Текст книги "Дева Баттермира"

Автор книги: Мелвин Брэгг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

– Миссис Крамп, полагаю, – галантно произнес Хоуп, он вдруг сделал шаг назад, словно его внезапно посетила потрясающая мысль. – Миссис Крамп, – повторил он, неохотно выпуская ее руку из своих нежных пальцев. – Простите меня… какое удивительное сходство… да нет, помилуйте, быть того не может… но какое сверхъестественное сходство… в самом деле… вполне, вполне… – Он словно бы на несколько мгновений лишился дара речи.

Мистеру Крампу стало явно не по себе; миссис Крамп качнулась назад на носочках, всем своим видом давая понять, насколько она разочарована таким поведением. Однако звание полковника, его связи по-прежнему интересовали ее и делали необходимым их знакомство.

– Помилуйте, да я просто обязан сказать, теперь, коли уж я начал. Как вы полагаете?

– О да, – ответила чета Крампов хором, демонстрируя вполне привычную преданность друг другу и внезапное единодушие.

– Хотя, впрочем, не стоит, – размышлял Хоуп вслух. – Слишком рано что-либо предполагать.

– Нет, нет! – вскричала миссис Крамп.

– Нет, – задумчивым эхом откликнулся мистер Крамп.

– Просто, – сказал Хоуп, глядя мимо миссис Крамп на рощу, цвет которой постоянно менялся под лучами солнца и гонимыми ветром облаками, – просто, да я просто уверен, что вам уже об этом говорили…

Об этом – о чем? – мысленно вскричала миссис Крамп, подаваясь вперед и кренясь, словно Пизанская башня. Хоуп не торопился говорить, с сомнением растягивая слова, а его новые собеседники уже готовы были потерять терпение.

– Что вам присуще удивительное сходство с одним моим очень добрым другом – Матильдой, младшей сестрой принцессы из династии Гогенцоллернов[34]34
  Гогенцоллерны – династия бранденбургских курфюрстов, прусских королей, германских императоров.


[Закрыть].

Миссис Крамп подалась назад и вспыхнула, на ее лице отразилось удовольствие, смешанное со смущением. Мистер Крамп тут же попросил Хоупа повторить полное имя особы, на которую так похожа его супруга, дабы он мог записать его и запомнить. Сам он не слишком гоняется за титулами, но он был уверен, что друзьям жены будет весьма интересен сей факт. Хоуп понял, что одним ударом завоевал симпатию обоих: правда, надо отдать должное Ньютону, он подготовил почву, но само исполнение, актерское мастерство были его заслугой. Великий Кембл гордился бы им: он и сам был более чем горд самим собой.

– Моя карточка, сэр, – сказал Крамп, и Хоуп прочел:

– И как она поживает? – поинтересовалась миссис Крамп, пока Хоуп изучал содержимое карточки. Он озадаченно взглянул на женщину.

– Матильда, младшая сестра принцессы Гогенцоллерн, – торопливо подсказала ему миссис Крамп. – С ней… все в порядке?

– Когда я покидал дворец, – рассудительно ответил Хоуп, заодно воспользовавшись возможностью обменяться карточками, – обе принцессы, поскольку и сама Матильда удостоена подобного титула…

– Конечно, – пробормотала миссис Крамп и оглянулась, осматривая гостиную в поисках того, кто посмел бы бросить ей вызов в данном вопросе.

– …обе были вполне здоровы.

– Вполне? – эхом отозвалась миссис Крамп с легкой долей зависти.

– С тем самым естественным румянцем на лице, – продолжал Хоуп, решив, что подобная неумеренность в данном случае весьма к месту, – который я заметил у вас, мэм.

Джон Грегори Крамп.

Поверенный в суде, торговец.

Ливерпуль

Он прижал руку к груди и поклонился. Миссис Крамп лишь слегка присела в реверансе, после чего лицо ее приняло озабоченное выражение.

– Ваша рука, сэр, – произнесла она трагическим тоном. Хоуп взглянул на свои скрюченные пальцы.

– Резаная рана, мэм, порез сухожилия, причуда войны. – Он провел пальцем по шраму, и миссис Крамп тихонько вскрикнула.

Мистер Крамп прочел карточку Хоупа несколько раз и весьма впечатлился написанным.

– Я надеюсь, сэр, – произнес он, – что можем помочь вам, если вы намерены задержаться в этом краю. Я и моя жена, мы отлично знаем здешние места…

– Люди здесь такие естественные, – прошептала миссис Крамп, – такие простые, – она огляделась по сторонам, но в пределах слышимости не было ни одной живой души. – Невинные, – сказала она громко.

– В действительности мы здесь, – продолжал мистер Крамп, которого даже не задело то, что жена столь бесцеремонно перебила его, на самом деле при данных обстоятельствах ему даже грезилось, будто ее замечания придают вескость всем его заявлениям, – строим дом…

– Солидный дом, – добавила миссис Крамп, тем самым заранее отметая любые ошибки.

– Вполне солидный дом, – поправил ее мистер Крамп скромно, – поскольку намерены жить здесь, неподалеку.

– Наша дочь, – начала миссис Крамп, в качестве объяснения.

Хоуп улыбнулся.

– Возможно, вы встретитесь с нашей дочерью завтра? – предложил Крамп. Набравшись храбрости и тщательно взвешивая каждое слово, он вслух высказал тайные планы, которые он и миссис Крамп вынашивали до сего момента. – И в самом деле, мы могли бы представить вас друг другу.

Миссис Крамп рассмеялась.

Вот и доверяйся после этого Ньютону, подумал Хоуп, пропустил самое важное – у них еще и дочь имеется.

– Я намерен слегка прогуляться по деревне, – заявил Хоуп, как ему казалось довольно ловко обходя предмет разговора.

– Так что ж, – подхватила миссис Крамп, – мы тоже.

Казалось, подобное совпадение желаний поразило ее, словно было не чем иным, нежели самым очевидным доказательством Божественного провидения.

– Тогда давайте… – начал было Хоуп.

– С огромным удовольствием, – откликнулся Крамп торопливо.

– Я только отдам распоряжение горничной принести мою шаль, – сказала миссис Крамп, выразив просьбу в весьма деликатной манере.

Хоуп был очень рад пройтись по милой маленькой деревеньке. Между ними завязалась вполне обыденная, совершенно невинная беседа, в ходе которой быстро выяснилось, что мистер Джон Грегори Крамп из Ливерпуля был и в самом деле очень состоятельным человеком. И состояние это не ограничивалось лишь землями и той суммой, что перешла ему в наследство. Он собственным трудом умножал свои капиталы, занимаясь торговлей. В скором времени, если не на следующей неделе, то, по крайней мере, к концу месяца, в порт Ливерпуля должен был прийти груз цейлонского чая, индийского джута, ирландского угля. Мистер Крамп не без основания считался большим знатоком завозимого в страну товара, который он распродавал с большим или меньшим успехом. Та небрежность, с какой он упомянул о своей торговле, объяснялась тем, что его жена терпеть не могла долгих разговоров на эту тему, считая ее вульгарной. Но, несмотря на это, ей доставило удовольствие отметить, что разговор об их состоянии нашел у их нового знакомого почтительный отклик.

Мистер Крамп действительно отличался чрезвычайными способностями и прозорливостью, умел управлять людьми и в равной степени слыл успешным торговцем и преуспевающим адвокатом, чьи слабости сводились к чрезмерному обожанию жены и слепой любви к дочери. Он чувствовал, что ради знакомства с титулованной особой ему придется слегка поступиться собственной гордостью. И все это лишь ради жены, которая жаждала вступить в аристократическое общество Британии, которое, как ей мнилось, отличалось особой изысканностью разговоров, моды и вкусов. «Высокородный» не произвел на мистера Крампа ни малейшего впечатления; младший брат графа не покорил его нисколько. Торговец прекрасно осознавал, что аристократ, с такой легкостью заговаривающий с третьим сословием, точно с равным, просто отдает дань вежливости. Мистер Крамп нисколько не одобрял членство Хоупа в парламенте: ему уже доводилось знавать нескольких политиков, и он не доверял ни одному из них.

Как выразился сам мистер Крамп, доверие для него являлось столпом, на котором зиждилось его торговое дело, впрочем, как и вся его жизнь. Он безоговорочно верил капитанам своих кораблей. Он доверял партнерам по торговле на Востоке, в Индийском океане, и дальше, за Атлантикой, на далеком африканском побережье. Своим служащим, компаньонам в Ливерпуле, своему банку, строителям, плотникам – всем, кто обеспечивал его мебелью и одеждой. Мистер Крамп с уверенностью ступал по этой грешной земле, доверяя всем им. На самом деле первоначальный источник его гигантского, стремящегося к бесконечности капитала был осквернен обманом, эксплуатацией работников, жестокостью, угнетением, убийствами и множеством других порочных поступков. Однако, доведись ему услышать подобное заявление из чьих бы то ни было уст, мистер Крамп в первую очередь изумился бы, затем возмутился и наконец с пренебрежением отмел бы такую откровенную напраслину. Он был честным торговцем, чьи способности, а также таланты других, с кем он имел дело, включая благословенный Господом Британский флот, сделали его достаточно богатым, теперь он мог удовлетворить любой свой каприз.

Миссис Крамп выбрала Озерный край не только из соображений комфорта, но и из сентиментальности. Уж она-то точно имела практическую жилку, хотя сейчас всеми силами старалась скрыть ее. Миссис Крамп всячески стремилась проникнуть в высшее общество в самом Ливерпуле, но все ее попытки потерпели крах. Оставалось неясным, то ли мистер Крамп проявлял излишнюю осторожность, то ли просто был чересчур упрям, в то время как миссис Крамп оказывалась либо слишком назойливой, либо не в меру кокетливой. Ответные приглашения тоже особого успеха не принесли: частенько, к стыду миссис Крамп, ее приглашения холодно отклонялись, и те, ради кого она с такой готовностью шла на разумные расходы, просто манкировали ее балами. Озерный край, который она пару раз посещала еще до замужества и путешествовала по нему с друзьями, казался золотым и доступным уголком для знати. И кроме того, как она выяснила, он стал довольно моден! Книги, гравюры, статьи, пародии, художественные полотна, стихи принесли ему немало славы. Многие желали отправиться на Озера, и к тому же война с Францией не давала возможности иностранцам приезжать сюда на отдых. Они прибыли в Грасмир в полной убежденности, что уж здесь-то их ждет настоящий эдем, но сразу же столкнулись с весьма неприятной действительностью – никто не желал, чтобы они строили дом в такой райской деревушке. Это стало причиной настоящей бури, которая день ото дня набирала силу.

Они уже подошли к берегу озера напротив отмели Аллан, когда мистер Крамп закончил рассказывать о своих бедах. И полковник Александр Август Хоуп, член парламента, выразил искреннее сожаление по поводу этого столь удручающего факта, а также оказался весьма любезен, предложив помощь в решении данного затруднения, каковая тут же была принята несчастным торговцем с выражением самых сердечных благодарностей. Полковник Хоуп и представить себе не может, заверил мистер Крамп, схватив руку благодетеля и с невероятным энтузиазмом принявшись ее трясти, каким благодеянием является для них такая поддержка. Эмоции торговца были абсолютно искренни. Его и в самом деле поразила та волна негодования, которую вызвал он сам. Более всего возмущалась группа поэтов, приехавших в долину совсем недавно. Однако мистер Крамп не праздновал труса и продолжал с завидным упорством добиваться своего, не собираясь отказываться от задуманного; он был решительно настроен построить в этом райском уголке собственное гнездо, приезжать в него на лето и наслаждаться счастьем с женой и дочерью. Поддержка полковника Хоупа могла оказаться весьма своевременной. Миссис Крамп выразила благодарность красноречивым молчанием, однако одарив Хоупа взглядом, который, как он заметил, ясно свидетельствовал о том, что его благородство поразило леди в самое сердце.

На этой эмоциональной волне они и расстались, пообещав друг другу встретиться позже во время обеда, или чая, или ужина… и не забудьте о нашей дочери и о нашей лодке, уж ею вы можете пользоваться всякий раз, как вам вздумается порыбачить, и до скорой встречи, полковник Хоуп, до скорой встречи… только местные жители называют эти холмы взгорьями…

Хоуп вынужден был покинуть их. Проведя менее часа в компании этих субъектов, Хоуп едва не дошел до точки кипения. Он не разрабатывал тактику и стратегию общения с теми, кто и сам с готовностью капитулировал перед ним. Собственный успех впечатлил Хоупа, хотелось его закрепить. Но хотя полковник прочесывал склоны холмов по берегам озера с особым тщанием, никого более так и не выловил.

Он отыскал Баркетта с Сильвией и отправился на озеро половить рыбу. Лодка Крампов была великолепна: недавно выструганная, более подходящая для пикника, нежели для рыбалки, на удивление удобная и крайне легкая в управлении. Баркетт обратил внимание, что за деньги даже от такой посудины можно добиться немалой скорости, поскольку вручную сработанные весла были сделаны на совесть, да и уключины имели весьма продуманную конструкцию.

Сильвия насаживала приманку. Баркетт греб. Хоуп управлял рулем. Они поймали четыре форели. И все это время Хоуп мечтал о большом состоянии.

То, что Баркетт сидел на веслах, Сильвия прикрепляла наживку, а сам он управлял, весьма нравилось ему. Но гораздо больше он желал иметь собственную отличную лодку и средства, позволяющие содержать эту лодку, а также породистых лошадей, превосходные коляски, великолепную одежду. Одним словом – Состояние. Если иногда, в моменты отчаянного сумасшествия, Хоуп жаждал общения с женщинами, то гораздо чаще все его стремления и желания устремлялись к богатству. Этот зов имел такую силу, что никогда не смолкал в его сознании, точно нытье уличного попрошайки, которое преследует тебя повсюду, куда бы ты ни шел. Это был голос древней и неискоренимой жажды.

Имей он состояние мистера Крампа… после встречи с торговцем мечты о деньгах совершенно вытеснили из его сознания мысли о каких бы то ни было плотских утехах.

За весь оставшийся день он холодно и отчужденно обменялся кое с кем парой дежурных любезностей, предпочитая иллюзорные фантазии действительности. К тому же Хоуп хотел подготовиться к встрече с дочерью.

Его продолжали мучить кошмары, и борьба Джона Августа, которую, как он думал, ему удалось разрешить в Баттермире, снова начала напоминать о себе. Возможно, новое возвращение Августа сулило ему еще большее смятение, нежели раньше, и полковник боялся заснуть. Облегчение принес опий, добавленный в бренди.

Раньше он верил лишь в плотскую любовь, однако все его романы сводились лишь к коротким интрижкам, никаких постоянных связей, но случалось, и такие короткие связи являлись ключом для всех будущих возможностей.

Лежа в постели и прислушиваясь к тихим шорохам уснувшей гостиницы, он интуитивно ощущал, что Сильвия была для него совершенно доступна, возможно, она тоже не спала в этот самый момент. Однако он усилием воли выбросил из головы эту мысль: последний лучик добродетели, которая снизошла на него на перевале Хауз-Пойнт. Важней было другое: Хоупа беспокоил ее отец. Полковник был почти уверен, что хитрая лиса использует Сильвию в качестве наживки, чтобы поймать на крючок богатый улов. Более того, утром прибудет дочь Крампа. Все эти соображения подталкивали его к отказу от требований плоти. Он накажет свою похоть: он задушит и уничтожит греховное стремление, он сломит его…

Однако уж поздно ночью он проснулся от собственного крика. В жутком кошмаре ему привиделось, как неуловимые, ужасные существа, выбравшиеся из-под гигантских, заросших мхом валунов, поползли по его ногам, впившись в белую кожу, и принялись влажными ртами высасывать его кровь, а прямо над его лицом свисали веревки, снасти, сети и гигантская провисшая паутина завязанных и покрытых сплошными узлами конопляных лесок. Неспешно покачиваясь, они опускаются все ниже, стремясь захватить его в ловушку, откуда-то доносится детский плач. И куда бы он ни посмотрел, всюду жадные женские рты и никаких других черт, только рты, мясистые, багровые, точно слива, языки, зубы, белые, как пена на падающей воде, и руки, крючковатые, с черными ногтями. Они ползут к нему по одежде, по груди, по лицу – и вновь детские крики, – разрывая кожу на его голове до самого черепа…

Он поднялся, подошел к туалетному столику и плеснул водой из таза на лицо и грудь, чувствуя, как холодные струйки успокаивающей прохладой стекают по разгоряченной коже. Он высунул голову в окно, пытаясь успокоить разгулявшиеся нервы, и даже постарался разобраться в ночных звуках. Кроме сов, он ничего больше различить не сумел, и собственное невежество привело его в смятение. Ему захотелось убраться подальше от этого места, от этой долины, из этого края, из страны, из собственной одежды, и вообще из удушающе ядовитой, связывающей по рукам и ногам Англии…

– Наша дочь, – представил мистер Крамп скромно. Миссис Крамп стояла на заднем плане и слегка покачивала головой.

Хоуп улыбнулся и снова улыбнулся.

– Как поживаете? – произнес он и протянул руку.

– Хорошо, благодарю вас, сэр, – ответила она и присела в хорошо разученном книксене.

Он подумал, что ей, должно быть, около шести.

Позже, этим же днем он вытянул из благодарного мистера Крампа чек на пятьдесят фунтов, объяснив свою просьбу тем, что его старший брат «граф» и сам он взялись за реорганизацию управления банком. Конечно, в свое время он обязательно разрешит все эти проблемы, однако лучше всего сделать это по приезде в Ливерпуль, а пока у него возникли некоторые затруднения.

– Сущность моего затруднения, мистер Крамп, как и вашего, – этот поистине райский уголок. – Он театрально огляделся по сторонам, выражая совершенную беспомощность. Они как раз неспешно направлялись к Элтеруотеру. – Поверите ли, мистер Крамп, это можно сравнить только лишь с пагубной привычкой. Хуже табака или даже алкоголя. Может статься, правительству следовало бы предпринять кое-какие меры, возможно, моему другу мистеру Питту стоило бы ввести налог на природу, как его отец ввел налог на джин.

Мистер Крамп сконцентрировал внимание на этом замечании, стремясь запомнить его, а затем слово в слово передать жене. Возможно, употребить его где-нибудь еще. Он бы обязательно упомянул первоисточник – плагиат никогда не прельщал его, – однако ему всегда было так трудно поддерживать вежливую беседу, уж слишком скуден был список тем, о которых он имел хоть какое-нибудь понятие. Цифры, факты, тоннаж, хранение продуктов, перевозка по морю, продажа, коммерция, соединившая континенты, – все, что было романтичного и дорогого в его торговле, невероятным образом кружило ему голову и оставалось его единственным удовольствием в этой непростой жизни. Но подобные разговоры выходили за рамки светских бесед.

– Пришел, увидел и был побежден, если перефразировать великого Цезаря, – произнес Хоуп.

Любопытно, но его весьма интенсивные физические упражнения вовсе не облегчали прогулки по сельской местности, и теперь, преодолевая легкий подъем, он задыхался.

Полковник продолжил, надеясь, что мистер Крамп не так уж часто слышит подобные тривиальные остроты:

– Меня впечатляют контрасты. Когда я был в Египте, я думал, будто вся страна – это лишь солнце и пустыня, бездонные небеса и голый песок и что во всем свете не сыскать ничего более царственного. Я понял, почему пирамиды такие гигантские и величественные. Просто в тех краях нет ничего примечательного. Люди вынуждены были возводить монументы и памятники, и все это, насколько я понимаю, лишь ради того, чтобы разнообразить природный ландшафт. Однако здесь природа и сама позаботилась о пейзаже и о памятниках, здесь их великое множество. Как говорят поэты: «Он не мог сочинить ни одной строчки, и потому он остановился и посмотрел вниз, на гладь озера, предавшись унынию, но в то же время разумом постигнув, что картина сия по силе своей не уступает двустишию, сочиненному пиитом».

Мистер Крамп выразил согласие сдержанным кивком, тоже глядя вниз. Хоуп еще несколько минут стоял на месте, давая отдых ногам и восстанавливая дыхание.

– В здешних местах мне особенно нравятся люди, – заметил мистер Крамп, воспринимая молчание полковника как явное неодобрение. Торговец и сам прекрасно понимал, что ему не мешало бы получше следить за беседой и поддерживать ее. – В городах люди теперь все больше занятые или уставшие. Убогие души или же несчастные и пустые, у них и времени-то не находится на такое вот умиротворенное созерцание всего сущего. А ведь оно именно и является лучшей частью нашей жизни и нисколько не зависит от общественного положения или же от происхождения. Оно доступно как самому бедному крестьянину в такой вот отдаленной провинции, так и важному джентльмену, который занимается большой политикой. И я убежден – или в достаточной мере был убежден в том раньше, – что подобное блаженство зависит от влияния места, в котором рожден человек и в котором он прожил всю свою жизнь…

Поскольку мистер Крамп отклонился от той темы, что придумала для него жена, Джон Август предложил вернуться к разговору, невольно подслушанному в конюшне этим утром.

Оказывается, недавно в этой райской долине случилось удручающее событие. Беда произошла с местным жителем, которого в долине многие знали. С молодых лет будучи хорошим работником, он в свое время выучился на каменщика, женился, как только закончил обучение, девушку взял из соседнего Райдела, и у них было пятеро детишек. Война самым жестоким образом вторглась в их семейное счастье, и временами он был принужден жить в холмах, присоединяясь к группам рабочих, которые строили ограждения вокруг пастбищ. Однако такая жизнь вдали от семьи не слишком его радовала, а уж домочадцы тем более страдали от такой разлуки, но, несмотря на все его усилия, даже этого заработка не хватало на семерых. И все же он умудрялся с огромной экономией вести скромный, но достойный образ жизни. Затем он заболел и несколько месяцев подряд и вовсе не мог работать – траты на лекарства, рост долгов, его совершенная беспомощность. Ему пришлось вернуться к работе, как только он поднялся на ноги, но бесконечные испытания превратили его, как выразился человек с конюшни, «в ходячего скелета». Все в Грасмире восхищались его независимостью, он не признавал никакой жалости и отвергал любую благотворительность, даже если она исходила от членов прихода. Люди побогаче с нежностью рассказывали о довольно худых, но все же красивых, здоровых детях, таких спокойных и послушных. А родители продолжали бороться… На прошлой неделе их обоих обнаружили в постели мертвыми. Создавалось такое впечатление, что в своем стремлении накормить детей они отказывали себе в еде и питались травой.

Сбор средств для сирот шел полным ходом.

– Скажите, – на Хоупа вдруг нахлынули собственные горькие воспоминания, и, стремясь побыстрей избавиться от них, он проявил несдержанную бестактность, прервав своего собеседника тем надменным тоном, который был присущ аристократам, осознающим свое привилегированное положение, – как вам удается управлять делом?

Крамп не мог поверить в удачу. Он начал рассказ нерешительно, словно стремясь убедиться, что не надоедает своему знакомому, но, видя на лице полковника выражение неподдельного интереса, какое ему уже доводилось видеть раньше, он с легкостью заскользил по волнам красноречия, словно мощный парусник, поймавший попутный ветер.

Хоуп предоставил мистеру Крампу такую возможность, поскольку ему требовалось кое над чем подумать.

В прошлом ему доводилось оказываться в опасных ситуациях. Он связался с Ньютоном, которого боялся и которому на самом деле никогда не доверял. Он получил отсрочку на неопределенный срок, но уж лучше оставаться пессимистом, нежели питать беспочвенные иллюзии. Ему требовались деньги, большие деньги – как можно больше и скорее. И сейчас он разгуливал с человеком, нажившим свое состояние на торговле с Левантом[35]35
  Левант – общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря.


[Закрыть], и его состояние почти наверняка позволило бы Хоупу найти дорожку к удаче.

Короче, почему бы не убить мистера Крампа и не жениться на миссис Крамп? Конечно, выждав приличествующий период времени.

Об этом и думать было тяжело. Хоуп огляделся. Проделать подобное прямо сейчас, на этом самом месте, невозможно. Однако Хоуп много слышал о камнепадах в этом краю, о неустойчивой вероломной земле и понимал, что несчастный случай вполне возможен. К тому же мистер Крамп атлетизмом не отличался и, насколько Хоуп мог судить, не обладал никакой особой силой, скрывая под превосходной одеждой изнеженное тело.

И какова будет потеря? Неужели же через пару лет миссис Крамп будет с ним менее счастлива, нежели со своим мужем теперь? Неужели же его дочь станет вечно убиваться по отцу, если Хоуп все время будет находиться рядом и одним своим присутствием вытравит память о нем? Есть ли у мистера Крампа родители, братья и сестры? Могло статься, он со своим характером изрядно надоел им, однако, случись с ним несчастье, они наверняка обнаружат в нем те замечательные качества, которых раньше и вовсе не видели. Да и самому мистеру Крампу куда как лучше предстать перед Судом Божьим именно сейчас, после долгих лет, полных трудов праведных. А позже, когда он уйдет в отставку – вполне ожидаемо, – дела пойдут уже не так хорошо, и, вероятней всего, большие и маленькие неприятности сделают его совсем не тем человеком, каким он является сейчас. Он уже не будет столь счастлив, ощутит собственную бесполезность, и вся его энергия истощится на многочисленные мелочи, он утратит именно те качества, которые ныне могли бы послужить основанием для отпущения его грехов.

Хоуп вдруг вспомнил, что совсем неподалеку есть подходящее местечко, Баркетт указывал его, когда они рыбачили на Дервентуотере – голая скала, вырываясь на простор из зарослей леса, серым монолитом нависала над долиной. От него и требуется-то немного. Надо просто прогуляться по тем лесам, поближе подойти к самому краю, чтобы посмотреть вниз и насладиться ощущениями настоящего путешественника по Озерному краю. А затем мистер Крамп оступается, Джон ловит его, пытаясь помочь, но рука предательски соскальзывает, и торговец летит вниз, вниз, вниз и падает прямо на одно из самых любимых путешественниками мест.

Хоуп улыбнулся про себя: губы сами собой растягивались все шире, и, всеми силами стремясь скрыть истинные чувства, он повернулся к мистеру Крампу, точно улыбка эта была обращена ему. Подобная реакция подбодрила торговца. Рассказывая о том, как его отец, основывая дело, принялся торговать рабами, он прекрасно осознавал, что тема эта весьма щекотлива. Он даже почувствовал немалое облегчение, однако не слишком удивился, что этот наследник аристократического рода, английский военный проявил мягкость и терпимость в подобного рода вопросах. Здесь неподалеку жил человек по фамилии Кларксон, ходячее проклятье, если дело касалось сей темы. И мистер Крамп боялся, что Хоуп может оказаться одним из тех скучающих и лицемерных молодых людей, которые находят весьма остроумным насмехаться над устоями старого общества. Он воспользовался одобрением Хоупа и даже рискнул порассуждать на тему прибылей, которые потоком текли от продажи негров. Теперь – увы! – это стало неэкономично.

Хоуп же в воображении рисовал себе скрюченное тело Крампа на вулканических камнях, мертвого, но не изломанного, не кровоточащего. Художник, живший внутри Торговца и ставший Мучеником. Он был просто обречен сбросить с себя оковы меркантильности и обрести дух красоты, свободы, романтики и природы. Хоуп с охотой представлял себе трогательную картину того, как он утешает миссис Крамп. Он станет всячески поддерживать ее память о погибшем муже, восхваляя его, высоко оценивая его заслуги, припоминая «остроты», повторяя любимые комментарии, а затем в комнату войдет дочь, вся исключительно в черном, и он скажет, он вынужден будет сказать, невзирая на обязательные слезы матери, что ребенок – вылитый отец. И дабы успокоить ее рыдания, он не забудет уверить ее, будто и ей самой необходимо жить дальше ради дочери, которая через несколько лет сама станет матерью. Всецело погрузившись в сладостные мечтания, Хоуп даже не заметил, как мистер Крамп остановился, чтобы рассмотреть какую-то деталь пейзажа: сам он прошел еще несколько ярдов вперед и только тогда обратил внимание, что спутника рядом нет.

– Ваши размышления, – остановившись и оглянувшись, крикнул Хоуп торговцу, который пребывал в совершенном замешательстве от такого поведения полковника, – возродили мои собственные. Поверите ли, случается, меня посещают те великие мысли, что, словно брошенные опытной рукою семена, произрастают сами собой. И каждая из них способна дать свой росток, обрести свою жизнь, и, признаться, мой разум совершенно поглотили те великие идеи морали и коммерции, которые вы затронули в своей проникновенной речи.

О большем мистер Крамп и мечтать не мог, и все же он так и не ответил, несмотря на все расчеты Хоупа. На самом же деле до торговца с большим трудом дошла суть комплимента, высказанного полковником. Хоуп вернулся и остановился рядом с Крампом, теперь, когда ему не было никакого смысла притворяться и разыгрывать из себя пытливого и застенчивого исследователя жизни, его лицо стало холодным и жестким. И Хоупу вдруг пришло на ум, что именно таким Крамп и был в сущности: холодным, расчетливым и жестким, и с той же суровостью он вел все свои торговые дела. И вряд ли он стал бы слишком деликатничать с капитаном, у которого наличие груза не совпадало с накладными.

– Посмотрите на это.

Хоуп взглянул на цветы. «Розовато-лиловые?» – подумал он, пытаясь подобрать подходящий цвет.

– Вот на эту бабочку, – произнес Крамп раздраженно.

Бабочка. Она легко перепархивала с одного цветка на другой. Хоуп пристально посмотрел на ее красные крылышки с черными пятнами. «Большая бабочка, – подумал он, – и у нее очень простая жизнь».

– Здесь, в долине, живет один человек, – произнес Крамп с горечью, повернув мрачное лицо к полковнику, заставив того пересмотреть свою идею по поводу смерти торговца. Крамп явно не из тех, кто безропотно устремится к собственной гибели. – Он пишет о бабочках и цветах и птичках, которыми так восхищаются все эти простые люди.

Крамп помолчал, на мгновение взглянул на Хоупа, ожидая одобрения, а затем вдруг с невероятной сноровкой поймал бабочку и раздавил ее.

– Моя жена обожает стихи этого писаки, – проговорил Крамп, бросая останки насекомого на землю. – Хотя человек этот – истинное проклятье мое! Он и его друзья будут насмехаться надо мной и выживут меня из долины раньше, чем я дострою мой дом. Но я возьму верх над ними! Какими бы поэтами они ни были!

Хоуп вернулся в Грасмир в еще более задумчивом состоянии, чем покинул его.

Назавтра, после дневной рыбалки, ему в голову пришла блестящая идея, каким образом можно назначить свидание с Сильвией ночью за конюшнями. А отужинать он собирался с семейством Крампов. Однако непосредственно перед трапезой у него оставался целый час свободного времени, который надо было чем-то занять: он позвал горничную, велев ей принести ему пива. Он пытался затеять легкую болтовню, но девушка, похоже, так и не уловила его тонких намеков, поглощенная тем, чтобы не пролить пиво, и удалилась.