Текст книги "Звёздный свиток"

Автор книги: Мелани Роун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

– …то они не поколебались бы сделать то же самое и с тобой. – Оствель удивил своего единственного отпрыска, заключив его в жаркие объятия. – Прости за то, что я ворчал на тебя. Ты поступил совершенно правильно. – Он выпустил сына и сел в кресло. – Итак, у нас теперь есть нечто вроде доказательства.

– Очень косвенное. Клеве никогда по-настоящему не говорил мне о своих подозрениях. И я ни разу не подошел к дому достаточно близко, чтобы увидеть кого-то другого, кроме Киле. Я не видел Масуля. Я не видел, как он убивал «Гонца Солнца». – Он стиснул руки, и между побелевшими костяшками блеснули арки колец фарадима. – Отец, насколько я знаю, Халиан в союзе с Киле и намеренно держит меня вдали от тебя. Я не доверяю никому, и это пугает меня. – Он на мгновение умолк и покачал головой. – Единственное, что мы можем сделать, это рассказать обо всем Рохану и Сьонед. Может быть, они сумеют использовать это против Киле и как-нибудь напугать ее.

– Если она узнает, что ты что-то видел, это только подвергнет тебя новой опасности. Я не могу и не буду рисковать тобой, Риян. – Он поглядел в глаза сына и добавил: – Ты все, что осталось у меня от твоей матери.

Риян редко слышал от Оствеля упоминание о той, которую едва помнил. Юноша проглотил комок в горле. Стоя рядом с креслом отца, он изучал его лицо, его дымчато-серые глаза…

– Как ты думаешь, что на моём месте сделала бы мать? Оствель печально пожал плечами.

– Если бы ты знал, сколько раз за эти годы я спрашивал себя о том же… Скорее всего, она повторила бы твои слова. – Он уселся поудобнее и продолжил: – Сегодня мы с Мааркеном и Полем снова ходили на ярмарку и занимались тем, что собирали последние слухи. Масуль – сын Ролстры; нет, никакой не сын и не может им быть; наоборот, должен быть им; сколько времени Рохан позволит ему остаться в живых… – Оствель стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– Мне кажется, что срок жизни Масуля зависит только от самого Масуля, – пробормотал Риян.

– Попытайся убедить в этом других. Они не знают верховного принца так, как ты и я. Он скорее отрежет себе руку, чем предпримет против самозванца что-нибудь тайное или бесчестное.

– А потом заявит, что лучше лишиться руки, чем чести.

– Но попробуй сказать ему, что он слишком благороден, и он рассмеется тебе в лицо. Он говорит, что делает это для свободы.

– Чьей? – недоуменно спросил молодой человек.

– Его собственной. Не волнуйся, – добродушно прибавил отец, – я тоже этого не понимаю. Он говорит, что когда ты действуешь, то попадаешь в ловушку этого действия. Но ожидая и наблюдая за ходом событий, сохраняешь свободу выбора. Можешь решать, что делать, а что нет.

– Ты прав. Я ничего не понимаю.

– Я думаю, это идет со времен его первой Риаллы, – задумчиво сказал Оствель. – Тогда Рохан сделал то, что заставило других людей предпринять ответные шаги. Принц почувствовал себя в ловушке – а я говорил тебе, что он очень этого не любит. Тебе нужно понять в нем еще одно: он никогда не станет использовать нас. Он точно знает, на что мы способны, знает все наши достоинства и недостатки и в соответствии с этим строит свои планы. Но никогда не будет заманивать нас в ловушку и заставлять что-то делать. Так однажды поступили с ним, и это ему очень не понравилось. Имея дело с Роханом, ты всегда действуешь по собственной воле. Он не станет выворачивать тебя наизнанку и заставлять делать то, что он хочет. Но ты все равно сделаешь это, потому что он знает тебя вдоль и поперек.

– Он настоящий принц драконов, – слегка удивленно сказал Риян. – Дракон сначала выжидает, какой дорогой пойдет стадо, а уже затем начинает охоту.

– Каждому видно, что ты делаешь то же самое, – предостерег отец. – Ты никогда не мог утаить от меня свои мысли. Знаешь, у тебя глаза матери, а она ничего не могла скрыть от меня. Так что даже и не думай об этом, Риян. Рохан и Поль должны публично разоблачить этого человека, иначе права Поля всегда будут подвергать сомнению.

– Жаль, – коротко бросил Риян.

– Что бы ни пришло тебе в голову, я запрещаю, – предупредил Оствель.

– А я ни о чем и не думал, отец.

– Хорошо. Вот и продолжай «не думать». – Серые тучи в глазах Оствеля немного прояснились. – Сядь и расскажи мне об остальном. Я устал от интриг и политики. Как тебе понравилось возвращение к Клуте? Он хорошо учил тебя?

Риян рассказал отцу о том, как ему живется в крепости Сузил, испытывая не меньшее облегчение от разговоров о таких простых и всем понятных вещах, как лучший способ снимать с лошади седло или смешные словечки незаконных дочерей Халиана. Но хотя эта легкая болтовня помогала ему расслабиться, в глубине души Риян обдумывал способ, с помощью которого можно было бы продолжать следить за Киле; ведь именно таким был приказ воспитывавшего его принца.

Эта возможность представилась ему в тот же день. Леди Чиане что-то потребовалось в визском дворце, она собралась съездить туда верхом и пригласила с собой принца Халиана. С ее стороны это была довольно прозрачная хитрость: если бы Халиан поехал с ней, то он не смог бы слушать людей, которые сомневались в ее высоком происхождении. Риян, которого Халиан немедленно попросил у Клуты взаймы, ехал с ними и вяло прислушивался к их флирту. Комплименты и дразнящий хохоток Чианы, которые должны были обворожить Халиана, были давно и безуспешно опробованы на Рияне; он слегка посмеивался при мысли о том, что арсенал Чианы очень небогат. Но Халиан глотал все и, похоже, искренне считал, что он первый, кого Чиана пыталась залучить в свои сети. Юноша и жалел этого простака, и чувствовал к нему презрение. Принц благоволил к Чиане, и она могла бы принести ему очень много радости, если бы он оказался настолько глуп, чтобы сделать ее своей женой.

По прибытии во дворец она сунула ему поводья, как простому груму, и разрешила отправляться по своим делам. Халиан, увлеченный Чианой, только помахал ему рукой.

Риян следил за поднимавшейся по лестнице парой, иронически думая о том, что бы сказала Киле, узнав, что ее семейный очаг используют как дом свиданий. Надо отдать Чиане должное, она не была набитой дурой; вокруг толпилось множество слуг, которые могли засвидетельствовать, сколько времени она провела наедине с Халианом, в том числе запершись наверху, в спальне. Если бы Халиан решил, что он может переспать с Чианой просто так, то его ждал приятный сюрприз. Риян пожал плечами и отвел лошадей на конюшню, где перекинулся парой слов со знакомым грумом.

После короткого спора с самим собой он поехал к сельскому домику, где был убит Клеве. Вскоре он остановился неподалеку, сжав губы и нахмурив брови. Солнечный свет стекал с крыши, как теплая медовая глазурь, трава была усыпана полевыми цветами; ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Привязав лошадь, он осторожно открыл дверь и вошел внутрь.

Комнаты были так же пусты, как в ночь убийства Клеве. Никто здесь не был: на кровати лежали все те же смятые простыни, на столе стояли фаянсовые тарелки с испортившейся едой. Риян покачал головой, ругая себя за глупость. Если никто не возвращался сюда, чтобы уничтожить доказательства, значит, их здесь и не было. Но он должен был попытаться найти хоть что-нибудь…

Риян обнаружил темные пятна на полу, которые могли быть пятнами крови, и другие следы поспешного бегства, которые он пропустил в прошлый раз – мужскую рубашку, закинутую под кровать пинком ноги и забытую там, а также женскую сережку под столом, не видную при свечах, но зато хорошо заметную при дневном свете. Сережка могла принадлежать Киле. Но обыск всех ее шкатулок с драгоценностями мог не дать никакого результата: конечно, она избавилась от второй сережки сразу же, как только заметила пропажу первой. И все же улики были… Это заставило его пересмотреть свое объяснение царившего здесь беспорядка. Никто не возвращался сюда, потому что не осмеливался. Возможно, во время ночных поисков он что-то переставил местами, и это заставило вторгшегося сюда бежать без оглядки. Возможно, кто-то даже видел, как он входил и выходил отсюда. Если это правда, то он чудом остался жив… Риян спрятал сережку в карман и продолжил поиски.

Ближе к сумеркам он нашел искомое доказательство в чулане, в задней части дома. Живое воображение Рияна подсказало ему, что там может лежать одежда или что-нибудь другое, принадлежавшее Клеве, вроде рубашки или серьги, забытых во время панического бегства.

Но он не был готов найти там узел из плотной шерсти покрытый засохшей кровью, в котором лежало полотенце с завернутыми в него тремя отрезанными пальцами.

Риян уронил зловещий сверток и в ужасе отпрянул. В горле его застрял крик. Шатающегося, полуослепшего, едва успевшего выбежать из кладовки Рияна тут же стошнило всем содержимым желудка. Когда юноша, опустошенный и измученный, мыл лицо, ему достаточно было посмотреть на свои кольца, как приступ тошноты повторился снова.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он сумел вернуться. Красно-желтое, запачканное засохшей кровью одеяло лежало там, где он его бросил. Как и полотенце… Риян дрожа опустился на колени, заставил себя прикоснуться к пальцу и попытаться снять с него кольцо. Они нужны Андраде, снова и снова повторял себе юноша. Они нужны Андраде как доказательство.

И вдруг он остановился, глядя на гладкие кольца, украшавшие отчлененные пальцы.

Клеве носил шесть колец, доказывавших, что он мастер, умеющий пользоваться как солнечным, так и лунным светом. Но в окровавленном полотенце лежали три отрезанных пальца и только два серебряных кольца.

Он набрал полные легкие воздуха, пытаясь успокоиться. Отец сказал ему, что Сьонед каким-то образом сумела получить одно из золотых колец; таким образом они узнали про смерть Клеве. Должно быть, оно было снято с левого большого пальца, отсутствовавшего в этой скорбной коллекции. Другое золотое кольцо носили на правом большом пальце. Это было самое почетное кольцо из всех – пятое кольцо, означавшее полный статус «Гонца Солнца». На омертвевшей коже еще виднелся белый ободок от кольца, которое Клеве носил большую часть жизни. Где же было пятое кольцо?

Риян вскочил, подошел к окну и распахнул настежь, давая доступ чистому воздуху. Потом он вынул из стопки, хранившейся в бельевом шкафу, чистую простыню и завернул в нее улику. Во вторую простыню юноша завернул одеяло – толстое желто-красное одеяло, изделие кунакских ткачей. Не оставалось никаких сомнений: в этом одеяле куда-то тащили труп Клеве. Говорили, что Масуль высок, мускулист и широкоплеч; у него бы хватило сил, чтобы в одиночку справиться с этой ношей. Риян снова почувствовал приступ тошноты, поняв, что пока сам он рыскал вокруг домика, Масуль относил тело Клеве туда, где его могли найти мусорщики. Почему он не возвратился тогда, когда Риян еще был доме? Молодой человек горько пожалел об упущенной возможности, но тут же опомнился и понял, что сама Богиня сжалилась над ним той ночью.

Почему же Масуль не отрезал Клеве руки целиком? Даже если бы он снял с него все кольца, на загорелой коже неминуемо остались бы белые ободки. А без рук никто не опознал бы в нем фарадима. Спустя секунду ответ был готов. Труп без рук мог означать только одно: убитого «Гонца Солнца». Значит, Масуль поленился избавиться от отрезанных пальцев; глупая ошибка. Нет, роковая. Неужели он верил, что если ничего не нашли в первый раз, то не найдут никогда, и что никто не вернется, чтобы провести более тщательные поиски, которые только что предпринял Риян? Или спешка заставила его потерять осторожность? Боялся ли он вернуться сюда, или его наконец подвела собственная наглость? Риян думал о перепуганном бедняге, который нашел тело Клеве. Теперь он понимал, почему никто не поспешил сообщить об этом. Кому хотелось быть обвиненным в убийстве и расчленении тела «Гонца Солнца»? Как золотое кольцо попало к Сьонед? Эта тайна мучила юношу, пока он прятал простыни в седельные сумки. Возможно, кто-то отправился разыскивать Клеве, когда до него дошли какие-то слухи, или увидел остальные кольца, снятые с его пальцев, чтобы продать. Это не имело большого значения, и Риян велел себе не испытывать терпение Богини. Богиня сама присматривает за своими фарадимами; он обязан был в это верить. Имела значение только страшная улика, которая была надежно укрыта в кожаных сумках.

Он вернулся в дом и еще раз вымыл лицо и дрожащие руки. Наступили сумерки; должно быть, Чиана и Халиан с нетерпением ждали его возвращения. Он пустил лошадь галопом. Стук копыт и прохладный вечерний воздух развеяли страх и добавили решимости его гневу. Он увидит, как Масуля казнят за это, а вместе с ним и Киле. Они убили «Гонца Солнца». Он надеялся, что Андраде изберет для них казнь не менее жестокую, чем учиненное этой парой преступление. Халиан и Чиана уехали без него. Риян пожал плечами, ничуть не беспокоясь о том, какому наказанию подвергнет его принц за пренебрежение своими обязанностями. Юноша оставался во дворце ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы опорожнить две большие чаши вина, а затем поскакал в лагерь. Он не стал останавливаться у светло-зеленых палаток Луговины, а поехал прямо к шатру верховного принца.

Не сказав ни слова, Риян прошел мимо Таллаина. Он поклонился и бросил мрачный взгляд на своего отца и Рохана, который тут же умолк, как только на его стол легли седельные сумки.

– Доказательство, – коротко бросил он.

Оствель открыл кожаные сумки и затаил дыхание. Когда перед Роханом разложили их содержимое, принц не промолвил ни слова. Он долго изучал улики, а потом посмотрел Рияну в глаза.

Тому понадобилось лишь несколько минут, чтобы рассказать о приключившемся днем. Оствель выглядел убитым, но в глазах Рохана медленно разгорался такой гнев, который способен был все сокрушить на своем пути.

– У одного из них хранится кольцо Клеве, – закончил Риян. – Я в этом уверен. Догадываюсь, что это было пятое, золотое кольцо, которое носится на большом пальце. Кольцо полного «Гонца Солнца».

– Для Киле слишком велико, – пробормотал Рохан. – Но Масулю в самый раз. Да.

– Если он посмеет надеть его, то окажется у нас в руках.

– Возможно. Возможно. – Рохан сложил простыни и снова поместил свертки в седельные сумки. – Твой отец рассказал мне остальное. Но сейчас я, твой принц, должен отдать тебе приказ, которому тебе будет трудно подчиниться, потому что ты «Гонец Солнца». – Он поглядел Рияну прямо в глаза. – Ничего не говори об этом Андраде. Ни слова.

Риян не колебался ни секунды.

– Я был вашим слугой со дня рождения. Светлые брови слегка изогнулись.

– Что, ни малейших угрызений совести? Андраде это не понравится. Ты ведь не только мой слуга, но отчасти и ее.

– Мой принц, все, что у меня есть, принадлежит вам, – со скромным достоинством ответил Риян. Рохан задумчиво кивнул.

– Ты оказываешь мне честь, Риян. Возьми с собой Таллаина и возвращайся в лагерь Клуты. Если кто-нибудь спросит пусть он скажет, что как только ты вернулся в лагерь, я послал за тобой. Это избавит тебя от необходимости объясняться с Халианом. Что же касается твоего отсутствия днем…

– Я отчитываюсь перед принцем Клутой, милорд, а не перед Халианом.

– Я понял. Но если возникнут какие-нибудь трудности, дай мне знать.

– Да, милорд. – Он поклонился, шагнул к пологу, но затем остановился и обернулся. – Я прошу вас об одолжении. Вы можете пообещать, что они будут умирать долго?

У Оствеля в горле застрял какой-то негромкий звук. Но Рохан просто кивнул.

– Да, Риян. И Масуль, и Киле будут умирать очень долго.

– Спасибо, милорд. – Полностью удовлетворенный, Риян поклонился снова, доверяя своему принцу так же безоговорочно, как доверял отцу, и вышел.

Оствель поднял седельные сумки и прижал их к груди.

– Вы знаете, какое наказание следует за убийство фарадима?

– Да. Но не сейчас. Только после того, как будут отвергнуты его требования. Оствель, до тех пор у меня связаны руки. – Он стиснул кулаки с такой силой, словно сжимал горло Масуля. – О Богиня, – прошептал он, – с каким наслаждением я убил бы его сию минуту! – Тут он поднял глаза. – За Рияном нужно следить в оба. Если Масуль что-нибудь заподозрит, его песенка спета. У тебя есть друзья среди «Гонцов Солнца», приехавших вместе с Андраде?

Оствель кивнул.

– Я попрошу их о личном одолжении, и Андраде ничего не заподозрит.

– Хорошо. Отныне все пойдет так, как нужно нам, мой друг. Не для того мы зашли так далеко и сделали так много, чтобы видеть, как все это разрушается у нас на глазах.

Оствель слегка поклонился.

– Я никогда не верил в такую возможность, мой принц, – тихо сказал он.

Когда он ушел, забрав с собой седельные сумки, Рохан пробормотал:

– Мне бы толику твоей уверенности, мой друг…

ГЛАВА 19

В недалеком прошлом принцесса Аласен была мастерицей прятаться от любого, кого приставлял к ней отец. Если уж ей удавалось перехитрить всех даже в родном замке Новая Рития, то спрятаться в толпе, тянувшейся на скачки, было проще простого. Затесавшись в середину, Аласен стала обыкновенной молодой девушкой, облаченной в простое платье, и узнать ее мог бы лишь тот, кто обратил бы внимание на серебряную фляжку – герб ее отца, украшавший прикрепленный к поясу кошелек из тонкой кожи.

Над местами, предназначенными для принцев, натягивали тент из зеленого шелка; трибуны быстро заполнялись. Толпа рассыпалась, каждый поспешил выбрать себе место получше, но Аласен продолжала идти к загонам, где молодые люди, которым предстояло посвящение в рыцари, до начала скачек должны были демонстрировать свое искусство владеть лошадью.

Она нашла место у самых перил, положила локти на окрашенное дерево и принялась следить. Оруженосец ее отца, Сорин из крепости Радзин, привел на травянистую лужайку четырнадцать знатных юношей на прекрасных лошадях. Молодые люди сделали паузу, приветствуя собравшихся здесь друзей, знакомых и родственников. Затем они стали объезжать огороженное пространство, меняя аллюры и направления движения с помощью подававшихся скакунам невидимых команд, срезая диагонали и выписывая замысловатые узоры, но при этом сохраняя идеальный строй. Сорин скакал на одной из лошадей своего отца – изящной серой в яблоках кобыле с черной гривой и хвостом; Аласен подумала о том, есть ли шанс убедить отца купить для нее это животное, и решила, что такой шанс есть. Волог был в прекрасном настроении, несмотря на скандал с появлением Масуля, и особенно подействовали на него приватные беседы с верховным принцем. Кроме того, он был доволен, что дочь подружилась с «кузиной Сьонед». Так что уговорить его купить кобылу было вполне возможно, и совсем не обязательно в качестве свадебного подарка.

Аласен не питала иллюзий насчет того, зачем отец взял ее в этом году в Виз. Уже два года в Новую Ритию прибывали молодые люди, жаждавшие с ней познакомиться. Пожалуй, для принцессы она слишком долго ходила в девушках, но это было понятно: Аласен была младшим и любимым ребенком Волога, и отец хотел как можно дольше держать ее при себе. Однако этой осенью ей должно было исполниться двадцать три года; настала пора выходить замуж. Раз она отвергла всех молодых людей, которые приезжали на остров Кирст, Волог решил, что остальных дочь увидит на Риалле. Но отец ждал, что уж здесь-то Аласен выберет себе мужа, и она знала это.

Затем в центр загона выехал сам Сорин и принялся совершать сложные вольты, курбеты и высокие прыжки, призванные не столько продемонстрировать искусство всадника, сколько показать будущим покупателям все достоинства лошади. Под перилами, неподалеку от Аласен, стоял лорд Чейналь, опытным взглядом замечая каждый нюанс устроенного сыном зрелища. Многие всадники, которым предстояло принимать участие в сегодняшних скачках, ехали на его лошадях; остальные принадлежали Колии, лорду Реки Кадар, его единственному серьезному сопернику в коннозаводстве. Поколения лордов Радзинских и Кадарских наслаждались этим дружеским соперничеством, безбожно насмехаясь и глумясь над лошадьми друг друга и радостно предвкушая встречу на новой Риалле.

Аласен похлопала искусству Сорина и помахала юноше, когда тот проезжал мимо, чтобы получить приз. Он улыбнулся и подмигнул ей. Пожалуй, Сорин был самым красивым из всех знакомых ей молодых людей – высокий, стройный, чертами напоминавший точеное лицо отца. И всадником он был тоже лучшим. Аласен относилась к нему с гордостью старшей сестры, но для обоих было облегчением, что их дружба не была затронута Огнем. Их родители пару раз обсуждали возможность свадьбы, но из этого ничего не вышло. Они с Сорином весело смеялись в ответ на каждое такое предложение. Он был бы прекрасным мужем любой женщине, но не ей. Несмотря на свои двадцать лет и множество рыцарских достоинств, Сорин все еще оставался кем-то вроде игривого жеребенка с вечно сбитыми коленками и поцарапанным носом. Аласен была слегка удивлена, увидев его повзрослевшим и уверенным в себе.

Внезапно она вспомнила, что у Сорина есть брат-близнец Андри, отказавшийся от обычной карьеры знатного юноши ради того, чтобы стать «Гонцом Солнца». Интересно, каким стал этот юноша? Серьезность целей должна была отложить отпечаток на его внешность. Аласен подумала и решила, что жизнерадостность и чувство юмора, которые она так ценила в Сорине, за годы пребывания в Крепости Богини у Андри должны были исчезнуть.

Настала очередь других молодых людей, и взгляд Аласен приковала к себе великолепная гнедая радзинской породы, на которой ехал юноша, носивший светло-зеленые цвета Луговины. Оруженосец заставил кобылу танцевальным шагом обойти весь загон, и зрители задохнулись от удовольствия, когда лошадь сменила направление движения с изяществом птичьего пера, подхваченного летним ветерком. Юноша был среднего роста, темные волосы говорили о том, что предки его происходили из горного Фирона, и тягаться с Сорином красотой ему явно не приходилось. Но когда оруженосец проезжал мимо, одного его взгляда хватило, чтобы Аласен, полностью переменила это мнение. Опушенные длинными черными ресницами, его широко расставленные бархатно-карие глаза с бронзовыми точечками смело глядели из-под прямых, густых темных бровей. Эти поразительные глаза делали его лицо не просто приятным, но почти прекрасным. Оказавшись прямо перед Аласен, он натянул поводья; юноша не шевельнулся в седле, но кобыла внезапно поднялась на дыбы, сгруппировалась, опустилась на передние ноги и лягнула задними. Это было движение боевого коня, точное и смертельное, и толпа взорвалась аплодисментами.

– Отлично проделано! – восхищенно воскликнула Аласен.

– Вы находите? – прозвучал за ее плечом низкий мужской голос.

– О да, – ответила она, не оборачиваясь, очарованная мастерством молодого всадника. – Просто великолепно!

– Вы не знаете, кто это? Он носит цвета Луговины, но каждый оруженосец всегда выступает в цветах своего лорда. У него есть собственные цвета – голубой и коричневый цвет Скайбоула. Его имя Риян, и он мой сын.

Тут Аласен всмотрелась в приятное, улыбающееся лицо. Лоб и нос у них были фамильными, и Аласен поняла, что зрелости сын будет таким же видным мужчиной, как и его отец. Но глаза у них были совершенно разные: те, что смотрели на нее сейчас, были серыми, в тон обильной седине, пробивавшейся в пышных русых волосах.

– Так, значит, вы лорд Оствель, – сказала она, возвращая ему улыбку.

– Он самый. Благодарю за похвалу в адрес моего сына. Отцовская гордость это одно, но услышать комплимент от юной леди… – Он насмешливо развел руками. – А вы, должно быть, принцесса Аласен Кирстская. – Как вы догадались? Я нарочно надела свое самое старое и простое платье и попыталась ничем не выделяться среди толпы! – Она звонко рассмеялась.

– Едва ли это удалось бы вам, миледи. Узнал же я вас очень просто: я был знаком с вашей матерью, а вы очень похожи на нее. Но окончательно подтвердили мою догадку зеленые глаза. Они точно того же цвета, что у принца Давви, а разрез у них такой же, как у принцессы Сьонед.

– В самом деле? Я знаю, что похожа на мать, но неужели вы думаете, что у меня есть хоть немного сходства с верховной принцессой?

– Кажется, это вам льстит. Но могу сказать одно: быть похожей на самое себя тоже очень неплохо. Посмотрите, какое сильное впечатление вы произвели на вон того молодого человека. – Он кивком указал на стоявшего рядом с лордом Чейналем юношу, который не сводил с нее голубых глаз. – Он предпочитает смотреть на вас вместо того, чтобы наблюдать за выступлением родного брата.

– Родного брата? – недоуменно переспросила Аласен.

– Сорина. Ваш юный воздыхатель – это Андри Радзинский, будущий лорд Крепости Богини.

Забыв о достоинстве, с которым должна была держать себя взрослая женщина двадцати двух зим, она уставилась на юношу. Так вот он, близнец Сорина!

– Кажется, они не слишком похожи, не так ли, милорд?

– Когда-то их было невозможно отличить друг от друга. Но в последние годы они росли врозь и сильно изменились. – Голос Оствеля внезапно стал абсолютно бесстрастным, и Аласен испуганно подняла глаза. Заметив это Оствель снова улыбнулся. – Но я отвлекаю вас от окончания зрелища. Они собираются галопом скакать навстречу друг другу. Конечно, эта безумная мысль принадлежит Сорину. Надеюсь, что Риян не опозорится и не вывалится из седла.

– Сомневаюсь, что с ним хоть раз случилось нечто подобное с тех пор, как вы посадили его на пони, – фыркнула она.

Всадники построились в шеренгу, а затем разделились пополам. Молодые люди рысью разъехались на противоположные края лужайки, развернулись на месте и по сигналу Сорина поскакали навстречу друг другу со скоростью, которая должна была уничтожить их. Однако каким-то чудом они умудрились не столкнуться, проскочили в интервалы между лошадьми и снова выстроились в шеренгу, наслаждаясь устроенной толпой овацией.

– Замечательно… – пробормотал лорд Оствель. – Только не передавайте сыну мои слова, – попросил он.

– Но он заслуживает вашей похвалы, милорд. Если не считать Сорина, он здесь лучший всадник. Из груди Оствеля вырвался смешок.

– Не поощряйте отцовскую гордость, миледи! Лучше скажите, что вы думаете о кобыле, на которой он выступает?

– Как боевой скакун, она великолепна. Но как простая верховая… – Девушка покачала головой. – Эта лошадь захиреет, если ей не дадут каждый день скакать бешеным галопом.

– Согласен. Она слишком нервная. Нужно будет подарить Рияну настоящего рыцарского коня. А какая лошадь понравилась вам больше остальных?

Она запнулась, но предпочла ответить честно:

– Конечно, серая Сорина.

Лорд Оствель тяжело вздохнул.

– Этого я и боялся… Я снова согласен с вами. Но Чейн потребует за нее половину моего годового дохода и не согласится уступить даже ради старой дружбы!

Толпа зашевелилась, направляясь на трибуны, чтобы полюбоваться первым заездом, и Аласен прижали к перилам. Оствель поддержал ее.

– Все в порядке, – заверила она. – Но думаю, что надо переждать, пока не схлынет толпа.

– Не надо ждать. Если позволите, я провожу вас. Вы не хотите поздравить Сорина?

– О да, пожалуйста!

Вместе они прошли туда, где стоял лорд Чейналь, окруженный своими сыновьями и Рияном. Оствель взъерошил темные волосы сына, как будто тот был десятилетним мальчиком, а не без двух дней рыцарем; Риян перенес это спокойно, улыбнулся, и в его глазах замерцали золотые и бронзовые искорки. Аласен была представлена и заметила, что Риян не чета Сорину – помимо только что подтвержденной искушенности в рыцарских искусствах он обладал галантностью, вполне достаточной для того, чтобы не вспыхнуть от смущения при виде хорошенькой девушки. Риян поклонился, любезно улыбнулся, и снова Аласен увидела в нем черты Оствеля.

Ее вниманием тут же завладел Сорин, потребовавший своей доли похвал. Аласен засмеялась.

– А что ты такого сделал? Просто сидел! В таком огромном седле я и сама бы усидела!

Разобиженный Сорин обернулся к отцу.

– Позвольте поблагодарить вас, милорд, что вы избавили нас от сестер! Андри, это та самая девушка, о которой я тебе рассказывал, и которая вот уже восемь лет отравляет мне существование. Принцесса Аласен Кирстская – мой брат, лорд Андри.

Аласен ожидал сюрприз. Андри очень изящно поклонился, прямо посмотрел ей в глаза и, не изменившись в лице, повторил титул и имя девушки голосом, который заставил ее вспыхнуть.

– Так вы младшенькая Волога, – сказал лорд Чейналь. – Мужчине, в замке которого хранится такое сокровище, можно только позавидовать. Видно, придется попросить у вас прощения за моего совершенно безнадежного детеныша, который за все время пребывания в Новой Ритии так и не сумел научиться хорошим манерам.

Хотя от улыбки Чейна у девушки заискрились глаза, она состроила унылую гримасу.

– В самом деле, милорд, мне очень жаль. Мы перепробовали все, но – увы… – На нее смотрели глаза такие же серые, как у лорда Оствеля, но пронизанные блеском солнечного света на лунном камне, в то время как глаза последнего больше напоминали темное серебро.

– Она имеет в виду, – пожаловался Сорин, – что в классной комнате швыряла в меня книгами. Не пытайся отпираться, Алли, ты знаешь, что это правда. У меня до сих пор остались шрамы.

– А если она хорошо целилась, то и пустая голова в придачу, – поддразнил его Андри. Лорд Чейналь застонал.

– Невоспитанный, дерзкий, капризный… Оствель, чем я заслужил такого отпрыска?

– Не иначе как в наказание за какой-нибудь смертный грех… Чейн, нам пора уйти с солнцепека. Конечно, жителям Пустыни это нипочем, но мне кажется, принцесса Аласен предпочла бы оказаться в тени.

– Неужели в Пустыне действительно стоит такая ужасная жара? – спросила она.

Лорд Чейналь улыбнулся, и Аласен увидела в лице отца еще одного взрослого сына.

– Жара там такая, что не успели бы вы вздохнуть, как на вашем прелестном носике высыпало бы сразу сорок веснушек!

– Перестань флиртовать с посторонними женщинами, или я все расскажу маме, – улыбаясь, пригрозил Сорин.

– В самом деле? – Лорд Радзинский вытянулся во весь рост. Он был выше своих сыновей всего лишь на ширину пальца, но зато далеко превосходил их развитой мускулатурой и шириной плеч. – Мальчик, я говорю красивым женщинам комплименты, потому что это мне нравится, а в тот день, когда я перестану…

– …вступит в права наследования Мааркен, – лукаво вставил Андри, – потому что без этого ты не протянешь и трех часов!

Его светлость издал вздох великомученика.

– Моя дорогая Аласен, если у вас когда-нибудь будут сыновья, то пусть они рождаются по очереди. Можно быть сытым по горло и одним сыном – Оствель и Рохан не дадут соврать. Но двойняшки – это больше, чем может вытерпеть нормальный человек… А сейчас прошу прощения, но мне надо взглянуть на своих подопечных в первом заезде. Если захотите заключить пари, то рекомендую поставить на мою вороную кобылу в пятом заезде. – Он поклонился, улыбнулся и был таков.