Текст книги "Волчий договор (ЛП)"
Автор книги: Мелисса де ла Круз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Хорошо, что-то было, – сказал он, наконец. Он закурил трубку, и комната наполнилась сладким запахом табака.
Блисс и Джейн переглянулись, но никто ничего не сказал.
– Мы нашли кое-что. – Он заёрзал в своём кресле. – Это... трудно говорить об этом.
Блисс села обратно и наклонилась вперёд.
– Скажите нам. Вы можете сказать нам.
– На самом деле, не что... а кого. Девушку. – Он закрыл глаза, морщась от воспоминаний. – Дом сгорел дотла, груды пепла повсюду – большие гор, которые мы когда-либо видели. Это случилось через несколько дней после пожара: я и мои парни занимались очисткой, когда мы увидели её... Девушку, погребённую под пеплом. Голую, всю в крови и пыли. Мы думали, что она мертва.
– Но? – спросила Блисс, надежда застучала в её груди. Это было что-то – начало, наконец-то ключ.
Он покачал головой.
– Да. Она дышала.
– Кто она?
– Не знаю. Мы повезли её в больницу... и самое странное... они сказали, она была совершенно невредима. Никаких признаков телесных повреждений, ни одного синяка, ни одного разреза, ни одного ожога. Только покрыта пеплом. Пепел и кровь. – Он затянулся из своей трубки. Он подтянул штаны, положил трубку в пепельницу, встал и вышел из комнаты.
Когда он вернулся через несколько минут, он держал в руках записную книжку. Она была покрыта сажей.
– Мы также нашли это. – Он передал записную книжку Блисс. – Возьмёшь её? Мне она не нужна. – Казалось, он был рад отделаться от этой ноши.
– Что с ней случилось? С девушкой, которою вы нашли? – Девушкой, покрытой пеплом и кровью.
– Больница для душевнобольных.
– У вас есть адрес? – Спросила Джейн, готовя свою ручку.
Он кивнул.
– Я могу достать его.
Вот оно, подумала Блисс, её волнение выросло, когда она сунула журнал в сумку. Блисс знала, если она найдёт девушку – найдёт и Гончих.
Глава девятая
Психиатрическая клиника Святого Бернадетта прилагала немало усилий, чтобы выглядеть не как дом для душевнобольных, она дистанцировалась от привычных для таких мест предрассудков: кошмарная психбольница, в которой запертые в клетках сумасшедшие оставлены гнить в грязи их собственных нечистот. Это было небольшое четырёхэтажное здание, расположенное на холме в спальном районе Кливленда. На окнах не было решёток, у ворот не стояло вооружённых охранников, а медсестёр не называли «Сестра Рэтчед». Холл выглядел мирным и уютным, декорированный в спокойные пастельные тона. Пациентам разрешалось носить их собственную одежду, никто не ходил в больничных халатах и тапочках.
Больница для душевнобольных выглядела достаточно безобидно, но, несмотря на это, когда Блисс приехала, она не могла не содрогнуться. В прошлой жизни она была отправлена в место, похожее на это, и она до сих пор помнит тот ужас: наручники и тесты, ведра холодной воды, вылитые ей на голову во время её бреда. Клиника была больше похожа на общежитие колледжа, чем на тюрьму, но Блисс могла поспорить, что окна в Кейс Вестерн не были построены из двух дюймов небьющегося акрила которого, вы не могли бы разрушить кувалдой.
Ей пришлось оставить Джейн в их мотеле. На мгновение она поинтересовалась: поступила ли она правильно. Джейн хотела приехать, но она слишком устала, чтобы протестовать, когда Блисс настояла, чтобы она осталась. Но Блисс хотела поговорить с девушкой наедине. Это была её задача, в конце концов, её бремя, чтобы найти Гончих.
– Подпишите здесь, – сказал молодой парень в приёмной, давая ей несколько бумаг.
Блисс написала что-то на странице.
– Что это?
– Отказ от претензий. Это значит, вы не можете подать в суд на клинику, если что-то случится с вами, увидев её. Или когда вы видите её.
У него был плоский носовой акцент, меньше чем на Среднем Западе, чем на южных Аппалачах, реальный протяжный звук. Блисс всегда думала об Огайо как о Среднем Западе, типа Канзаса или Небраски. Но когда они переехали в другой штат, она обнаружила, что это был настоящий пэчворк, мешанина из больших городов и умирающих меньших городов, богатые пригороды, которые конкурировали с Уэстчестерскими районами и красивой сельской местностью, усеянной конными хозяйствами и пышными зелёными лесами.
– Я не понимаю. Что произойдёт?
Управляющий пожал плечами.
– Не должен говорить, но видите, сидящую там даму?
Блисс кивнула. У окна сидела улыбающаяся женщина средних лет, и говорила тихо сама с собой. Потом её лицо начинало дёргаться в судорогах.
– Хорошо, Тельма работала здесь. Теперь она пациентка. Вы знаете, она была медсестрой вашей пациентки. Провела неделю с ней и сошла с ума. А тут ещё уборщики...
Он замолчал, не закончив фразы. Он только покачал головой, и рукой показал Блисс вход для посетителей.
– Что вам нужно от неё? Вы журналист? Может, член семьи?
Блисс покачала головой.
– Ни то, ни другое.
– Правоохранительные органы?
Она снова покачала головой. Управляющий, наконец, перестал спрашивать, и они прибыли в комнату девушки. Блисс сразу почувствовала, что-то странное в воздухе. Вокруг было ощущение смерти, мрачная темнота сразу за дверью. Она не была испуганной, только любопытной. Она жила с духом Люцифера, так что она знала, что такое ощущение зла. Это было не то же самое. Это не было изумрудно-острое чувство ненависти и злобы, это было чувство страха и лени, гнили и разорения, нищеты и боли.
Рядом с дверью находился небольшой плакат с надписью ПАЦИЕНТ: ПЯТНАДЦАТЬ.
– Без имени. Nomen nescio, – сказал санитар с гордостью, как будто Блисс поставит под сомнение его знание латыни. – Врачи назвали её Ниной, но это не прижилось. Она не Нина. Так что теперь мы просто называем её номером комнаты. Пятнадцать.
Блисс посмотрела в глазок. Внутри она увидела, как молодая девушка сидит на краю длинного плоского матраса. Её пальцы, свернувшись вокруг основания, углубились во внутрь. Её голова свисала под странным углом, слегка покачиваясь, как будто сломанная. Её тёмные волосы были стриженными. На руках тёмные синяки.
Девушка посмотрела прямо в глаза Блисс в иллюминатор и Блисс отскочила, поражена, обезоруживающим взглядом девушки. Было что-то не так с глазами девушки – Блисс был уверенна, что она увидела вспышку малиновых, но когда она снова посмотрела, они были просто обычными синими. Именно тогда управляющий отпёр дверь.
– Она вся ваша. Позвоните, когда закончите.
– Вы закроете меня там... с ней?
– Такие правила. Вы подписали отказ.
Блисс держалась бесстрастно, когда дверь с шумом закрылась позади неё. Она прислонилась к стене и скрестила руки на груди. Девушка не сводила глаз с Блисс.
– Вы не боитесь меня, – прошептала она. Её голос был мягким и слабым.
– А должна ли? – Спросила Блисс.
– Они все боятся меня, – сказала она тихо, взявшись за матрас.
Простынь оказалась рваной, а наволочки не было.
– Я слышала. – Блисс оглядела пустую комнату. Не было ничего, кроме матраса на полу. Ни книг, ни фотографий, ни даже окна. Как долго девушка жила так? – Как Вас зовут?
– Пятнадцать. – Её голос был тихим и приглушенным, побеждённым и грустным.
– Это то, как они называют Вас.
– Верно.
– Как Ваше настоящее имя?
– Я не знаю. – Она покачала головой. – Если бы я знала, меня бы не было здесь.
– Почему Вы здесь? – Блисс проверила записи. Пожар случился месяц назад, и девушка находилась здесь с тех пор, с небольшими изменениями или прогрессом в состоянии.
– Был пожар, – сказала девушка. – Он сжёг все.
– Вы были в доме. Что случилось в этом доме? Что с Вами случилось? – спросила Блисс.
Девушка приложила сжатые кулаки к глазам.
– Я не знаю. Я не помню.
– Я хочу помочь Вам, – сказала Блисс. – Пожалуйста.
– Никто не может мне помочь. Уже нет.
– Слушайте, я знаю, что Вы переживаете, я была в таком месте, как это. Я была в психиатрической больнице однажды. Я знаю, что это такое. Вы не должны быть здесь. Вы не должны прятаться. Позвольте мне помочь Вам, – сказала Блисс, возясь с ожерельем, которое удерживало Каменное сердце. Она взялась теребить тёмный талисман, желая держать его поближе, как будто сверкающий амулет может привлечь Гончих к ней, помочь ей найти путь. Она придвинулась ближе к девушке. – Я думаю, я знаю, что случилось... Я знаю о Гончих. Они те, кто напали на вас в ту ночь, не так ли?
При упоминании Гончих девушка вскочила в самый край комнаты, подальше от Блисс насколько это возможно.
– Я не знаю, о чем Вы говорите. Оставьте меня в покое.
Блисс достала запылённую записную книжку и начала читать её.
– Они придут за нами, и, когда они это сделают, мы должны быть готовы. Мы защищали дом, но сможем ли мы защитить друг друга? – Она посмотрела на девушку. – Это Ваш журнал, не так ли? Вы написали эти слова. Что они значат? Гончие шли за вами? Но дом был защищён каким-то образом? Кто же остальные? Где они?
Девушка пожала плечами.
– Что они хотят от Вас? Почему они пришли? Как Вы выжили?
– Я не знаю. Я же сказала, я не знаю, о чем Вы говорите, – сказала девушка, все больше и больше начиная волноваться.
– Я надеялась, что Вы мне поможете... Я... ищу их. Мне нужно добраться до Гончих, – сказала Блисс, чувствуя, как она произнесла слова, которые были безнадёжными потугами её матери, стоявшей перед ней.
Девушка начала дрожать и качаться назад и вперёд, скуля, как раненый зверь.
– Отстаньте от меня... уйдите...
– Мне жаль, мне очень жаль... Пожалуйста, поверь мне, я не хочу причинять Вам боль, – сказала Блисс. – Но мне нужно знать о Гончих.
– Гончие! – вдруг девушка закричала, её глаза загорелись, глядя прямо в зелёные глаза Блисс. – Почему Вы ищете Гончих? Осторожно! Никто не охотится за ними!
Они смотрели друг на друга. Затем дверь открылась. Время истекло. Блисс вышла из комнаты.
– Так. Что Вы думаете? – Спросил управляющий, когда они вернулись в вестибюль. – Крепкий орешек, верно?
Блисс не ответила, пытаясь убедить себя, что девушка в комнате понятия не имела, о чем она говорила, что она просто хотела напугать её. Но Блисс видела многое в своей жизни. Её так просто не напугаешь.
Глава десятая
Слова девушки встревожили её, но Блисс удалось оставаться спокойной, торопясь через автостоянку больницы. Она столкнулась с монстрами, которые были страшнее Гончих. В конце концов, это было лишь нападение Гончих отца, и она не собиралась бояться нескольких паршивых дворняг, и не имеет значения, что сказала девушка с жуткими глазами.
Она набрала номер Джейн, нуждаясь услышать дружеский голос тёти, и была разочарована, когда вызов пошёл на голосовую почту. Блисс оставила сообщение.
– Эй, это я. С ней все в порядке, но она отказывается помогать. Действительно отказывается от сотрудничества, ты знаешь, что я имею в виду. Я скажу тебе больше, когда увижу тебя. Я по дороге в номер. Увидимся в позже.
Движение было медленным, и было темно, когда Блисс заехала на переполненную стоянку. «Бэдсайд Инн» был больше жилым домом, чем мотелем, слишком поздно, они обнаружили, что он служил в качестве станции для людей, которые не могли заплатить за первый и последний месяца аренды или пройти проверку кредитоспособности. Когда Блисс вышла из лифта она обнаружила, что двери нескольких комнат на этаже открыты, жильцы разговаривали, одетые в халаты с влажными волосами, обменивались историями и сплетнями. Дети бегали от одной комнаты в другую, как будто весь комплекс был их детской площадкой. Она пережила момент паники, когда впервые увидела небольшой уродливый номер. Там были надписи на стенах, а подушки и покрывало, похоже, последний раз чистили в эпоху Рейгана.
Блисс пошла к себе в комнату, она кивнула своим соседям и наскочила на их детей, которые ползали на коленях, но другие жильцы были холодны к ней, никто не вернул её нервную улыбку, а некоторые смотрели на неё враждебно. Именно с некоторым облегчением, что она, наконец, достигла двери. Она постучала вместо того чтобы использовать ключ, просто, чтобы Джейн знала, что она там.
– Тётя Джейн? Это я. – Она ждала её, чтобы та открыла дверь, но ничего не произошло. Может Джейн все ещё спала?
Ей придётся открыть дверь самой. Она скользнула ключ-картой в считывающее устройство и индикатор замигал зелёным цветом. Она повернула ручку и открыла дверь. В комнате было полностью темно. Она ненавидела будить тётю Джейн, но она ничего не видела.
Как только она включила свет, она захотела ничего не видеть. Мебель была перевёрнута, комната в беспорядке с явными признаками борьбы и со следами когтей на стенах. Не было никаких признаков тёти Джейн.
Блисс закричала.
«Никто не охотиться на Гончих», предупреждала брошенная девушка в клинике.
Через несколько часов Блисс сидела в арендованной машине на стоянке мотеля, не в состоянии двигаться. Никто из жителей или сотрудников в мотеле не видел и не слышал ничего. Она ответила на вопросы полиции и безопасности мотеля и ждала, пока они не проверяли её алиби, благодаря журналу посетителей клиники. Наконец, детективы отпустили её на ночь. Она хотела взять небольшой перерыв, возможно, что-то поесть, хотя она и не была голодна. Но ей это необходимо – уйти от хаоса и страха на некоторое время, чтобы побыть одной, чтобы она могла думать. Она кусала ногти один за другим. Гончие знали, что она ищет их. Она была в опасности, если она не остановиться, пока она не откажется от своего преследования.
Они хотели, чтобы она сдалась, и они взяли Джейн в качестве заложницы. Но почему? Знали ли они, что Джейн была Смотрителем? И что Гончие знают о поисках Блисс?
Блисс знала, что она на правильном пути, и она была так близко. Она должна была продолжать. Она не могла бояться, даже, если она видела, что они сделали. Её мать дала ей задание, она должна была довести его до конца. Она знала, во что она ввязалась с самого начала. Она должна была продолжать искать Гончих, и она не могла оставить Джейн – её лучшего друга в целом мире – в их руках, она могла только надеяться, что та была еще жива.
Она посмотрела на бледно-серую парковку. Солнце исчезло, и его оранжевый свет теперь заменён на ряд натриевых ламп на высоких столбах. Фонари отбрасывали жёлтые зернистые света, которые делали все, одного цвета: деревья, дальние дороги. Через полмили она увидела аптеку, которая светилась белым блестящим, и дорогу, ведущую на запад.
Если бы она все ещё имела вампирское зрение, она была бы в состоянии видеть шторы на окне одного из домов на расстоянии многих миль. Но она сейчас была человеком, с человеческими ограничениями. Она больше не могла слушать беседы, которые проводились в комнате, она больше не могла поднимать предметы в пять раз тяжелее своего веса. Она больше не могла сделать ничего из того, что воспринимается как должное, когда её кровь была голубой.
Поскольку она сама очистилась от своего вампиризма, она не пыталась использовать что-нибудь из своей старой силы. Что толку? Она не хотела оглядываться назад и желать чего-то, что она не могла иметь. Но теперь она подумала, что если бы, некоторые из её сил остались, если бы она могла ещё входить в глом. «Гончие являются созданиями тьмы…». Почему она не подумала найти их таким образом раньше?
Она закрыла глаза и расслабилась, позволяя разуму очиститься, позволяя ему выйти за рамки сознания и физических ограничений, что позволит ей покинуть материальный мир. Было такое чувство, как будто она скатывается в бассейн с тёплой водой. Когда она открыла глаза, она была в гломе, в мире сумерек и призраков, фантома и миража.
Блисс осторожно пошла через пустой пейзаж. Мир глома имел несколько иной оттенок, чем она помнила. Она не знала, было ли это, потому что она больше не была вампиром, в первый раз, она почувствовала себя одинокой и уязвимой.
Вдруг свет в гломе, яркий, как прожектор, светил на неё. Она съёжилась от его блеска, прикрывая глаза. Сначала она увидела мальчика перед собой. Он был темноволосый и красивый, с высоким лбом, сильной челюстью, с ожесточённым и благородным обликом, но лицо его было мучительным. Он смотрел на неё, а она смотрела на него.
«Кто ты?»
Блисс не была уверена, кто говорил, он или она, но было ясно, что у обоих был тот же вопрос на уме. Она видела его взгляд, который задержался на камне на её шее, его глаза расширялись, она подняла руку, чтобы скрыть его, и прежде, чем она поняла, что происходит.
Она была брошена обратно, и, когда она пришла в себя, она увидела, что она где-то в другом месте. Мясная лавка. Она видела мясо висящие на крючках, белую бумагу, кровавые черенки. Тогда волк вышел из темноты. Серебряный волк с плоскими жёлтыми глазами.
Это был цербер, она была уверена в этом.
Он прыгнул на неё, и Блисс чувствовала, как её выталкивают из глома обратно в реальный мир, дрожь и она изо всех сил пытается дышать.
Она все ещё была на стоянке мотеля; дальше рядом с ней семья разгружала багаж из минивэна.
Кто был этот мальчик? Что это был за свет? Нет времени думать об этом сейчас. Глом дал ей ответ, который ей необходим. Он показал ей Гончих ада. Она увидела адрес мясной лавки на бумажном пакете. Она пойдёт туда немедленно, чтобы найти Гончих. Она будет следовать этому, куда бы он ни привёл. И если она обнаружит Ад, ничего, она уже была там однажды.
Волчий договор
ЧАСТЬ II
Убить мою любовь – это преступление,
Но ты будешь любить человека из времени
– Элвис Костелло «Man Out Of Time»
Пролог. Испытания
Это был рассвет перед испытаниями. Он прокрался обратно в комнату через дыру, которую сделал в стене. Мастера не знали, что он мог делать так. Сбегать. Передвигать окружающие вещи силой мысли. Создавать пространство, где не было бы никого. Они не знали, что он мог отправиться за пределы логова, однажды он даже пробрался через весь этот путь в первый круг, к окраинам, прежде чем вернуться назад. Мастера заперли их на ночь, сталь, встречающаяся со сталью, издавала звон. Но это не имело значения. Он может идти, куда захочет. Но он думал о других и не мог оставить их.
На следующий день его признали лучшим воином стаи. Если он обыграет своего соперника, эта стая станет его, а он будет альфой. Он готовился к этому всю свою недолгую жизнь.
Все вокруг, он мог слышать звуки братьев, которые спали рядом с ним: их ровное дыхание, нежный храп Рейфа, свистящее посапывание Эдона, тихие стоны Мака. Почувствовав себя плохо, он посмотрел в потолок. В комнате было жарко. Он не мог уснуть, думая о завтрашнем дне, и о том, что он принесёт.
Следующий день начался так же, как и любой другой, выдали общие пайки, простую, густую кашу, которая на вкус и запах была как свинец. Топливо. Он едва коснулся своей тарелки, увидев своего младшего брата, который смотрел на его кашу, и подвинул свою тарелку к нему. Ему никогда не хватало, мастера кормили их, не досыта, они думали, что худые и голодные, такие волки сильнее в бою. Он смотрел на Maка.
«Нервы?» – Спросил Эдон.
Он пожал плечами: «Может быть».
«С тобой все будет хорошо». – Успокоил его Мак. – «У них нет никого, кто сможет победить тебя». Самый молодой волк стал их учителем, тренером. Все несколько дней до этого, Maк был на вторых ролях, тявкал, подбадривал его, помогал в разработке стратегии, обучал его, как дышать, когда рот полон крови, когда все мышцы тела кричат об освобождении, советовал о том, как победить, превозмогая боль.
Они ели в тишине, и он наблюдал.
«Удачи». – Эдон кивнул ему.
«Тоже», – добавил Рейф, делая то же самое.
Он зарычал в благодарность. Это было оно. Это было то, чего он ждал. Это было то, что он планировал, то, что его учили делать. Он победит и станет лидером или умрёт.
*
Битва была короткой и зверской.
Он лежал лицом вниз на арене, кровь капала ему в глаза, кровь лилась из его ран, кровь везде, даже на песчаном дне ямы.
Кровь была густой, и он не мог видеть. Почему он ещё жив? Он должен быть мёртв. Он проиграл. Он избит. Он не альфа.
Это не так, как должно было случиться.
На арене стало тихо. Он остался один, он в этом уверен. Он боялся пошевелиться. Что, если они думали, что он мёртв? Что, если кто-то пронзит его копьём, если он перевернётся? Он лежал неподвижно, ощущая свою кровь, металл и соль на языке. Его тело заживёт, но сейчас он был в шоке.
Во время боя он слышал насмешки толпы, чувствовал разочарование своих товарищей, видел страх в глазах своих братьев. Они не могли на это смотреть. Его талант оставил его.
Он не мог его использовать. Он барахтался с самого начала, и он знал, что это конец. Его конец.
«Почему он все ещё жив?»
«Ромул поднял большой палец», – ответил кто-то. Он не понимал, кто может слышать его.
Это была традиция: ждать в конце битвы утверждение главного, прежде чем победитель нанесёт смертельный удар. За все годы, во все века, никто никогда не был спасён. Никто. Толпа жаждала смерти, и смерть была им дана. Он думал, что смерть была бы сладкой по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.
Но Ромул поднял большой палец. Он оставил его в живых.
«Не пытайся двигаться. Ты только будешь чувствовать себя хуже».
Он почувствовал мягкий язык на своём лбу, вытирающий кровь, соль, землю, гравий и песок, которые уже въелись в его кожу.
Он повернулся и, наконец, смог открыть глаза. Перед ним на коленях стояла волчица, чистя его раны. Он узнал её. Она была из его логова. Обычный коричневый волк с добрыми голубыми глазами.
«Тала».
«Да».
Тала. Она была ещё детёнышем. Он не вспомнил её здесь, на арене. Ухаживания среди них были спонтанными, мгновенными. Волки были в состоянии размножаться, пока обращены, но они не растили своё потомство; детёнышей передавали назначенным хозяевам. Когда-то они были Гончими, они были бесплодными, бездушными машинами для убийства. Когда стало ясно, что, вероятнее всего, он станет вожаком стаи, многие хотели разделить с ним постель, но он сопротивлялся. Он не будет размножаться для хозяйских питомников. Он не даст им обратить больше волков. Он поддался искушению только один раз и поклялся, никогда не делать этого снова.
Тала продолжала чистить раны, и она толкнула его на ноги. Она была удивительно сильной для своего роста.
«Спасибо тебе».
Она кивнула.
Он дрожал от страха, он понял, он был до сих пор напуган. Что делать, если учителя вернуться? Что, если они его увезут? Он вспомнил все, что они с Марроком планировали, если его убьют, все будет напрасно.
Он съёжился, услышав звук шагов, но Тала покачала головой.
«Они не вернулись. Пока что».
«Что происходит со мной?»
«Ничего. Не волнуйся. Я не позволю ничему случиться с тобой, пока я здесь».
Он хотел верить ей. Он знал, что она лгала, пытаясь заставить его чувствовать себя лучше. Он должен быть убит, брошен в Чёрное Пламя, оставлен гореть.
Но что, если ему суждено жить? Что тогда? Как он будет смотреть в лицо своей стае? Своим братьям? После колоссальной неудачи? Кем он будет теперь в стае?
Вкус поражения был новым для него, неожиданным, сырым.
«Как это могло произойти?» – Он мучился.
«Ты позволил ей выиграть».
Она знала.
Он не спорил.
В тот день мастера не приехали; его не проткнули ножом и не бросили в огонь. Тала помогла ему вернуться в логово. Жизнь шла, как прежде, до их побега.
Он не влюбиться в Талу, пока они не будут на другой стороне, пока они не станут свободными. Но позднее он думал, что, возможно, он уже любил её прежде. В тот день на арене, когда он был впервые повержен, когда он был близок к смерти, когда она вернула его к жизни.
Глава одиннадцатая
Малкольм заболел, а Лоусон радовался. Это означало, что они были на верном пути, Гончие приближались, а также, они были близки к обнаружению Окулюса. Они вернулись в Хантинг-Велли, спустя месяц после нападения. Когда они вышли из портала, то оказались на побережье городка штата Мэн. Они извлекли урок, оставаясь в Хантинг-Велли как можно дольше. Они вернулись в Огайо ночью после того, как узнали, что Артур, испугавшись нападения, сменил место жительства и переехал в пещеру. Лоусон думал, что это неплохая идея. По крайней мере, камни не горят. Они прожили там день, а на восходе солнца сорвались для своего предназначения, живот Малкольма был им путеводителем.
– Ты в порядке? – Спросил Лоусон, сидя в водительском кресле.
– Нет, остановись, – быстро проговорил Малкольм. Через минуту машина остановилась, Малкольм дёрнул дверь, и послышались ужасные извергающиеся шумы.
– Попытайся не испачкать здесь всё, хорошо? Потребовалось много времени, чтобы её достать, – сказал Лоусон. Он украл автомобиль, конечно, они никогда не представляли себе это иначе. Они должны будут оставить его через неделю или две, как только он начнёт вызывать подозрение.
Малкольм рассмеялся, и подшучивал над своим обедом, пока они выезжали с гравия. Он попытался не испачкать салон.
Рейф сочувствовал брату.
– Оставь это, оставь.
– Ты убиваешь его, ты знаешь, – сказал Эдон с пассажирского сиденья.
– Мак? – Спросил Лоусон, – ты уверен, что хочешь этого? Мы не против, – сказал он, хотя знал, что это ложь.
Малкольм также это знал.
– Я в порядке, – ответил он, вытирая рот рукавом. Он сел прямо.
– Не спускай глаз с дороги. Не волнуйся обо мне.
– Может, пристегнёшься? – Спросил Эдон. За окном было темно, Лоусон ехал со скоростью чуть более 90 миль/ч1 с выключенными фарами.
– Никто не возражает, если ты причинишь себе боль, но мы бы не хотели выбирать лобовое стекло из волос.
Лоусон проворчал. Он пристально глядел на бесконечно чёрный тротуар, никаких уличных фонарей, только тёмное небо и бесконечная дорога. Он ехал быстро, потому что считал это забавным. Он ездил с выключенными фарами, так легче разглядеть адских псов в темноте.
Окулюс не мог быть так далеко, теперь, когда Малкольму было настолько больно. Самый молодой лучше всех ощущал присутствие Гончих, его живот действовал, как тревога, что давало выйти на шаг вперёд своих преследователей.
После того, как они потеряли Талу, им казалось, что они потеряли и Лоусона. Его братья знали причину. Он с Талой никого не обманул. Лоусон закрылся, как Эдон после их спасения, если не хуже. Он не говорил, не ел, только существовал. Его сердце разрушилось. Это было пыткой, не знать, что с ней случилось. Была ли она убита, или Гончие оставили её в живых. Прошло только несколько недель с восемнадцатого лунного дня, когда это случилось с Ахрамин. Существовала небольшая надежда на спасение. Ад – бесконечен, Тала может быть, где угодно. Он никогда не найдёт её. Поскольку прошли дни, может, её уже нет в живых.
Она ушла, это случилось.
Прежде…
Несколькими днями ранее Малкольм проснулся от своего крика.
– Это он, я могу видеть его!
«Он» был Ромулом, конечно. Великое животное Ада было когда-то в их головах.
– Ты видел Ромула? Где? – Спрашивал Эдон с повышенным голосом.
– Как будто, он был на луне. – Сказал Малкольм. – Он говорил с кем-то.
– Окулюс, – осторожно сказал Эдон. Он объяснил, Тусклый Свет был маяком глома, тёмным огнём, которым пользовались волки тысячелетия назад, чтобы сообщать что-либо на далёкие расстояния. Другой мир пользовался этим, чтобы отслеживать стаи, бродящие во вселенной, но глаза многих были темны столетиями. Теперь, некоторые вспыхнули снова.
– Где? – Спросил Лоусон.
Малкольм закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться.
– Оно похоже на то место, где мы впервые появились. Тот открытый луг между холмами в долине.
– Окулюс. Лоусон чувствовал первую вспышку надежды.
– Я могу использовать его, я могу найти Талу. Он может показать мне, где она, где её держат.
– Нет!
Лоусон посмотрел на Эдона, словно на незнакомца.
– Нет?
Эдон впился в него взглядом.
– Если ты будешь использовать его, Ромул узнает, где мы! Разве ты не видишь? Ты подвергаешь нас опасности.
– Я не буду. Я могу сделать это. Я знаю, что могу. Я быстро, обещаю, ничего не произойдёт, – он не мог разочаровываться в этом. Тала могла быть ещё жива, если так, он не может оставить её, он должен помочь ей. Лоусон думал о ней, она – девушка с ярко-розовыми волосами, застенчивой улыбкой, поющая так мягко, когда занимается домашними делами; он может видеть её, лежащую с ним на кровати, чувствуя её сладкое дыхание на своей щеке.
– Эдон, пожалуйста, позволь мне сделать это, – попросил он. Лоусон знал Малкольма, Рейф будет на его стороне, а вот Эдона он должен убедить.
– Нет, Лоусон. Ты дурак, если думаешь, что можешь вернуть её. Всё кончено. Она ушла. Ты должен понять это, – сказал он.
– Нет, – он чувствовал неприветливость в нём, смотря на брата. Лоусон не хотел слушать, но сердце; Эдон казался ему слабым, ведь он не вернулся за Ахрамин. Слабый, он притворился жертвой. Лоусон пожалел Эдона тогда, но ненавидел теперь. Если у Эдона не было надежды, то не означает, что и у него её нет.
Тала могла быть ещё живой. Живой и не превращённой. Тем не менее, он любил её. Была надежда, был Окулюс. Он покажет, где она сейчас, он вернёт её. Или умрёт. Так как Лоусон потерял её, то совсем забыл о Марроке и об остальных своих братьях и сёстрах в том мире, только Тала имеет значение.
В конце концов, Эдон уступил, Лоусон знал, что так будет. Поскольку они двигались к Окулюсу, его чувство вины усиливалось. Он ехал буквально в темноте. Он поклялся защищать стаю, и всё же, он ведёт их к опасности. Эдон говорил, что Окулюс усиленно охраняется Гончими, тошнота Малкольма подтверждала это. Даже Артур не одобрил идею.
– Слушайте, я не просил вас идти со мной, – ворчал Лоусон. – Я сказал, что могу справиться сам.
– Уверен, ты сможешь, – сказал Рейф со спины. – Но почему мы должны находиться в стороне от веселья?
– Мы здесь только из-за тебя. Запомни. – Повторил Эдон. «Помни, ты рискуешь нашей свободой для своего личного счастья».
Что, если Эдон прав? Что, если Тала мертва? Если Ромул нашёл их через Окулюс? Что тогда? Если бы они смогли использовать глаз, уверенными, что их не выследят?
– Прекрасно, – ответил он. – Прекрасно. Вы победили. – Он начал разворачиваться. Он не в состоянии перенести то, что один из его братьев погибнет, спасая Талу. Эдон был прав.
– Нет, – с заднего места прозвучал хриплый голос Малкольма. – Мы должны продолжить. Мы всё обсудили. Мы достанем Окулюс. Мы сказали Лоусону, что поможем ему, и мы поможем.
Лоусон поднял бровь, на мгновение напряжённость так натянулась в машине, словно нить бумажного змея.
Наконец, Эдон вскинул руки.
– Тогда сделайте это быстро, хорошо?
– Нет никого быстрее меня, – усмехнулся Лоусон, автомобиль набирал скорость по ночной дороге.
Глава двенадцатая
– О, Боже, – пробулькал Малкольм, держась за живот.
Лоусон сбросил газ.
– Как далеко?
Смертельная боль на лице Мака сказала ему все, что нужно. Он поставил машину в нейтральное положение. С выключенным светом, машина тихо скатывалась вниз по крутому склону, как парусник, путешествующий на гладкой чёрной воде. Лоусон смотрел и слушал, пока они дрейфовали вниз по склону, изучал деревья и высокие травы на любой признак движения. Сверчки щебетали, а светлячки мерцали на расстоянии.
