Текст книги "Женская решимость"

Автор книги: Мэгги Эмерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Однако Линда любила Патрисию, все сестры Дарлинг ее любили. И теперь она не могла равнодушно выносить знание, что эта скромная, ласковая женщина сейчас мучается в одиночестве. Расправив плечи и собравшись с духом, она постучала.

– Оставьте меня! – приглушенно донеслось изнутри.

Линда повернула ручку двери и обнаружила, что спальня не заперта. Первым, что она увидела, ступив на порог, была Патрисия, держащая двумя руками огромную фарфоровую вазу и готовая опустить ее на голову каждому, кто посмеет войти.

– Это я! – воскликнула Линда испуганно, отшатываясь и прикрывая руками голову.

Патрисия не то прерывисто вздохнула, не то всхлипнула и поставила вазу на столик.

– Я думала, это… кто– нибудь другой, – прошептала она.

Хотя Патрисия и собиралась встретить незваного гостя броском огромной вазы с садовыми розами, Линда увидела в ее глазах тень сожаления, что это все– таки был не Питер. Она прикрыла за собой дверь и окинула комнату быстрым взглядом. Раскрытый чемодан посредине, в него беспорядочно брошены платья, колготки, какие– то книги и фотографии… Патрисия действительно собирала вещи, чтобы уехать навсегда!

Линда подошла к кровати и присела на краешек. Покрывало было скомкано, на нем в беспорядке валялись предметы туалета. Но акварели на стенах, цвет мебели и драпировок – все это ассоциировалось с Патрисией, и только с ней! Комната была ее пристанищем долгие годы и теперь абсолютно соответствовала вкусам своей хозяйки. На стенах – фотографии семьи: сама Патрисия, Линда, Джулия и Джесси. Общая фотография – отец в кресле, рядом – смеющиеся дочки. Голубые занавески, обои в синих колокольчиках. Уютная, светлая комната. Патрисия не просто увольнялась с работы – она уходила из собственного дома!

– Патрисия, – сурово начала Линда, стараясь не поддаваться на жалость и говорить жестко, – я тебя сегодня утром спросила, почему ты уходишь, и ты сказала, что тебе просто пора.

– Я сказала правду, – устало отозвалась старшая женщина, бросая в чемодан алое вечернее платье. Глазами она с Линдой старалась не встречаться.

– Может, и так. Но ты сказала не всю правду. Я уверена. И не пытайся после того, что случилось за ужином, рассказывать мне подобные сказки! Я беременная, Патрисия, а не слабоумная.

Патрисия подняла измученные глаза и улыбнулась.

– Я никогда не считала тебя слабоумной, Линда.

– Так скажи мне, в чем дело! Неожиданно Патрисия громко всхлипнула, по щекам ее покатились слезы. Все это время она с трудом сдерживалась, и вот преграда рухнула в одно мгновение. Линда вскочила, тут же забыв, что собиралась держаться сурово, и заключила подругу в объятия. Да что там подруга – эта женщина была ей как приемная мать, и Линда отдала бы что угодно, лишь бы утешить ее.

– Патрисия, Господи, что случилось? – приговаривала она, гладя плачущую по плечу и сама стараясь не разрыдаться. – Скажи мне, Патрисия, милая, что с тобой?

Та промокнула слезы платком и жалко улыбнулась.

– Все до смешного просто, Линда. Я люблю твоего отца. Всегда его любила. И всегда буду любить!

Линда сморгнула, как от яркой вспышки. Не известно, чего она ожидала, какого объяснения. Может быть, скандальной истории на стороне или даже признания в убийстве – чего угодно, только не этого!

– О, Линда! – Патрисия безрадостно засмеялась тому, какой эффект вызвало ее признание. – Я тебя удивила? Или ты просто не видишь, в чем же тут проблема?

Нет, Линда прекрасно все понимала. Она сама столько лет безнадежно любила Рэндалла, что ей не требовалось много объяснений. Любить кого– нибудь безответно, каждый день встречаться с ним и делать невозмутимый вид, тщетно пытаясь сохранить с ним хотя бы подобие дружбы… Это было невыносимо тяжело.

Хотя, если учесть, как изменился Питер с того дня, как Патрисия заявила об уходе… Может быть, эпитет «безответная» был к этой любви не так уж применим? А Рэндалл? Неужели он все это время знал, что Патрисия любит Питера? Не потому ли он так разозлился на него – и на всю их семью?

– Что же, теперь ты наконец убедился, что я говорил правду? – Рэндалл остановился посреди комнаты в позе глубокого осуждения: руки сложены на груди.

– Что Патрисия меня любит? – Питер налил себе бренди. – Что– то не верится.

Перед тем, как отпить, он еще раз взглянул себе на грудь, на рубашку, влажную от вина. Рэндалл смотрел на старшего друга с сочувствием. Он любил Питера, как отца – нет, скорее, как старшего брата. Но в вопросах личной жизни тот был не прозорливее ребенка. Сейчас Рэндалл был готов трясти его за плечи, лишь бы только убедить глупца в своей правоте!

– Не припомню, чтобы Клаудиа когда-нибудь обливала меня вином в доказательство нежных чувств.

– Видно, она находила более мягкие способы показать тебе, какой ты болван!

– Спасибо на добром слове, – огрызнулся Питер.

Сейчас он, несмотря на высокий рост и мужественные черты, выглядел точь-в-точь как обиженный подросток. Рэндалл внезапно начал видеть в происходящем смешную сторону – так странно сочетались детская обида на лице Питера и его залитая вином рубашка.

Губы Рэндалла невольно скривились от подавленного смешка. А глаза Питера сердито сузились.

– Ты что ухмыляешься? Надо мной смеешься?

Рэндалл больше не мог сдерживаться. Смех прорвался наружу, несмотря на все его старания. Питер нахмурился и со стуком поставил опустевший бокал.

– Черт побери, ты в самом деле смеешься! Может быть, удосужишься объяснить, в чем же причина для такого… детского восторга?

Но гневные слова Питера только подлили масла в огонь, и Рэндалл еще несколько секунд хохотал, вытирая выступившие на глазах слезы. Питер, мрачнея с каждым мигом все больше, ждал, пока тот успокоится. Ноздри его раздувались от гнева.

Питер был неподражаем! Он – теперь Рэндалл в этом не сомневался – так же сильно влюблен в Патрисию, как и она в него, и при этом понимает в происходящем не больше младенца! Не будь Питер влюблен, почему бы еще он довел бедную женщину до швыряния в него бокалами? Почему бы еще он сейчас упомянул в разговоре Клаудиу, как не из желания защититься от новой любви воспоминаниями о прошлом?

Да, эти двое по уши влюблены друг в друга. Как же можно позволить им разойтись и навеки потерять друг друга – только из глупой гордости?

Отсмеявшись, Рэндалл провел ладонью по лбу.

– Ничего особенного, Питер. Просто я подумал: жалко, что Патрисия облила тебя белым вином, а не красным. Это было бы более драматично на вид – почти как кровь.

Питер гневно поджал губы, кажется, не в силах оценить красоту этой идеи.

– Мистер Найтли, у вас извращенное чувство юмора.

– А у вас, мистер Дарлинт, сейчас вообще нет никакого чувства юмора, – легко парировал Рэндалл.

Питер двумя пальцами оттянул мокрую ткань, прилипающую к груди.

– Это была моя лучшая шелковая рубашка. Рэндалл постарался не расхохотаться вновь и посоветовал сочувственно:

– Что же, отдай ее в прачечную или химчистку и скажи, что нечаянно облился, потому что дрожала рука.

– Удачная идея, – процедил Питер, выдавливая подобие улыбки. – И надо будет послать Патрисии счет за чистку.

– Не стоит. Рискуешь получить по голове бутылкой.

– Странно, я знаю Патрисию двенадцать лет – и ни разу не замечал за ней таких агрессивных замашек! – Питер выглядел все еще обескураженно.

– Это высвободились скрытые страсти, – трагическим тоном сообщил Рэндалл. – Женщина порой может превратиться в тигрицу!

– Что ты вообще можешь знать о скрытых страстях Патрисии?

Рэндалл как ни в чем не бывало подошел к бару, чтобы наполнить себе и Питеру бокалы.

– Да вот, кое-что знаю. Я не такой слепец, как некоторые.

Питер, словно разом устав гневаться, с тяжелым вздохом опустился в кресло.

– Ох, женщины! – с чувством выговорил он.

– Ну не то чтобы существа другой породы… Но чуждая раса – это точно, – согласился Рэндалл, присаживаясь напротив.

– Чуждая раса с более высоким уровнем развития! – прозвенел от дверей раздраженный голосок, и Рэндалл едва не подпрыгнул на месте: он говорил это, чтобы развлечь друга, а не для того, чтобы подколоть представителя этой чуждой расы, так некстати возникшего в дверях!

Стоя на пороге, Линда смотрела на двоих мужчин с гневным отвращением.

– Пока вы тут сидели и пили, обсуждая женщин, как два подгулявших подростка, я была у Патрисии. И пыталась ее убедить, что ты, папа, – она бросила на отца испепеляющий взгляд, – очень раскаиваешься в своем поведении. Кроме того, я сказала, что ты скоро придешь к ней и извинишься.

– Ты…

– Я едва отговорила ее от здравой идеи ударить тебя по голове цветочной вазой, как только ты ступишь к ней на порог.

Питер обернулся к Рэндаллу. В глазах его плясали огоньки.

– Знаешь, мне больше нравится твоя мысль насчет красного вина. Как ты сказал, это более драматично.

По выражению лица Линды Рэндалл видел, что его друг нашел неудачное время для шуток, но был рад, что к Питеру вернулось его обычное чувство юмора. Он улыбнулся, однако взгляд Линды, мечущий синие молнии, не предвещал для шутников ничего хорошего.

– Когда вам наконец наскучит вести себя как пара слабоумных юнцов, я хотела бы…

– Подростки и юнцы, – невозмутимо повторил Питер, кивая головой. – Не так уж плохо для стариков вроде нас, а, Рэнди? Мне пятьдесят четыре, тебе почти что сорок…

– В данный момент, скорее, четыре и пять, – фыркнула Линда, устремляя на отца гневный взгляд. – Папа, если ты сейчас же не пойдешь наверх и не извинишься перед Патрисией, то…

– То что? – Негромко спросил Питер, поднимаясь. Глаза его опасно сузились. Но Линда была слишком поглощена своей речью, чтобы внять предостережению.

– То потеряешь ее навсегда, – резко закончила она. – И будешь об этом сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Рэндалл ждал от нее совсем других слов – и слегка растерялся. Не говоря уже о Питере, который замер на полпути, ухватившись за край стола.

– Что такое на вас на всех нашло сегодня? – выговорил он наконец, с шумом отодвигая кресло. – Кажется, все вокруг знают лучше меня, что я должен делать! – Он перевел взгляд с Линды на Рэндалла и большими шагами заходил по комнате. – Хорошо, я выслушал ваши предложения. Может быть, не слишком терпеливо – но выслушал. И знаете, к какому заключению я пришел? – Нет, Рэндалл того не знал, даже предположить не мог. Судя по выражению лица Линды, она тоже не знала. – Так вот, неплохо бы вам разобраться со своей личной жизнью, прежде чем пытаться наладить мою!

Рэндалл не видел лица Линды, все внимание направив на Питера, но почувствовал, как она напряглась от отцовских слов. Господи, что Питер имеет в виду? Тот безрадостно улыбнулся, глядя на их остолбеневшие лица.

– Что, не очень– то приятно, когда вас колют вашим же оружием? Но я еще не закончил. Что до тебя, Рэндалл, не пора ли тебе подумать о собственной семье вместо того, чтобы притворяться частью моей? В конце концов, вокруг тебя всегда вьется рой красавиц, остановись же наконец на какой-нибудь из них! А ты, Линда…

– Довольно, папа, – поспешно перебила она, вспыхивая до корней волос.

– Нет, погоди…

– Я сказала – довольно! – почти вскричала Линда, вместо румянца покрываясь меловой бледностью. Питер внимательно посмотрел дочери в лицо – и махнул рукой.

– Ну что ж, довольно так довольно. А теперь, если вы позволите. – Он взялся за ручку двери. – Пожалуй, пойду навещу Патрисию. Чтобы не сожалеть потом… всю оставшуюся жизнь.

Дверь за Питером захлопнулась с грохотом, и в комнате повисла тишина. Столь напряженная, что Рэндалл кожей чувствовал колебания воздуха. Однако приблизиться к Линде, прикоснуться к ней он попросту не смел. В какой– то миг ему показалось, что меж ними нет стены – и вот стена вернулась снова, став еще непроницаемей, чем прежде.

– Я очень рада, что вы оба нашли поведение Патрисии столь смешным! – нарушила молчание Линда. Глаза ее источали холод.

Рэндалл почему– то вспомнил выражение: «Лучший способ защиты – нападение».

– Не вижу в этом ничего смешного, – мягко возразил он. – Просто я пытался успокоить Питера. А ты знаешь, как это нелегко.

Линда бросила на него презрительный взгляд.

– Вот уж не думаю, чтобы Патрисия поверила в твои оправдания… Как, впрочем, и я. Вы сидели тут вдвоем и хихикали, как два…

– Подгулявших подростка, – закончил за нее Рэндалл, тоже начиная злиться. Какое право эта женщина имеет так искажать мотивы его поступков?

– Вроде того. «Существа другой породы!.. Чуждая раса!» – передразнила она злопамятно.

– Но с более высоким уровнем развития, – кивнул Рэндалл сухо. Он быстро пересек комнату и положил руки ей на плечи.

– Знаешь, Линда, что– то не так с твоим чувством юмора последнее время.

Она смотрела на него без улыбки.

– Наверное, это потому, что за последнее время произошло очень мало веселого. А теперь, если не возражаешь, мне пора спать. Я устала и переволновалась к тому же.

Рэндалл смотрел на нее изучающе. Молодая женщина и в самом деле выглядела усталой – но дело было не только в этом. Черты лица слегка заострилось, под глазами залегли тени… И от его прикосновения она вся напряглась, будто ей это неприятно. Неужели дошло до того, что ему нельзя к ней даже прикоснуться?

– А мне кажется, нам стоит побыть здесь, пока наши голубки не разберутся. – Его хрипловатый шепот странно прозвучал в полутемной столовой.

– Пожалуйста, отпусти меня, – сквозь зубы проговорила Линда.

Она действительно не хочет, чтобы я к ней прикасался, почти с отчаянием подумал Рэндалл. Но он– то, он, черт возьми, хочет к ней прикасаться! А если честно, хочет, нет, страстно желает куда большего!

Лицо Линды, белеющее в полутьме, было совсем близко. Должно быть, она могла прочитать его мысли по глазам.

– Даже и не думай об этом, Рэндалл, – чуть слышно предостерегла она.

Может быть, дело было в ее тихом голосе. Или просто его выдержка внезапно отказала… Но как бы то ни было, Рэндалл все-таки не сдержал себя. Линда была так потрясающе соблазнительна, плечи в чашах его ладоней так нежны, ни с чем не сравнимый персиковый аромат ее кожи так изысканно тонок… Рэндалл совсем потерял способность Думать, он мог только чувствовать, когда его губы, пересохшие от желания, коснулись ее нежного рта. Ему это показалось – или Линда и в самом деле, вздрогнув, прижалась к нему плотнее, подалась вперед всем телом? Рэндалл был как исстрадавшийся от жажды путник, припавший к роднику. Единственное желание – пить, пить И не отрываться от воды никогда… Но Линда, будто бы только что осознав, что происходит, уперлась ладонями ему в грудь, он разжал руки, отпуская ее, смущенный и потерянный.

Она стояла, часто дыша, откидывая со лба растрепавшиеся каштановые пряди, и голубые глаза в полутьме сверкали от гнева.

– Это была ошибка с твоей стороны, Рэндалл. И больше это не повторится.

О, как бы хотел Рэндалл бросить ей в лицо столь же злые слова! Но он не мог. Просто не мог себя заставить. Кроме того, всего несколько секунд, но Линда таяла в его руках, таяла, как послушный воск, будто желая того же, что и он… А теперь стоит перед ним, пылая гневом. Желая посильнее его ранить. Он глубоко вдохнул, проводя рукой по лбу.

– Неужели мы никогда снова не станем друзьями?

– Друзьями? – презрительно повторила она. – Я долго пыталась оставаться твоим другом, Рэндалл, но то, что тебе от меня нужно, – это не дружба.

– Ты… пыталась? – выговорил он с трудом, как будто его ударили в солнечное сплетение.

– Да, я пыталась. Но больше не могу, да и не хочу. Надеюсь, что вскоре наши дороги разойдутся навсегда.

Рэндалл сжал ладонями виски. Линда достаточно прямо приказала ему убираться прочь из ее жизни. Но как он сможет жить вдали от нее, не прикасаться к ней, никогда ее не видеть? Нет, только не этот кошмар! Но как бы Рэндалл ни нуждался в Линде, он ясно видел: она в нем не нуждается.

– Да, наверное, ты права, – ответил он. – Ты устала и в самом деле хочешь спать. Давай закончим наш разговор завтра. – И подумал: может быть, завтра я обрету способность разобраться в происходящем с точки зрения логики.

– Завтра или послезавтра – мое решение не изменится! – бросила Линда, перед тем как развернуться и выйти за дверь.

После ухода молодой женщины в воздухе какое-то время оставался едва уловимый запах ее духов… Ее запах. Рэндалл почти упал в кресло, сжимая руками голову, и глухо застонал.

Линда пыталась оставаться его другом. Долго пыталась, но больше не может и не хочет этого делать.

Потому что Рэндалл сам все погубил.

4

– И как долго ты собиралась скрывать от меня моего ребенка?

У Линды дыхание перехватило от звука этого голоса. Однако она, мобилизовав всю свою силу моли, не шелохнулась в шезлонге, даже глаз не открыла. Жаркое итальянское солнце на секунду словно бы мигнуло и скрылось.

Он сказал – «моего ребенка»… Да, Линда носит его ребенка. Конечно, это и ее дитя, но она слишком хорошо знает этого человека, чтобы надеяться, будто такая мелочь его остановит. Но Линда не собиралась сдаваться. В конце концов, ради ребенка она оставила работу, приехала сюда, в Италию, к морю, – чтобы отдохнуть, забыть обо всем.

Слишком много за последнее время было стрессов, способных повредить ее нерожденному малышу. Здесь, у синего моря, без ежедневных служебных забот, без унизительной отцовской опеки, Линда наконец– то почувствовала себя спокойно. И так было до сегодняшнего дня, пока не появился он, разрушая одним дуновением карточный домик ее покоя…

Как же она попала в такую запутанную ситуацию? С чего это началось? Ах, да! Линда вспомнила с чего: с приглашения на светский раут в качестве пары для блистательного мистера Найтли. На ее губах заиграла горькая улыбка, когда она припомнила события того дня…

– Только не говори мне, что для великого мистера Найтли не нашлось иной пары! – поддразнила она Рэндалла, пришедшего с приглашением к ней в офис.

Тот неопределенно покачал головой.

– Я бы и один мог пойти… Но подумал, что тебе может там понравиться. Будет много знаменитостей.

– А как же толпа прекрасных певиц и кинозвезд, только и мечтающих появиться на людях под руку с известным писателем?

– Да ну их всех. Я, признаться, устал от певиц и кинозвезд. Про тебя я по крайней мере знаю, что ты не хочешь за мой счет пролезть в высший свет!

– Ничего себе, галантное приглашение! – Линда с трудом улыбнулась.

– Но ведь ты же его все равно примешь, так? А почему бы нет? Последнее время Линда редко появлялась в обществе, да и других планов на это воскресенье не имела… Но даже если бы имела – ни один мужчина, приглашавший ее куда бы то ни было, и в сравнение не шел с Рэндаллом. Перспектива провести с ним воскресный вечер завораживала…

Вглядываясь в Рэндалла, Линда пыталась понять, что же в нем так сильно привлекает ее сердце. Да, красивый, высокий, элегантный… Но этими качествами обладает множество мужчин. Знаменитость? Линда познакомилась с ним, когда он был еще нищим, никому не известным студентом… Нет, она решительно не могла понять, почему была в него так влюблена. Влюблена все время, сколько она себя помнила.

Так может ли она отказать Рэндаллу, не принять его приглашения?

– Хорошо, Рэнди, – быстро ответила Линда, не давая гордости пересилить. – Когда мы отправляемся? И во что ты хочешь, чтобы я оделась?

– Я заеду за тобой в восемь. А насчет одежды… Не мне тебе советовать.

Линда чуть улыбнулась.

– Раньше ты считал иначе.

Она явно имела в виду тот давний случай, когда в день восемнадцатилетия Рэндалл неодобрительно отозвался о ее обтягивающем коротеньком платье. Он усмехнулся, вспомнив эту историю.

– Наверное, с годами я делаюсь все более снисходительным.

– Что– то сомневаюсь… – Линда насмешливо изогнула бровь. – Ладно, оденусь по своему усмотрению. Если разочаруешься – будешь сам виноват.

Она, конечно, постаралась не разочаровать Рэндалла. Красновато– золотистое узкое платье с длинным, до середины бедра, разрезом изумительно облегало ее стройную фигуру. Каштановые волосы казались подернутыми пламенем. Золотые кольца серег в ушах и золотой браслет на запястье дополнили ансамбль.

Рэндалл был весьма впечатлен, к вящему ее удовольствию. Он отступил на шаг, когда она открыла ему дверь, и восхищенно присвистнул.

– Просто язык пламени! Потрясающе красиво, мисс Дарлинг, позвольте вам заметить.

– И вы тоже очень хороши, мистер Найтли, – кокетливо произнесла Линда, окидывая взглядом его изящную фигуру.

Черный цвет смокинга гармонировал со смуглой красотой Рэндалла, а белая рубашка подчеркивала черноту его гладко причесанных густых волос. Линда почувствовала, как щеки ее заливает жар, кровь быстрее побежала по венам.

– Карета подана, моя леди, – учтиво поклонился Рэндалл, пряча улыбку.

«Карета» представляла собой небольшой спортивный автомобиль, угольно-черный – под цвет его вечернего костюма. Учтивый кавалер распахнул перед своей спутницей дверцу, она села на пассажирское место… и ахнула.

– Рэндалл, ты что, специально выбрал машину с такими низкими сиденьями?

Ее длинное узкое платье не было предназначено для такого автомобиля. Разрез юбки распахнулся, высоко открыв стройную ногу.

Он бросил на нее долгий взгляд.

– Честное слово, Линда, я не хотел. Хотя… Мне кажется, в этом что– то есть!

Автомобиль летел по вечернему Далласу, и Линда, вглядываясь в лицо Рэндалла в отблесках городских огней, замирала от предвкушения ждущих ее радостей.

Прием проходил в доме Джеймса Райдера, знаменитого продюсера, недавно купившего права на постановку одного из романов Рэндалла. Сам Джеймс и его очаровательная жена, актриса Куини Райдер, встречали гостей с поистине голливудским размахом и искренним радушием.

Среди приглашенных не было практически ни одного лица, которое не встречалось бы Линде на страницах журналов или экране телевизора. Такого собрания знаменитостей она не видела еще никогда в жизни. Литераторы и артисты, кинозвезды и топ– модели сливались в яркий калейдоскоп, и Линда почувствовала себя здесь лишней и потерянной. Тем более что Рэндалл, едва представив ее хозяевам вечера и снабдив бокалом шампанского, тут же затерялся в толпе.

Линде оставалось стоять в углу с бокалом в руке и беспомощно оглядываться. Наконец она отыскала глазами Рэндалла – он о чем-то весело беседовал с прелестной Луизой Давенпорт, голливудской знаменитостью. То, как Рэндалл любезничал с белокурой кинозвездой, заставляло гадать: зачем ему было вообще тащить сюда Линду!

Вот он засмеялся, взял Луизу под локоток… Та шутливо замахнулась, будто хотела шлепнуть его по руке… Линда отвернулась, стиснув зубы, и тут над ухом ее прозвучал приятный голос с французским акцентом.

– Простите мою смелость, мы с вами еще не встречались. Вы актриса?

– Нет, я работаю в издательстве, – отвечала Линда, усилием воли возвращая на лицо улыбку и оборачиваясь. Перед ней, поигрывая бокалом шампанского, стоял Клод Флеранс, французский поэт-модернист, автор нашумевшего сборника. Тонкий и невесомый в своем белом костюме, с длинными светлыми волосами, он казался почти подростком.

– Вы писательница?

– Нет, всего лишь редактор, – шутливо отозвалась Линда.

Поэт комически закатил глаза.

– Слава Господу, хоть один представитель серьезной профессии в этом обществе бездельников! Вообще– то мы, трубадуры, не любим своей братии, если честно признаться, и каждый считает, что он приятное исключение в литературном мире.

Линде слегка льстило его внимание. А главное – Клод развеивал чувство одиночества, его приятное чувство юмора отвлекало ее от жгучей ревности к Луизе Давенпорт. Тем более что Рэндалл, кажется, не собирался отходить от той ни на шаг, любезно снабжая ее вином и закусками.

Проклятье! – яростно подумала Линда. Какой глупостью было принять это приглашение! Как ни странно, в самом конце приема, Рэндалл неожиданно вспомнил о ее существовании и даже предложил ей руку, чтобы удалиться вместе. Линда едва сдержалась, чтобы не предложить ему воспользоваться обществом Луизы Давенпорт!

– Понравился прием? – спросил Рэндалл, когда уже они ехали по ночному Далласу.

– Великолепно, – мстительно ответила Линда, стараясь не расплакаться. – Клод Флеранс такой очаровательный собеседник. Настоящий поэт.

– Я заметил, что ты хорошо проводишь время, – сквозь зубы выговорил Рэндалл.

– В самом деле? – саркастически поинтересовалась Линда.

Рэндалл резко обернулся к ней, машина слегка вильнула.

– Может, все– таки объяснишь, что это все значило?

Линда повела плечом.

– Мисс Давенпорт очень мила. Правда, волосы у нее крашеные.

– Линда!..

– Ты пропустил поворот, – заметила она невозмутимо.

Рэндалл развернул автомобиль – если бы сейчас было не четыре часа ночи, такой крутой Вираж окончился бы автокатастрофой. Они мчались с бешеной скоростью, с трудом вписываясь в повороты. Наконец машина резко затормозила у подъезда Линды.

– Я собирался провести этот вечер с тобой, – заметил Рэндалл сдавленно.

– Да? Тогда ты очень удачно это скрывал! – Линда гневно сощурилась.

Если бы не Клод Флеранс, ей пришлось бы весь вечер провести в одиночестве, стоя в уголке и чувствуя себя серой мышкой среди ослепительной публики. И теперь Рэндалл еще смеет ее попрекать!.. Тот повернулся, тяжело схватил девушку за плечи.

– Ты собираешься еще встречаться с этим Флерансом?

Пытаясь сбросить его ладони, Линда дернула плечами.

– Мне кажется, это вовсе не твое дело. Она открыла дверцу автомобиля. Раз уж не нашлось кавалера, который бы сделал это за нее.

Рэндалл двигался с поразительной для столь крупного мужчины быстротой. Пока Линда шла к подъезду, он успел выскочить из автомобиля и ворвался в лифт вслед за ней. Она развернулась – и оказалась лицом к лицу с ним.

– Это мое дело, Линда. Отвечай: собираешься ли ты с ним встречаться?

Глаза Линды гневно сверкнули.

– Тебе не кажется, что это мне решать? – Конечно же она не собиралась больше видеться с Флерансом. Через неделю тот улетал во Францию, а до того предлагал ей поужинать вместе, но Линда отказалась. Клод ее совершенно не привлекал. С ним было приятно провести вечер, не более того. – Прости, Рэндалл, но мне пора. – Выйдя из лифта, она вставила ключ в дверной замок, нарочито не обернувшись к нему.

– Нет, ты не уйдешь! – яростно выплюнул Рэндалл и нажал плечом на дверь, не давая Линде закрыть ее.

Через секунду он уже вихрем ворвался в гостиную. Линда вошла за ним следом, вся так и кипя от негодования. Рэндалл схватил ее за руку и едва ли не силой усадил рядом с собой на кушетку. Она почему– то не могла противиться. К тому же слишком устала, чтобы продолжать спор.

– Послушай, Рэндалл, уже очень поздно…

– Тебе так не казалось какой– нибудь час назад, когда ты общалась с месье Флерансом.

Темные глаза его так и впивались Линде в лицо. Она широко распахнула ресницы.

– Он составил мне компанию, только и всего! От тебя я не дождалась и этого.

– Не пытайся свалить все на меня, – прорычал Рэндалл, сильно сжимая ее руку. – Стоило мне отойти на пять минут поговорить по деловым вопросам, как ты уже забилась в уголок на пару с этим французским кривлякой!

– Я?! – Линда дала выход своему гневу, уже не пытаясь говорить спокойно. – Да эта Давенпорт – просто крашеная старуха! А ты… ты…

– Что – я? – переспросил Рэндалл с вызовом, еще ближе придвигаясь к ней.

Но Линда уже дошла до той степени гнева, чтобы не обращать внимания на предостережение в его голосе. Она возлагала на этот вечер такие надежды – и кто, как не Рэндалл Найтли, обратил их во прах?

– Ты – просто неразборчивый Казанова!

– Неразборчивый? – Рэндалл на миг задохнулся, потом его лицо покрылось смуглым румянцем. – Если так, то ты… просто дешевая кокетка!

Какое-то время они мерялись взглядами, не находя слов. Неожиданно Рэндалл застонал, будто от боли; он отпустил белые, слипшиеся пальцы Линды и провел дрогнувшей рукой по ее щеке. Потом по шее… По плечу…

– О, Линда, черт подери! – выдохнул он, закусывая губы, а руки его уже притягивали девушку к себе, гладили по спине. Дыхание Линды участилось, физическая близость Рэндалла наполнила все ее тело огнем. – О, Линда… – простонал он еще раз – до того, как губы их встретились.

Не было прелюдии к любовной близости. Страсть мгновенно наполнила их обоих, это было какое-то всепожирающее пламя. Линда не помнила, кто кого раздевал. Когда они оказались оба на полу, обнаженные, слившиеся в жарком объятии, мир превратился в сплошные радуги и вспышки. Она потеряла способность рассуждать, чувствовала горячую наготу сильного мужского тела, нежные руки Рэндалла, находящие по наитию самые отзывчивые к ласке места.

Ковер слегка покалывал ей спину, а Рэндалл сверху был горячим и тяжелым. Он обхватил губами сначала один, потом другой ее затвердевший от напряжения сосок, она застонала от наслаждения и выгнулась под ним, прерывисто дыша. Тело ее просило, молило о последнем, большем наслаждении. Она просто разрывалась изнутри от сладкого жара – и этот жар прорвался наружу, когда Рэндалл рывком вошел в нее, проникая все глубже и глубже, открывая все новые высоты восторга. Она закричала – и ее крик смешался со стоном Рэндалла, вместе с ней вознесшимся на пик наслаждения…

…Он сказал: «Мой ребенок». Да, Линда носила ребенка Рэндалла. Но этот ребенок был зачат во гневе, а не в любви, это гнев толкнул их в объятия друг другу. Только гнев она прочла в темных глазах Рэндалла, когда он приподнялся на руках, чтобы взглянуть ей в лицо. Взгляд его был туманным, словно он глядел не на нее, Линду, а еще на кого-то.

Дрожь внезапного понимания пронизала все ее существо. Господи, это не с ней он занимался любовью, не ее видел перед собой! Не ее, а… Боже мой!

Линда уперлась руками в его грудь, отталкивая, отстраняя этого человека от себя. Вырвавшись из его объятий, она схватила свое смятое платье, валявшееся неподалеку, натянула его прямо на обнаженное тело. Щеки ее горели, дыхание прерывалось.

– Уходи, Рэндалл.

Он смотрел на нее, еще не понимая, еще не видя, кто перед ним.

– Я…

– Просто уходи, Рэндалл, – повторила Линда, отворачиваясь, чтобы он не увидел слез у нее на глазах. – Пожалуйста, Сейчас же.

Он с трудом сглотнул, поднялся и начал собирать свою разбросанную по полу одежду. Вид у него был до крайности несчастный и потерянный.

– Я… я даже не знаю, что сказать… Губы Линды скривились в подобии улыбки.

– Тогда не говори ничего. Просто уйди.

Все, что он мог сказать, только добавило бы ей соли на рану. Если это еще было возможно… Рэндалл помотал головой. – Я не знаю, как это могло случиться! Мы сидели и кричали друг на друга, а потом я вдруг совсем потерял голову, и вот… Прости меня, Линда. Мне очень жаль.

Пожалуй, Линде было жаль еще больше. Тот, кого она любила, всего лишь воспользовался ею как заменой – заменой той единственной женщины, которую он любил, и кого более не было среди живых… Женщине, на которую Линда была так похожа. Ее собственной матери.