Текст книги "Прогулка по городу"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

81

Сидя в углу за столиком в «Вилья Чезаре» в Хиллздейле, в нескольких километрах от Риджвуда, Сара никак не могла понять, как ей пришло в голову согласиться на этот ужин с преподобным Бобби и Карлой Хоккинс.

Эта парочка показалась в дверях через пять минут после ее возвращения из Нью-Йорка. Как они объяснили, они ездили тут неподалеку, осматривая окрестности, и видели, как она обогнала их на Линкольн-авеню.

– У вас был такой вид, словно вам нужна помощь, – сказал преподобный Бобби. – И я почувствовал, что Господь велел мне развернуться и заехать к вам, чтобы узнать, как дела.

Когда Сара, распрощавшись с Грегом Беннетом, в семь часов приехала домой из клиники, то почувствовала сильную усталость и голод. Софи не было и, как только Сара открыла дверь пустого дома, поняла, что не хочет находиться там. «Вилья Чезаре» издавна был ее любимым рестораном, где можно великолепно поесть. «Устрицы, креветки, белое вино, каппучино, всегда теплая, приветливая обстановка», – подумала она. Сара уже выходила из дому, когда подъехали Хоккинсы; и в конце концов они поехали в ресторан вместе.

Приветствуя кивком головы знакомых, сидевших за другими столиками, Сара сказала себе: «Это доброжелательные люди, и я выслушаю все их проповеди». Погруженная в свои мысли, она не сразу поняла, что преподобный Хоккинс спрашивает ее о Лори.

– Это дело времени, – объяснила она. – Джастин, я имею в виду доктора Донелли, совершенно не сомневается в том, что в конце концов Лори перестанет упорствовать и расскажет о той ночи, когда умер профессор Грант. Но похоже, что эти воспоминания тесно связаны со страхом, который она испытывала в прошлом. Доктор полагает, что в какой-то момент у нее наступит внезапное просветление памяти. Я молю Бога, чтобы это случилось.

– Аминь, – произнесли в унисон Бобби и Карла.

Сара поняла, что была неосмотрительна. Она рассказывала о Лори слишком много. Ведь она совершенно не знала этих людей, и единственное, что их связывало, это продажа дома.

Дом. Вот о чем можно поговорить.

– Мама сажала цветы с таким расчетом, чтобы у нас постоянно что-то цвело, – сказала она, выбирая булочку поподжаристей. – Тюльпаны просто великолепны. Вы сами видели. Мне они нравятся больше всего. У нас они красивы, но у д'Андреас – вообще необыкновенны. Это угловой дом.

Опал ослепительно улыбнулась.

– О каком доме вы говорите? О том, что с зелеными ставнями, или о белом, который прежде был розовым?

– О том, что был розовым. Отец просто видеть его не мог, когда прежние владельцы покрасили его в этот цвет. Я помню, как он говорил, что собирается ехать в муниципалитет и ходатайствовать о снижении налогов с него.

Опал чувствовала, как Бик жег ее взглядом. Она чуть не ахнула, осознав свою чудовищную оплошность. «И чего она сейчас вспомнила про этот угловой розовый дом? Сколько лет назад его перекрасили?»

К счастью, Сара Кеньон, кажется, не заметила ее оплошности. Она заговорила о новой квартире и о том, как хорошо там идет строительство.

– Она будет готова к первому августа, – сказала Сара. – И мы сможем вовремя освободить для вас дом. Вы очень любезны, что дали нам столько времени.

– Возможно ли то, что Лори будет жить дома? – как бы невзначай спросил Бик, пока официант подавал ему телячью отбивную.

– Помолитесь за это, преподобный Хоккинс, – сказала ему Сара. – Доктор Донелли утверждает, что она не представляет ни для кого угрозы. Он хочет, чтобы ее обследовал психиатр, назначенный прокуратурой, и подтвердил, что она может находиться на амбулаторном лечении. Он считает, что Лори необходимо преодолеть чувство страха, вызывающее у нее стремление запереться, чтобы почувствовать себя в безопасности, а это необходимо для ее защиты.

– Мне больше всего хочется видеть вашу маленькую сестру дома в Риджвуде, – сказал Бик, похлопав Сару по руке.

В ту ночь, когда Сара легла в постель, ее не покидало чувство, что она упустила нечто такое, на что должна была обратить внимание.

«Должно быть, Лори что-то сказала», – решила она, погружаясь в сон".

82

Джастин Донелли шел из клиники к себе домой на Сентрал Парк Саут и был так погружен в свои мысли, что впервые не обращал внимания на панораму Нью-Йорка. В семь часов до захода солнца оставалось еще минут сорок. Мягкая теплая погода выманила на улицу множество людей, которые не спеша прогуливались по Пятой авеню, останавливаясь возле киосков на тротуаре вдоль парка или возле картин художников-любителей.

Он не замечал ни пикантных запахов, исходивших от лотков, которые уличные торговцы уже убирали на ночь, ни лошадей на углу Пятой авеню, терпеливо стоящих в ожидании, когда их впрягут в празднично украшенные тележки, ни ряда лимузинов перед отелем «Плаза». Мысли Джастина были заняты Лори Кеньон.

Ее случай, безусловно, был самым ярким и интересным в практике доктора Донелли. Обычно женщины, подвергшиеся в раннем возрасте сексуальным домогательствам, чувствовали, что они в какой-то степени сами виноваты в этом. Большинство из них приходит потом к выводу, что они бессильны были предотвратить случившееся. Лори же противилась пониманию этого факта.

Однако уже наблюдался какой-то прогресс. Перед уходом из клиники он зашел повидаться с ней. Лори поужинала и сидела в солярии. Она была тихой и задумчивой.

– Я очень благодарна Грегу, что он пришел сегодня, – неожиданно начала она и потом добавила: – Я знаю, что он никогда не обидит меня.

Джастин ухватился за эту возможность.

– Он не только никогда не обижал тебя, Лори, он сделал гораздо большее. Когда он в шутку приподнял тебя, он помог тебе что-то вспомнить. Если ты напряжешь свою память и вспомнишь все, это поможет тебе выздороветь. Так что все зависит от тебя.

– Я знаю, – ответила Лори. – Я попытаюсь. Обещаю. Вы знаете, доктор, чего я хочу больше всего на свете? – Она не стала ждать его ответа. – Я хочу полететь в Шотландию и поиграть в гольф в Сент-Андрусе. Вам кажется, что я несу бред?

– Нет, мне кажется, это замечательная идея.

– Но этого, конечно, никогда не будет.

– Если только ты не поможешь себе.

Свернув к своему дому, он думал о том, что слишком давит на нее. Он также раздумывал над тем, не совершил ли он ошибку, попросив прислать назначенного прокуратурой психиатра с целью переосвидетельствовать состояние Лори для возможного восстановления поручительства.

Спустя несколько минут, когда он уже сидел на террасе своей квартиры, потягивая свой любимый австралийский «чардонней», раздался телефонный звонок. Звонили из клиники. Извинившись за беспокойство, старшая сестра сказала:

– Здесь мисс Кеньон. Она говорит, что у нее к вам что-то срочное.

– Лори!

– Нет, не Лори, доктор. Кейт. Она хочет сказать вам что-то очень важное.

– Передайте ей трубку!

Он услышал знакомый резкий голос:

– Слушайте внимательней, доктор Донелли. Вы должны это знать. Один мальчонка страшно хочет поговорить с тобой, но Лори не дает ему. Она боится.

– Что это за мальчик, Кейт? – быстро спросил Джастин.

«Я прав, – подумал он. – В Лори существует еще одна личность, которая не проявляет себя».

– Я не знаю, как его зовут. Он не говорит мне. Ему лет девять-десять, но он очень сообразительный и много страдал из-за Лори. Он устал молчать. Продолжай заниматься с ней. Она уже не выдерживает. Он чуть было не заговорил с той сегодня.

И он услышал, как положили трубку.

83

15 июня преподобному Бобби Хоккинсу позвонила Лиз Пирс из журнала «Пипл» и попросила у него интервью. Ей поручили написать о нем в сентябрьском номере.

Бик начал отказываться, затем сказал, что ему очень приятно и он польщен.

– Я буду рад, если вы напишете о моей службе, – в итоге сказал он.

Но, как только он положил трубку, его голос сразу изменился.

– Опал, если я откажусь, эта журналистка подумает, что я что-то скрываю. А так я, по крайней мере, смогу проследить, о чем она пишет.

84

Брендон Моуди с сочувствием смотрел на Сару. Был жаркий июньский день, но она так и не включила кондиционер в библиотеке. На ней был темно-синий жакет с белым воротником и белая юбка. Было только половина девятого, но она уже собралась ехать в Нью-Йорк. Это продолжается уже четыре месяца: она ест, пьет, дышит, думая только о защите, подготовка которой не сдвигается с мертвой точки. Она целыми днями сидит в психиатрической клинике и радуется, что ее сестра там, а не в Хантердонской тюрьме. А он еще собирается лишить ее последней надежды на успешную защиту.

В дверь постучала Софи и, не дожидаясь приглашения, вошла, неся поднос с кофе, булочками и апельсиновым соком.

– Мистер Моуди, – обратилась она к нему. – Надеюсь, вы убедите Сару съесть эту булочку. Она совсем ничего не ест, и от нее остались кожа да кости.

– Ах, Софи, – начала было Сара.

– Не надо вздыхать «ах, Софи», я говорю то, что есть. – Софи поставила поднос на стол, ее лицо выражало беспокойство. – Этот чудотворец не собирается сегодня прийти? – спросила она. – Говорю тебе, Сара, требуй с них арендную плату.

– Это они вправе требовать ее у меня, – ответила Сара. – Они уже с марта являются владельцами этого дома.

– По договоренности ты освобождаешь дом в августе.

– Они не беспокоят меня. Наоборот, они очень добры ко мне.

– Последнее время я каждое воскресенье смотрю их передачу, и, должна тебе сказать, это та еще парочка. Насколько я понимаю, он, прикрываясь именем Господа, берет за свои «чудеса» наличными и говорит так, словно Господь забегает к нему каждый день поболтать.

– Софи, – возмутилась Сара.

– Хорошо, хорошо, ты занята.

Качая головой Софи вышла из библиотеки, ее тяжелые шаги свидетельствовали о том, что ей все это очень не нравится.

Сара подала Брендону чашечку кофе.

– Так мы говорили… А вообще-то, о чем мы говорили?

Брендон взял кофе, положил в него три ложки сахара и с шумом размешал.

– Мне бы очень хотелось чем-нибудь порадовать тебя, но, увы, нечем, – произнес он. – Мы надеялись на то, что Элан Грант воспользовался угнетенным состоянием Лори и довел ее до отчаяния, передав ее письма руководству. Так вот, Сара, если он и воспользовался, то нам этого ни за что не доказать. Его брак уже развалился. Я почувствовал это и вышел на его жену. Она дамочка не простая. Судя по тому, что о ней говорят в гостинице, у нее было довольно много приятелей. Однако вот уже около года она задержалась на одном, от которого, похоже, без ума. Его имя – Эдвин Рэнд. Это один из тех красавчиков, что всю жизнь живут за счет женщин. Ему лет сорок-сорок пять. Он писатель-путешественник, который не зарабатывает себе достаточно денег даже на пропитание, отдыхает на лучших курортах мира. Он мастерски обработал эту красотку.

– А Элан Грант знал о нем? – спросила Сара.

– Не уверен. Когда Карен приезжала домой, у них как будто бы все шло хорошо.

– Но предположим, что он все-таки знал и чувствовал себя оскорбленным и отвергнутым. Тогда он обратил свое внимание на Лори, которая была от него без ума.

Говоря это, Сара оживилась. «Бедняжка, она пытается ухватиться за что угодно, на чем можно было бы построить защиту Лори», – подумал Брендон.

– Не годится, – откровенно сказал он. – Элан встречался с преподавательницей факультета Верой Уэст. Она разрыдалась и рассказала мне, что в последний раз говорила с ним по телефону в день его смерти в половине одиннадцатого вечера. Он был в хорошем настроении, так как почувствовал облегчение после того, как все выложил жене.

– А именно?

– Как она поняла, он сказал своей жене, что хочет развестись с ней.

Брендон отвернулся, чтобы не видеть отчаяния в глазах Сары.

– В принципе, ты могла бы обвинить его жену, поскольку это не будет опровергнуто надлежащими доказательствами, – сказал он. – Мать Элана Гранта оставила ему довольно крупную сумму в доверительную собственность. По условиям он должен получать около ста тысяч долларов в год, а остальное, миллиона полтора, и эта сумма продолжает расти, он мог взять по достижении шестидесяти лет. Мать, очевидно, понимала, что он не умеет обращаться с деньгами. Как я слышал, Карен Грант распоряжалась этими деньгами, как своими собственными. В случае развода эта доверительная собственность не подлежала разделу. Сколько бы она ни зарабатывала в бюро путешествий, она была бы не в состоянии оплачивать свою шикарную квартиру и наряды. И о писателе ей оставалось бы только вспоминать. Однако в случае смерти Элана все переходило к ней. Единственная неувязка в том, что Карен Грант, разумеется, не позаимствовала нож у Лори, чтобы убить своего мужа и затем вернуть нож ей.

Сара не замечала, что ее кофе уже почти совсем остыл. Она пила его маленькими глотками, чувствуя, что это помогает ей в какой-то степени снять возникшее напряжение.

– До меня дошли слухи из хантердонской прокуратуры, – сказала она ему, – что психиатр, которого направили обследовать Лори, просмотрел видеозаписи сеансов. Он допускает возможность того, что Лори страдает расщеплением личности.

Она провела рукой по лбу, словно пытаясь прогнать головную боль.

– За то, что Лори признает себя виновной в непредумышленном убийстве, они не будут требовать максимального наказания. Лет через пять, а то и меньше, ее, возможно, уже выпустят. А если дойдет до суда, ей будет предъявлено обвинение в умышленном, преднамеренном убийстве. И вероятность того, что пройдет именно эта формулировка, тогда очень велика.

85

– Прошел уже месяц с тех пор, как Кейт позвонила мне и сказала, что существует еще одна личность – девяти-десятилетний мальчик, который хочет поговорить со мной, – начал Джастин Донелли. – И, как ты знаешь, с тех пор Кейт отрицает, что ей что-либо известно об этой личности.

Сара кивнула.

– Знаю. – Надо было рассказать Джастину Донелли, что они с Брендоном Моуди сошлись на том, что в интересах Лори им следует пойти на «согласование признания вины». – Я приняла решение, – произнесла она.

Джастин слушал, не сводя глаз с лица Сары. "Если бы я был художником, – думал он, – я бы написал это лицо и назвал картину «Скорбь».

– Так что, видишь, – продолжала Сара, – судебные психиатры склоняются к тому, что над Лори в детстве надругались и есть достаточные основания считать, что у нее расщепление личности. Они знают, что присяжные отнесутся к ней с сочувствием и вряд ли вынесут обвинение в умышленном убийстве. Однако наказание за непреднамеренное убийство в состоянии аффекта тоже может караться сроком заключения до тридцати лет. С другой стороны, если она признается в том, что совершила убийство в состоянии сильного душевного волнения, ее могут приговорить максимум к десяти годам лишения свободы. И все зависит от судьи, получит ли она пять лет без права досрочного освобождения, или же он даст ей те же пять лет, но не оговаривая эти условия, и она может выйти на свободу через год или два. Я не имею права рисковать тридцатью годами жизни Лори.

– Как она может признать себя виновной в преступлении, когда она даже не помнит, совершала ли она его? – спросил Джастин.

– По закону это возможно. Ее заявление будет состоять в том, что, поскольку она не помнит, как совершала преступление, она вместе с адвокатом, ознакомившись с уликами, согласилась с фактом совершенного ею преступления.

– Сколько времени ты можешь еще потянуть?

В голосе Сары послышалась неуверенность.

– А какой смысл? К тому же, если мы перестанем давить на Лори, чтобы фиксировать ее воспоминания, это в дальнейшем может благоприятно сказаться на ней. Пусть все идет своим чередом.

– Нет, Сара. – Резко отодвинув стул, Джастин подошел к окну и тут же пожалел об этом. В солярии за садом стояла Лори. Прижав руки к стеклянной стене, она смотрела на улицу. Даже отсюда он видел, что она чувствует себя птицей в клетке, мечтающей улететь. Он повернулся к Саре. – Дай мне еще немного времени. Как ты думаешь, как скоро судья разрешит ей вернуться домой?

– На следующей неделе.

– Хорошо. Ты занята сегодня вечером?

– Так, дай-ка подумаю. – Сара быстро заговорила, явно пытаясь скрыть свои эмоции. – Если я поеду домой, меня ждет одно из двух. Припрутся Хоккинсы, чтобы принести еще что-нибудь из своих вещей, и захотят со мной поужинать. Или Софи, которую я искренне люблю, будет дома, занимаясь разборкой родительских шкафов, избавляя меня от работы, которую я откладываю. Есть еще и третий вариант – я попытаюсь продумать блестящую защиту для Лори.

– Конечно, у тебя есть друзья, которые тебя куда-то приглашают.

– У меня много друзей, – ответила Сара. – Хороших друзей, родственников, замечательных людей, которые хотят помочь. Но, понимаешь, к концу дня я устаю вновь и вновь все им объяснять. Я уже не могу больше давать пустые обещания, что что-нибудь изменится и все будет хорошо. Мне надоело слышать, как они говорят о том, что ничего бы этого не случилось, если бы Лори в детстве не похитили. Я все это знаю. И от этого я просто схожу с ума. Ах, да, и еще они говорят о том, что отцу было уже за семьдесят, а мама перенесла несколько лет назад операцию и прогнозы были неутешительны. И, может, это и к лучшему, что они вместе покинули этот мир. Понимаешь, я согласна с этим, но я не хочу слышать все это.

Джастин понимал, что стоит ему сказать хоть одно утешительное слово, и Сара разрыдается. Он не хотел этого. С минуты на минуту должна была прийти Лори.

– Я хотел тебе предложить поужинать со мной сегодня, – мягко сказал он. – А вот то, что я хотел тебе показать.

Он достал из истории болезни Лори фотографию размером десять на восемь. Она вся была испещрена едва заметными линиями.

– Это увеличенный снимок той фотографии, которую Лори разорвала в тот день, когда она сюда поступила, – пояснил он. – Ее неплохо восстановили. Скажи, что ты видишь на ней.

Сара взглянула на фотографию, и ее глаза округлились.

– На прежнем снимке я не видела, что Лори плачет. Какое-то дерево. Какой-то полуразваленный дом. А это что такое? Сарай? Это совершенно не похоже на Риджвуд. Где же ее сфотографировали?

Она нахмурила лоб.

– Подожди, подожди. Три раза в неделю Лори ходила в детский сад. И детей часто возили на экскурсии в парки и на озера. Фермы, похожие на эту, есть в районе Хэрримэн Стейт Парк. Но почему же эта фотография вызвала у нее такую истерику?

– Я и хочу это выяснить, – сказал Джастин и включил видеокамеру, увидев показавшуюся в дверях Лори.

Лори заставила себя взглянуть на снимок.

– За домом курятник, – прошептала она. – Там происходят нехорошие вещи.

– Что за нехорошие вещи, Лори? – спросил Джастин.

– Не рассказывай, дура. Он узнает, и ты знаешь, что он с тобой сделает.

Сара впилась ногтями в ладони. Этот голос она никогда до этого не слышала. Звонкий мальчишеский голос. Лори начала хмуриться. Даже при том, что черты ее лица изменились до неузнаваемости, ее рот был решительно сжат. Одна рука шлепала по другой.

– Привет, – небрежно сказал Джастин. – С тобой я еще не знаком! Как тебя зовут?

– Эй ты, ну-ка назад! – Это был кошачий голос Леоны. – Послушай, доктор, я знаю, что эта корова Кейт попыталась обойти меня. Но этому не бывать.

– Леона, что ты все время встреваешь? – строго спросил Джастин.

Сара поняла, что он решил прибегнуть к новой тактике. Его тон был несколько угрожающим.

– Потому что меня все время обманывают. Я верила Элану, а он сделал из меня посмешище. Я поверила тебе, когда ты попросил меня вести дневник, а ты подсунул туда эту фотографию.

Волосы падали Лори на лицо. Она откидывала их назад привычно кокетливым жестом.

– Этого не может быть. Ты не могла найти эту фотографию в дневнике, Леона.

– А вот нашла. Точно также, как я обнаружила этот проклятый нож в сумке с учебниками. Я так хорошо выглядела, когда отправилась к Элану для решающего разговора. А он так мирно спал, что я даже не стала будить его, а теперь все обвиняют меня в его смерти.

Сара затаила дыхание. «Замри, – говорила она себе. – Не спугни ее».

– Ты даже не пыталась разбудить его? – спросил Джастин таким тоном, словно говорил о погоде.

– Нет. Я собиралась устроить ему спектакль. Я хочу сказать, что деваться мне было некуда. Этот пропавший кухонный нож. Сара. Софи. Доктор Карпентер. Всем надо было знать, почему я взяла его. А я его не брала. Тут Элан делает из меня дуру. И знаешь, что я решила? – Не дожидаясь ответа, она продолжала: – Убить себя прямо на его глазах. Пусть бы он потом раскаивался в том, как он со мной обошелся. Какой смысл жить? Ничего хорошего меня уже не ждет.

– Ты пришла к его дому и большое окно было открыто?

– Нет. Я не лазаю в окна. На террасе есть стеклянная дверь. Замок не защелкивается. Он был уже в постели. Я прошла в его комнату. Дай мне, ради Бога, сигарету.

– Конечно. – Донелли подождал, пока Леона, держа зажженную сигарету в руке, облокотилась на спинку стула, затем спросил: – Что делал Элан, когда ты вошла?

Ее губы искривились в улыбке.

– Он храпел. Можешь себе представить? И мой спектакль сорвался. А он лежит себе в кровати, свернувшись, как ребенок, обхватив руками подушку, и храпит. – Ее голос стал мягче и несколько неувереннее. – Мой папа часто храпел. Мама говорит, что это был его единственный недостаток. От его храпа мертвый мог проснуться.

«Да, – думала Сара. – Верно».

– А нож был у тебя?

– Ах, да. Я поставила свою сумку на пол возле кровати. А нож был уже у меня в руке. Я положила его сверху на сумку. Я так устала. И знаешь, о чем я подумала?

– О чем?

Голос совершенно изменился и стал похожим на голос четырехлетней Дебби.

– Я подумала о том, что не позволяла папе держать меня на коленях или целовать после того, как я вернулась из дома с курятником, и я прилегла на кровати рядом с Эланом, и он так и не знал об этом, он все храпел и храпел.

– А что случилось потом, Дебби?

«Господи, помоги», – молила Сара.

– Потом мне стало страшно, я испугалась, что он проснется, рассердится на меня и опять пожалуется декану. Поэтому я встала и на цыпочках вышла. Он так и не узнал, что я была у него.

Она радостно захихикала, как маленькая девочка, которая нашкодила, и ей это сошло с рук.

Джастин пригласил Сару поужинать с ним в ресторане «Ниэри», на Пятьдесят седьмой восточной улице.

– Я здесь частенько бываю, – сказал он ей, когда сияющий Джимми Ниэри поспешил им навстречу. Джастин представил Сару.

– Ее надо откормить, Джимми.

Когда они оба сели за столик, он спросил:

– Мне кажется, у тебя сегодня был довольно трудный день. Хочешь, я расскажу тебе про Австралию.

Сара ни за что бы не поверила, что полностью съест сандвич с бифштексом и жареную картошку. Когда Джастин заказал бутылку кьянти, она было запротестовала.

– Послушай, ты пойдешь домой пешком, а мне придется вести машину.

– Я знаю, но сейчас всего лишь девять часов. И мы не спеша прогуляемся до моего дома и выпьем там кофе.

«Нью-Йорк летним вечером», – думала Сара, когда они сидели на его маленькой террасе, попивая кофе «эспрессо». Огоньки на деревьях вокруг ресторана «Таверна на Грин», пышная листва, лошади с повозками, прогуливающиеся и бегущие трусцой люди. Все это было так далеко от тюремных камер и решеток.

– Давай поговорим, – предложила она. – Насколько вероятно, что рассказанное нам сегодня Лори, или, скорее, Дебби, – как она лежала рядом с Эланом Грантом и ушла, не разбудив его, – правда?

– Раз об этом знает Дебби, это, вероятно, правда.

– Ты хочешь сказать, что, когда Дебби уходила, ее сменила Леона?

– Леона или другая личность, с которой мы пока незнакомы.

– Понятно. Мне показалось, что Лори что-то вспомнила, когда она смотрела на эту фотографию. Что бы это могло быть?

– Я думаю, что там, где в течение двух лет держали Лори, вероятно, был курятник. И, глядя на снимок, она вспомнила о чем-то. Со временем мы, возможно, узнаем, о чем именно.

– Но времени почти не остается.

Сара поняла, что плачет, только когда по ее щекам потекли слезы. Она зажала рот руками, пытаясь подавить вырывавшиеся рыдания.

Джастин обнял ее.

– Не сдерживай себя, Сара, – сказал он нежно.