Текст книги "Преступление по-китайски"

Автор книги: Мэри Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 13

Снег превратился в грязь. Из окна своей квартиры на Уордор-стрит в Сохо сэр Малькольм Айвори наблюдал за толпой: в этот час большую ее часть составляла праздношатающаяся публика, так или иначе связанная с кинематографом. Артисты, режиссеры, начинающие актрисы и студенты, жаждущие заполучить роль хоть в каком-нибудь зрелище, смешивались с мусорщиками, убиравшими улицы от скопившейся за ночь грязи. Сэр Малькольм любил этот квартал еще с тех времен, когда он назывался Французским кварталом и уличная проституция цвела тут буйным цветом. Потом комитеты по борьбе за чистоту нравов водворили девиц в дома терпимости, и теперь с наступлением ночи на тротуары высыпали только толпы зрителей театров и кино, устремлявшиеся на поиски новых развлечений в каких-нибудь кабачках или барах.

Сэр Айвори любил бродить по лабиринту улиц Сохо, останавливаться у греческих, венгерских, кипрских и индийских ресторанчиков, вдыхать диковинные ароматы и читать меню с яркими самобытными названиями. Однако больше всего ему нравилась Джеррард-стрит с китайскими лавочками. Там он снова и снова упивался запахами и красками, сопровождавшими его в путешествиях по Дальнему Востоку. И всякий раз, когда ему удавалось выбраться из Фалькона, из-под чрезмерной опеки Доротеи Пиквик, он приходил отобедать в полном одиночестве во «Дворец Огненного Тигра», где его всегда узнавали благодаря высокому росту и элегантной наружности.

Господин Чжоу, хозяин ресторана, спустя годы стал сэру Айвори добрым другом. Китаец частенько подсаживался к его столику, когда сэр Малькольм уже заканчивал обед, и они вместе вспоминали Пекин, Шанхай и весь остальной Китай, который оба хорошо знали и любили. Конечно, Чжоу как всякий уважающий себя китаец состоял в «семье» и, не исключено, даже был ее «отцом», окруженным доброй сотней «крестников» и «крестниц», которые исправно платили ему дань, однако сэр Малькольм прекрасно понимал, что с его стороны было бы неосмотрительно и даже неучтиво разговаривать с ним на эту тему. «Молчание значит больше, чем слова», гласила табличка на двери кабинета господина Чжоу.

Из раздумий сэра Малькольма вывел звонок в дверь. Пришел старший инспектор Форбс – его ботинки и нижние края брюк являли собой плачевное зрелище. К тому же он, как видно, почти не спал и приводил себя в порядок в спешке, поскольку его плохо выбритое лицо хранило печать усталости. Он рухнул на диван, и сэр Айвори из сострадания взялся заварить ему чай.

– Ужас… – простонал несчастный полицейский. – Всю ночь напролет я прокручивал в голове дело Уоллесов. Всех свидетелей перебрал заново, и каждый казался мне подозрительным, а после все вдруг стали невиновными. И тут нате вам, в восемь утра (слышите – в восемь!) звонит королевский советник сэр Уотерхаус и будит меня, только чтобы напомнить о том, что он уже предписал вчера: «Следует как можно скорее найти виновного, чтобы успокоить газетчиков и представителей знатных фамилий, потрясенных столь же трагической, сколь и внезапной смертью». Я понял, откуда вся эта суета в высшем свете лишь после того, как жена показала мне газеты.

– Знаю-знаю, – сказал сэр Малькольм, передавая ему чай (отборный дарджилинг от «Крузо и Тайбери»). – Массовые газеты, «Миррор» и прочие муссируют только четыре версии. «Брайан Уоллес убит. Месть его китайского сводного брата?». Или вот еще: «Жестокое убийство в замке Уоллесов. Дьявольский арбалет». Интересно, откуда газетчики узнали все эти подробности, газетные полосы ими так и пестрят.

– Это все Мелвилл – не успел выбраться из Чилтерн-Граунда, как устроил настоящую пресс-конференцию, – с досадой пояснил старший инспектор. – Он был так рад щегольнуть перед прессой, что выложил всю подноготную, не забыв наплести и от себя бог весть чего. Все рассказал: про ужин, про помолвку, как нашли тело, про арбалет – да еще помянул, на свой манер конечно, всех участников событий, постыдные действия полиции и мою личную беспомощность, но об этом я умолчу.

– Значит, он настроил газетчиков против Чжана, напомнив, что его усыновил лорд Роберт. Мерзавец!

– Что обо всем этом подумает госпожа Джейн Уоллес? – спросил Форбс. – Такая восхитительная женщина, поистине дочь героев былых времен.

– Гм, – проговорил сэр Айвори, кашлянув в кулак. – Она урожденная Джейн Кортни. Ее родители – простые люди из Манчестера. Она пыталась это скрыть в «Кто есть кто», но «Таймс» и «Гардиан» накануне свадьбы посмели назвать ее комедианткой с Шафтесбери-авеню или из Королевской оперы. Лорд Роберт обожал театр и, помнится, с каждой ежегодной премии от Клуба графоманов ссужал драматургам.

– Ну что ж, – заметил Форбс, – можно сказать, она вошла в роль знатной дамы самым непринужденным образом, что говорит о благородстве ее души и силе характера.

– Лорд Роберт умел выбирать себе окружение и, судя по тому, что я видел своими глазами, Джейн Уоллес была просто красавица.

– Она и сейчас восхитительна. А какая стать! В домашнем халате, в каком она была вчера, любая другая выглядела бы простушкой. А она казалась королевой.

– Когда Джейн Уоллес выходила замуж, «Таймс» сравнила ее лицо с ликом Беатриче Россетти[8]8
  Россетти, Данте Габриел (1828–1882) – английский живописец и поэт; здесь имеется в виду его полотно «Сон Данте», написанное в 1870–1871 годах.


[Закрыть] из галереи Тейт. У нее были роскошные золотистые волосы.

– Но вчера же она была брюнеткой.

– С годами волосы седеют, добрый мой Дуглас. И гораздо лучше красить их в черный цвет, а не в золотой, поскольку искусственная краска штука недолговечная. Но – поговорим серьезно.

Допив чай, сыщики направились в кабинет, который сэр Малькольм в шутку называл «мыслительной комнатой». Там на стеллажах хранились папки со всеми делами, которыми он занимался. Там же Форбс обычно встречался со своим добрым другом, чтобы в процессе упорной «мозговой атаки» обменяться с ним выводами и суждениями.

Но больше всего старшего инспектора поражал бар с виски, занимавший всю дальнюю часть комнаты. Сэр Айвори называл его в честь прародины напитка по-гэльски – Uisge Beatha.[9]9
  Буквально: «живая вода».


[Закрыть] После книг это была его любимая коллекция, и он собирал ее тайно, дабы лишний раз не смущать госпожу Пиквик. Сэр Малькольм, впрочем, был небольшим любителем выпить, хотя иной раз и не мог отказать себе в глотке северошотландского «Милбурна» с его легким ароматом дымка и торфа, а в другой раз – в стаканчике «Талискера», дара Шетландских островов, благоухающего водорослями и перцем, или спейсайдского «Нокандо» с терпким цветочно-ореховым привкусом. Из южношотландских сортов он предпочитал «Гленкинчи» за его легкость. А среди ирландских уважал «О'Хара» за его мягкий, бархатистый вкус или «Джеймсон», выдержанное, правда, не меньше 12 лет.

За чаем последовало «Глен-Морей» с тончайшим ванильно-фиалковым ароматом, слегка разбавленное северошотландской минеральной водой из знаменитого целебного источника. Оба сыщика смаковали напиток молча, наслаждаясь каждым драгоценным мгновением, как во время священного ритуала или гастрономической дегустации. Засим сэр Айвори приступил к делу:

– Итак, Дуглас, каковы ваши первые впечатления?

– Мэтью Эттенборо кажется мне человеком порядочным. Я запросил справку по его банковским счетам. Между прочим, копия того письма, напечатанного на машинке якобы Брайаном, явная подделка, и к нему в бумаги ее подложили намеренно, чтобы сбить нас с толку. Вот только зачем?

– Поживем – увидим. Во всяком случае копия довольно любопытная, хотя бы потому, что в ней упомянуто время, когда Брайан должен был вступить в права оставленного отцом наследства, – сразу же после свадьбы. Надо будет наведаться к нотариусам Эдисону и Эдисону, у которых работал Брайан. Завещание лорда Роберта наверняка хранится у них. Теперь о машинке, на которой напечатано письмо, – паши люди ее нашли?

– В замке ее нет, по крайней мере в жилой части. Финдли обшарил все углы.

– Ладно. А что вы думаете о сестре Мэтью Эттенборо, Маргарет?

– По-моему, она больше всех подпадает под подозрение. Украла любовные письма Ли к братцу и подбросила их Брайану, чтобы изобличить его невесту в измене. Видя, что Брайан упорствует, несмотря на изобличение, и по-прежнему хочет жениться на китаянке, Маргарет убивает его из ревности, хотя все еще любит его. Наконец, она вполне могла прийти в спальню к Брайану и под каким-нибудь предлогом опоить его снотворным.

– Но у нас нет стакана, из которого пил Брайан. Да и в спальне его не было, насколько я помню.

– У него в ванной, на полке, было два стакана для полоскания. Обоими пользовались, а потом тщательно вымыли. Тут не подкопаешься. Хотя, конечно, можно предположить, что в один из них и подмешали фертекс.

– Фертекс слегка отдает анисом, самую малость, почти как оксиболд, его принимают больные аэрофагией, – спокойно заметил сэр Айвори.

Старший инспектор вскочил со стула.

– Так ведь это очень важно – то, что вы сейчас сказали! Но как вы узнали?

– Простое любопытство – достаточно спросить любого фармацевта, что я и сделал вчера вечером.

Форбс достал блокнот в мягкой обложке, быстро пролистал и, усаживаясь обратно, сказал:

– Вот отчет Финдли по поводу осмотра аптечки в ванной комнате Брайана. Сейчас поглядим. Там действительно лежит коробочка оксиболда в порошке. Значит, если я правильно понимаю, Брайан выпил фертекс вместо оксиболда.

– Кто-то подменил лекарство. Очевидно – убийца.

– Но это нам мало что дает. Подменить порошок мог кто угодно.

– Да и нет, Дуглас. Что нужно сделать, чтобы приготовить лекарство из порошка?

– Ну, насыпать порошок в воду.

– Да нет, дружище. Сперва надо насыпать в стакан порошок и уж потом залить его водой. Иначе порошок останется на поверхности. Значит, порошок фертекса уже был в стакане, когда Брайан или кто-то еще залил его водой. И было это несомненно сразу же перед тем, как Брайан принял лекарство. Практика показывает, что такие растворы никогда не приготовляют задолго.

– Точно.

– Стало быть, либо обычно кто-то насыпал порошок в стакан, а Брайану оставалось только плеснуть воды, либо кто-то сам приготовил раствор и дал выпить Брайану. Представляю, как этот кто-то подсыпает в стакан фертекс в ванной, пока Брайан укладывается, подходит к его постели, наливает в стакан воды из графина, подносит несчастному стакан, и тот залпом его осушает, как обычно бывает в таких случаях.

– Какой графин? – спросил Форбс. – В спальне Брайана не было никакого графина.

– Конечно, и это наводит на размышления. Во всех других комнатах было по графину. Я сам видел. К тому же, если помните, Джеймс Мелвилл подтвердил, что Чжан обычно ставил графин с водой на ночной столик в каждой комнате. А там, где графин, там и стакан. Не будешь же пить прямо из графина, верно? А в спальне Брайана на ночном столике, как мы только что говорили, не было даже стакана. Ни стакана, ни графина, при том что, как известно, Брайан регулярно принимал оксиболд, чтобы снять приступ аэрофагии. По-моему, здесь что-то не сходится.

– Ну, конечно, – согласился старший инспектор. – Значит, придется еще раз допросить Чжана.

– Разве что воду налили прямо из крана в ванной.

– Но разве не Чжан каждый вечер готовил лекарство и давал его Брайану? – спросил Форбс.

– Вполне возможно.

– А значит, вот вам и главная улика, не так ли?

– Скорее, наиболее вероятное предположение. Но давайте лучше вернемся к вероятным подозреваемым, не возражаете? Как насчет мисс Ли – очень красивой и не очень честной?

Старший инспектор не удержался от восторженного восклицания:

– Одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал! Правда, это ни о чем не говорит… Да и зачем ей убивать Брайана? Потому что стал больно назойливым? Бессмысленно. Потом, она не умеет обращаться с арбалетом.

– Представьте, дорогой Дуглас, что копия письма Брайана, где он требует, чтобы Мэтью вернул долг, не подделка. Эттенборо, конечно, мог его выплатить, но тогда он пошел бы по миру. И будущее четы Мэтью—Ли было бы под вопросом. Вспомните, отец Ли был против ее женитьбы и, следовательно, не дал бы дочери ни гроша, поступи она по-своему. Что же делать?

– Убить Брайана. Вы так думаете?

– Это всего лишь предположение. Но поймите, если Брайан действительно одолжил другу круглую сумму, а потом узнал, как нам известно, что Мэтью, ко всему прочему, похитил у него невесту, то он наверняка разозлился и в порыве гнева отправил письмо с требованием вернуть долг, да еще с угрозой судебного преследования. Ли и Мэтью в страхе. Ли приходит в спальню к Брайану и соглашается возобновить с ним отношения, если он повременит с требованием долга. Все еще влюбленный Брайан готов отсрочить свое требование, но при условии, что Ли прямо сейчас как на духу поклянется ему в своей верности. Несмотря на столь возмутительный шантаж, она почти соглашается и якобы в знак любезности дает ему выпить фертекс. Потом предупреждает Мэтью, и тот, как только Брайан засыпает, убивает его.

– Э, можно подумать, вы сами там были! – воскликнул Форбс.

– Простое предположение, как я уже сказал. Остается Мелвилл.

– А, этот субчик! Что до него, меня тут ничто не удивит. Госпожа Форбс, моя супруга, всегда говорит: от облезлого кота не добром несет. К тому же, как мы теперь знаем, Брайан считал его жуликом и пригрозил никогда не пускать на порог. Кроме того, насколько нам опять-таки известно, этот прихлебатель навязался в советники к госпоже Уоллес и теперь живет за ее счет. Будь Брайан жив, его гнусным делишкам пришел бы конец. Значит, Брайана следовало убрать. Годится?

– Вполне, из чего следует, что у всех гостей были свои мотивы и средства свести счеты с Брайаном. И ни у кого из них нет алиби, поскольку, когда было совершено убийство, все они находились в замке. Вот вам загадка – как будто специально для разминки наших бедных мозгов. Только, Дуглас, пока мы тут сидим да упражняемся в смекалке, заклинаю, не вытирайте грязные ботинки о мой несчастный ковер. Не удивлюсь, если по нему прошел не один верблюжий караван, но вряд ли хоть один из этих караванов проходил по Лондону в утреннюю оттепель.

Глава 14

Контора Эдисона и Эдисона вместе с жилым домом располагались в Крумс Хилл, одном из самых достопримечательных кварталов в старой части Гринвича. Он довольно пологий, и его по сей день обступают красивые кирпичные домики в георгианском стиле XVII и XVIII веков. Контора наших нотариусов отличалась от остальных строений фасадом в стиле Регентства, оштукатуренным под мрамор. Крепкое здание выглядело богато и солидно. Что до внутреннего убранства, оно казалось строгим и добротным, а уют ему придавали восхитившие сэра Айвори деревянная обшивка стен и деревянные же резные кресла со скамьями наподобие тех, что стоят в Вестминстерском аббатстве.

– О, они не всегда были здесь, – сказал круглый человечек во фраке, заметив, с каким любопытством посетитель рассматривает резьбу. – Их доставили из церкви святого Альфеге, где крестили Генриха VIII, а нынешнее здание строил архитектор Хоуксмур. Мебель не отвечала духу времени, и ее продали кому-то из наших предков. Так она и осталась у нас, и мы этим гордимся. Видите, это Асмодей, царь демонов. Отвратительная рожа, правда? А вот жирный монах спит, накрывшись капюшоном, но если вы нагнетесь и приглядитесь поближе, то увидите, что у него свиное рыло. Забавно, правда?

Круглого человечка звали Сэмюэл Эдисон.

– Пойду скажу брату, что вы уже здесь. Не каждый же день нас жалует визитом Скотланд-Ярд и лично вы, сэр Айвори.

Через несколько минут сэра Малькольма и Дугласа Форбса препроводили в великолепный кабинет именитых нотариусов. Насколько Сэмюэл был упитан, мал ростом и разговорчив, настолько Томас, старший брат, был долговяз и скуп на слова. Когда посетители сели, он почесал нос кончиком указательного пальца и замогильным голосом произнес:

– Кончина Брайана Уоллеса – бесчестье.

На этом он умолк и сложил руки словно в молитве.

– Мы потрясены, – подхватил его мысль Сэмюэл, стоявший за креслом брата. – Человек столь высокого положения и таких достоинств, незаменимый коллега… Мы подавлены, глубоко подавлены, не то слово. Он работал с нами пять лет. Целых пять лет мы восхищались его простодушием, благородством и профессиональными качествами. Англия потеряла одного из лучших своих сынов.

Томас как будто вышел из оцепенения, почесал нос и все тем же скорбным тоном осведомился:

– Так что вам угодно знать?

– Ну что ж, – начал старший инспектор, испытывая заметную неловкость от окружающей обстановки, – для расследования по этому делу Скотланд-Ярду необходимо знать точное содержание завещания лорда Роберта Уоллеса, если это, конечно… ну, как сказать?

– Если это не расходится с вашими этическими представлениями, – договорил за него сэр Айвори.

– Понимаю, – сказал Томас Эдисон.

– О, – живо воскликнул Сэмюэл, – завещание вскрыли после кончины лорда Роберта, значит, юридической тайны оно не имеет. Разумеется, тайна… Хотя, впрочем, учитывая обстоятельства, тем более для Скотланд-Ярда никаких секретов быть не может, правда?

– Благодарю, сэр, – сказал старший инспектор. – Мы будем держать рот на замке. К тому же, насколько нам известно, Брайан мог вступить в права наследства только после своей женитьбы.

– Не совсем так, – мрачным голосом поправил Томас.

– Не совсем, – вторил ему Сэмюэл. – После смерти лорда Роберта весьма значительные суммы, находившиеся на разных счетах в виде ценных бумаг, были разделены между госпожой Джейн Уоллес и Брайаном. Условия означенного завещания не распространялись только на недвижимость – она полностью переходила в распоряжение Брайана начиная со дня подписания им брачного договора.

– Соответственно вместе с замком и квартирой в Гринвиче… – заключил Форбс.

– Нет, – возразил Томас.

– Не совсем так, – продолжал Сэмюэл. – Все недвижимое имущество, включая квартиру в Гринвиче, два сельскохозяйственных предприятия в Суссексе, гаражи в Лондоне, предназначенные для сдачи в аренду, и прочее имущество такого же рода, должно было перейти к Брайану сразу же после его женитьбы. А что касается замка, тут сложнее. Жилая его часть также перешла бы во владение Брайана, а музейная – нет, поскольку она принадлежит Британской библиотеке, и за госпожой Уоллес сохранилось только право ею пользоваться.

Тут вступил сэр Айвори:

– Стало быть, если я правильно понимаю, теперь госпожа Джейн Уоллес наследует ту часть недвижимости, которая должна была перейти к Брайану, а также все остальное имущество, доставшееся бы тому же Брайану.

– Точно, – подтвердил Томас.

– Бедная женщина… – проговорил Сэмюэл. – Всем известно, как она любила свое дитя… И наследовать единственному сыну – величайшее горе, которое только может обрушиться на мать. Если б вы знали, как она его опекала! Не было дня, чтобы не позвонила узнать, как там ее сын, и поговорить с ним, хотя точно знала, что тем же вечером снова с ним увидится. Конечно, столь частые звонки порой нервировали Брайана, но он был так добр к матери и так ее уважал, что не осмеливался ей запретить.

– А Вэнь Чжан? – вдруг спросил сэр Айвори.

– Кто-кто? – столь же неожиданно поинтересовался Томас.

– Ах, ну да, дворецкий, – вспомнил Сэмюэл. – Китайский паренек, которого лорд Роберт усыновил, чтобы тот получил британское подданство. В завещании о нем нет никаких упоминаний.

– Никаких? – воскликнул Форбс. – Не может быть!

Оба нотариуса склонили головы на удивление дружно, что не ускользнуло от внимания сэра Айвори, и он тут же спросил:

– Как вы только что заметили, в завещании не содержится никаких упоминаний о Вэнь Чжане, однако, как у приемного сына, у него должны быть законные права, не так ли?

Томас и Сэмюэл Эдисоны явно смутились. Наконец старший брат кивнул, и по этому знаку слово взял младший:

– В том-то и загвоздка. Как вам сказать? Когда вскрыли завещание, оказалось, что лорд Роберт прибавил к основному документу приписку, о чем госпожа Джейн Уоллес не догадывалась. Согласно этому дополнению, составленному за несколько месяцев до смерти завещателя, к Вэнь Чжану переходило одно из сельскохозяйственных предприятий в Суссексе, а также довольно кругленькая сумма на обустройство на новом месте. Ее это премного удивило и даже поразило. Она всегда упрекала Роберта Уоллеса за то, что он усыновил паренька.

– И что дальше? – спросил сэр Малькольм.

– А дальше, – проговорил Сэмюэл, – начинается самое интересное… Случилось так, что через неделю после вскрытия завещания у нас в конторе объявилась госпожа Уоллес с отказом за подписью Вэнь Чжана. Нас это удивило, и мы довели до сведения мадам Уоллес, что по закону такие документы подписываются непременно в присутствии нотариуса и двух свидетелей. Она ушла, но через два-три дня появилась снова, на сей раз с китайцем, и тот действительно безропотно подписал отказ, все по закону.

– У него был натянутый вид? – спросил Форбс.

– Видите ли, – заметил Сэмюэл, – трудно сказать. Он и двух слов-то не произнес – подписал без малейших колебаний. Правда, перед тем мы сочли благоразумным напомнить ему, что речь идет о серьезном документе, и объяснили, что, отказываясь от завещанного имущества, он нарушает волю своего благодетеля. Таков был наш долг, понимаете? Но это не подействовало. Он подписал и ушел.

– Невероятно! – воскликнул Форбс.

– А как к этому отнесся Брайан? – поинтересовался сэр Айвори.

– Мы с ним разговаривали, – объяснил Сэмюэл. – И он был сильно огорчен. В сущности, госпожа Джейн Уоллес вынудила Чжана, заявив в резкой форме, что стыдно, мол, таким образом злоупотреблять добротой лорда Роберта и тому подобное, так что он скрепя сердце отступился и сказал, что ни на что-де не рассчитывал и, раз мадам Уоллес так плохо о нем думает, он без сожаления оставит ей скромную часть наследства, завещанного ему благодетелем. Но, откровенно говоря, Брайан был уверен, что на столь неблаговидный шаг его мать подтолкнули.

– Кто же? – спросил старший инспектор.

– Брайан думал, это дело рук некоего то ли Рейвилла, то ли Мейвилла, якобы друга семьи.

– Мелвилла! Снова он! – воскликнул Форбс.

Оба нотариуса удивились и даже поразились столь внезапному восклицанию представителя Скотланд-Ярда.

– Мы не знаем этого человека, – поспешил заверить его Сэмюэл.

– Еще один вопрос, – продолжал сэр Малькольм. – Брайан представлял вам свою невесту-китаянку, мисс Ли?

– Довольно приятная особа, – заметил Сэмюэл. Томас кашлянул в кулак, но это не помешало его брату продолжать: – Брайан был очень влюблен и хотел скорее жениться, но госпожа Джейн Уоллес, как нам казалось, не совсем одобряла его желание. Китаянка, видите ли…

– Госпожа Уоллес уже дважды отговаривала Брайана жениться, причем на девушках, которых никак нельзя назвать иностранками, – заметил сэр Айвори. – Неужели она ревновала сына к невестам, как это порой бывает, или, может, боялась за семейное состояние: ведь после женитьбы Брайана замок и прочее подобное имущество ей бы уже не принадлежали?

– О, – живо ответил Сэмюэл, – понимаю, что вы имеете в виду! Но вы ошибаетесь, сэр Малькольм. Госпожа Джейн Уоллес достаточно хорошо знала своего сына и понимала: наследство нисколько не изменит его образа жизни. Впрочем, Брайан думал перебраться в квартиру тут неподалеку. Нет, в этом смысле госпоже Уоллес нечего было опасаться. Она оставалась бы в замке до самой своей смерти, могла бы ни в чем себе не отказывать и жить на широкую ногу.

– В самом деле? – спросил сэр Айвори. – А мне показалось, замок сейчас не в том состоянии, чтобы там можно было шиковать. Дворецкий, кухарка, служанка – маловато для Уоллесов.

– Брайан не любил кичиться богатством, – пояснил Сэмюэл. – Он мог бы, к примеру, обзавестись целой конюшней, по крайней мере в пять-шесть лошадей. А у него, однако ж, была только одна лошадь – та, что отец купил ему на двадцатилетие. Зато в свое время, когда еще был жив лорд Роберт, жизнь в замке велась с роскошью. Пышные приемы, балы…

– Как по-вашему, после смерти лорда Роберта доходы семьи сократились? – задал другой вопрос сэр Айвори.

– Уоллесы получали огромные ренты, – ответил Томас.

– Скажем так: после кончины лорда Роберта в замке наступил траур, – продолжал Сэмюэл. – И столь разительная перемена потрясла всех.

– Значит, лорд Роберт любил приемы… – позволил себе заметить Форбс.

– Несомненно, – ответил Сэмюэл, – хотя его супруга любила их больше. Она же в прошлом актриса, сами знаете. Обожала одеваться у модных модельеров и блистать в обществе дорогими украшениями. К тому же она была на редкость восхитительна. И тут нате вам, после смерти мужа вдруг стала затворницей в собственном замке. С тех пор ее уже не видели ни на одном лондонском коктейле, а ведь раньше она их обожала. В обществе, где она вращалась, сочувствовали ее горю, хотя многие считали: не стоит так убиваться. Тем более что у нее с покойным супругом была разница двадцать пять лет.

– Да, восхитительная женщина, – согласился Форбс. – Дама весьма достойная, такие делают честь Англии.

– Безусловно, безусловно, – поспешил согласиться маленький нотариус.

– Угодно ли вам еще что-нибудь знать? – скорбным голосом осведомился Томас.

– С вашего позволения, я вернулся бы к Вэнь Чжану, – продолжал сэр Малькольм. – Не могли бы вы уточнить, при каких обстоятельствах его усыновил лорд Роберт?

– Как вам известно, лорд Роберт состоял во многих благотворительных организациях. В частности, он был председателем Англо-Азиатской ассоциации. Во время вторжения японцев в Китай многие тамошние дети и подростки потеряли своих родителей – с ними жестоко расправились, – и благодаря стараниям Красного Креста их переправили сюда. Несчастных малюток окружили всяческой заботой. Лорд Роберт, например, усыновил Вэнь Чжана. И его примеру потом последовали другие благородные семейства.

– Как же, помню, – сказал сэр Айвори. – Ну что ж, господа, этого вполне достаточно. Извините, что злоупотребили вашим временем.

После того как сыщики немного прошлись в молчании по Крумс Хилл, сэр Айвори наконец сказал:

– Дорогой Дуглас, нам опять открылось нечто новенькое, хотя кое-чего, притом весьма важного, чтобы разложить все по полочкам, пока не хватает. Мне, конечно, не терпится разобраться, однако, чтобы связать цепочку воедино, необходимо найти недостающее звено. И прежде всего объясните, дружище: с какой стати госпожа Джейн Уоллес спустилась вчера в кухни в пеньюаре? Считаете, это в порядке вещей?