Текст книги "Дрожь"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Глава 25
Сэм
37 °F
Мы не бросились бежать обратно к дому. Перейти на бег значило признать нечто такое, с чем я не готов был иметь дело у нее на глазах, – собственную суть. Вместо этого мы двинулись вперед гигантскими шагами, не разбирая дороги, так что палая листва и сучья затрещали под ногами, а наше собственное шумное дыхание заглушало все остальные звуки наступающего вечера. Холодный воздух забирался ко мне за шиворот, все тело покрылось гусиной кожей.
Если не выпускать ее руку, все будет хорошо.
Любой неверный поворот неминуемо увел бы нас далеко от дома, но я не мог заставить себя сосредоточиться на окружающей местности. Перед глазами у меня вспыхивали и гасли картины человеческих тел, превращающихся в волчьи, – за годы, проведенные в стае, я видел сотни таких превращений. Воспоминание о первом разе, когда я стал свидетелем превращения Бека, пламенело в моей памяти, куда более яркое и живое, чем багровеющий за деревьями закат. Я помнил безжизненный белый свет, льющийся в окна гостиной в доме Бека, и то, как тряслись его плечи, в то время как он сидел, вжавшись в диван.
Я стоял перед ним и смотрел на него с высоты своего небольшого роста, лишившись дара речи.
«Уведите его! – закричал Бек в направлении коридора, хотя глаза у него были полузакрыты. – Ульрик, забери Сэма!»
Пальцы Ульрика больно впились мне в локоть, как сейчас впивались в запястье пальцы Грейс; она тащила меня через лес обратно туда, откуда мы пришли. За деревьями притаилась ночь, только и ждущая, чтобы завладеть нами, непроглядная и ледяная. Но Грейс не сводила глаз с солнца, неумолимо клонящегося за горизонт на краю леса, и упрямо тянула меня вслед за ним.
Его сияющий ореол почти ослеплял меня, превращал деревья в темные силуэты, и внезапно я снова стал семилетним мальчишкой. В памяти так живо, совсем как наяву возник узор из звездочек на моем старом покрывале, что у меня подкосились ноги. Я цеплялся за плотную ткань, а она мялась и рвалась у меня в пальцах.
«Мама! – срывающимся голосом позвал я. – Мама, меня сейчас вырвет!»
Я корчился на полу в ворохе одеял, криках и рвоте, содрогаясь и хватаясь за пол в попытках уцепиться за что-то, когда в дверном проеме возник знакомый силуэт матери. Я вскинул на нее глаза, прижимаясь щекой к полу, и попытался позвать ее по имени, но не смог выдавить ни звука.
Она упала на колени и смотрела, как я превращаюсь в волка.
– Ну наконец-то, – вздохнула Грейс, выдирая меня обратно в окружающую нас реальность леса. Она запыхалась, как будто мы бежали. – Пришли.
Я не мог допустить, чтобы Грейс увидела мое превращение. Я не мог превратиться в волка.
Я проследил за взглядом Грейс и увидел, как из ледяной вечерней синевы выступило теплое красно-бурое пятно – дом Бека.
Вот теперь я побежал.
В двух шагах от машины все мои надежды обогреться в «бронко» разбились в прах в тот самый миг, когда Грейс тщетно дернула запертую дверцу. Ключи, болтавшиеся в замке зажигания, заколыхались от ее рывка. Лицо Грейс исказилось от бессильной досады.
– Придется идти в дом, – сказала она.
К счастью, можно было обойтись без взлома. Бек всегда оставлял запасной ключ за косяком задней двери. Я пытался не думать о ключах, болтающихся в замке зажигания; если бы мы не захлопнули их в машине, я уже был бы в тепле. Трясущимися руками я вытащил запасной ключ из тайника и попытался вставить его в замок. Меня уже начинало ломать.
«Живее, идиот. Живее».
Меня неудержимо трясло.
Грейс осторожно забрала у меня ключ, не выказывая никаких признаков страха, хотя она не могла не понимать, что происходит. Одной теплой рукой она накрыла мои, ледяные и трясущиеся, а другой вставила ключ в замочную скважину и повернула его.
«Господи, только бы было электричество. Только бы работало отопление».
Держа за локоть, она втолкнула меня в темную кухню. Холод упрямо не желал отступать; казалось, каждая клеточка моего тела промерзла насквозь. У меня начало сводить мышцы, и я, сгорбившись, закрыл лицо ладонями.
– Нет, – сказала Грейс ровным и твердым тоном, как будто отвечала на какой-то незначительный вопрос. – Нет, идем.
Она оттеснила меня от двери и закрыла ее. Затем рука Грейс скользнула вдоль стены, нашаривая выключатель, и – о чудо! – лампа над головой загорелась резким люминесцентным светом. Грейс снова потянула меня за руку, увлекая прочь от двери, но я был не в силах сдвинуться с места. Мне хотелось сжаться в комочек и плюнуть на все.
– Я не могу, Грейс. Не могу.
Я не уверен, что произнес эти слова вслух, но даже если они и прозвучали, она не слушала. Вместо этого она усадила меня на пол, прямо на вентиляционное отверстие, и, стащив с себя куртку, укутала меня в нее с головой. Потом присела передо мной на корточки и прижала к себе мои холодные руки.
Я содрогнулся и сцепил зубы, чтобы не стучали, силясь сосредоточиться на ней, цепляясь за свою человеческую суть, за остатки тепла. Она что-то говорила, но я ее не понимал. Она говорила слишком громко. Вообще все было слишком громко. В кухне чем-то пахло. Грейс была так близко, что ее запах оглушал меня. Он причинял боль. Все вокруг причиняло боль. Я заскулил, совсем тихо.
Она вскочила и выбежала в коридор, по пути щелкая всеми выключателями, а потом исчезла. Я застонал и обхватил голову руками.
«Нет, нет, нет, нет».
Я вообще перестал понимать, с чем бороться. С болью? С дрожью?
Она вернулась. Руки у нее были мокрые. Она сжала мои запястья, и губы у нее зашевелились, зажурчала непонятная речь. Эти звуки предназначались не для моих ушей. Я уставился на нее.
И снова она потянула меня куда-то; она была сильнее, чем я думал. Ей удалось поднять меня на ноги; я оказался на удивление высоким. Меня так колотило, что ее куртка свалилась на пол. В грудь мне ударил холодный воздух, и на меня накатила новая волна дрожи, так что я едва не рухнул на колени.
Девчонка поудобней перехватила мои запястья и потащила за собой, что-то беспрерывно твердя. Голос был негромкий и успокаивающий, но за его обманчивой мягкостью чувствовалась сталь. Она втолкнула меня в какое-то помещение, из которого пыхало жаром.
Боже, нет. Нет. Только не это. Я забился, пытаясь вырваться из ее рук, но взгляд мой был прикован к дальней стенке этого маленького помещения, облицованного кафелем. Там, точно разверстая могила, белела ванна. От воды валил пар, исходило призывное тепло, но каждая клеточка моего тела противилась этому.
– Сэм, не вырывайся! Прости. Прости, я не знаю, что еще делать.
Не сводя глаз с ванны, я уцепился за край двери.
– Пожалуйста, – прошептал я.
В моих воспоминаниях чьи-то руки уложили меня в ванну, они пахли детством и уютом, объятиями и чистым бельем, да вообще всем, что я когда-либо знал. Они толкнули меня в воду. Вода была теплая, температуры моего тела. Голоса хором начали отсчет. Моего имени даже не прозвучало. Вот тебе. Вот тебе. Вот тебе. Вот тебе. Удары оставляли в моей коже дыру за дырой, выпуская наружу то, что было скрыто внутри. Тонкие алые струйки просочились в воду, окрашивая ее. Я забился, крича и захлебываясь. Они молчали. Женщина топила меня и плакала; ее слезы капали в воду. «Я Сэм, – твердил я им, вскидывая лицо над красной водой. – Я Сэм. Сэм. Я...»
– Сэм!
Девчонка оторвала меня от двери и толкнула к ванне; я споткнулся и потерял равновесие. Я пытался удержаться на ногах, но она снова пихнула меня, и я, ударившись головой о стену, полетел в исходящую паром воду.
Я лежал неподвижно, я погружался в воду, она колыхалась над моим лицом, обжигала кожу, разливая по телу нестерпимый жар, поглощая сотрясавшую меня дрожь. Грейс бережно приподняла мою голову над водой, обхватила ее обеими руками, одной ногой стоя в ванне рядом со мной. Она промокла до нитки и вся дрожала.
– Сэм, – сказала она. – Господи, прости меня, пожалуйста. Прости. Пожалуйста, прости. Я не знала, что делать. Пожалуйста, извини меня. Прости.
Меня продолжало колотить, я мертвой хваткой вцепился в край ванны. Мне нужно было выбраться. Мне нужно было, чтобы она обнимала меня, потому что лишь в ее объятиях я чувствовал себя в безопасности. Я хотел забыть кровь, струящуюся из порезов у меня на запястьях.
– Выпусти меня, – прошептал я. – Пожалуйста, выпусти.
– Ты согрелся?
Я не мог ответить. Я истекал кровью. Я стиснул кулаки и прижал их к груди. Каждое колыхание воды вокруг запястий отзывалось во мне новой волной дрожи. Лицо Грейс исказилось от боли.
– Я пойду поищу термостат и включу отопление. Сэм, тебе придется остаться здесь, пока я не принесу полотенца. Прости, пожалуйста.
Я закрыл глаза.
Целую вечность я лежал в воде, держа лицо над самой поверхностью и не в силах шелохнуться, пока не пришла Грейс со стопкой разномастных полотенец в руках. Она наклонилась и протянула руку куда-то мимо меня; за головой у меня что-то булькнуло и зажурчало. Я почувствовал, как утекаю в трубу в водовороте красной воды.
– Я не смогу вытащить тебя, если ты не будешь помогать. Пожалуйста, Сэм.
Она уставилась на меня, как будто ждала с моей стороны каких-то действий. Вода утекала из-под меня, из-под моих запястий, плеч, спины, пока я не остался лежать в опустевшей ванне. Грейс накрыла меня полотенцем, оно было очень теплое, как будто она каким-то образом его нагрела. Потом она взяла меня за располосованное запястье и тихо произнесла:
– Все, можешь вылезать.
Я смотрел на нее, не мигая, лежа в ванне с поджатыми коленями, точно гигантский кузнечик.
Она протянула руку и пальцем провела по моей брови.
– У тебя правда очень красивые глаза.
– Они у нас остаются, – сказал я.
Грейс вздрогнула от неожиданности при звуке моего голоса.
– Что?
– Это единственное, что остается у нас из прошлой жизни. Глаза не изменяются. – Я разжал кулаки. – Я родился с такими глазами. Я родился для такой жизни.
Точно не слыша горечи в моем голосе, Грейс отозвалась:
– В общем, они у тебя очень красивые. Красивые и печальные. – Она потянулась и сжала мои пальцы, глядя мне в глаза, удерживая мой взгляд. – Как ты думаешь, сможешь подняться?
Я смог. Глядя в ее карие глаза и не видя больше ничего вокруг, я выбрался на пол, и она вывела меня из ванной обратно в мою жизнь.
Глава 26
Грейс
35 °F
Мысли у меня разбредались в разные стороны. Я стояла в кухне и таращилась на шкафчики, увешанные фотографиями улыбающихся людей – членов стаи в человеческом обличье. В обычных обстоятельствах я принялась бы разглядывать их, чтобы найти Сэма, но перед глазами у меня стояло его скрюченное тело в ванне, в ушах звучал полный ужаса голос. Воспоминание о том, как его колотило в лесу, пока я не сообразила, что с ним происходит, снова и снова всплывало в моем перевозбужденном мозгу.
Кастрюля. Банка с консервированным супом. Хлеб из морозильника. Ложки. Кухню в доме Бека определенно обустраивал человек, не понаслышке знакомый с особенностями жизни оборотней; она битком была набита банками консервов и продуктами длительного хранения. Я выставила на стол все необходимое, чтобы соорудить нам что-нибудь перекусить, и заставила себя сосредоточиться на том, что нужно было сделать.
Сэм сидел в соседней комнате на диване, укрытый одеялом, а его одежда крутилась в стиральной машине. Мои джинсы тоже вполне можно было выжимать, но они могли подождать. Я включила плиту, чтобы подогреть суп, и попыталась сконцентрировать внимание на гладких черных выключателях и блестящей алюминиевой поверхности.
Но вместо этого стала вспоминать, как Сэм корчился на полу, его пустые глаза и животное поскуливание, когда он понял, что теряет себя.
Руки у меня, когда я переливала суп из банки в кастрюлю, тряслись.
Это было невыносимо.
Нужно было держаться.
Какое у него было лицо, когда я затолкала его в ванну, точно так же, наверное, как его родители...
Нет, я не могла об этом думать. Открыв холодильник, я с удивлением увидела там галлон молока, первый скоропортящийся продукт, обнаруженный в этом доме. Оно было здесь настолько не к месту, что я как-то встряхнулась. Срок годности истек всего три недели назад, так что я вылила зловонную жижу в раковину и принялась обследовать холодильник на предмет других признаков чьего-то недавнего присутствия.
Когда я вошла в комнату с тарелкой супа и тостом для Сэма, он все так же сидел на диване. Вид у него был еще более удрученный, чем обычно.
– Ты, наверное, думаешь, что я полный псих.
Я с ногами забралась в клетчатое кресло напротив и обеими руками обхватила тарелку с супом, чтобы согреться. В комнате до сих пор было промозгло.
– Прости меня, пожалуйста.
Сэм покачал головой.
– Ты не могла поступить по-другому. Это я... я не должен был так позорно срываться.
Я поморщилась, вспомнив, как он с грохотом ударился головой о стенку и судорожно пытался ухватиться за воздух, чтобы не упасть в ванну.
– Ты сделала все правильно, – сказал Сэм и, не сводя с меня глаз, отщипнул кусочек тоста. Он задумался, как будто хотел еще что-то сказать, потом повторил: – Ты сделала все правильно. Ты...
Он запнулся, взглянул на меня, сидящую в кресле, и от этого стало еще более заметным пустое пространство на диване рядом с ним.
– Я вовсе тебя не боюсь! – сказала я. – Ты решил, что я боюсь, да? Я просто хотела, чтобы ты поел без помех.
Вообще-то в любое другое время я с удовольствием забралась бы к нему под одеяло, тем более что он казался таким теплым и притягательным в старом спортивном костюме, который нашелся в его комнате. Но сейчас мне хотелось – просто необходимо было – собраться с мыслями, а сидя у него под боком, я вряд ли смогла бы это сделать.
Сэм с явным облегчением улыбнулся.
– Очень вкусно.
– Спасибо.
На самом деле суп был совсем не такой уж вкусный, скорее безвкусный, к тому же отдавал жестью, но я так проголодалась, что мне было все равно. И потом, еда помогала заглушить воспоминания о Сэме, скорчившемся в ванне.
– Расскажи мне еще про передачу образов, – попросила я. Мне хотелось, чтобы он не умолкал, хотелось слышать его человеческий голос.
Сэм сглотнул.
– Про что?
– Ну, ты говорил, что показал мне тот лес, когда был волком. И что волки таким образом общаются друг с другом. Расскажи мне об этом побольше. Я хочу понять, как это происходит.
Сэм наклонился, чтобы поставить тарелку на пол, а когда распрямился снова, вид у него был усталый.
– Это не совсем то, что ты думаешь.
– Я ничего такого не думаю, – возразила я. – Что я должна думать?
– Это вовсе не сверхъестественная способность, – ответил он. – Скорее утешительный приз. – Я молча смотрела на него, и он добавил: – Это единственный способ, при помощи которого мы можем общаться друг с другом. Мы не помним слов. А даже если бы и помнили, то не могли бы их произнести. Так что нам остается лишь передавать друг другу простые образы. Картинки. Открытки с другой стороны.
– А можешь передать мне что-нибудь сейчас?
Сэм сгорбился, кутаясь в одеяло.
– Сейчас я даже не помню, как это делается. Пока я – это я. Я делаю это только в волчьем обличье. Сейчас-то мне зачем это нужно? Есть слова. Я могу сказать все, что хочу.
На языке у меня вертелось: «Одних слов недостаточно», но одна мысль об этом вызвала у меня непонятную боль. Поэтому я сказала:
– Но я же не была волком, когда ты показал мне лес. Значит, волки могут общаться с остальными членами стаи, когда те находятся в человеческом обличье?
Сэм взглянул на меня из-под нависших век.
– Не знаю. Я больше ни с кем не пытался так общаться. Только с волками. Зачем мне это? – повторил он.
В голосе его слышались горечь и усталость. Я поставила тарелку на столик и плюхнулась на диван рядом с ним. Он приподнял одеяло, чтобы я могла устроиться у него под боком, и закрыл глаза, прижавшись лбом к моему лбу. Мы долго сидели так, потом он снова открыл глаза.
– Я просто хотел показать тебе путь домой, – произнес он негромко. Его теплое дыхание долетало до моих губ. – Я хотел, чтобы ты обязательно нашла меня, когда превратишься в волчицу.
Я легонько коснулась пальцами треугольника обнаженной кожи в вырезе его свободной фуфайки.
– Я тебя и нашла, – дрогнувшим голосом ответила я.
В ванной запищала сушилка; в пустом доме этот звук человеческой деятельности прозвучал до странности неуместно.
– Пойду вытащу мою одежду.
Он открыл рот, как будто собирался сказать что-то еще, но вместо этого густо покраснел.
– Твоя одежда никуда не денется, – возразила я.
– Мы тоже никуда отсюда не денемся, если не взломаем твою машину, – напомнил Сэм. – И чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Тем более что делать это придется тебе. Я столько времени на холоде не выдержу.
Я неохотно отодвинулась, и он поднялся, завернувшись в одеяло, точно какой-то первобытный вождь. Одеяло не скрывало очертаний его широких плеч, и я вспомнила, какой гладкой была на ощупь его кожа под моими пальцами. Он перехватил мой взгляд и на миг замер, прежде чем скрыться в темном коридоре.
Внутри у меня что-то болезненно защемило.
Какое-то время я сидела на диване, борясь с желанием отправиться за Сэмом в ванную, пока в конце концов верх не взял здравый смысл. Я отнесла тарелки на кухню, потом вернулась в гостиную и принялась рассматривать разнообразные мелочи на каминной полке. Мне хотелось понять оборотня, которого Сэм называл Беком, владельца этого дома. Того, кто вырастил Сэма.
Гостиная, как и весь дом снаружи, казалась уютной и обжитой. Здесь царствовали шотландская клетка и насыщенные красные тона с вкраплениями темного дерева. Одну стену практически целиком занимали высокие окна, и комнатой без спроса завладели предзимние сумерки. Я отвернулась от окон и взглянула на снимок на полке: улыбающиеся лица смотрели в камеру. Мне почему-то вспомнилась фотография, где были сняты мы с Рейчел и Оливией, и я почувствовала мимолетную боль, но потом постаралась сосредоточиться на людях с этой фотографии. Среди шести фигур мои глаза немедленно отыскали Сэма. На снимке он был помладше и загорелый. Рядом с ним стояла какая-то девушка, видимо его ровесница, с пепельными волосами до плеч. Она единственная не улыбалась. Ее взгляд был устремлен на Сэма, и взгляд этот был таким пылким, что у меня оборвалось сердце.
Что-то невесомо коснулось моей шеи, и я резко обернулась, готовая защищаться. Сэм со смехом отскочил от меня и вскинул руки над головой:
– Тише ты!
Я проглотила рвущийся из горла рык, чувствуя себя дура дурой, и потерла покрытую мурашками кожу на шее в том месте, где он поцеловал меня.
– Нельзя так бесшумно подкрадываться! – Я кивнула на снимок, злясь про себя на безымянную девицу рядом с ним. – Кто это такая?
Сэм опустил руки, подошел ко мне вплотную и обнял за талию. Его одежда пахла чистотой и стиральным порошком, от кожи исходил еле уловимый запах волка, в которого он недавно едва не превратился.
– Шелби.
Он склонил голову и прижался щекой к моей щеке.
– Симпатичная, – небрежно обронила я.
Сэм издал негромкий звериный рык, от которого внутри у меня все сжалось от желания, и коснулся губами моей шеи. Я не поняла, можно считать это поцелуем или нет.
– А знаешь, вы с ней встречались.
Чтобы сделать следующий вывод, не нужно было быть семи пядей во лбу.
– Белая волчица! Почему она так на тебя смотрит? – спросила я без обиняков, потому что хотела это знать.
– Ох, Грейс, – сказал Сэм, оторвавшись от моей шеи. – Я не знаю. Она... не знаю. Она думает, что влюблена в меня. Ну хочется ей быть в меня влюбленной.
– Почему? – спросила я.
Он издал негромкий смешок, в котором не было ни капли веселья.
– Ну и вопросы ты задаешь. Я не знаю. Думаю, до того, как она попала в стаю, жизнь у нее была не сахар. Ей нравится быть волчицей. Нравится чувство принадлежности. Мне кажется, она видит, как мы с Беком относимся друг к другу, и думает, что если она будет со мной, то станет в стае своей еще больше.
– Тебя вполне можно любить и за то, какой ты есть, – возразила я и почувствовала, как он напрягся.
– Но она любит меня не за то, какой я. Это... одержимость.
– Я тоже одержима, – заявила я.
Сэм глубоко вздохнул и отстранился.
Я засопела.
– Ну вот. Не обязательно было отодвигаться.
– Я пытаюсь быть джентльменом.
Я отклонилась назад и прижалась к нему спиной, улыбнувшись при виде его встревоженного лица.
– Можешь не стараться так усердно.
Он тихо ахнул, на миг замер, а потом осторожно поцеловал меня в шею, чуть пониже уха. Я развернулась в кольце его рук, чтобы поцеловать в губы, по-прежнему трогательно робкие.
– Я думала про холодильник, – прошептала я.
Сэм чуть отстранился, но из моих объятий выбираться не стал.
– Про холодильник?
– Да. Я думала о том, что ты не знал, обесточен дом на зиму или нет. Хотя он не был обесточен.
Сэм нахмурился, и я пальцем разгладила складку у него между бровями.
– Так кто платит за электричество? Бек? – Сэм кивнул, и я продолжила: – В холодильнике стояло молоко, Сэм. Оно было куплено всего несколько недель назад. Здесь кто-то жил. И совсем недавно.
Сэм расцепил руки, и его печальные глаза стали еще печальнее. Он посмотрел на меня с непонятным выражением; его лицо было точно книга на неизвестном мне языке.
– Сэм, – сказала я, пытаясь вернуть его.
Но он точно заледенел.
– Надо отвезти тебя домой. Твои родители будут волноваться.
Я засмеялась, отрывисто и невесело.
– Как же. Дождешься от них. Что случилось?
– Ничего. – Для убедительности Сэм покачал головой, хотя был явно расстроен. – Ну, то есть ничего страшного. Просто денек выдался не из легких, вот и все. Я просто... просто устал, наверное.
У него и в самом деле был усталый вид, в глазах застыло мрачное выражение. Наверное, это были последствия его превращения, вернее, почти превращения, или, может, мне не стоило заговаривать про Шелби и Бека.
– Тогда ты едешь ко мне.
Он отрицательно мотнул головой.
– Прекрати, – рассердилась я. – Я до сих пор боюсь, что ты исчезнешь.
– Никуда я не исчезну.
Я невольно вспомнила, как он корчился на полу в коридоре и негромко поскуливал, силясь остаться человеком, и немедленно пожалела об этом.
– Ты не можешь этого обещать. Я никуда не поеду. Только если ты поедешь со мной.
Сэм негромко застонал. Его ладони коснулись моей обнаженной спины под футболкой, и по коже у меня вслед за его пальцами побежали мурашки.
– Не искушай меня.
Я ничего не сказала, просто стояла и смотрела на него.
Он уткнулся лицом мне в плечо и снова застонал.
– До чего же трудно в твоем присутствии держать себя в руках. – Он отстранился от меня. – Не знаю, стоит ли мне оставаться с тобой. Тебе ведь всего... всего семнадцать.
– А ты у нас такой взрослый, – неожиданно ощетинилась я.
– Мне восемнадцать, – сказал он с таким выражением, как будто это обстоятельство было достойно сожаления. – Я, по крайней мере, совершеннолетний.
Я даже засмеялась, хотя смешного в этом ничего не было. Щеки у меня пылали, сердце отчаянно колотилось.
– Ты шутишь?
– Грейс, – сказал он, и мое сердце замедлило свой бешеный стук. Сэм взял меня за руку. – Я просто хочу, чтобы все было правильно, понимаешь? Другого шанса сделать все правильно с тобой у меня не будет.
Я посмотрела на него. В комнате было тихо, лишь ветер бросал в окна палые листья. Мне очень хотелось видеть, как выглядело сейчас мое лицо, запрокинутое к Сэму. Смотрела ли я на него таким же пылким взглядом, как Шелби на той фотографии? С такой же одержимостью?
К окнам подступала ледяная ночь, угроза, которая сегодня внезапно стала реальной. И дело было не в желании. Дело было в страхе.
– Пожалуйста, поедем домой, – попросила я.
Не знаю, что бы я делала, если бы он сказал «нет». Мысль о том, что завтра я вернусь и обнаружу его превратившимся в волка, была невыносима.
Должно быть, Сэм прочел это в моих глазах, потому что молча кивнул и взял отмычку.
