Текст книги "Наконец пришла любовь"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 12
Внезапное затишье в заполненной гостями библиотеке, за которым последовал оживленный гул голосов, сообщили Дункану, что по крайней мере один из трех человек, которых он меньше всего хотел видеть, находится в этой самой комнате. Он неторопливо огляделся. И точно, на мягкой скамье у окна сидела Кэролайн, рядом с ней стоял Норман.
Дункан учтиво склонил голову в их сторону, а мисс Хакстебл поздоровалась с Коном, который был вместе с рыжеволосой красавицей.
– Маргарет! Шерри! – произнес Кон с чрезмерной сердечностью. – Вы знакомы с миссис Хантер? Пойдемте с нами в музыкальную комнату. Надеюсь, вы поможете мне убедить миссис Хантер спеть для всей компании. Мисс Хакстебл и граф Шерингфорд, Ингрид, – представил он их.
– Насколько я помню, у вас очаровательное контральто, миссис Хантер, – сказала мисс Хакстебл. – Я так надеюсь, что вы согласитесь спеть. Однако мы с лордом Шерингфордом только что провели полчаса в музыкальной комнате. И хотели бы перекусить.
В глазах миссис Хантер мелькнуло веселье.
– Я помню вас с прежних времен, лорд Шерингфорд, – сказала она. – Все юные девушки, дебютировавшие вместе со мной, включая, должна признаться, и меня, были готовы упасть в обморок от одного вашего взгляда. Увы, вы даже не подозревали о нашем существовании.
У нее был низкий музыкальный голос.
– Осмелюсь предположить, – сказал он, – что в то время я был глупее, чем сейчас, миссис Хантер. Мистер Хантер был явно намного мудрее.
– Бедный Оливер, – вздохнула она. – Он пережил нашу свадьбу менее чем на год, хотя спешу добавить, что между этими двумя событиями нет связи. Может, продолжим наш путь в музыкальную комнату, Кон?
Кон помедлил, бросив на кузину многозначительный взгляд, однако предложил вдове руку, и они проследовали дальше.
К ним решительно направлялся Норман. Дункан был прав в своем впечатлении о нем, сложившемся позапрошлым вечером. Он не изменился, если не считать раздавшейся талии и количества волос на голове. У него был все такой же высокий воротничок и все такой же важный вид. Правда, за эти пять лет он обзавелся двойным подбородком.
И он пылал праведным негодованием.
– Шерингфорд, – сказал он, подойдя достаточно близко, чтобы его было слышно. Хотя вокруг стоял гул голосов, Дункан готов был поспорить на свое состояние, если бы оно у него имелось, что каждый, кто находился в библиотеке, сможет завтра пересказать их разговор любому, кто не имел счастья прослушать его лично.
– Норм, – любезно отозвался он. – Могу ли я представить тебе мисс Хакстебл? Норман Пеннеторн, любовь моя. Мой кузен с отцовской стороны, как следует из его имени. Двоюродный кузен, если быть точным.
Норман коротко кивнул мисс Хакстебл.
– Как я понял, мадам, – сказал он, – моя дорогая жена нанесла вам визит позапрошлым утром, хотя я узнал о ее намерениях, когда было уже слишком поздно, иначе я никогда бы этого не допустил. Но я должен поаплодировать ее мужеству. Она пошла на этот столь тягостный для нее шаг исключительно из заботы о вашем счастье и добром имени. Вижу, ее усилия были напрасны. Вы пренебрегли ее предупреждением.
Дункан собрался ответить, но мисс Хакстебл его опередила.
– Вовсе нет, мистер Пеннеторн, – сказала она. – Я благодарна вашей жене за визит и очень внимательно ее выслушала. Но видите ли, у каждой истории есть две стороны, и было бы несправедливо выслушать только ее, не предоставив слова лорду Шерингфорду, особенно учитывая, что он оказал мне честь, предложив выйти за него замуж.
Она говорила тихо, но Дункан не сомневался, что среди присутствующих были такие, кто слышал каждое слово.
– И вы приняли предложение? – резко спросил Норман.
– Если бы я его приняла, – ответила она, – или если я его приму, вы сможете прочитать объявление об этом в утренних газетах на следующий день, сэр.
Кэролайн, заметил Дункан, осталась сидеть там, где сидела. Она выглядела бледной и интересной, окруженная стайкой дам, которые похлопывали ее по спине и коленям, обмахивали платочками и подносили к ее носу флакончики с нюхательной солью.
Норман переключил внимание с мисс Хакстебл на него.
– А ты, Шерингфорд, – сказал он, набрав в грудь воздух, – лучше со временем не стал. Все так же пренебрегаешь правилами приличия, как и раньше. У тебя даже не хватило порядочности держаться подальше от моей дорогой жены и шурина. Зато у тебя хватило совести явиться на вечеринку, где приличная публика вправе рассчитывать, что ее избавят от общества негодяев. Я никак не ожидал, что миссис Генри пригласит тебя сегодня вечером.
В отличие от мисс Хакстебл Норман даже не пытался понизить голос. Он говорил с четкой артикуляцией, красноречием и страстностью, словно выступал в палате общин.
– Приятно снова повидаться, Норм, – любезно отозвался Дункан. – А теперь, если ты извинишь нас, мы хотели бы продолжить путь в столовую. Мы с мисс Хакстебл желаем перекусить.
По методу исключения, подумал он, Тернер должен оказаться в столовой. Но он не может отступить сейчас и позволить утренним газетам представить его трусом.
– Я требую, – заявил Норман, – чтобы ты покинул этот дом, где также находится моя жена.
О Господи, этому позеру следовало бы выступать на сцене.
– Я с удовольствием покину этот дом, Норм, – отозвался Дункан, – когда мисс Хакстебл сообщит мне, что она желает вернуться домой. Или когда моя тетушка попросит меня уйти.
Он бросил взгляд на мисс Хакстебл, сожалея, что не настоял на том, чтобы она ушла домой раньше. Было несправедливо втягивать ее в это пошлое действо. Сплетни последних дней покажутся ерундой по сравнению с завтрашними.
Впрочем, как она сообщила ему несколько минут назад, не в его власти заставить ее сделать что-либо против ее воли.
– Если вы пытаетесь привлечь внимание и поставить свою жену в неловкое положение, сэр, – негромко произнесла она, обращаясь к Норману, – то вы отлично преуспели. А теперь, надеюсь, вы извините нас?
Она взяла Дункана под руку и двинулась в сторону столовой в тот самый момент, когда оттуда вышел Рэндольф Тернер под руки с двумя юными особами.
Это была идеально рассчитанная мизансцена, вынужден был признать Дункан, как в отличной театральной постановке. Даже те немногие, кто еще делал вид, что не прислушивается к их разговору, перестали притворяться.
– Тернер, – сказал Дункан, склонив голову.
Тернер резко остановился и побледнел.
Он выглядит как само воплощение романтического героя, отметил Дункан, окинув его критическим взглядом в ожидании ответа на свое приветствие. Высокий, хорошо сложенный, с гладкими белокурыми волосами, бледно-голубыми глазами, изящно вылепленным носом и выразительным ртом. Они были на редкость красивой парой, он и Лора, которая тоже была блондинкой с голубыми глазами.
Норман не стал дожидаться, пока его шурин ответит. Он пересек комнату и встал между ними.
– Рэндольф, – сказал он, – я пытался убедить Шерингфорда уйти по-тихому, пока вы не столкнулись лицом к лицу. Представляю, насколько мучительна для тебя эта встреча, да еще в таком публичном месте. Но он отказался уйти, так что ему придется пожинать последствия. Здесь полно свидетелей, которые, вне всякого сомнения, разделяют твое негодование, как и мое. Никто не упрекнет тебя, если ты выскажешь ему все, что у тебя на уме, и потребуешь удовлетворения. Все поймут, что у тебя не было иного выхода.
Дункан, приподняв брови, наблюдал за Тернером. Его и без того бледное лицо приобрело мучнистый оттенок, челюсти были крепко сжаты, взгляд казался непроницаемым.
Что можно сказать человеку, которому ты позволил сбежать с твоей женой, не предприняв попытки броситься за ним в погоню, чтобы догнать и вытрясти из него душу, во-первых, либо отвергнуть неверную жену и развестись с ней, во-вторых?
Что сказать человеку, который, как ты подозреваешь, знает все твои самые темные и неприглядные тайны?
– Я любил свою жену, – заявил Тернер, – больше, чем жизнь.
Две молодые дамы теснее прижались к нему. Одна из них устремила на него обожающий взгляд. Другая обвила его руку обеими руками.
Дункан кивнул.
– Да, она говорила мне об этом, – сказал он.
– Вы не имели права, – гневно фыркнул Тернер, – вставать между мужем и его законной женой.
Даже не поворачивая головы, Дункан мог поспорить на значительную сумму, что в комнате, за его спиной, не один платочек был поднесен к женским глазам.
– Да, никакого законного права, – согласился он.
– Рэндольф, – натянуто произнес Норман.
Тернер бросил на него беспокойный взгляд и облизнул губы.
– Наверняка ты хочешь потребовать удовлетворения от этого негодяя, – подсказал Норман.
Женщины дружно ахнули.
Мисс Хакстебл крепче сжала локоть Дункана.
– Ты имеешь в виду дуэль? – уточнил Дункан. – Неужели за время моего отсутствия дуэли стали законными, Норман? Интересный поворот событий. Желаете вызвать меня, Тернер? При таком количестве свидетелей? Включая дам?
– Я… – забормотал Тернер.
– Конечно, желает, – закончил за него Норман, твердо и деловито. – Я буду твоим секундантом. Уверен, здесь не найдется ни одного человека, который не аплодировал бы тебе за столь жесткую позицию по отношению к подлецу, который подверг твою сестру публичному унижению и разрушил твой счастливый брак.
Определенно Норман заслуживает места в палате общин, если, конечно, он не захочет стать актером, подумал Дункан. С таким ораторским талантом он сметет всех на своем пути.
– Здесь есть по крайней мере один человек, который не станет аплодировать столь ребяческому способу уладить старую ссору, – вмешалась мисс Хакстебл. – Что, скажите на милость, уладится, если один из вас вышибет мозги другому? Гораздо разумнее обсудить ваши противоречия наедине.
Повисшее молчание свидетельствовало о том, что ее точку зрения никто не разделяет. Впрочем, она была не совсем одинока.
– Полагаю, вы – мисс Хакстебл, мадам, – сказал Тернер, переведя взгляд на нее, – хотя я не имел счастья быть представленным вам. Вы совершенно правы. Дом миссис Генри неподходящее место для подобных сцен. И я никогда не верил, что насилие что-то решает. К тому же – простите меня, мадам! – я не считаю, что граф Шерингфорд заслуживает такой чести, как дуэль. Он выбрал путь, ведущий в ад, и, насколько это касается меня, может следовать по нему и дальше. Я не испытываю желания сократить этот путь.
Теперь обе юные особы устремили на него обожающие взгляды. Кто-то из дам подавил рыдание. Еще кто-то громко всхлипнул.
Дункан улыбнулся, глядя на Тернера.
– Вы, оказывается, никогда не считали, что насилие что-то решает, – вкрадчиво произнес он. – Можно только восхищаться и уважать столь миролюбивые взгляды. Если вы передумаете, вы знаете, где меня найти, хотя должен предупредить вас, что сэр Грэм Карлинг вряд ли придет в восторг, если в его дом нагрянут два воинственно настроенных джентльмена: безутешный муж, который не верит, что насилие что-то решает, и его родственник, хотя и не брат.
Тернер впился в него глазами.
«Конечно же, я знаю, – безмолвно сказал ему Дункан. – Неужели вы успокаивали себя хотя бы однажды в течение последних пяти лет мыслью, что я не в курсе?»
– Рэндольф, – резко бросил Норман, – подумай о своей бедной покойной жене, подумай о своей сестре.
Дункан посмотрел на мисс Хакстебл.
– Может, пойдем выпьем лимонаду? – предложил он.
– Это было бы неплохо, – отозвалась она, и они направились в столовую, после того как Тернер и его спутницы поспешно уступили им путь.
Было ясно, что собравшиеся в столовой так же жадно наблюдали за стычкой, как и обитатели библиотеки. Их встретили любопытные взгляды и оглушительное молчание, затем все отвернулись и принялись оживленно разговаривать друг с другом.
– Надеюсь, – сказал Дункан, – вы по-прежнему наслаждаетесь публичным ухаживанием, мисс Хакстебл.
– Если эта дуэль состоится, – произнесла она дрожащим от эмоций голосом, – и если прольется хоть одна капля крови, не важно с какой стороны, я лично убью вас.
– Это несколько нелогично, – заметил он. – Я не подозревал, что ваши чувства настолько глубоки.
Она посмотрела на него в упор и продолжила тихим, но прочувствованным тоном.
– Бедняга! – сказала она. – Завтра вы должны нанести ему визит, если он согласится принять вас, и извиниться самым смиренным и искренним образом. Вы причинили ему зло, и, хотя вы не можете изменить прошлое и рассчитывать на прощение, вы могли бы по крайней мере признать, что вы поступили очень плохо и что причиненные вами страдания непростительны. Вы поедете и извинитесь, лорд Шерингфорд.
Он приподнял брови:
– Иначе?
– О, – сказала она, – неужели вам требуются ультиматумы, чтобы вы поступили правильно? Вы должны извиниться.
– Вы одобряете ложь, Мэгги? – поинтересовался он.
– Ложь? – переспросила она. – Нет, хотя я сама не без греха. Но ложь не принесла мне добра.
– И тем не менее вы хотите, чтобы я солгал?
Она недоуменно нахмурилась.
– Если я извинюсь, я солгу, – сказал он. – Я ни о чем не сожалею.
Она на секунду закрыла глаза, ее плечи поникли.
– Глупый вы человек, – сказала она. – Наверное, вы очень любили ее. Но любовь не должна приводить к бесчестью или к страданиям.
– Как вам удалось дожить до тридцати лет и остаться такой наивной? – спросил он.
Ее глаза широко раскрылись.
– Позвольте мне принести вам лимонад.
Только когда граф Шерингфорд забрал пустую тарелку у нее из рук и поставил ее на стол, Маргарет осознала, что она что-то съела, хотя и не могла припомнить что. И ее стакан был пустым. Лимонад? Да, она еще ощущала его вкус.
Она улыбнулась при виде леди Карлинг, которая направлялась к ней, как корабль под всеми парусами, протянув обе руки.
– Дины давным-давно пригласили нас на обед, – сообщила она, поцеловав Маргарет в щеку, – задолго до того, как Агата назначила дату этой вечеринки. Нам только сейчас удалось вырваться оттуда и приехать сюда, и оказывается, мы пропустили все события. Маргарет, дорогая, вы, должно быть, святая. Вынести все это и по-прежнему стоять рядом с Дунканом. Как я понимаю, Рэндольф Тернер не стал вызывать его на дуэль, что удивительно и даже слегка постыдно, хотя я ужасно рада, что он этого не сделал. Мои нервы не выдержали бы такого стресса. Дункан, любовь моя, у тебя нет иного выхода, кроме как смирить гордыню и извиниться. Давно следовало это сделать.
– Он сказал, что не будет, – сообщила ей Маргарет. – Он говорит, что ни о чем не сожалеет.
Его мать щелкнула языком.
– Что ж, Лора Тернер была очень удачливой женщиной, – сказала она. – Дункан, ты не мог бы принести мне немного миндального ликера?
Прошло еще полчаса, большей частью в компании с леди Карлинг и ее приятельницами, прежде чем лорд Шерингфорд снова предложил Маргарет проводить ее домой. Ничему в жизни Маргарет так не обрадовалась бы, хотя она скорее бы умерла, чем сама попросила бы об этом. Она чувствовала себя совершенно измотанной.
Во что она себя втравила? Но что бы это ни было, ей некого винить, кроме себя.
Следует ли ей уведомить его, когда он отвезет ее в Мертон-Хаус, что она приняла твердое решение не выходить за него замуж и что она больше не желает его видеть? У него еще останется время найти другую невесту. В самом деле, как она может согласиться на брак с мужчиной, у которого явно нет совести?
Но кто еще согласится, если она откажется?
А вот это совершенно не ее дело.
Стивен находился в гостиной, стоя в кружке молодых людей, которые, казалось, все одновременно говорили и смеялись. Увидев, что они вышли из музыкальной комнаты, он отделился от своих собеседников и подошел к ним.
– Уже уходишь, Мэг? – спросил он. – Могу я проводить тебя?
– Нет, спасибо, Стивен, – отозвалась она. – Меня проводит лорд Шерингфорд.
– Позволь мне по крайней мере вызвать карету, – предложил он.
– Не надо, – улыбнулась она. – Вечер чудесный, во всяком случае, был таким, когда я в последний раз смотрела в окно.
У графа не было кареты, и она отказалась от его предложения нанять экипаж для этого вечера. Они прошли короткий путь до дома миссис Генри пешком.
Они распрощались с хозяйкой, которая покачала головой, глядя на племянника, поцеловала его в щеку и сказала ему, что он сделал ее настолько известной, что у нее не будет отбоя от желающих посетить ее вечеринку в следующий раз.
– А все, кто отказался от приглашения на этот вечер, будут горько сожалеть, – сказала она.
Глава 13
Через несколько минут они оказались на улице. Маргарет слегка поежилась под своей шалью. После шумной вечеринки ночная тишина казалась оглушительной.
Лорд Шерингфорд подставил ей локоть, и она взяла его под руку.
– О чем вы думаете? – поинтересовался он, после того как они прошли некоторый путь в молчании.
– Сама не знаю, – ответила она. – У меня такое ощущение, словно вся моя жизнь перевернулась вверх ногами.
– Вы предпочитаете, – сказал он, – чтобы я перестал ухаживать за вами? Ваша репутация очень быстро восстановится, оставив вас практически незапятнанной. Сплетни быстро умирают, когда не находят пиши.
– Я предпочла бы, лорд Шерингфорд, – отозвалась она, – получить объяснение, почему вы не сожалеете о своем поступке и почему вы отказываетесь извиниться перед этим беднягой. Из простого упрямства? Или причиной тому любовь? Неужели ваша страсть к миссис Тернер стоила отказа от всего, что составляло вашу жизнь, включая ваш характер и честь? Неужели даже сейчас вы не можете поступить достойно и признать, что вы причинили страдания ее мужу?
Она снова поежилась. Шаль соскользнула с ее плеч, открыв их прохладному вечернему воздуху.
Лорд Шерингфорд остановился и подтянул шаль вверх, обвив ее плечи рукой. Он смотрел ей прямо в глаза, хотя она едва различала его лицо в темноте. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала запах вина, которое он пил.
– Страсть? – переспросил он. – Было бы нечестно продолжать ухаживать за вами, позволив вам оставаться в подобном заблуждении. Я вообще не любил Лору, Мэгги, во всяком случае, в романтическом смысле.
Маргарет устремила на него озадаченный взгляд. Они находились под деревьями, росшими по краю тротуара. Вот почему так темно, несмотря на яркую луну и звезды, сообразила она. Улица была пустынной. Даже ночного сторожа не было видно.
– Значит, все дело в упрямстве? – сказала она. – В нежелании признать, что мимолетное увлечение разрушило несколько жизней, включая вашу? И вы думаете, что другие люди, включая меня, станут уважать вас за столь непробиваемое упрямство? Вы, очевидно, считаете, что признаваться в ужасном проступке с непоправимыми последствиями недостойно мужчины? Но разве признать, что вы не правы, попросить прощения, – не единственно верный и порядочный поступок в вашем положении?
Лорд Шерингфорд вздохнул.
– Мне следовало рассыпаться перед вами в извинениях, когда мы столкнулись на балу у леди Тинделл, – сказал он, – и позволить вам поспешить туда, куда вы направлялись. Мне следовало выбрать кого-нибудь другого, менее решительно настроенного спасти меня от нужды. Мэгги, существуют разные виды порядочности. Иногда похитить женщину у мужа и сбежать с ней – самый порядочный поступок, какой только может совершить мужчина. Даже если он вынужден бросить собственную невесту буквально у алтаря, хотя в случае с Кэролайн Тернер все не так грустно.
– Тогда объясните мне, – предложила Маргарет, повернувшись к нему лицом. Он по-прежнему обнимал ее одной рукой, и ей пришлось упереться ему в грудь ладонями, чтобы отстраниться. – Как грех может быть порядочным? – спросила она, глядя в его лицо, едва различимое даже на таком расстоянии.
И тут ее озарило. Странно, что эта мысль не пришла ей в голову раньше.
– Рэндольф Тернер – трус, – заявил он, – как вы могли заметить некоторое время назад. Любой другой на его месте не видел бы иного выхода, кроме как швырнуть мне в лицо перчатку, пусть даже в фигуральном смысле. А он нашел способ выкрутиться и даже предстать благородным рыцарем, в глазах дам по крайней мере.
– Возможно, – сказала она, – он ненавидит насилие и понимает, что оно ничего не решает.
– Любой нормальный муж, жена которого сбежала с другим мужчиной, перевернул бы небо и землю, чтобы найти ее и наказать похитителя, или публично отказался бы от нее и дал ей развод. И конечно, он бы решительно возражал против возвращения своего обидчика в свет после ее смерти, а тем более возражал бы против его присутствия на светских мероприятиях, словно он имеет право на прощение и уважение общества.
– Но возможно, – с нажимом повторила Маргарет, – он ненавидит насилие и понимает, что оно ничего не решает.
Лорд Шерингфорд вздохнул.
– А возможно, – сказал он, – он обладает качеством, которое идет рука об руку с трусостью.
Маргарет помолчала, всматриваясь в его глаза в темноте. Она не ждала объяснений. Ее подозрение подтвердилось.
– Он тиран? – прошептала она.
Он отпустил ее, отступив на шаг, и прислонился к дереву, сложив руки на груди. Маргарет подхватила концы шали и плотнее запахнулась в нее.
– Я пообещал ей, что никогда не расскажу об этом ни одной живой душе, – сказал он. – Хотя главная причина ее скрытности заключалась в том, что она чувствовала себя виноватой. Лора считала, что она не состоялась как жена и тем самым навлекла на себя порицание и насилие. Ей казалось, что, узнав ее позорную тайну, все станут винить и презирать ее, и предпочла, чтобы ее считали неверной женой.
– Он бил ее? – спросила Маргарет, вцепившись в концы шали, словно от этого зависела ее жизнь.
– В числе прочего, – отозвался он. – Но разумеется, это не давало ей права убегать от него. Муж вправе бить свою жену или применять любые формы воздействия, чтобы добиться от нее покорности и послушания. В конце концов, она является его собственностью, как собака.
– О, бедная миссис Тернер, – сказала Маргарет, оглядевшись по сторонам. Вокруг по-прежнему никого не было. Она всегда считала насилие в семье худшим из несчастий, которые могут постигнуть человека. Семья должна быть самым надежным убежищем на свете. – Как вы узнали об этом?
– Случайно, – отозвался он. – Я только что обручился с Кэролайн и стал частью их семьи. Хоть убейте, не могу припомнить, как вышло, что мы с Лорой оказались в стороне от остальных и смогли поговорить наедине в течение нескольких минут. Тернер держал ее на коротком поводке, особенно после избиений, то есть практически всегда. Для посторонних это выглядело как супружеская привязанность. Собственно, вначале я тоже так думал, до того вечера.
Маргарет молча смотрела на него. Она забыла о ночной прохладе, хотя ее била дрожь. Раздался стук копыт, но, должно быть, всадник свернул на другую улицу. Звук становился тише, пока не заглох совсем.
– Однако случилось так, – продолжил он, – что мы оказались в стороне от остальных членов семьи, и она настолько потеряла бдительность, что позволила мне заметить синяк на своем предплечье. Помнится, рукава ее платья были длиннее, чем предписывала мода. Когда я упомянул об этом, она испугалась и повернула голову таким образом, что шелковая косынка на мгновение соскользнула с ее шеи. Она поспешно поправила ее, но я успел разглядеть у нее и на подбородке синяк, побледневший, но вполне отчетливый. Видимо, это и было «недомогание», продержавшее ее дома всю прошлую неделю. За время моего знакомства с Кэролайн таких недомоганий было множество. Считалось, что у Лоры слабое здоровье. Я был настолько шокирован, что не сдержался. Я даже помню свои точные слова. «Тернер бьет вас!» – воскликнул я, и она, бросив взгляд на остальную компанию, находившуюся за пределами слышимости, и изобразив на лице улыбку, торопливо рассказала мне всю правду. Избиения продолжались два года из трех лет ее замужества и становились все более частыми и жестокими.
– Какой ужас! – поразилась Маргарет. Она всегда считала мужчин, избивающих жен, самыми гнусными из смертных. – И вы увезли ее?
– Не сразу, – сказал он. – Было очевидно, что до меня она ни с кем этим не делилась и что она чрезвычайно испугалась собственной откровенности, как только облегчила душу. Она во всем винила себя, главным образом в том, что она плохая жена, неспособная доставить удовольствие мужу. Когда я предложил серьезно поговорить с Тернером насчет нее, она чуть не упала в обморок от ужаса. Несколько недель, последовавших за этим, она избегала меня, пока не наступил вечер накануне моей свадьбы. Она пришла ко мне домой, одна, тайком, что было крайне неприлично и опасно, как вы, наверное, понимаете. Но она была в отчаянии, и ей было не к кому обратиться. Она говорила, что покончит с собой, и я ей поверил. Я по-прежнему верю, что она сделала бы это. А если нет, то рано или поздно Тернер сделал бы это за нее. И я совершил то, что считал единственно возможным. Я увез ее, пообещав, что никогда не расскажу ее историю ни одной живой душе. Сегодня вечером я нарушил это обещание. Возможно, вы никогда не выйдете за меня замуж, Мэгги. Собственно, это было бы только разумно с вашей стороны. Но я надеюсь, что то, что я рассказал вам, останется между нами.
Маргарет вдруг осознала, что она крепко, до боли прикусила нижнюю губу.
– Но люди должны знать, – сказала она. – Они должны знать, что вы не тот негодяй, которым считаетесь.
– Почему же? – возразил он. – Муж властен над жизнью и смертью своей жены, Мэгги. Он имеет право, а некоторые скажут, что и обязанность, исправлять ее и наказывать, как он считает нужным. Никакой другой мужчина, не являющийся ее отцом или братом, не имеет права вмешиваться. Такова позиция и церкви, и государства. Я именно негодяй, которым меня все считают, хотя, возможно, не совсем обычный.
Маргарет глубоко втянула в грудь воздух.
– Почему, – спросила она, – он не преследовал вас?
– Потому что он трус, – ответил он, – как это обычно бывает с тиранами. И возможно, потому что мы очень тщательно скрывались почти пять лет, до ее смерти. Он мог бы увезти ее домой, если бы нашел. И церковь, и закон были бы на его стороне. Я не смог бы ничего сделать, чтобы помешать ему. Он бы убил ее, Мэгги. У меня нет сомнений в этом. Печально, но она сделала это за него. Она не лишила себя жизни в буквальном смысле этого слова, но она отказалась бороться за нее, когда простудилась и заболела. Она просто истаяла. Он убил в ней веру в себя. А когда человек не верит, что в нем есть что-то хорошее, ему незачем жить, он считает себя недостойным даже того малого, что у него осталось. Я не стану извиняться перед мужчиной, который практически убил женщину, чья вина состояла только в моральной и эмоциональной неспособности бороться с жестокостью и несправедливостью.
Вздохнув, Маргарет сделала несколько шагов к нему, пока не подошла вплотную. Он опустил руки, которые держал скрещенными на груди, а она прижалась лбом к его плечу и мгновенно почувствовала тепло. Она действовала интуитивно, не задумываясь о приличиях, ощущая потребность в его человеческом тепле, и уступила этой потребности – как Лора пять лет назад.
– Теперь я понимаю, – сказала она, – почему я не смогла отвергнуть вас, несмотря на все свидетельства и единодушное мнение всех, кого я знала. Бывают моменты, когда следует доверять собственной интуиции. Я не смогла убедить себя, что вы плохой человек.
– Но я плохой человек, – возразил он. – Нет закона, ни человеческого, ни божеского, который оправдал бы то, что я сделал, Мэгги. Жена является собственностью мужа, и он может распоряжаться ею, как найдет нужным.
– Какая чепуха! – воскликнула она, не поднимая головы.
– Как это часто бывает с законами, – усмехнулся он. – Но это единственное, что цементирует общество и предотвращает полный хаос. Остается только надеяться, что мы сможем постепенно изменить законы таким образом, чтобы они отражали истинную мораль и права всех – включая женщин, бедняков и даже животных. Но я не думаю, что это случится скоро, если вообще случится. То, что я сделал, неправильно, Мэгги. Плохо.
– Тогда возблагодарим небеса, – сказала Маргарет, подняв голову, – за несовершенство этого мира. Он гораздо сложнее, чем черно-белая картинка. Какое глубокое наблюдение, не правда ли? Как будто никто не замечал этого раньше.
Впрочем, он еще не все объяснил, вдруг вспомнила она.
– А как же мисс Тернер? – спросила она. – Брошенная накануне свадьбы, она оказалась жертвой унижения и сердечной раны.
– Она была единственной, с кем я поделился тем, что узнал от Лоры, – сказал он, – еще до того, как дал ей обещание никому не рассказывать. Помнится, я опасался, что Кэролайн подверглась такому же обращению со стороны брата. Я был готов вышибить из него душу, окажись это так. Но нет, она не страдала от его нрава, хотя и знала о Лоре, и довольно энергично защищала Тернера. Если бы Лора не доводила его, заявила она, он не стал бы ее наказывать. На следующий день после этого разговора Лора снова занемогла и оставалась вдали от глаз публики более недели, даже дольше, чем обычно. Полагаю, я стал причиной одного из самых жестоких избиений в ее жизни, поговорив с Кэролайн. Так что у Лоры были веские основания просить меня хранить молчание.
– Мисс Тернер рассказала все брату? – уточнила Маргарет, хотя в этом не было необходимости.
– И вас удивляет, – спросил он вместо ответа, – что я быстро избавился от любви к ней, Мэгги?
Нет, ее это не удивляло.
Она снова прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза. Мимо них с грохотом проследовала карета, запряженная четверкой лошадей.
– Пожалуй, – сказала она, когда стук колес затих, – мне следует выйти за вас замуж.
Его руки легли ей на талию.
– Потому что вы прониклись жалостью ко мне? – поинтересовался он.
– Потому что вы вызываете какие угодно чувства, только не жалость, – парировала она. – Вам нужен душевный покой, лорд Шерингфорд. Мне тоже.
– Душевный покой, – повторил он. – Я уже забыл, что это такое. И вы полагаете, что брак принесет мне душевный покой, Мэгги?
– Жизнь в Вудбайн-Парке принесет, – ответила она. – Но к несчастью для вас, это может быть достигнуто только через брак со мной – или с кем-нибудь еще, кого вы сможете найти за оставшуюся неделю. Хотя я больше подойду вам, чем какая-нибудь другая. Я знаю правду, что позволяет мне уважать вас и даже восхищаться вами.
Он вздохнул и обнял ее за талию.
– Не делайте ошибки, полагая, будто теперь вы знаете меня лучше, чем раньше, – сказал он. – Вы всего лишь узнали еще несколько фактов.
– О, тут вы не правы, – возразила Маргарет, обвив его руками, насколько это позволяло дерево, к которому он прислонялся. – Я узнала больше, чем несколько фактов. Я узнала вас. По крайней мере я продвинулась в этом направлении.
– И вы верите, что я могу принести душевный покой вам? – Она почувствовала, как он прижался щекой к ее макушке. – Или что это сделает Вудбайн?
