Текст книги "Наконец пришла любовь"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Наконец-то.

Это было долгое и мучительное изгнание. И он сам навлек его на себя. Он уехал из Вудбайн-Парка, чтобы вкусить радостей жизни, и вынужден был оставаться вдали от него еще пять долгих лет, потому что переступил невидимую, но вполне реальную грань между юношескими забавами и общественной моралью. Пять лет он жил мечтой вернуться сюда, терзаясь тоской по дому.

В принципе он мог бы наведываться сюда время от времени. Но он не мог оставить Лору даже с Харрисами, которых она знала и которым доверяла. Несколько раз он отлучался на пару дней, чтобы побыть одному и обрести хоть какое-то подобие личной жизни. Но каждый раз, возвращаясь назад, сожалел об этом. Не то чтобы она упрекала его или устраивала сцены. Она никогда не делала ничего подобного. Она всегда… любила его. Да, любила, хотя и не романтической любовью. И она нуждалась в нем. О, как она нуждалась в нем!

Человеку должно быть приятно, когда в нем нуждаются.

Ему не было приятно.

Бедная Лора.

Он тоже любил ее, без романтики и сексуального влечения.

Увы, он приехал сюда не один. Он привез с собой жену.

Сразу же после прибытия он показал ей дом, дивясь, как мало изменилось здесь за шесть лет. Хотя с чего он взял, что должно что-то измениться? Любые распоряжения об изменениях должны были исходить от него или от его деда.

Вопреки ожиданиям Дункан обнаружил, что присутствие Мэгги нисколько его не раздражает. Она была чуткой и сострадательной. Не говоря уже о том, что она настояла, чтобы Тоби жил в доме на правах законного сына. И дело не только в этом.

Просто… Он не знал, в чем дело.

– Ты еще не видела картинную галерею, – сказал он, когда они сидели за обеденным столом, из которого дворецкий предусмотрительно убрал лишние секции, чтобы их разделяло не слишком большое расстояние. – Лучше всего смотреть картины при дневном свете. Я покажу тебе их завтра, если захочешь.

– Семейные портреты тоже там? – поинтересовалась она.

– Вообще-то семейные портреты хранятся в Уичен-Эбби, поместье моего деда. Но все маркизы последних семи поколений выросли тут, как и я, поэтому портреты детей и юношей находятся здесь, как и портреты других членов семьи. Тебе понравится галерея. Это бодрящее место. Я был единственным ребенком и не всегда находил компанию, хотя в доме часто гостили мои кузены. Я проводил много времени в галерее, особенно в плохую погоду. Мои нарисованные предки были моими товарищами по играм. Я придумывал всякие истории о них и о себе.

Маргарет улыбнулась.

– Должно быть, хорошо, – сказала она, – иметь дом, унаследованный от предков, и ощущать такую связь с собственными корнями и с теми, кто жил здесь до тебя.

– Там есть замечательный портрет моего деда в пятнадцатилетнем или шестнадцатилетнем возрасте. Он сидит верхом на лошади, нагнувшись, чтобы подхватить лохматую собачонку. И есть еще коллективный портрет, где изображены молодыми он и бабушка с ребенком на коленях, моим отцом.

Маргарет снова улыбнулась, глядя на него через стол.

– Я с удовольствием посмотрю эти портреты, – сказала она. – О, Дункан, маркиз очень любит тебя, и я постараюсь убедить его приехать сюда до наступления зимы.

– Дед не был здесь со смерти моего отца, – заметил он, – пятнадцать лет назад.

– В таком случае пора ему снова приехать, – сказала она. – Мы позаботимся о том, чтобы его печальные воспоминания сменились более счастливыми.

«Значит, мы будем счастливы?» – чуть не спросил вслух Дункан.

– Если тебе удастся убедить его, – сказал он, – это будет настоящее чудо.

– Вот увидишь! – рассмеялась она. – Мне оставить тебя с бокалом портвейна?

Это выглядело бы несколько эксцентрично с его стороны, учитывая, что у них нет компании. К тому же ему не хотелось оставаться одному. Странно, если вспомнить, что он мечтал вернуться сюда без жены.

– Давай лучше перейдем в гостиную, – предложил он, поднимаясь на ноги и направляясь к ней, чтобы отодвинуть ее стул, – и попросим принести чай туда. Или кофе?

– Чай, пожалуйста, – сказала она, и Дункан сделал знак дворецкому.

– Вообще-то, – заявил он, ведя ее под руку в гостиную, – это было оплошностью с моей стороны, Мэгги. Мне следовало предоставить тебе распорядиться насчет чая. Ты не гостья в моем доме. Ты моя жена.

– Будь я гостьей, мое присутствие здесь было бы верхом неприличия, – снова рассмеялась она. – Ничего, я разолью чай.

Что она и проделала вскоре, когда в гостиную принесли поднос с чаем. Дункан наблюдал за ней, сдержанной, элегантной, красивой и все еще незнакомой. Наверное, это неизбежно в любом браке. Разве можно узнать человека, не пожив с ним под одной крышей? Он ухаживал за Кэролайн несколько месяцев, прежде чем сделать ей предложение, а их помолвка длилась еще несколько месяцев. И как выяснилось, он совсем не знал ее вплоть до самой свадьбы. Да и тогда он ничего не узнал, кроме единственного факта, который внушил ему отвращение.

Возможно, не так уж важно, что они были знакомы с Маргарет менее трех недель.

– Неловко, да? – спросила она после довольно продолжительной паузы, когда они оба пили чай.

– Ты имеешь в виду молчание? – уточнил он.

– Я могла бы говорить, – сказала она. – И полагаю, ты тоже. Но не непрерывно. У тебя есть подходящая тема, Дункан?

– А о чем ты говоришь со своим братом? – поинтересовался он. – Или с сестрами?

Она подняла на него озадаченный взгляд:

– Даже не помню. Со знакомыми я могу поддерживать разговор сколько угодно. Это дань вежливости. Но с близкими людьми мне не нужно прилагать усилия. Они говорят, я говорю, нам не приходится искать темы для разговора. Они возникают сами.

– А вы когда-нибудь молчите? – спросил он.

Маргарет задумалась.

– Да, довольно часто, – сказала она. – Молчание – это часть общения даже с близкими друзьями.

– Наверное, дело в том, что я не член семьи и не близкий друг? – предположил он.

Она удивленно уставилась на него.

– Ты член семьи и можешь стать другом, – возразила она. – Но разве можно навязать дружбу, Дункан? Или освободиться от дружбы?

Дункан задумался. Сказать по правде, он не находил молчание неловким. Будь это так, он нашел бы, чем заполнить паузу. С момента их приезда он довольно много говорил о своем доме, семье и детстве. Но они совсем не говорили о Маргарет. Он мог бы расспросить ее, чтобы скоротать вечер.

Но ведь он дома, сообразил Дункан. А она на новом месте, к которому еще не привыкла. Понятно, что она испытывает неловкость.

– Начнем с того, что мы не враги, – заметил он.

– Конечно.

– Этого недостаточно, чтобы быть друзьями? – поинтересовался он.

Она улыбнулась.

– Мы любовники, – напомнил Дункан.

– Да.

– Но не друзья?

– Думаю, – сказала Маргарет, поставив свою чашку, – я просто устала.

– И немного расстроена? – мягко спросил он.

– Нет, – сказала она и внезапно рассмеялась. – Это было бы непоследовательно, раз уж я сообщила тебе, что я оптимистка. Просто я устала и на мгновение забыла, что брак – это путешествие, как и сама жизнь. Я не должна была ожидать, что он будет безупречным с самого начала. Будь так, нам бы некуда было двигаться, не так ли?

– Наш брак не безупречен? – спросил он.

– Конечно, нет, – сказала она, все еще улыбаясь. – Мы поженились по далеко не безупречным причинам, и мы женаты всего лишь несколько дней. Я хочу покоя, счастья, хочу иметь собственный дом и детей. Ты хочешь… хотя бы не слишком сожалеть о своей женитьбе. В этом нет ничего невозможного, не так ли? Для нас обоих?

Ее честность поразила его с начала их знакомства. Она и сейчас оставалась честна. Ее ожидания не были чрезмерными, как и ее требования к нему.

– Я не сожалею, что женился, – сказал он.

Ему вдруг пришло в голову, что будь он сейчас один, то, наверное, испытывал бы чувство одиночества, несмотря на то что завтра приезжает Тоби. А сейчас он не чувствует себя одиноким. Он немного раздражен, возможно, но не одинок и не несчастен.

– Спасибо, – поблагодарила Маргарет. – Когда-нибудь ты скажешь это с большей убежденностью. Обещаю.

– А ты когда-нибудь скажешь мне, – произнес он, вставая, – что ты не только довольна нашим браком, но и счастлива. Обещаю.

Он протянул к ней руку и поднял ее на ноги.

– И когда-нибудь, – сказал он, – мы сможем просидеть в молчании целый час, не испытывая неловкости.

Она снова рассмеялась.

А затем она обвила руками его шею и прильнула к нему, прижавшись щекой к его груди. Его руки сомкнулись вокруг нее.

– О, как мне хотелось… – пробормотала она и замолкла. Она молчала так долго, что он подумал, что она не продолжит. Но она продолжила: – Как мне хотелось, чтобы моя жизнь была именно такой – с собственным домом, с мужем, которого я могла бы ценить и уважать, с близостью, общими интересами и обещанием счастья на расстоянии вытянутой руки. Дункан, я и в самом деле совсем не расстроена. Я испытываю…

Она отстранилась и посмотрела на него, так и не закончив фразу.

– Вожделение? – предположил он.

– О, ты ужасный человек! – воскликнула Маргарет. – Ты же знаешь, что благовоспитанные дамы не употребляют подобных слов.

Он приподнял бровь, устремив на нее иронический взгляд, но ничего не сказал.

– Да, – призналась она. – Вожделение. Какое восхитительно порочное слово!

Женщины – сложные создания, подумал Дункан, целуя ее. Возможно, это была не самая оригинальная мысль, но вожделение не сводилось для них к простой потребности поваляться в постели. В их головах оно переплеталось с замужеством, собственным домом, симпатией, уважением, романтикой и любовью.

А для мужчин? Для него?

Он углубил поцелуй, обхватив ладонями ее ягодицы и прижав ее к своему напрягшемуся естеству.

Ему тоже так хотелось…

Обнимать женщину, иметь ее в своей постели, а в своей… Жизни? А в своем сердце?

Он не знал и не хотел задумываться над ответом.

– Мэгги, – шепнул он у самого ее уха. – Пойдем в постель.

Она протяжно вздохнула.

– Пойдем. Это приятная часть нашего брака, правда?

– Давай не будем анализировать? – предложил Дункан, положив ее руку себе на локоть. – Давай просто займемся этим и будем наслаждаться.

Губы Маргарет изогнулись в улыбке, в глазах сверкнуло веселье.

– Согласна, – сказала она, – и с тем и с другим. Боюсь, ты сделаешь из меня распутницу.

– Вот и хорошо, – отозвался он.

Глава 20

На следующее утро после их прибытия в Вудбайн-Парк Маргарет устыдилась минутной слабости, которую она позволила себе прошлым вечером, подавленная непривычностью своего нового окружения.

Во время затянувшегося молчания в гостиной она обнаружила, что скучает по своей семье, по Мертон-Хаусу и Уоррен-Холлу, по знакомой рутине своей повседневной жизни. И окончательно осознала, что все изменилось, раз и навсегда, и нельзя вернуться назад.

Это было нелепо. С какой стати ей хотеть вернуться назад? Ведь она не рассталась со своей семьей навеки. Она всего лишь получила то, чего желала всю эту долгую зиму.

Утром все выглядело ярче даже в буквальном смысле слова. В голубом небе сияло солнце, а из окон их спальни открывался живописный вид на парк перед домом. Дом располагался на вершине холма, и за ухоженными лужайками виднелись деревья, река, крыши деревенских домов и шпиль церкви. А дальше до самого горизонта тянулись фермерские поля, похожие на гигантское лоскутное одеяло.

Несмотря на ночные занятия любовью, Маргарет была полна энергии. А возможно, отчасти от этого. Эта сторона ее новой жизни была поистине удивительной и намного превосходила ее ожидания. Она надеялась, что она будет приятной. Но она оказалась… В общем, она оказалась гораздо лучше.

Дункан был умелым, терпеливым и страстным любовником. И Маргарет обнаружила в себе ответный пыл. Возможно, подобное поведение было не в правилах благовоспитанных дам. Что ж, в таком случае Маргарет готова была поступиться правилами хотя бы ночью в уединении их спальни.

Часть утра она собиралась посвятить знакомству с экономкой и кухаркой. Если она собирается утвердить себя в роли хозяйки Вудбайна, ей нужно многoe узнать. На этот раз ей будет легче. Когда она перебралась в Уоррен-Холл вместе со Стивеном и Кейт, ей пришлось перейти от ведения хозяйства в небольшом деревенском коттедже к управлению огромным поместьем. Между этими занятиями было мало общего, и Маргарет потребовались значительные усилия и решимость. Дункан появился в ее гардеробной, когда Элен заканчивала укладывать ее волосы в прическу. Когда Маргарет проснулась, его уже не было в постели. Он был одет в костюм для верховой езды и выглядел так, как если бы уже прокатился верхом.

– Я подумал, – сказал он, встретившись с ней взглядом в зеркале, – что вдруг ты потеряешься между спальней и столовой и будешь бесцельно блуждать по дому в надежде, что кто-нибудь найдет и спасет тебя.

– И ты пришел, чтобы проводить меня? – Она улыбнулась, глядя на его отражение. Дункан выглядел таким же полным энергии, как она. Он казался моложе, беззаботнее, красивее, и ей пришло в голову, что он, наверное, здесь в гораздо большей степени дома, чем в городе.

– Да.

Он уселся на стул у двери, очевидно, намереваясь ждать, и перебросил обутую в сапог ногу через другую. Он выглядел очень оживленным. И очень привлекательным.

– Я собиралась провести утро с экономкой, – сообщила Маргарет, когда они направились вниз завтракать. – То есть с миссис Даулинг. Мне нужно многое узнать и не терпится приступить к делу.

– Но не сегодня, – заявил Дункан.

– А тебе надо пообщаться с управляющим после такого долгого отсутствия.

– Не сегодня, – снова сказал он. – Сегодня мы начнем с галереи, хотя и не задержимся там надолго в такую прекрасную погоду. Мы отправимся на прогулку, и я покажу тебе парк.

День развлечений вместо праведных трудов? Как безответственно! И как соблазнительно.

– Это приказ? – улыбнулась она, когда они спустились с лестницы и направились в столовую.

Он резко остановился и повернулся к ней.

– Отнюдь, – произнес он без улыбки. – Ты никогда не услышишь от меня приказов, Мэгги.

– В таком случае давай устроим себе отпуск. – Она склонила голову набок, продолжая улыбаться. – Что-то вроде медового месяца.

Дункан приподнял брови.

– Отличная мысль, – сказал он. – Хотя я не уверен, что слышал это слово более двух раз в своей жизни.

– Это отпуск, – объяснила Маргарет, – в честь бракосочетания.

– Ах да, – сказал он. – Кажется, я понимаю, что это такое. Время, в течение которого молодожены могут уделять друг другу… э-э, повышенное внимание.

– Совершенно верно, – сказала Маргарет.

И почувствовала себя очень порочной, очень беспечной и очень… счастливой?

После завтрака они проследовали в картинную галерею, которая располагалась на втором этаже и тянулась вдоль всего восточного фасада здания, освещенная окнами, выходившими на три стороны света.

Портреты, как и сказал Дункан прошлым вечером, оказались юношескими и производили бодрящее впечатление. Он знал, кто изображен на каждом потрете, и мог рассказать о них множество забавных историй.

Маргарет поразилась, как он похож на своего деда в молодости.

– О, – сказала она, – он был красивым мужчиной. Ты очень похож на него, Дункан.

– Это комплимент? – поинтересовался он. – Помнится, ты говорила, что я нисколько не привлекателен.

Неужели она действительно так говорила? Кажется, да.

– Я ошиблась, – сказала Маргарет. – Из-за твоего угрюмого вида. Люди всегда лучше выглядят, когда они счастливы.

– Значит, я счастлив? – спросил он.

О, зачем он задает подобные вопросы? Маргарет шагнула к нему и, протянув руку, обхватила ладонью его щеку.

– Не знаю, – сказала она. – Я могу только догадываться, что тебе пришлось пережить за эти пять лет, Дункан. И насколько ты нуждался в уединении после своей утраты, чтобы справиться с горем и насладиться обществом сына. Но ты счастливее, чем был, когда я впервые увидела тебя. Не знаю, в чем тут дело: в твоем возвращении домой или я тоже приложила к этому руку.

– А ты? – спросил он, накрыв ладонью ее руку. – Ты стала счастливее, Мэгги?

– Чем была до встречи с тобой? – улыбнулась она. – Мне хотелось убежать от Криспина, от маркиза Аллингема, а больше всего от сознания, что все, о чем я мечтала и что планировала всю зиму, пошло прахом. И тут я встретила тебя. Да, я стала счастливее. А что касается твоей внешности, то я изменила свое мнение в день нашей свадьбы. Если помнишь, я сказала тебе, что ты красивый.

В глубине его глаз возникла улыбка, приподняв уголки губ и осветив лицо.

– Я был голым, – сказал он. – Возможно, мое тело показалось тебе более привлекательным, чем лицо.

– Но лицо – часть твоего тела, – возразила Маргарет, и они оба рассмеялись.

О, как это приятно, подумала она, положив свободную руку ему на плечо, вместе смеяться над чем-то столь нелепым.

Через южное окно лилось солнце, согревая их своими лучами. Маргарет отошла от Дункана и выглянула наружу. Он последовал за ней. Вид был очень похож на то, что она наблюдала из окна их спальни. Когда они перешли к восточному окну, оказалось, что оно выходит на цветник, разбитый на нескольких террасах, спускавшихся уступами по холму склона. Там были розы, анютины глазки, бархатцы, гиацинты, сладкий горошек, маргаритки – практически все цветы, которые Маргарет могла только вообразить, все в буйном цветении, всех размеров и цветов, и так до самой реки.

Если кто-то хотел совместить первозданность природы и облагораживающее вмешательство человека, ему это явно удалось. Среди цветника виднелось несколько кованых чугунных скамеек.

– Это творчество твоей матери? – поинтересовалась она.

– Моей бабушки, когда она жила здесь после того, как вышла замуж за деда, – сказал Дункан. – Я всегда считал, что этот цветник красивее садов, разбитых по всем правилам, которые мне приходилось видеть.

Они перешли к северному окну. Непосредственно за домом располагалась мощенная камнем терраса, кончавшаяся крутым спуском к реке. Склон порос кустарником и полевыми цветами. У воды высился лодочный сарай с пристанью.

За рекой тянулась длинная аллея, поросшая травой, подстриженной так низко, что ее можно было использовать для игры в шары. В конце аллеи виднелась каменная беседка, а по обе стороны от нее высились, как часовые, деревья.

– Здесь очень красиво, – сказала Маргарет.

Дункан взял ее руку и переплел ее пальцы со своими.

– Пойдем прогуляемся?

Они не стали уходить далеко от дома, хотя провели снаружи несколько часов. Они даже пропустили ленч. Так много было всего, что хотелось увидеть, так много солнца, так много цветов и так много красивых уголков, достойных восхищения. Так много тем, чтобы обсудить. Так много пауз, наполненных пением птиц и стрекотом невидимых насекомых.

Они закончили прогулку у реки, глядя, как плещутся рыбы и легкий ветерок рябит поверхность воды.

Было тепло, но не жарко.

– Там ниже по течению есть укромный уголок, – сказал Дункан, – неподалеку от лодочного сарая. Я любил сидеть там, предаваясь мечтам, когда мне хотелось побыть одному, или обсуждая мальчишеские секреты со своими кузенами. А-а, вот он.

Это был небольшой выступ береговой линии, поросший густой травой. Развесистые кусты делали его невидимым из дома.

Они сели на траву. Маргарет обхватила руками колени, наблюдая за бликами света, танцевавшими на воде.

– Эти два дня были целиком посвящены мне, да, Мэгги? – сказал Дункан после непродолжительного молчания. – Мой дом, мой парк, мои предки, мои воспоминания.

Маргарет улыбнулась:

– Но теперь это и мой дом тоже. Я хочу знать все о нем и о тебе.

– А как насчет тебя, Мэгги? – спросил он. – Каким было твое детство? Что сделало тебя такой, какая ты есть сейчас?

– У меня было самое обычное детство, – сказала она. – Мы выросли в доме приходского священника в Трокбридже. Это был небольшой коттедж в маленькой деревушке. Мы не были ни богатыми, ни бедными. Точнее, мы были довольно бедными, но не осознавали этого благодаря матери, которая была отличной хозяйкой, и отцу, который верил, что счастье не зависит от денег и владения собственностью.

– Значит, вы были счастливы, – заметил он.

– И у нас были хорошие соседи, – сообщила она, – включая Дью из Рандл-Парка. В деревне и Рандл-Парке было много детей всех возрастов. Мы играли все вместе.

– А затем, – сказал Дункан, – ваши родители умерли.

– Между этими двумя событиями прошло некоторое время, – сказала Маргарет. – Первой умерла наша мама. Это был ужасный удар для нас всех. Но наша жизнь не слишком изменилась, хотя, полагаю, с отцом было иначе. Он стал печальнее и как-то притих.

– Сколько тебе было лет, когда он умер? – спросил Дункан.

– Семнадцать.

– И ты обещала ему, – сказал он, – что будешь заботиться о своих сестрах и брате, пока они не вырастут и не найдут свое место в жизни.

– Да, – кивнула она.

– Если бы твой отец не умер, – сказал Дункан после небольшой паузы, – ты бы вышла замуж за Дью.

– Да, – согласилась Маргарет. – Странно, не правда ли? Все эти годы я верила, что, если бы это произошло, я была бы счастлива. Ничего больше я не хотела, ни о чем не мечтала.

– Но теперь ты думаешь иначе?

– Я никогда не узнаю, как сложилась бы моя жизнь, – сказала она. – Но возможно, не так уж счастливо. Даже если бы он был верен мне, что вполне вероятно, будь я с ним все время, я была бы женой офицера. И следовала бы за полком, не имея собственного дома ни тогда, ни, возможно, в будущем.

– Тебе бы это не понравилось? – спросил он.

– Тогда это казалось увлекательным, – сказала она. – Но видишь ли, во мне нет склонности к приключениям. Когда я осталась дома с братом и сестрами, мне казалось, что это по необходимости. Конечно, это было одной из причин, наверное, главной. Но я – домашний человек по натуре. Я не имею в виду конкретный дом или местность. У меня никогда не было такой привязанности к семейному гнезду, как у тебя. Но это должен быть мой дом. Определенное место, которое я считаю своим, где живут близкие мне люди, которых я люблю, которым доверяю, с которыми мне хорошо. Сомневаюсь, что я смогла бы вынести кочевую жизнь.

Они надолго замолчали. Но это не вызвало неловкости. Маргарет переваривала то, что она только что сказала. Это была абсолютная правда. Если бы она в восемнадцать лет вышла замуж за Криспина и отправилась с ним в действующую армию, маловероятно, что она привыкла бы к тому образу жизни, который ей пришлось бы вести. Дом – основа ее мироздания.

Она с радостью обустраивала дом для своих сестер и Стивена. Ей не хватало только мужчины, который был бы душой этого дома – вместе с ней.

Она всегда думала, что этот мужчина – Криспин.

Но теперь она понимала, что он не годился для этой роли.

И ее счастье не было бы полным.

Вздохнув, Маргарет уткнулась лбом в колени и крепче обхватила свои ноги.

Найдет ли она когда-нибудь этого мужчину? Или уже нашла? Если нет, то никогда не найдет, не так ли? Ведь она уже замужем.

Спустя несколько мгновений его теплая рука легла ей на затылок.

– Мэгги, – мягко произнес он, – в чем дело?

– Ни в чем, – отозвалась она, но ее голос прозвучал жалко и неубедительно. Прежде чем она успела откашляться и сказать что-то более нормальным тоном, Дункан разнял ее руки и потянул ее вниз, уложив на траву. Затем лег рядом, подложив руку под ее голову.

Маргарет даже не понимала, что плачет, пока он не вытащил платок и не вытер ее глаза.

Как глупо. Она столько лет сдерживала свои эмоции, а теперь вдруг расклеилась.

– В чем дело? – снова спросил он.

«Я так одинока, – чуть не произнесла она вслух. – Так ужасно, невыносимо одинока».

Хорошо, конечно, быть бодрой и практичной, строить планы насчет брака, основанного на взаимном уважении, и дома, который будет уютным, приветливым и счастливым.

Но невозможно все время обманывать саму себя.

Она невероятно одинока.

Это было унизительно, эгоистично, недостойно и совсем не в ее духе.

– Ни в чем, – снова сказала Маргарет.

– Мэгги, – произнес он, – жаль, что у меня не было времени ухаживать за тобой, как ты того заслуживаешь. Времени, чтобы завоевать твою любовь и влюбиться самому, чтобы сделать все, как полагается. Но поскольку так вышло…

Она приложила два пальца к его губам.

– Такого времени у нас и не могло быть, – сказала она. – Если бы мы оба не находились в отчаянном положении, хоть и по разным причинам, когда мы столкнулись, все наше общение свелось бы к неловкости и поспешным извинениям. Время есть сейчас. В жизни вообще нет никакого времени, кроме настоящего.

– Тогда я буду ухаживать за тобой сейчас, – заявил он. Его глаза казались очень темными и глубокими. – Я заставлю тебя влюбиться в меня. И сам влюблюсь в тебя.

– О, – сказала она, – не нужно давать такие обещания только потому, что я смахнула пару слезинок, Дункан. Даже не знаю, почему я всплакнула.

– Ты одинока, – сказал он, словно угадав ее мысли, – и уже давно. Как и я. Глупо быть одинокими, когда мы есть друг у друга.

– Я не одинока, – возразила Маргарет.

– Лгунья, – сказал он и поцеловал ее.

Она поцеловала его в ответ с неожиданным и отчаянным пылом. У нее есть все. Если составить список, он получился бы довольно длинным и включал бы практически все, о чем только может мечтать женщина, все, что нужно ей для счастья. Кроме чего-то очень важного, составляющего основу ее существования. Это важное она слепо искала в поцелуе и не надеялась там найти.

Разве можно влюбиться, приняв сознательное решение? Да еще вдвоем?

– Знаешь, я ведь люблю тебя, – сказала она, отстранившись от него.

– Знаю, – отозвался он, – правда, знаю. Но это то, чем ты занимаешься всю жизнь, Мэгги. Ты всегда бескорыстно любила своих близких, отдавая им всю себя без остатка. Но этого недостаточно.

Маргарет устремила на него удивленный взгляд.

– Но ты тоже был дающей стороной, – сказала она. – Ты отдал все, чтобы защитить миссис Тернер: семью, друзей, дом, доброе имя.

– Этого недостаточно, – повторил он. – Нам придется влюбиться друг в друга, Мэгги, а это отличается от того, чтобы просто любить. Это предполагает готовность получать, а не только давать, хотя у нас с тобой, похоже, лучше получается давать.

Маргарет молчала, глядя на него. Неужели он прав?

– Когда человек открывается для любви, он делает себя уязвимым, – сказал Дункан. – Мы можем испытать боль снова. Мы можем потерять частичку себя, которую пытались утаить. Но если мы не научимся брать, а не только давать, мы никогда не будем по-настоящему счастливы. Вопрос в том, стоит ли рисковать? Или удовлетвориться тем, что есть? Думаю, мы научились бы ладить друг с другом.

Он откинул голову назад и закрыл глаза. Рука под ее головой напряглась. Маргарет догадалась, что он говорил под влиянием импульса, что он не знал, что собирается сказать, пока не сказал.

Он уже сделал себя уязвимым.

Он боится любви. Нет, не так. Он боится быть любимым.

А она? Конечно, нет. Хотя… Маргарет вспомнила, как скрывала свои чувства даже от близких, и особенно от них, чтобы всегда выглядеть сильной и надежной. Как культивировала образ бодрой безмятежности, когда ее терзала тоска по Криспину. Как прятала от них свое горе, когда узнала о его женитьбе. Как собиралась поддерживать свой брак точно так же, как поддерживала повседневную жизнь своей семьи, будучи бодрой и безмятежной.

Она действительно любит его. Иначе она не смогла бы прожить с ним всю жизнь. Но может ли она позволить ему любить ее? Что, если его любовь окажется недостаточно сильной, недостаточно глубокой или недостаточно страстной? Что, если он никогда не станет для нее всем.

Пожалуй, ей лучше поберечь свое сердце.

О нет.

– А как это сделать? – спросила она.

Но прежде чем он успел ответить, со стороны дома донесся стук копыт и скрип колес по гравию.

Именно по этой причине они не уходили далеко от дома, хотя ни один из них не произнес этого вслух. Они хотели находиться неподалеку, чтобы не пропустить прибытия кареты.

Дункан напрягся, прислушиваясь.

– Карета, – сказал он.

– Да, – отозвалась Маргарет.

Они вскочили на ноги и побежали вверх по крутому склону к террасе, а затем вокруг восточного фасада дома. Дункан слегка опережал Маргарет.

Перед портиком стояла массивная дорожная карета. Кучер распахнул дверцу и, даже не потрудившись опустить ступеньки, вытащил изнутри маленькую фигурку, издававшую пронзительные вопли. Он поставил ребенка на землю, и Маргарет, замедлив шаг, увидела маленького мальчика с шапкой белокурых кудрей.

Ребенок, должно быть, заметил Дункана, появившегося из-за дома. Как только его ноги коснулись земли, он помчался к Дункану, протягивая к нему руки и выкрикивая на бегу:

– Папа! Папа!

Ему не пришлось бежать далеко. Дункан не замедлил шага. Нагнувшись, он подхватил мальчика на руки и прижал его к себе. Тот обнял его за шею.

Маргарет остановилась в нескольких шагах от них.

– Папа, – снова и снова повторял мальчик, уткнувшись лбом ему в шею.

Дункан повернул голову и поцеловал его.

– Я думал, мы никогда не приедем, – произнес малыш жалобным тоном. – Миссис Харрис сказала, что это настоящее испытание, а мистер Харрис спал всю дорогу. Он храпел. Я боялся, что тебя здесь не окажется. Миссис Харрис сказала, что мы можем тебя опередить. Я боялся, что ты никогда не приедешь и я больше тебя не увижу. И у меня не будет папы. Но ты оказался здесь. А теперь миссис Харрис расскажет тебе, как плохо я себя вел, ты будешь сердиться и ругать меня, а я буду плакать. Не сердись, папа, пожалуйста.

Он поднял голову, прижал свои маленькие ладошки к щекам Дункана и поцеловал его в губы.

– Я больше никогда не буду плохо себя вести, – произнес он льстивым тоном, невинно распахнув глаза, – раз я дома и снова с тобой.

– Осмелюсь предположить, – сказал Дункан, – что ты довел бедную миссис Харрис до безумия своими шалостями, да, проказник?

– Да, – признался мальчик и погладил Дункана по щекам, прежде чем начать вертеться, вырываясь из его рук. Его глаза остановились на Маргарет. – А ты кто?

– Не слишком вежливый вопрос, Тоуб, – покачал головой Дункан, поставив его на землю и взяв за руку. – Я бы сказал тебе сам, если бы ты подождал минутку. Это леди Шерингфорд, моя новая жена. И твоя новая мама.

– Нет, – сказал мальчик, прижавшись к боку Дункана и пытаясь спрятаться за его ноги. – Нет, это не моя мама. Я не хочу иметь маму. Она нам не нужна, папа. Отошли ее прочь прямо сейчас.

Маргарет сделала едва заметный жест, остановив Дункана, который нахмурился, собираясь заговорить.

– Конечно, я не твоя мама, Тоби, – вздохнула она, – я жена твоего папы, только и всего. Твой папа сказал, что ты недавно упал с дерева и набил себе шишку. У тебя еще осталась отметина?

Мальчик прислонился к ноге Дункана и потер пальцем свой лоб.

– Наверное, уже все прошло, – сказал он. – Но шишка была размером с яйцо, даже с два яйца.

– Жаль, что я не видела, – сказала Маргарет. – Мой брат упал с лошади, когда был в твоем возрасте или чуть постарше, но шишка у него на голове была определенно не больше одного яйца. Он постоянно ходил исцарапанный, с синяками по всему телу.