Текст книги "Луч надежды"
Автор книги: Мэри Симмонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 7
Прошло несколько недель, прежде чем пропал запах гари и горелого мяса. Однако и апрельские дожди оказались не в состоянии смыть следы той кошмарной ночи. Андреа мечтала о неистовой буре, но напрасно.
Джастин остался на ферме. Казалось, что это обстоятельство уже не вызывает особого беспокойства у Сары. Похоже, она смирилась с решением отца, понимая, что ей не удастся добиться своего.
К счастью, после того пожара больше не случалось никаких иных неприятных происшествий. Андреа наслаждалась покоем, только нескончаемые дожди изредка выводили ее из себя.
Благодаря присутствию Дэвида, за столом теперь было более оживленно. Он охотно шутил и часто предлагал обсудить некоторые свои идеи. Фелиция прямо-таки расцвела благодаря его вниманию. После приезда дяди она больше не видела во сне кошмаров.
Да и у Андреа появилось больше свободного времени, поскольку Фелиция явно предпочитала общество своего дяди. Он брал ее на руки и переносил в свой «Бентли», а потом они ехали гулять. Если же погода благоприятствовала, он надолго уходил с нею, толкая перед собой кресло-каталку.
По отношению к Дэвиду Андреа вела себя подчеркнуто вежливо, но в душе хотела, чтобы обстоятельства как-нибудь свели их вместе. Она не понимала, почему ей так досаждает его равнодушие, тем более, что теперь Бен и его дружеское расположение значили для нее гораздо больше.
А с Беном они встречались все чаще. Однажды она даже сопровождала его во время дневного обхода больных. На нее производило глубокое впечатление то уважение, с которым к нему относились повсюду.
Из-за пожара посещение дома Альваресов не состоялось. С тех пор Андреа лишь пару раз встречала Хосе и Софи. У Сары теперь бывали только Бен, Андреа и время от времени Дэвид. Иногда на пару минут появлялась и Кэрол Флетчер. Первоначальная холодность в отношениях между Беном и Дэвидом уступила место дружелюбию. В результате Андреа решила, что первоначальное впечатление об их взаимной неприязни было не более чем плодом ее воображения.
Однажды вечером, когда она возвращалась домой после оживленных споров у Сары, Бен поцеловал ее с такой страстью, что Андреа удивилась ей даже больше, чем собственной реакции.
– Уже несколько недель я мечтаю поцеловать тебя, – сказал Бен.
Она же смотрела на него во все глаза, желая только одного – чтобы он снова поцеловал ее.
Однако, когда он вновь попытался притянуть ее к себе, она вырвалась и ограничилась лишь легким дружеским поцелуем у двери, сопроводив его милой улыбкой.
Той ночью спалось ей не особенно хорошо. Она ощущала произошедшие в ней внутренние изменения. Оказывается, она в состоянии чувствовать так же сильно и остро, как прежде. И думать о Вальтере Андреа теперь могла без былой тоски. Ее чувства к нему уже не причиняли ей боль, а были больше похожи на легкое отвращение. И в то же время она отдавала себе отчет, что не влюблена в Бена! Нет, просто поцелуй пробудил в ней прежнюю чувственность.
«Ты всего-навсего старая дева, мечтающая о мужчине», – осуждающе заметила она себе.
* * *
На следующее утро ей позвонил Хосе Альварес и снова пригласил на ужин. Чтобы не казаться невежливой – а ей меньше всего хотелось произвести подобное впечатление – она не могла дальше откладывать свой визит. Поэтому она согласилась на встречу вечером следующего дня. Это было удобно еще и потому, что Бен был занят в конце недели: в двух семьях ожидалось пополнение и он мог потребоваться в любой момент.
– По крайней мере теперь я основательно высплюсь, – поделился он своими планами, – конечно, если обе дамы не решат рожать в течение ближайшей пары часов. Ну, а на следующий уик-энд мы снова отправимся в Клинтон-Сити.
– Чтобы послушать там знаменитую Бель? А почему бы и нет? Мне кажется, нам не стоит упускать такую возможность. Так я заказываю столик?..
Он ничего не предложил на неделю, изрядно раздосадовав этим Андреа. И теперь визит к Альваресам будет хоть каким-то развлечением. Конечно, Хосе всегда так преувеличенно любезен, но эта любезность все-таки приятнее равнодушия Дэвида.
Тем вечером она оделась не особенно элегантно. На ней была светло-желтая хлопчатобумажная юбка, белый кашемировый пуловер и удобные для ходьбы по тропинкам туфельки без каблуков. Прежде чем выйти, она поискала в ящиках подходящую шаль и внезапно под стопкой платочков наткнулась на ту, красную, о которой уже успела забыть. Она решила передать ее Вельме.
– Мне кажется, это шаль мисс Вернер, – заметила Ведьма. – Она забыла ее тут.
– Это невозможно, – не согласилась Андреа, – я нашла ее в моей комнате на следующее утро после своего приезда.
– Странно, что я проглядела ее, когда убирала у вас.
– Неважно, Бельма, можете оставить шаль себе. Красный цвет не особенно идет мне.
Хосе ожидал ее у монастырской двери. Он был самим воплощением шарма и отличного настроения и, не переставая, восхищался ею.
– Я очарован, дорогая Андреа, – в очередной раз заверил он, склоняясь к ее руке.
– А где Софи? – поинтересовалась Андреа, стараясь как можно непринужденнее отобрать у него свою руку.
– Она готовит на кухне нечто «фондан».[4]4
Сочное, тающее во рту (фр.).
[Закрыть] Пойдемте, помогу вам раздеться.
Андреа подала ему шерстяной жакет и шаль.
– Мы будем пить коктейли в одной из самых старинных комнат. Там уютнее, чем в гостиной.
Андреа с любопытством огляделась. В передней было относительно темно и только над телефонным столиком мерцала маленькая лампа, слабого света которой явно не хватало, чтобы разогнать темноту.
– Тут у нас гостиная, – сказал Хосе, показывая направо, – вы ее посмотрите после ужина. Это очень красивая комната, и мы используем ее лишь в исключительных случаях.
– Замечательно, – отреагировала Андреа, не без удовольствия вспомнив об обещанных коктейлях.
– А теперь пройдите, пожалуйста, туда. – И Хосе сделал выразительный жест в сторону второй двери, ведущей из прихожей, – тут наша столовая.
Они вошли в овальную комнату с невысокими потолками. Ее пропорции несколько нарушались стоящей повсюду тяжелой испанской мебелью.
– Какие же тут низкие потолки! – воскликнула Андреа.
– Это из-за башни. – Хосе указал на винтовую лестницу в углу, которую практически нельзя было различить.
– Вы хотите сказать, что башенная комната действительно существует?
Андреа уже поняла, что ожидаемая скука вечернего общения с хозяевами дома будет с лихвой компенсирована знакомством со старым домом и книгами.
– Ну конечно. То, что вы тут видите, только часть дома. Первые проповедники выстроили круглую башню для своей защиты. Здесь внизу они работали и питались, ну а на ночь карабкались наверх по лестнице, чтобы поспать. В те времена тут была только одна приставная лестница, которую для безопасности затаскивали наверх. Потом верхнее помещение практически никогда не использовалось. И только Гордоны построили маленькую лестницу. Мы же с Софи сделали из двух маленьких одно большое окно, из которого открывается великолепный обзор до самого леса на той стороне. Вид поистине замечательный.
– А нельзя ли подняться? Я бы охотно взглянула на это, – напросилась Андреа.
– Ах, так вы уже тут, Андреа?.. – Софи вошла настолько тихо, что Андреа непроизвольно вздрогнула от неожиданности. Хозяйка внесла поднос с аперитивами и всевозможным печеньем.
– Как же я рада, что вы наконец навестили нас! – Софи протянула поднос Хосе. – Не можешь ли ты взять это, дорогой? И если ты приготовишь напитки, я пока могла бы показать Андреа оставшуюся часть дома.
– Хосе говорит, что гостиная припасена у вас на десерт, – заметила Андреа.
Софи улыбнулась. Улыбка у нее действительно была восхитительной. Она разглаживала ее достаточно непривлекательное лицо и как бы оживляла его.
– Да, гостиная у нас – фирменное блюдо Хосе. Он всегда приберегает ее под занавес, поскольку все без исключения находят ее просто бесподобной… А пока я хотела бы показать вам спальни, подвал и кухню.
В узком сумрачном подвале Софи внезапно заметила:
– Я понимаю, вы чувствуете себя неспокойно из-за Джастина. Но посмотрите сами – вот его комната.
Андреа с удовольствием обошлась без этой части экскурсии, но ничего уже нельзя было поделать. В результате она только кивнула и пошла за Софи.
Они оказались в маленьком вестибюле, представлявшем собою прихожую гостевой комнаты. Ступенькой ниже располагался подвал, убогое маленькое помещение.
– Здесь пишет Хосе, – пояснила Софи, – и когда он работает, то просит не беспокоить его. Ничто не должно его отвлекать. Именно поэтому все здесь и выглядит как в какой-нибудь монашеской келье.
Даже крошечный камин казался непропорционально большим для этого маленького помещения, в котором только и были что письменный столик со старинной пишущей машинкой, стул с плоской спинкой и небольшой рабочий стол, на котором лежали книги. Однако стены были покрыты великолепной светло-зеленой обивкой и вместе со снежно-белыми портьерами создавали что-то вроде веселой ноты в этой неприветливой обстановке. Но несмотря на все, это была рабочая комната, в которой не задерживаются дольше, чем это действительно необходимо.
– Раньше тут также была спальня, – продолжила свои объяснения Софи, а там, где спит Джастин, был рабочий кабинет. Но для Хосе он оказался слишком велик, потому мы их и поменяли.
Они вернулись назад в темный коридор, который расширялся на другом своем конце. Там была спальня Альваресов, также обставленная по-монашески скромно двумя поставленными под прямым углом одна к другой софами и двумя простыми шкафами.
Брошенный в комнату Джастина взгляд убедил Андреа в том, что он спит глубоко и крепко.
– Но ведь еще нет и семи часов, – удивилась Андреа, – почему он спит так рано?
– Он немного простудился и пару дней спал не очень хорошо. Я сказала ему, чтобы сегодня он пораньше отправлялся в постель. Джастин всегда охотно идет спать, если неважно себя чувствует. Предварительно он принял аспирин и выпил микстуру от кашля. В результате он проспит до завтрашнего утра.
Комната была обычной детской с вышивками зверят, с игрушками, железной дорогой и детскими книгами. На ковре была выткана сценка с ярко-красными клоунами.
– Как для маленького ребенка, – отметила Андреа.
– Ну да, конечно, – улыбнулась ей Софи, – ведь он так и остался в своем умственном развитии ребенком. Джастин охотно проводит тут время. Здесь ему уютно, и он чувствует себя уверенно. Желание побывать в большом доме у него появляется крайне редко.
Андреа втайне устыдилась, что позволила себе посмеяться над цветистостью речи хозяина дома. Эта семейная пара отличалась такой добросердечностью! Да и несколько утрированное дружелюбие хозяйки наверняка было не более чем следствием замкнутого образа жизни. Они испытывали интеллектуальный голод и нуждались в общении.
– Я очень рада, что пришла к вам, – сказала Андреа, стремясь как-то скрасить свое прежнее упрямство. – Дом так уютен. И у вас тут такие красивые вещи!
Они вошли в кухню, оказавшуюся большой для того, чтобы наряду с прочей меблировкой установить еще и небольшой столик для завтраков.
– Ну, а мне очень приятно, что вам у нас нравится. Я уверена, что башенная комната вам тоже очень понравится. У нас там солярий… Вся мебель старинная. Некоторые предметы обстановки сохранились от прежних владельцев. Другие купил мистер Гордон.
– Знаете, а я могла бы тут заблудиться, – призналась Андреа.
– Понимаю. У нас тут слишком много дверей. В первый день по приезде я чувствовала себя так же.
Хосе уже сидел на длинной и низкой кушетке, обтянутой ситцем, когда они поднялись вверх по узкой винтовой лестнице. В башенной комнате было много удобных кресел и журнальных столиков. Кругом можно было видеть книги и различные растения. Комната создавала впечатление уюта и радости. Вместе с тем она казалась слишком забитой всякой всячиной и абсолютно не была похожа на гостиную внизу.
– О-о! Да тут же очаровательно! – восхищенно воскликнула Андреа. Если бы это был мой дом, я бы проводила большую часть времени только тут.
– Я почти всегда нахожусь здесь, наверху, – сказала Софи. – Играю на скрипке, читаю, составляю свои меню и так далее. А по вечерам сюда поднимается из своей монашеской кельи Хосе.
Она бросила на мужа преисполненный любви взгляд, и Андреа вновь почувствовала угрызения совести оттого, что так превратно судила об обоих.
* * *
Ужин был очень сытным. За прозрачным мясным бульоном следовало телячье филе, тающее на языке, гарниром к которому был пикантный салат из свежих овощей. Хрустящий французский хлеб, который, как скромно упомянула Софи, пекла она сама. Подавалось прохладное сухое вино, а после овощей и сыра они продолжали сидеть за испанским вином.
Андреа чувствовала себя уютно, будучи сытой и довольной. Этот визит, который она так долго отодвигала, неожиданно превратился в удивительно приятный вечер с друзьями. Супруги охотно и много говорили о музыке, книгах, текущих событиях и о последних выборах в Европе. Нет, они совсем не скучные люди. Альваресы длительное время жили в Нью-Йорке и оказались знакомы с некоторыми людьми, с которыми была дружна и Андреа.
– А что вы пишете? – спросила Андреа у Хосе.
– О, я не очень хороший писатель, – ответил он. – Я пишу стихи, которые, может быть, и звучат на испанском достаточно хорошо, но едва ли я смогу их тут продать.
– Чепуха! – вмешалась Софи. – Он великолепный поэт! Да и критик неплохой. Его очень ценят в Европе и Южной Америке.
– Все дело в языке, – пояснил Хосе. – Боюсь, что я пока еще не овладел всеми нюансами английского.
– Это еще придет, – успокоила его Софи, – и тогда тобою будут восхищаться так же, как и в любой другой стране. Ну, а пока пошли пить кофе в гостиную.
Они не преувеличивали. Гостиная была прекрасна. Высокие потолки и глубокие оконные ниши, которые остались в неприкосновенности с прошлых времен. Стены были обшиты старинными французскими панелями. Они поблескивали в свете горевшего в камине огня.
Каждая деталь тут была великолепна. Андреа любовалась, шелковыми занавесками на окнах, старинной мебелью времен различных Луи, элегантными сиденьями из дамасского шелка и мягкими вышитыми подушечками пастельных тонов, разложенными на стоявших вдоль стены небольших стульях. На несколько потемневших и покрытых редкими пятнами половицах лежал изумительный ковер, на стенах висело несколько гравюр времен раннего французского рококо, а в высоком полированном шкафу, створки которого были широко открыты, чтобы дать возможность обзора находившихся там сокровищ, стояли великолепные произведения изысканного французского фарфора.
– Да это же просто немыслимо! – неудержалась Андреа. – Неужели все эти вещи принадлежат вам?
– Только кое-что принадлежит здесь нам, – ответил Хосе, – а именно стулья и фарфор. Все остальное было уже здесь, когда мы переехали.
– Я не могла поверить в свое счастье! – добавила Софи, наполняя хрупкие чашечки крепким черным кофе. – Из моих вещей к этой обстановке почти ничего не подходило. Это миссис Гордон переправила сюда все эти ценности, поскольку ее супруг не особенно-то жалует антиквариат. В своем собственном доме она имеет, как вы, вероятно, обратили внимание, очень мало оригинальных вещей.
– И как это только можно – владеть этими великолепными вещами и не желать их видеть? – удивилась Андреа.
– Я этого тоже не в состоянии понять. Миссис Гордон просила меня позволить ей оставить эти вещи. Ну, а я свое барахло храню в чулане над спальными комнатами.
Андреа опустилась на пуховую подушку обтянутой нежно-голубым шелком софы и пригубила кофе. Хосе рассказывал истории отдельных вещей. Временами Софи поправляла его. Андреа улыбалась и кивала головой.
Внезапно что-то случилось. Вначале она решила, что это жара вызвала у нее какое-то оцепенение. Но затем почувствовала холод. Да, несмотря на горевший в камине огонь, она ощущала какой-то влажный холод. Дрожащими руками она отставила чашку в сторону. Свет в камине начал мерцать, и она услышала непонятные голоса. Эти голоса шептали, но, судя по всему, Альваресы их не слышали.
– Опасность, – шептали голоса. – Осторожнее, поберегись! Опасность. Поберегись!
Они звучали снова и снова, тихо, но настойчиво. Лица исчезли. Но оставались глаза – глаза Хосе были темными и непрозрачными, глаза Софи смотрели пристально и при этом улыбались. А в комнате становилось все холоднее и холоднее.
Андреа ожесточенно боролась, пытаясь что-то понять, объяснить происходящее. «Ты просто пьяна», – говорила она себе. Казалось, что тихие голоса гудели и дребезжали непосредственно у нее в ушах. Она уже совсем не понимала то, что говорили ее хозяева. Но несмотря на это, она продолжала улыбаться, согласно кивать головой и даже принимать участие в беседе. Лица хозяев то приближались, то отступали и исчезали совсем, чтобы затем вновь оказаться перед нею.
Огромным усилием воли ей наконец снова удалось поднять чашечку к своим губам, но пить она не могла. Взяв протянутое Софи печенье, она тем не менее не могла его попробовать.
– Заговор! – со всех сторон доносились до нее крики. – Беги отсюда! Убегай! Скрывайся!
Андреа все больше замерзала и в конце концов уже не могла более сдерживать дрожь. Тело не повиновалось ей. Голоса замолкли.
– Мне холодно, – сказала Андреа, надеясь, что голос ее звучит хотя бы наполовину своей естественной громкости. Супруги Альварес внимательно разглядывали ее полуприщуренными глазами.
– Глоток бренди? – предложил Хосе.
– Нет-нет. Я уже выпила более чем достаточно.
Она попыталась улыбнуться, и ей это, как ни странно, удалось достаточно хорошо.
– Я принесу вам жакет, – предложил Хосе, и Андреа согласно кивнула.
– В этой комнате действительно несколько влажно и прохладно, а вы одеты очень легко. Когда идет дождь, то даже большой камин не в состоянии прогреть комнату. Я полагаю, что это из-за слишком высоких потолков в этом помещении.
«Ну да, конечно», – подумала Андреа. Но вот как объяснить голоса?! Она понимала, что это не настоящие голоса. Они звучали как бы внутри нее.
Постепенно мысли о холоде и голосах отошли на задний план, но оставался страх. «У меня слишком разыгралось воображение», – упрекнула она себя, пытаясь сообразить, не стоит ли ей навестить психиатра. Но в любом случае ей следовало побыстрее возвращаться домой.
Несмотря на протесты Альваресов, она поднялась.
– Мне на самом деле уже пора идти, – решительно заявила она. – Уже поздно. К тому же, я полагаю, мне уже и так гарантирована простуда. Правда, теперь мне снова тепло.
Хосе настоял на том, чтобы отвезти Андреа домой, и она согласилась. На улице вновь шел довольно сильный дождь, и Андреа даже думать не хотелось о пути через темные мокрые поля.
Прежде чем выйти, Хосе решил заглянуть к Джастину. Софи отправилась на кухню. Андреа осталась в прихожей одна. Так как ей было страшно, она решила последовать за Хосе.
– Я бы посмотрела, как он спит, – сказала она.
Джастин лежал в той же позе, что и несколько часов тому назад.
– У него сбилось одеяло, – сказал Хосе, – а ночь сегодня холодная.
Андреа обратила внимание на то, что Хосе прошел к кровати, поправил одеяло и затем любовно погладил по голове спящего. И снова ее глубоко тронула проявляемая этим человеком забота о юноше, который не был ему даже сыном.
– По-моему, нам следует немного проехаться, – предложил Хосе. – Пусть ваши нервы немного успокоятся. Ну как, согласны?
– Как вы догадались? – удивленно спросила Андреа.
– Ну, скажем, у нас есть определенный опыт, связанный с гостиной. Так, как вы, реагируют немногие. С Софи, например, не происходило ничего подобного. Я же испытал это дважды. Однажды это пережил и Билл Гордон отец Фелиции. – Хосе ласково похлопал своей ладонью ее судорожно сжатые кулачки. – Это плохо. Но, поверьте, вы наверняка не сумасшедшая, даже если вы и стали подумывать об этом.
– А как чувствовали себя вы?
– Ну, вначале чувствуешь прохладу, потом – смертельный холод, а потом начинают звучать нашептывающие всякую чертовщину голоса.
Андреа проглотила набежавшую неожиданно слюну. Ей было страшно, поскольку все сказанное соответствовало пережитому ею. Но потом она подумала, что лучше уж побывать в комнате, где «пошаливает», чем оказаться душевнобольной.
– А… как вы объясняете все это? – спросила она. – Ведь комнаты сами по себе не разговаривают.
– Не всегда, – возразил Хосе. – Я хочу сказать, что они, конечно же, не говорят, но в Европе подобные феномены хорошо известны. В домах, где было совершено убийство, часто появляется дух убитого.
– Вы говорите – убийство?
– Это же комната, где убили проповедников. Перед Революцией. А что, Берт Готье вам ничего не говорил об этом?
– Что-то было.
Андреа глубоко вздохнула.
– Они попытались скрыться в башенной комнате, но им это не удалось. Они молились, когда это случилось. Их предали индейские слуги. Они сами открыли дверь своим соплеменникам.
– Так вот почему, оказывается, прозвучало слово «заговор».
– Да.
Остановив машину вблизи дома Гордонов, Хосе раскурил две сигареты.
Андреа молча курила в течение некоторого времени.
– А знаете, – задумчиво произнесла она, – если бы вы заранее предупредили меня обо всем, я, возможно, была бы даже восхищена рассказом, но наверняка приняла бы вас за ненормального.
– Ну а теперь? – улыбнувшись, поинтересовался Хосе.
– Едва ли у меня теперь остается выбор, как вы полагаете?
Они молча докурили свои сигареты. Странно, но Хосе не пытался теперь флиртовать с нею. Оставаясь необычно дружелюбным, он умудрялся одновременно вести себя и как озабоченный отец.
– Боюсь, я никогда уже не смогу войти в ту комнату, – объявила Андреа.
– Уверен, что сможете. Если вы очень чувствительны, то можете воспринять все это в первый раз. В дальнейшем – едва ли. Если, конечно, не возникнет какой-нибудь опасности.
– Но вы же слышали это дважды. Когда, интересно?
– Ну, я бывал в той комнате сотни раз. В первый мы были там вдвоем с Биллом. И тогда мы пережили эту чертовщину абсолютно одинаково. Потом я длительное время ничего не слышал – до ночи накануне смерти Билла…
Андреа зябко передернула плечами.
– Ну нет, не думаю, чтобы я когда-нибудь решилась переступить порог этой комнаты. Услышь я эти голоса вновь, я буду думать, что мне грозит опасность. Это еще больше напугало бы меня.
– А вы в следующий раз своевременно дайте знать о голосах. Тогда мы просто выведем вас из комнаты.
– Хорошо. Было очень приятно провести у вас вечер, – улыбнувшись, поблагодарила Андреа.
– Мы всегда рады вас видеть, Андреа. Вы очень долго собирались к нам. Хотелось бы надеяться, что теперь вы будете заглядывать к нам почаще.
Он подождал, пока за нею не закрылась дверь. И только после этого поехал домой.
* * *
Андреа удивилась, когда поняла, что уже полночь. На цыпочках она поднялась по лестнице. Вверху она увидела, как кто-то выскользнул из комнаты Фелиции. От неожиданности Андреа вскрикнула. Фигура обернулась. Джастин?! Но это же невозможно!!!
В тот же самый момент она услышала крики Фелиции. Она бросилась в комнату девочки, а загадочная фигура исчезла в другой комнате. В какой? В ее собственной? Или в комнате Дэвида? Или в пустой комнате, где прежде жили родители Фелиции? Она не поняла этого. Не успела заметить.
Андреа попала в комнату Фелиции на несколько мгновений раньше Вельмы.
– Ну что? Снова кошмар? – услышала она у себя за спиной голос.
В дверях стоял Дэвид Гордон. Он зажег свет, С некоторым смущением Андреа подумала, что загадочной фигурой мог быть и Дэвид, поскольку он очень похож на младшего брата. Они внимательно оглядели друг друга. Дэвид явно с недоверием рассматривал ее, а на лице Андреа был написан откровенный страх. Дэвид прошел к Фелиции, намереваясь успокоить девочку.
– Ну почему вы не держите собаку? – спросила Андреа.
Вопрос повис в воздухе.
– Ее собаку убили, – помедлив, пояснила Ведьма.
– Можно было взять другую, – упорствовала Андреа Будь у девочки собака, считала она, никто не смог бы проникнуть ночью в комнату.
– Она больше не хочет иметь собаку, – заметил Дэвид и снова внимательно посмотрел на Андреа. – Ее пса Бекка переехал автомобиль. Водитель не успел затормозить.
– Ах, вот оно что. Понимаю.
Андреа молча вышла из комнаты. Пройдя к себе, она заперла дверь в коридор и дверь в ванную. Когда позже к ней постучала Бельма поспросила, нужно ли ей оставаться с Фелицией, она даже не пошевелилась, притворяясь спящей. Однако заснуть Андреа удалось лишь на рассвете.
