Текст книги "Поединок"
Автор книги: Майкл Нортвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Может быть, голодная? Нас учуяла? – пробормотал Деггубэрт и дал караульщикам команду открыть огонь.
То ли из-за вчерашней усталости, то ли по причине легкой утренней сонливости, но первые стрелы, посланные арбалетами Мирейна и Ларса, цели не достигли. Пролетев близко от чувствительных крыльев чудовищного создания, стрелы только раздразнили насекомое, и оно рассвирепело.
Сделав круг над вышкой, гигантская стрекоза снова спустилась почти к самой земле и попыталась протаранить здание толстой головой – но тут же напоролась фасеточным глазом на стрелу в арбалете Недотепы, готовившегося выпустить ее в грудь хищницы. От внезапной боли тварь отпрянула, попыталась набрать высоту, но сделать это ей смотрители не дали.
На стрекозу обрушился град стрел, на сей раз попавших довольно метко. Еще в воздухе из туловища, глаз и лап потекла кровь. Хищница на миг зависла в воздухе почти неподвижно – и рухнула наземь, забившись перед вышкой. Прямо на кончик длинного носа Мирейна упала капля слизи, и смотритель стер ее рукавом рубашки уже на бегу.
Выскочив наружу, караульщики спутали крепкими веревками крылья чудовища и опять заработали топорами и мечами, рассекая эластичный хитин и еще живую плоть. Неторопливый увалень Ларс, тяжело дыша, рубил с плеча, широко замахиваясь, Мирейн наносил точные, скупые режущие удары, а Деггубэрт отводил руку, согнутую в локте, ровно на такое расстояние, чтобы хватило на рассчитанный глубокий разрез. И снова дым от сгорающего на костре мертвого создания потянулся в небо, заставляя брезгливо морщиться даже много чего повидавшего Деггубэрта. А потом наступил вечер…
* * *
Гвардейцы промчались мимо вышки ровно в положенное время, вскоре после полудня. Раненого разбудили и передали из рук в руки этим доблестным воинам – высоченным, как на подбор, жилистым, немногословным парням, со здоровенными кулаками и молодцеватой выправкой.
– Что с ним делать? – сердито надув щеки, спросил у Деггубэрта капрал. Он сдвинул набок шлем и почесал вспотевший висок коротким толстым указательным пальцем с грязью под ногтем. Старший смотритель заметил, что начинающая лысеть голова гвардейца покраснела от жары, а усы слегка загнулись к уголкам рта от привычки мусолить их всякий раз, когда возникает нужда осознать нечто более сложное, чем военный строй колонной по трое.
– Ближе к дому доставьте, – Деггубэрт посмотрел на капрала, как смотрят обычно на капризного ребенка. Потом, взяв за локоть и отведя в сторону от израненного рыжего пришельца, вкратце пересказал все то, что сам узнал от бедолаги.
Капрал уставился на Деггубэрта мутными рыбьими глазами, силясь понять, что означают эти сведения, но до его уставного мозга все доходило слишком медленно:
– А что знатокам-то при дворе Его Величества передать? У нас на посту сейчас как раз очередной поселился. Инспекция у него, нас проверяет. Доложить-то мне нужно, откуда парень взялся, такой изрезанный…
– У самого бедолаги лучше пусть не спрашивают, тяжко ему сейчас. Вот что доложи: мужчину сильно поранила самка Большого-С-Клешнями, судя по описанию, такие здесь раньше не встречались. А его спутника убили и сожрали восьмилапые.
– Не нравится мне этот случай, – капрал задумчиво прикусил губу, склонил голову налево и заморгал. Кончик правого уса потянулся в узкую щель рта. – Конечно, не первое в этом времени нападение, но… не нравится, хоть убей.
– Вот что на самом деле странно: таких Больших-С-Клешнями здесь не водится, это точно, – Деггубэрт выделил слово «таких» с особой тщательностью, чтобы туповатый капрал передал его слова знатоку с той же интонацией. Капрал внимал, стараясь запомнить сказанное Старшим смотрителем. – Что-то их погнало в нашу сторону, поближе к побережью. Но что именно, мне непонятно. Надвигающийся ураган из светящегося песка? Или кто-то живой?
– Может, и кто-то… – теперь и левый ус капрала задергался вверх-вниз. – Ладно, все доложу, – буркнул напоследок служака и, развернувшись к своим солдатам, рявкнул на них. – Что уставились, дылды? Шагом марш, олухи!
Процессия гвардейцев удалилась; четверо сели верхом на тощих ослов, а другие четверо маршевым шагов двинулись по бокам, в охранении. Того требовали и правила службы, и насущная необходимость неспокойной жизни, когда из-за любого возвышения может внезапно выползти опасный и сильный враг.
Пришелец, весь обмотанный полосками ткани, пропитавшимися мазью, сидел за спиной у одного из рядовых гвардейцев и держался за шипастые выступы на тяжелых доспехах, выкованных по особому фасону – с витиеватыми выпуклыми узорами на каждой детали, чем-то напоминающими заковыристую подпись на Монаршем указе. Он оглянулся, еле заметно улыбнулся и помахал рукой Деггубэрту.
– Прощай, прощай, – кивнул старший смотритель. – Больше не свидимся. Не такие у нас места, чтобы гостей привечать.
* * *
– Думаешь, правильно передадут знатоку то, что ты понял про тех Больших-С-Клешнями и многоногих? – спросил Старшего смотрителя Ларс-Недотепа.
– Думаю, капрал передаст точно, – скупо ответил Деггубэрт и вскинул брови. – Так, парни, идем наверх: что-то отвлеклись мы от Службы…
Смотрители поднялись по лестнице на третий этаж, и Мирейн принялся оглядывать окрестности. На первый взгляд, ничто не предвещало необычных событий, и Мирейн, успокоившись, через некоторое время предложил Деггубэрту и Ларсу:
– Может, пора обедать?
– И то верно, – Деггубэрт бросил взгляд на солнечные часы. Тень от деревянного стержня показывала почти два пополудни, и старший смотритель распорядился принести продукты. Обед обычно готовили сообща, если у кого-то из смотрителей не было неотложных дел, и сейчас Деггубэрт также не хотел делать исключения из неписаного правила.
Они принялись за стряпню. Ларсу-Недотепе поручили очищать кактусы, срезая с них тоненькими слоями верхнюю кожицу, Мирейн песком приводил в порядок сковородку, а сам Деггубэрт разводил огонь в очаге. Пламя среди крупных сероватых камней с океанского берега, из которых был любовно сложен очаг, обычно разгоралось плохо: добрые поселенцы неизменно приносили смотрителям худшие дрова, исходя из принципа «в кампусе не пригодятся, все равно выбрасывать».
Разведение огня на вышке поэтому требовало особого терпения, не свойственного молодым смотрителям. Пару раз Деггубэрт поручал младшим это нудное занятие, но в результате приходилось тратить гораздо больше времени, чтобы успокоить и помирить Ларса и Мирейна. После этого Деггубэрт решил, что лучше огнем будет заниматься он сам, тем более что во время этого своеобразного ритуала можно выкурить трубку-другую близ очага…
– В моем кампусе недавно новую ферму достроили, – заговорил Мирейн. Он аккуратно расстегнул ремень с ножнами, чтобы не мешать работе, и закатал рукава рубашки, которую поутру разглаживал на горячих камнях. Мирейн отличался гораздо большей тщательностью, чем Недотепа. – Хотели сперва строить цех, обрабатывать кожи аллигаторов, но потом старики посовещались, и Дэд велел строить ферму. Кевин-Ходок принес из северных мест личинок, а пока строили ферму, Хелен-Одиночка выходила их, вырастила. Теперь тли уже взрослые и вот-вот дадут потомство. Дэд приказал ни одну не забивать на мясо, чтобы как можно скорее расплодились. Хотя было бы кого трогать: Кевину всего три пары удалось донести, еще две по дороге сдохли. Путь-то неблизкий: считай, туда-сюда Ходок за два времени обернулся.
– Почему цех не стали строить? – Ларс оторвал взгляд от кактусов и поднял глаза на Мирейна.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Когда у Дэда спрашивали, он не сказал. Но думается мне, перед советом стариков, когда о строительстве кумекали, навестили нашего Дэда островитяне и намекнули ему, что спалят кампус, если цех все же построят.
– Отчего так думаешь? – Ларс продолжил очищать кактусы.
– Вроде, похожий случай был в соседнем кампусе, – неопределенно пожал плечами Мирейн. – Сам-то я не видел, но у Большого Кактуса местные жители как-то рассказали мне, что их чуть всех вместе с домами не спалили, а уж цех сгорел так быстро, что ни одну шкуру не успели вытащить. А все потому, что островитяне крепко держат в своих руках выделку кож аллигаторов. И торгуют ими. А ежели, говорят, кто-то еще начинает заниматься тем же ради пропитания и воды, немедленно являются и требуют одуматься. Иногда бьют больно. А случается, и убить могут. Но точно этого никто не знает, только говорят…
Да черти с ними, со шкурами, послушай лучше про ферму!
– Ферма – это хорошо… – мечтательно произнес Ларс и улыбнулся каким-то своим мыслям. – Ферма – это тлиное молоко: вку-у-усное… Скажи, а этот ваш… как его?.. Ходок… Он сильно пораненный вернулся из северных Мест?
– Не сильно, – помотал головой Мирейн. – Муравьи его поцарапали немного, а еще кожу обожгли кислотой в нескольких местах, но это у него вскоре прошло, сейчас даже следов не видно. Но говорил, что защищали своих тлей шестилапые яростно, только Священный Дым помог. Кевин-Ходок всегда с собой носит Священный Дым, даже если к девкам из соседнего кампуса ходит. Спрашиваем: «Зачем, Кевин? Ты им под юбки дыму напустишь, что ли?» Отшучивается…
– Долго строили-то? – перебил Ларс.
– Ферму? Недолго. Примерно за одно время построили, может, чуть быстрее, – прикинул Мирейн. – Фундамент сделали: обожгли кубики глины и выложили из них, а стены из дерева. На кровлю пошел металл: нашли в Средних Местах какую-то диковину из металла, разрезали на ровные полосы и ими покрыли крышу.
– Не светится крыша в темноте? – усмехнулся Ларс.
– Вроде не светится. Если бы светилась, Дэд запретил бы из этого металла класть, – Мирейн посмотрел на Ларса такими глазами, словно хотел добавить: «Ну и олух же ты!», но подытожил:
– В общем, тлям на ферме очень хорошо. А нам теперь будет еще лучше.
– Заходил внутрь? – Недотепа сделал вид, что не заметил презрительного взгляда приятеля. Он давно не обращал внимания на такие выражения лиц, которые явственно говорили, что прозвище свое Ларс получил не напрасно.
– Заходил, – кивнул Мирейн. – У каждой – свое стойло, своя поилка и кормушка. Сыты, довольны и молока много дают. Правда, пока его только мамашам из кампуса хватает: грудных детишек ведь чем-то надо кормить! Дэд велел выдавать тлиного молока мамашам столько, сколько им требуется, – Мирейн поднял руки от сковороды и стал загибать пальцы, считая вслух: – У Милли-Толстухи два чада родились в позапрошлое Время, у Маленькой Лайзы дочка совсем недавно родилась, у Кевина-Ходока с Пушистой Ниной тройняшки пока еще не перешли на обычную пищу, да у Зенны-Охотницы мальчику четыре времени от роду. Всего семеро грудных младенцев. А скоро и Мэри разродится…
– Твоих не намечается? – осклабился Ларс.
– У какой-нибудь лапочки?
– Мне рано еще, Дэд пока не разрешил, – грустно вздохнул Мирейн. – Ничего, Красотка Джейн никуда от меня не денется. Да она и не хочет куда-то деваться… Так что будет праздник и на нашей улице.
– Большой у вас кампус, – хмыкнул Ларс. – Ферму, наверное, тоже побольше строили? А к тлям страшно подходить?
– Да, на ферме стойл сорок, а то и все пятьдесят. Дэд правильно все рассчитал: нашим вполне хватит молока от двадцати тлей, а все остальное будем менять на воду, кожи, металл и многое другое, – по голосу Мирейна было понятно, что Дэда своего кампуса он сильно уважал. – Ну, иногда про запас заваривать: сгущенка-то хранится долго, а в наших местах, сам знаешь, всякое случается… Страшные ли тли? Нет, совсем не страшные. Они же совершенно ручные! Можно даже погладить, только от удовольствия эта полезная тварь запросто нагадит на руку…
– А возле Богов Средних Мест, наверное, тоже свои вкусности есть… – уныло пробормотал Ларс, никогда не видевший тлей и не пивший их сладкого молока. – Как думаешь, кто-нибудь доходил до самих Богов?
– Вряд ли, – ответил Мирейн. Сковородка в его руках уже блестела. – Свечение там сильное. А если и свечение сразу не убьет, то многоногие уж точно сожрут…
Деггубэрт сморщился, словно от острого приступа зубной боли, отвернулся от караульщиков и пошел наверх. Ему, в отличие от молодых смотрителей, довелось однажды увидеть, как поступают с людьми обитатели пустыни, когда двуногие оказываются в их полной власти. Это было довольно далеко отсюда, времен тридцать назад. Деггубэрт шел по улицам небольшого города, который с незапамятных времен называли плавно и распевно: Элбэни. Он заехал в такую даль, чтобы поговорить с одним знатоком, что всю жизнь провел в городе, о появившемся возле вышки странном роде многоногих – приземистые, от силы человеку по пояс, но длинные, по тридцать-сорок шагов в длину, и с огромными жвалами, они походили на череду нанизанных на тонкую нить шариков, каждый из которых имел четыре лапки. Нужно было узнать, как лучше всего бороться с ордами этих существ, начавших то тут, то там прорываться к побережью в общих стаях с кузнечиками – продолговатыми, с мощными длинными задними толчковыми лапами. Эти существа прыгали на невообразимое расстояние, за один раз преодолевая такой отрезок пути, какой человек прошел бы стремительным шагом за полчаса. Причем совершали свои прыжки столь быстро, что приноровиться к ним не имелось никакой возможности, и даже самые меткие стрелки не попадали в них из арбалетов, как ни старались.
Деггубэрта в Элбэни подвезли на исхудалом осле гвардейцы Его Величества, они же обещали его доставить обратно на вышку, попозже вечером. Со знатоком воин переговорил достаточно быстро: седой дедушка с удивительно благообразным лицом, опираясь на клюку, потащил смотрителя к тамошнему зверинцу и показал на диковинное существо со странным именем «кенгуру», а потом стал объяснять, как правильно стрелять подожженными стрелами. Деггубэрт вежливо кивал, мысленно прикидывая, что огненные стрелы – это, конечно, бред, пользы от них никакой, а вот способ стрельбы залпами, сразу по десятку болтов в одну цель действительно может принести пользу. Еще более интересной оказалась лекция о способе приготовления ядов из трупных тканей, и уж ее караульщик запомнил слово в слово.
После того разговора старик неожиданно быстро распрощался и ушел, а он, не зная, чем заняться до возвращения гвардейцев, принялся бесцельно бродить по Элбэни.
Он свернул куда-то вбок с ровной, аккуратной центральной улицы городка, по которой торопились по своим делам поселенцы и маршировал взвод воинов Его Величества Монаршей Армии, катил открытый экипаж, в оглоблях которого был запряжен упитанный, холеный осел с лоснящейся кожей, щедро смазанной маслом эвкалипта. Прогуливались нарядно одетые румяные женщины, носилась со всех ног играющая детвора. Боковая улочка была не в пример уже, по ней вряд ли смогли бы пройти три взрослых человека, не столкнувшись плечами. Зато домики, стоявшие вдоль этой улочки, показались Деггубэрту более уютными и аккуратными, вид их был менее строгий, чем на центральной улице, и строили их без особых изысков.
В окруженных невысокими, пестрыми заборами огородах целыми семьями копошились земледельцы – мужчины, женщины, пожилые люди и ребятишки. В нескольких местах росли фруктовые деревья – Деггубэрт увидел, как в одном из двориков совсем молоденькая женщина, расправив подол платья, собирала крохотные, величиной не больше птичьего яйца, слегка перезревшие плоды, от которых на всю улицу растекался тонкий головокружительный аромат. Из глубины другого двора, из-за высоких лопухов перед сараем, неслось куриное квохтанье, и полная женщина в ярко-желтом платье, что-то чистившая коротким узким ножом на пороге сарая, приподнялась с нагретого места, раздвинула лопухи и вытащила из зарослей запутавшегося среди стеблей птенца. Голозадый мальчонка в белоснежной рубашонке, только-только начавший ходить, медленно, осторожно, выверяя каждый шаг, смешно передвигался внутри следующего дворика вдоль забора: крепко хватался за доски после каждого короткого перехода и сосредоточенно сопел. Мужчина с усталым, но довольным лицом закончил возиться с грядкой и, стерев тыльной стороной ладони пот со лба и прислонив к дереву с узловатым стволом мотыгу, жадно выпил одним глотком половину воды из прозрачного кувшина, заботливо прикрытого от солнца тряпицей, а потом подхватил малыша на руки, высоко подбрасывая его над головой.
Так Деггубэрт шел вдоль домов и наслаждался здоровой, спокойной, почти беззаботной жизнью, не кипевшей – текущей здесь, словно свежий крик после зимы. Улочка привела его к вышке – точь-в-точь такой же, как и его родная. Но не совсем такой: смотрители, как было видно в чуть более широкие бойницы, лениво дремали, опершись на незаряженные арбалеты и почти не двигаясь, и только Старший сквозь дремоту привычным движением смахивал со лба пот. Деггубэрт понял, что полчища многоногих здесь, в этом тихом городке, на этой милой улочке, – слишком большое диво, к которому поселенцы не привыкли. Он подошел к лестнице, чтобы подняться на вышку, разбудить Старшего смотрителя и поговорить с ним, но не успел занести вверх ногу для восхождения, как вдруг все вокруг переменилось.
Небольшой, поросший густой зеленой травой холм, в который упирался конец улицы и прямо перед которым стояла вышка, внезапно почернел и покрылся длинными бесформенными тенями. Воздух наполнился запахом гниения; волна запаха как бы выдавливалась вниз с вершины холма тем, что с нарастающей скоростью катилось вниз, к окраине городка. То мчалась к мирным домам и зеленеющим дворникам густая масса пустынных тварей. Разглядеть отдельных монстров на такой скорости было невозможно; мелькали лишь лапы – отвратительные, волосатые, цепкие, с острыми ребристыми краями. Не успел Деггубэрт толком оглядеться, как волна придвинулась вплотную к ближайшему забору и без малейшего труда затекла в огороженный дворик.
В Деггубэрте сработала какая-то незримая пружина: он тремя прыжками поднялся по лестнице на нижний этаж вышки и рванул на себя дверь, затем махнул на третий этаж, где дремали смотрители, и стукнул Старшего в плечо.
– А?! Что?! – встрепенулся тот.
– Хватит спать! Восьмилапые! – Деггубэрт, показал на дворик, в котором кишели многоногие.
Глаза Старшего смотрителя вышки широко распахнулись и он засуетился, расталкивая младших. Деггубэрт сразу же присоединился к суете с арбалетами, знаками показав начальнику, что сам он с делом знаком не понаслышке, и подхватил кипу из нескольких десятков стрел.
Между тем часть многоногих, найдя в занятом дворике грудного младенца, сгрудилась вокруг него, и Деггубэрт еще крепче сжал зубы, чтобы не застонать: в воздух стрельнула тонкая струя густой крови, раздался истошный и закончившийся глухим бульканьем тонкий вопль, и твари заработала жвалами. Другие же волнами катались из одного угла дворика в другой, будто искали что-то, ориентируясь по запаху, но пока не натолкнувшись на искомое. В доме, стоявшем посреди двора, кто-то истошно заорал, в окне мелькнуло искаженное лицо – Деггубэрт так и не понял, был то мужчина или женщина. Похоже, люди увидели, что случилось с их ребенком. Та куча многоногих, что возилась, пожирая малыша, качнулась вбок, черной мохнатой волной приподнялась и снова опустилась, но чуть в стороне: оттуда до вышки донесся короткий взвизг, закончившийся хрипом. Мелькнул среди волосатых туш белый пушистый клочок – и пропал, а к забору полетела голова большой собаки с пятнами крови на бежевой шерсти и огрызком шеи.
Несколько многоногих, подпрыгнув, свалились, – застигнутые врасплох караульщики наконец-то начали стрелять. Но мертвых и бьющихся в судорогах раненых товарищей тотчас поглотили их сородичи. Деггубэрту казалось, что он наблюдает безумное пиршество демонов смерти: живые многоногие накинулись на своих собратьев так, словно те были заклятыми врагами, и стали откусывать лапы и головы поверженных и разрывать на части туши.
Наконец, кишащая масса разделилась. Четыре-пять десятков многоногих, дожиравших остатки собственных сородичей, оставались на месте, а еще три-четыре десятка ворвались в дом. Тех, что остались снаружи, смотрители довольно быстро постреляли, внося еще большую сумятицу. Повсюду слышалось громкое чавканье и легкое пощелкиванье жвал, и все явственнее сюда доносился омерзительный запах, от которого чуть ли не выворачивало все внутренности.
Видимое с вышки окно домика треснуло и с оглушительным звоном лопнуло изнутри, в волну многоногих вонзились осколки стекла, но ни одно из созданий не обратило на это ни малейшего внимания. В окне показалась женщина – точнее, лишь ноги, подол платья, исподние юбки. Верхнюю половину тела и руки скрывало нечто темное и мохнатое, а нижняя яростно дергалась, и непонятно было, пытается ли женщина в последней, бесплотной попытке отбиться от схватившего ее чудовища или же трясется в агонии. Вскоре она перестала двигаться, и из окна на землю хлынул поток крови, вслед за которым, выдавливая раму и часть глиняной стены, из домика показалась туша самого крупного из напавших многоногих.
Скорпион, довершив свое кровавое дело, медленно двинулся вглубь дворика, быстро вращая глазами, далеко выступившими из глазниц, и трогая передней парой острых лап все предметы, встречавшиеся на его пути. Хищник искал новую жертву, и Деггубэрт вспомнил полученный сегодня от знатока урок. Обмотав несколько стрел паклей, воин смочил их в огненной воде, зарядил арбалеты смотрителей, поджег и велел всем метиться в того самого многоногого, что только что сожрал женщину.
Все четыре горящие стрелы вонзились в ядовито-зеленую спину твари. Они тут же потухли, но явно продолжали причинять многоногому страдания – скорпион заметался, подпрыгивая и бесполезно клацая клешнями, изворачиваясь лапами и хвостом, но так и не сумел дотянуться до стрел. Покружив по двору, Большой-С-Клешнями вскоре остановился и упал, сомкнув под брюхом лапы и клацая жвалами в бессильных попытках продолжить движение. Вокруг огненных стрел образовалось пятно угля, сладковатый запах тлеющей плоти потянулся с этого двора в сторону соседних, где затаились поселенцы – во всяком случае, теперь ни в одном из двориков с аккуратными домами не виднелось ни души.
Постепенно насыщаясь, другие многоногие переставали интересоваться своими павшими сородичами и обитателями дома, и стали выбираться назад во двор. Заметно поредевшая, но все еще грозная масса обитателей пустыни, покружив близ мертвого скорпиона, откачнулась назад и потекла широкой полосой обратно за холм. Так и не притронувшись к вышке, извечные враги двуногих в считанные мгновения скрылись из виду. Смотрителям, уже прекратившим стрелять, оставалось только созерцать страшную картину на разоренном дворе, где оставались лишь растерзанные туши многоногих, сломанные кусты и сарайчики, раздавленные гроздья алых сочных ягод и растоптанные клумбы и грядки. И лужи крови, пятна, потеки и брызги которой теперь повсюду виднелись на прежде столь аккуратном и трогательном в своей уютности дворике.
И только спустя долгое время, когда Деггубэрт спустился из укрепления на улицу, из соседних двориков послышались человеческие голоса – то выли, стенали, рыдали и кричали в запоздалом негодовании соседи уничтоженных поселенцев…
* * *
– Слышал я от стариков еще один странный рассказ, – сказал, кинув очередной сочный ствол в общую кучу, Мирейн. – Будто бы много-много времен назад удалось одному смельчаку из какого-то города добраться прямо до Долины Страха в Средних Местах. Он не умер лишь потому, что знал о свечении многое, если не все, и когда его путь углубился в пески, надел особенную рубашку и штаны. Такие прочные, что их ткань не пропускала свечение. Смельчак этот выжил и увидел много интересного и ужасного. Он вернулся в свой город и показал свои рисунки, которые сделал в Долине Страха. А нарисовал он огромных многоногих – гораздо больше, чем видим мы на границе с песками и по краям пустыни. Нарисовал Больших-С-Клешнями – таких же громадных и страшных. Нарисовал богов Средних Мест, но эти рисунки показывал далеко не всякому… Много чего нарисовал.
– Куда же потом девался этот смельчак? – Ларс, увлеченный рассказом Мирейна, открыл рот и забыл о своем занятии.
– Ты чисть кактусы! – буркнул Мирейн. – Давно это было, слишком давно, чтобы знать. Даже старики, наверное, не помнят, да я и не спрашивал. Разве что говорили они, будто смельчак тот направился в Средние Места совсем не из наших краев, а со стороны Западного океана.
– Туда тоже добираются ветры со светящимся песком? – спросил Ларс.
– Там такая же жизнь, как в наших краях, – грустно ответил Мирейн. – Поселенцам на западном побережье тоже туго приходится, там есть свои вышки и свои смотрители, точно такие же, как мы. Но, говорят, у них больше ветров со светящимся песком, а огромных тварей меньше. Значит, местных поселенцев реже, чем нас, тревожат нашествия многоногих полчищ. Но вот светящиеся пески… В общем, на западном побережье люди умирают от этого чаще, – Мирейн поставил сковородку, подошел к Ларсу почти вплотную и оглядел очищенные кактусы. За его спиной начали потрескивать разгоравшиеся дрова. – Ну что ж, можно готовить.
… Блюдо удалось на славу. Поджаренные на свежем маисовом масле ровные овалы кактусов с хрустящей корочкой, с обеих сторон присыпанные набором пряных, острых трав и сдобренные густым соком сладкой агавы, таяли во рту и создавали приятно тяжелое ощущение в животе. А сваренный затем крепкий травяной чай с небольшим добавлением огненной воды настроил Деггубэрта, Недотепу и Мирейна на спокойную, безмятежную, полную умиротворения ночь.
Вечера на посту Службы Наблюдения за Пустыней, если озирать окрестности с верхнего этажа вышки, – красивые. Деггубэрт любил спокойными вечерами смотреть, как плавно темнеет небо на горизонте, постепенно меняя ярко-синий цвет на оранжево-красный, вокруг заходящего солнца, потом – на темно-фиолетовый и, в конце концов, на полную, почти непроглядную – если бы не звезды – черноту. Он садился перед узкой бойницей и, прихлебывая из потертой глиняной кружки ароматный отвар, попыхивал трубкой, глядел и не мог наглядеться на извечную небесную красоту.
И в этот раз темнеющее небо было такое же прекрасное, как и всегда. За его спиной резались в карты Мирейн и Ларс-Недотепа, изредка беззлобно, добродушно поругиваясь, в очаге догорали уголья, внизу тихонько поскрипывали песчинки, пересыпаемые с места на место легким ежевечерним ветерком, идущим от океана.
«Странно, – думал Деггубэрт. – Прошло столько времен, что только боги Средних Мест знают, сколько точно. А карты как были, так и до сих пор остаются всегдашней забавой скучающих людей…»
Тени на стенах, отбрасываемые предметами и людьми, становились все больше и шире, дотлевать угольям оставалось недолго, вот-вот должна была наступить полная темнота. Мирейн и Ларс уже откровенно позевывали и играли нехотя, видимо, желая поскорее отойти ко сну, прерываемому поочередными дежурствами у бойниц. Внезапно комната озарилась светом, гораздо более ярким, нежели мог испустить остывающий очаг. Младшие смотрители встрепенулись.
– Что это было? – голос Мирейна показался Деггубэрту совсем не сонным.
– Падающая звезда, должно быть. Они летом часто появляются, – отмахнулся было Деггубэрт, но заволновался и Ларс:
– Падающая звезда так долго светить не может! Что я, падающих звезд не видел? – Недотепа вскочил с табурета, направился вдоль стены, переходя от одной бойницы к другой, и наконец обнаружил то, что испускало яркий свет. Глаза Ларса округлились, и рот непроизвольно раскрылся.
Со своего места вскочил и Мирейн. Он подошел к Недотепе и беззлобно подтолкнул его локтем, чтобы Ларс подвинулся и дал посмотреть. «Ерунда какая», – подумал Деггубэрт. Предчувствие чего-то очень нехорошего, неподвластного уму подтолкнуло и его, заставив покинуть уютное место у очага и присоединиться к младшим смотрителям.
Нечто неподвижно висело в небе над пустыней, в отдалении от вышки, освещая пески. Впрочем, Деггубэрт сразу понял, что эта неподвижность – только видимая, на самом деле нечто очень медленно опускалось.
Огромный ромб, заполненный прозрачными маленькими квадратами, почти белый, ярко – до боли в глазах! – сияющий, углы которого едва заметно колыхались вверх и вниз, имел такие же примерно размеры, как десять… нет, двадцать… все же, наверное, тридцать солнц в яркий летний день.
– О, боги Средних Мест! – выдохнул наконец Мирейн. – Что же это такое? – Краем глаза он заметил, как побледнело лицо старшего смотрителя, как напряглись его скулы, как сжались кулаки – так, что кожа побагровела.
Деггубэрт и впрямь заволновался. Так волнуются люди, когда впервые в жизни видят, скажем, безбрежный океан – чудовищного размера массу воды, протянувшуюся от горизонта до горизонта. Или когда на их глазах жесточайший ураган сметает, словно играя и шутя, большущий дом с несколькими десятками орущих от ужаса жителей.
– Проклятие богов Средних Мест! – хрипло выдавил из себя старший смотритель, когда нечто опустилось к самой поверхности земли. С вышки казалось, что каждая песчинка искрится под лучами сияния, исходящего от ромба.
– Далеко… – сдавленным голосом произнес Ларс. – Считай, часа полтора пути до него, а то и два.
«Недотепа прав», – прикинул Деггубэрт.
Может, он, конечно, и недотепа, но все же именно Ларс догадался, что явление это – прежде невиданное и требует их присутствия. В подобных случаях смотрителям полагалось экипироваться полностью, запереть вышку, поднять нижний сегмент лестницы, боевым порядком – старший смотритель впереди, младшие сзади, слегка по бокам, – выдвинуться вперед для разведки, попытаться понять, что происходит, и по возможности скорее вызвать к месту происшествия гвардейцев Его Величества.
И Деггубэрт отдал Младшим смотрителям соответствующие команды…
* * *
Караульщики нескоро приблизились к этому нечто. Они шли, почти бежали – сперва по земле с постепенно редеющей травой, затем по ссохшейся глине с нечастыми кустиками колючек, а потом и по щиколотку утопая ногами в песке. Глаза слезились от боли – такой сильный свет исходил от загадочного предмета. Странное нечто оказалось даже дальше, чем в двух часах пути – пришлось бежать часа четыре.
До края огромной сети оставалось всего несколько десятков шагов. В том, что это именно сеть, Деггубэрт уже ничуть не сомневался. Но каким образом кому-то неизвестному удалось соорудить гигантскую сеть и сбросить ее с небес? При мысли об этом сердце старшего смотрителя наполнялось ледяным ужасом. За шиворот повлажневшей боевой рубашки, теперь плотно прилегавшей к металлу доспехов, чуть пониже шеи потекли едкие струйки пота, и Деггубэрт велел перейти на ровный, более спокойный шаг.
