Текст книги "Откровения"

Автор книги: Мелисса де ла Круз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 34

Что  касается  Блисс,  она  могла  бы  остаться  в  Рио  навсегда.  Целыми  днями  она  бродила  по  прекрасным  пляжам  города  в  купальнике,  который  приобрела  в  магазине  при  гостинице,  потому  что  тот,  который  она  прихватила  с  собой,  показался  ей  чересчур  пуританским  для  этого  города.

Они  остановились  в  знаменитой  гостинице  «Фазано»  на  Ипанеме,  и  хотя  Блисс  нравилось  загорать  на  крыше,  ей  так  же  нестерпимо  хотелось  бродить  по  берегу  одной.  Боби  Энн  просила  ее  брать  с  собой  Джордан,  и  сестры  развлекались,  плавая  в  океане  и  наблюдая  за  окружающими.  Бразильцы  носили  чрезвычайно  экономные  купальники  и  плавки,  вне  зависимости  от  возраста  и  габаритов.  Это  действовало  раскрепощающе  и  в  то  же  время  несколько  резало  глаз.  Американка,  живущая  в  душе  Блисс,  считала,  что  бабулям  не  полагается  носить  бикини.

И  все  же  Блисс  начала  наслаждаться  отдыхом,  расслабившись  по  местной  жаре  и  забывая,  что  они  приехали  в  Рио  по  какому-то  довольно  серьезному  делу.  Она  нечаянно  услышала  разговор  Форсайта  с  Нэн  Катлер,  и,  судя  по  этому  разговору,  Лоуренс  действительно  вляпался  в  крупные  неприятности.  Родители  ничего  не  говорили  Блисс,  но  видно  было,  что  они  встревожены  и  им  не  по  себе.  Форсайт  то  и  дело  срывался  из-за  всяких  мелочей,  и  даже  Боби  Энн  пребывала  в  раздражении.  Блисс  хотелось  знать,  удалось  ли  Шайлер  связаться  с  Лоуренсом.

Блисс  не  сумела  уговорить  родителей  взять  Шайлер  с  собой.  («Нет,  ни  в  коем  случае,  –  отрезал  отец.  –  Она  подопечная  Чарльза,  и  я  не  думаю,  что  он  даст  разрешение».)  Тогда  Блисс  предприняла  следующий  доступный  ей  шаг:  дала  со  своего  личного  счета  Шайлер  денег  на  билет.  Возможно,  Шайлер  уже  была  здесь,  но  она  должна  была  позвонить  Блисс,  когда  доберется  до  Рио-де-Жанейро,  а  пока  что  не  давала  о  себе  знать.  Оставалось  лишь  надеяться,  что  с  Шайлер  все  в  порядке.  Рио  –  неподходящее  место  для  юной  девушки,  путешествующей  в  одиночку.

Блисс  снова  попыталась  позвонить  Дилану,  но  ответа  не  было.  Они  уже  успели  привыкнуть  к  ежевечерним  разговорам  и  еще  созванивались  в  течение  дня.  Блисс  знала,  когда  у  Дилана  занятия  по  йоге,  когда  сеансы  терапии,  а  когда  обед.  Сейчас  же  он  не  ответил  ни  на  одну  ее  CMC,  и  девушка  начала  беспокоиться.  Где  же  он?

Блисс  набрала  телефон  клиники  и  попросила  связать  ее  с  куратором  Дилана.

–  Дилан?  –  бодро  отозвался  врач.  –  Его  выписали  на  днях.

–  Что,  правда?  –  Для  Блисс  это  было  новостью.  Дилан  даже  не  упомянул,  что  его  могут  выписать.  –  А  вы  не  знаете,  кто  его  забрал?

–  Одну  минутку,  сейчас  посмотрю...  –  Послышался  шорох  перелистываемых  бумаг.  –  Здесь  записано,  что  пациент  уехал  с  сенатором  Ллевеллином.

Блисс  сделалось  не  по  себе.  Очевидно,  отец  забыл  сказать  ей  об  этом.  Возможно,  пора  бы  спросить  его,  что  все  это  значит,  но  при  мысли  о  конфронтации  с  Форсайтом  у  Блисс  противно  заныло  под  ложечкой.  Дилан  позвонит  ей,  когда  у  него  появится  возможность.  Непременно  позвонит.  Нужно  просто  подождать.  Рядом  с  Блисс  примостилась  Джордан,  свернувшись  калачиком  под  зонтом;  девочка  густо  намазалась  солнцезащитным  кремом  и  накрылась  полотенцем.  Блисс  дразнила  ее  за  это  –  срывала  свое  беспокойство  за  Дилана  на  сестре.

–  А  тебя  все  равно  загар  не  берет!  –  парировала  Джордан.

–  Да,  но  мне  все  равно.  Мне  нравится  загорать.

–  Би,  можно  мне  кокосового  сока?  –  попросила  Джордан,  указав  на  продавца  холодных  напитков.

–  Конечно.

Блисс  полезла  в  сумку  за  кошельком,  и  тут  внезапно  все  сделалось  белым.  Она  не  видела  ничего  вокруг.  Она  ослепла,  хотя  глаза  ее  и  были  широко  открыты.  Это  было  совершенно  противоестественное  и  тревожное  ощущение  –  как  будто  кто-то  другой  смотрел  ее  глазами.  Как  будто  в  ее  голове  обосновался  кто-то  еще.

Когда  к  Блисс  вернулось  зрение,  девушка  поняла,  что  ее  бьет  дрожь.

–  Что  сейчас  произошло?  –  спросила  она  у  Джордан.

У  Джордан  в  лице  не  было  ни  кровинки.

–  Твои  глаза...  они  были  голубые.

Глаза  у  Блисс  были  зелеными.  Зелеными,  как  изумруд,  висящий  у  нее  на  шее.  Блисс  рассмеялась.

–  Шутишь!

У  Джордан  был  такой  вид,  словно  девочка  никак  не  может  принять  какое-то  решение.  В  конце  концов,  она  заговорила.

–  Слушай,  ты  же  поверишь  мне,  что  у  меня  не  было  другого  выхода?  –  спросила  она,  вцепившись  в  руку  Блисс.

–  Ты  о  чем?  –  переспросила  совершенно  сбитая  с  толку  Блисс.

Джордан  лишь  покачала  головой,  и  Блисс,  к  потрясению  своему,  увидела,  что  ее  мужественная  младшая  сестра  готова  расплакаться.

–  Нет,  я  так,  ничего,  –  шмыгнув  носом,  отозвалась  Джордан.

Блисс  обняла  ее.

–  Да  не  переживай  так,  малышка!

–  Не  забудь:  ты  была  мне  как  настоящая  сестра,  –  прошептала  Джордан  настолько  тихо,  что  Блисс  даже  не  была  уверена,  то  ли  девочка  действительно  это  сказала,  то  ли  ей  просто  померещилось.

–  О  чем  бы  ты  ни  беспокоилась,  все  будет  хорошо,  –  сказала  Блисс,  крепко  обняв  сестру.  –  Все  будет  в  порядке.  Я  обещаю.

Глава 35

–  Оливер,  как  мне  тебя  благодарить?!  –  воскликнула  Шайлер,  застегивая  ремень  безопасности.  Она  посмотрела  на  вооруженных  телохранителей.  –  Слушай,  тебе  не  кажется,  что  ты  переусердствовал  с  наращиванием  мускулов?

Юноша  пожал  плечами.

–  Береженого  Бог  бережет.

Шайлер  кивнула.

–  Значит  ли  это,  что  ты  больше  не  злишься  на  меня?

–  Давай  отложим  этот  разговор.  Мы  приехали  сюда  за  Лоуренсом.

–  Верно.

–  Ты  в  курсе,  что  тут  весь  Совет?  –  спросил  Оливер.  –  Со  стражем  Эрлихом  мы  летели  вместе.  А  в  одной  гостинице  со  мной  остановились  Дюпоны  и  Карондоле.

–  Я  знаю.  Блисс  мне  рассказала,  что  страж  Катлер  созвала  чрезвычайное  заседание  и  привезла  всех  сюда.  Они  нашли  Лоуренса?

–  В  том-то  и  дело.  Они  вообще  не  говорят  про  Лоуренса.  Сейчас  все  собираются  на  большой  прием  к  какому-то  бразильскому  семейству  Голубой  крови,  –  отозвался  Оливер,  когда  машина  въехала  в  центр  и  все  вокруг  сделалось  еще  более  живописным:  пышная  растительность,  великолепные  пляжи  и  загорающие  на  них  не  менее  великолепные  люди.

–  Где  ты  остановился?  –  поинтересовалась  Шайлер.

–  В  «Фазано».  Это  новая  гостиница  Филлипа  Старка.  Блисс  тоже  там.  Я  бы  снял  тебе  отдельный  номер,  но  у  них  нет  ни  одного  свободного.  Ты  как,  не  против  делить  номер  со  мной?  –  спросил  Оливер.

–  Ничуть,  –  отозвалась  Шайлер,  стараясь  не  показать  охватившей  ее  неловкости.  –  Слушай...  насчет  того  вечера...

–  Давай  отложим  этот  разговор,  –  непринужденно  произнес  Оливер.  –  Ну,  то  есть  –  я  тогда  немного  перебрал  с  мелодрамой.  Он  или  я  и  все  такое.

–  Так  ты  не  имел  этого  в  виду?  –  с  надеждой  спросила  Шайлер.

–  Я  не  знаю.  Давай...  Давай  сперва  разберемся  с  Лоуренсом,  а  потом  уж  поговорим  об  этом.  Идет?

–  Идет.

Оливер  был  прав.  У  них  сейчас  нет  времени  на  выяснение  отношений.  Им  нужно  найти  Лоуренса.

Дедушка  продолжал  молчать,  и  это  беспокоило  Шайлер.  А  вдруг  он  попал  в  ловушку,  его  лишили  свободы  или  даже  хуже  того?  Разумно  ли  это  было  с  его  стороны  –  отправляться  в  Рио  одному?  Или  встречаться  с  командой  Кингсли?  Того  самого  Кингсли,  который  теперь  тоже  был  недосягаем,  по  словам  Блисс.  Шайлер  до  сих  пор  не  понимала,  почему  Кингсли,  принадлежащему  к  Серебряной  крови  –  хотя  и  исправившейся,  –  дозволили  снова  занять  должность  венатора.  Ее  дедушка  не  страдал  излишней  доверчивостью,  и  у  него  наверняка  имелись  веские  причины  снова  довериться  Кингсли,  особенно  после  того,  что  произошло  в  Венеции.

Но  все  же...

Шайлер  беспокоилась.

Она  закрыла  глаза  и  подумала  о  дедушке.  Представила  себе  его  львиную  гриву  и  аристократическую  осанку.  И  тут  же  получила  ответ.

«Ты  что  здесь  делаешь?!»  –  сердито  спросил  Лоуренс.  Он  явно  был  очень  раздражен  и,  хуже  того,  пребывал,  судя  по  голосу,  в  полном  порядке.

«Э-э...  спасаю  тебя»,  –  нерешительно  отозвалась  Шайлер.

В  ответ  раздался  звук,  похожий  на  мысленное  фырканье.

«Жду  тебя  в  баре  «Паласа»,  через  час».

Когда  они  встретились  в  баре  в  «Копакабана-паласе»,  Лоуренс  был,  как  обычно,  в  твиде  и  плотной  шерсти.  Лицо  его  раскраснелось,  а  по  лбу  ручьями  тек  пот.  Шайлер  подумалось,  что,  может,  он  не  так  бы  жаловался  на  погоду,  если  бы  оделся  полегче.

–  Тебе  нужно  было  оставаться  в  Нью-Йорке,  –  строго  произнес  Лоуренс  вместо  приветствия.

Они  уселись,  и  Лоуренс  заказал  выпивку,  «Беллини»  для  себя  и  безалкогольную  пинаколаду  для  внучки  и  ее  проводника.  Хотя  спиртное  не  действовало  на  вампиров,  Лоуренс  предпочитал  придерживаться  правил,  установленных  Красной  кровью,  и  не  одобрял,  когда  «несовершеннолетние»  пили  алкоголь.

–  Но,  дедушка...  я  услышала,  что  у  тебя  неприятности...  –  Шайлер  смущенно  поерзала.

Узнав,  что  с  Лоуренсом  все  в  порядке,  она  испытала  облегчение,  но  под  суровым  взглядом  дедушки  собственные  действия  показались  ей  импульсивными  и  дурацкими.  Предпринятое  путешествие  все  больше  и  больше  казалось  ей  ненужным  и  излишне  драматическим.

–  Это  новость  для  меня,  –  отозвался  Лоуренс,  доставая  трубку.

–  Но  почему  тогда  ты  не  отвечал  на  мои  послания?  –  спросила  Шайлер.  –  Я  беспокоилась.

Лоуренс  затянулся,  прежде  чем  ответить.

–  Я  их  не  слышал.  И  вообще  ничего  не  слышал  от  тебя  вплоть  до  сегодняшнего  дня,  –  произнес  он,  выпустив  струйку  дыма.

Официантка  принесла  заказанные  напитки,  и  они  чокнулись  бокалами.

–  Сэр,  здесь  не  курят,  –  сказала  официантка.

–  Конечно.  –  Лоуренс,  продолжая  курить,  подмигнул  ей  и  поставил  на  стол  серебряную  пепельницу,  невесть  откуда  взявшуюся.

Официантка  отошла,  сбитая  с  толку,  –  очередная  жертва  Контроля.  Лоуренс  повернулся  к  Шайлер.

–  Ты  выполняла  упражнения,  которые  я  тебе  показывал?  Сосредоточивалась,  чтобы  отыскать  мой  дух?

–  Да,  конечно,  –  с  легким  нетерпением  отозвалась  Шайлер.

Тут  подал  голос  Оливер:

–  Телепатические  послания  –  они  ведь  зашифрованные.  Не  мог  ли  кто-то...  ну,  я  не  знаю...  перехватить  их?  Или  каким-то  образом  стереть?

–  Это  не  так  работает,  –  возразила  Шайлер.  –  Это  же  не  письма  в  электронной  почте.  Такие  сообщения  передаются  напрямую  от  сознания  к  сознанию.  С  ними  ничего  такого  не  сделаешь.  Правда,  дедушка?

–  Я  в  этом  не  уверен.  Возможно,  молодой  человек,  вы  и  правы,  –  задумчиво  произнес  Лоуренс  и  сделал  глоток  из  своего  бокала.  –  Использование  телепатии  зависит  от  способности  вампира  достучаться  в  духовный  мир,  который  люди  именуют  паранормальным.  Исток  нашей  силы  пребывает  на  великом  рубеже,  в  том  месте,  где  обычные  границы  между  материальным  и  духовным  мирами  истаивают.

–  А  Корковадо  –  пересечение  этих  миров?  –  спросила  Шайлер.

–  Да,  –  ответил  дедушка.

Морщины  на  его  лице  проступили  отчетливее.

–  А  Кингсли?  Ты  его  видел?  –  продолжала  Шайлер.

–  Мы  поддерживаем  контакт.

–  Так  значит,  он  тоже  не  исчезал.

Вид  у  Лоуренса  сделался  озадаченный.

–  Нет,  не  исчезал.  Мы  все  это  время  на  связи  с  ним.

Шайлер  покачала  головой.

–  Просто...  мы  слыхали...  –  слабо  произнесла  она,  –  что  вы  с  Кингсли...  ну,  не  важно.

Лоуренс  осушил  бокал.  Вид  у  него  был  по-прежнему  недоумевающий.

Оливер  извинился  и  отошел  от  стола,  чтобы  ответить  на  звонок  по  мобильному,  и  Шайлер  решилась  задать  дедушке  вопрос,  беспокоивший  ее  уже  не  одну  неделю.  Но  ответ  оказался  совсем  не  тот,  на  который  она  надеялась.

Лоуренс  приподнял  брови  и  взглянул  на  внучку  в  упор.

–  Такого  способа  не  существует.  Даже  если  предположить,  что  Джек  разорвет  узы,  ему  это  ничем  не  поможет.  Это  нарушение  наших  законов.  Нарушение  кодекса  вампиров.  Если  его  близняшка  будет  требовать  выполнения  обязательств,  состоится  суд.  Если  его  признают  виновным,  то  осудят  и  сожгут.  Если  же  он  предпочтет  бежать,  вместо  того  чтобы  принять  приговор,  тогда  собственная  двойняшка  должна  будет  привести  его  к  расплате.

У  Шайлер  перехватило  дыхание.

–  Но  Аллегра...  она  же  жива.

–  Аллегра  все  равно  что  умерла  от  собственной  руки.  Чарльз  убедил  всех,  что  нельзя  приводить  приговор  в  исполнение,  пока  она  без  сознания.  Но  как  только  очнется,  она  тут  же  станет  подвластна  закону,  как  и  он.

–  Тогда  почему  он  продолжает  надеяться,  что  однажды  она  очнется?  –  спросила  Шайлер,  вспомнив,  как  Чарльз  стоял  на  коленях  у  постели  ее  матери.

–  Чарльз  отказывается  признать  их  разрыв.  Но  ему  придется  это  сделать.  Если  Аллегра  очнется,  Комитет  потребует  суда.

–  Но  ведь  ты  же  регис.  Ты  можешь  спасти  ее!  –  воскликнула  Шайлер,  подумав:  «Ты  можешь  спасти  Джека».

–  Действие  кодекса  распространяется  на  всех  Шайлер.  Даже  на  твою  мать,  –  произнес  Лоуренс,  и  Шайлер  готова  была  поклясться,  что  в  голосе  его  прозвучало  страдание.

–  Значит,  Джек  так  или  иначе  лишится  жизни.

Лоуренс  кашлянул  и  выбил  пепел  из  трубки  в  пепельницу.

–  Если  он  разорвет  узы,  то,  даже  если  ему  каким-то  образом  удастся  избегнуть  суда,  дух  его  умалится.  Для  нас  не  существует  смерти,  но  он  будет  полностью  осознавать  свое  бессилие.  К  счастью,  он  никогда  не  испытывал  искушения  нарушить  свои  обеты.  Аббадон  любит  пофлиртовать,  но  по  сути  своей  он  верен.  Он  не  станет  так  легко  разрывать  связь  с  Азраилом.  Но,  Шайлер,  скажи  мне,  чем  вызван  этот  интерес?

–  Мы  проходили  это  на  последнем  занятии  на  собрании  Комитета,  дедушка.

Так  вот  почему  Джек  вечно  не  хотел  разговаривать  об  этом!  Потому,  что  способа  избавиться  от  уз  не  существует...  Он  солгал  ей.  Солгал  из  любви.  Для  них  двоих  надежды  нет.  Он  подвергает  себя  риску,  сопротивляясь  неизбежному.

Мими  была  права.  Мими  сказала  правду.

Без  заключения  уз  Джек  никогда  не  станет  тем  вампиром,  каким  ему  предназначено  быть.  Он  будет  лишь  половинкой  себя,  ослабленной  и  испорченной.  Это  будет  тянуться  медленно,  на  протяжении  столетий,  но  это  произойдет.  Его  дух  умрет.  А  если  эта  кончина  и  не  постигнет  его,  тогда  до  него  доберется  закон.  Мими  выследит  его.  Совет  приговорит  его  к  сожжению.  Любя  Шайлер,  он  рискует  самой  своей  душой.  Чем  дольше  они  продолжают  встречаться,  тем  большей  опасности  он  себя  подвергает.

Этому  необходимо  положить  конец.

Шайлер  с  тоской  вспомнила  их  последнюю  встречу.  Тот  волшебный  вечер,  полный  искусства  и  поэзии.  То,  каким  красивым  и  смелым  выглядел  Джек,  когда  говорил  о  разрыве  уз.  Что  он  готов  рискнуть  ради  того,  чтобы  быть  с  ней.  Шайлер  снова  пришла  на  ум  картина  Шиле.  Недаром  полотно  производило  на  нее  такое  впечатление.  Двое  влюбленных,  обнимающихся  словно  в  последний  раз.  Подобно  «Разрыву»  Анны  Секстон,  история  Шайлер  была  одной  из  историй  о  разбитом  сердце.

Не  будет  больше  ночей  у  камина.  Не  будет  книг,  подсунутых  ей  под  дверь.  Не  будет  больше  тайн.

Прощай,  Джек.

Шайлер  знала,  что  она  должна  сделать,  как  бы  ни  было  тяжело.  Пусть  даже  после  этого  ей  больше  не  захочется  жить.

Ей  придется  солгать.

Солгать,  чтобы  освободить  его.

Архив  аудиозаписей

Хранилище  истории

КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЙ  ДОКУМЕНТ

Только  для  Альтитронуса

Личное  дело  Корделии  ван  Ален

Расшифровка  разговора,  состоявшегося  25.12.98

Корделия  ван  Ален:  Подойди  ко  мне,  дитя.  Ты  знаешь  меня?

Джордан  Ллевеллин:  Вы  Серафиэль.

КвА:  Прекрасно.

ДЛ  (детский  голос  изменяется):  Я  –  Пистис   София.  Хранитель.  Дух,  рожденный  с  открытыми  глазами,  пришедший  на  свет  в  полном  сознании.  Почему  ты  пробудила  меня?

КвА:  Потому  что  я  боюсь.

ДЛ:  Чего  ты  боишься?

КвА:  Того,  что  мы  потерпели  неудачу.  Что  битва  в  Риме  была  фарсом.  Что  наш  величайший  враг  все  еще  ходит  по  земле  –  но  я  не  знаю,  где  именно.  Ты  –  Джордан  Ллевеллин.  В  этом  цикле  ты  –  дочь  Форсайта  Ллевеллина.  Если  мои  подозрения  верны,  ты  будешь  нашей  первой  линией  обороны.

ДЛ:  Что  я  должна  делать?

КвА:  Смотреть,  слушать  и  наблюдать.

ДЛ:  А  потом?

КвА:  Если  то,  чего  я  боюсь,  правда,  ты  должна  будешь  завершить  то,  что  мы  не  доделали  в  Риме.  Но  я  не  смогу  помочь  тебе.  Я  связана  кодексом.  Сегодня  мы  разговариваем  в  последний  раз.

ДЛ:  Я  понимаю,  крестная.

КвА:  Удачи  тебе,  дитя.  Прими  мое  благословение  в  пути.  Быть  может,  оно  сбережет  тебя.  Фацио  валитурус  фортис.  Будь  сильной  и  храброй.  До  новой  нашей  встречи.

ДЛ:  До  встречи  в  следующей  жизни.

Глава 36

Боль.

Жгучая  боль.

Как  будто  кто-то  приложил  к  ее  сердцу  раскаленную  кочергу.  Жгло  нестерпимо.  Она  чувствовала,  как  ее  кожа  краснеет,  потом  чернеет,  чувствовала  запах  дыма,  поднимающегося  от  обугливающейся  плоти.  Это  совсем  не  походило  на  нападение  в  Хранилище.  Этого  ей  не  пережить.  Блисс  вырвалась  из  миазмов  сна,  вынуждая  себя  пробудиться.  Проснись!  Проснись!  Чувство  было  такое,  словно  ее  душат  и  рвут  на  части  одновременно.  Но  она  собрала  все  свои  силы,  сколько  их  было,  и  ей  удалось  оттолкнуть  боль.  Раздался  грохот  и  крик.  Блисс  заморгала  и  села  на  диване.  После  возвращения  с  пляжа  она  прилегла  немного  вздремнуть  в  номере.  Девушка  все  еще  пыталась  понять,  что  же  происходит,  когда  дверь  распахнулась  и  на  пороге  появились  родители.

Блисс  разглядела  в  темноте  Джордан.  Девочка  лежала  на  полу  бесформенной  кучей,  а  в  руках  у  нее  было  что-то  яркое,  сверкающее.

Родители  быстро,  почти  профессионально  оценили  ситуацию  –  как  будто  ожидали  чего-то  подобного.

–  Скорее,  Боби  Энн,  она  все  еще  оглушена.  Накладывай  заклинание,  –  приказал  Форсайт  и  принялся  увязывать  младшую  дочь  в  тюк  из  гостиничных  простыней  и  одеял.

–  Что  происходит?  Что  вы  делаете?  –  спросила  еще  не  до  конца  пришедшая  в  себя  Блисс.

Все  происходило  слишком  быстро,  и  она  не  могла  ничего  осознать.

–  Смотри,  –  произнес  Форсайт,  забрав  из  руки  Джордан  небольшой  клинок  и  сунув  его  жене.  –  Она  залезла  в  сейф.

Блисс  пыталась  отыскать  в  происходящем  хоть  какой-то  смысл,  но  ей  было  так  дурно,  что  мыслить  логически  не  получалось  никак.  Она  что,  сходит  с  ума  или  Джордан  действительно  только  что  пыталась  убить  ее?

Когда  мачеха  положила  ладонь  ей  на  лоб,  Блисс  вздрогнула.

–  Она  горячая,  –  сообщила  Боби  Энн  мужу.  Потом  она  подняла  рубашку  Блисс  и  осмотрела  ее  грудь.  –  Но  я  думаю,  с  ней  все  в  порядке.

Форсайт  кивнул;  он,  встав  на  колени,  рвал  простыню  на  полосы,  чтобы  обвязать  одеяло,  в  которое  была  завернута  Джордан.

Подумав,  что  боль  мог  причинить  ей  изумруд,  Блисс  взглянула  на  грудь.  У  нее  было  такое  ощущение,  будто  камень  прожег  ей  кожу,  оставив  след,  словно  от  клейма.  Но  когда  она  прикоснулась  к  изумруду,  тот  был  таким  же  прохладным,  как  и  всегда.  И  кожа  под  ним  была  гладкой  и  целехонькой.  Потом  девушка  поняла.  Изумруд  спас  ее  от  оружия,  которым  ей  только  что  пытались  пронзить  сердце.

–  Да,  она  в  порядке,  –  объявила  Боби  Энн,  проверив  зрачки  и  пульс  Блисс.  –  Хорошая  девочка.  Ты  нас  немного  напугала,  –  произнесла  она,  похлопав  по  карманам  в  поисках  пачки  «Мальборо  лайт».

Боби  Энн  прикурила  и  затянулась  с  такой  силой,  что  сигарета  на  глазах  превратилась  в  длинный  столбик  пепла.  Блисс  заметила,  что  мачеха  безукоризненно  накрашена  для  торжественного  мероприятия  и  что  родители  одеты  в  парадные  вечерние  туалеты.

–  Что  происходит?  Почему  Джордан  напала  на  меня?  –  спросила  Блисс,  повернувшись  к  отцу,  когда  к  ней  наконец-то  вернулся  голос.

Ему  потребовалось  несколько  минут,  чтобы  ответить.  В  сенате  Форсайт  Ллевеллин  считался  представителем  умеренных,  охотно  организующим  переговоры,  чтобы  привести  враждующие  группировки  к  согласию.  Его  спокойное  техасское  обаяние  было  очень  кстати  во  время  партизанских  сражений  в  Законодательном  собрании.

Блисс  видела,  что  он  теперь  намерен  очаровать  ее.

–  Золотце,  ты  должна  понять,  что  Джордан  не  такая,  как  мы,  –  произнес  Форсайт,  увязывая  узел,  в  котором  находилась  его  младшая  дочь.  –  Она  не  одна  из  нас.

–  Не  одна  из  нас?  Что  ты  имеешь  в  виду?

–  Ты  все  поймешь  со  временем,  –  заверил  ее  Форсайт.

–  Но  мы  вынуждены  были  взять  ее!  У  нас  не  было  выбора!  –  выпалила  Боби  Энн  с  внезапно  прорвавшейся  горечью  в  голосе.  –  Нас  заставила  Корделия  ван  Ален,  эта  старая  ведьма,  которая  вечно  везде  сует  свой  нос!

–  Джордан  не  из  нашей  семьи,  –  добавил  отец.

–  Да  о  чем  вы  говорите?!  –  воскликнула  Блисс.

Это  было  уже  чересчур.  Все  эти  тайны  и  бесконечная  ложь  –  ее  уже  тошнит  от  всего  этого!  Ее  тошнило  оттого,  что  от  нее  все  скрывают.

–  Я  все  знаю  про  Аллегру!  –  внезапно  объявила  девушка,  с  вызовом  глядя  на  родителей.

Боби  Энн  посмотрела  на  мужа.  На  лице  ее  было  написано:  «Я  же  тебе  говорила!»

–  Что  ты  знаешь  про  Аллегру?  –  с  невинным  видом  поинтересовался  Форсайт.

–  Я  нашла  вот  это.  –  Блисс  достала  из  кармана  и  показала  им  надписанную  фотографию.  Она  все  это  время  не  расставалась  с  ней.  –  Ты  солгал  мне.  Ты  сказал,  что  мою  мать  звали  Шарлотта  Поттер.  Но  никакой  Шарлотты  Поттер  вообще  не  существовало.

Форсайт  заколебался.

–  Нет...  но  это  не  то,  о  чем  ты  думаешь.

–  Тогда  расскажи  мне  все.

–  Это  сложно,  –  вздохнул  Форсайт.  Он  устремил  взгляд  на  панораму  за  окном,  не  желая  встречаться  взглядом  с  Блисс.  –  Однажды,  когда  ты  будешь  готова,  я  расскажу  тебе.  Но  не  сейчас.

От  этого  можно  было  сойти  с  ума.  Отец  снова  делал  то  же  самое  –  уворачивался  от  ее  вопросов  и  все  замалчивал.  Скрывал  от  нее  правду.

–  А  как  насчет  Джордан?  –  спросила  Блисс.

–  Не  волнуйся.  Она  больше  не  причинит  тебе  вреда,  –  успокаивающе  произнес  Форсайт.  –  Мы  отправим  ее  в  безопасное  место.

–  Вы  отошлете  ее  в  «Переходный  период»?

–  Да,  что-то  в  этом  роде,  –  отозвался  отец.

–  Но  почему?

–  Блисс,  лапочка,  ее  лучше  убрать,  –  сказала  Боби  Энн.

–  Но...

Блисс  окончательно  перестала  что-либо  понимать.  Ее  родители  говорили  о  Джордан,  словно  это  была  собака,  которую  отсылают  в  деревню,  или  вообще  неодушевленный  предмет.

Но  Блисс  вынуждена  была  признать,  что  эти  странные  семейные  взаимоотношения  были  не  то  чтобы  новыми.  Она  вспомнила,  что  Боби  Энн  никогда  не  говорила  о  Джордан  с  любовью  и  всегда  давала  понять,  что  предпочитает  Блисс,  хотя  та  не  была  ее  ребенком.  И  что  отец  всегда  держался  на  расстоянии  от  своей  странной  младшей  дочери.

Когда  Блисс  была  помладше,  ей  нравилось,  что  родители  относятся  к  ее  сестре  с  безразличием.  Теперь  же  она  поняла,  что  их  отношение  на  самом  деле  было  ненормальным.

Ее  родители  ненавидели  Джордан.

Всегда  ненавидели.