Текст книги "Сердце мужчины"

Автор книги: Мэри Берчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Да. – В ее голосе прозвучал легкий вызов.

– Есть какие-нибудь объяснения этому? – поинтересовался он. – Какое-нибудь оправдание?

– Да, – медленно проговорила она. – Видите ли, я уже знакома с той жизнью, которой вы стремитесь избежать, но, как и вы, знавала и другую. Я хорошо знаю, как трудно создавать преуспевающий вид, когда для этого нет никаких оснований. Видеть, как постепенно вас перестают узнавать знакомые и друзья, которым вы становитесь безразличны, быть свидетелем, как в хорошие и добрые семейные отношения проникает горечь и они постепенно рушатся под тяжестью неоплаченных счетов и надвигающейся бедности. После того как я испытала все это, я не выйду замуж за необеспеченного человека, даже если он будет красив, как Аполлон, и обладать характером ангела.

– Да, это было бы очень несправедливо, – подтвердил он. – Ваша жизнь превратилась бы просто в пытку.

Хилма сердито фыркнула:

– Вам, конечно, это кажется довольно забавным, не так ли?

– Нет, дорогая моя. – Он стал совершенно серьезным. – Я не считаю это забавным. Я считаю все это очень грустным. В конце концов, вы уже испытали все это. Я же только увидел тень моего будущего и решительно отступил.

– Позвольте заметить вам, что вы поступили совершенно правильно. Во всем этом гораздо больше горечи и безысходности, чем вы можете себе вообразить. – Она снова зло рассмеялась, словно устыдилась, что говорила с таким чувством.

– Итак, вы собираетесь выйти замуж за вполне приятного и хорошо обеспеченного человека, умеющего ценить красоту. Поэтому он не может не видеть, что у его будущей жены самые красивые волосы и самые прекрасные глаза во всем Лондоне.

На этот раз ее смех прозвучал не так натянуто.

– Я не думаю, что он именно так формулирует свои чувства. Он считает, что я буду хорошей женой и матерью, отличной устроительницей приемов и хозяйкой его дома, расположенного на... Ладно, пожалуй, где он расположен, я говорить не буду.

– Не стоит, – согласился он. – В конце концов, мы же с вами стараемся избежать всего, что может помочь нам больше узнать друг о друге. А вы... вам хочется играть эту роль?

– Да, с удовольствием. Я рада, что смогу бывать в опере, когда захочу... в театрах, концертах, на художественных выставках. Всегда красиво одеваться и не считать, что пришел конец света, когда что-то случилось с твоим единственным платьем. Вкусно есть и пить... не потому, что я обжора, чревоугодница, а потому, что в совершенстве есть нечто утоляющее голод души. Путешествовать первым классом, ездить на континент, когда здесь плохая погода. И при этом ломать голову лишь над тем – лететь самолетом или плыть на роскошном лайнере, когда захочется посетить места, которые сейчас я знаю только по названию.

– Да, Милая, я понимаю. – Его темные глаза смотрели на нее почти сурово. Он видел розовые пятна на ее щеках, тревожный блеск ее голубых глаз, нервные движения рук, когда она легкими жестами сопровождала свою темпераментную речь.

– Почему вы так внимательно разглядываете меня? – спросила она. – Вы считаете меня очень корыстной женщиной? Но разве она заслуживает большего осуждения, чем корыстный мужчина?

– Нет, дорогая, просто я подумал, что настало время добыть ваше письмо. Все эти поездки за границу и вообще красивая жизнь, как я понимаю, в прямой зависимости от этого.

– Да, конечно... – Она встала из-за стола, отодвинув назад стул. – Вы были очень добры ко мне.

– Нет, подождите, не начинайте прощальных речей. Еще не все... – произнес он.

– Конечно, нет, – она нервно хихикнула.

– Нам неплохо бы удостовериться, горит ли наверху свет, – сказал он удивительно мягко, заметив ее напряжение. – Давайте вернемся в ту комнату и посмотрим.

Его рука сжала ее холодные пальцы, и они вместе вошли в комнату. Она машинально потянулась к выключателю, но он остановил ее.

– Было бы лучше, чтобы никто не видел свет из этого окна, пока мы не закончим наш поиск.

У нее замерло сердце при мысли, что она могла забыть о такой элементарной предосторожности.

– Впрочем, вы не должны бояться.

– Я и не боюсь, ну, может быть, чуть-чуть.

– Бояться нет причины, – продолжал он, – потому что за письмом пойду я.

– Вы не пойдете!

Она быстро обернулась и протянула к нему руки, словно решив, что он сию минуту кинется к окну и его надо немедленно остановить.

– Думаю, что вам не удастся отговорить меня.

– Я не позволю вам. Не позволю! – Ее руки уперлись ему в грудь. И он, чтобы успокоить ее, обнял за плечи. – Это мое дело. Я не могу допустить, чтобы вы рисковали из-за меня.

Он мягко рассмеялся.

– Ваше сердце всегда бьется так сильно?

– Мое сердце? Откуда вы знаете, как оно бьется?

– Потому что, дорогая, мои руки чувствуют его.

– Оно бьется не сильнее вашего, – решительно запротестовала она.

– Моего? Но у меня вообще нет сердца, – ответил он насмешливо.

– Есть. Я его ощущаю. – И она провела пальцами по его груди.

– Не следует этого делать, иначе я вас поцелую, – тихо сказал он.

Теперь уже совершенно намеренно Хилма снова шевельнула рукой, и в следующее мгновение его губы прижались к ее в долгом и страстном поцелуе, а потом очень легко коснулись ее шеи. У нее не было сил сопротивляться, да она вовсе и не хотела этого.

– Ах, Милая! – Он глубоко вздохнул. – Как жаль, что при всем своем практицизме мы сохранили какие-то принципы.

– Почему же жаль? – прошептала она.

– Потому что, не будь у нас с вами этих принципов, вы бы остались со мной на всю ночь.

... Она уже лежала в его объятиях, ощущая их силу и нежность, когда резкий стук в дверь неожиданно взорвал напряженную тишину ночи...

Глава 2

– В чем дело? – Ее испуганный шепот, казалось, пронзил темноту.

– Молчите! – Он сказал это тихо, но твердо, продолжая прижимать ее к себе.

Через несколько мгновений стук повторился и на этот раз сопровождался трелью электрического звонка.

– Я должен открыть, – коротко сказал он – Только тот, кто знает, что я дома, может так настойчиво звонить среди ночи. Спрячьтесь за портьеру. Мы не можем допустить, чтобы любопытство человека, стоящего за дверью, перешло все разумные границы.

Но тот, кто за дверью, подумает, что вас нет дома и уйдет. – Она в ужасе прижалась к нему.

– Нет. Дежурный в холле скажет, что я дома. Он почти затолкал ее за портьеру, включил свет и вышел в прихожую как раз в тот момент, когда постучали в третий раз.

Хилма вжалась в угол окна, стараясь стоять абсолютно неподвижно. Однако машинально успела заметить, что в окне квартиры наверху все еще горит свет.

Она не могла разобрать голоса в прихожей, но кто бы ни был этот гость, хозяин квартиры явно не мог избавиться от него. Минуту-две спустя она услышала, как голос, так хорошо теперь ей знакомый, произнес:

Что ж, пройдите сюда, пожалуйста. Я расскажу все, что знаю, но боюсь, что мало чем смогу быть вам полезен.

«Он, наверное, сошел с ума», – подумала Хилма. Она вдруг вспомнила, что столик в соседней комнате накрыт на двоих!

– Присаживайтесь, сержант. Сигарету? «Сержант? Значит, это полиция?»

Сердце Хилмы билось сильными толчками, отдаваясь в горле.

Судя по доносившимся звукам, посетитель расположился в кресле, но от сигареты отказался. Она не осмеливалась подглядеть в щелочку занавеса, но от этого, казалось, ее слух только обострился.

Да, сэр, очень неприятное дело. В этом подъезде убит некий джентльмен из верхней квартиры, расположенной как раз над вами.

На мгновение Хилма подумала, что потеряет сознание и выпадет из своего укрытия в комнату.

Так вот оно что! Все это время Чарльз был мертв! И свет в квартире подтверждал сей факт. Значит, что кто-то до нее проник в квартиру по пожарной лестнице. Она содрогнулась и посмотрела в окно на неясные очертания ступенек. Her, это просто разыгралось ее возбужденное воображение. Вероятнее всего, что тот, кто сделал это, смело вошел в дверь. А может быть, это вообще не убийство?

Именно это обсуждалось сейчас в комнате.

– Вы считаете, что это убийство? – спрашивал вежливый озабоченный голос хозяина. – А может быть, самоубийство?

– Нет, сэр, это не самоубийство, если только покойный джентльмен не был «человеком-змеей». Обычному человеку трудно заколоть себя между лопатками.

– Да, наверное. Его фамилия Мартин?

– Да, сэр. Его личность подтвердил привратник. Но мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

– Разумеется.

– Могу я узнать, сэр, вы были знакомы с этим джентльменом?

– Нет, совсем не знаком. Я знал его в лицо и, наверное, не более того, что мог узнать любой посторонний наблюдатель.

– Например?

– Ну, что он часто уходил куда-то ночью, часто принимал у себя гостей и, как правило, всегда уезжал на уик-энды.

– Как вам удалось собрать эти сведения, сэр?

– Просто из элементарных наблюдений. Мне хорошо были слышны шаги в его квартире. Я всегда знал, когда у него собирались гости, тем более что вечеринки у него обычно довольно шумные. А когда в течение вечера сверху не доносилось ни звука, я с удовольствием отмечал, что его нет дома. Уверен, что все это вам может рассказать и привратник. Ничего из того, чего бы не знали другие, мне о нем не-известно.

– Но вы сказали, что в вашей квартире было довольно хорошо слышно, что делается наверху.

– Да. Разумеется, не отдельные шаги, но если шагов и шума много...

– Вот именно, сэр. Или если бы, например, что-то тяжелое упало на пол... осмелюсь предположить, вы бы услышали.

Наступила пауза.

– Да, думаю, услышал бы. Если, конечно, в это время в квартире нет еще каких-то шумов.

– Совершенно верно. Вы весь вечер были дома, сэр?

– Примерно с восьми часов.

– Один?

Легкая пауза.

– Это имеет значение?

– Я только подумал, сэр, что если вы в это время не разговаривали с кем-то, то скорее услышали бы.

– Понимаю. Да, один.

– Прошу прощения, сэр, но когда я проходил, мимо столовой, дверь была открыта, и мне показалось, что ужин накрыт на двоих.

Хилма не могла точно сказать, вслух она ахнула или про себя. Но прежде чем последовал ответ, в разговор вмешался третий голос. Он принадлежал соседу, неизвестно когда появившемуся.

– Послушай, старина, – обратился он к хозяину квартиры, – ну и история. О, вы здесь, сержант? Похоже, что это убийство, и я не удивляюсь. Я только что говорил сержанту, что этот Мартин вел довольно разгульную жизнь. Куча подружек, на которых он еще и зарабатывал... Если хотите знать мое мнение...

– Извините меня, сэр, но я сейчас занят допросом этого джентльмена и должен просить вас не мешать мне.

– О да, конечно. Я только имел в виду...

Но сержант уже отвернулся от него, казалось, что его осенила какая-то мысль.

– Полагаю, что это окно выходит прямо на пожарную лестницу? Если не возражаете...

– Минутку. – Голос прозвучал довольно резко. – Послушайте, сержант, есть нечто деликатного свойства, что я должен вам объяснить... – Небольшая пауза была сделана, чтобы дать возможность соседу удалиться. Если так, то маневр не удался: звука закрывающейся двери не последовало...

– Да, сэр? – Голос сержанта звучал вполне доброжелательно.

– Боюсь, что был не совсем искренен, когда сказал, что был один. На самом деле я ужинал не один... со мой был друг... женщина. Понимаете?

– Разумеется, сэр. Полагаю, что это ее накидка висит в соседней комнате на спинке стула?

– Поздравляю вас, вы удивительно наблюдательны.

– Это входит в нашу работу, сэр, – невозмутимо ответил сержант.

– Конечно. Но я полагаю, что в вашу работу входит также и понимание того, что не всегда хочется объявлять всем о присутствии гостьи на ужине... особенно в столь поздний час.

– Да, несколько неловко для женатого человека.

– Пока еще только помолвленного.

– Понимаю. Но и вы поймите, сэр, что в мои обязанности входит расспросить всех, оказавшихся здесь, а не только постоянных жильцов. Могу предположить, что леди находится за этими портьерами. Боюсь, что ей следует выйти и дать мне возможность поговорить с ней.

Хилма отодвинула занавеси и вошла в комнату. Она была несколько бледна, но удивительно спокойна.

Трудно было представить себе что-либо более унизительное, чем встретиться при таких обстоятельствах лицом к лицу с полицейским сержантом, хозяином квартиры и потрясенным свидетелем-соседом. Конечно, ей не следовало попадать в такую историю...

Но здравый смысл подсказывал, что выхода у нее не было. Самое большее через две секунды полицейский обнаружил бы ее съежившуюся за портьерой у окна, выходящего на пожарную лестницу, которая ведет прямо в квартиру убитого. Положение было не из завидных. Однако оно еще более усугубится, если появится хоть намек на то, что они пытаются скрыть не только совместный ужин.

– Добрый вечер, мадам. Сожалею, что вынужден был побеспокоить вас.

Сержант также держался на редкость спокойно. Можно было подумать, что он привык разговаривать со свидетелями, которые прячутся по углам. Но казалось, он не хотел обращать внимания на этот эпизод и, обернувшись к все еще находившемуся здесь соседу, сказал:

– Нам сейчас очень важно, сэр, чтобы все находились в своих квартирах. Может быть, не откажетесь вернуться к себе?

Мужчина направился к двери, окинув хозяина квартиры откровенно презрительным взглядом.

– А теперь я хотел бы знать ваше имя и адрес, – сказал сержант, принимаясь за работу.

– Могу я написать их? – Она понимала, что это выглядит странно, но в ее голове засела мысль: вся эта история не должна выйти за стены этой квартиры.

Не говоря ни слова, сержант протянул ей листок из своей записной книжки и не выказал никакого удивления.

– В котором часу вы прибыли сюда?

– Около 10. 30 – 10. 45.

– Когда входили, вы видели привратника? Настала еще одна напряженная пауза, затем хозяин квартиры с легким огорчением проговорил:

– Боюсь, дорогая, что нам лучше быть абсолютно откровенными с сержантом.

– Хорошо, – прошептала она, еще не понимая, что может дать эта откровенность.

– Видите ли, сержант, – начал он с великолепным видом смущения, – есть один деликатный момент. Дело в том, что джентльмен, который только что вышел, мой сосед, – двоюродный брат моей нареченной. Естественно, я не хотел, чтобы он увидел мою гостью, поэтому попросил ее воспользоваться... пожарной лестницей, а не холлом и лифтом...

Лицо сержанта стало еще более невозмутимым.

– Вы не очень хорошо знакомы с этой леди, сэр, не так ли?

– Что дает вам основания так думать, сержант?

– Очевидный факт, что вы даже не знаете ее имени. Она предпочла написать его для меня, хотя в комнате, кроме вас, никого не было.

– Что ж. – Он снова раздраженно усмехнулся. – Но мужчине не обязательно спрашивать имя девушки, с которой он намеревается провести вечер.

– Возможно, что и так, сэр, но... надеюсь, вы понимаете, что я должен задать этот вопрос: вы абсолютно уверены в том, что леди попала в вашу квартиру снизу, а не сверху?

– Вне всяких сомнений.

Хилма была поражена уверенностью его слов. Откуда такая уверенность? Неужели в нем не зародилось никаких сомнений на ее счет? Ситуация была более чем странная.

Возможно, сержант также нашел ее необычной, потому что осторожно спросил:

– А почему вы так уверены в этом?

– Потому что я наблюдал за тем, как она поднималась сюда. Мы договорились... о времени ее прихода, что я буду ждать ее у окна сразу после того, как часы на церкви пробьют половину одиннадцатого. Все так и было. Я следил за тем, как она поднималась снизу. Кстати, в квартире мистера Мартина горел свет, а в связи с тем, что вы там обнаружили, полагаю, что горит и сейчас. Моя гостья вряд ли могла вылезти из освещенного окна, не рискуя быть замеченной.

– Спасибо, сэр. Вы говорите, что в 10. 30 в окне наверху горел свет?

– Да.

– Вы подтверждаете это, мадам?

– Да. Я обратила на это внимание, потому что... потому что свет облегчил мне мою задачу: он усиливал темноту на лестнице.

– Понимаю. И ни один из вас не слышал в течение вечера какого-нибудь подозрительного шума наверху?

– Нет, – разом ответили они, и на лице сержанта появилось выражение, говорившее: «наверное, слишком были заняты».

Хилма с грустью подумала, что с невероятной быстротой превращается в особу с весьма сомнительной репутацией. Но в данной ситуации это было лучше, чем признание в том, что она лезла по пожарной лестнице именно в квартиру убитого...

Сержант уже просматривал свои записи и, казалось, подошел к концу своего допроса.

– Думаю, на данный момент все, – как бы подытожил сержант, закрывая блокнот. – Я должен попросить вас еще полчаса никуда не уходить, пока мы не закончим предварительный опрос всех жильцов.

– Хорошо.

Когда он уже повернулся уходить, Хилма нашла в себе мужество спросить:

– Скажите, сержант, моя семья непременно узнает об этом? Вы понимаете, что я... что будет, если ей это станет известно.

– Да, конечно. – Сержант внимательно и серьезно посмотрел на нее. – Пока я не могу ничего вам ответить, мадам, потому что, сами понимаете, это зависит от того, как быстро пойдет расследование. Но можете быть уверены, что мы не стремимся доставлять неприятности, если этого можно избежать.

– Я вижу. Спасибо. Конечно, я понимаю, что вся эта ситуация производит на вас странное впечатление. Яимею в виду... странное стечение обстоятельств...

– Осмелюсь заметить, что это не единственная странная вещь, произошедшая в этом доме, – сухо ответил сержант перед тем, как окончательно удалиться.

После его ухода воцарилось молчание. Хилма первая нарушила его:

– Я очень, очень сожалею. Не знаю, что и сказать вам.

– Моя дорогая, но это вряд ли ваша вина.

– Нет, моя. Я вломилась к вам. Пусть не намеренно, но я влезла в вашу квартиру и навлекла на вас все эти неприятности.

– Но это я настоял на том, чтобы вы остались поужинать со мной.

– Да, но вам не пришлось меня долго уговаривать.

– Да, Милая, – с улыбкой сказал он. – Но, как мне помнится, вы все-таки пытались возражать, и я ужасно боялся, что вы скажете «нет».

Она с огорчением посмотрела на него, потом тоже слегка улыбнулась.

– Нам просто не повезло. – Он пожал плечами. – Но по крайней мере, этим разрешилась проблема письма.

– О! – Внезапный испуг появился на ее лице. – Что теперь с ним будет?

– Я полагаю, что полиция заберет все письма этого джентльмена, но, как правило, подобные письма подписываются только именем, не так ли?

– Да. Но у меня необычное имя.

– Какой-нибудь адрес есть на письме?

– Нет.

– И на нем стоит дата пятилетней давности?

Она кивнула. И вдруг лицо ее озарилось:

– О Боже! Как я могла забыть это... оно подписано шутливым прозвищем, которым меня все тогда звали, а не моим настоящим именем.

Он улыбнулся.

– И все-таки вы боялись, что ваш жених увидит письмо?

– Он тоже знает это прозвище. А кроме того, он узнал бы мой почерк.

– Милая, а вам не кажется, что вы поступили довольно опрометчиво, предоставив нашему другу сержанту образец вашего почерка?

Она почувствовала, что он огорчен тем, что даже в такой ситуации она не захотела открыть ему свое имя.

– Нет. Янаписала все печатными буквами. Ее сообразительность позабавила его.

– Разумеется, чтобы было разборчивее?

– Совершенно верно, – улыбнулась она в ответ.

– Так что теперь нет никаких оснований опасаться, что полиция может связать это злополучное письмо с вами?

– Абсолютно никаких.

– Что ж, тогда, моя дорогая, вы можете чувствовать себя свободной от шантажа. Ятолько надеюсь, – мрачно добавил он, – что нас не коснется другое подозрение.

– Вы думаете, это возможно?

– Да нет, не думаю. Просто очень жаль, что пришлось воспользоваться пожарной лестницей. Вот и все.

Хилма подошла к нему и почти робко коснулась его руки.

– Вы ведь правда не подумали... даже ни минуты не сомневались, что я могу иметь к этому какое-то отношение?

Он поднес ее руку к своим губам.

– Нет, Милая. Такая недостойная мысль даже не пришла мне в голову.

– А могла прийти.

– Нет, у меня ведь кроме слепой веры есть еще и здравый смысл. – В глазах его запрыгали чертики. – Если бы вы убили кого-то наверху, вряд ли бы полезли на обратном пути в другую квартиру, чтобы взломать еще чье-то письменное бюро.

Она засмеялась.

– Думаю, что нет. – Лицо ее стало серьезным. – Но мы с вами упустили самый неприятный момент в этой истории, – воскликнула она. – Этот ваш сосед действительно двоюродный брат вашей невесты?

– Да.

– И что теперь он сделает?

– Ну, по крайней мере, он не шантажист.

– Но он был крайне возмущен... шокирован тем, что увидел. Это буквально было написано на его лице. Он может решить, что его долг рассказать об этом вашей невесте.

– Может быть.

– Но этого нельзя допустить. Вы должны разрешить мне все ему объяснить.

– Что вы сможете ему объяснить? Что влезли в мою квартиру по ошибке, потому что намеревались заполучить письмо, которым вас собирался шантажировать убитый? О нет, дорогая, такую историю вам рассказывать нельзя.

– Но, может быть, не совсем такую...

– Послушайте. Вам вообще ничего не надо рассказывать. Дело в том, что он утром улетает в Америку, если только сегодняшняя история ему не помешает. Тогда опасность того, что он расскажет об этом" Эв... или еще кому-нибудь, отпадает.

– Вы уверены?

– Совершенно уверен.

– Но он может написать, – запротестовала она. Тревожное выражение не сходило с ее лица.

Он покачал головой.

– О, нет. Я его немного знаю. Он может проболтаться случайно, в разговоре, но он не такой человек, чтобы специально сообщать об этом в письме.

Однако она не успокоилась. И только когда он нежно накрыл ее руку, лежавшую у него на рукаве, своей рукой, она тихо вздохнула, и, казалось, напряжение спало.

– Значит, вы думаете, что мы можем считать себя в безопасности? – Она провела свободной рукой по лбу. – По-моему, полагать такое после всего случившегося по меньшей мере легкомысленно.

Но, прежде чем он успел ответить, стук в дверь возвестил о возвращении сержанта.

– Оставайтесь здесь. Я открою.

Она осталась стоять посередине ярко освещенной комнаты, растерянно оглядываясь по сторонам...

Прямо перед ней стояло письменное бюро с выломанным замком – свидетельство ее неудачной попытки взлома: в дальней комнате, на столе – остатки ужина, который проходил при таких необычных, даже романтических, обстоятельствах. Из прихожей доносился голос сержанта, разговаривавшего с хозяином квартиры.

Если бы не все эти неоспоримые факты, она вполне могла предположить, что все приключения этой ночи ей просто приснились. Но это был не сон. Все это произошло на самом деле и неизвестно, чем все это еще могло кончиться.

Она услышала слова сержанта:

– Ладно, спокойной ночи, сэр.

И входная дверь захлопнулась. Несмотря на усталость, она выбежала в прихожую.

– Ну, что? – нетерпеливо спросила она. Он улыбнулся.

– Я думаю, что получил подтверждение относительно нашей безопасности. Сержант сказал, что вы можете отправляться домой. Был врач, и у него нет сомнений, что мистер Мартин мертв не менее двадцати четырех часов. Это фактически делает вас непричастной к этой истории.

– О! – Она испустила вздох облегчения и прислонилась к дверному косяку.

Минуту они молчали, потом она неуверенно спросила:

– Значит, я могу ехать домой?

– Да, Милая, вы можете ехать домой.

Он принес из комнаты ее накидку и помог надеть, застегнув ей пряжку, как ребенку.

«Вот и все», – подумала Хилма, и сердце ее сжалось.

– Вам больше нечего бояться, – мягко произнес он, увидев печаль в ее глазах.

– Да, да, конечно, я знаю, – поспешно ответила она.

– Могу я проводить вас и вызвать такси? Она покачала головой.

– Нет, благодарю вас, я попрошу привратника.

– Но мне самому хотелось бы это сделать. – В его глазах отразилась душевная боль.

– Нет, нет, – поспешно сказала она. – Давайте попрощаемся здесь.

Он едва заметно кивнул.

– Надеюсь, вы понимаете, как я вам благодарна.

– За что, дорогая? – Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. – В конце концов, я даже не забрал письмо.

– Но ведь вы бы сделали это. Вы собирались... хотели сделать это... для меня.

– Очень хотел.

– Как вы считаете, – едва слышно спросила она, – будет очень глупо, если я вас поцелую?

– Яполагаю, – мягко возразил он, – что за сегодняшний вечер мы с вами наделали столько глупостей, что еще одна ничего не изменит.

Он очень нежно взял ее лицо в свои ладони. Выдержка окончательно покинула Хилму, и она обняла его за шею.

– Прощайте, – проговорила она, – прощайте, мой дорогой, обаятельный незнакомец.

Она отшатнулась от него, рывком открыла дверь и побежала к лифту.

Внизу, в холле, привратник вызвал ей по телефону такси, и, пока она стояла в ожидании, меланхолически заметил:

– Ужасное дело это убийство. А как вы считаете?

Хилма рассеянно согласилась. На какой-то момент у нее возникло острое желание спросить его фамилию джентльмена, живущего в 411 квартире, но она поймала себя на мысли, что не должна этого делать: у него ведь нет возможности что-либо узнать о пей, значит, с ее стороны это было бы нечестно

А кроме того, зачем? Что это ей даст?

Все закончилось, как спетая песня.

Ее мысли были прерваны подъехавшим такси. Она поспешно попрощалась с привратником и назвала водителю свой адрес...