Текст книги "Наконец пришла любовь"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Мэри Бэлоу
Наконец пришла любовь

Глава 1

Вернувшись в Лондон после пятилетнего отсутствия, Дункан Пеннеторн, граф Шерингфорд, не поехал в Клавербрук-Хаус на Гросвенор-сквер в особняк своей семьи, где теперь жил только его дед, а остановился на Керзон-стрит у своей матери, леди Карлинг. Сэр Грэм, ее второй муж, не пришел в восторг при виде пасынка, но, будучи привязан к своей жене, не захлопнул перед ним двери.

Впрочем, рано или поздно Дункан должен был явиться в Клавербрук-Хаус. Нежданно-негаданно, без объяснения причин его лишили средств к существованию, причем в то самое время, когда он наконец готовился к возвращению домой, в Вудбайн-Парк, поместье в Уорикшире, где он вырос и которое приносило ему неплохой доход уже пятнадцать лет после кончины его отца.

И собирался он не один. Вместе с ним решили ехать супруги Харрисы, служившие ему последние пять лет. Предполагалось, что Харрис займет должность главного садовника, освободившуюся весьма кстати в поместье. Но самое главное, четырехлетний Тоби очень хотел туда. В Вудбайне он считался бы осиротевшим внуком Харрисов. Узнав, что он будет жить в том месте, о котором Дункан рассказывал ему столько волнующих историй, Тоби пришел в крайнее возбуждение: воспоминания Дункана о детстве были почти сплошь счастливыми.

Но внезапно все планы Дункана пошли прахом, и он, оставив ребенка с Харрисами в Харрогите, поспешил в Лондон в надежде предотвратить катастрофу.

Единственное предупреждение поступило в виде официального письма, написанного твердой рукой секретаря его деда, не считая подписи внизу страницы, легко узнаваемой, несмотря на тот факт, что с возрастом маркиза Клавербрука она стала нетвердой и угловатой. Одновременно с этим уведомлением управляющий Вудбайн-Парка внезапно и зловеще замолчал.

После смерти Лоры четыре месяца назад необходимость скрываться в значительной степени исчезла, и Дункан счел своим долгом оповестить родных и знакомых об этом печальном событии. Так что все прекрасно знали, куда ему писать.

Казалось бессмысленным, что дед решил лишить Дункана содержания как раз тогда, когда в его жизнь вернулось хоть какое-то подобие определенности. В этом было еще меньше смысла, если учитывать тот факт, что как единственный внук и прямой потомок маркиза он был его наследником.

Так или иначе, но Дункан остался без гроша, лишившись возможности содержать тех, кто зависел от него, и самого себя, если уж на то пошло. Не то чтобы он очень беспокоился о Харрисах: на хороших слуг всегда имелся спрос. Или – о самом себе: он был молод и здоров. Но он не мог не беспокоиться о Тоби. А как же иначе?

Письмо, которое он написал деду, осталось без ответа. Отсюда его отчаянный бросок в Лондон – последнее место на земле, где он хотел бы оказаться, да к тому же в разгар сезона. А что еще ему было делать? Так что ему пришлось явиться лично, чтобы потребовать объяснений, вернее, попросить. Не родился еще человек, способный что-либо требовать от маркиза Клавербрука, никогда не отличавшегося мягким нравом.

Мать не смогла утешить Дункана. Она даже не знала, что он остался без средств к существованию, пока не услышала его рассказ об этом.

– Удивительно, дорогой, что дед не лишил тебя содержания еще пять лет назад, если у него вообще были подобные намерения, – заметила она, когда сын зашел в ее будуар утром, точнее, около полудня, ибо утренние часы не относились к любимому времени леди Карлинг. – Мы все ожидали, что он так и поступит. Я даже подумывала о том, чтобы пойти к нему и умолять не делать этого, но вовремя сообразила, что мое вмешательство могло подвигнуть его лишить тебя средств даже скорее, чем он собирался. Возможно, он лишь недавно вспомнил, что ты получаешь доход от Вудбайна. Осторожнее, Хетти, ты выдернешь у меня все волосы, и что я тогда буду делать? – Последняя реплика относилась к горничной, которая усердно расчесывала ее волосы.

Но дед Дункана не отличался плохой памятью, особенно когда дело касалось денег.

– Грэм говорит, что не намерен терпеть твое присутствие у нас больше недели, – добавила леди Карлинг, снова переключив внимание на сына, после того как расправила складки пеньюара, так чтобы они облегали ее фигуру самым выигрышным образом. – Он сказал это вчера вечером, когда ты приехал. Но пусть это тебя не беспокоит, дорогой. Когда мне нужно, я легко могу обвести Грэма вокруг пальца.

– В этом нет нужды, мама, – заверил ее Дункан. – Я не намерен задерживаться здесь надолго. Вот только поговорю с дедом. Не собирается же он оставить меня без гроша?

Но он всерьез этого опасался. И похоже, мать разделяла его опасения.

– Я бы не поставила против этого и десяти гиней, – сказала она, потянувшись за румянами. – Твой дед – упрямый и своенравный старик. Я просто счастлива, что он не является более моим свекром и мне не приходится делать вид, будто я его обожаю. Передай мне, пожалуйста, кисточку для румян, дорогой. Нет, не эту – другую. Хетти, сколько раз нужно тебе повторять: расставляй мои косметические принадлежности так, чтобы я могла до них дотянуться, пока ты занимаешься моими волосами. Ты, наверное, думаешь, что мои руки необычайно длинные и достают до колен?.. Представляю, как бы это выглядело!

Дункан подал матери кисточку для румян и вышел из комнаты. Он никак не мог решить, что больше соответствует семейному визиту: отправиться в Клавербрук-Хаус без предупреждения или отправить записку с просьбой принять его. Если он явится лично, его, возможно, ждет унизительный отказ от чопорного дворецкого маркиза, если, конечно, Форбс все еще занимает эту должность. Наверное, он почти такой же древний, как его хозяин. С другой стороны, если он напишет письмо, оно может пожелтеть от времени, прежде чем секретарь деда удосужится прочитать его.

Итак, орел или решка…

Что выбрать?

Время подпирало, вселяя в Дункана чувство паники. Он поселил Харрисов и Тоби в двух тесных комнатенках в Харрогите, уплатив только за месяц вперед. У него просто не было денег на более длительный срок. И одна неделя уже прошла.

Тем не менее он тянул с решением и провел целый день, заново привыкая к Лондону. Хотя инстинкт призывал его залечь на дно и не попадаться никому на глаза, более трезвая часть его натуры возражала против. Если он не может избегать общества себе подобных всю оставшуюся жизнь, не превращаясь в отшельника, то почему бы не покончить с этим прямо сейчас со всей непринужденностью, на какую он способен?..

Дункан отправился в «Уайтс», великосветский клуб, где он по-прежнему числился и где перед ним не закрыли двери. Там он встретил нескольких бывших друзей и знакомых. Никто из них не отвернулся, а многие, наоборот, приветствовали его с веселой фамильярностью, словно он был здесь в прошлом году и даже на прошлой неделе. Словно он никогда в жизни не убегал из Лондона и от общества, сопровождаемый шлейфом скандала. И если некоторые из джентльменов проигнорировали его присутствие, в этом не было ничего необычного. Нельзя же здороваться с каждым в «Уайтсе» или в любом другом месте. Никто не устроил сцену и не потребовал, чтобы его удалили из просторной гостиной клуба.

Дункан позволил себе присоединиться к группе заядлых наездников, направлявшихся в «Таттерсоллз», чтобы полюбоваться лошадьми и посмотреть скачки. Он даже выиграл некоторую сумму, правда, слишком скромную, чтобы она могла существенно повлиять на его финансовое положение. А вечером он принял участие в карточной игре, где спустил дневной выигрыш, прежде чем отыграть назад половину.

Перед сном он упаковал деньга в конверт, а на следующее утро отправил их в Харрогит. Тоби нуждался в башмаках, одежде… и во многом другом. Воспитание ребенка обходится недешево.

На второй день решение, как лучше обставить визит к деду, было принято без него. За завтраком Дункан обнаружил рядом со своей тарелкой записку, написанную знакомой рукой секретаря его деда. Это было приглашение явиться в Клавербрук-Хаус ровно в час дня. Старый маркиз, по словам матери Дункана, редко выбирался из дома, но явно был в курсе всего, что происходило вне его стен. Он слышал, что его внук вернулся в город, и даже знал, где его найти.

Это определенно был скорее приказ, чем приглашение – в час дня, ровно.

Дункан тщательно оделся, выбрав синий фрак, строгий и элегантный, хоть и не последний писк моды, велел камердинеру завязать галстук изящным, но простым узлом и натянул поверх серых брюк отполированные до блеска черные сапоги. Ему не хотелось, чтобы сложилось впечатление, будто он вел экстравагантный образ жизни, чего и не было.

– Ты, конечно, понимаешь, Смит, – сказал он камердинеру, – что я не смогу заплатить тебе на этой неделе и, возможно, на следующей. А может, и позднее. Если ты пожелаешь поискать другую работу, Лондон – самое подходящее место для этого.

Смит, который оставался с ним на протяжении одиннадцати лет, и благополучных, и скудных – хотя никогда раньше дело не доходило до полного безденежья, – фыркнул.

– Я многое понимаю, милорд, – отозвался он. – Слава Богу, не идиот от рождения. А уйти я всегда успею.

Значит, не сейчас, заключил Дункан, благодарный за это проявление преданности.

Он задержался перед зеркалом, окинув себя придирчивым взглядом. Ему не хотелось перед дедом выглядеть ни щеголем, ни просителем, пусть даже он находился в отчаянном положении. Внутренне вздохнув, он взял трость и шляпу из рук Смита и вышел из комнаты, а затем из дома.

Когда Дункан прибыл в Клавербрук-Хаус, Форбс принял у него вещи, едва удостоив его взгляда, и пригласил следовать за собой. Дункан подчинился, скорчив рожу за спиной дворецкого. Пожалуй, даже хорошо, что он не пришел вчера без приглашения. Вряд ли ему удалось бы проскочить мимо Форбса, если он не готов схватиться с ним врукопашную.

Маркиз Клавербрук ждал в гостиной, сидя в кресле с высокой спинкой у пылающего камина, несмотря на теплый весенний день. Тяжелые бархатные шторы были наполовину задернуты от яркого солнца. В воздухе висел запах мази, которую дед использовал для лечения своего ревматизма.

Дункан поклонился:

– Как поживаете, сэр? – поинтересовался он. – Надеюсь, вы здоровы?

Маркиз, никогда не отличавшийся склонностью к праздным разговорам, не снизошел до ответных любезностей. Он не поприветствовал внука и не выразил удовольствия, что видит его после долгой разлуки. Он также не поинтересовался, почему тот вернулся в Лондон, откуда бежал пять лет назад, спасаясь от скандала и позора. Впрочем, он знал почему, о чем не замедлил сообщить.

– Назови мне хоть одну убедительную причину, – сказал он, сведя свои кустистые седые брови так близко над переносицей, что они почти слились в сплошную линию, – хотя бы одну, Шерингфорд, почему я должен бы продолжать оплачивать твои излишества и гулянки?

Он приподнял деревянную трость с серебряным набалдашником, который сжимал обеими руками с узловатыми пальцами, и стукнул ею об пол между ногами, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.

Одна причина имелась, причем весьма убедительная – в отличие от излишеств и разгула, которых бывало не так уж много. Но маркиз ничего не знал о Тоби, и Дункан, насколько это было в его власти, не собирался просвещать на этот счет ни его, ни кого-либо другого.

– Возможно, потому, что я ваш единственный внук, сэр, – высказал он предположение, добавив на тот случай, если эта причина не показалась деду убедительной: – И еще потому, что теперь, когда Лора умерла, я собираюсь вести респектабельный образ жизни.

Маркиз еще больше нахмурился, если такое было возможно, и снова стукнул тростью по полу.

– И ты смеешь упоминать это имя в моем присутствии? – риторически поинтересовался он. – В глазах общества миссис Тернер умерла пять лет назад, Шерингфорд, когда совершила неслыханное преступление, сбежав с тобой от своего законного супруга.

Случилось это в двадцать пятый день рождения Дункана, более того, в день его свадьбы. Он бросил свою невесту практически у алтаря и сбежал с женой ее брата. Это был самый громкий скандал, случившийся в Лондоне за несколько лет, а возможно, за всю историю. По крайней мере так казалось Дункану. Хотя испытать накал страстей на собственной шкуре он не мог.

Он ничего не ответил. Едва ли это было подходящее время и место, чтобы обсуждать значение слова «преступление».

– Мне следовало давно оставить тебя без гроша, – продолжил маркиз, так и не предложив Дункану сесть. – Но я позволил тебе получать доход от Вудбайн-Парка, чтобы ты был вне моего поля зрения и вне поля зрения всех приличных людей. Но теперь, когда эта женщина умерла, никем не оплакиваемая, можешь катиться к черту. Мне все равно. На мое семидесятилетие ты обещал, что женишься до тридцати лет, а к тридцати одному году в твоей детской появится сын. Пять лет назад ты бросил у алтаря мисс Тернер, и шесть недель назад тебе исполнилось тридцать.

Неужели он дал столь опрометчивое обещание? Впрочем, что взять с мальчишки, которым он был тогда? И не в этом ли кроется объяснение тому факту, что его внезапно лишили средств к существованию? Он все еще холост, несмотря на исполнившееся тридцатилетие. Но во имя Господа, до недавнего времени он жил с Лорой. Конечно, они не были женаты. Тернер упорно отказывался давать ей развод. Неужели его дед рассчитывал, что за четыре месяца он найдет себе невесту и женится на ней только для того, чтобы выполнить обещание, данное юнцом, который ничего не знал о жизни?

– Еще есть время, чтобы произвести на свет наследника, прежде чем мне исполнится тридцать один год, – заметил Дункан довольно неубедительно, судя по реакции его деда. Тот фыркнул. Это был не слишком приятный звук. – К тому же, – продолжил Шерингфорд, – мне кажется, что вы не совсем точно запомнили мои слова, сэр. Насколько я помню, я обещал, что женюсь до вашего восьмидесятилетия.

Которое наступит… когда? На будущий год? Или через год?

– До которого осталось ровно шестнадцать дней! – бросил маркиз, грозно нахмурившись. – Где твоя невеста, Шерингфорд?

Шестнадцать дней? Будь все проклято!

Дункан подошел к окну, помедлив с ответом, уставился на площадь внизу и сцепил за спиной руки. Может, сделать вид, что он говорил о восемьдесят пятом дне рождения? Господи, он даже не помнит собственного обещания. С его деда станется выдумать всю эту историю, чтобы оправдать свое решение лишить единственного внука средств к существованию. Вудбайн-Парк, хотя и принадлежал маркизу Клавербруку, традиционно предоставлялся наследнику титула в качестве места обитания и главного источника доходов. Дункан привык считать его своим, хотя не жил там годами и никогда не привозил туда Лору.

– Вижу, тебе нечего ответить, – резюмировал маркиз насмешливым тоном после продолжительного молчания. – Я произвел на свет сына, который умер в возрасте сорока четырех лет, не придумав ничего лучше, кроме как ввязаться в гонки на экипажах и попытаться обойти соперника на крутом повороте. И этот единственный сын оставил единственного потомка – тебя.

Последнее слово прозвучало слишком ядовито, чтобы принять его за комплимент.

– Да, сэр, – согласился Дункан. Что еще он мог сказать?

– Где я ошибся? – раздраженно спросил маркиз. – Мой брат произвел на свет пятерых сыновей, прежде чем начать рожать дочерей, и эти пятеро наплодили собственных сыновей, по паре на каждого. Причем некоторые из последних уже обзавелись мужским потомством.

– В таком случае, сэр, – сказал Дункан, понимая, куда клонит его дед, – нашему семейству не угрожает потеря титула, по крайней мере в ближайшее время. Я не вижу никакой нужды срочно обзаводиться сыном.

Это было не самое умное замечание с его стороны. Трость снова грохнула о пол.

– Осмелюсь предположить, что титул перейдет к Норману, причем в недалеком будущем, – сказал маркиз, – когда не станет меня и тебя. Вряд ли ты протянешь дольше, чем твой отец, если будешь и впредь вести тот недостойный образ жизни, который избрал. Я намерен считать Нормана моим наследником и передать ему Вудбайн-Парк на мое восьмидесятилетие.

Спина Дункана напряглась, на мгновение он прикрыл глаза. Это был удар, которого он не ожидал. Скверно лишиться Вудбайна и доходов с него, но сознавать, что из всех людей именно Норман выиграет от его потери… это было невыносимо.

– У Нормана жена и двое сыновей, – продолжил маркиз. – А также дочь. Вот мужчина, сознающий, в чем состоит его долг.

Да уж…

Поскольку деда и отца Нормана не было в живых, он являлся следующим, после Дункана, наследником маркиза. Кроме того, он был весьма сообразителен. Быстро женившись на Кэролайн Тернер через полтора месяца после того, как Дункан бросил ее в день своей свадьбы, он успел обзавестись тремя детьми, причем двое из них были мужского пола. В общем, он предпринял все нужные шаги, чтобы втереться в доверие к своему дяде.

Дункан молчал, глядя на пустую площадь, точнее, на не совсем пустую. Возле дома напротив горничная, стоя на четвереньках, скребла ступени.

Интересно, знает ли Норман, что через шестнадцать дней он сможет располагать Вудбайном как своим собственным?

– Если бы обещание, которое я дал на ваше семидесятилетие, было составлено письменно, вы бы обнаружили, что я обещал жениться к вашему восьмидесятилетию, а не к своему тридцатилетию, хотя, разумеется, и то и другое приходится на один и тот же год.

Маркиз снова фыркнул, не скрывая своего презрения.

– И что ты собираешься делать, выйдя отсюда, Шерингфорд? – поинтересовался он. – Схватишь за руку первую встречную и потащишь ее венчаться по специальному разрешению?

Остается что-то в этом роде. Вряд ли человек, воспитанный как джентльмен, которого ждет блестящий титул и сказочное богатство, обладает навыками, какие требуются, чтобы найти оплачиваемую работу. В любом случае его заработков не хватит, чтобы прокормить себя и обеспечить тех, кто зависит от него, включая ребенка.

– Отнюдь. – Дункан повернулся к деду и устремил на него твердый взгляд. – У меня есть на примете невеста. Собственно, мы уже обручились, хотя еще не было церковного оглашения.

– Неужели? – Маркиз недоверчиво приподнял брови, вложив в одно слово все свое презрение. – И кто эта дама, скажи на милость?

– Я обещал ей хранить нашу помолвку в секрете, – сказал Дункан, – пока мы не будем готовы к оглашению.

– Ха! Как удобно! – воскликнул маркиз, снова сдвинув брови. – Это бессовестная ложь, Шерингфорд, как и все в твоей жалкой жизни. Нет такой женщины, нет никакой помолвки, а тем более предстоящей свадьбы. Убирайся с моих глаз!

– Ну а если есть? – настойчиво спросил Дункан, хотя у него было такое ощущение, будто он стоит на зыбучем песке. – Что, если такая женщина существует, сэр? Что, если она согласилась выйти за меня замуж при условии, что мы будем жить в Вудбайн-Парке на доходы от поместья?

Маркиз гневно уставился на него, ничуть не смягчившись.

– Если такая женщина существует, – произнес он, почти выплевывая слова, – если она может составить безупречную партию графу Шерингфорду и будущему маркизу Клавербруку, если ты представишь ее мне за день до публикации сообщения о вашей помолвке и если ты женишься на ней накануне моего дня рождения, тогда Вудбайн-Парк снова станет твоим. Как видишь, здесь немало «если». Если ты нарушишь хоть одно из них, а я в этом не сомневаюсь, тогда Вудбайн-Парк перейдет к твоему кузену в мой день рождения.

Дункан склонил голову.

– Думаю, – сообщил маркиз, – Норман с женой могут спокойно продолжать паковать свои вещи, готовясь к переезду.

Продолжать? Так Норман в курсе?

– Я бы посоветовал им не торопиться, сэр, – заметил Дункан.

– Я не приглашаю тебя остаться пообедать, – сказал маркиз, смерив внука презрительным взглядом. – Тебе понадобится каждая минута в последующие шестнадцать дней, чтобы найти невесту – респектабельную невесту – и убедить ее выйти за тебя замуж.

Дункан снова поклонился.

– В таком случае я без дальнейшего отлагательства объясню своей нареченной причину подобной спешки. – Он вышел из комнаты, сопровождаемый презрительным смешком деда, спустился по лестнице и забрал у Форбса свои трость и шляпу.

Да уж. В дьявольский переплет он попал.

Как, скажите на милость, он найдет женщину, которая согласится выйти за него замуж в ближайшие пятнадцать дней? И не просто женщину, а особу благородного происхождения из приличной семьи: его дед не согласится на меньшее. Ни одна респектабельная дама не приблизится к нему и на пушечный выстрел, во всяком случае, если узнает его позорную историю. А это произойдет достаточно скоро, как только весть о его возвращении распространится по Лондону. Если она уже не распространилась.

Помимо всего прочего, Дункан не имел ни малейшего желания жениться. Лишь недавно он освободился от союза, который считал обременительным, если не сказать больше, хотя бедная Лора не ушла неоплаканной. Ему хотелось насладиться вновь обретенной свободой хотя бы несколько лет. К тому же, и что гораздо важнее, у него имелись чисто практические соображения, делавшие наличие жены серьезным осложнением. Ни одна уважающая себя женщина не станет терпеть в своем доме незаконнорожденного ребенка или хотя бы чрезмерной привязанности своего мужа к внуку садовника, пусть даже законному. А как он скроет эту привязанность?

Немыслимо.

Кроме того, Тоби, как бы ему ни внушали, что следует называть Дункана «сэром» или «милордом», будет сбиваться на привычное «папа».

Черт бы побрал все это!

Но он должен жениться. Ему нужен Вудбайн. Он не может отказаться от своего дома и своих корней. Конечно, со временем он унаследует всю собственность и огромное состояние своего деда, включая Вудбайн-Парк, который, как майоратное владение, не может быть подарен Норману или кому-либо другому. Его дед не в силах помешать этому, если только не переживет своего внука. Но проблема в том, что Дункан не может позволить себе ждать вступления в права наследства, что может случиться в неопределенном будущем. К тому же он не желает смерти старому маркизу ни при каких обстоятельствах.

Вудбайн нужен ему сейчас.

Внезапно Дункан представил себе Нормана в образе владельца поместья с Кэролайн в качестве его хозяйки и их детей, носящихся по дому и рыскающих по парку вместо Тоби. Эти образы причинили ему боль. Вудбайн – его дом.

Значит, у него нет иного выбора, кроме как жениться. Но разве можно за такой короткий срок найти невесту и быть уверенным, что он не выбрал женщину, которая доведет его до безумия за пару недель? Или, если быть справедливым, что он не доведет ее до отчаяния? Времени так мало, что придется хватать любую, какая подвернется. Но не может же он подойти к первой же даме, встреченной на первом же балу, и предложить ей выйти за него замуж? Или может? Но даже если он решится на такое и если она по какой-то загадочной причине примет его предложение, остается ее семья, которую еще нужно убедить.

Нет, это просто невозможно сделать.

Но не сделать тоже нельзя.

Девушка должна быть очень молода и послушна. А родители ее должны быть счастливы заполучить в зятья будущего маркиза, пусть даже со скандальной репутацией. Например, дочь торговца, хотя нет, такой вариант не устроит его деда. Значит, дочь обедневшего джентльмена, невзрачная и непривлекательная.

Дункан вышел на площадь, чувствуя, что покрылся холодным потом.

Но ведь сейчас весна, не так ли? Разгар лондонского сезона? Время брачной охоты, когда благородные девицы стекаются в Лондон с одной целью: найти себе мужей. И если уж на то пошло, он – граф Шерингфорд, пусть даже это всего лишь титул, за которым ничего не стоит. Но он – наследник громкого имени, собственности и состояния маркиза Клавербрука, которому через шестнадцать дней исполнится восемьдесят лет.

Его случай вовсе не безнадежный, правда, несколько отчаянный, если учитывать, что в его распоряжении всего пятнадцать дней. Но этого вполне достаточно. Сезон в разгаре, и наверняка найдется немало девиц на выданье, которые уже ощущают нарастающее беспокойство, если не панику, из-за отсутствия претендентов на их руку.

Миновав площадь, Дункан обнаружил, что испытывает мрачный оптимизм. Он сдержит обещание, данное деду, и вернет себе Вудбайн-Парк. А что касается его планов, то придется привести их в соответствие с нежданным и негаданным браком.

От этой мысли его снова прошиб холодный пот.

Наверняка в Лондоне полно развлечений на любой вкус. Его мать достанет ему приглашение на любое событие, которое он пожелает посетить, если он вообще нуждается в приглашениях. Насколько он помнил, хозяйки приемов стремились заполучить как можно больше гостей, чтобы потом хвастаться, что у них было столпотворение. Вряд ли они откажутся принять титулованного джентльмена, даже если он сбежал с замужней женщиной пять лет назад, да еще в день своей свадьбы, бросив невесту.

Бал, пожалуй, будет наилучшим выбором. Он отправится на первый же бал, который дают, возможно, сегодня же вечером.

У него есть пятнадцать дней, чтобы встретить и обворожить женщину из высшего общества и жениться на ней. В этом нет ничего невозможного. Собственно, это захватывающий вызов.

Дункан повернул в сторону Керзон-стрит. Если повезет, он застанет мать дома. Наверняка она в курсе всех развлечений, которые предстоят в ближайшие несколько дней.