Текст книги "Звёздный свиток"

Автор книги: Мелани Роун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 30

Холлис проснулась в незнакомой обстановке. Вместо белых стенок и скудной меблировки палатки «Гонца Солнца» ее окружал мягкий голубой шелк, прикрывавший от отвесно падавших солнечных лучей, и по-настоящему роскошное убранство. Очень долго она лежала поверх прохладных простыней, поворачивая голову и рассматривая то, что ее окружало, слишком усталая, чтобы позволить себе что-то большее. Ее кольнуло чувство вины; она не имела права находиться в лагере Пустыни, словно принадлежала к семье Мааркена. Неужели она когда-то собиралась за него замуж? Конечно, теперь это невозможно. Даже если он и простил ее, она все равно скоро умрет.

На полог упала чья-то широкоплечая тень, помедлила и шагнула на мягкий ковер. Холлис узнала Меата и отвернулась.

Фарадим остановился у кровати и тихонько фыркнул.

– Да, выглядишь ты страшновато, – сообщил он. – Но все, что тебе нужно, это хороший обед и ванна. Сначала я позабочусь о первом, и ты съешь у меня все до кусочка. Я бы с удовольствием помог тебе и со вторым, но Мааркен за это проткнет меня насквозь.

В уголках рта Холлис появился намек на ее прежнюю улыбку. О Богиня, как давно она не смеялась!

– Перестань, Холлис. – Меат опустился на колени рядом с кроватью и взял женщину за руку. – Я не для того во всю прыть скакал из Крепости Богини, чтобы встречаться с твоим затылком. Посмотри на меня. Я не могу разговаривать, не видя твоих глаз.

Холлис хотелось, чтобы он прекратил дразнить ее или вообще ушел. Доброта и сочувствие причиняли ей боль.

Меат вздохнул.

– Я знаю, мое лицо не в твоем вкусе, но оно еще вполне приемлемо. Кое-кто даже считает его красивым, хотя я подозреваю, что дамы, которые это говорили, были слегка под мухой.

– Или там было очень темно, как ты и задумывал, – услышала Холлис собственный голос.

– Вот так-то лучше. Сесть сможешь? Хорошо. – Он подложил под спину Холлис пару подушек, и женщина, изобразив улыбку, устало откинулась на них. – Кажется, где-то тут было вино…

– Нет! – Она поняла, что готова удариться в панику, и заставила себя расслабиться. – Извини. Я бы хотела чего-нибудь выпить, но…

Голос Меата был полон сострадания.

– Значит, он добавлял его в вино, да?

– Ив тейз, и во все остальное… Ох, Меат…

– Тс-с… Поговорим об этом чуть позже. – Он подошел к столу и налил два бокала прекрасного белого сирского. – О жизни в Пустыне можно сказать только одно: принц Давви снабжает сестру чертовски хорошими винами. Вот это смесь моховики с виноградом из Речного Потока, родины Сьонед. Тебе надо будет как-нибудь туда наведаться. Чудесное местечко! Одно плохо: воды полно…

Она снова улыбнулась, на этот раз более естественно, и сделала глоток. Меат болтал о Речном Потоке, винах Сира, о том, как в них разбирается Сьонед, и постепенно Холлис успокоилась. Заметив это по ее лицу, Меат прервался на полуслове.

– Думаю, тебе хотелось бы узнать продолжение…

Она кивнула.

– Я не помню, что было после… после…

– Вполне естественно. Уриваль сплел для тебя хороший, крепкий сон. – Меат откинулся на спинку резного кресла, которое казалось слишком хрупким для того, чтобы выдержать вес его крупного тела. – Раз так, слушай. Во-первых, Фирон теперь принадлежит внуку Ллейна Ларику. Место как раз по нему. Мальчик смышленый. Сорин будет отстраивать для Сьонед замок Феруче. Юный Риян получил Скайбоул, потому что его отца делают регентом Поля в замке Крэг.

– Как, все за одно утро? – захлопала глазами Холлис.

– Рохан время попусту не тратит. Ты знала, что Избранным Геммы вместо Костаса стал Тилаль, верно? Так вот, поговаривают, что Костас уже сам стал Избранным Данлади. Может быть, он поумнеет и согласится. Она славная малышка. За себя боится слово лишнее замолвить, не в пример другим дочерям Ролстры. Давви от нее просто без ума, так что чует мое сердце – быть ей в один прекрасный день принцессой Сира. К слову, о дочерях Ролстры – эта маленькая сучка Чиана сегодня весь день вешалась на Халиана. Она пытается женить его на себе и после смерти Клуты унаследовать Луговину. Вот была бы потеха!

– Спасибо Богине, она сказочно глупа, несмотря на все ее интриги, – ответила Холлис. – Но в конце концов Чиана получит то, к чему всю жизнь стремилась. У Халиана хватит глупости сделать ее настоящей принцессой.

– Тем и кончится, – согласился Меат.

– А насчет Данлади новость хорошая. – Холлис поудобнее устроилась на подушках. – Ее близость с Геммой позволяет надеяться, что они смогут уладить любой конфликт между братьями. – Она лукаво улыбнулась. – Политика!

– Есть и еще кое-что. Принцессу Геннади назначили наместницей Виза и опекуншей детей Лиелла. Я ее плохо знаю, но репутация у нее такая, что дама она себе на уме и любит красивых мужчин… – Он помолчал и улыбнулся. – Может, мне похлопотать о переводе из Грэйперла в крепость Сузил?

И тут – впервые за целую вечность – Холлис громко расхохоталась.

– Ах ты, несчастный старый развратник! Еще одно слово, и я наябедничаю на тебя Эоли!

– Ну и что? Она и так все обо мне знает.

– А ты-то о ней все знаешь? – поддразнила Холлис.

– Что? – струхнул Меат.

– Вот тебе!? – захихикала она.

– А тебе Мааркена, – проворчал он. – Туда ему и дорога…

Холлис вздрогнула и надолго припала к бокалу. После паузы она спросила:

– А что с Киле?

– Мертва. – Он встал, чтобы взять со стола бутылку, и вновь наполнил кубки. – Сегодня утром сгорела с трупом Масуля. И Лиелл вместе с ней.

– Но он…

– Знаю. Андри не хотел этого, но Лиелл настоял. Вот какая любовь… Да и какая у него была бы жизнь? Виз отняли, а больше ему податься некуда. О детях позаботится Геннади, а Клута твердо пообещал, что дети не будут наказаны за вину матери. Вот и выходит, что у него не было иного выбора.

Холлис склонила голову.

– Страшная смерть, – прошептала она.

– Она умерла, прежде чем Огонь коснулся ее. – Меат покачал головой. – Самая чертовская штука, какую я видел за всю свою жизнь. Андри только успел вызвать Огонь, мы собрались помочь ему, чтобы все побыстрей закончилось, как вдруг неизвестно откуда у ног Лиелла упал нож. Он сразу же убил ее и себя. Они даже ничего не почувствовали. Я позднее узнал, что нож бросил Оствель.

– Сладчайшая Богиня… – Она встретила его взгляд. – Ты ведь знаешь, почему он это сделал, правда? Теперь Андри не будет убийцей, как и все остальные «Гонцы Солнца». – Убийцей, как сама Холлис… Она снова вздрогнула и снова скрыла это.

Меат пожал плечами.

– Конечно, Андри пришел в ярость.

– Я объясню ему, – твердо сказала она.

– Как старшая сестра?

– Меат… пожалуйста…

– Слушай, Холлис, я знаю, что с тобой произошло. И Мааркен тоже.

Она мрачно улыбнулась.

– А то, что я умру, вы тоже знаете? У меня только два пути. Либо я найду запас драната и буду его рабыней до конца своих дней, либо отучусь от него и умру.

– Это неправда! Ты не понимаешь…

– Я знаю все о «Гонце Солнца», которого подкупил Ролстра. Он умер от того, что принял слишком много. Но все кончилось бы так же, если бы он перестал принимать его вообще. Я не хочу, чтобы наркотик стал моими цепями. На то время, что у меня еще осталось, я хочу попросить у Андри разрешения вернуться в Крепость Богини.

Меат недовольно посмотрел на нее.

– Черт побери, ты дашь мне слово сказать? Откуда такой пессимизм? Говорят тебе, ты не понимаешь!

Тут в шатер вошел еще кто-то, и они подняли головы. Высокая, стройная, одетая в простое зеленое платье, верховная принцесса движением, странно напоминавшим леди Андраде, закинула золотисто-огненную косу за плечо и задумчиво посмотрела на Холлис. На ее лбу сиял тонкий обруч, однако казалось, что она просто не успела снять его после какой-то церемонии. Золотая лента не имела никакого отношения к ауре окружавшей ее высокой власти. Холлис с трудом вспомнила, что до замужества эта женщина была, как и она сама, простым «Гонцом Солнца».

Впрочем, род ее восходил к принцам Кирста и Сира, и она была выбрана Андраде в жены Рохану и матери первому верховному принцу-»Гонцу Солнца».

И все же улыбка ее была полна тепла и сочувствия. Сьонед могла носить корону принцессы так, словно родилась в ней, но при этом оставаться простой женщиной. Губы Холлис невольно раздвинулись в застенчивой ответной улыбке.

– Ну, наконец-то! – с облегчением сказал Меат. – Что тебя задержало? Сьонед, объясняйся сама с этой упрямой девчонкой! Я не могу заставить ее слушать.

– Ты вечно берешься за все не с того конца, – непринужденно ответила Сьонед. – Иди отсюда, Меат. Шел бы лучше объезжать табун с моим сыном, если уверен, что не отстанешь от него. Я послала его в загон тренировать лошадей Чейна, пока еще не кончились торги.

Меат поднялся и отвесил ей изысканный поклон.

– Сию секунду, ваше возвышенное высочество…

– Дурак, – любовно ответила она. Заняв кресло, в котором только что сидел Меат, и дождавшись его ухода, Сьонед сказала:

– Я знаю, что тебе пришлось перенести. Ты можешь подумать, что это просто слова, но это так. Понимаешь, Ролстра много лет назад отравил меня дранатом. Однако я жива.

– Простите, ваше высочество, но я не думаю, что вы были отравлены так сильно, как я.

– Нет, – согласилась Сьонед. – Это произошло позже, во время Мора, когда дранат был единственным лекарством. И все-таки я жива, – повторила она.

Холлис не ответила ей ни слова.

– Тебе нет нужды умирать, моя дорогая, – нежно пояснила Сьонед. Она достала из кармана маленький бархатный мешочек. – Утром мы обыскали вещи Сеяста и нашли вот это.

– Нет! Я не хочу! – Холлис упала на подушки, словно старалась отодвинуться от драната как можно дальше. – Неужели вы не понимаете? Если я соглашусь принимать его дальше и выйти замуж за Мааркена, то буду вынуждена жить той жизнью, которую так ненавижу. А если кто-то узнает об этом и попытается шантажировать Мааркена, угрожал лишить меня наркотика? Ваше высочество, я не могу этого сделать и не сделаю.

– Я разве что-то сказала о том, что ты должна продолжать принимать его? Когда Ролстра отравил меня, я тоже думала, что скоро умру. Когда я возвращалась в Стронгхолд, мне было так плохо, что… – Она покачала головой. – Я не говорю, что это будет легко. Но если ты будешь принимать его с каждым днем все меньше и меньше, то постепенно от него избавишься. Со мной это случалось дважды. Не хочу тебя обманывать, это настоящий ад. Ролстра и Мор приучили меня к отраве, а я все еще здесь. Холлис не понимала, что по ее щекам текут слезы, пока не ощутила соль на своих губах.

– Ваше высочество…

– Ты можешь это сделать, иначе тебе действительно остается только вернуться в Крепость Богини и умереть там, – прошептала Сьонед. – Да, я стояла снаружи и подслушивала. Если ты выберешь смерть, никто не осудит тебя. Все наши знают, через что я прошла. И все мы будем с тобой, Холлис. Мы будем путешествовать по Пустыне столько, сколько понадобится, и не вернемся ни в Радзин, ни в Белые Скалы, ни даже в Стронгхолд, пока ты не излечишься.

– А Мааркен знает? – прошептала она.

– Я с ним уже говорила, – кивнула Сьонед. – Ты же знаешь, как он тебя любит. Ну что, рискнешь, Холлис? Рискнешь позволить ему любить себя?

Холлис закрыла глаза и откинула голову.

– Все у тебя получится, – продолжала Сьонед. – Видишь ли, я собираюсь с ним поспорить, да и не с ним одним. А я ненавижу проигрывать.

Холлис кулаком вытерла слезы, открыла глаза… и увидела, что рядом с креслом Сьонед стоит Мааркен – измученный, с синяками на скулах и подбородке, с распухшим виском, забинтованными ребрами и белой повязкой на шее. Один рукав был закатан, обнажая лежащую в лубке руку. Но все эти повреждения и раны были ничто по сравнению с той раной, которую Холлис увидела в его глазах.

– Знаешь, она действительно ненавидит проигрывать, – хрипло сказал он.

– Не проиграет и сейчас, – ответила ему Холлис.

– Кажется, я здесь лишняя, – улыбнулась Сьонед. – Я прослежу за тем, чтобы вас не беспокоили, мои дорогие. – Она потянулась и поцеловала Мааркена в щеку. – Будьте счастливы.

Холлис протянула ему руки. Мааркен опустился рядом и молча прижал ее к груди… Прошла целая вечность, прежде чем она вдруг ощутила тупую боль в костях, оцепенение и странное беспокойство одновременно. Ее пронзил страх. Начинается, подумала она и посмотрела на стол, где Сьонед оставила мешочек с дранатом. Холлис закрыла глаза и крепче прижалась к сильному телу Мааркена.

* * *

– Милорд, я хотел бы поговорить с вашей дочерью. Брови Волога поднялись вверх, и Андри захотелось стать старше зим на десять, пробыв их лордом Крепости Богини.

– Она сейчас отдыхает, – ответил Волог. – Может быть, немного позднее.

Я не могу ждать, пока наступит это «позднее»! – захотелось крикнуть Андри. Но он сдержался. Любая такая выходка лишь подчеркнет его молодость. Ему оставалось только ждать – занятие, которого он никогда не любил.

– Милорд, – наконец произнес Волог. Новый титул внушал Андри странную неловкость. – Последние дни дались ей очень нелегко. Поэтому вы обязаны знать. Обнаружение у нее дара…

– …это как раз то, о чем я хочу с ней поговорить, милорд. Простите меня, но я просто обязан настоять.

– Решать ей, – предупредил принц. – Если она захочет поехать в Крепость Богини, это поможет ей обрести равновесие. Но если она примет другое решение, то…

– Я с уважением отнесусь к ее выбору, каким бы он ни был, ваше высочество. – А разве она могла выбрать что-то другое… или кого-то другого?

– Вы понимаете заботу отца о судьбе его любимой дочери.

– Я не меньше вашего беспокоюсь о ней! – неосторожно выпалил Андри.

Принц поднял бровь. Этот жест снова заставил Андри нервничать, но хозяин ничего не ответил. Он махнул оруженосцу, и через несколько мгновений в центральную часть шатра вошла Аласен. Ее прическа была безукоризненна, на одежде не было ни единой складочки. Она была одета для прогулки верхом – алая шелковая рубашка, черная бархатная куртка, черные штаны и сапоги. Не было никакого сомнения – она и не думала отдыхать.

– Миледи… – очень официально начал Андри, – не окажете ли честь совершить со мной небольшую прогулку?

– Вниз по течению вас устроит? – ответила она, полностью владея собой, хотя щеки ее были очень бледны. Правда, во всем могли быть виноваты алая рубашка и темный бархат. – Я согласна, пора поговорить, милорд. – Аласен грациозно повернулась к отцу. – Можно?

– Конечно. – Волог взял вышитую шаль с бахромой, накинул на плечи дочери и поцеловал ее в щеку. – Стемнеет раньше, чем ты думаешь, да и прохладно уже. Не гуляй слишком долго.

Аласен заговорила первой.

– Я была в загоне, смотрела на торги. Лошади твоего отца принесут хороший доход.

– Так было всегда.

– На днях я присмотрела себе прекрасную кобылу. Надеялась, что отец мне ее купит, но лорд Оствель уже отдал за нее деньги. Я не сомневаюсь, что для Рияна.

– Я тоже так думаю.

В молчании они миновали белые шатры Крепости Богини и голубые Пустыни. После этого разговор продолжил Андри.

– Все эти дни я встречался со столькими людьми, что просто сбился со счета. На самом деле мне никого не хотелось видеть. У меня не было возможности уйти, чтобы поговорить с тобой. Все произошло так быстро. Даже официальный прием для принцев в роли нового лорда Крепости Богини не успел дать.

– Великая честь быть избранным леди Андраде.

– Я знаю. Это меня немного пугает, – признался он. Но на самом деле его разбирал гнев. Худшие подозрения Андри подтверждала враждебность, которая читалась в глазах некоторых – если кому-то не нравилась мысль о том, что верховный принц может быть «Гонцом Солнца», то еще меньше им нравилось видеть внука принца в роли лорда Крепости Богини. Придется дать понять, что им не будут править из Стронгхолда. Андраде была слишком горячей сторонницей верховного принца. Ему так поступать нельзя. Этого не позволяет его честь. Своим постом лорда Крепости Богини он обязан дару фарадима, а не родству с Полем.

– Я знаю, что ты будешь делать так, как надо, Андри, – продолжала разговор Аласен.

Если ты будешь рядом со мной, то буду, гневно подумал он. Но вслух он этого не произнес. Пока. – Мне в конце концов удалось поговорить с братом. – Внезапно он улыбнулся. – Когда я сказал ему, что он должен попросить моего официального разрешения на свадьбу с Холлис, Мааркен чуть не поколотил меня. Он не сразу понял, что я шучу. Видела бы ты его лицо!

Аласен улыбнулась, не глядя ему в лицо. В ее зеленых глазах вспыхнула искорка смеха.

– Стыдитесь, милорд! Сказать такое собственному брату! Я удивляюсь, что он ничего вам не сломал!

– Если бы я немного его не подразнил, он был бы разочарован! – фыркнул Андри. – Кроме того, он был такой серьезный! Знаешь, как было весело: лицо покраснело, губы шевелятся, и не может от злости слова вымолвить!

– И все же нехорошо. После того, что он перенес… Увидев, что она огорчилась, Андри быстро сказал:

– Поэтому ему и нужно было посмеяться. Отец говорит, что это самое лучшее лекарство. Он уныло потер плечо. – Видно, Мааркен нашел лекарство еще лучше, потому что быстро пошел на поправку, а я не ожидал этого и ослабил бдительность…

– Если ты рассчитываешь дождаться от меня сочувствия, то напрасно надеешься! – фыркнула Аласен.

Когда они спустились по пологому склону к реке, то почувствовали, какая стоит тишина. К хрусту речной гальки у них под ногами присоединялось вечернее пение птиц. Они направились в другую сторону от того места, где утром были сожжены тела Масуля, Киле и Лиелла, и медленно пошли к мосту. Бриз, дувший с моря, нес запах соли и приближавшегося первого осеннего дождя – побережье было затянуто тучами.

Андри больше не мог ждать.

– Аласен…

– Пожалуйста. Не надо. – Она положила ладонь на огромный серый валун. Он смотрел на ярко-красные, синие и белые цветы, вышитые на черной шали, на ее тревожно поднятые плечи. – Мне надо сказать тебе о том, что у меня свой путь, Андри.

– Все, что мне хотелось бы услышать, это то, что ты меня любишь, поедешь со мной и…

– Ты хочешь, чтобы я стала «Гонцом Солнца», как ты.

– Но ты уже такая, как я. Аласен, я держал твои цвета в своих руках, я знаю, как силен твой дар и какой могущественной ты можешь стать после обучения. Пойдем со мной, и я научу тебя всему на свете.

Аласен не ответила. Андри продолжал идти вперед. Теперь под его ногами был мягкий песок. На мгновение его рука застыла у ее вьющихся на затылке волос. Но он еще не касался ее. Пока.

– Скажи только, что ты меня любишь, – прошептал он.

– Ты уже знаешь. Мы видели это друг в друге. Такие вещи невозможно скрыть.

– Я должен это услышать.

– Ты так молод, – снисходительно сказала она. Гордость ужалила Андри; он отшатнулся.

– Достаточно взрослый, чтобы по выбору Андраде стать лордом Крепости Богини.

– Я не об этом. – Она не поворачивалась и не смотрела на него. – Я хотела сказать, что я тоже, должно быть, очень молода, потому что тоже хочу услышать эти слова.

Андри положил руки на ее плечи.

– Я люблю тебя, Аласен…

– Тебе так легко это сказать, – прошептала она, потупившись. – А то, что должна сказать я, очень нелегко…

Сбитый с толку, Андри повернул девушку к себе лицом и увидел ее глаза.

– Ты не хочешь ехать со мной… Ты меня боишься.

– Пожалуйста, попробуй понять! Я всегда подозревала, кто я такая. Думаю, даже знала. Но были причины, по которым я не хотела этого знать. Из-за Поля, из-за того, кем он станет, когда вырастет. Я не хотела, чтобы во мне нуждались только потому, что мои дети могут родиться фарадимами. У меня есть право выйти замуж за человека, который меня любит, правда?

– Но ведь именно это я тебе и предлагаю. И наши дети тоже будут «Гонцами Солнца».

– Я знаю. Но это невозможно.

– Но почему? – Он отпустил ее. – Ты любишь меня…

– Да, я люблю тебя, – безнадежно ответила она. – О Богиня, я не хочу причинять тебе боль, Андри!

– Но тогда…

– Нет, не могу. – Она сцепила тонкие руки, на которых не было колец. – Я просто боюсь. То, что я увидела и почувствовала, ужасает меня. Я не смогу с этим жить. Не смогу.

– Но это совсем не так. То, что произошло здесь…

– Нет! – повторила она, прижимаясь спиной к камню, как загнанная лань. – Я не поеду с тобой. – Она помедлила, а затем тихо продолжила: – Андри, если бы ты был всего лишь сыном своего отца, таким же наследником, как Сорин или Риян, все было бы совсем по-другому. Но ты лорд Крепости Богини. Это то, чем ты хотел стать. Не заметит этого только дурак. Не говори мне, что ради меня мог бы отказаться от этого. Я вижу тебя насквозь. Я бы никогда не попросила тебя об этом. Если бы я заставила тебя отказаться от того, что ты есть, разве это была бы любовь? Ты никогда не был бы счастлив со мной. Но и я не была бы счастлива или хотя бы спокойна, пытаясь стать тем, что меня пугает. – Аласен огорченно коснулась его щеки. – Сегодня я больше ни о чем другом не могла думать. Я пыталась представить, что у меня на руке кольца, что я делаю то же, что и ты, и… не смогла. Ты понимаешь силу. А я ее боюсь.

– Чего ты боишься? – прошептал он, и Аласен побелела от звучавшего в его голосе смертельного спокойствия. – Того, что я могу делать это? – Слабый язычок Огня вырос на камне рядом с ними и поплыл через реку. Он вспыхнул, когда Андри увидел страх в глазах девушки.

– Андри, пожалуйста… Мне и этого много. Не пугай меня еще больше…

– Значит, мы должны быть воспитанными, да? – Он едва не потерял контроль над парящим пламенем; ярость, бушевавшая в груди юноши, готова была задушить его. Она любила Андри. Но не собиралась ехать с ним.

– Прекрати! Андри, как ты не понимаешь? Я не хочу быть «Гонцом Солнца»! Потому что боюсь!

– Вот чего ты боишься!

Над рекой с ревом бушевал Огонь, Огонь завивался в огромные вихри вместе с Воздухом и разбухал, вбирая в себя сверкающие бриллианты Воды и темные комья Земли, захваченные потоками магической энергии. В сумеречное бирюзовое небо, глядевшее в глубины Фаолейна, прянул столб пламени. У основания он был тонким, как острие меча, а затем становился шириной с реку и высотой с дерево.

– Вот что тебя пугает! – кричал он, стоя рядом с беснующимися языками пламени и ветра. Ветер рвал ее шаль и волосы, бросал жар в бледное лицо. – Как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты ненавидишь то, что я есть? Вот то, что я есть, Аласен, вот на что похожа сила! В ее глазах он увидел ужас. Если бы он был кем-то другим, она бы любила его. Что ж, пусть увидит, кто он такой – эта горькая мысль пришла ему в голову от ярости: жизнь, которая дала ему все, о чем можно было мечтать, в отместку забрала ее. Он втянул ее в водоворот красок, заставляя вместе с ним творить дикие и прекрасные образы. Он поднял руки, и яростный смерч, созданный ими обоими, стал выше и ярче. Искры летели в воду, сверкая и шипя, прежде чем погаснуть. Деревья по обе стороны реки гнулись и дрожали, птицы с испуганными криками поднимались со своих насестов, некоторые из них влетали в пламя и там находили свою смерть. Вода в реке замутилась, поднялась, и сверкающая золотисто-красная волна с ревом ударилась в противоположный берег.

Аласен отшатнулась, прижимая шаль к груди. Андри изо всех сил напряг разум и показал ей фантастический набор цветов и оттенков, которых не видел ни один человек на свете и для которых не было придумано названий. Он заставил ее почувствовать внушающую силу «Гонцов Солнца». Но то, что казалось ему величественным и прекрасным, ей внушало только ужас. Она отчаянно кричала, когда ветер хлестал ее тело, а в мозгу бушевала сила.

– Андри, пожалуйста! – рыдала она. – Мне больно! Пусти меня!

Водоворот огня тут же иссяк.

– Аласен… Прости меня! Я не думал, что тебе будет больно! Я только хотел…

Но она уже, спотыкаясь, вбежала на склон и исчезла в тени деревьев. Он в последний раз позвал ее по имени, зная, что все тщетно.

* * *

Она бежала, не разбирая дороги. Было совсем темно: солнце уже укрылось за западным холмом, деревья черными силуэтами преграждали ей путь, ножами вонзаясь в болезненно-желтое небо. А когда она бежала по заросшему деревьями склону, свет вообще почти исчез. Увидев сторожевые огни у лагеря, она едва не заплакала в голос и поспешила туда, но тут же осознала, что каждый, кто взглянет на ее лицо, сразу все поймет. Когда она несколько раз вытерла глаза, стесняясь внимательно смотревших на нее стражей, огни замерцали. В конце концов она нашла свою алую палатку – рядом с огромным шатром отца. Едва стоя на ногах, она вошла в него. Ее подхватила сильная рука, и она благодарно оперлась на нее, пряча лицо в мягкую бархатную тунику. Пока сердце успокаивалось после стремительного бега, в голове прояснялось, и вскоре она поняла, что совершила ошибку. Не надо было приходить сюда, пока она не взяла себя в руки. Не стоило появляться перед отцом в таком виде. Теперь он возненавидит Андри. Новая волна ужаса захлестнула ее натянутые нервы, когда она представила себе, что может быть сказано или сделано и какая вражда возникнет по ее вине…

Она попыталась отодвинуться и неожиданно поняла, что мокрой от ее слез была совсем не алая кирстская туника. Бархат был темно-синего цвета, с черной кокеткой, да и плечи под ним были пошире, а мускулы покрепче, чем у ее отца. В ужасе она подняла взгляд и увидела… темно-серые глаза лорда Оствеля.

– Миледи… – сказал он неловко; в ярком свете ламп было видно, как он покраснел. – Простите меня. Ваш отец прислал мне приглашение навестить его, но милорда куда-то вызвали. Он попросил меня дождаться его возвращения. Я совсем не хотел… но вы были так… я только хотел помочь… простите меня, – закончил он.

Оствель заикался как школьник, и Аласен поняла, что лорд так же смущен, как и она сама. Как ни странно, но его застенчивость вернула ей изрядную долю самообладания.

– Спасибо, милорд. Я рада, что встретила здесь вас. Он посмотрел на свои руки, все еще нежно сжимавшие ее запястья, и быстро разжал пальцы.

– Я… Ваш отец сказал, что вы разговариваете с лордом Андри, – произнес он не к месту, делая шаг назад.

Их взгляды встретились, и принцесса почувствовала, что самообладание опять покинуло ее. Оствель все понял, или, по крайней мере, догадался. Но он никогда бы ни в чем не признался. Она увидела это в его взгляде. Впрочем, не только это. Богиня, как же она не заметила этого раньше – ни в нем, ни в себе самой?

Руки Аласен прикоснулись к его плечам. Она почувствовала под мягкой тканью тепло и силу. Если Андри был Огнем, быстрым, блестящим и опасным, то этот человек был Землей – терпеливой, спокойной, надежной. Здесь была сила, которая не пугала ее, были глаза, которые ничего не требовали. Они лишь ждали, полные уверенности в том, что она поняла все – так же, как и он сам.

С ним никогда не будет дикого водоворота цветов, пронзающего голову и сердце. Не будет упоительной радости, первой юной страсти. Она никогда не узнает, что значит быть «Гонцом Солнца» и лететь вдоль полос сплетенного света. Никогда она не испытает ликования своим могуществом, своим отточенным до совершенства даром. Какая-то ее часть никогда не получит удовлетворения.

Но зато будут тепло, сила, надежность и спокойствие. Руки Аласен тихо скользнули в его ладони; это был жест молчаливого согласия. Его длинные пальцы непроизвольно сжались. Оствель склонил голову.

Прошло немало времени, прежде чем он заговорил. Слова его текли медленно.

– Миледи… Аласен… мою жизнь унесло ветром вместе с пеплом Камигвен восемнадцать лет назад. Я стал просто… отцом своего сына, другом моего принца, лордом Скайбоула. Я не жил и даже не знал, насколько… насколько пуста была моя душа… пока не появились вы.

Все еще сжимая его руки и ища в них тепло и силу, она придвинулась ближе и положила усталую голову на его плечо. Сердце Оствеля билось, как пара шелковых крыльев. Подождав, пока оно немного не успокоилось, она сделала шаг назад, заглянула в его задумчивые глаза и спокойно улыбнулась.

– Пойдем, – промолвила она. – Надо сказать отцу.

* * *

Как и все безжалостно практичные люди, не обращающие внимания на обстоятельства, Тобин приказала накрыть обед в шатре Рохана и пригласить всех родных и друзей. Сегодня вечером должен был состояться Пир Последнего Дня. Этот пир с каждой новой Риаллой становился все более пышным. Но не в этом году. Затейливые планы Киле были преданы забвению, ее слуги, роскошные тарелки и хрусталь возвратились в визский дворец, и принцесса Геннади раздавала пищу беднякам.

Повод для празднования нашла только Чиана. Ее надежды показаться на празднике рука об руку с Халианом не оправдались; поскольку грандиозный банкет, который стоил ее сестре четверти годового дохода от Виза, не состоялся, она решилась дать свой собственный изысканный ужин для тех высокородных, кто не посмел отклонить ее приглашение.

Тобин внимательно осматривала столы, прекрасно понимая, что никто этого не оценит и что все угощение скорее всего тоже попадет к беднякам. Караваи свежего хлеба, вазы, полные фруктов, мясо на серебряных подносах, целые горы овощей – почти все это останется стоять на длинном столе у дальней стенки шатра. Глядя, как ее брат методично чистит кожуру, выковыривает семечки, разрезает на дольки и кладет болотное яблоко в сторону, даже не попробовав его, она кипела от досады, но молчала. Рохан все равно не стал бы ее слушать.

С племянником и одним из сыновей ей повезло больше. Хотя поначалу казалось, что Поль приучен к сдержанности в еде, но постепенно здоровый юный аппетит взял свое. Сорин же никогда не пропускал хорошее застолье по своей воле. Мааркен был слишком занят, пытаясь накормить Холлис, и надежда на него была плохая. Со Сьонед дело обстояло не лучше. Хоть она и успела немного оправиться от всего случившегося, но когда Рохан предложил ей ломтик болотного яблока, она тут же изобразила гримасу притворного ужаса. За Меата никто не беспокоился – он был рожден голодным и, как всегда, ел за двоих. Чейн наравне с Роханом и Уривалем вместо пищи отдавал предпочтение коллекции сирских вин.

Когда Рохан жестом велел Таллаину открыть еще одну бутылку, Тобин нахмурилась, но тут же поняла, что беспокоиться не о чем. Они пили не для того, чтобы отпраздновать, заглушить боль и забыться. Нет, сегодня в вине они искали смелость, необходимую для начала разговора.

Тобин не заботили отрывочные разговоры по пустякам, то и дело возникавшие за столом. Слишком многое надо было обсудить, сказать, объяснить. Но в этот вечер не она единственная боялась начать взрывоопасный разговор. Еще рано. Еще не на всех лицах исчезло затравленное выражение. Без сомнения, она разделяла и глубокую скорбь об Андраде, и шок, охвативший всех, когда они поняли, как погибли другие, и глубочайшую усталость всех «Гонцов Солнца». Но если не будет разговора, не будет и понимания, и горький урок этой Риаллы пройдет впустую.