Текст книги "Рождественская невеста"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Она отпрянула от тети и выпрямилась.

– Мне уже совсем хорошо, благодарю Вас, – заявила она. – Доброе утро, мистер Доунс.

Эффект от ее гордой осанки и оживленных слов был испорчен тем, что она закачалась на месте и упала бы, если бы миссис Кросс не схватила ее за руку, а Эдгар не кинулся вперед и не подхватил ее за талию.

– Мне уже совсем хорошо, – повторила она раздраженно. – Вы можете отпустить меня, сэр.

– Тебе нехорошо, Элен, – мягко настаивала ее тетя. – Мистер Доунс, не затруднит ли Вас вызвать для нас экипаж?

– Нет! – сказала леди Стэплтон, когда Эдгар посмотрел через плечо на дорогу. – Никакого экипажа с конной упряжкой. И вообще какого бы то ни было. Я пойду домой пешком. Свежий воздух пойдет мне на пользу. Спасибо за участие, мистер Доунс, но нам нет нужды задерживать Вас. Мне достаточно только руки моей тети.

Она попыталась улыбнуться своей знаменитой насмешливой улыбкой, но в сочетании с пергаментно-белыми лицом и губами, это выглядело устрашающе. Глупая женщина явно пыталась игнорировать раннюю зимнюю простуду.

– Я вызову экипаж, мэм, – ответил он и повернулся, чтобы поймать его.

– Меня вырвет, стоит мне только сесть в экипаж, – крикнула она ему в спину. – Вот. Разве Вы не этого хотели, мистер Доунс? Послушать, как я произнесу что-то столь неаристократичное?

– Моя дорогая Элен, – заговорила ее тетя. – Мистер Доунс просто…

– Мистер Доунс просто был властным, как обычно, – заявила леди Стэплтон. – Если Вы хотите предложить свою помощь, сэр, дайте мне вашу руку и проводите меня домой. Я могу опираться на вашу руку сильнее, чем на руку Летти.

– Элен, моя дорогая, – миссис Кросс была шокирована. – У мистера Доунса вероятно, где-то есть дела.

– Тогда он мог бы опоздать, – возразила ее племянница, принимаю предложенную руку Эдгара и опираясь на нее всем своим весом. – О, как же я жалею, что не уехала с семьей Повайз. Так утомительно находится в Англии, когда тут так холодно, пасмурно и уныло.

– У меня нет никаких дел, которые нельзя было бы отложить, мэм, – заметил Эдгар миссис Кросс. – Я Вас провожу, леди Стэплтон, а потом пойду за доктором, если вы скажете, где он находится. Я так полагаю, что Вы с ним давно не консультировались. – Это было скорее утверждение, а не вопрос.

– Как это мило с вашей стороны, сэр, – заметила миссис Кросс.

– Я не зову врача всякий раз, когда перегреваюсь до полуобморочного состояния в библиотеке из-за духоты, – сказала леди Стэплтон. – Через мгновение я приду в себя.

Но она была далеко не в порядке даже пять минут спустя. Она продолжала тяжело опираться на его руку и довольно медленно шла по улице. Она больше не говорила, даже, чтобы возразить, когда миссис Кросс сообщила Эдгару, что у нее не все в порядке со здоровьем вот уже некоторое время. К тому времени, как показался ее дом, ее глаза были полуприкрыты, и она отставала больше, чем когда-либо.

– Возможно, мэм, – Эдгар предложил миссис Кросс, – вы могли бы пройти вперед и постучать в дверь, чтобы ее открыли к тому времени, как леди Стэплтон подойдет к ней. – И не предупреждая свою поникшую спутницу, он остановился, отпустил ее и тут же подхватил на руки.

Тогда она заговорила, одной рукой обхватив его за шею и опустив голову ему на плечо.

– Черт возьми, Эдгар, – сказала она, напомнив ему, как ругала его в прошлый раз. – Черт тебя побери. Я полагаю, что Вы ждали меня снаружи только, чтобы унизить меня. Как же я Вас ненавижу. – Но она не стала бороться, чтобы он ее отпустил.

– Ваши бурные выражения благодарности могут подождать, пока Вы придете в себя, – ответил он.

Плосконосый боксер стоял в холле, и как будто собирался принять госпожу в свои руки. Эдгар прошел мимо, даже не взглянув на него, и понес свою ношу вверх по лестнице. Она отнюдь не была легкой ношей. Он испытал благодарность, когда увидел миссис Кросс возле комнаты миссис Стэплтон, открывшую дверь настежь. Если бы она поднималась за ним, он мог бы и забыть, что ему не следовало бы знать, где находится спальня леди.

Он опустил ее на постель и отступил, пока тетя снимала с нее шляпку, а служанка, которая поспешно вбежала за ними, полусапожки. Она все еще была ужасно бледной.

– Как зовут Вашего врача? – поинтересовался он.

– У меня нет своего врача, – Элен открыла глаза и посмотрела на него снизу вверх. Часть ее волос распустилась при снятии шляпки, и темные каштановые пряди подчеркивали бледность лица. – Мне не нужен доктор, мистер Доунс. Мне нужно горячее питье и отдых. Позволю себе заметить, что увижу вас на музыкальном вечере у леди Кэрью сегодня.

– О, я так не думаю, Элен, – заявила миссис Кросс. – Я пошлю записку. Маркиза поймет.

– Вам нужен врач, – заметил Эдгар.

– А Вы можете катиться к дьяволу, сэр, – резко ответила она. – Могу я располагать уединением своей собственной спальни? Вам же, не пристало стоять здесь и пялиться на меня, правда же? – Прежняя насмешка показалась на ее лице и прозвучала в голосе. Эта была та же комната и та же постель, разумеется.

– Когда ты почувствуешь себя лучше, Элен, – заметила миссис Кросс с мягкой серьезностью, – ты захочешь извиниться перед мистером Доунсом. Он был безмерно любезен с нами этим утром. И нет никакой непристойности в его присутствии, так как здесь есть также я и Мари. А теперь мы оставим тебя на попечение Мари. Сэр, не пройдете ли в гостиную на чай или кофе? Или, возможно, что-нибудь покрепче?

– Благодарю Вас, мэм, – ответил он, поворачиваясь к двери. – Но у меня действительно есть дела. Я, если возможно, справлюсь завтра о здоровье леди Стэплтон.

Уходя, посмотрев на кровать, он увидел, что леди Стэплтон лежала с закрытыми глазами и презрительной ухмылкой на устах.

– Я волнуюсь за нее, – сказала миссис Кросс, когда он закрыл дверь. – Она не в себе. Она всегда была очень энергичной. А теперь она кажется какой-то обеспокоенной.

– Вы хотите, чтобы я вызвал врача, мэм? – спросил Эдгар.

– Вопреки пожеланиям Элен? – произнесла она, подняв брови и рассмеявшись. – Вы не знаете мою племянницу, мистер Доунс. Она была непростительно груба с Вами сегодня утром. Я приношу извинения Вам вместо нее. Я уверена, что она сама принесет Вам извинения, когда почувствует себя лучше и вспомнит, что она Вам высказала.

Эдгар в этом сомневался.

– Я понимаю, что леди Стэплтон проявляет гордыню в своей независимости, – сказал он. – Она была расстроена тем, что ей пришлось воспользоваться моей помощью утром. Вам не стоит извиняться.

Они уже стояли в холле, и слуга снова придя в себя и обретя уверенность, ждал, чтобы открыть двери на улицу.

– Вы очень любезны, сэр, – заметила миссис Кросс.

Он бы хотел, чтобы Элен пошла к врачу, думал Эдгар, пока шел по улице, прилагая все старания, чтобы не слишком сильно опоздать на встречу со своим деловым партнером. Она была не из тех женщин, которые подвержены действию духоты, и которые нуждались в помощи мужчины, чтобы дойти до ближайшей кушетки. Ей пришлось воспользоваться его помощью утром. Она даже кляла его – и называла его по имени. Ее нездоровье было явным и длилось уже некоторое время, если верить словам тетки.

Он беспокоился о ней.

А потом он нахмурился, поймав себя на этой мысли. Он беспокоился о ней? О леди Стэплтон, которая не значила для него ничего? Как там они говорили друг другу в тот вечер, когда вальсировали? Они не были врагами, друзьями или любовниками. Они были никем друг для друга. Из-за той ночи.

Но эта ночь была. Он узнал ее тело очень-очень близко. С ней он познал возбуждающую, пламенеющую страсть.

Да. Думал он, она определенно что-то для него значит. Но что именно? Он не мог выразить словами.

Потому, что была та ночь.

И поэтому он беспокоился о ней.

* * *

Она позволила Мари раздеть себя и укрыть одеялом. Она разрешила тете зайти в свою комнату только для того, чтобы задернуть занавески на окне и послала ее принести горячий, некрепкий чай, – одна мысль о горячем шоколаде или кофе вызывала сильную тошноту. Она позволила им обеим суетиться над ней, хотя обычно не выносила, когда над ней тряслись.

И теперь ее оставили в покое, чтобы она поспала. Но спать совсем не хотелось. Она лежала, уставившись на шелковую розетку, венчающую балдахин ее кровати. Она не могла поверить, что была настолько глупа. Она была потрясена собственной наивностью.

Хотя ее мужу было пятьдесят четыре, когда она вышла за него замуж и шестьдесят один, когда он скончался, он был энергичным мужчиной. В первый год их брака он занимался с ней любовью почти каждую ночь, да и потом это происходило часто, до самого конца. Она ни разу не забеременела. Она стала думать, что причина в ней самой. И хотя Кристиан был его единственным сыном, ей говорили, что у первой жены было ужасающее число мертворожденных детей и выкидышей.

Возможность зачатия не приходила ей в голову ни до, ни после, ни во время той ночи с Эдгаром Доунсом. И даже тогда, когда она постоянно стала испытывать недомогание.

Она не следила за своим месячным циклом. Ее месячные, та неприятность, которой были подвластны все женщины, всегда заставали ее врасплох. Она не знала, идут ли они регулярно или нет. Она была из тех женщин, кому повезло не испытывать ни боли, ни дискомфорта, ни слишком обильного кровотечения.

И теперь она позволила себе не заметить те симптомы, которые были у нее прямо под носом. Даже сейчас, хотя она и старалась, но не смогла вспомнить, когда они у нее были в последний раз. Она была уверена, что их не было уже некоторое время, – нет, с той самой ночи, во всяком случае. Она была почти уверена в этом, чтобы утверждать, что достаточно уверена насчет этого. О, разумеется, она была уверена. Это было больше месяца назад.

Она чувствовала себя устало, и ее тошнило, – особенно по утрам. Ее грудь стала очень чувствительной на ощупь.

Пока она глядела перед собой, сильное подозрение потихоньку переросло в уверенность, – и в бессмысленный, грызущий ужас. Она закрыла глаза, когда балдахин завертелся у нее перед глазами, – а потом снова их открыла. Головокружение только ухудшается, если закрыть глаза. Она несколько раз глубоко вздохнула и задержала дыхание, а потом медленно выдыхала.

В возрасте тридцати шести лет она ждала ребенка.

Она была беременна.

Она станет огромной, гротескной громадиной прямо как юная невеста. А потом родится младенец. Ребенок. Человек. А ей придется его кормить.

Нет.

Нет, она не может этого сделать. Она не может выдержать смущение. И стыд. Хотя она совсем не беспокоилась про стыд. Но вот смущение! Ей уже тридцать шесть. Она уже десять лет как вдова. И в обществе предполагают, что иногда она берет себе любовников, – с ее безразличием к нормам пристойности это было просто неизбежно, – и они полагают, что она опытная и знающая достаточно, чтобы позаботиться о себе. Это была непростительная бесшабашность позволить себе забеременеть, в особенности, когда рядом нет живого мужа, кому можно приписать отцовство этого плода любви.

Она станет посмешищем.

Ее это не заботило. Зачем ей волноваться о том, что подумают про нее люди? Ей давно уже было все равно.

Ее страх имел мало общего со смущением и стыдом. Он касался только того факта, что у нее будет ребенок. Ребенок, наполовину ее, который выйдет из ее тела. Ребенок, которого ей нужно будет нянчить, любить и учить.

Она привела, затянула еще одного человека в свою тьму. Ребенка. Невинного.

Ее мысли спутались. Если она тщательно выберет хороший дом, и отдаст туда ребенка после рождения, если она будет осторожна и никогда не увидит его снова, и он не узнает, кем или чем была его мать, будет ли у этого ребенка шанс?

Но она не могла думать ясно. Элен только что осознала правду, хотя она уже некоторое время была у нее перед глазами. Эдгар остановился, не доходя до дома и, без предупреждения поднял ее на руки и пронес остаток пути. Она чувствовала силу его рук и твердость его тела, – и испытала ослепляющее чувство одержимости им.

Ее тело говорило уже несколько недель, но ее разум оставался глух. Ребенок этого мужчины рос внутри ее тела.

И поэтому она его проклинала и назвала бы его даже худшими словами, если бы у нее оставались силы.

Куда она могла пойти? Она закрыла глаза и с облегчением поняла, что головокружение исчезло. В Шотландию? Ее кузены были уважаемыми людьми. Они не будут в восторге от перспективы ухаживать за беременной женщиной, чей муж скончался десять лет назад. В Италию? Она могла бы найти семью Повайз и их компанию. Если она расскажет интересную историю, им это даже понравиться. Они были достаточно опытными, чтобы понимать, что подобное может случиться.

Она не могла перевести все в шутку. Это затрагивало ребенка. Невинного.

Куда тогда? Куда-нибудь в другую страну Европы? Куда-то здесь в Англии?

Она не могла мыслить ясно. Ей нужно было поспать. Она смертельно устала. Если она сможет поспать, она сможет прояснить свой разум, а потом подумать и рационально все спланировать. Если только она сможет уснуть…

Но она все еще видела Эдгара, стоящего у ее постели, который выглядел еще более крупным и угрожающим в теплом пальто с пелериной, расставив свои обутые в сапоги ноги на ее ковре, он хмуро смотрел на нее и предлагал вызвать врача.

А что больше всего тревожило ее, что она продолжала видеть его над собой в этой постели, когда он всем своим весом давил на нее, а его горячее семя потоком пролилось внутрь нее. Она продолжала видеть картины того, как она забеременела.

Она ненавидела его. Но ни в чем его не винила. Это все была ее вина. Она соблазнила его и не предприняла никаких мер, чтобы избежать последствий. Но она все равно его ненавидела.

Он не должен ни в коем случае узнать правду. Она не переживет такого унижения.

Вероятно, он даже захочет нести ответственность. Отправить ее куда-то, где она могла бы родить ребенка в комфорте и секретности. Возможно, он бы нашел для него дом. Возможно, он бы поддерживал его, пока тот не стал бы взрослым, а потом нашел бы ему подходящую работу. Он бы решил, что она слабая женщина, которая не в состоянии справиться со всем в одиночку.

Он не должен никогда узнать об этом. Он не должен организовывать жизнь ее ребенка. Он не должен забрать у нее ребенка и лишить ее ответственности и заботы об этом. Это был ее ребенок. Это находится внутри нее. Сейчас. Он. Или она. Реальный человек.

Она прикусила верхнюю губу. Затем она почувствовала вкус крови. Она не спала.

* * *

Леди Стэплтон и миссис Кросс не появились на музыкальном вечере леди Кэрью. Миссис Кросс прислала записку с извинениями, объясняла маркиза Кэрью, когда кто-то заметил их отсутствие. Леди Стэплтон плохо себя чувствует.

Кто-то заметил, что просто удивительно, что большинство из них остались здоровы в такую ужасную погоду.

Фанни Грейнджер упомянула, что видела сегодня леди Стэплтон в библиотеке, и что та выглядела очень больной.

– Она была сама не своя несколько недель, – сказала графиня Торнхилл. – Бедняжка.

От некоторых болезней не так просто вылечиться.

– Но только вспомните, в какие платья она была одета, или, скорее, раздета, – намекнула миссис Тернер. – Неудивительно, что она подхватила простуду.

Никто не стал развивать данную тему.

– Я обязана навестить ее, – заявила Кора Неллер в экипаже по дороге домой. – Интересно, вызвала ли она врача? Но, по крайней мере, у нее есть миссис Кросс, которая позаботится о ней. Миссис Кросс очень дружелюбная и отзывчивая дама. Мне она безмерно нравится.

– Я пойду с тобой, Кора, – сказал ее брат.

– О, отлично, – она выглядела довольной и совсем не выказывала подозрений, в отличии от лорда Фрэнсиса. – Тогда тебе не нужно сопровождать меня, Фрэнсис. Ты можешь отвезти детей в парк.

– Вероятно, именно они возьмут меня с собой, любовь моя, – ответил он. – Но я покорюсь им.

Поэтому Эдгар пришел, как и обещал утром вместе со своей сестрой. Он надеялся, что леди Стэплтон все еще в постели, и они только расспросят миссис Кросс и немного поговорят с ней. Но когда они вошли в гостиную, то увидели обеих леди там.

Леди Стэплтон была больше похожа на себя. Хотя ее щеки все еще были бледными, но она выглядела невозмутимой и одета со своей обычной элегантностью. Она даже одарила Эдгара своей обычной, насмешливой улыбкой, здороваясь с ним. Его и Кору пригласили присоединиться, миссис Кросс позвонила, чтобы принести чай.

– Я так забеспокоилась, когда вчера вечером узнала, что Вы нездоровы, – сказала Кора. – Я и сама сегодня вижу, что Вы еще не оправились. Я надеюсь, что Вы проконсультировались у врача.

Леди Стэплтон улыбнулась Эдгару.

– Нет, – сказала она бархатным голосом. – Я не верю врачам. Но благодарю за заботу, леди Фрэнсис. И за вашу тоже, сэр.

Эдгар только кивнул и ничего не сказал.

– Летти сказала, что я должна извиниться перед Вами, – заговорила она. – Она сказала, что я была очень груба с Вами вчера. Я помню, что говорила вчера то, что думала, но я плохо себя чувствовала и могла ненамеренно обидеть Вас. Я прошу у Вас прощения.

– Вчера, – переспросила Кора. – Ты видел леди Стэплтон и ничего не сказал, когда мы обсуждали ее отсутствие? Я такого от тебя не ожидала!

– Ах, но, несомненно, мистер Доунс слишком скромен, чтобы сознаться в собственной любезности, – леди Стэплтон насмешливо посмотрела на него. – Я тяжело опиралась на его руку всю дорогу от библиотеки домой, и он даже нес меня на руках несколько ярдов и вверх по лестнице в мою спальню. Но спешу заметить, что моя тетя была с нами. У вашего брата удивительная сила, леди Фрэнсис. Я вешу целую тонну.

– О, Эдгар, – заговорила Кора с любопытством. – Какой ты заботливый. И ты ни слова об этом не сказал. Я не удивлена, что ты захотел прийти сюда сегодня. Но с Вами все в порядке, мэм? – Она повернулась к миссис Кросс.

Они обе стали обсуждать здоровье леди Стэплтон, как будто ее здесь не было. Миссис Кросс волновалась, так как ее племянница была больна уже больше недели, – да, определенно, – хмыкнула она, – но она отказывалась принимать лекарства. Каждое утро она чувствовала себя настолько больной, что не могла ничего съесть на завтрак. И ее энергия пропадала, казалось, несколько раз за день. И не раз она была на грани обморока. И такое поведение было совсем на нее не похоже.

Леди Стэплтон продолжала смотреть на Эдгара с выражением насмешливого веселья в глазах.

– Я знаю, на что это похоже, когда не можешь завтракать, – сказала Кора. – Я сочувствую Вам леди Стэплтон. Со мной так было каждый раз на ранних месяцах, когда я носила каждого из своих четырех детей. А ведь завтрак мой любимый прием пищи.

Леди Стэплтон подняла брови, но продолжала смотреть на Эдгара.

– Боже мой, – заметила она. – Мы смущаем мистера Доунса. Мне кажется, он краснеет.

Он не покраснел, но чувствовал себя определенно неуютно. Только Кора могла говорить настолько неделикатно в смешанной компании.

– О, Эдгар не возражает, – сказала Кора. – Не так ли, Эдгар? Но в моем случае, леди Стэплтон, это был естественный эффект моего состояния и прекратился через месяц-два. Так же, как и ужасная усталость. Ненавижу уставать в течение дня. Но в Вашем случае подобные симптомы неестественны и Вам следует поговорить с доктором. Так невоспитанно с моей стороны говорить с Вами о таких вещах, когда я Вам не родственница и не близкая подруга. Но я обеспокоенная приятельница.

– Благодарю, – сказала леди Стэплтон. – Вы очень любезны.

Разговор перешел на более общие темы здоровья, а затем плавно перетек на тему погоды. Рождества и самые интересные магазины на Оксфорд Стрит.

Эдгар не принимал участия в разговоре. Его дискомфорт превратился во что-то более резкое, хотя он пытался себя уговорить не быть настолько глупым. Она была его возраста, она как-то ему говорила об этом. Насколько ему было известно, у нее никогда не было детей, несмотря на то, что была замужем несколько лет, и призналась, что имела любовные связи во время вдовства. Возможно ли, чтобы женщина забеременела в тридцать шесть лет? Глупый вопрос. Конечно, возможно. Он был знаком с женщинами, которые рожали и в более старшем возрасте. Но первый ребенок? Возможно ли это? После нескольких лет бесплодия или нескольких лет тщательной защиты от чего-то подобного?

Определенно это невозможно. Как бы она хохотала, если бы знала, какие мысли сейчас бродят у него в голове. И только из-за того, что Кора сравнила первую стадию своих беременностей с болезнью леди Стэплтон. Что за чепуха заставила его провести прямое сравнение?

Но Кора же не знает, – и в своей невинности даже не подозревает, – что у этой леди был любовник точно чуть больше месяца назад. Ее тетя тоже ни о чем не подозревала.

– А какие у Вас планы на Рождество, мистер Доунс? – внезапно спросила его миссис Кросс.

Он с минуту непонимающе смотрел на нее.

– Я отправлюсь в Мобли, мэм, провести праздники со своим отцом, – ответил он.

– Там будет домашний праздник. Я, Фрэнсис, наши дети, а также несколько наших друзей приедут туда. Я этого жду с нетерпением.

– И будущая невеста мистера Доунса тоже будет там, Летти, – заметила леди Стэплтон, глядя на Эдгара. – Разве Вы не знали, что он приехал в Лондон, чтобы выбрать себе невесту из светского общества? Он возьмет ее с собой в Мобли, чтобы представить своему отцу и получить одобрение. Рождественская невеста. Разве это не романтично? – Но по ее словам выходило как раз наоборот.

На сей раз, Эдгар, в самом деле, покраснел.

– Теперь ты точно смутила мистера Доунса, Элен, – укоризненно заметила миссис Кросс.

– Но вам совсем незачем смущаться, сэр. Желаю Вам удачи в поисках. Любой молодой леди невероятно повезет, если на нее падет Ваш выбор.

– Благодарю Вас, мэм, – сказал Эдгар и с облегчением заметил, что Кора поднялась, чтобы уйти. Он встал, то же самое сделали две другие леди. Он поклонился им и ждал, пока Кора подумает, что бы еще такого сказать миссис Кросс напоследок. Он пристально посмотрел на леди Стэплтон, которая улыбнулась ему в ответ.

– Вы беременны? – хотелось ему выпалить. Но это было просто смешно. Странно. Она была тридцати шестилетней вдовой. С которой у него были сексуальные отношения, – дважды, – около месяца назад. А теперь она страдает от утренней тошноты, усталости и обмороков, когда пытается заняться ежедневными делами. И она не хотела показаться врачу.

На мгновение он почувствовал головокружение.

Он не мог себе представить худшего несчастья. Этого не может быть. Но какое еще объяснение можно было найти? Утренняя тошнота. Усталость. Даже он знал про эти два симптома, которые характерны для беременности на ранней стадии.

Он прошел за своей сестрой вниз, испытывая потребность в свежем воздухе , – даже если речь шла о холодном, мокром, ветреном воздухе. Ему надо было подумать. Ему надо было убедить себя в своей глупости.

Но что было глупее, думать о том, что это возможно, или о том, что это категорически невозможно?

Была ли она беременна?

От него ли?