Текст книги "Сердце мужчины"

Автор книги: Мэри Берчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9

Хилма просыпалась медленно и неохотно, с тем ощущением сжимающего все внутри холода, который сопутствует инстинктивному желанию убежать от неприятностей.

«Интересно, в котором часу Роджер встречается с Баком? Удалось ли ему придумать такую историю, в которой все выглядело бы логично, а главное – правдоподобно?» – с волнением подумала она. Но волноваться было бессмысленно, теперь надо было только ждать. Однако было невероятно трудно изобразить отцу и матери улыбающееся и невозмутимое лицо. И когда миссис Арнолл упомянула что-то о свадебном платье, Хилма почувствовала, что обсуждать это сейчас она просто не в силах.

– О, право, не знаю, мама. Мы решим это потом, – поспешно ответила она на какой-то очередной вопрос матери.

– Но, дорогая моя, оставшееся время ведь не бесконечно, – добродушно попеняла ей мать, а Хилма угрюмо подумала, что, возможно, свадебное платье и вовсе не понадобится.

Потом она стала ругать себя, что не позвонила Баку рано утром. Неужели она не сумела бы придумать какой-нибудь предлог, чтобы выйти из дома и позвонить из телефонной будки? Теперь это было уже поздно. Если она позвонит сейчас, не исключено, что Роджер может быть уже там. С другой стороны, он может отложить свой визит на вторую половину дня, и тогда она будет весь день пребывать в тревожном неведении.

Когда мать предложила ей отправиться по магазинам, она с готовностью согласилась, лишь бы отвлечься. Выйдя на улицу, Хилма подумала, что Бак может позвонить по какому-нибудь срочному вопросу и будет огорчен, если не застанет ее. Но она уже не могла отступить.

Бесконечное хождение по магазинам, долгое обсуждение у каждого прилавка, что необходимо купить к свадьбе, – все это доставляло истинное удовольствие миссис Арнолл.

– Мы, пожалуй, можем остаться здесь на ленч. Не вижу смысла возвращаться домой, чтобы поесть холодного мяса. Ты согласна со мной, Хилма?

– Конечно, мама, – равнодушно ответила Хилма, хотя с гораздо большей охотой поехала бы домой, чтобы попытаться выяснить, что произошло за время ее отсутствия?

Впрочем, какая разница? Все равно все пошло прахом. Ну что мог придумать Бак, чтобы все факты выглядели убедительно и благопристойно? Единственное, в чем важно было убедиться, что ее рухнувшее замужество не погребло под своими руинами и его помолвку. Теперь Хилме казалось кощунством позволять матери делать всевозможные покупки для провалившегося мероприятия. Однако, видя, как по-детски радуется мать, она покорно ходила за ней от прилавка к прилавку по большому магазину Вест-Энда.

– Не то что всего этого нет в доме Роджера. Вероятно, есть, – оживленно рассуждала мать. – Но тебе наверняка захочется сделать какие-то дополнения. Я разговаривала с Роджером и знаю, что он с радостью будет приветствовать все изменения, которые ты захочешь сделать в доме.

– Да, он очень добр, – согласилась Хилма довольно унылым тоном.

Наконец ей удалось выманить мать из отдела белья, и она наблюдала, как та по пути задержалась еще у какого-то соблазнительного прилавка на выходе, когда за ее спиной кто-то тихо окликнул ее:

– А, мисс Арнолл, здравствуйте! Это вы, мисс Арнолл, не так ли?

Резко обернувшись, она оказалась лицом к лицу с Баком. Его смеющиеся глаза и лукавая улыбка говорили о чем угодно, только не о поражении.

– О, Ба... мистер Вэйн! Мама, по-моему, ты не знакома с мистером Вэйном?

Она представила их, и миссис Арнолл вступила с ним в любезный разговор, пока Хилма пыталась по выражению его лица понять, чем все кончилось. Но ей ничего не удалось прочитать на нем, кроме любезного внимания и интереса к тому, что говорила ее мать.

– Я полагаю, вы в курсе, что моя дочь очень скоро выходит замуж? – щебетала миссис Арнолл. – В связи с таким событием всегда возникает столько хлопот. Все надо продумать, купить... но женщины обожают это, не правда ли?

– Да, разумеется. Со слов своей невесты я знаю, какие это ответственные хлопоты. – Он почтительно улыбнулся, наклонившись к миссис Арнолл.

– Ах, вы тоже женитесь? Ну тогда, конечно, вы меня понимаете.

– По правде говоря, не очень. Обычно мужчины остаются как-то в стороне от этих радостных приготовлений, от приятных волнений по поводу всевозможных покупок, – искренне признался Бак. – Но время от времени я получаю от своей невесты подробный отчет о результатах.

– Мистер Вэйн, мама, женится на Эвелин

Мурхауз, ты, наверное, слышала об этом, – объяснила Хилма. – Барбара рассказывала тебе о ней.

– Да, конечно. О, извините меня. – Миссис Арнолл повернулась к прилавку, чтобы выслушать продавца, который что-то узнавал для нее.

Хилма сразу же воспользовалась моментом:

– Ну, как? – нетерпеливо спросила Хилма.

– Все в порядке, Милая, покупайте приданое и спокойно готовьтесь к своей свадьбе.

– Вы хотите сказать, что ваше объяснение удовлетворило Роджера.

– Абсолютно.

– О, Бак! Как это вам удалось?

– Хилма, дорогая, что ты думаешь об этом? – миссис Арнолл, совершенно не подозревая о том, насколько драматичен был тихий разговор, проходивший в нескольких шагах от нее, призвала дочь участвовать в действительно важном деле. – Как ты считаешь, не слишком ли скучно выглядит чисто белый. Этот серебристо-белый оттенок, – по-моему, смотрится мягче. Да, да, подержите его еще, пожалуйста, – обратилась она к продавцу, – чтобы моя дочь могла посмотреть, когда на него падает свет. Ну, вот видишь, что я имею в виду?

Хилма ничего не видела. Она едва понимала, о чем говорит мать. Ей хотелось вернуться к Баку и услышать, какую историю он придумал и как ей теперь держаться с Роджером.

– Это прелестно, мама, – с энтузиазмом согласилась Хилма.

– Ты имеешь в виду серебристо-белый, конечно?

– Любой, – неосторожно ответила Хилма.

– О нет, дорогая! По-моему, их даже сравнивать нельзя. Ты ведь должна понимать, что все это будет происходить днем! Право, Хилма, я считаю, что серебристо-белый...

– Да, разумеется, ты совершенно права. Хилма даже не старалась вникнуть, что они обсуждают в данный момент – материю на свадебное платье или на скатерть. Но продавец, обладающий блестящими способностями увлекать своим товаром, в этот момент вспомнил, что есть еще один оттенок, который следует также посмотреть: «Очень нежный цвет сливок, мадам». Пока он и миссис Арнолл обсуждали это, Хилма улучила еще минуту.

– Бак, как я должна держаться с Роджером?

– Как святая! Носите свой нимб как можно эффектнее. Вы чудесная девушка. Вы спасли мою юную кузину от шантажа нашего друга с верхнего этажа.

– Бак! – Она расхохоталась от такой наглой выдумки, но тут же спохватилась, испугавшись, что мать услышит и обратит внимание на странное поведение дочери.

– Вы вернули компрометирующие мою кузину письма лично мне. Отсюда и потерянный в моей квартире скарабей. Постарайтесь не вдаваться в подробности, пока нам не удастся поговорить и обсудить все.

– Но где и когда? Яне могу...

– Пожалуй, это лучше всего. Хилма, дорогая, вот наконец тот оттенок, который просто создан для тебя, – снова защебетала мать.

Хилма подошла к матери, пытаясь изобразить заинтересованность к выбору матери.

– Да, мама, очень красиво! – «Надо хотя бы выяснить, для чего предназначается эта материя!» – Думаю, из трех этот самый лучший.

– Я тоже так думаю. Даже если бы мы остановились на атласе, то и тогда мы бы не нашли удачнее. Эта ткань будет выглядеть богато при дневном свете и не будет казаться блеклой внутри церкви.

Только теперь до Хилмы дошло, что они обсуждают материю для ее подвенечного платья, и она вдруг испугалась.

Для миссис Арнолл это был такой волнующий момент, что она вовлекла в обсуждение даже нового знакомого.

– Подойдите, пожалуйста, к нам, мистер Вэйн, и как мужчина выскажите свое мнение, – она улыбнулась Баку. – Что вы думаете об этой ткани для подвенечного платья?

Наступила небольшая пауза. Затем с лукавой улыбкой он ответил:

– Неужели вы действительно хотите знать мое мнение о материи для свадебного платья мисс Арнолл?

– Естественно, – засмеялась миссис Арнолл, ^ если вы сами собираетесь скоро предстать перед алтарем, у вас уже должно составиться какое-то представление по этому поводу.

– Если так, то я полагаю, что мисс Арнолл будет выглядеть в нем изумительно, – медленно произнес он. – Но пусть где-то на платье будет что-то голубое... под цвет ее глаз...

– О, мистер Вэйн, у вас просто артистическое чутье, – с улыбкой объявила миссис Арнолл. – По-моему, это очень хороший совет.

Бак с улыбкой поклонился в ответ. Было ясно, что больше не следует затягивать эту «случайную» встречу. Он пожал руку миссис Арнолл и, оставив ее наедине с удачно решенной проблемой, ухитрился оттянуть Хилму немного в сторону.

– Милая, вы можете встретиться со мной завтра?

– Едва ли получится...

– Это совершенно необходимо. Я должен рассказать, что вам непременно следует знать, чтобы правильно вести себя с Роджером и не попасть впросак... Вам обязательно сегодня вечером встречаться с Роджером?

– Нет. Думаю, что смогу отменить встречу, сославшись на головную боль, и просто позвонить ему.

– Прекрасно, так и сделайте. И давайте встретимся завтра днем.

– Где? Прошу вас, быстрее. Мама снова собирается позвать меня.

– Там же, где мы с вами уже встречались, когда обсуждали проблему, возникшую с кузеном Мурхаузом. Прямо у ворот, снаружи. Я буду там на машине, и мы немного проедемся. Так безопаснее.

– Хорошо. В три часа. Нет... лучше в половине третьего. Сейчас так рано темнеет.

– Я буду там. И еще, Милая.

– Да?

– Кузину, честь которой вы спасли, зовут Лени.

На лице Хилмы промелькнула улыбка.

– А она в действительности существует.

– Нет, конечно нет.

– Но получила свое имя по австрийской семейной линии? Никогда в жизни не встречала более изобретательного лжеца, – смеясь сказала Хилма.

– Разумеется, – кивнул он. – Прирожденный авантюрист, – со сверкающей улыбкой приподняв шляпу, он направился к выходу.

Хилма вернулась к матери, чтобы сделать окончательный выбор материи на подвенечное платье и поскорее покончить со всем этим. Она уже порядком устала от хождения по магазинам и была взволнована от встречи с Баком йог того, что он ей сообщил.

По дороге домой мать сказала:

– Какой красивый и обаятельный молодой человек. Так это он женится на этой наследнице, Мурхауз?

– Да, мама. Из них выйдет очень приятная пара, – мрачно ответила Хилма. – Эвелин Мурхауз тоже красивая девушка.

– И он такой же богатый, как она?

– Нет, не думаю.

– – Что ж, человек не может иметь все, – резонно заметила миссис Арнолл. – Когда мужчина так красив и обаятелен, то было бы слишком требовать от богов, чтобы он был еще и богат. Кроме того, если верить слухам, то у нее с лихвой хватит денег на двоих.

– Да, – согласилась Хилма. – У нее хватит денег на обоих.

– А как он проницательно заметил, что в твоем свадебном платье должно быть немножко голубого... – Миссис Арнолл задумалась Не многие мужчины обратили бы внимание на такую деталь... во всяком случае, не случайный знакомый.

– Полагаю, что нет, – согласилась Хилма. Она была рада, что от нее требовалось только соглашаться, слегка меняя слова и интонацию, чтобы поддерживать разговор, и она могла предаться размышлениям о завтрашней встрече и о том, что скажет Роджеру сегодня вечером по телефону.

У нее было слишком мало информации, и ей следовало быть крайне осторожной, чтобы не сказать лишнего. В одном ей не надо было притворяться: от долгого хождения по магазинам у нее действительно так разболелась голова, что сегодня вечером она никого не сможет видеть.

– Бедный ребенок! – сочувственно воскликнула мать, когда она пожаловалась па головную боль. – Право, мне кажется, что я переношу всю эту суету гораздо лучше, чем ты. Но, разумеется, тебя это больше волнует. Я ведь только даю советы. А окончательный выбор приходится делать тебе. Но, ей-богу, Хилма, дорогая, я думаю, что ты очень удачно выбрала материю для свадебного платья.

Хилма, улыбнувшись, согласилась, а в душе с грустью подумала: неужели всем девушкам делается так тошно при одной мысли о свадебном платье?

– Я пойду позвоню Роджеру на случай, если он собирается сегодня приехать к нам, – сказала Хилма. – Было бы лучше, если бы сегодня никто не приходил.

– Позвони, дорогая. Он поймет. Ведь и вчера с вечера вы приехали поздно. Тебе лучше пораньше лечь спать. – И мать тактично вышла из комнаты, когда Хилма начала звонить Роджеру.

Набирая номер и дожидаясь, пока Роджер возьмет трубку, Хилма как бы снова переживала ту тревогу, которая охватила ее вчера при мысли о том, что ее брачные планы разрушатся. Но если она так волновалась, значит, она очень дорожит этим браком.

Это и естественно. Стоило только вспомнить роскошный дом Элтонов, чтобы осознать, как много значило для нее это замужество. Она размышляла о том, испытывает ли Бак к своему родовому поместью те же чувства, что и она, когда думает о будущем. Наверное, испытывает, раз ради этого готов...

– Хилма, дорогая моя! Это ты?

По голосу Роджера, она сразу поняла, что он приготовился униженно и долго извиняться за свои несправедливые подозрения. Ей стало ужасно неловко не только от того, что Роджер так искренне раскаивается, но и потому, что понимала, что не заслуживает его высокого мнения о ней.

– Да, я позвонила, чтобы спросить, собираешься ли ты...

– Да, моя дорогая! Я собирался. И не могу тебе передать, как я сожалею обо всем, что наговорил тебе вчера ночью и в чем подозревал. Хилма, дорогая, наверное, просто было поздно и я устал, очевидно, поэтому был таким подозрительным...

– Нет, Роджер, ты иначе и не мог реагировать. Пожалуйста, не вини себя, – с жаром сказала Хилма.

– О, нет. Я виню себя. Безусловно, виню. – У нее появилась странная мысль, что Роджер получает удовольствие от самобичевания. – Конечно, Вэйн мне все объяснил. Сказал, что не может допустить, чтобы на тебе лежала тень подозрения из-за твоего великодушия. Но, дорогая моя, я прихожу в ужас при мысли, что тебе пришлось обратиться лично к такому негодяю.

На мгновение она подумала, что он имеет в виду Бака. Но тут же поняла, что разговор перешел на Чарльза Мартина.

– Ну, ведь больше ничего не оставалось. – Она надеялась, что это прозвучало правильно.

– Бедная беспутная девчонка!

«Это, конечно, о несуществующей Лени», – подумала Хилма. И с удовольствием, которое мог оценить и понять только Бак, добавила несколько живописных подробностей:

– Что поделаешь, Роджер, она еще очень молода, просто прелестный подросток. Было бы ужасно допустить, чтобы какой-то негодяй испортил ей жизнь.

Пока она все это говорила, у нее возникло странное чувство, будто речь идет не о мифической Лени, а о ней самой, той неосторожной и порывистой двадцатилетней...

– Это очень великодушно с твоей стороны, моя дорогая. Ты отнеслась к ней с большим пониманием, – Роджер говорил слегка нравоучительно, как всегда, когда употреблял такие выражения.

– В любом случае, все это уже в прошлом. Ты, конечно, никому не расскажешь об этом? Так ведь.

– Моя дорогая Хилма! Как я могу?!

Она поняла, что он сказал это абсолютно искренне. Роджер безумно боялся оказаться замешанным в какие-либо дела и никогда бы не позволил себе даже неосторожное замечание по поводу доверенной ему тайны.

Она благодарно вздохнула и, отбросив свободной рукой волосы со лба, почувствовала, что от всех этих волнений у нее и в самом деле разболелась голова.

– Роджер. Не знаю, собирался ли ты приехать сегодня вечером...

– Собирался. Я чувствую, что должен лично принести тебе свои извинения, – твердо сказал Роджер.

– Нет, дорогой, пожалуйста, не беспокойся.

– Хилма, в этом нет никакого беспокойства. Я считаю своим долгом сделать это, ведь я был так не прав.

Хилма взяла себя в руки и абсолютно спокойным голосом повторила:

– Нет, дорогой, я не хочу, чтобы ты снова винил себя. Кроме того, я очень устала и у меня болит голова. Приезжай, пожалуйста, завтра, а сегодня я лучше пораньше лягу спать.

– Что ж, если ты себя плохо чувствуешь... тогда конечно.

– Да, – твердо сказала Хилма.

– Может быть, ты хочешь увидеться завтра днем? Мы могли бы...

– Нет, Роджер, давай вечером.

– Я думал, мы с тобой прокатимся за город, если день будет хорошим, как сегодня.

Хилме хотелось закричать, но она сохранила выдержку.

– Мне ужасно жаль, Роджер, но днем я не смогу. В любом случае, я буду дома к шести часам.

– Хорошо. Но ты действительно в порядке... ну, из-за... из-за вчерашней неприятности? – Для Роджера было выше его эмоциональных возможностей спросить, простила она его или нет.

– Вполне, – успокоила его Хилма. – Только обещай мне больше не беспокоиться об этом.

С некоторой неохотой Роджер пообещал, и Хилма смогла наконец повесить трубку.

Когда она по пути наверх в свою спальню проходила через холл, из другой комнаты вышла мать:

– Что он сказал?

– О, он извиня... – Хилма поймала себя на полуслове, спохватившись. Мать естественно ничего не знала об этой истории. – О чем, мама? – проговорила она неопределенно.

– О материи на твое подвенечное платье, разумеется. О чем же еще ты могла с ним так долго разговаривать?

– Ах, это! – улыбнулась Хнлма. – Я не сказала ему. Разве ты не знаешь, что это плохая примета обсуждать свое свадебное платье с женихом?

– Глупый ты ребенок. Плохая примета, если он увидит тебя в нем до свадьбы, а рассказывать ему о платье ты можешь сколько угодно.

– Язавтра расскажу ему, – сказала Хилма. – Времени будет достаточно.

И она пошла к себе в спальню.

Глава 10

На следующее утро, еще не открыв глаза, Хилма поняла, что день будет чудесным. Совсем другое пробуждение, чем накануне.

Она села в постели, улыбаясь от удовольствия при виде зимнего солнца, при мысли, что все ее беды наконец закончились, что днем она встречается с Баком.

Эта встреча будет чем-то вроде салюта в честь их успеха, взаимная благодарность за то, что с помощью друг друга они преодолели все трудности и были на пороге достижения своих заветных целей. У них, несомненно, был повод поздравить друг друга.

Хилма не удивлялась, что на этот раз все шло гладко: никаких вопросов дома, не надо было изобретать какие-то объяснения для матери...

На эту встречу он пришел первым, и, когда Хилма приблизилась к воротам, она увидела стоявший у обочины маленький обтекаемый черный «ягуар».

Когда она поравнялась с машиной, он вышел из нее, и Хилма обратила внимание, что он тоже улыбается и тоже в хорошем настроении.

– Милая. – Он чуть церемонно взял ее за руку – по-моему, сегодня мы встречаемся на гребне волны.

– Безусловно, – улыбнулась она в ответ. – Спасибо.

– Друг другу, – закончил он ее фразу.

– Что ж, пожалуй, так и есть, – с готовностью согласилась Хилма.

– Прошу. – Он открыл ей дверцу машины и заботливо подоткнул вокруг нее меховой коврик, прежде чем обойти автомобиль и сесть на водительское место. – Тепло?

– Замечательно, спасибо. Какой чудесный автомобильчик.

– Да. Часть нашего естественного образа жизни, – объяснил он.

– Ну, уж если хотите, то вашего образа жизни. У меня ничего подобного нет.

– Но будет, Милая.

– Нет, – сказала Хилма. – Не думаю. Просто не могу себе представить, что Роджер разрешит мне иметь собственный автомобиль. Конечно, я смогу, когда захочу, пользоваться «роллс-ройсом».

– Конечно, всегда можно будет обойтись «роллс-ройсом», – успокоил ее Бак, и они оба рассмеялись.

– А теперь расскажите мне обо всем по порядку, – попросила Хилма.

– О вчерашнем?

– Разумеется.

– Ладно, Милая. Роджер приехал ко мне очень рано, в крайне возбужденном состоянии. Мне было жаль его. Знаете, он очень хороший парень, – задумчиво заметил он. – Можно сказать, чересчур хороший для такой золотоволосой авантюристки, как вы.

– Бак, я не...

– Мы давно согласились, что это так, – предостерег он ее.

– Ладно, продолжайте.

– Он держался гораздо в большей степени джентльменом, чем смог бы я в такой ситуации. Мы долго ходили в разговоре вокруг да около, прежде чем перешли к волнующей нас теме. Я должен был построить разговор так, чтобы он не догадался, что я предупрежден. Он искренне корил себя за свои подозрения по отношению к такой милой девушке, какой вы кажетесь... В то время как один взгляд на вас должен был показать ему...

– Нет, – возразила сладким голосом Хилма. – Для этого он должен был обладать таким же изворотливым умом и руководствоваться теми же недостойными мотивами.

– Да, наверное, секрет в этом, – согласился Бак и улыбнулся, глядя вперед на дорогу. – Ладно, во всяком случае, мы наконец перешли к делу. И тут я льщу себя надеждой, что великолепно изобразил благородного парня, который не может позволить, чтобы кто-то был несправедливо обвинен.

– Да-а, – проговорила Хилма, – это, наверное, вам удалось с трудом.

– Наоборот, Милая, эту роль я сыграл блестяще. Мы, авантюристы, можем изобразить что угодно.

– Боюсь с вами спорить. – согласилась Хилма, и на ее щеке появилась лукавая ямочка.

– Я все объяснил ему насчет Лени... прелестной девушки с фамилией, свидетельствующей об ее австрийском происхождении, как вы это справедливо заметили. Он правильно понял, что это многое объясняет. Она неиспорченный ребенок... должен сказать, что я просто полюбил ее, пока описывал ее «шалости»... но она поступила неосторожно. Я не мог не поблагодарить судьбу за то, что она свела меня с вами...

– Бак, неужели вы действительно несли эту чушь?

– Более или менее. А почему нет? Она создавала идеальный фон последующего рассказа. Девушка, разумеется, доверилась вам, а не мне, и поскольку вы в прошлом были знакомы с Мартином, то отважно отправились к нему и потребовали назад глупые письма, которые написала ему моя кузина. О необыкновенной силе воздействия вашего характера, Милая, говорит тот факт, что он отдал их вам... А затем... это была мастерская деталь... вы отнесли их ее положительному и серьезному кузену.

– Вам?!

– Конечно мне. Вы уничтожили их у меня на глазах, но предложили мне в будущем внимательно следить за поведением моей маленькой любимой кузины.

– И какое впечатление произвело эго на вас? – мрачно поинтересовалась Хилма.

– На меня, Милая? Я был в ужасе, что такие вещи могут происходить буквально в том же доме, где я живу. Я отправил Лени в деревню.

Уверен, вы согласитесь со мной, что там ей и место.

– О, несомненно, – расхохоталась Хилма. – Неужели мой бедный Роджер проглотил все это, ни секунды ни в чем не усомнившись?

– Да. Но когда я излагал ему все это, все выглядело гораздо прозаичнее, – скромно признался Бак. – Я всего лишь наметил контуры, предоставив его воображению заполнить их.

– Ужасно стыдно, что так все получилось, правда? – Хилма закусила губу.

– Что мне пришлось столько врать ради вас?

– Нет. Что бедному Роджеру пришлось все это выслушать.

– Ну-у, Милая, что было бы, если бы мы рассказали ему правду?

– Да, понимаю, но от этого на душе лучше не становится. Мне иногда даже страшно подумать, что все это началось из-за одного моего глупого письма и нелепого, дурацкого порыва, который я даже не осуществила.

Он мрачно кивнул, и смех исчез из его глаз.

– Знаю. Я иногда спрашиваю себя, в какой момент перестаешь быть дураком и становишься негодяем.

Наступило молчание, во время которого он повел машину быстрее.

– Бак.

– Угу.

– Вы часто думаете об этом.

– Нет, Милая, очень редко. Большей частью я точно знаю, чего хочу и что именно я готов сделать, чтобы этого достичь.

– И теперь вы почти достигли того, к чему стремились?

– Почти достиг.

– И это... чудесное ощущение. Правда?

– Вы имеете в виду удовольствие или добродетель?

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Он засмеялся.

– Вам тоже знакомо это чувство! Да?

– Да, – задумчиво ответила Хилма. – Да, я вполне удовлетворена тем, как все складывается сейчас. Когда ты оказываешься на грани потерять что-то... важное, то начинаешь больше это ценить.

– Вы, конечно, очень перепугались из-за этого проклятого скарабея?

– Да, очень. Так же, как и вы из-за Алана Мурхауза. Ведь верно?

– Совершенно верно, Милая. Я увидел, как мое родовое поместье распадается и растворяется в воздухе из-за того, что я спрятал за портьерой хорошенькую взломщицу.

Она быстро взглянула на него и увидела, что он улыбается, хотя и делает вид, что занят только дорогой.

– Я надеюсь, вы не забудете, – серьезно проговорила Хилма, – что, к чести хорошенькой взломщицы, она впоследствии спасла вас от подозрений.

– Поверьте мне, Милая, я всегда буду это помнить, – заверил он ее, – даже когда превращусь в пожилого помещика в гетрах, я как-нибудь оглянусь вокруг на свое поместье и подумаю: «Если бы не Милая... это все теперь принадлежало бы кому-то чужому».

На мгновение Хилма замолчала, а когда потом заговорила, голос ее звучал мягко и ласково.

– Оно очень много значит для вас, Бак? Это поместье?

– Ну-у, моя дорогая, оно олицетворяет собой все, к чему я привык, – на этот раз он говорил абсолютно серьезно. – Я не знаю, насколько вы знакомы с сельской жизнью Англии... Она вас захватывает... и держит... особенно если до вас целые поколения ваших предков любили ее. Нелегко вырывать корни из родной почвы.

– И поэтому, когда у вас появился шанс, вы ухватились за него?

– Вот именно.

– Да, я думаю, что понимаю вас. Мне совершенно случайно рассказали... о... завещании вашего деда.

– И, наверное, добавили, что поэтому я и женюсь на Эвелин, чтобы заполучить ее деньги, – мрачно заметил он.

– Да нет, не совсем так. У той, которая мне это рассказывала, создалось впечатление, что это Эвелин выходит за вас замуж, чтобы, так сказать, завести себе поместье, а заодно и именитых предков.

– О! – Он довольно сдержанно усмехнулся. – Знаете, это не так все просто. По сути дела Эвелин и я прекрасно ладим. Никто из нас не страдает излишней сентиментальностью. Нам нравятся более или менее одни и те же вещи, и, грубо говоря, у каждого есть то, чего бы хотелось иметь другому. То есть – у меня есть поместье и именитые предки, у Эвелин – деньги, много денег.

– Да, могу себе представить. Полагаю, что многие счастливые браки основаны на более скромной основе, – медленно проговорила Хилма.

– Хочется так думать. Мне кажется, что она считает меня в меру привлекательным. Я думаю о ней то же самое. У нее нет этих смешных трогательных черточек или... – он резко замолчал и нахмурился. – Я не имею право это говорить. Во всяком случае, не должен никому этого говорить.

– Может быть, я знаю. Просто мы с вами в наших долгих разговорах отбросили словесную мишуру и дошли до голой неприглядной сути. Это получилось само собой. Наверное, в этом нет ничего плохого. По-моему, все началось с того, что мы не думали, что ещевстретимся, и поэтому были абсолютно откровенны, да и ситуация нашей первой встречи располагала к этому.

– Да, наверное, в этом все дело. – Он внезапно улыбнулся. – Смешно, как мы оба были уверены, что это наша единственная встреча. А потом наши судьбы переплелись самым фантастическим образом.

Хилма кивнула.

– Как вы сказали сегодня в начале нашей встречи, мы действительно обязаны друг другу за то, что привели все к благополучному финалу.

– Да, вышло все, я бы сказал, довольно приятно. Как вы считаете?

Она со смехом согласилась, а затем попросила его остановиться, и он сразу затормозил у обочины.

– Какое красивое место! – воскликнула она. Они оказались среди безлюдной местности.

По обе стороны дороги стояли почти голые деревья. Только кое-где на ветках трепетал одинокий сморщенный коричневый листок, выглядевший на фоне бледно-голубого неба как большая бабочка.

Алая лиана обвивала стволы деревьев. Ее экзотические изгибы резко подчеркивали строгость маленького светлого ручейка, который, перескакивая с камушка на камешек, журчал по корням деревьев и терялся под небольшим каменным мостом у входа в открывающуюся долину.

– Хотите выйти и немного пройтись? – Он улыбнулся, глядя на ее восторженность.

– Да, давайте пройдемся.

– А вы не замерзнете?

– Нет конечно. – Она уже открывала дверцу машины и минутой позже стояла на краю дороги, спускающейся к маленькому мосту.

Он взял ее за руку, и она почувствовала поддержку его сильной руки, когда он помогал ей спуститься по склону.

– Вот и пришли. Теперь можно постоять над потоком и посмотреть на бегущую воду.

– Красиво, правда? – Хилма облокотилась на замшелый каменный парапет, он тоже.

– Да, красиво. Он очень торопится, этот ручеек.

– Угу. И все-таки невозможно представить, что он когда-то достигнет моря.

– Чепуха, милая, – насмешливо произнес он. – Сегодня вам ничего не должно казаться невозможным. Особенно после того, что мы с вами преодолели...

Она улыбнулась.

– Да, сегодня поистине наш день.

– Безусловно.

– Наверное, у вас сейчас такое же чувство, как и у меня: больше ничего плохого не случится. Вот раньше у меня этого ощущения не было... Постоянно была какая-то тревога, все время казалось, случится что-то такое, после чего все пойдет наперекосяк, хотя я не могла объяснить себе, в чем дело.

– А дело было в скарабее, – смеясь, предположил он.

– Казалось, столько было всего, что кардинальным образом могло все изменить... Но, конечно, скарабей был последней каплей.

– Но теперь ведь все закончилось?

Что-то в его вопросе насторожило ее, и она поспешила подтвердить:

– Теперь все это закончилось удачно.

– Да, – легко согласился он. – Началось все со взаимного недоверия из-за сломанного замка, а заканчивается очень приятно: взаимными поздравлениями на фоне чудесного зимнего пейзажа.

Хилма внимательно наблюдала за движением листка в ручейке, затем, оторвавшись, сказала:

– Что касается меня, то я искренне поздравляю вас. Я действительно надеюсь, что вы будете по-настоящему счастливы с Эвелин.

– Спасибо, Милая. Я тоже надеюсь, что вы будете очень счастливы со своим Роджером.

– О, конечно, я буду счастлива, – поспешно проговорила Хилма. – Я не говорила вам, но некоторое время назад я была в гостях у друзей Роджера. Приятные, очень симпатичные люди. Они живут так, как, я уверена, будем жить и мы с Роджером. У них двое чудесных детей... красивый дом... изумительный сад...

– То есть все, о чем вы мечтаете, да, Милая? Она не ответила.

– Полагаю, что где-то похожее будет и у меня, если повезет. Чудесные дети... красивый дом, изумительный сад и мое поместье...

Она продолжала молчать.

Они долго смотрели на бегущую воду, и вдруг он очень тихо, но решительно проговорил:

– Дорогая моя, ничего не выйдет. Я просто не могу этого сделать.

– Чего?.. Что вы хотите этим сказать? – прошептала она и вдруг почувствовала, что должна прислониться к каменному парапету, иначе просто упадет.

– Милая, – начал он, – я хочу этим сказать именно то, о чем говорило только что ваше молчание, когда вы не ответили на мой вопрос. Я хочу сказать, что не нужен мне дом, если это не наш с вами дом... и сад не нужен, если это не наш сад, и самое главное, невозможно мечтать о детях, если это не наши с вами дети. Мне не нужны дети от другой женщины! Это начало и конец нашей истории. Я не могу поверить, что вы сможете заставить себя иметь сына от другого мужчины, а не от меня! – Он говорил очень взволнованно, его голос звучал почти громко.