Текст книги "Двуликий бог. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Мэл Кайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

– Помнишь ту ночь, когда йотуны ворвались в твой чертог? – помолчав, спросила я. Конечно, он помнил, ответ на мой вопрос улавливался в глазах, слишком выразительных и говорящих, чтобы что-либо скрыть. Улыбка сползла с красивого правильного лица, ставшего серьёзным. Ища в нём нечто, в существовании которого я не была даже уверена, я не сводила с него беспокойного взгляда блестящих глаз. – Что ты почувствовал, увидев меня в их руках?

– Ярость. Всепоглощающую ярость и ненависть, – недолго думая, признался супруг, помрачнев и нахмурившись. – А ещё… – Локи поколебался, отвёл взгляд, – ревность и страх. Я понимаю, к чему ты клонишь, однако это не одно и то же.

– Верно. Потому что я не предавала тебя, – не скрывая печали, заметила я, вновь уловив взгляд внимательных золотистых глаз на своём лице. – Но помнишь то чувство, какое ты испытал, когда поверил в то, что я могу тебя предать? Сначала в первую брачную ночь, затем тогда, в саду. Помнишь эту боль?.. – прошептала я, чуть прищурившись, делая к нему шаг. – За что ты обрёк меня на неё?

– Достаточно, – прервал повелитель спокойным голосом, в котором, однако, слышалась сталь. Лицо его ожесточилось, глаза сверкнули недобрым пламенем. – Сколько ещё мне выслушивать эти пустые слова? Скажи уже, наконец, чего ты хочешь от меня!

– Я хочу… – я, как назло, запнулась, выдавая свой трепет и волнение, – хочу, чтобы ты отказался от своего права господина. Чтобы ты не касался иной женщины, кроме меня, что бы ни произошло, даже не смотрел в их сторону. Я повторю: не имеет значения, наложница или госпожа, асинья, гримтурсенка или человек, данное тобой слово будет распространяться на всех. Без уловок, лжи и недомолвок. И освободишься ты от него лишь с моей смертью. Только такая клятва, возможно, сможет примирить меня со случившимся.

– Ты понимаешь, что говоришь?.. – вкрадчиво начал Локи, понизив тон, в котором улавливались нотки гнева. Я расправила плечи, устремила на него смелый взгляд, сжала губы, уголки которых опустились. Я стояла перед ним, трепеща всем телом, каждой частичкой непокорной плоти, но не собиралась отступиться от своих слов. – Впрочем, в этом-то как раз есть моя вина, – я взметнула на него ресницы, вздрогнув от удивления. – С самого начала я слишком многое позволял тебе. Давал почти безграничную свободу, но, будто этого мало, разделил с тобой власть. Ты была единоличной хозяйкой моих владений, потому что я доверял тебе. А теперь, моя избалованная госпожа, ты и вовсе хочешь поставить меня на колени, – зло ухмыльнувшись, Локи схватил меня за подбородок, как поступал, когда был рассержен и возбуждён. Боль из-под сильных властных пальцев сдавила нижнюю половину лица. С губ сорвался неровный вздох, я прикрыла глаза. Супруг продолжал:

– Однако это тебе удастся едва ли. Позволь мне раскрыть тебе глаза: вся эта твоя надуманная обида и боль – не более чем прихоть ребёнка, привыкшего к вседозволенности. Но всему есть предел, и особенно – моему терпению. Ты ведь знаешь, что я могу сделать с тобой, не так ли? Могу ввергнуть тебя в такое унижение, что ты головы никогда больше не осмелишься поднять. Ты этого добиваешься, Сигюн? Хочешь взглянуть на крайности? – ядовитый голос господина скакал, то затихая в обманчивой нежности и сочувствии, то возвышаясь в угрозах. С губ не сходила жестокая торжествующая улыбка. Он знал, что я в его власти, что всегда была. И всё же я не собиралась сдаваться так легко. Неприкрытое пренебрежение супруга к моим чувствам заставило ярость всколыхнуться в груди.

Скривив трясущиеся губы, я выхватила кинжал из ножен на поясе, замахнулась в порыве отчаяния и, вложив одну ладонь в другую, устремила клинок в середину своего живота. Оружие неразличимой вспышкой сверкнуло между нами, рассекая воздух, и только молниеносная реакция бога огня позволила ему перехватить ведущую руку за мгновение до того, как роковое ранение стало бы неизбежным. Он сжимал моё запястье с такой силой, что его пальцы побелели от напряжения, руки мужчины при этом ходили ходуном. Я видела подобное в первый и последний раз. В бою рука Локи ни разу не дрогнула – не имело значения, сжигает ли он заживо великана или продуманным точным движением ломает шею сопернику. Но в тот миг… На бледном лице застыло выражение истинного ужаса, только через некоторое время сменившееся гневом и непониманием. Конечно, я не совершила бы такого страшного злодеяния. Никогда не посмела бы погубить несчастное дитя. Однако он об этом не знал.

Локи сдавил мне запястье до боли, что-то в нём хрустнуло, я вскрикнула и против воли разжала пальцы. Ловкий ас в ту же минуту перехватил рукоять. Именно этого я и добивалась. Сделав резкое движение вперёд, я схватила ладонью лезвие под его пальцами и сжала, что было силы. На мгновение боль ослепила меня, яркая вспышка заволокла взгляд, мешая видеть. Я не испугалась и продолжала судорожно сжимать клинок. По запястью и предплечью текла кровь, алая, как последние лучи закатного солнца. Мне вновь удалось ввести мужа в совершенное замешательство. Он так оторопел от моих поступков, что даже раскрыл губы, замер на месте, не пытаясь ничего предпринять, остановить или помешать мне.

– Смотри, как ранит надуманная по твоему мнению боль, – прошептала я, чтобы не выдать неподвластную дрожь в голосе. – Смотри, как ты ранил меня, – и, преодолевая мучительную резкую боль, я сжала раненую ладонь ещё сильнее. Рука немела, но пока подчинялась мне. Меня трясло, на глазах выступили слёзы, а я всё глядела ему в самую душу сквозь расширившиеся от удивления карие глаза. – Я вложила в твою ладонь не кинжал, а своё доверие. Ты должен был защищать меня, но решил предать и смертельно ранить. Какое ты сумеешь придумать унижение страшнее, чем делить аса, которого с первых дней я любила так, что жизнь свою положила к его ногам, с другими?..

– Хватит, – одними губами прошептал он, не в силах отвести от меня поражённого взгляда. – Хватит, – повторил уже твёрже, но не повышая голоса, хотя по-прежнему сжимал рукоять кинжала и не предпринимал никаких попыток освободить меня от кровавого испытания. Не знаю, впал ли он в кратковременное беспамятство, или мои страдания доставляли ему наслаждение, однако пытка длилась ещё несколько долгих минут, и ни один из нас не решался прервать её. Я теряла кровь.

– Так что если ты намерен и дальше делить постель с другими женщинами, то лучше сразу убей меня. Убей прямо сейчас! – шептала я, словно одержимая, давясь всхлипами, ощущая, как слабеют руки и даже ноги. – Потому что я не в силах больше жить с этой болью. Встречать с ней каждый рассвет. Если мои чувства хоть немного трогают тебя, то пощади меня и убей своей рукой…

– Лекаря сюда! – опомнившись, крикнул Локи. Несколько раз моргнув, точно очнулся от наваждения, он снова обратил на меня взгляд суровых глаз, затем с трудом отпустил рукоять кинжала – казалось, руки у него онемели, подобно моим – и принудил меня разжать похолодевшие пальцы. Клинок выпал из израненной ладони. Не растерявшись, повелитель скинул с плеч рубашку и крепко перетянул мою кисть. И без того алая ткань пошла тёмными пятнами и разводами. Прижав к себе руки, я дрожала, словно очутилась в морозных лесах Йотунхейма. Бог огня смотрел на меня с нескрываемым осуждением. – Если не думаешь о себе, глупая девчонка, то хоть о ребёнке бы подумала, – с потаённой злобой выдохнул он, и я поняла: он не сжалится, не пощадит меня. Моя любовь и прочие чувства действительно больше не трогают его. Это осознание оглушило меня, оказалось таким мучительным, что слёзы опять навернулись на ресницы, но уже не от телесной боли. Взгляд беспощадных глаз отравленным остриём вонзился в моё сердце, поразив страданием и беспомощностью.

– Может быть, я не хочу этого ребёнка?.. – обуреваемая обидой и страстями произнесла я. Локи замер. В тот момент он смотрел на двери, точно намеревался подогнать прислугу, однако на звук неосторожных слов, сорвавшихся с моих побелевших губ, обернулся – медленно и зловеще. Мне бы стоило увидеть в том жесте предостережение, однако буйный поток невысказанных чувств и разочарований уже нёс меня вперёд, то и дело заставляя захлебнуться вспыльчивостью, протаскивая по острым порогам мстительного гнева. – Ты не ослышался, – я угадывала по поражённому взгляду мужчины, что он переспрашивал, проверял, не подвёл ли его чуткий слух. – Возможно, отпрыску такого жестокого самолюбивого гордеца не место на земле?

Мёртвую тишину разорвал приглушённый вздох, однако принадлежал он отнюдь не Локи. Мы не заметили в пылу ссоры, как в покои неслышно вошла Хельга. Лекарь дожидалась, пока к ней обратятся с приказом, не решаясь встревать в разговор господ, и, очевидно, до неё дошли мои последние слова. Женщина побледнела, точно ощутила дыхание смерти, и смотрела на меня во все глаза, полные ужаса и непонимания. Её взгляд заставил меня смутиться. Бог огня лениво обернулся, из-за плеча взглянул на лекаря и тут же забыл о её существовании. Выпрямился, посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. Крепкое тело трясло от ярости, бледное лицо пока ещё сохраняло выражение гордой ледяной сдержанности, однако в глазах уже плясали отголоски зловещего пламени, а концы рыжих волос начали раскаляться и плавиться, бросая на плечи тёплые отсветы. Я ощутила, как затряслись руки, спрятала их за спину, насколько могла.

– Ты родишь этого ребёнка, даже если это будет последнее, что ты сделаешь в своей никчёмной жизни, – процедил он с пугающим спокойствием, которое, однако, осталось только в голосе. Локи был в бешенстве, и я как будто бы стояла перед огромной могучей волной, которая вот-вот обрушится на меня и уничтожит. И мне стало страшно. Мне стало так страшно, что я едва устояла на ногах, отказавшихся подчиняться. Локи схватил меня за ткань платья на груди и сильным движением рванул на себя, когда я была наиболее уязвима. Я вскрикнула и закрыла лицо дрожащими ладонями, дыхание перехватило. – Смотри в глаза, когда господин говорит с тобой! – двуликий бог тряхнул меня, вынудив убрать руки от лица, нерешительно поднять на него блестящие от зарождавшихся слёз глаза. Я не узнавала его лицо, перекошенное гневом, и губы, искажённые ненавистью и презрением. – А затем я вышвырну тебя из золотого чертога, и ты больше никогда не увидишь своих детей!

Словно в подтверждение, Локи оттолкнул меня прочь. Я сделала пару неловких шагов назад и упала бы, если бы верная Хельга не поспешила вперёд и не подхватила меня под руки. Во всех смыслах пылая от исступлённого негодования так, что от него едва ли не сыпались искры, яростный ас бросился прочь. Я провожала широкие обнажённые плечи бездумным взглядом, и ещё долгое время у меня перед глазами стояла красивая натруженная спина и сильные руки, сжавшиеся в кулаки. Всё то время, пока лекарь обрабатывала и перевязывала онемевшую ладонь, я не понимала, где нахожусь и что происходит. А затем заплакала. До меня дошёл смысл его последних слов.

Глава 25

Ночью того же дня меня не стало в золотом чертоге бога огня. Очевидно, судьба благоволила моему спонтанному замыслу, ничем иным я не могла объяснить то, что он окончился успехом. Тем поздним вечером ловкая Ида отослала сонных стражников, приставленных к моим покоям, по каким-то лишь ей одной известным поручениям, сославшись на недомогание госпожи, что позволило нам выскользнуть из покоев незамеченными. Внизу, у главных дверей, на помощь пришёл Варди, отвлёкший воинов шумом и устроенной им мелкой суматохой.

По сей день не знаю, что толкнуло сообразительного и осторожного воина на предательство, убедило принять мою сторону, рискуя своей головой. Пусть Рагна и обмолвилась, что слуге не дозволено иметь собственную волю, Варди подобным запретом открыто пренебрегал. У него на всё был свой взгляд и своё мнение, и он придерживался, казалось, только своих личных принципов. Я уже долгое время подозревала, что, хоть молодой человек и рождён слугой, в нём текла смешанная кровь. После всего произошедшего я убедилась в своих догадках и утешалась только тем, что, исходя из возраста Варди, это произошло задолго до моего появления в пламенных палатах. Впрочем, возраст в Асгарде бывал обманчивым.

Так или иначе, под покровом ночи мы с Идой покинули владения Локи и ещё до первых проблесков рассвета стояли на пороге прекрасного белокаменного дворца Бальдра. Я подняла было кулак, чтобы постучать в центральные двери, и не сумела… Руки не слушались меня. Сглотнув, я с тоской обернулась в направлении, откуда явилась, взглянула в ту сторону, где располагался золотой чертог моего супруга. Как я была счастлива в его стенах, счастлива, несмотря ни на что! Закрыв лицо ладонями, я сомкнула веки, вдохнула через нос и задумалась. Страх злобным маленьким зверьком грыз меня изнутри. Я боялась остаться в чертоге бога обмана и так же боялась вступить в чертог бога света, хотя когда-то оба они были мне родными.

Я вздрогнула, ощутив прикосновение к своему плечу, и хотя оно было нежным и тёплым, сердце взвилось к горлу, заставило меня резко обернуться. Ида смотрела на меня взглядом, полным понимания и сочувствия, на губах служанки играла робкая ободряющая улыбка. Девушка молчала, но мы обе и не нуждались в словах. Моя добрая Ида, теперь только она одна у меня и осталась! Подруга знала, как я сомневалась, как нелегко далось мне принятое решение. Я не чувствовала уверенности в том, что не совершаю роковую ошибку, однако я делала это ради ребёнка, которого носила под сердцем. Я не могла позволить, чтобы нас разлучили. Никому, даже его отцу. Ида обратила ко мне взор, спрашивающий дозволения, и я, поколебавшись, кивнула. Девушка постучала в двери.

Стоило появившимся на пороге стражникам раскрыть глаза и узнать меня, как в чертогах Бальдра поднялась страшная суета, которой я вовсе не желала и которой, увы, не могла противостоять. О моём прибытии немедленно сообщили отцу, а нас проводили в общий каминный зал и обогрели у огня. Принесли мёд, разбавленный водой, и остатки вечерней трапезы. Я решилась пригубить кубок, потому что дрожала всем телом – не столько от прохладного ночного ветра, сколько от собственных переживаний. Лёгкий напиток приятно согрел горло, тягучим теплом и сладостью разлился в груди, затем в животе, и я почувствовала себя лучше. Правда, съесть что-либо так и не смогла, но зато накормила верную служанку. К тому моменту, когда в зале появился бог света, мы обе, по крайней мере, перестали трястись и обрели способность к связной речи.

К чести Бальдра должна признать, что он не позволил себе ни единого упрёка, ни единой насмешки, ни единого лишнего вопроса или бестактности, хотя, без сомнения, был очень удивлён. Прежде всего, отец стремительно приблизился ко мне и заключил в свои объятия, прижал к груди. От него пахло полевыми цветами и травами – точно так же, как в детстве, и в тёплых надёжных руках доброго аса я вдруг ощутила себя такой маленькой и беспомощной, что разрыдалась. Я стояла, уткнувшись носом в его грудь, а любящий прародитель гладил меня по волосам, обнимал вздрагивающие плечи, как будто не было долгих лет разлуки, сомнений и разногласий, будто я никогда и не покидала отчий дом. Я радовалась уже тому, что моё неожиданное ночное появление не разбудило и не побеспокоило Нанну. Меньше всего мне хотелось, чтобы ранимая и слабая сердцем мать увидела меня такой.

Я не рассказала Бальдру всего, да и как я могла? Если быть честной с собой, я вообще открыла отцу крайне мало, упомянув лишь, что Локи не в себе, и я боюсь, как бы он не причинил вред мне или нашему нерождённому ребёнку, оттого и прошу у бога света защиты и покровительства. И опять Бальдр проявил чуткость, доброту и смирение, не обронил и слова о Локи, хотя я понимала, что наступил момент, о котором он предупреждал меня и которого, должно быть, ждал много лет. Думаю, сердце верховного бога должно было возликовать, однако вид несчастной и напуганной дочери тотчас свёл на нет неуместное торжество. Я нуждалась в отце, однако и под его кровом не обрела покоя. Сердце разрывалось и обливалось кровью. Голова раскалывалась. Сомнения сводили с ума.

Столько самых разных мыслей теснилось в моей несчастной глупой голове. Я думала о том, в какую ярость ввергнет бога лукавства моё исчезновение, и что эта разрушительная ярость, скорее всего, прольётся не только на меня, но и на семью Бальдра. Опасалась, что мой необдуманный поступок может вновь разжечь непримиримую вражду между отцом и мужем, однако что мне оставалось делать в той безвыходной ситуации, в какую загнал меня беспощадный нрав Локи? Смириться и подчиниться? Пожертвовать своим ребёнком, не говоря уже о себе самой? Я пострадала бы в любом случае. Асы, которых я любила, пострадали бы в любом случае. И я выбрала единственный возможный вариант, позволявший сохранить моё долгожданное дитя. Я убеждала себя, что заслужила это.

Однако на душе не становилось легче. Зверь сомнений и угрызения совести вопрошали меня снова и снова, имела ли я право так поступить со своим мужем и господином? Даже если отбросить его чувства, как он отбросил мои, смела ли я растоптать достоинство повелителя? Смела ли я присвоить ребёнка, который принадлежал ему так же, как и мне, если не больше? Я не могла простить, но должна ли была уподобляться худшим качествам каверзного аса и мстить, провоцируя их как в нём, так и в себе? Точно ли у меня не осталось выбора, или, может, я должна была простить супруга? Стало бы моё прощение в таком случае унизительным проявлением слабости и бесхарактерности или, напротив, истинной силы и великодушия? Я не знала. У меня не находилось ответов на эти страшные, бередящие разум и сердце вопросы. И оттого я продолжала жить с ними каждый свой новый день.

Я засыпала с подобными невысказанными терзаниями в свою первую ночь в чертоге Бальдра и просыпалась с ними, будто и не спала вовсе. Они преследовали меня каждую минуту: когда я умывалась и переодевалась, когда спускалась к утренней трапезе, приветствовала поражённую мать и знакомых слуг. Я ни на миг не могла от них скрыться, и думала, что лишусь рассудка, хотя прошла едва ли половина дня, как я покинула палаты законного супруга. Сердце подсказывало, что, вопреки всему, моё место вовсе не здесь. Разум твердил, однако, что и там мне не следовало оставаться. Где же мне должно было находиться на самом деле?.. Противоречия разрывали меня на части.

И вот случилось то, чего я боялась, перед чем трепетала, зная, сколь неотвратим этот момент. Локи вошёл в чертоги Бальдра. К моему удивлению, он был один, без сопровождения, без стражи, даже без кольчуги, лишь на поясе неизменно покачивался длинный меч, а чуть в стороне от него – лёгкий кинжал. Никаких иных принадлежностей или украшений, волосы чуть взлохмаченной копной спадали на плечи, свободная белая рубашка обнажала часть груди – казалось, он явился в чертог своего врага почти в таком же виде, как поднялся с постели. На лице – полное пренебрежение к воинам бога света, окружившим его и провожавшим к хозяину, а в сияющих карих глазах ни ненависти, ни ярости, а только разочарование.

Я наблюдала за ним с верхнего яруса, всем телом вжавшись в бок Нанны. Мать обнимала меня, ненавязчиво поглаживая по талии. По правую руку от неё замерли две покорные служанки, по левую от меня – молчаливая и сосредоточенная Ида. Мы трое замерли от напряжения, в едином взволнованном порыве не решались вздохнуть. Я не могла вытравить с бледного лица горькую усмешку: всё повторялось – в другом месте, в другое время и при других обстоятельствах, однако я вновь видела любимых мной мужчин друг против друга и вновь по моей вине. Бальдр опустил пальцы на рукоять, спустился к незваному гостю. В бессознательном движении владельца чертога не было необходимости: Локи по-прежнему оставался в окружении и не проявлял никаких признаков враждебности или агрессии. Руки гостя даже не касались оружия.

– Здравствуй, светлый Бальдр, – сдержанным тоном поприветствовал благодушного аса бог огня, остановившись посреди зала. Отец взмахнул рукой, и стражники расступились, отошли назад, однако не расслабились, не выпустили мечи. Локи искоса взглянул на них и тут же забыл, вскинул голову, полный гордости и величия, позволил губам растянуться в холодной, но всё же вежливой улыбке. – До чего переменчива жизнь! Как ты там говорил мне в прошлый раз? Я здесь, чтобы забрать Сигюн в свой чертог!

Я вздрогнула и по движению матери, крепче прижавшей трепещущую дочь к груди, поняла, что она ощутила моё смятение. Я взглянула на неё печальным ищущим взглядом. Меня взволновали даже не столько слова мужа, сколько сокрушённый тон – горькая насмешка, обращённая не на Бальдра, а больше на самого себя. Я вдруг осознала с пронзительной ясностью, какому унижению подвергла надменного аса, вынудив его явиться в чертог отца с той же самой целью. И вопреки всему, Локи не терял своего лица перед окружением сына Одина.

– Здравствуй, огненный Локи, – чуть более высокомерно, чем следовало бы, отозвался отец, улыбнувшись в ответ. В тот час преимущество выступало на его стороне, а потому улыбка бога весны показалась мне куда более искренней и естественной. – Так и есть, – понизив голос, согласился он, – судьба любому воздаст по заслугам. Я мог бы продолжить этот нелепый фарс и предложить тебе попробовать, злокозненный бог, однако позволь мне быть с тобой прямым и честным: я не отдам тебе свою дочь, покуда она просит о моей заботе и защите.

– Вот как?.. – вкрадчиво переспросил лукавый ас, плавным развязным жестом высвобождая сталь из ножен. Однако стоило клинку сверкнуть в лучах солнца, как ряды стражников сомкнулись вокруг него, и одному мечу вторили десятки. – Ну да, я мог бы догадаться, что после случившегося ты не осмелишься снова выйти против меня один на один, – Локи залился презрительным смехом. Я знала, что в нём не было и крупицы искренности, однако Бальдр нахмурился, крепче сжал рукоять меча. Слова каверзного бога обмана задели и обидели его. Воздав глаза к небу, я молила провидение, чтобы отец проявил благоразумие и не поддался на коварную провокацию лучшего из манипуляторов и лжецов. – Однако я пришёл не для того, чтобы развлекаться с тобой. Мы оба знаем, что закон Асгарда на моей стороне. Со дня свадьбы твоя дочь принадлежит мне. Не говоря уже о ребёнке, которого она носит.

– Сигюн – не твоя вещь, – сквозь зубы процедил Бальдр, не сводя глаз с двуликого бога, поигрывавшего мечом с самым непринуждённым видом. – Дочь – свободная асинья и вправе принимать решения. Вплоть до развода. А я не сомневаюсь, что весомая причина у неё найдётся, – теперь пришла очередь Локи скривить выразительные губы. Его взгляд, до того пожиравший отца, взметнулся к моему лицу, словно всё это время он точно знал, что я присутствовала при их разговоре, и где в тот момент находилась. Эти глаза, полные оскорблённой гордости и разочарования, вырвали воздух из груди. Они задавали мне один единственный вопрос. Но я не могла на него ответить. – Если хочешь вынести это дело на суд всего Асгарда – воля твоя. Однако Сигюн останется здесь до тех пор, пока сама не пожелает покинуть пределы моего чертога. Или же пока совет верховных богов не вынудит меня выдать её тебе.

Локи помолчал. Крепче сжал клинок, глядя, как лучи Соль скользят по блестящей поверхности, стиснул зубы. Руки непредсказуемого аса дрожали, и в резкости жестов я угадывала нетерпение. Я знала, что бурная кровь зовёт полувеликана в бой, тянет перебить стражников отца, однако разум подсказывает, что перевес сил не на его стороне. Поколебавшись несколько минут, бог огня, наконец, выдохнул и вложил лезвие в ножны. И, хотя воины Бальдра опустили мечи, сердце защемило, ведь это именно я обрекла мужа на такое унижение. Я должна была злорадствовать, получить удовольствие от того, что он оказался на моём месте, а я, глупая, ему сопереживала. Просто разглядела в глазах пламенного аса нечто такое, чего там прежде не было. Нечто, вызывавшее сочувствие.

– Будь по-твоему, Бальдр, – сжав губы, с досадой и злостью выдавил из себя гордый ас. Глаза его сверкнули, и я вздрогнула снова, узнав этот зловещий изумрудный отблеск. Словно что-то почувствовав, Нанна вздрогнула вместе со мною. – Упивайся своим превосходством, пока можешь. Скоро и ему, и тебе придёт конец, уж ты мне поверь, – и Локи разразился громким надменным смехом, которого я никогда не слышала и не узнавала, потому что он принадлежал… Не ему. Порыв леденящего ветра ворвался в чертог отца, взметнул волосы и одежды, ударил в лицо. Осознавая, что тем тёплым солнечным утром ему неоткуда было взяться, я похолодела ещё сильнее. В дуновениях воздуха расслышала знакомый шёпот, который перекрыл звучный властный голос, совершенно мне чуждый:

– Проклятие ляжет на твои плечи, бог света! Больше тебе не стоять на моём пути. Судьбы мира с недавних пор открыты мне, и тебя ждёт бесславный конец. Попомни мои слова: дни твои сочтены! – колдовские горящие глаза Локи, голос, слишком низкий и зловещий даже для него, буйствовавшие в палатах бога весны холодные ветра подняли страшный беспорядок. Нанна судорожно вздохнула и лишилась чувств – наученные горьким опытом расторопные служанки подхватили ослабевшую госпожу. Бальдр побледнел, затем покраснел и что-то выкрикнул, сопровождая приказ резким жестом. Стражники бросились на бога огня, только-только приходившего в себя после зловещего наваждения. Я вскрикнула и подбежала к заграждению, выглянула вниз.

Осознавая, что не успевает вытянуть меч из ножен, да и тот бесполезен против значительного числа нападавших, Локи выкинул руки в стороны, и тотчас две мощных огненных волны разошлись от него в противоположных направлениях, раскидывая стражников с пути. Я уже с ужасом представляла себе десятки искалеченных и обожжённых мёртвых тел, характерный запах закопчённого мяса и отчаянные стоны тех, кому не посчастливилось погибнуть в первые минуты, однако, к моему большому удивлению, оглушённые воины постепенно поднимались на ноги – один за другим. Бог огня пощадил их, использовал свою страшную силу для защиты, однако не тронул ни одного из тех, кто участвовал в подлом нападении многих на одного.

Бальдр стоял, раскрыв рот в немом крике, словно пришибленный, и не решался повторить приказ. Да и если бы сумел, едва ли кто-то из перепуганных стражников осмелился бы снова пойти против могущественного пламенного бога. Они отступали, склонившись и согнувшись, будто рабы. Локи не удостоил взглядом ни их, ни отца. Внимательные глаза, всё ещё тронутые колдовской властью Гулльвейг, смотрели на меня, пронзали насквозь. Я коснулась холодными кончиками пальцев ключицы, раскрыла дрогнувшие губы, однако не решилась что-либо предпринять. Всё это длилось не более пары минут, затем лукавый ас направился прочь. Я провожала супруга взглядом, начиная осознавать, что вовсе не численный перевес в рядах противника остановил его.

Остаток дня прошёл в угнетённом безмолвии. Поражённой страшным предсказанием Локи матери нездоровилось, и она почти не выходила из своей опочивальни. Бальдр ходил мрачный, задумчивый, молчаливый. Тени легли на светлое волевое лицо, состарили на несколько лет, и я догадалась, что каверзному асу и сущности, говорившей его губами, удалось заронить недобрые предчувствия и сомнения в открытое сердце отца. Как я ни старалась успокоить и утешить отца, всё казалось напрасным: бог света кивал, однако не слышал меня, погружённый в свои невесёлые думы. Ида дрожала и не отходила от меня ни на шаг, словно теперь она нуждалась во мне больше, чем я в ней. Я же ощущала слабость и подавленность, испытывала чувство вины. Я боялась представить, что это именно я принесла печаль и тоску в оба чертога.

Словами не передать, какое я испытала счастье, когда во дворец прискакал Нарви. Сын ворвался в палаты прародителя, словно яркий луч солнца, выбившийся из-под завесы хмурых грозовых облаков, и привнёс в них жизнь и надежду. Наследнику бога огня, в отличие от яростного отца, в чертоге Бальдра всегда были рады. Спокойный, открытый и рассудительный молодой человек вызывал гордость и симпатию у бога весны, нежную привязанность у чуткой супруги, восторженный трепет у стражников и слуг. Едва прознав о слабости Нанны, внимательный ас поспешил навестить её, приласкать и успокоить, и вскоре они оба спустились к вечерней трапезе, где уже скучали Бальдр, его глупая дочь с заробевшей служанкой и ещё несколько приближённых.

Всё то время, что мы провели в столовом зале, я не сомневалась в истинной причине прихода сына, однако воспитанный и вежливый юноша весь вечер беседовал с Бальдром и Нанной обо всём на свете, кроме действительно важных вещей, улыбался, кивал, соглашался и, в конце концов, решил остаться на ночь, поддавшись слёзным уговорам своей любящей прародительницы. Я любовалась им. Глядя на сына, я забывала свои печали и понимала, что всё пережитое было не зря. Я обожала Нарви, как когда-то обожала и его отца. Как, возможно, продолжала обожать где-то глубоко внутри себя, заперев на замок то чувство, которое и смерть, вероятно, не сможет вытравить из меня. Миновала вечность, прежде чем мы разошлись по покоям, и я, наконец, сумела остаться с Нарви наедине.

– Госпожа моя, – с неизбывной нежностью в голосе произнёс он, припадая щекой к моим протянутым ладоням. Я улыбнулась, высвободила одну из них и прошлась ласковыми прикосновениями по курчавым рыжим волосам, едва достававшим до плеч. – Я волновался за тебя! Как ты себя чувствуешь? – вместо ответа я заключила сына в объятия, прижала к трепещущей груди, хотя уже сама могла прижиматься к нему. Нарви вырос в высокого статного юношу. Он ещё не вошёл в полную силу, как отец, однако благодаря излюбленным боям и охоте, был мускулист и поджар, ни на миг не терял формы. Я с улыбкой замечала, что молоденькие служанки, недавно прибывшие в чертог повелителя, вздыхали по нему, заливались румянцем и опускали ресницы, когда юный господин проходил мимо, а его уход сопровождали глупым смущённым хихиканьем, свойственным их возрасту.

– Я в порядке, Нарви. Родители окружают меня заботой и вниманием. А теперь ты пришёл, и моё сердце ликует от радости, – я поцеловала сына в лоб и позволила высвободиться из объятий, после чего опустила ладони на его плечи. Склонив голову набок, я любовалась им всё с той же рассеянной и мечтательной улыбкой на губах. Глядя на юношу, я вспоминала свою беспечную молодость, волнующие восторги первой любви, таинство несмелых откровенных прикосновений. Ему ещё предстояло познать всё это в полной мере, в то время как для меня счастье закончилось. Осталось ли в моей жизни хоть что-то, что имело значение, кроме несчастного затравленного ребёнка внутри?