Текст книги "Сердце мужчины"
Автор книги: Мэри Берчелл
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 5
В середине следующего дня появилась Барбара, как всегда, очень хорошенькая и модная в своем брючном костюме сливового цвета.
– Привет, – весело сказала она. – Я пришла обсудить вчерашний вечер.
Это была одна из привычек Барбары. Она любила проводить подробное разбирательство того, что ей особенно понравилось.
– Правда, Хилма, было очень весело? Тетя Сесили, вы себе представить не можете, как все было замечательно. Разве ты не рада, что я заставила вас с Роджером пойти на этот вечер?
Она поворачивала голову то к одной, то к другой, задавая вопросы и сама комментируя ответы.
– Хилма выглядела очаровательно. Ты, Хилма, была такая изысканная и романтическая. Да, да, Хилма. И платье было прелестное. Надеюсь, оно не совсем испорчено?
– Как, ты испортила платье? – огорчилась миссис Арнолл.
– Нет, мама, ничего серьезного, с ним все в порядке.
– Я, кажется, допустила ошибку, – жизнерадостно продолжала щебетать Барбара. – Хилма, наверное, не собиралась говорить вам об этом, тетя Сесили. Конечно, матерям такие вещи не рассказывают. Какими бы добрыми они ни были, а вы очень добрая, тетя Сесили, подобные вещи их всегда огорчают. Если подумать, я бы тоже не рассказала своей матери об этом. Но когда ты замужем, все по-другому. Тогда, если ты испортишь какую-нибудь вещь, только сама и переживаешь. Когда ты будешь женой Роджера, все так и будет, – заверила она Хилму. – Он принадлежит к тому типу людей, которым нравится дарить подарки и делать приятное. Начинай сразу приучать его к тому, чтобы он делал так, как удобно тебе. У меня с Джимом никаких проблем. Он не меньше меня заинтересован в том, чтобы его жена всегда хорошо выглядела и была модно одета. – Барбара весело рассмеялась. . – Ты уверена, что не испортила платье? – не успокаивалась миссис Арнолл, будучи не в силах так легко перестать думать об этом. – Оно порвано? Или ты на него что-то пролила?
– Оно слегка порвалось по шву. Совсем немножко... ничего страшного.
– А где именно, в каком месте?
– У талии, где складочки. Служительница в туалетной зашила его совершенно незаметно. Не стоит об этом беспокоиться, мама, – торопливо объяснила Хилма. Ей было очень неприятно так откровенно лгать матери и видеть ее огорчение.
– Ну ладно, если ты уверена...
– Да, мама, совершенно уверена.
– Там были такие интересные люди, – продолжала Барбара, решив, что уже вполне достаточно обсуждать испорченное платье. – Граф Карборо и графиня Джулия Фокс. Потрясающе! Она снова блондинка. И Эдвард Мэйн. Говорят, что камера не лжет, но должна заметить, что в жизни он выглядит на десять лет старше, чем на экране. Потом там был сэр Майлс с женой. Она такая нервная, сухопарая, правда, еще и сейчас видно, что когда-то была красавицей. Да, еще Эвелин Мурхауз! Знаете, дочь банкира Мурхауза. Кстати, нас с Роджером с ней познакомили. Дай вспомнить, почему тебя не познакомили с ней,
Хилма. Ах да, это было как раз, когда ты приводила в порядок платье. Ты знаешь, она очень привлекательная. Недавно было объявлено о ее помолвке. Я забыла с кем, по-моему, с кем-то из малоизвестных. Впрочем, такая богатая, как она, может себе позволить выйти замуж по любви. А он получает богатую и обаятельную жену. Вот кому повезло!
– Барбара, Барбара! Не будешь же ты отрицать, что сама вышла замуж иначе? – мягко проговорила Хилма, и ее улыбка получилась не очень дружеской.
– Ну, конечно, нет, – поспешно согласилась Барбара. – Я всегда говорю Джиму, что, если бы он был на тысячу фунтов в год беднее, ему бы не досталось места на корабле. В конце концов, надо знать свой предел, ниже которого опускаться нельзя.
– Моя дорогая, такие вещи не говорят вслух, это просто неприлично, – возмутилась миссис Арнолл.
«Мама правильно ответила ей», – подумала Хилма.
– А я говорю! – задорно ответила Барбара. Взволнованная рассуждениями племянницы, миссис Арнолл прекратила этот спор.
– Хилма, ты можешь приехать к нам в воскресенье днем? Соберется приятная компания, и мы все поедем на коктейль к Бернторнам. Нам бы очень хотелось, чтобы вы с Роджером тоже были.
Барбара не кривила душой. Она была доброй и сердечной женщиной. Ей доставляло истинное удовольствие привлекать свою кузину к участию во всевозможных развлечениях. Она знала, как у Арноллов изменились обстоятельства, и была в числе тех немногих, чьи привязанность и дружба не охладели.
Хилма всегда с удовольствием принимала ее приглашения, но на этот раз покачала головой.
– Очень сожалею, но боюсь, что в воскресенье я не смогу.
– Ты куда-нибудь идешь с Роджером?
– Нет, я не иду с Роджером.
– О! – Барбара уставилась на Хилму с нескрываемым любопытством.
Она всегда рассказывала о своих делах и была совершенно не в состоянии понять, почему другие не так откровенны. Но, так как ее вопросительный взгляд не вызвал Хилму на откровенность, она после паузы сказала:
– Ну, неважно. Все-таки мне жаль, что тебя не будет. Придет та самая Мурхауз со своим женихом. Ты могла бы с ней познакомиться.
– Ты хочешь сказать, что они будут у тебя? – Хилма не могла скрыть удивления.
– О нет, не у нас, они придут на коктейль к Бернторнам.
– Понимаю, – протянула Хилма, не в силах скрыть своего разочарования.
«О Боже, неужели он пойдет на этот дурацкий коктейль и не придет на встречу со мной? Нет, он не должен так поступить. Он, конечно, придет, просто пробудет со мной совсем недолго, мы едва перекинемся парой слов, потом извинится и уйдет. Наверняка так и будет. Ведь ему еще надо будет вернуться в город, заехать за Эвелин и отвезти ее к Бернторнам. Как глупо было с моей стороны предлагать для встречи такое удаленное место...»
Она поймала себя на мысли, что без труда поддерживает общий разговор, продолжая думать о своем. Барбара щебетала без умолку, и разговор не прерывался. Наконец она попрощалась и ушла.
– А куда ты отправляешься в воскресенье? – робко поинтересовалась миссис Арнолл.
Обычно она не спрашивала Хилму об этом, возможно, потому, что последнее время они всюду бывали вместе с Роджером. Но на этот раз Хилма сказала, что идет одна, и хотя миссис Арнолл не видела в этом ничего предосудительного, ей все-таки было интересно узнать, какие планы у дочери на воскресенье.
Хилма, не колеблясь, спокойно и обстоятельно объяснила матери, что идет на чай к своей подруге, о которой мать слышала, но не была с ней знакома.
Миссис Арнолл была удовлетворена ответом и не проявила дальнейшего интереса. Однако Хилма почувствовала страшную неловкость. Нельзя строить свои отношения с кем бы то ни было на лжи и постоянно изворачиваться. Она не должна так поступать.
Хотя, с другой стороны, речь и не шла о том, чтобы «продолжать встречаться». Они оба были достаточно практичными людьми, у обоих были вполне определенные планы на будущее, и никто из них не собирался отступать от них. И та страшная ночь так и осталась бы эпизодом, который со временем стерся бы из их памяти, если бы не эта встреча на бале-маскараде. Они еще не осознали, что она станет началом крушения всех их так четко выстроенных жизненных планов. Но все это было впереди...
Хилма попыталась разобраться. В какой-то момент она даже подумала, что лучше не ходить на это свидание и просто постараться забыть обо всем.
Однако пообещать и не прийти выглядело как-то глупо, да и просто неприлично. Конечно, если бы у нее было время подумать, она бы никогда не согласилась на встречу, наверное, и он тоже.
... Когда Хилма в воскресенье к назначенному часу добралась до ворот Робин Гуда, то была поражена такому количеству гуляющих. Семьи с детьми, влюбленные парочки... все наслаждались осенним солнцем. Она даже подумала, что им негде будет уединиться, впрочем, это было и ни к чему для их предстоящего разговора.
Она приехала немного раньше: поездка на автобусе заняла меньше времени, чем она ожидала. Не успела она пройтись туда и обратно, " как увидела его. Он шел ей навстречу легким пружинистым шагом, который, как она поняла, был свойственен ему. Естественная непринужденность заставляла людей оглядываться на него, но он этого не замечал. Его серьезное сосредоточенное лицо просветлело только тогда, когда он заметил ее. Заулыбавшись, он поспешил к ней, на ходу приподнимая шляпу. И в этот момент она поняла, что необычного в этой встрече. Первый раз они встретились днем, что придавало этому свиданию несколько прозаический характер, в отличие от тех, предыдущих, овеянных дымкой романтики. И она невольно подумала: как они воспримут друг друга в этой обстановке?
Приветствуя, он задержал ее руку в своей на мгновение дольше.
– Я поставил свою машину на стоянке. Подумал, что, может быть, вам захочется пройтись. Но если у вас возникнет желание покататься, я могу тут же взять ее.
– Нет, спасибо, лучше пройтись, – ответила она. – Я и не знала, что у вас есть машина, – нерешительно добавила она.
– О да. – – Он пошел рядом с ней, и как будто по общему согласию они свернули на дорожку, которая показалась им безлюдной.
– Какая? – машинально спросила она, все еще чувствуя себя неуютно от яркого солнца, свежего воздуха и полного отсутствия романтического налета в их встрече.
– «Ягуар».
– Должно быть, приятно иметь такую машину. – А про себя подумала: «Дорогие вкусы. Да и светло-серый костюм отнюдь не массового производства, а наверняка сшит не далее четверти мили от Сенвиль Роу».
– Я очень признателен вам за то, что вы пришли, – внезапно произнес он.
Она обратила внимание, что он не называет ее Милая. Возможно, он тоже, как и она, сознавал, что этот ясный солнечный день не создает того легкого игривого настроения их предыдущих встреч.
– Очень приятный день для прогулки, не правда ли? – проговорила она.
– Да, день вряд ли мог быть лучше, – согласился он. – Если мне память не изменяет, весна и осень ваши любимые времена года?
– Почему? – удивленно спросила она.
– Мы ведь как-то говорили с вами об этом. Вы тогда сказали, что любите эти времена года потому, что в них есть грусть, которая придает романтическую нежность вашему отношению ко всему окружающему.
– Как красота Вены... – медленно проговорила она.
– Да, вы правы. Как красота Вены. «Странно, почему мы оба вспомнили о Вене?
Может быть, ее красота позволяет на какое-то время забыть о прозе жизни? Однако не следует поддаваться сиюминутному настроению. Нам следует сегодня же расстаться, и пусть каждый идет своей дорогой», – подумала она.
– Между прочим, мы едва не встретились с вами сегодня у Бернторнов на приеме с коктейлями. Барбара усиленно приглашала меня пойти туда вместе с Роджером.
– Как это?
– Ну, вы же идете туда сегодня?
– Вовсе нет, – возразил он.
– О! – Хилма несколько растерялась. – Странно, я была уверена, что вы приняли это приглашение.
– Нет, – он слегка улыбнулся. – Дело в том, что о нашей встрече с вами мы договорились значительно раньше. Поэтому я, естественно, отказался.
Хилме было интересно узнать, как восприняла этот отказ Эвелин. И хотя она не знала характера его невесты, но была почти уверена, что эта девушка не привыкла к слову «нет».
– Но вы могли бы успеть и туда. – Она постаралась, чтобы это прозвучало как можно безразличнее.
– Не думаю, – ответил он довольно резко. По его тону у нее создалось впечатление, что у него уже был неприятный разговор с Эвелин на эту тему. Если так, то это даже и к лучшему. Видимо, он, как и она, начинает осознавать, что их отношения не имеют будущего, их невозможно продолжать в узких рамках, они становятся тесными... А значит, им не следует встречаться.
Разумеется, они расстанутся хорошими друзьями, сохранив приятные воспоминания...
По его несколько отрешенному выражению лица она могла с уверенностью утверждать, что и он пришел к тому же выводу.
– Так, значит, вы тоже знакомы с Бернторнами? – наконец спросил он, прервав затянувшееся молчание.
– Нет, по правде говоря, я их не знаю. Они друзья Барбары. Она хотела, чтобы я и Роджер пришли сегодня к ним, с тем чтобы мы все вместе отправились на коктейль к Бернторнам.
– На этот раз без масок? – Он задумчиво смотрел вперед, и на его губах играла непонятная улыбка. – Это, естественно, спутало все карты. Не так ли?
– Да, мне тоже так показалось. Это заставило меня задуматься... что пришло время... – Она не закончила фразу.
– Пришло время сказать друг другу: «Addio, senza rancor»? – Он вопросительно посмотрел на нее.
– Что означает эта фраза?
– Что-то вроде: «Прощай, не поминай лихом». Но если вспомнить, как это сказано в первоисточнике, а это из «Богемы», то следует перевести так: «Прощай, пока еще есть время проститься без упреков и сожалений».
– Прекрасно сказано, – холодно усмехнулась Хилма.
– Посидим здесь? – неожиданно предложил он, указывая на скамью, на которой солнце и тень создавали какой-то замысловатый узор.
Она тотчас согласилась, почувствовав созвучность их настроений. Теперь даже самый долгий разговор будет не так неприятен. Возможно, будет даже забавным. Ведь с чувством юмора у них все в порядке.
– Здесь очень приятно. – Она стянула перчатки, и его внимание привлекло кольцо на пальце – символ помолвки.
– Гм-гм, очень красивое кольцо. – Слегка насмешливо он взял ее руку и стал разглядывать его.
– Разве тогда... тогда на балу... вы не увидели его?
– Тогда я не смотрел на ваши руки, – сухо ответил он.
Она не нашлась что ответить, и после некоторого молчания он продолжал:
– Очень надежное подтверждение весьма благополучного состояния дел у вашего нареченного, – заключил он, отпуская ее руку.
– Ятоже так думаю, – невозмутимо согласилась она. – Кстати, ваша... Эвелин показалась мне очаровательной, когда я увидела ее на маскараде. Вы были правы, – добавила она.
– Да, это так.
– И как скоро вы собираетесь пожениться? – Ее внимание, казалось, было занято наблюдением за храброй птичкой, которая, подпрыгивая, все ближе и ближе приближалась к ним.
Наступила небольшая пауза.
– По всей вероятности, сразу после Рождества. Эвелин хочет провести медовый месяц на Ривьере, чтобы избежать самый неприятный месяц лондонской зимы, – без особого энтузиазма ответил он.
– Это хорошая идея.
– А когда у вас свадьба?
– Думаю, примерно в это же время. Мой брат к тому времени должен вернуться домой. Он в Америке, в деловой поездке. Мне хочется, чтобы он был на моей свадьбе.
– Конечно. – В его голосе звучал вежливый интерес. – Это ваш единственный брат?
– Да, и мы очень дружны с ним с детства. Он улыбнулся и шутливо сказал:
– Вы, наверное, были очень благовоспитанным ребенком, Милая. И, наверное, очень хорошенькая, с этими ясными синими глазами и золотыми волосами до середины спины, не так ли?
Хилма рассмеялась.
– Безусловно, волосы у меня были длинными. Но насчет «благовоспитанного ребенка», боюсь, что это не про меня. Иногда мы с Тони были просто невыносимыми. Между прочим, тот перочинный ножик... это его, еще с детских времен, – добавила она.
– Ах, это тот, с помощью которого вы проникли в мою квартиру и взломали замок моего бюро?
– Ну, если вам так хочется, назовите это так, – согласилась она.
– Какое необычное применение сувенира невинных детских лет, – насмешливо заметил он.
– Тони с вами бы не согласился, – мгновенно возразила она. – Мы и раньше пользовались этим ножом для открывания окон.
– Боже мой! У вас что, была небольшая банда взломщиков?
– Вовсе нет. Просто когда мы жили у деда на ферме, то часто ночью вылезали из нашего окна на крышу сарая, спускались на землю и отправлялись гулять при луне. А потом возвращались через кухонное окно и по задней лестнице пробирались наверх к себе в спальню. Этим ножом мы и отжимали оконный шпингалет.
– Так вот откуда этот профессионализм. Теперь понятно, почему вы так легко проникли в мою квартиру.
– Боюсь, что так.
Он смотрел на нее с задумчивой улыбкой и, пожалуй, чересчур восхищенно, если учесть, что они уже обсудили вопрос расставания.
– Это не очень-то подходящее начало жизни для такой золотой девушки какой вы стали потом.
– Я пытаюсь понять, – задумавшись проговорила Хилма, – какой смысл вы вкладываете, называя меня так?
– «Золотая девушка»? Но вы же действительно золотая во всех смыслах. Именно так я всегда думаю о вас. Ваши изумительные волосы, ваш аристократизм, ваша манера держаться – все это как бы подтверждает, что только самое лучшее и дорогое едва достойно вас.
Хилма еще осмысливала его слова, когда толстенький мальчуганов очень тесном костюмчике приблизился к ним и спросил:
– Пожалуйста, не могли бы вы сказать мне, который час?
– До чая еще очень далеко. Мальчик огорченно вздохнул.
– Пять минут пятого тебе годится? Мальчик покачал головой.
– Чай будет только в пять.
– Да, это грустно. А что это у тебя под мышкой?
– Мой грузовик. Он сломался. Колесо соскочило. – Было ясно, что жизнь – дело скучное и безрадостное.
– Дай-ка мне его. Я посмотрю, может быть, смогу починить.
Хилму удивило и весьма позабавило, с какой спокойной уверенностью ее спутник справился с ситуацией. Через минуту уже ни он, ни маленький мальчик не обращали на нее внимания. Они склонились над грузовиком и были заняты мужским разговором.
– Сможете починить? – с беспокойством осведомился мальчик.
– Думаю, да, если ты доверишь его мне и не будешь мешать.
Мальчик выпрямился.
– Я очень устал, – сказал он тихо. – Я, наверное, прошел много миль.
– А, так ты, оказывается, путешественник. Тогда тебе лучше присесть и отдохнуть.
Мальчик безуспешно попытался вскарабкаться на довольно высокую для него скамью, и Хилма снова отметила про себя, как умело ее спутник подхватил эту толстенькую фигурку и посадил на скамейку.
– Вот так. А теперь посиди спокойно, пока я закончу.
Ребенок медленно потер руками колени. Потом посмотрел на Хилму, по-видимому, только сейчас заметив ее:
– Он ваш муж?
– Нет.
Он снова потер колени.
– Он очень умный, правда? Хилма рассмеялась.
– Она не может тебе ответить, старина. Она недостаточно хорошо меня знает. И я ей не починил ни одной игрушки.
Мальчик нашел это очень смешным и рассмеялся.
– Уже почти готово? – Он доверчиво оперся на руку Хилмы.
– Почти.
– По-моему, вы очень умный, даже если она так не считает.
– Спасибо. Я польщен. Ну, кажется, готово. – Он поставил грузовичок на землю. – Давай посмотрим.
Строгий владелец несколько раз прокатил грузовичок туда и обратно, после чего объявил, что все в порядке.
– Я должен идти.
– Как хочешь. Мы вовсе не настаиваем на этом, правда ведь, Милая?
Хилма согласно кивнула.
– Как ее зовут? – удивленно спросил мальчик.
– Милая, – последовал ответ. Мальчик медленно покачал головой.
– Какое смешное имя, – заметил он.
– Ты так считаешь? А по-моему, оно ей очень подходит.
Хилма слегка заерзала в знак протеста.
– А меня зовут Ричард.
– Очень красивое имя и звучит романтично.
– А что такое «романтично»?
– Ах! Ты задал один из тех вопросов, на который так трудно ответить. Милая, что такое «романтично»? – Смеющиеся глаза обратились к Хилме, однако он тут же сам продолжил: – Полагаю, это можно сравнить с украшением на прянике, Ричард. Или с блеском, который можно принять за блеск золота, а на самом деле золотом не является. Понимаешь, старина?
– Да, но это очень глупо, – категорично заявил Ричард.
Хилма фыркнула, а ее спутник медленно проговорил:
– Знаешь, я очень боюсь, что ты произнес самое мудрое слово об этом. Романтика относится к тем очаровательным, но, как ты сказал, глупым вещам, из-за которых в повседневной жизни одни только трудности. Не так ли, Милая?
– Совершенно верно, – холодно согласилась Хилма. – Думаю, лучше не скажешь.
Мальчик счел этот разговор скучным и неинтересным, его мысли снова обратились к насущным проблемам.
– А теперь уже пришло время чая? – спросил он.
Хилма посмотрела на часы и сочувственно улыбнулась.
– Боюсь, что нет.
Но у ее спутника возникла идея, которая, несомненно, должна была заинтересовать мальчика. Опустив руку в карман, он достал несколько монеток и стал их внимательно разглядывать.
– Мне кажется, что пришло время лимонада, – задумчиво проговорил он.
– Он продается у человека с лотком сладостей! – с восторгом воскликнул мальчик.
– Да, у человека с лотком сладостей. Если, конечно, он у него есть.
– О да. В больших кувшинах с плавающим сверху лимоном.
Ричард, кажется, был в этом вопросе очень осведомленным.
– Знаю. Такая ярко-желтая жидкость. Абсолютно неудобоваримая, но, несомненно, очень вкусная, когда тебе еще нет семи. Ладно, получай. – Деньги перекочевали в пухлую горячую ладошку и были крепко в ней зажаты. – Беги за своим лимонадом. А к тому времени, как ты управишься с ним, наступит и время чая.
Казалось, мальчик тоже так решил, поэтому он быстро соскользнул со скамейки.
– До свидания. – Он вежливо пожал руку своему благодетелю. – Спасибо, что починили мой грузовик. До свидания, Милая. – Он пожал руку и Хилме.
Она улыбнулась ему и выразила надежду, что лимонад ему понравится.
– Конечно, – заверил он и затопал прочь, таща за собой грузовичок.
Когда он ушел, Хилма с улыбкой обернулась к своему спутнику:
– Не правда ли, очень симпатичный мальчуган?
– Очень.
– Вы, оказывается, хорошо знаете психологию детей.
– Я? Да нет. Почему вы так решили? – удивился он.
– Ну, вы так умело с ним общались. Большинство неженатых мужчин как-то сторонятся детей, не находят с ними общего языка.
– Я не уверен, что хорошо знаю психологию детей, – слегка улыбнулся он, – я просто люблю их.
– Любите?
– Это вас удивляет.
– Ну, если хотите, то да. Это как-то не вяжется с вами. И все же, – она с легкой насмешкой склонила голову, – очень приятно сознавать, что из вас выйдет хороший муж и отец.
– Что? – Он слегка дернулся. – А, да-а, конечно. Вы, кажется, как-то сказали, что ваше самое заветное желание – стать хорошей женой и матерью, и это особенно привлекает к вам Роджера.
– Я это говорила? Да, пожалуй. – Она задумалась. – Правда, смешно, что именно вам и мне предстоит очень почетная и солидная роль, в то время как нам более свойственны легкомысленные поступки. И тем не менее, я думаю, мы с честью справимся с ней.
– Но вы ведь не восстаете против этой роли.
– Хорошей матери и жены? Какой мне смысл восставать?
– Я спросил вас не об этом. Я спросил, нравится ли вам эта роль?
– Кажется, мы заговорили серьезно, не так ли?
– Совершенно серьезно.
– Что ж... я думаю... да. Я хотела бы иметь детей. По крайней мере одного.
– В данных обстоятельствах... естественно, от Роджера.
Она помолчала и уже более веселым тоном спросила:
– А вы? Вы представляете себя в роли отца?
– Разумеется. Мне бы хотелось иметь кого-то похожего на этого толстенького мальчугана с грузовичком.
Хилма рассмеялась, хотя ее почему-то растрогало, как он это сказал.
– Что ж, ведь это вполне осуществимо. Он покачал головой.
– Вы хотите сказать «нет»? – удивилась она. – Но почему? Может быть, Эвелин не хочет... – Хилма оборвала фразу на полуслове. – Право, мне очень жаль, если так. Простите.
Он пожал плечами, и снова на его губах мелькнула эта странная улыбка.
– Вам не за что извиняться. Мы ведь всегда были откровенны в наших беседах, и кроме того, я не это имел в виду. Думаю, что Эвелин очень хочет иметь детей. По крайней мере, как бы это выразиться, она включает их в свой жизненный расклад.
– Тогда что, собственно, вы имели в виду, говоря, что у вас вряд ли будет такой, как тот толстенький мальчишка, и почему он должен быть именно таким?
– Надеюсь, вы обратили внимание, – проговорил он, – что у этого мальчугана очень светлые волосы и голубые глаза?
– Да, конечно. – Сердце ее невольно сжалось в предчувствии какого-то его признания, которое очень болезненно затронет его.
– Может, вам покажется это несущественным, даже глупым, но уж если предаваться романтическим бредням... я хотел бы иметь ребенка со светлыми волосами и голубыми глазами.
Наступило молчание. Хилма еще не поняла, как надо отнестись к его словам, поэтому постаралась превратить все это в шутку.
– Тем хуже для вас. Кажется, Эвелин такая же темная, как и вы? И конечно, это, как вы сами выразились, всего лишь романтические бредни. Я-то думала, вы хотите сказать что-то серьезное.
Она увидела, как его ноздри слегка раздулись. Он постарался ответить ей тем же легкомысленным тоном.
– Ах, простите меня, Милая, конечно же, это несерьезно. Это действительно всего лишь романтические бредни, и ничего больше. Природе человека свойственно хотеть то, чего он не может иметь.
Хилма кивнула и ответила почти весело.
– Совершенно верно! Именно так все и происходит: у меня будут маленькие голубоглазые блондины, хотя, как я сейчас поняла, гораздо больше хотела бы иметь пухленького мальчика с большими темными глазами и... – Она не смогла договорить. Совершенно неожиданно ее веселость улетучилась, и она в растерянности закрыла лицо руками.
– Не надо, Милая.
Голос звучал мягко, но настойчиво. Она подумала, что и ему, пожалуй, тоже не удалось бы закончить эту фразу на веселой ноте.
Хилма не очень понимала, чего ждала от него. Да и как это можно было понять, когда и в собственных-то мыслях не могла разобраться. Закрыв лицо руками, она бессвязно повторяла про себя: «Это нелепо, нелепо! Ведь я даже не знаю его имени! Что со мной?»
Он отнял от лица ее руки и крепко сжал их. Он ничего не сказал, но, когда минуту спустя она посмотрела на него, он был бледен и очень подавлен. Она подумала, что, наверное, тоже побледнела, потому что выражение его лица смягчилось, когда он встретился с ней глазами.
– Простите меня, Милая. Нам не надо было поднимать эту тему. Это моя вина.
– Нет! Вы ни при чем. Во всем виноват Ричард. – Она попыталась улыбнуться. – Это он навел нас на эту тему. Впрочем, это неважно. Мы и так наговорили слишком много. Предались своим... нашим романтическим бредням, или как вы их там назвали...
Он кивнул.
– Наверное, вы правы. И все-таки не слишком хорош этот наш мир. Правда, Милая?
– А может быть, это мы не очень хорошие?
– Хотим и пирог наш съесть, и чтобы при этом он остался целым? Да, очевидно, так. Жаль, что мы с вами не решительные и не героические люди, и характеры у нас не волевые. – Он снова улыбнулся.
– Или просто слишком хорошо знаем, какой отвратительной может быть жизнь без того, чего мы так хотим получить от нее, – она произнесла это отрывисто и сухо. Возможно, потому, что внутри у нее что-то больно защемило, а может быть, потому, что начала понимать, как далеко в этих разговорах они ушли от действительности.
«Не только таинственная ночь и луна могут быть опасны, – мрачно подумала Хилма. – Солнечный свет и Ричмондский парк не менее опасны». И с холодностью, которая, как она думала, была лучшей защитой, проговорила:
– Даже если вы не собираетесь к Бернторнам, боюсь, что мне пора идти. В любом случае, я... я не могу так долго задерживаться.
На мгновение она увидела протест в его глазах. Затем он очень спокойно сказал:
– Да, конечно, я понимаю. Могу я подвезти вас до города?
Говоря это, он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз.
– Нет, спасибо. Право, не стоит.
– Это доставит мне удовольствие.
– Удовольствие, – подчеркнуто ответила она, – которому разумнее не предаваться.
И снова внезапный протест в его глазах, который тут же сменился принятием этого факта.
– Как вам будет угодно. – Он слегка поклонился.
Она хотела резко возразить, что ей это вовсе не угодно и он это прекрасно знает, только что же можно сделать?
Но она ничего не сказала. Потому что это привело бы к неприятному разговору, который Бог знает чем бы кончился. Самым правильным в эту минуту было сохранить выдержку и спокойствие и принять без каких-либо бурных эмоций неизбежность того, что человек в этом мире не может получить всего, что он хочет.
– Я думаю, – она посмотрела на него, – что скажу вам сейчас «до свидания» и останусь здесь еще немного, а вы уйдете.
– Но вы сказали, что вам надо идти, – ласково улыбнулся он, восхищаясь ее мужеством. – Я не тороплюсь. Давайте попрощаемся здесь, как вы предлагаете, но уйдете вы, а я останусь.
Она решила, что он просто все осложняет, и нетерпеливо пожала плечами.
– Ладно. – Поднявшись со скамьи, она протянула ему руку.
– До свидания, Милая. Это было замечательно. – Склонив голову, он поцеловал ей сначала одну, потом другую руку.
Как ей хотелось его поцеловать! Она с невероятным усилием удерживала себя, понимая, что не должна этого делать. Разрыв состоялся, и было бы просто безумием не видеть его.
– Прощайте, – мягко проговорила Хилма в свою очередь. – Я... я надеюсь, что вы будете очень счастливы.
– Надеюсь, что вы тоже, дорогая.
Она высвободила свои руки и отвернулась от него, даже не успев осознать, что делает. И вот она уже шла по дорожке...
Только теперь она поняла, почему он настоял на том, чтобы ушла она, а он остался. Вовсе не для того, чтобы все осложнить, как она подумала, а чтобы ей было легче. Потому что легче идти, то есть что-то делать, чем сидеть смотреть, как из твоей жизни уходит дорогой тебе человек и ничего не предпринимать, чтобы вернуть его... «Я тоже смогла бы так», – уверенно сказала себе Хилма. Однако была рада, что не на ее долю выпало это горькое бездействие.