Текст книги "Не бойся любви"
Автор книги: Мэгги Осборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Нет, сэр, я не стану забираться в постель к мужчине, если в комнате находится ребенок, – заявила она строго, как супруга проповедника, и разве что с легким намеком на сожаление.
– Ты что, принимаешь меня за ничтожного ублюдка? – Дженни не могла видеть, как полыхают негодованием его глаза, но вполне могла себе это представить и едва не расхохоталась, а Тай продолжал: – В этой постели ничего такого не произойдет, я всего только поцелую и немного приласкаю тебя. Иди же ко мне.
Соблазн победил. Сопротивление было недолгим.
– Ладно… И я тоже не прочь немного подымить этой сигарой.
Отодвинувшись от Грасиелы, Дженни осторожно слезла с кровати и подошла на цыпочках к другой. Подобрав подол новой белой ночной рубашки, забралась в постель к Таю.
– Дай мне одну подушку.
– Нет, они мне обе нужны. Ты лучше прижмись ко мне.
Он разогнул руку, и Дженни устроилась возле него, положив голову ему на плечо. Это было на удивление приятно.
– Ты такой горячий, словно посидел у печки, – прошептала она, но не отодвинулась от его жара, а протянула руку и, вынув сигару у него изо рта, затянулась ею и медленно выпустила дым из легких.
– Ах-х, это просто восхитительно. Весь день мечтала покурить.
После того как она затянулась еще раз, Тай отобрал у нее сигару и погасил в пепельнице на столике между кроватями.
– Почему ты не достала сигару из седельной сумки?
– Я просто… видишь ли, я… не была уверена, когда вы с Грасиелой вернетесь. Я не курю при ней. Это подает дурной пример.
Дженни не в состоянии была определить, насколько членораздельно она выражает свои мысли, потому что думала она только о том, что рука Тая находится очень близко к ее груди.
– Значит, вот ты какая, – сказал Тай посмеиваясь. – Снаружи тверда, как яичная скорлупа, а внутри мягкая, как желток.
– Ты собираешься всю ночь нести чепуху или мы все-таки поцелуемся? – Когда он снова засмеялся, зарывшись лицом в ее волосы, Дженни вздрогнула от предвкушения. – Ты только потише. Мы же не хотим разбудить Грасиелу?
– Поцелуи – вещь не слишком шумная. – Тай соскользнул ниже вместе с подушкой, и голова его оказалась рядом с головой Дженни. Он погладил ей лицо, потом ласково положил большой палец ей на губы. – Знаешь, чем бы хотелось сейчас заняться?
– Мы не можем, – ответила она пересохшими губами.
Сердце билось так сильно, что Дженни почти не могла дышать, а все тело горело огнем. Тай придвинулся ближе – не настолько, чтобы причинить ей боль, но все же достаточно близко, чтобы она ощутила, как он возбужден.
Он поцеловал ее в уголок губ, коснувшись горячей рукой ее шеи.
– Я хотел бы стащить с тебя ночную рубашку и пройтись языком по всему твоему телу, – пробормотал он.
– Господи! – Дженни, отпрянув, уставилась на него. Она в жизни не слышала о подобных вещах. Мысль о том, как кто-то лижет ее тело, могла бы показаться неприятной… но не показалась. Ни в малейшей степени. И если бы она уже не лежала, то, наверное бы, упала, как тогда, когда Тай впервые коснулся ее груди.
Тай поцеловал ей веки, а рукой легонько, очень нежно дотронулся до груди.
– Я хотел бы поцеловать тебя здесь. – Он слегка прижал сквозь рубашку сосок. – И здесь. – Рука его опустилась на живот ниже повязки.
Задыхаясь, Дженни вздрагивала от каждого его прикосновения, от этих необычных эротических телодвижений, о которых прежде не имела представления.
– И здесь.
– Здесь? – Дженни в изумлении широко раскрыла глаза. – Ты хотел бы поцеловать… там?
Его рука легла на самое интимное, потаенное место, обжигая Дженни сквозь тонкую ткань рубашки. Тай тихо-тихо засмеялся.
– Именно там. Дай твою руку. Я покажу тебе, что делает со мной одна только мысль об этом поцелуе.
Она знала, что он собирается сделать, но не возражала. Позволила взять себя за руку и положила ее Таю между ног, туда, где они соединялись.
– Господи! – снова пробормотала Дженни, ощутив под пальцами отвердевший член.
Тай застонал, и она отдернула руку, но он поймал ее и вернул на то же место. Сначала очень робко, потом все с большим любопытством и уверенностью движений она испытывала его мужскую силу.
К своему удивлению, она обнаружила, что может создавать целую симфонию баритональных стонов и низких, полных муки шепотов. Она продолжала ласкать его, и тело Тая выгибалось и содрогалось. Она продолжала ласкать его, а он целовал ее так, что губы у нее горели.
Он обладал силой, которая зажигала в ней страсть, и нежностью, которая вынудила ее опуститься на колени. Но и она обладала силой. Это поразило ее.
– Перестань, – умолял он ее хриплым шепотом. – Перестань хоть на минуту. Это мучение.
– Мне нравится тебя мучить, – зашептала она, покрывая его лицо поцелуями и поддразнивая вызывающими движениями бедер.
Стон вырвался из его груди.
– Я должен был знать, что ты скоро научишься, – сказал он и, распахнув ворот ее ночной рубашки, нашел губами и языком ее грудь.
– Я тебе покажу, что такое настоящее мучение.
Когда Дженни перед рассветом вернулась к себе в постель, губы у нее были распухшие, а груди болели, и она решила, что Тай выполнил свое обещание,
Никогда в жизни она не испытывала ничего, хотя бы отдаленно похожего на подобную страсть и желание. Он вел ее от вспышки к вспышке не чем иным, как только движениями рук и словами, сказанными на ухо. И она открыла, что может делать то же самое для него.
Укладываясь в постель рядом с Грасиелой, Дженни посмотрела на нее с некоторой обидой и недовольством. Если бы Грасиелы не было здесь… Впрочем, не будь здесь Грасиелы, не было бы и Тая.
– Тай! – шепотом окликнула она.
– М-м-м?
– До этой ночи я никогда… – Она никак не могла найти верные слова и запнулась. – Тай! Я думала, что знаю… ну, понимаешь, о мужчинах и женщинах… но я, оказывается, не знала ни черта.
– Зато теперь знаешь, – негромко отозвался он и усмехнулся. – Теперь-то уж точно знаешь.
Глава 15
Не зная, разыскивают ли их в Чиуауа кузены Барранкас, Тай и Дженни по возможности избегали выходить на улицу и редко покидали номер в отеле. Дженни считала, что в процессе ее выздоровления самое неприятное – сидеть в четырех стенах. Ее доводило до бешенства нытье Грасиелы, которая то и дело приставала с вопросом, чем бы ей заняться.
Уставившись невидящими глазами в страницы романа Марка Твена, который купил для нее Тай, она только и делала, что обдумывала ситуацию с Грасиелой. Дженни вовсе не хотела быть родительницей, давала себе клятвы, что никогда ею не будет, и маялась при мысли о том, что ответственность все еще лежит на ней. Она не любила детей, никогда не любила и не верила, что когда-нибудь полюбит.
Но как она ни возмущалась, ни бунтовала внутренне, выходило так, что она превращалась в заботливую мамашу. Это удивляло ее в такой же степени, как родительские предостережения, увещевания и улещивания из мужественных уст Тая.
Если бы обстоятельства не были столь тяжелыми и беспокойными, Дженни, вполне возможно, все это казалось бы даже забавным. И она и Тай не любят детей, и ни один из них не ожидал, что придется иметь дело с ребенком. Однако пришлось, и они сражались с чисто родительскими проблемами вроде невозможности уединиться, необходимости подавать хороший пример и так далее; они спорили о том, на что способен шестилетний ребенок, а на что нет, и по временам вынуждены были призывать на помощь весь свой здравый смысл, сталкиваясь с капризами и упрямством Грасиелы.
Если бы обычные, нормальные родители попали в их теперешнюю ситуацию, стали бы они учить дитя играть в покер или двадцать одно? Дженни хотелось верить, что стали бы – даже Маргарита.
– Мне надо поднимать ставку или пасовать? – нетерпеливо спросила Грасиела, протягивая свои карты Дженни таким образом, чтобы Тай их, не дай Бог, не увидел.
Дженни вздохнула и подняла глаза от книги. Она уже десять раз перечитывала один и тот же абзац.
– Я же тебе говорила. У меня правило – не давать советов человеку, когда он ведет свою игру.
– Но я же не человек. Я ребенок. Пасовать, верно?
Дженни посмотрела в огорченные глаза Грасиелы и кивнула.
– Я не намерена говорить тебе, что делать, но… – Она наклонилась над столом и шепнула Грасиеле на ухо: – У тебя всего пара четверок. На твоем месте я бы спасовала. И больше не отвлекай меня, пожалуйста.
Грасиела бросила карты на стол с весьма удрученным видом и молча смотрела, как Тай придвигает к себе кучку спичек.
– Давай еще сыграем, – попросила она.
– Не можем, – возразил Тай, пересчитывая спички. – Скоро ужинать.
Дженни решила оставить всякие попытки читать.
– Научил бы ты ее раскладывать пасьянс, – предложила она. – У нас тогда по крайней мере были бы передышки.
– Я не хочу учиться другой игре, я хочу играть в покер, – надула губы Грасиела. – И я хочу выигрывать. Мама и тетя всегда давали мне выигрывать.
Дженни рассмеялась, и даже Тай усмехнулся.
– Можешь об этом забыть. Никто не собирается тебе поддаваться. В тот день, когда ты выиграешь банк у меня или у дяди Тая, можешь себя похвалить, потому что выиграешь по честному. А до этого пока еще далекого дня придется проигрывать, так что мирись с проигрышем. А теперь хватит болтать. Я все-таки попробую еще почитать.
– А почему бы тебе не почитать вслух, пока мы с дядей Таем сыграем еще раз?
Дженни сощурилась и вздохнула.
– Я читала тебе утром. Теперь хочу почитать для себя. В поезде я, может, буду читать тебе больше, но не сейчас. Так что умолкни.
Грасиела опустила плечи и всем своим видом давала понять, что удручена до крайности. Дженни с минуту смотрела на нее, потом захлопнула книгу.
– Поскольку ты уже расстроена, самое время напомнить тебе, что твой дядя Тай и я уходим сегодня вечером. Не хотелось бы, чтобы ты сильно огорчалась из-за этого.
Грасиела открыла рот от изумления и возмущения.
– Разве вы уходите без меня?
Тай смешал карты и убрал их в футляр.
– Я договорился с женой хозяина отеля, ты ее знаешь, это сеньора Харамильо. Она останется с тобой, пока нас не будет.
– Я ненавижу сеньору Харамильо. Она толстая, и у нее усы. Не хочу с ней оставаться ни за что на свете!
– Но останешься, – спокойно сказала Дженни. – Можешь вопить, орать и плакать сколько хочешь, но ты останешься здесь. Я тебе говорила об этом три дня назад, когда показывала свое новое платье.
– Я пойду тоже! – Грасиела сжала кулаки, из глаз у нее полились слезы. – Мы принадлежим друг другу. Мы отвечаем друг за друга. Вы должны взять меня с собой.
– Замолчи ты, ради царствия небесного! – Дженни нахмурилась при виде неуверенности на лице Тая. – Я вижу, что ты задумал, – сердито накинулась она на него. – Но ты просто сообрази, что такое взрослые люди и что такое эта маленькая соплячка. Если мы пойдем у нее на поводу, тогда она права: мы принадлежим ей. – Дженни снова повернулась к Грасиеле: – А этого быть не должно!
– Терпеть не могу, когда ты говоришь обо мне так, будто меня здесь нет!
– Грасиела, детка, – самым просительным тоном обратился к ней Тай, – сеньора Харамильо умеет играть в покер.
Дженни сразу заметила, что Грасиела хоть и не поддается, но лицо у нее оживилось. Самолюбие требовало, чтобы она изображала плохое настроение и давала понять, что ее бессовестно предали. Дженни разгадала ее хитрость и едва не расхохоталась. Пыталась ли она сама манипулировать взрослыми, когда ей было шесть, как Грасиеле? Если да, то она в свое время могла рассчитывать только на неудачу, как Грасиела сейчас.
На лице Тая было ясно написано чувство вины.
– Если я возьму тебя с собой поужинать, пока Дженни одевается, ты повеселеешь? – спросил он. Дженни округлила глаза.
– И ты еще сказал, что я как яичный желток! Полюбуйся на себя. Она обвела тебя вокруг пальца, такого маленького пальчика!
– Я возьму свою накидку, – заявила Грасиела, совершенно счастливая, и бросила на Дженни торжествующий взгляд, слезая со стула.
– Ах ты, свинюшка!
Тай рассмеялся и надел шляпу.
– Мы уйдем примерно на час. Хватит тебе времени принять ванну и одеться?
Он вымылся и переоделся раньше и теперь стоял перед ней во всей своей ошеломляющей красоте, в туго обтягивающих черных брюках и бархатной черной мексиканской курточке, надетой на белую накрахмаленную рубашку. Дженни обратила внимание на ярко-красный галстук – до этого вечера он таких не носил.
– Ты выглядишь замечательно, – тихо проговорила она, любуясь его упругими мышцами, выступающими под одеждой на плечах и на бедрах.
Легкая дрожь пробежала у нее по спине, когда она вдруг вспомнила о ночах, которые они проводили вместе всю эту неделю. Она узнала его тело, а он – ее. Он мог потрясти ее своим поцелуем или прикосновением. Она могла побудить его к этому или удержать одним только словом, сказанным шепотом. В ее глазах светилась осознавшая себя сила.
– Куда мы идем?
– Это сюрприз, – ответил он, глядя на ее губы. – Надеюсь, тебе понравится мой замысел.
Он мог бы сказать больше, но многообещающее выражение его лица было красноречивее слов. Куда бы он ни взял ее с собой, она не разочаруется.
Дженни облизнула губы и сглотнула, улыбнувшись при виде того, как Тай сжал челюсти.
– Ты по пути не глянешь на расписание поездов? Я чувствую себя совершенно здоровой и готова ехать в Техас хоть завтра. Грасиела, ты ему напомни. Идите, вам пора.
Радуясь перспективе провести вечер с Таем наедине, Дженни теперь уже посмеивалась над тем, что Тай укрощает темперамент Грасиелы лестью и подкупом, а она добивается тех же результатов строгостью и требовательностью. Малышка достаточно умна и видит их обоих насквозь.
После того как Тай с Грасиелой ушли, Дженни велела приготовить ванну, осторожно разложила свое новое платье на одной из кроватей и провела пальцами по шуршащему шелку абрикосового цвета. Еще месяц назад мозоли у нее на руках цеплялись бы за гладкую ткань. Но теперь ей не приходилось каждый день возиться с неподатливыми коробками груза, и мозоли исчезли. Вчера в поисках, чем бы заняться, она взяла у Грасиелы пилочку для ногтей и привела в порядок собственные ногти. Улыбаясь, Дженни подумала, что, наверное, ад замерз, когда она взялась за эту пилочку, и с той минуты грешники дрожат от холода, вместо того чтобы мучиться от жара адского пламени.
Грасиела не была бы Грасиелой, если бы не купила кусок мыла, пахнущего розами, и Дженни решила воспользоваться этим мылом во время купания.
Короткая стрижка имела свое преимущество: волосы быстро сохли, тем более что этому способствовал сухой воздух пустыни. Стоя голая перед комодом, Дженни гляделась в стоящее на нем небольшое зеркало и зачесывала волосы со лба назад, чтобы так они и высохли.
Потом она взялась за предмет туалета, который в свое время дала клятву не носить, – за корсет. Посмеиваясь при мысли о том, как это Тай покупал подобное интимное приспособление, она повертела корсет в руках, согнула стальные пластинки, внимательно разглядела ленточки и кружева. Приложила к себе спереди. Но даже теперь она сомневалась, сможет ли носить эту дьявольскую штучку, хотя Грасиела уверяла ее, что без корсета новое платье будет плохо на ней сидеть.
Надев наконец белье, Дженни вернулась к прическе, довольная тем, что волосы высохли так, как она их уложила. Пальцы Дженни двигались вполне уверенно: скорее подчиняясь обыкновению, нежели признавая его, она годами тайно экспериментировала с гребнем и щеткой для волос. Волосы, ее собственные волосы, были тем атрибутом женственности, который она понимала и принимала. В порыве внезапного вдохновения она прикрепила на затылке веночек из искусственных цветов, создав некую видимость пучка.
Настала очередь розовой воды, также позаимствованной из запасов Грасиелы, после чего Дженни задумалась. Не будет ли нелепо, если она попудрит щеки, плечи и грудь? Так, слегка… Прежде чем переменить намерение, она успела напудрить лицо, шею и плечи, потом посмотрелась в зеркало.
Господи, да она стала совсем другой! Пудра приглушила зarap, зачесанные назад волосы открыли широкий, благородной формы лоб. Глаза в этот вечер оказались голубыми, как сияющее весеннее небо. Увлеченная этими переменами, до которых ей прежде не было дела, Дженни отщипнула розовый лепесток с цветка из ящика на окне и потерла этим лепестком губы, глядя в зеркало.
За несколько минут до возвращения Тая и Грасиелы она осторожно облачилась в свое шелковое платье абрикосового цвета, охваченная желанием посмотреться в большое зеркало и увидеть, красиво ли ниспадают бледно-зеленые ленты завязанного сзади банта, которым отделано платье; тот же бледно-зеленый цвет повторялся спереди в рисунке изящной вышивки у ворота, такой же была и широкая лента, опоясывающая платье под грудью.
Глядя на себя, Дженни думала о бабочке, которая только что вывелась из куколки, дождавшись своего срока. Но может быть, она, Дженни, больше напоминает так называемую ночную бабочку – особу определенного пошиба, одетую как леди?
Тай и Грасиела постучались, вошли – и замерли.
– Дженни! – выдохнула Грасиела. – Какая ты красивая!
Красные пятна выступили у Дженни на щеках, когда она подняла глаза на Тая и провела дрожащими пальцами по бедрам. Только заметив, как в его взгляде вспыхнул огонь, в значении которого не ошибается ни одна женщина, Дженни успокоилась. И все же…
– Я выгляжу как шлюха? – шепотом спросила она, жалея, что напудрилась и подкрасила губы.
– Ты выглядишь… как прекрасное видение, – хрипло пробормотал Тай. – Это платье словно твоя вторая кожа, а его цвет удивительно подходит к волосам.
Дженни вспыхнула от радости. Но Тай – мужчина, его суждению не до конца можно верить. И она повернулась к Грасиеле.
– Не слишком ли открыта шея? – спросила она. Никогда в жизни Дженни так не обнажалась. Грасиела обошла вокруг нее, поправила здесь, уложила складку там.
– Это такой фасон, – уверенно заявила она тоном опытной и понимающей хозяйки магазина готового платья.
Завершив полный круг, Грасиела отступила и, устремив на Дженни взгляд широко раскрытых глаз, в котором недоверие смешивалось с восторгом, произнесла негромко:
– О Дженни! Ты выглядишь так прекрасно. Настоящая принцесса.
– Ах, милая ты моя, спасибо тебе! – Дженни откашлялась, потом решилась посмотреть на Тая, который не двигался с места, словно врос в пол.
– Дженни! – Грасиела в нерешительности прикусила нижнюю губу, кивнула и дотронулась до медальона у себя на груди. – Можно я дам тебе на этот вечер свой медальон?
Это предложение, сделанное так застенчиво, ошеломило Дженни. Все время, пока они путешествовали вместе и терпели разные передряги, Грасиела не расставалась со своим медальоном. Никогда. Ни днем, ни ночью. Это было ее сокровище, главная ценность, единственное вещественное напоминание о матери.
Дженни заморгала и проглотила комок в горле.
– Для меня это большая честь, – с трудом выговорила она.
Усевшись на край постели, она ждала, пока Грасиела снимет медальон со своей груди и осторожно приколет к корсажу ее платья. Они долго смотрели друг другу в глаза, потом Грасиела быстро чмокнула Дженни в щеку и отошла к окну.
Дженни, открыв рот, поднесла к щеке ладонь. Если бы в этот вечер больше ничего особенного не произошло, она бы все равно запомнила его на всю жизнь. Грасиела ее поцеловала!
– Ладно, – сказала она, опуская голову и часто моргая. Неужели на глазах у нее слезы? Нет, конечно же, нет. – Где мой веер и моя сумочка? И где же сеньора Харамильо?
– Я слышу, как любезная сеньора поднимается по лестнице, – ответил Тай, все еще не сводя с Дженни глаз, и добавил глухо: – Бог мой, Дженни, я хотел бы, чтобы ты себя увидела. Ты просто… неотразима.
Пылая от радости, Дженни встала, взяла с комода веер и сумочку и накинула на плечи шаль абрикосового цвета с бледно-зеленой бахромой. Натягивая перчатки, она, чтобы не слишком волноваться, глядела на Грасиелу, но при этом остро ощущала, что Тай следит за малейшим ее движением.
– Слушайся сеньору Харамильо. Не играй в покер на деньги, а только на спички и ложись в постель, когда тебе скажет сеньора. И лучше бы мне не слышать, что ты тут курила, ругалась и выпивала.
Девочка даже не улыбнулась. Она снова обиделась.
– Ты раньше не беспокоилась о том, когда мне идти в постель.
– А теперь беспокоюсь. Хочу я того или нет, я должна думать о том, что для тебя лучше. Если это тебя утешит, скажу, что предпочла бы думать прежде всего о собственных интересах, а не о твоих, но… что же поделаешь.
Тай широким жестом снял шляпу, отвесил племяннице поклон, потом поцеловал ее в макушку.
– А вот и сеньора Харамильо. С тобой мы увидимся утром.
Грасиела сложила руки на груди и повернулась к нему спиной; Тай на секунду сдвинул брови, но тотчас оглянулся, чтобы приветствовать сеньору Харамильо.
Поговорив несколько минут с сеньорой Харамильо, Дженни взяла Тая под руку, и они вышли в коридор. Как только дверь за ними закрылась, оба остановились.
– Приложи ухо к двери, послушай, не плачет ли она, – шепотом попросила Дженни. Тай послушно приложил ухо к двери.
– Они разговаривают.
– Она точно не плачет? – Дженни соединила кончики пальцев. – Да что же это – я чувствую себя почти преступницей, оставляя ее одну! Уверена, что она намеренно сделала так, чтобы мы считали себя виноватыми. Совершенно уверена. Но, черт побери, ее тактика отлично срабатывает!
Внезапно Дженни почувствовала, что ругаться не стоило бы. Инстинкт настойчиво подсказывал: ругательства неуместны на устах женщины в шелковом платье цвета абрикоса, соответствующей шали и красивых туфельках. Впервые в жизни Дженни испытала желание извиниться за то, что выражается так, как привыкла выражаться всегда.
Отойдя от двери, Тай взял в обе ладони лицо Дженни и, не слушая ее сбивчивых извинений, поцеловал в губы медленно и с чувством.
– Сегодня вечером мы не станем говорить о Грасиеле или о кузенах Барранкас. Не стоит терзать себя из-за того, что мы ее оставили. Сегодняшняя ночь – наша. Она принадлежит только нам.
Сердце у Дженни забилось о косточки ее корсета.
– Куда мы все-таки идем? – спросила она почти беззвучно и скорее не из любопытства, а для того, чтобы что-нибудь сказать.
Поскольку она была вместе с Таем и он продолжал смотреть на нее с прежним затаенным огнем в глубине глаз, ей, по сути, было безразлично, где они ужинают.
Подумаешь! Кусок шелка, немного лент и кружева – и вот уже она истинная леди? Было бы разумно помнить, что она сдирала шкуры с бычьих туш, стирала чужое грязное белье, погоняла упряжку вонючих мулов. И никакой абрикосовый шелк этого не изменит.
– Идем со мной, – сказал Тай, беря ее за руку в перчатке.
На площадке Дженни повернула к лестнице, ведущей вниз, но Тай негромко рассмеялся и подтолкнул ее к той, что вела наверх.
– Сейчас увидишь, – сказал он, заметив вопрос в ее глазах.
Когда он остановился перед дверью комнаты на следующем этаже и вставил в замок ключ, Дженни расхохоталась.
– Ах ты, собак – еле выговорила она, вытирая кончиками пальцев в перчатках выступившие от смеха слезы. – И для этого мне понадобилось дорогое платье? И корсет?
Но комната, в которую ввел ее Тай, не была обычным гостиничным номером. Дженни ахнула и прижала руки к губам – до сих пор она ни разу не видела анфилады.
Они с Таем словно бы вошли в небольшой, но богатый дом. Через дверной проем Дженни увидела кровать с пологом на четырех столбиках, но пока что они стояли в прекрасно обставленной гостиной. Тай, взяв Дженни под руку, подвел ее к винтовой лестнице.
– Мы будем обедать al fresco. Ты понимаешь, что это значит?
– Не имею даже самого растреклятого представления.
– Это значит – на свежем воздухе.
Винтовая лестница привела их в садик на крыше, такой зеленый и красивый, что Дженни замерла от восторга. Растения в горшках – казалось, здесь их были сотни – создавали тропическое буйство теней и ярчайших красок; цветущие стебли обвивали трельяжи, цеплялись за каменное ограждение. Подойдя к ограде, Дженни глянула вниз на далекую улицу, чтобы напомнить себе, что находится не в настоящем саду.
Потом она окинула взглядом ошеломительную панораму города, окрашенного киноварью и золотом заката. За городом раскинулись пустынные пастбища, а еще дальше Дженни разглядела туманные очертания гор. Дженни никогда еще не поднималась настолько высоко, чтобы увидеть подобную панораму, и теперь от всей этой красоты у нее перехватило дыхание. Словно паря над городом на разноцветном облаке, она подумала, что не забудет этот вечер, даже если больше ничего необычного не произойдет.
Ничего и не произошло, пока она не обернулась поблагодарить Тая за то, что он показал ей город с высоты, и не увидела стол, накрытый полотняной скатертью, с горящими на нем свечами, красочной мексиканской посудой и сверкающими серебряными приборами.
– Я… ты… да это просто…
Тай смеялся, обрадованный произведенным впечатлением. Он кивнул кому-то, скрытому за трельяжем, и до Дженни тотчас донесся звон гитарных струн. Резким движением откинув шлейф платья, Дженни повернулась в шуршащем вихре шелка и увидела трех мексиканцев-музыкантов, расположившихся в отдалении от накрытого стола. Прикоснувшись в ее честь к широким полям сомбреро, музыканты поклонились и продолжали играть.
– Тай! – Дженни облизнула пересохшие от волнения губы. – Это поразительно! Чудесно! Когда ты успел… это же… – Ей не хватало слов.
Тай с улыбкой протянул ей согнутую руку, и Дженни с достоинством оперлась на нее и позволила Таю подвести себя к столу и усадить в кресло. Ласковые пальцы слегка коснулись ее обнаженных плеч, когда Тай снял с Дженни шаль и положил на банкетку рядом со своей шляпой, и Дженни вздрогнула от этого прикосновения.
Едва Тай уселся напротив нее, официант вынырнул откуда-то из переплетения ветвей и листьев и подал вино в хрустальных бокалах, отражающих множеством граней свет свечей.
– За тебя, – негромко произнес Тай, чокаясь с Дженни.
– Это так… Я никогда… Я чувствую себя так, словно меня оглушили топором, – прошептала Дженни, взглянув через плечо, не смотрят ли на них музыканты сквозь увитый розами трельяж. Официант исчез бесследно, да и был ли он только что здесь?
– Тебе нравится?
– О святые небеса, конечно! Это как… – Но она не могла найти подходящее сравнение, потому что ничего хотя бы отдаленно похожего ни на этот садик, ни на этот вечер не было среди ее житейских впечатлений. – О Тай! – выдохнула она, не сводя с него глаз. – Благодарю тебя. Я буду помнить этот вечер до конца своих дней. – Крошечная морщинка набежала ей на лоб. – Когда ты открывал эту дверь, я подумала…
Он придвинул свое кресло поближе к ней, взял ее руку и поднес к губам. Жар этого поцелуя проник сквозь перчатку, и Дженни была рада, что сидит. Ни один мужчина еще не целовал ей руку, а если бы поцеловал, она бы расхохоталась. Но теперь она не смеялась.
– Дженни, у этого вечера два пути – по твоему выбору. Мы можем с удовольствием поесть, поговорить и вернуться к Грасиеле в наш номер на втором этаже. А можем с тем же удовольствием поесть и поговорить, а потом воспользоваться спальней, которую ты видела внизу.
Рука Дженни, зажатая в его ладони, задрожала – Дженни вспомнила о страстных поцелуях, которыми они обменивались всю неделю в те часы, когда Грасиела спала.
– Я думаю, ты понимаешь, чего я хочу, – прошептала она, не в состоянии говорить громко.
– Я не хотел бы никаких недоразумений, Дженни, – заговорил Тай, глядя на ее губы. – Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.
Дженни отхлебнула вина, глядя на Тая поверх бокала.
– Ты обещал, что я не обзаведусь ребенком.
– Этого не будет. – Он коснулся косточками пальцев ее щеки. – Я очень увлечен тобой, но мы оба признали, что не склонны обзаводиться семьей. Что бы ни произошло нынче ночью, это не повлияет на нашу дальнейшую судьбу. Договорились?
– Ты сукин сын, – пробормотала Дженни, прикрывая глаза и выгибая шею под прикосновением его пальцев. – Скольких женщин ты одурачил подобными речами?
– Я думаю прежде всего о тебе. Не хочу создавать у тебя неверное впечатление. Сегодняшняя ночь – это встреча двух людей, радующихся друг другу, вот и все. Или я ошибаюсь? – произнес он голосом, хриплым от страстного желания.
Она поймала его руку, прежде чем его горячие пальцы добрались до ложбинки между грудями, поднесла эту руку и губам и прикусила указательный палец, отдающий солью и мылом. Тай застонал, и этот стон обрадовал ее и придал решительности.
Подняв бокал, Дженни залпом выпила вино и слегка вздрогнула, когда официант, словно материализовавшись из воздуха, снова наполнил бокалы. Едва официант исчез, Дженни нагнулась вперед, намеренно показывая Таю грудь, чтобы понаблюдать за его реакцией.
– Музыканты и официант могут услышать, о |чем мы говорим?
Тай посмотрел на ее груди, и Дженни усмехнулась, заметив испарину у него на лбу.
– Нет.
– Хорошо, ковбой, – резко проговорила Дженни. – Я здесь для того, чтобы удовлетворить сильное влечение, которое довело меня почти до сумасшествия, особенно в последние несколько дней. Единственное обязательство, которое я возлагаю на тебя, – это чтобы у меня не было ребенка. Твои свобода и независимость останутся при тебе. Я хочу от тебя только эту ночь. – Она подождала, пока он переведет взгляд с ее груди на ее глаза. – Как только придет к концу наше путешествие, мы расстанемся – и никакой связи в дальнейшем. Ты удовлетворен?
Внезапно ее словно толкнула мысль о будущем, и прелесть этого вечера с его музыкой и запахом цветов померкла.
Итак, им предстоит расстаться. Дженни смотрела на Тая, и вызывающее выражение мало-помалу исчезало из ее глаз. Примерно через две недели они должны найти слова прощания и произнести их. Она уйдет из его жизни так же молниеносно, как ворвалась в нее, и должна будет приспосабливаться к прежнему существованию.
– Я рад, что мы нашли общий язык, – проговорил он, глядя ей в глаза и перебирая ее пальцы.
– Но помни – никаких последствий, слышишь? – Дженни облизнула губы. – Мне не нужен ребенок, который поломает мне жизнь.
Он рассмеялся – негромко и доверительно.
– Ты так хороша сегодня вечером. Ты выглядишь точно так, как я и представлял. Великолепно.
– Ладно, – сказала она, чувствуя жар растущего напряжения, – если все улажено, давай спустимся и займемся этим.
Она убрала салфетку с колен и начала подниматься с кресла, но остановилась, увидев его улыбку.
– Что такое? – нахмурившись, спросила она.
– Ох, Дженни, таких, как ты, больше нет на свете. Сядь, пожалуйста.
Она снова опустилась в кресло, а он снял с ее руки одну перчатку и покрыл поцелуями ладонь.
– Я обещаю тебе, что мы займемся любовью. И обещаю, что тебе будет хорошо. Но сначала мы должны поужинать. Потом посидим за кофе и сигарами при свечах. Я уже давно сказал себе, что ничего между нами не произойдет, пока ты не попросишь об этом. Теперь настало время. И все произойдет.
