло и забилось сильнее.

– Неужели не сможешь, любимая? А вдруг ты подумаешь, что это для моей же пользы?

Краска залила лицо Виктории до корней волос, И она смутилась:

– Не глупи, Иден! Я никогда и не думала… Мы ошиблись, вот и все. Но мы же друзья.

– Да? Мы друзья, Вики? – серьезно спросил Иден.

– Ну конечно. Я вроде тети Эм. Не могу забыть, что мы были союзниками против властей, когда ты был вредным мальчишкой с пораненными коленками и грязной шеей.

Но Идену не хотелось превращать все в шутку.

– Спасибо, Вики, – серьезно ответил он. И прежде чем она поняла, что он собирается сделать, поцеловал ей руку.

Виктория испытала сильное желание вырвать руку и убежать, но еще сильнее ей захотелось погладить его склоненную голову свободной рукой. Героически подавив эти желания, она проговорила:

– Как ты думаешь, можем мы взять с собой в лодку несколько бананов? Я так давно не ела их с дерева.

– Они еще неспелые, – пробурчал Иден. Он повернулся и пошел вперед по тропинке, но вдруг опять остановился: – Черт! Гиппопотамы опять заходили сюда и повредили проволочное заграждение. Как ленив Джилли, не смотрит за изгородью. Какой смысл делать ограду из одного слоя проволоки? Это не остановило даже остатки банды мау-мау, когда, они убегали к озеру.

Виктория спросила:

– Ты думаешь, банда действительно прячется в зарослях?

– Нет. Но вполне вероятно, что убежавшие слуги живут здесь день-другой. Чтобы спрятаться, не найти лучшего места. Только взгляни.

Он махнул рукой в сторону зарослей папируса, стоявших серо-зеленой стеной, отделявшей болотистую местность от берега озера. Это была полоса настоящих джунглей, через них можно пробираться, прокладывая себе дорогу только топором. Если в двух шагах будет стоять человек, то можно пройти и не заметить его. Эти джунгли тянулись на несколько миль вдоль озера. Во время чрезвычайного положения бандиты проложили тайные тропки через заросли и построили в непроходимых местах шалаши.

Десятки лет назад Джеральд де Брет проложил широкую дорогу через папирусные джунгли к берегу озера и построил деревянный домик, где хранил лодку. Сейчас домик обветшал, но подход к нему Эм сохранила. Теперь там хранились моторный катер, моторная и весельная лодки.

– Нам пришлось их охранять во время чрезвычайки. Ужасное беспокойство! Грег с ума сходил. Он предлагал сломать домик, а в лодках сделать дыры, чтобы бандиты не смогли ими воспользоваться. Но бабуля и слушать не хотела. Она назначила сменную охрану. Дежурили я, Гас Эббот и один человек из преданных кикую. Даже бедного Захарию заставили стоять на часах, но он больше боялся гиппопотамов и ружья в своих руках, чем смерти. А Камау вообще отказался брать ружье. Он больше верил в пангу: он убил одного ножом. Тот пытался ночью отвязать лодку, а Камау его зарезал. Отрезал ему голову и утром, довольный, принес скальп в дом. Элис потеряла сознание за завтраком: упала головой на чашки, а бабуля даже не шевельнулась.

Виктория переспросила, содрогаясь:

– Он что, показал им отрезанную голову?

– Конечно. Он был очень доволен. И не без причины. Оказалось, что убитый принадлежал к главарям мау-мау, это был сам Бригадир Гитахи. За его голову объявили хорошее денежное вознаграждение, его и получил Камау, в результате чего больше недели все рабочие на нашей ферме пьянствовали. Давай посмотрим, заведется ли мотор.

Катер миновал насаждения папируса и плавающие водоросли и оказался на залитой солнцем поверхности озера. Там и здесь над водой цвели голубые лилии, непрерывно пели и переговаривались птицы: благородные пеликаны, утконосы, малые поганки, дикие утки и бакланы. Огромная голова с напряженно торчащими ушами выплыла над поверхностью, посмотрела на людей с суровым неодобрением и опять скрылась в глубине.

– Очень много гиппопотамов в озере, – хмуро заметил Иден. – Надо произвести отстрел. Пара или две добавляют озеру местный колорит, а двадцать или тридцать наносят большой вред зеленым насаждениям по берегам озера, как саранча посевам. Посмотри, вон там фламинго. Они не часто прилетают в Найвагна. Какие красивые, да?

– Прелесть. Знаешь, я вспоминала все это, думала, сохранилась ли эта красота. Как хорошо, все сохранитесь.

– Значит, несмотря ни на что, ты рада, что вернулась?

– Что ты имеешь в виду – несмотря ни на что? – обиженно спросила Виктория.

– На меня, на Элис… Бабушка быстро дряхлеет. В доме поселился полтергейст, полиция не оставляет нас в покое, – с горечью проговорил Иден.

– Ой, Иден, прости – Виктория покраснела и смутилась. – Я все время забываю об Элис. Я просто эгоистка и свинья.

– Нет, дорогая. Ты вдохновляюще нормальна. И слава Богу. По правде говоря, я и сам не верю в смерть Элис. Когда я уезжаю из дома – мне все это кажется кошмарным сном. Но как только возвращаюсь домой… Ах, черт. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай. А куда мы плывем? А чей это дом вон там, на холме?

– Дру Стрэттона. Того парня, который привез тебя вчера из аэропорта.

– Это просто его дом или мы к нему направляемся?

– Да – отвечаю сразу на оба вопроса.

– О! – В голосе Виктории послышалось разочарование. Иден весело посмотрел на нее:

– Не слышу энтузиазма. Неужели тебе не понравился наш Дру?

– Я ему не понравилась. Мне показалось, он изо всех сил старался быть грубым. Он что, убежденный женоненавистник?

– Не думаю.

– Значит, плохо воспитан, – ядовито заметила Виктория.

– У тебя на него зуб?

– Мне не нравится, когда ко мне придираются или проявляют недовольство с первого взгляда и без причин, – с достоинством ответила Виктория.

Иден засмеялся.

– Только не говори, что это с тобой случалось и прежде, я не поверю. А у нас все любят Дру.

– Не понимаю, почему. Он самодовольный эгоист, зануда, совершенно не умеет себя вести и…

– Стоп. Дай бедному парню шанс. Нельзя свергать с пьедестала местного героя. Он порядочный человек, и мы всегда говорим о нем с гордостью.

– Почему? Потому что он носит на бедре пистолет или слишком быстро водит машину?

– Ты не права. Во-первых, он родился в Кении, а его дед и бабка были настоящими первооткрывателями, как Деламер, Гроган и де Брет. Для молодой колонии это много значит. Его родители умерли, когда ему не было и двадцати, он участвовал в высадке в Нормандии, был несколько раз ранен, награжден, а вернувшись домой, узнал, что его управляющий запустил ферму, довел ее до банкротства. Другие фермы получали огромные прибыли в военное время, а его ферма оказалась вся в долгах. Другие на его месте продали бы ферму и уехали, по Дру не продал ни акра своей земли. Сказал, что поставит ферму на ноги. И добился своего. Одному Богу известно, чем он питался, но работал он за десятерых. А как только дела пошли на лад, появились бандиты мау-мау…

Иден посмотрел на озеро и замолчал. Виктория спросила нетерпеливо:

– Ну, и что было с ним дальше?

– С кем? А, с Дру. Ничего особенного, с фермой то есть. Стрэттоны всегда нанимали слуг из племени мазаи, он и рос среди них. Он брат по крови с любым раскрашенным охрой воином в колонии, поэтому мау-мау его не трогали. Но ведь он из бригады «Моя страна», он передал управление фермой старому Гачии и предложил свои услуги Службе безопасности. А закончил он тем, что ходил по лесам с псевдобандой, несмотря на то, что он светловолос, как хористка из варьете.

– А что такое псевдобанда? – спросила заинтригованная Виктория.

– Ты что, вообще не читаешь газет? Они притворялись, что они террористы. Выучили необходимый жаргон, оделись соответственно выбранной роли, англичане даже красили кожу под африканцев. Они ходили по лесам, вступали в контакт с бандами. У Дру был дружный отряд, просто черти. Они творили потрясающие дела. У них была милая привычка делать зарубки на перилах веранды Дру, отмечая количество убитых. Там образовалась довольно длинная линия из зарубок. Хотя официально чрезвычайку отменили, время от времени у него появляются новые зарубки. Сама увидишь. Вот мы и приплыли. Осторожно, сейчас будет толчок.

Он выключил мотор, катер потерял скорость, и Иден искусно маневрировал вдоль маленькой деревянной дамбы, выходившей в узкий залив, берега которого были покрыты роскошными живописными террасами. От дамбы шла деревянная лестница вверх по холму, с обеих сторон росли розы и цветущие кустарники, ступеньки вели к тропинке гравия, которая заворачивала за каменную стену и выводила к широкой террасе, покрытой вьющимися цветущими растениями. Вот уже виден и сам дом: длинный, одноэтажный, невысокий.

Хотя на ферме Дру работали мазаи, домашними слугами у него были арабы. Гордая личность в белой одежде с лицом, будто вырезанным из мореного дерева, поприветствовала пришедших и сообщила, что Бвану немедленно информируют о прибытии гостей.

– Какой красивый вид! – Виктория облокотилась на перила веранды, глядя на широко открывшуюся панораму озера, холмов, покрытых деревьями; у их подножий трава казалась голубой, словно мираж в лучах полуденного солнца. Взгляд девушки упал на длинную цепочку из зарубок, она быстро отпрянула, радость на ее лице сменилась выражением брезгливости.

– Ну, что я тебе говорил? – сказал Иден, заметив, куда смотрит Виктория. – Довольно милая шеренга.

– Милая? Это отвратительно. Варварство. Записывать число мертвых.

– Мертвых убийц, – поправил сухой голос, раздавшийся за ее спиной.

Виктория обернулась и покраснела. Стрэттон был одет в элегантный костюм для верховой езды. Он стоял в дверях веранды, смотрел дружелюбно, переводя задумчивый взгляд с Виктории на Идена.

– Визит вежливости, Иден?

– Нет, боюсь, деловой. Бабушка хочет, чтобы я посмотрел на телят, прежде чем мы окончательно оформим сделку.

– Конечно, она вчера говорила по этому поводу. Телята в загоне за домом. Там Кекинай. Он тебе ответит на все вопросы. А я пока развлеку мисс Кэрил.

Иден с сомнением посмотрел на Викторию, потом ехидно улыбнулся во весь рот и сказал:

– Прекрасно. Я ненадолго. – И ушел.

Виктория сделала инстинктивное движение, словно хотела пойти за ним, но мистер Стрэттон либо случайно, либо нарочно шагнул вперед, загородив собой проход.

– Хотите сигарету? – Он протянул ей портсигар.

– Спасибо, не курю.

– А я закурю, если вы не против. Чай подадут через пару минут. Или желаете выпить прохладительного? Днем очень жарко на озере.

Виктория не ответила на вопрос и проговорила, слегка заикаясь:

– Мне жаль, что вы слышали мои слова насчет зарубок

– Не стоит извиняться за свою точку зрения, – серьезно сказал Дру.

– Я извиняюсь не за точку зрения, а за то, что вы ее слышали.

– Меня нелегко обидеть. Значит, вы считаете меня отвратительным варваром, потому что я разрешаю парням вести счет убитых. Вы не единственная. Есть тысячи мягкосердечных, невежественных людей, которые поддержат вас.

– Спасибо, – мило протянула Виктория.

– Пожалуйста. В отличие от вас я хотел быть грубым. Видите ли, мисс Кэрил, меня утомляют люди, проповедующие свои взгляды на то, что для них является лишь теоретической проблемой и не касается лично, не есть проблема жизни и смерти. У каждого из нас есть то, что мы любим, за что готовы сражаться, умереть и убивать. Интересно, сколько из числа этих нравственных лицемеров смогли бы защитить свой дом, свою жену, возлюбленную или своего ребенка, если бы их жизни оказались в опасности?

– Я не то имела в виду. Только то, что вы ставите зарубки, будто убийство это игра.

– Это не игра. Это ужасно серьезно. Мы преследовали лишь тех, кто намеренно жестокими клятвами, церемониями, жертвенными убийствами, о которых и рассказать-то невозможно (они так кровожадны, что внешний мир просто не поверит), поставил себя вне закона. Мы знали, если нас схватят – а со многими так и случилось, – мы умрем медленной и страшной смертью. Нельзя вести кампанию против зверей мау-мау в перчатках, если только вы не будете возражать против того, чтобы вырыть могилу в лесу и увидеть в ней своего лучшего друга, сожженного заживо на медленном огне, которого предварительно лишили некоторых частей тела, – мау-мау применяют их в своих ритуалах.

Симпатичное лицо и приятный голос Дру не изменились, только вдруг голубые глаза стали суровыми и холодными, как морские камни. Виктория с ужасом осознала, что он говорил о себе, он видел все это. И сказала совсем некстати:

– Извините.

Глаза Дру приобрели обычное выражение, он бросил сигарету.

– Пойдемте туда, я покажу вам кое-что.

Он резко взял ее за руку, повернул и повел к дальнему крылу веранды, где колонна поддерживает крышу, на колонне тоже виднелись зарубки.

– А это наши потери. – Он легко погладил столб. – Вот это Сендаи. Мы вместе с ним играли в детстве. Его отец работал у моего отца, когда оба были еще молоды… Это Мтуа. Один из лучших наших товарищей. Ему отрезали руки и ноги и сунули его умирать в муравейник… Это Тони Шеравей. Его сожгли заживо… Это Багуру, он кикую. Всю его семью убили во время нападения племени мау-мау на их деревню; их жгли в хижинах, а если кто выбирался, добивали пангами. Багуру пробыл с нами год, а что с ним сделали – невозможно рассказать.

Дру нетерпеливым жестом отпустил руку Виктории.

– Зачем продолжать? Они для вас ничего не значат. Но эти зарубки помогают оставшимся. Они знают, что в случае их смерти мы за них обязательно отомстим.

Дру отвернулся и посмотрел вокруг, сощурившись от яркого солнца.

– Бессмысленно относиться к африканцам как к белым. Они мыслят не так, как европейцы. Это непонятно лишь ненормальным и политикам.

Виктория с сомнением сказала:

– Но ведь это их страна.

– Чья?

– Африканцев.

– Каких африканцев? Все, что вы здесь видите: долина Рифт и плоскогорья, известные под названием Белые холмы, – все принадлежало племени мазаи. Но не они, а кикую претендуют на эту землю, хотя никогда ею не обладали. Здесь никто не жил, пока не поселился Деламер. Именно он и ему подобные поселенцы доказали, что здесь можно выращивать скот и овец. Но даже они не отнимали землю. Кучка мазаи, живших здесь добровольно, обменяла эту землю на другую огромную территорию, которую они и населяют до сегодняшнего дня.

– Но… – начала Виктория, однако Дру прервал ее:

– А вся эта болтовня насчет того, что «земля принадлежит им», мне надоела. Шестьдесят лет назад американцы все еще сражались с краснокожими индейцами и мексиканцами, завоевывали их земли, но я не слышал, чтобы кто-то заявил, что они должны убраться из Америки и вернуть землю первоначальным ее владельцам. Наших дедов встретила здесь дикая природа, никто не хотел здесь жить, поэтому в то время никто не возражал против поселенцев. Кровью, потом и слезами они превратили эту землю в цветущий оазис. Теперь слышен хор голосов о «национализме», о «возврате земли». Если они могут пользоваться землей – пусть докажут это. В Африке полно земли. Пусть выберут себе место и начнут обрабатывать землю, как мы. Пусть докажут, на что способны. Но нет. Их это не устраивает. Им нужны плоды чужого труда.

Он махнул рукой в сторону зеленых газонов, садов с фруктовыми деревьями, хозяйственных построек.

– Когда мой дед пришел на эту землю, здесь никого и ничего не было. Это плоды его труда, труда моих родителей и моего. Я здесь родился, это мой дом. Я собираюсь здесь остаться. Если это аморальный, агрессивный колониализм, тогда все американцы, предки которых покоряли Дикий Запад, должны тоже так называться. И только когда ООН велит им освободить страну, тогда и мы подумаем, чтобы уехать.

Он повернулся к Виктории и впервые за время знакомства улыбнулся. Его улыбка оказалась маняще привлекательной, и девушка почувствовала, как помимо воли ее враждебность испаряется.

Дру сказал:

– Прошу прощения за то, что произнес чрезмерно затянутую и слишком примитивную лекцию о точке зрения поселенцев. Для вас это скучно и утомительно. А вот наконец и чай. Пойдемте, будете хозяйкой.

Он продолжал легкий разговор ни о чем, пока не вернулся Иден. После его прихода мужчины говорили только о делах. Виктория слушала краем уха.

«Затянутая и слишком примитивная» – может быть. Но она еще помнила рассказы своего отца о первых днях жизни в долине ее деда. О тяжком труде под обжигающим солнцем. Как мучительно было рыть колодцы, выращивать урожай, разводить скот. Первые ощутимые следы успеха – «дикая природа зацвела как роза». Потом годы засухи: сначала погиб урожай, потом пал скот. Им грозило разорение, но люди не хотели сдаваться. Первые дороги. Первые больницы. Первая железная дорога. Первые школы… Было нелегко, но из-за тяжелого труда, пролитого пота, отчаяния и решимости результат стал вдвое ценнее. На ум пришла строчка из песни «Оклахома», знаменитого мюзикла тех лет, посвященного освоению другой земли около века назад, принадлежавшей краснокожим «разрисованным дикарям».

«Мы принадлежим земле, и наша земля велика»…

Она очнулась от воспоминаний при словах Идена:

– Слушай, Дру. Если ты собираешься к Джилли, поедем с нами на катере. А твой шофер потом приведет машину на Фламинго. Сможешь поговорить с бабушкой о деле. Пора завершать эту сделку.

Стрэттон согласился с предложением и пошел переодеваться. Иден вопросительно взглянул на Викторию:

– Как ты провела время с отвратительным Дру? Извини, что пришлось тебя оставить, но тебе было бы совсем неинтересно наблюдать за выбраковкой коров и телят. Я надеялся, что до драки не дойдет. Ты не против, если он с нами поедет? Я хочу, чтобы он переговорил с бабушкой.

– Конечно, нет. Я не настолько полна предрассудков, чтобы возражать против совместной поездки на катере. Все равно вы будете обсуждать надои и не заметите, там я или нет.

Иден рассмеялся и заставил ее встать:

– Мы надоели тебе? Прости, любимая. Обещаю больше не говорить о делах в твоем присутствии!

Что-то в Виктории всколыхнулось при слове «любимая», ведь оно так много значило раньше, но сейчас прозвучало как-то легко и бессмысленно. Она освободила руку, которую он держал в своей, и сказала:

– Если я хочу приносить пользу тете Эм, то мне полезно послушать про удои и урожай. Поэтому не позволяй мне менять тему деловых разговоров. Как ты думаешь, полиция уже уехала?

– Если нет, боюсь, останемся без обеда, – засмеялся Иден. – Слуги в таких случаях позволяют себе вольности. Не могу даже пересчитать все случаи, когда приходилось довольствоваться хлебом и сыром, потому что парни Грега во время чрезвычайки задавали вопросы и повар слишком нервничал, чтобы сконцентрироваться на таких прозаических вещах, как приготовление обеда или ужина. А вот и Дру. Если все готовы, можем ехать.