Текст книги "Рождественская невеста"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Элен вызвала из деревни свою тетю, и когда та приехала, почувствовала себя виноватой из-за того, что сама подтолкнула тетю к отъезду всего лишь за несколько недель до этого. Ей было очень неловко признаваться себе в том, что ее тетя вовсе не из тех людей, которые заслуживают такого отношения.
– Ты какая-то чересчур задумчивая Элен, дорогая, – сказала миссис Кросс, стоя посреди прихожей, в окружении своего весьма скудного багажа. – Знаешь, я нахожу жизнь с Кларенсом и его семьей мучительной, и вот ты приглашаешь меня обратно сюда, где я всегда счастлива. Ты хорошо проводила тут время без меня?
– Когда же я этого не делала? – сказала Элен, крепко обняв тетю, и взяв ее за руку, чтобы подтолкнуть по направлению к лестнице. – Хоббс позаботится о Ваших чемоданах. Пойдемте в гостиную и выпьем чаю. Там разожжен огонь.
Она позволила тете рассказывать о ее путешествии, о пребывании в деревне, о свежих новостях и сплетнях, которые она там узнала. «Иногда, – думала она, – здорово иметь компаньонку, кого-то, кто является членом твоей семьи, кого-то, кто безоговорочно любит тебя». Часто это раздражало и ограничивало свободу. Но иногда это было здорово. Сегодня это было здорово.
– Но что я все о себе, да о себе, – в конце концов, заметила тетушка. – А как твои дела Элен? Ты выглядишь бледной, или это мне только кажется?
– Все эти дни постоянно дул ветер, и солнце совсем не проглядывало сквозь облака, – сказала Элен. – Я все время проводила дома. Поэтому такая бледная.
Она улыбнулась.
– Теперь Вы здесь, и я вновь начну выходить на улицу. Завтра утром мы пойдем за покупками. Когда Вы приехали, я заметила дырку на Ваших перчатках. Полагаю, что в деревне неподалеку от дома Кларенса не было магазинов, где бы Вы могли купить себе новые перчатки. Я рада, что сейчас у меня есть повод купить их для Вас в качестве подарка. Я ведь была в Швейцарии во время Вашего дня рождения.
– Ох, Элен, – расстроилась тетя. – Ты не должна покупать мне подарки. Я ношу эти старые перчатки, потому что они удобные, и никто не смог бы увидеть их в экипаже.
Элен улыбнулась. Миссис Летиция Кросс так же, как и сама Элен, была вдовой. Но мистер Кросс не оставил ей состояния. Ее скудное денежное содержание едва давало ей возможность скромно одеваться. Она вынуждена была зависеть от многочисленных родственников, дававших ей кров и пищу и оплачивающих ее переезды с места на место.
– Мне тоже нужны перчатки, – сказала Элен, – и, возможно, муфта. Мне необходимы теплые платья и плащ для английской зимы. Брр! Кажется, она скоро доберется и до нас. Почему в этом доме никто не в состоянии прилично развести огонь?! – Она поднялась и резко дернула за звонок.
– Но, Элен, дорогая, – рассмеялась ее тетя. – Огонь просто великолепный. Должна сказать, что для того, чтобы разглядеть огонь в каминах Кларенса, любому понадобилась бы лупа. Хотя я не должна жаловаться. Они были так добры ко мне. Детям и гувернантке тоже не позволялось разжигать огонь в камине в их спальнях.
– Я распоряжусь, чтобы к сегодняшнему вечеру Ваш камин привели в порядок, – сказала Элен. И повернулась, чтобы раздраженно переговорить с Хоббсом, который невозмутимо посмотрел на ревущее пламя и сказал, что немедленно пришлет еще угля.
– Я подумываю уехать на Рождество в Италию, – сказала Элен, беспокойно усаживаясь обратно на свой стул. – Там будет теплее. А празднования будут не такими скучными и фальшивыми, как здесь. По-моему, Повайзы собирались туда в конце ноября, а с ними всегда едет целая компания. Я присоединюсь к ним. И Вы тоже. Вам понравится Италия.
– Я не стану вовлекать тебя в такие большие расходы, – сказала миссис Кросс со спокойным достоинством. – Кроме того, у меня нет гардероба, необходимого для такого путешествия. И я слишком стара для поездок в чужие края.
Элен поцокала языком.
– Сколько Вам лет? – спросила она. – Вы рассуждаете так, словно Вам уже восемьдесят.
– Мне пятьдесят восемь, – ответила тетя. – Я полагала, что ты планируешь остаться здесь на зиму, Элен. И на весну. Ты говорила, что тебе очень хочется вновь увидеть английскую весну.
Элен беспокойно вскочила и подошла к окну, хотя оно находилось довольно далеко от огня, в который горничная только что подкинула угля.
– Я устала от Англии, – сказала она. – Здесь никогда нет солнца. Какой смысл в английской весне, тетя, и в английских нарциссах, подснежниках и пролесках, если на них никогда не светит солнце?
– Что-нибудь случилось? – спросила тетя. – Ты из-за чего-то расстроена, Элен?
Ее племянница рассмеялась.
– Конечно, кое-что произошло, – сказала она. – Много чего. Я побывала на обедах, балах, суаре и частных концертах. И куда бы я ни пошла, – везде я видела одни и те же лица. Приятные лица. Люди и милые разговоры. Как это скучно, Летти, видеть одни и те же лица, и слушать одни и те же разговоры, куда бы ты ни пошел. И нет никого, кто бы был достаточно любезен, чтобы сделать хоть что-нибудь мало-мальски скандальное, что дало бы всем нам пищу для более живых обсуждений. Каким респектабельным стал мир!
– Нет никакого особенного джентльмена? – спросила тетя. Она всегда считала, что Элен следовало бы найти себе нового мужа, хотя сама так и не сделала этого за все свои двадцать лет вдовства.
Элен, не оборачиваясь от окна, ответила:
– Нет никакого особенного джентльмена, тетя. И никогда не будет. У меня нет на это никакого желания. Я слишком ценю свою свободу.
Улица снаружи была весьма оживленной, заметила она, но высокого широкоплечего джентльмена, уверенно шагающего по ней, как если бы весь мир принадлежал ему, там не было. И тут она осознала, что за прошедшие пять дней она провела достаточно много времени, высматривая его, ожидая, что он вернется, чтобы вновь извиниться. Она действительно ждала его, даже не осознавая этого? Она пришла в ужас.
– И все же, моя дорогая, – сказала миссис Кросс, – не следует осуждать всех мужей только потому, что твой собственный сделал тебя несчастной.
Элен обернулась, глаза ее сверкали, сердце неистово стучало.
– Мой брак не был несчастным, – сказала она так громко, что ее тетя поморщилась. – А если даже и был, то в этом была моя вина. Всецело моя. Кристиан был лучшим из мужей. Он обожал меня. Он одаривал меня подарками и своей любовью. Он заставил меня почувствовать себя красивой, очаровательной и любимой. Я не желаю слышать ни единого плохого слова про него. Вы слышите меня? Ни единого слова.
– Ох, Элен.
Ее тетя вскочила, на лице ее появилось выражение глубокой тревоги.
– Мне так жаль. Прости меня. То, что я сказала, было непростительным.
Элен прикрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Нет, – сказала она. – Это была моя вина. Я не любила его, Летти, но он был очень добр ко мне. Пойдемте, я провожу Вас в Вашу комнату. Там должно быть уже тепло. Я расстроена, потому что уже пять дней никуда не выходила. – Она рассмеялась. – Это, должно быть, мой рекорд. Вы можете представить, чтобы я просидела дома пять дней подряд?!
– Откровенно говоря, нет, моя дорогая, – ответила тетя. – Ты не получала приглашений? В это весьма трудно поверить, хотя на дворе и октябрь.
– Я отклонила их, – ответила Элен. – Я простудилась, по крайней мере, так я всем говорила. Полагаю, что за это время мое здоровье улучшилось. Что Вы думаете о неофициальном танцевальном вечере завтра у графа Торнхилла?
– Я всегда находила их обоих – и графа, и графиню очаровательными, – сказала миссис Кросс. – Они не пренебрегают людьми просто потому, что тем уже за сорок, и они носят одно и то же платье в течение трех лет и даже более.
Элен сжала ее руку.
– Завтра утром мы пройдемся по магазинам, – сказала она. – Я хочу быть расточительной. И я вновь ощущаю в себе столько нерастраченной энергии, что ума не приложу, что мне с нею делать.
Она остановилась наверху лестницы и импульсивно сжала свою тетю в объятиях.
– Ох, Летти, Вы себе не представляете, как это здорово вновь видеть Вас здесь.
Она была удивлена, когда ей пришлось сморгнуть слезы, чтобы вновь ясно видеть.
– А ты не представляешь, – сказала миссис Кросс, – как хорошо опять оказаться здесь, с тобой, Элен. Ах, комната, действительно теплая! Как это мило с твоей стороны. Я вновь чувствую себя человеком. И как неблагодарно это звучит по отношению к Кларенсу. Он действительно был очень добр ко мне.
– Кларенс, – сказала Элен, – самодовольный, скупой зануда, и я очень рада, что он не мой родственник. Вот так. Я облекла это в слова за Вас, чтобы Ваша совесть Вас не мучила. Я оставлю Вас, что Вы могли отдохнуть. Нет ничего более утомительного, чем долгая дорога.
– Благодарю, дорогая, – сказала тетя с признательным вздохом.
«Неужели я действительно просидела пять дней взаперти? – подумала Элен, спускаясь обратно по лестнице. – Неужели я действительно убедила себя, что погода была слишком ненастна? И что великосветское общество, собравшееся сейчас в Лондоне, было слишком скучным, чтобы выносить его?»
Ее губы искривились в насмешке над самой собой. Неужели она боялась встречи с ним? Потому что он отверг ее? Потому что он отказался от ее предложения дружбы и не пожелал сопровождать ее в одну из галерей? Неужели она была столь унижена, что теперь не сможет взглянуть ему в глаза?
Да, она была унижена. Она не привыкла к отказам. Ни один мужчина не отвергал ее прежде. Ох! Ее желудок тревожно сжался. Ох, это не правда. Внезапно она осознала кое-что еще об этих пяти днях. Она едва ела.
Быть отвергнутой низкородным выскочкой! Быть отвергнутой мужчиной, который даже не был джентльменом. Мужчиной, которому она отдалась. Она предложила ему лучше познакомить его с Лондоном. Она предложила ему свое покровительство, она наконец-то подобрала нужное слово. А он ответил ей отказом по чисто буржуазной причине: потому что собирался ухаживать за какой-то молодой девушкой.
Как он только посмел отказать ей! Какой раздражающей была сама мысль об этом. Конечно же, ей не следовало просить его о дружбе. Она не нуждалась ни в чьей дружбе, особенно в дружбе мужчины. Особенно этого мужчины. Она не могла понять: о чем только она тогда думала! Ей не следовало даже принимать его. И ведь он явился не для того, чтобы просить о дальнейшей благосклонности, а для того, чтобы извиниться за свою невежливость. Если бы все это не было столь унизительно, то могло бы даже показаться забавным. Страшно смешным.
Естественно, она не собиралась избегать его. Или показывать ему, что его отказ что-нибудь значит для нее. Сама идея, что она должна тосковать и скрываться только потому, что он отказался ее сопровождать во время дневных прогулок, была смехотворна! Она желала ему счастья с его юной девицей.
Завтра вечером она пойдет на неофициальный бал у графа Торнхилла, и будет там танцевать и веселиться. Она собиралась стать королевой бала, несмотря на ее возраст, или, возможно, благодаря ему. Она намеревалась одеть свое атласное платье бронзового цвета. Она никогда раньше не надевала его в Англии, считая его слишком смелым для консервативных англичан. Но завтра вечером она была намеревалась одеть именно его. Она собиралась вызвать повышенное слюноотделение у мистера Эдгара Доунса, если он там появится. И она собиралась полностью игнорировать его.
Она надеялась, что он будет там.
* * *
Эдгар чувствовал себя неловко из-за возраста Фанни Грейнджер. Оказалось, что ей было двадцать – по крайней мере, года на два старше, чем она выглядела. Но даже в этом случае она казалась ему совсем ребенком. Леди Стэплтон была неправа, когда сказала, что разница в возрасте играет роль только для девушки, и ничего не значит для него. Ему неприятно было осознавать, что его юность уже в прошлом, в то время как девушка только вступала в свою.
Две другие молодые леди, которых он встретил у графа Гринвалда, казались ему столь же юными, но гораздо менее привлекательными. Мисс Тернер, которую он встретил два вечера спустя, была значительно старше – пожалуй, ближе к тридцати, нежели к двадцати, но она была глупа и апатична, и совершенно не умела поддержать беседу. И она непрерывно сопела – раздражающая привычка, которая действовала ему на нервы в течение всего получаса, который он провел с нею.
Он полагал, что самой предпочтительной кандидатурой будет мисс Грейнджер. Отправляясь в Лондон, он надеялся, что у него будет несколько свободных недель на то, чтобы осмотреться и определиться с выбором, прежде начать серьезно ухаживать за какой-нибудь определенной леди, и что ему удастся не афишировать свои намерения. Конечно же, этого не случилось. И сэр Уэбстер Грейнджер и его супруга начали оказывать ему внимание. Казалось, что они были весьма решительно настроены заполучить Эдгара Доунса для своей дочери.
Она была милой и очаровательной. Если бы он был лет на десять моложе, он, возможно, по уши влюбился бы в нее. Но, сейчас, в тридцать шесть, с ним этого не произошло. Он помнил о заявлении леди Стэплтон о том, что у девушки уже была «неприемлемая» привязанность. Он не знал, откуда ей это было известно. Возможно, она всего лишь пыталась заставить его почувствовать себя неуютно. И она в этом преуспела. Мысль о том, что он встанет между девушкой и ее возлюбленным только потому, что он был почти до неприличия богат, была ему противна. Вопрос о том, испытывала ли девушка к нему неприязнь, вызывал у него отвращение. Всякий раз, когда он беседовал с ней в присутствии ее родителей, она была вежливой и милой. Ее более глубокие чувства, если таковые у нее имелись, были надежно скрыты.
Кора была довольна.
– Она приятная молодая леди, Эдгар, – заявила она однажды утром за завтраком. – И, несомненно, она будет тебе хорошей спутницей, как только избавится от своей застенчивости, бедняжка, и от своего трепета из-за твоих властных манер. Ты должен постараться смягчить свое поведение. Когда оно станет достаточно естественным, она вскоре поймет, какой ты на самом деле.
– Ты не думаешь, что я слишком стар для нее, Кора? – спросил он, неосознанно используя ее старое прозвище, которое он старался не употреблять после ее замужества.
– Ох, она не будет так думать, когда полюбит тебя, – заверила его любящая сестрица. – И это обязательно случится очень скоро. Верно, Фрэнсис?
– О, весьма вероятно, любимая, – сказал лорд Фрэнсис. – Эдгар – в высшей степени привлекательный человек.
Это замечание вызвало у Коры приступ безудержного смеха, но оставило Эдгара не убежденным.
Сейчас, по прошествии времени, обещание, которое он дал своему отцу, казалось ему весьма опрометчивым.
«Возможно, на балу у Торнхиллов, подумал Эдгар, он будет танцевать с девушкой, и у него появится шанс поговорить с ней подальше от всевидящего ока ее родителей. Возможно, он сможет найти ответы на некоторые из его вопросов и обнаружит, что Кора была права. Может, мисс Грейнджер и впрямь окажется хорошей парой».
Неужели в его манере поведения по отношению к другим людям, особенно к молодым леди, за которыми он ухаживал, было что-то устрашающее или властное? Леди Стэплтон не была напугана. Но он совершенно не желал думать о ней. Он не видел ее с того ужасного утреннего визита.
Он понял, что ее здесь нет, когда танцевал с мисс Тернер, испытывая облегчение от того, что сложные фигуры танца освобождают его от необходимости пытаться поддерживать беседу с девушкой. Бал был небольшим. Леди Торнхилл со смехом извинилась за это и настояла на том, чтобы его называли не балом, а неформальным танцевальным вечером. На его взгляд, бальный зал казался достаточно переполненным, но он и правда мог видеть почти всех гостей одновременно. Он окинул зал взглядом и увидел ее в дверном проеме.
Пожилую леди, стоявшую рядом с ней, он даже не заметил. Он видел только ее и понял, что судорожно сглатывает. На ней было платье, которое, возможно, показалось бы неприличным даже в будуаре. Это было узкое облегающее платье бронзового цвета, которое мерцало в свете канделябров. Просто сказать, что у него было глубокое декольте, значило сильно преуменьшить действительность. Оно едва прикрывало вершинки ее грудей. Платье не было плотно подогнанным, и все же оно облегало ее тело, словно вторая кожа, подчеркивая каждый красивый и соблазнительный изгиб. Оно оставляло мало простора для воображения, если вообще оставляло. Это невольно заставило Эдгара вспомнить, как выглядело ее тело, и каким оно было на вкус под тонким бронзовым атласом.
Она стояла, осматриваясь вокруг скучающим взглядом и с немного фальшивой улыбкой, очевидно, совсем не осознавая непристойности своего внешнего вида. Но даже при этом, она каким-то образом умудрялась выглядеть слишком надменной, чтобы быть вульгарной. Она была великолепна.
Леди рядом с нею, должно быть, ее тетя, решил Эдгар, заметив женщину, когда та повернула голову, обратившись с каким-то замечанием к леди Стэплтон. Она была седовласой, приятной наружности и одета со скромным изяществом.
Эдгар вновь сосредоточился на фигурах танца.
Он вспомнил, что она также опоздала и на суаре Гринвалдов. Очевидно, ей нравились такие «театральные» выходы. Но благодаря ее внешности и силе духа они ей блестяще удавались. Торнхилл уже спешил ей навстречу.
По окончании танца Эдгар отвел свою партнершу к ее матери, поклонился обеим и направился к своей сестре. Следующим танцем был вальс. Он собирался танцевать его с Корой, которая была ближе к нему по росту, чем почти все присутствовавшие в зале леди, потому что чувствовал себя неуютно, вальсируя с очень маленькими женщинами. Но, когда он проходил мимо, графиня Торнхилл, одна из ближайших подруг Коры, окликнула его, и он повернулся к ней с упавшим сердцем.
– Мистер Доунс, – улыбалась она ему, – Вы знакомы с леди Стэплтон?
Конечно же это был риторический вопрос. Она не сделала паузы, чтобы позволить ему ответить, что «он познакомился с этой леди неделю назад на суаре у Гринвалдов и провожал ее домой, а потом уложил ее в постель и дважды занимался с ней сексом».
– И миссис Кросс – ее тетя, – продолжила леди Торнхилл. – Мистер Эдгар Доунс, леди. Он – брат леди Фрэнсис Неллер из Бристоля.
Эдгар поклонился.
– Рада нашему знакомству, мистер Доунс, – сказала миссис Кросс.
– Как поживаете, мистер Доунс?
Он почти позабыл, как от этого бархатного голоса у него по спине бегали мурашки.
– Леди Фрэнсис – очень мила, – сказала миссис Кросс. – И всегда очень жизнерадостна.
Да, это было подходящее описание для Коры.
– И совершенно бесстрашна, – продолжила миссис Кросс. – Я помню тот год, когда вдовствующая герцогиня Бриджуотер, тогда еще просто герцогиня Бриджуотер, вывела ее в свет. В том году она вышла замуж за лорда Фрэнсиса.
– Ах, да, сударыня, – сказал он. – Герцогиня была очень добра, предоставив моей сестре возможность выезжать в том Сезоне.
– Следующий танец – вальс, – сказала графиня Торнхилл. – Я обещала танцевать его с Габриэлем, хотя это, возможно, покажется вульгарным – танцевать с собственным мужем на балу в собственном доме. Но это не настоящий бал, а просто неофициальный танцевальный вечер для друзей.
– Я думаю, что нет надобности извиняться за то, что танцуешь с собственным мужем, – любезно сказала миссис Кросс.
Эдгар мог чувствовать на себе взгляд леди Стэплтон, даже несмотря на то, что не отрывал глаз от ее тети. Он чувствовал слабое презрение ее улыбки так, как если бы она касалась его кожи.
– Сударыня, – он повернул голову, чтобы взглянуть на нее, – окажете ли Вы мне честь, позволив танцевать с Вами?
– Вальс, мистер Доунс? – она приподняла брови. – Думаю, да.
Она протянула ему руку, и, хотя не было никакой необходимости сразу начинать танец, он взял ее за руку.
– Миссис Кросс, – сказала графиня, когда Эдгар увел свою партнершу в центр зала. – Позвольте мне найти для Вас стакан лимонада и подходящую компанию. Не доставите ли Вы нам с мужем удовольствие своим обществом, поужинав за нашим столом, когда вальс окончится?
Чувства Эдгара были обострены опьяняющей смесью знакомого тонкого аромата и истинной женственности.
* * *
– Ну что же, мистер Доунс, – сказала она, поворачиваясь к нему и ожидая начала музыки, – Надеюсь, в Вашей школе подающих надежды торговцев Вас научили танцевать вальс?
– Достаточно хорошо, чтобы я не отдавил Вам пальцы на ногах, сударыня, – сказал он. – Я получил образование в учебном заведении для джентльменов. Мне позволили учиться там после того, как я поклялся никогда ни при каких обстоятельствах не проглатывать гласные и не вытирать нос рукавом.
– Остается лишь надеяться, – сказала она, – что Вы сдержали свои обещания.
Она была встревожена своей реакцией на него: чувствовала, что задыхается и ощущала дрожь в желудке а, возможно, – чуть ниже, и слабость в коленях. Поклявшись себе игнорировать его весь вечер, она не предполагала, что очень неуклюжее представление леди Торнхилл, заставит ее поступить совсем наоборот. Как странно. В делах такого рода она никогда не терялась – за исключением сегодняшнего вечера. Она не хотела быть так близко к нему. Он пользовался тем же самым одеколоном. Хотя, скорее, это было запахом самой его сущности, чем какого-либо одеколона. Не далее как прошлой ночью ей показалось, что она чувствовала его на соседней подушке.
Он хорошо танцевал. Конечно же. Ей следовало этого ожидать. Наверное, он все делал хорошо, начиная с занятий любовью.
– Вас можно поздравить, мистер Доунс, – спросила она, пытаясь отвлечься от нервирующих ее мыслей, и разрушить его холодную невозмутимость. – Вы уже обручились с подходящей благородной и богатой молодой леди? Или уже женились? Как Вы знаете, существуют особые разрешения.
– Еще нет, сударыня, – сказал он, внимательно глядя на нее. Он смотрел ей в лицо с того момента, как заиграла музыка. Боялся ли он взглянуть ниже? Но он уже видел все, что можно было увидеть в предыдущий раз. – Думаю, вы понимаете, что это не похоже на покупку скота.
– О, конечно же, нет, – смеясь, согласилась она. – Если под скотом Вы подразумеваете лошадей, мистер Доунс. Если бы Вы выбирали себе лошадь, я бы не стала так скоро спрашивать Вас, можно ли Вас поздравить. Я знаю, что такой выбор должен быть сделан с величайшей тщательностью и занимает немало времени.
Он так долго и пристально разглядывал ее, что ей стало не по себе, но отвести взгляд первой она посчитала неприемлемым.
– Кто обидел Вас? – спросил он, заставив ее вздрогнуть от удивления и изумления. – Это был Ваш муж?
Одно и то же предположение за два дня от разных людей. Бедный Кристиан. Она улыбнулась Эдгару.
– Мой муж обходился со мной так, как если бы я была королевой, мистер Доунс, – сказала она. – Или будет более точным сказать – как если бы я была фарфоровой куклой. Я просто реально смотрю на вещи. Разве Вашего богатства недостаточно, чтобы привлечь благородную невесту?
– Думаю, что мое финансовое положение и моя личная жизнь Вас не касаются, сударыня, – с ледяной вежливостью произнес он, так что она почувствовала как по ее спине пробежала приятная дрожь.
– Вам хорошо удается это тон, – сказала она. – Правда ли, что все Ваши противники терпели крах в суде? Вы были очень успешным адвокатом? Нет, это не вопрос, а утверждение. Я не сомневаюсь, что Вы были успешны. А Ваши служащие дрожат мелкой дрожью под каждым Вашим взглядом? Готова поспорить, что все обстоит именно так.
– Я уважительно отношусь к своим служащим, – сказал он.
– Но готова поспорить, что Вы ждете от них полного повиновения, – сказала она. – И требуете объяснений, когда его не получаете.
– Конечно, – сказал он. – Как иначе я бы смог добиться успеха в делах?
– И Вы точно такой же в личных отношениях, мистер Доунс? – спросила она. – Следует ли мне пожалеть Вашу жену, когда Вы на ней женитесь, конечно же, сперва поздравив?
Она насмешливо смотрела на него. Она умирала от возбуждения, но понятия не имела почему. Ей никогда не хотелось, чтобы мужчина был властен над ней. Совсем наоборот.
– Вам нет необходимости испытывать какие-либо чувства к моей жене, сударыня, – сказал он. – Или ко мне. Наши дела – не Ваша забота.
Она шумно вздохнула.
– Вы так наивны, мистер Доунс, – сказала она. – Когда Вы женитесь на ком-то из светского общества, все Ваши дела становятся интересны этому обществу. О чем еще нам говорить, как не друг о друге? Где еще мы можем наблюдать самые восхитительные скандалы, как не у тех из нас, кто недавно вступил в брак? Особенно когда речь идет о мезальянсе. Как Вы понимаете, Ваш брак будет именно таким. Все мы будем выискивать деспотизм и вульгарность и надеяться, что в Вашем браке будет не только мещанская скука. Станем ждать от Вашей жены неповиновения и измен, и окажемся чрезвычайно разочарованы, если она останется верной и послушной. Будете ли Вы настаивать на повиновении и послушании?
– Этот вопрос я буду обсуждать с той женщиной, на которой женюсь, – ответил он.
Она вновь вздохнула и рассмеялась.
– Как Вы утомительны, мистер Доунс, – сказала она. – Разве Вы не понимаете, что я ищу повод для ссоры? Я хочу поссориться с Вами, но не могу делать это в одиночку.
Впервые она на какой-то миг заметила веселый огонек в его взгляде.
– Но у меня нет желания ссориться с вами, – мягко сказал он, кружась с нею в углу бального зала. – Мы с Вами не противники, сударыня.
– Но мы также и не друзья, – ответила она. – И не любовники. Значит, мы друг другу никто? Совсем никто?
Он одарил ее еще одним очень долгим взглядом и открыл рот, собираясь что-то произнести, но передумал. Наконец он улыбнулся и сразу же стал выглядеть моложе и человечнее.
– Никто? – спросил он. – Да неужели. А как же та ночь?
Ее колени ослабли. Она посмотрела ему в глаза, и внезапно перед ней промелькнуло яркое воспоминание о той ночи, о его лице так близко около ее лица.
– Вы знакомы с правилами этикета на таких вечерах, мистер Доунс? – спросила она. – Это последний танец перед ужином. Будет невежливо, если после него Вы не отведете меня ужинать, не сядете рядом со мной и не будете со мной беседовать. Вот только о чем мы будем разговаривать? Дайте-ка подумать. Какая-нибудь безопасная тема, на которую люди, являющиеся никем друг другу, могут вполне счастливо болтать. Могу я рассказать Вам об ужасном происшествии, случившемся со мной в Греции? Я – чудесная рассказчица, по крайней мере, мои слушатели всегда уверяли меня в этом.
– Я думаю, мне это понравится, – серьезно ответил он.
Она едва поверила ему и едва не расплакалась. Как глупо! Ей хотелось заплакать.
Она никогда не плакала.
