Текст книги "100 великих евреев"

Автор книги: Майкл Шапиро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

МАРК ШАГАЛ
(1887—1985)

И изрек Бог все слова сии, говоря:

Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства;

Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли…

Исход 20, 1–4.

До Камиля Писсарро, Хаима Сутина, Жака Лифшица, Амедео Модильяни и Марка Шагала не было великих художников-евреев. Библейский запрет изобразительного искусства подавлял какие бы то ни было творческие порывы изобразить образы живыми красками. Евреи мастеровые могли вырезать львов из дерева для украшения священных ковчегов или делать витражное стекло мрачных цветов, но не позволялись ни портреты аристократов, ни пасторальные сцены, и вообразить нельзя было классических обнаженных, раскинувшихся в траве.

Один из грандов импрессионизма, Писсарро бесспорно повлиял на своих великих преемников Поля Гогена и Поля Сезанна. Однако наследие Писсарро было слишком большим, не всегда изысканным, а в его последние годы часто оказывалось шаблонным и повторяющимся.

Некоторые критики сходным образом характеризовали и творчество Шагала, и все же его ранний период был поистине необычайно выразительным, уникальным по своей вдохновенности и чем-то большим, нежели просто искусством. Работы Шагала передавали в живописи безнадежно утраченную культуру восточноевропейских местечек, ее самую чистую суть. В его картинах надменно улыбающиеся синие коровы вечно летают над соломенными крышами домов. Деревенские жители празднуют свадьбу, навсегда собранные вместе на праздничном костре, а жених и невеста, стоящие под балдахином, поднимаются почти за пределы картины. Искусство Шагала сохранило на все времена бесследно исчезнувший мир.

В своей мягкой манере Шагал символизировал индивидуальное сопротивление художника политическому угнетению и господству искусства так называемых авангардистов. Он считал негодными научные подходы к искусству. Импрессионизм и строго геометрический кубизм были «чужды» ему.

В первые годы независимости Израиля Шагал стал также международным символом процветающего еврейского художественного творчества. В отличие от Писсарро или Модильяни, которые никогда не занимались еврейской темой, Шагал явно стремился создать из опыта своей юности в России еврейское искусство – сверкающее, новое и современное. (Единственными художниками, которых в этом смысле можно сравнить с Шагалом, были швейцарский композитор Эрнест Блох, сочинивший среди прочего большую рапсодию «Шеломо» для виолончели с оркестром, посвященную царю Соломону, и трогательное «Богослужение»; автор новелл и драматург Шолом-Алейхем и Нобелевский лауреат романист Исаак Башевис Зингер). Фрески и витражи Шагала на библейские темы для церквей во Франции, Швейцарии, Покантико-Хилсе, Нью-Йорке; для медицинского центра «Гадаса» и кнессета в Израиле, Ватикана, нью-йоркской «Метрополитен-Опера» и Секретариата ООН представляют собой публичные свидетельства его гуманистической, полной любви и утешения позиции.

Шагал родился в Лиозно под городом Витебском в царской России, и его настоящая фамилия была Сегал (великий американский композитор Аарон Копленд также проследил свои корни до Витебска). Отец Шагала проработал тридцать лет разнорабочим на селедочном складе. Он так и не сумел оценить удивительные способности сына. Марк поступил сначала в хедер (начальную религиозную школу для маленьких детей), затем в государственную школу. Когда его друг высказал восхищение его работами, Шагал уговорил мать оплатить его уроки у местного портретиста.

В 1906 г. Шагал рискнул поехать в Санкт-Петербург учиться в Императорском обществе поддержки искусств. Позже он познакомился с евреем Львом Бакстом – театральным художником, оформлявшим спектакли «Русского балета» Дягилева, и некоторое время учился у него (в классе Бакста рядом с ним стоял великий танцор Вацлав Нижинский, почему-то решивший, что и он может живописать). Получив стипендию от одного адвоката, Шагал смог выехать из России на четыре года плодотворной работы в Париже. Приобщившись к жизни французской богемы перед Первой мировой войной и к сокровищам Лувра, Шагал почувствовал себя свободным. Во Франции он стал великим художником российско-еврейского происхождения. Его особый вид экспрессионизма – лиричный, фантастичный, рожденный на плодородной витебской почве – проявился в исступленно ярких красках его полотнищ. Шагал бесспорно стал одним из величайших и влиятельнейших художников-колористов XX в.

После персональной выставки в Берлине в 1914 г. Шагал вернулся в Витебск, был призван на службу в императорскую армию и в ходе массового дезертирства российских солдат в конце войны оставил свою штабную должность. Когда в 1917 г. пришли к власти большевики, Шагала назначили комиссаром Витебска по изящным искусствам. Его полотна выставлялись в Зимнем дворце в Петрограде. Его рекламировали как великого художника советской Новой эры. Однако его индивидуализм оказался слишком теплым и человечным для холодного конформизма развивавшегося социалистического реализма, и его сняли с поста комиссара.

После новаторской работы в Еврейском государственном театре в Москве в 1922 г. Шагал вместе с женой и дочерью бежал из России. Его имя было уже хорошо известно в Западной Европе, и он получил финансирование со стороны влиятельного еврейского биржевика Поля Касирера и француза Амбруаза Вояра, заказавших ему офорты на библейские темы. К 1930-м гг. Шагала признали в Европе как одного из величайших современных живописцев. В 1937 г. нацисты запретили его творчество, уничтожили часть его полотен и включили другие в свою позорную выставку «Дегенеративное искусство» (на которой высмеивалась также музыка Курта Вейля) в Мюнхене. В 1941 г. по приглашению нью-йоркского Музея современного искусства опасавшиеся нацистской угрозы Шагалы бежали в Америку.

После Второй мировой войны Шагал стал благодаря своим удивительным витражам и пользовавшимся большим спросом литографиям одним из самых знаменитых художников в мире. Однако на протяжении многих оставшихся ему лет жизни он не поддался воздействию послевоенных движений – от абстрактного экспрессионизма до поп-искусства и фотографического реализма – и не изменил в сколько-нибудь значимой степени направления и философии своего искусства (за исключением разве что применения цвета). Нельзя сказать, что Шагал повлиял на целые поколения художников, как, например, Пикассо. Как Шолом-Алейхем и Исаак Башевис Зингер не изменили художественной литературы, сочиняя свои произведения в манере Кафки и Гертруды Стайн. Тем не менее шедевры Шагала затрагивали его народ глубокой религиозностью, чувством юмора и магией, почти хасидской страстью к экстазу. Он навсегда обогатил мировую культуру видениями своего Витебска, фантасмагорического и, все же всеми узнаваемого местечка, угнездившегося в сердцевине еврейской души.

БОБ ДИЛАН

(род. 1941)

Сын Битти и Эйба Циммерманов Роберт Аллен родился в городе Дулуте, в штате Миннесота, перед самым вступлением Америки во Вторую мировую войну. Бобби рос в соседнем Хиббинге – заселенном в основном христианами маленьком городке Среднего Запада. Как и в большей части Америки, люди имели доступ к культуре через радио, нарождавшееся телевидение и кино. Фильмы «Бунтарь без идеала» Джеймса Дина и «Дикарь» Марлона Брандо побудили впечатлительного юного Циммермана изменить свою одежду и свое отношение к обществу. Будучи личностью весьма творческой, писавшей поэмы и учившейся играть на фортепиано, гитаре и гармонике, Бобби увлекся рок-н-роллом 1950-х гг., наслаждался ночными передачами Джони Кэша, Джерри Ли Льюиса и Маленького Ричарда и подражал им.

Тот первоначальный рок переменил всю его жизнь – он хотел стать только звездой рок-н-ролла. В средней школе и во время недолгой учебы в университете Миннесоты Боб опробовал свой номер в маленьких клубах и кофейнях. Его музыка была примитивной – не задабривающей легкой диетой Тэба Хантера и Фабиана, а стихийной и пронизывающей, расплывчатой, но резкой. Он сменил свою фамилию на «Дилан» в честь великого и мятежного уэльского поэта Дилана Томаса. Еврей от рождения, Циммерман стал кельтом Диланом. Вскоре Боб также признает, что только в фольклорной музыке, а не в рок-н-ролле смог он найти свое истинное музыкальное и артистическое призвание и завершить свою столь желанную личную метаморфозу.

Не будучи «симпатягой» подобно многим звездам рока своего поколения, Дилан чувствовал особое влечение к грубо скроенным народным песням Вуди Гатри. Превратившись в своеобразного Вуди-подростка, идущего к славе, Дилан пел скрипучим и резким голосом, непреклонным в пренебрежении мягким тембром. В чисто американской речи-песне он заново интерпретировал почти классическую народную музыку Гатри, Пита Сигера и других с весьма волнующей изобретательностью. В конце второго и начале третьего десятка Дилан начал сочинять музыку, и его первой завершенной работой стала хвалебная «Песня Вуди».

Он начал выступать в ныне ставшем мифическим клубе «Фольклорный город Гердеса» в Гринвич-Виллидже в Нью-Йорке. «Фольклорный город» был очагом послевоенной народной музыки, где еженощно импровизировали вместе Джуди Коллинс, Питер Ярроу, Пол Стуки, Мэри Трэверс, Ричи Хейвенс, Том Пэкстон, Фил Охс и Баффи Сейнт-Мари. В то время большинство из них жили в нищете, в постоянном поиске еды. Выступления Дилана в «Фольклорном городе» привлекли внимание крупного производителя грампластинок (и зятя Бенни Гудмена) Джона Хэммонда. Важная роль последнего в развитии американской народной музыки хорошо известна по работе с такими художниками, как Билли Холидей и Брюс Спрингстин. Хэммонд вместе с компанией «Колумбия Рекордс» издал 1962 г. первый альбом Дилана. Годом позже, в двадцать три года Боб Дилан сочинил «Цветущий на ветру». Эта песня, будучи популяризированной группой «Пит, Пол и Мэри», стала знаковой для целого поколения.

В начале 1960-х гг. Дилан стал национальным поющим поэтом протеста, завоевав свою репутацию актуальными поэтическими комментариями касательно условий нашей жизни. Его сочинение «Времена, которые они меняют» 1963 г. отразило важные шаги, сделанные к освобождению человека, и утрату наивности в те бурные дни, когда Джон Кеннеди еще был президентом, а Вьетнам был известен главным образом географам.

Дилан шокировал поклонников народной музыки, когда выступил на Ньюпортском фольклорном фестивале в 1965 г. с электрической гитарой в сопровождении рок-группы. Его «Мистер исполнитель на тамбурине» и «Подобно катящемуся камню» провозгласили слияние фольклора с роком. Неугомонный на протяжении всей своей карьеры и никогда не придерживавшийся долго однородного стиля, Дилан снова изменил свой стиль (после того, как едва не разбился насмерть на мотоцикле и лишился трудоспособности почти на два года в конце 1960-х гг.), соединив музыку кантри и вестерн с фольклором и роком. Этот стиль смягчился в 1970-е гг., когда музыка Дилана стала более личной, сосредоточенной на собственных переживаниях. Он не прекращал исследовать иные веяния, и его уникальное творчество испытывало влияние латиноамериканской, карибской и негритянской музыки.

Частная жизнь Дилана отражала его творческие поиски. Рожденный евреем, он флиртовал с заново возникшим фундаменталистским христианством начала 1980-х гг., чтобы вернуться позже к ортодоксальному иудаизму (он был, например, связан с Любавичским хасидским движением и его харизматическим главным раввином Менахемом Шнеерсоном).

Стремление Дилана к сочетанию разных стилей оказало влияние на многих звезд народной музыки. Подобно Джону Кейджу в классической музыке и джазисту Диззи Гиллеспи, Дилан не позволял себе ограничиваться какими-либо нормами, а стремился выразить в очень личной (порой донкихотской) манере ярость и ненависть, меланхолию, надежды и желания современной жизни.

БЕРНАРД БЕРЕНСОН

(1865—1959)

Будучи, возможно, величайшим искусствоведом в истории, во всяком случае, самым крупным в деле пробуждения общественного понимания итальянского Ренессанса, Бернард Беренсон начинал бедным мальчиком в Восточной Европе и завершил свой долгий жизненный путь во дворце под Флоренцией самым признанным знатоком в мире. Его произведения «Венецианские художники Ренессанса», «Эстетика и история», «Рисунки флорентийских художников» и крупный литературный труд «Итальянские художники Ренессанса» дали характеристику не только величайших шедевров величайших мастеров, но их стилей, композиции исторического контекста, в котором они творили. Получая от американских и английских коллекционеров щедрые вознаграждения за поиск и установление подлинности крупных произведений искусства, Беренсон был своим собственным величайшим творением, абсолютно цивилизованным человеком. Вместе со своим партнером по бизнесу, британским торговцем предметами искусства Джозефом Дювином Беренсон получал огромные гонорары за удостоверение ценности произведений искусства для заинтересованных, но необученных покупателей.

Сага Беренсона начиналась в небольшом городке близ Вильнюса в Литве. Бутримонис был типичным восточноевропейским местечком, подобным бесчисленным деревням в черте оседлости. Мальчики изучали иудаизм, наслаждаясь запутанностью и сложностью Талмуда и не обращая особого внимания на окружающий их мир. В 1875 г. семья Беренсонов эмигрировала в Бостон. Имея скромную начальную подготовку, он за несколько лет в основном самостоятельных многочасовых занятий в публичной библиотеке вырос до студента латинского факультета Бостонского университета, а затем и преподавателя Гарварда.

Либеральные и состоятельные бостонцы были очарованы способностями и духовными качествами Беренсона. Получив стипендию (финансируемую Изабеллой Стюарт Гарднер) для поездки в Европу, он подпал под влияние флорентийца Джованни Морелли, проповедовавшего новый канон художественной критики, основанный на научных методах. Беренсон посетил все церкви и музеи, которые смог найти в Италии, систематически «записывая» в своей энциклопедической памяти работы великих и не очень великих маэстро.

Его жизнь изменил и выбор подруги – замужней женщины по имени Мэри Костеллоу. Пораженная интеллектом и остроумием Беренсона Мэри оставила мужа-адвоката и отца двух ее детей. Беренсон просветил ее в вопросах искусства, и она ответила тем, что организовала их семью в пару самых популярных в Европе специалистов в искусстве. Старая благодетельница Беренсона Гарднер воспользовалась их услугами для собирания дивной частной коллекции полотен Ренессанса.

Беренсоны начали работать на других состоятельных людей, не жалевших денег на самый уважаемый вид собственности того времени – частную художественную коллекцию. Не раз обманутые мошенниками от искусства, не скованными этическими нормами, состоятельные коллекционеры и учреждения увидели в Беренсонах единственный надежный источник экспертной оценки. Отвергая всю жизнь мир коммерческого искусства (его биограф Эрнст Сэмюэлс вспоминал, что Беренсон называл этот мир «свинской торговлей»), он извлекал огромные прибыли из гонораров, полученных за услуги поставленным в тупик меценатам. С помощью своего партнера Дювина Беренсон составил многие из великих частных коллекций, которые позже попали в крупные американские музеи изящных искусств.

Обретенное богатство позволило Беренсонам приобрести в пригороде Флоренции виллу под названием «И Татти». Частный стал центром международной торговли произведениями искусства. Ненасытный коллекционер книг Беренсон затратил огромные усилия на собирание десятков тысяч томов своей библиотеки. Она была завещана Гарвардскому университету и стала краеугольным камнем Института «И Татти», известного также как Центр изучения итальянского Ренессанса.

Беренсон жил в «И Татти» как князь эпохи Ренессанса. Его дворец стал центром европейской культуры со своими учениками – такими, как будущие великие искусствоведы Кеннет Кларк и Мейер Шапиро, как литературные гиганты Сомерсет Моэм, Джон Стейнбек, Мэри Маккарти и Эдит Уартон, как государственные деятели Гарри Трумэн и Уолтер Липмен. В атмосфере фашистского и затем смертельного нацистского преследования он оставался в Италии на протяжении всей войны и каким-то образом пережил Холокост (в отличие от вымышленного персонажа Аарона Ястрова, которого Герман Вук в своих романах «Ветры войны» и «Война и память» как бы «срисовал» с Беренсона и «убил» в огне Аушвица). После войны Беренсон прожил еще четырнадцать лет, оставаясь истинным эстетом, прославленным своим блистательным умом и культурой, а его научные методы служили главным примером для целых поколение искусствоведов.

ПРИЛОЖЕНИЕ (С.В. Истомин)

ИЛЬЯ МЕЧНИКОВ

(1845—1916)

Илья Ильич Мечников – эмбриолог, бактериолог, патолог, иммунолог, зоолог и антрополог, один из основоположников сравнительной патологии, эволюционной эмбриологии, иммунологии и микробиологии; создатель научной школы; член-корреспондент (1883) и почетный член (1902) Петербургской АН, лауреат Нобелевской премии (1908) – родился 3(15) мая 1845 г. в имении Панасовка, в деревне Ивановка, что на Украине, неподалеку от Харькова.

Илья был четвертым по счету сыном и последним из пятерых детей у своей матери, в девичестве Эмилии Львовны Невахович. Эмилия Львовна происходила из купеческого сословия. Ее отец – богатый еврей, принявший в последние годы жизни лютеранство, – переехал в Петербург, отошел от дел и занялся философией и литературой. Он был вхож в литературные круги столицы, знаком с Пушкиным и Крыловым.

Отец будущего ученого – Илья Иванович Мечников – служил офицером войск царской охраны в Санкт-Петербурге, был человеком образованным, но увлекающимся. До переезда в украинское поместье большую часть приданого жены и имущества семьи он проиграл в карты.

Детство Мечникова прошло в имении отца Панасовка, где у него с малых лет пробудились любовь к природе и интерес к естественным наукам, который формировался под влиянием студента-медика, который был домашним учителем у старшего брата Льва. В 1856 г. Илья Мечников поступил сразу во 2-й класс Харьковской гимназии.

Учась в гимназии, Мечников проявил выдающиеся способности. В шестом классе он перевел с французского книгу Груве «Взаимодействие физических сил», а в 16 лет написал критическую статью на учебник по геологии, которая была опубликована в московском журнале.

В 1862 г. Мечников оканчивает с золотой медалью гимназию и решает отправиться в Германию, в Вюрцбургский университет, чтобы изучать структуру клетки. Но по прибытии в Германию он узнает, что занятия начнутся только через 6 недель. Обескураженный холодным приемом со стороны русских студентов и квартирных хозяев, Мечников возвращается в Россию и поступает в Харьковский университет.

Из поездки Мечников привез книгу Чарлза Дарвина «Происхождение видов», оказавшую большое влияние на формирование его эволюционно-материалистических взглядов.

Осенью 1863 г. Илья Мечников подает заявление с просьбой отчислить его из университета. Он решает ускорить процесс обучения и, подготовившись самостоятельно, заканчивает университетский четырехгодичный курс естественного отделения физико-математического факультета за два года.

В течение последующих трех лет он занимается подготовкой своей кандидатской диссертации, изучает эмбриологию беспозвоночных животных в различных лабораториях Европы. Летом 1864 г. Мечников отправляется на остров Гельголанд в Северном море, где было изобилие морских звезд, выбрасываемых на берег, которые ему были необходимы для исследований.

Финансовое положение молодого ученого было сложным, но при помощи знаменитого хирурга Пирогова Мечникову удалось стать профессорским стипендиатом. Он получил стипендию на два года по 1600 рублей в год, что позволило ему целиком посвятить себя науке.

В 1865 г. Мечников переехал для продолжения исследований в Неаполь, где познакомился с русским зоологом А.О. Ковалевским. Это знакомство, переросшее в многолетнюю дружбу, определило направление научной деятельности Мечникова. На берегу Неаполитанского залива Мечников и Ковалевский начали изучать эмбриональное развитие морских беспозвоночных. Эти исследования, подчиненные главной идее – доказательству единства происхождения всех групп животных, – положили начало науке эволюционной эмбриологии.

Ко времени возвращения в Россию в 1867 г. Мечников получил важные результаты. Изучив развитие головоногих моллюсков, он сделал обобщение: в эмбриональном развитии беспозвоночных формируются те же зародышевые листки, что и у позвоночных животных. Это открытие легло в основу его магистерской диссертации, которую Мечников защитил в Петербургском университете в 1867 г.

А изучая ресничных червей планарий, Мечников впервые в 1865 г. обнаружил феномен внутриклеточного пищеварения. Вместе с Ковалевским Мечников в 1867 г. получает премию имени К. Бэра, присуждаемую Академией наук за работы по эмбриологии, и избирается доцентом Новороссийского университета.

Тогда же из-за чрезмерно напряженной работы у него стали болеть глаза. Это недомогание беспокоило его в течение последующих пятнадцати лет, почти не позволяя работать с микроскопом.

В 1867 г. Мечников защитил докторскую диссертацию об эмбриональном развитии рыб и ракообразных и получил докторскую степень Петербургского университета, в котором начал преподавать зоологию и сравнительную анатомию.

В Петербурге Мечников сдружился с семьей Бекетовых, в доме которых часто бывала Людмила Васильевна Федорович, больная туберкулезом, его будущая жена, с которой Мечников обвенчался в 1869 г.

В день свадьбы из-за одышки невеста не могла на своих ногах пройти расстояние от экипажа до алтаря церкви. Бледную, с восковым лицом невесту внесли в церковь в кресле. Мечников надеялся, что его любовь и забота смогут исцелить больную жену. Началась изнурительная борьба с болезнью и финансовой нуждой. Но через четыре года, несмотря на лечение за рубежом, жена Мечникова умерла от туберкулеза на Мадейре.

После смерти жены и резкого ухудшения зрения, которое вообще ставило под вопрос его занятий наукой, Мечников пришел в отчаяние и попытался покончить с собой, выпив морфий. Доза морфия оказалась слишком большой, и его вырвало.

В 1870 г. Мечников переезжает в Одессу, где начинает читать зоологию студентам университета в Одессе. В 1875 г., работая в Одессе, он женится во второй раз на студентке Ольге Белокопытовой, которая была на тринадцать лет его моложе. Когда жена заразилась брюшным тифом, Мечников, боясь, что жена может умереть раньше его, снова попытался покончить с собой, введя себе бактерии возвратного тифа. Но, тяжело переболев, он все же выздоровел. Как ни странно, эта болезнь повлияла на ученого благотворно: его зрение резко улучшилось, а характерный для Мечникова пессимизм почти исчез.

В 1881 г. Мечников ушел в отставку в знак протеста против репрессивных действий правительства начавшихся после убийства Александра II, он уезжает в Италию и поселяется в Мессине.

«В Мессине, – вспоминал Мечников позднее, – совершился перелом в моей научной жизни. До того зоолог, я сразу сделался патологом».

Главное открытие Мечникова, которое изменило ход всей его жизни, было связано с наблюдениями над личинками морской звезды. В 1882 г., изучая в Италии морские звезды, Мечников заметил, что их подвижные клетки окружают и поглощают чужеродные тела. Наблюдая под микроскопом за подвижными клетками (амебоцитами) личинки морской звезды, ученый открыл, что эти клетки, захватывающие и переваривающие органические частицы, не только участвуют в пищеварении, но и выполняют в организме защитную функцию. Это предположение Мечников подтвердил простым убедительным экспериментом. Введя в тело прозрачной личинки шип розы, он через некоторое время увидел, что амебоциты скопились вокруг занозы. Клетки либо поглощали, либо обволакивали инородные тела «вредных деятелей», попавшие в организм. Мечников эти клетки назвал фагоцитами, а само явление фагоцитозом, от греческого слова «фагейн» – «есть». И в следующем, 1883 г., Мечников сделал в Одессе доклад на съезде естествоиспытателей и врачей «О целебных силах организма».

Мечников обнаружил, что не только у морских звезд, но и у каждого живого организма есть эти особые защитные клетки-фагоциты, у человека ими являются лейкоциты – белые кровяные тельца. Опираясь на данное открытие, Мечников предложил рассматривать болезнь как борьбу между фагоцитами и болезнетворными микробами. Однако эта идея была настолько нетрадиционна, что вначале мало кто из ученых ее принял.

Но Мечников не первым заметил, что лейкоциты у животных и человека пожирают вторгшиеся чужеродные организмы, включая бактерии. Однако в то время ученые полагали, что этот процесс поглощения служит для того, чтобы распространять чужеродные вещества по организму через кровеносную систему. Мечников это мнение опроверг: лейкоциты, подобно фагоцитам, выполняют именно защитную или санитарную функцию в организмах.

В 1886 г. Мечников вернулся в Одессу, где возглавил созданную им совместно с Н.Ф. Гамалея первую в России и вторую в мире бактериологическую станцию, которая должна была заниматься изготовлением вакцин и прививок против бешенства, борьбой с саранчой и т. д. Однако недолго он выдержал многочисленные упреки в том, что у него нет медицинского образования. Из-за препятствий, чинившихся ему властями, Мечников отказался от заведования станцией. У него созрело решение покинуть Россию и искать пристанища за границей.

В 1887 г. Мечников выехал в Германию, а осенью 1888 г., по приглашению Луи Пастера, переехал в Париж и организовал в Пастеровском институте лабораторию. В течение последующих 28 лет Мечников работал там, исследуя фагоциты. Он писал многочисленные статьи в журналы, читал лекции по бактериологии в Пастеровском институте, популяризировал открытия института.

В последние годы своей научной деятельности Мечников пытался с позиций биолога и патолога создать «теорию ортобиоза, т. е. правильной жизни, основанную на изучении человеческой природы и на установлении средств к исправлению ее дисгармоний…». Считая, что старость и смерть наступают у человека преждевременно, Мечников особую роль в этом процессе отводил микробам кишечной флоры, отравляющим организм своими токсинами.

Мечников верил, что с помощью науки и культуры человек в состоянии преодолеть противоречия человеческой природы (в том числе и между ранним половым созреванием и возрастом вступления в брак) и подготовить себе счастливое существование. А при естественном переходе «инстинкта жизни» в «инстинкт смерти» и бесстрашный конец. Эти взгляды им изложены в книгах «Этюды о природе человека» (1903) и «Этюды оптимизма» (1907).

В «Этюдах о природе человека» Мечников доказывал, что для нормального пищеварения необходимо употреблять кисломолочные продукты, прежде всего простоквашу, заквашенную с помощью болгарской палочки. Мечников знал, что в Болгарии есть местности, где многие жители доживают до ста и более лет, и что они питаются в основном простоквашей. Отсюда он сделал вывод, что палочки молочной кислоты оказывают благотворное влияние на организм. Они уничтожают бактерии в пищеварительном тракте человека, защищают от самоотравления и тем обеспечивают долгую жизнь.

Мечников предложил и рецепт промышленного производства йогурта, но он не запатентовал свое изобретение и не получил за него никакого вознаграждения.

Если в молодости Мечников был глубоким пессимистом, то чем старше он становился, тем более жизнеутверждающим и радостным делалось его мироощущение. Свои философские взгляды Мечников изложил в тех же «Этюдах о природе человека» и «Этюдах оптимизма», а также в статье «Мировоззрение и медицина». Но религиозный и идеалистический строй мыслей и чувств был ему чужд. Неудивительно, что Мечников и Лев Толстой при их встрече в Ясной Поляне в 1909 г., широко освещавшейся русской прессой, по существу, не нашли общего языка.

Веря в безграничные возможности науки, «которая одна может вывести человечество на истинную дорогу», Мечников свое мировоззрение называл «рационализмом» («Сорок лет искания рационального мировоззрения», 1913). Мечников отвергал способность человека понять намерения природы, а тем более Бога: «Мы не можем постичь неведомого, его планов и намерений. Оставим же в стороне Природу и будем заниматься тем, что доступно человеческому уму».

По своим политическим убеждениям Мечников был либералом, противником всякого насилия. Он был знаком с А.И. Герценом, М.А. Бакуниным, П.Л. Лавровым, но не разделял их взглядов.

Лето Мечников обычно отдыхал на даче в Севре, а с 1903 г. переехал туда жить постоянно.

В 1908 г. Мечников совместно с немецким бактериологом Паулем Эрлихом был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине «за труды по иммунитету». В приветственном слове в честь его награждения отмечалось, что открытие Мечникова является крупнейшим достижением в области иммунологии после работ Эдварда Дженнера, Луи Пастера и Роберта Коха.

Скончался Илья Ильич Мечников после нескольких инфарктов миокарда в Париже 2(15) июля 1916 г., в возрасте семидесяти одного года.

Среди многочисленных наград и знаков отличия Мечникова медаль Лондонского Королевского общества и степень почетного доктора Кембриджского университета, он являлся членом Французской академии медицины и Шведского медицинского общества.

Урна с прахом Мечникова, согласно его воле, хранится в библиотеке Пастеровского института.